Текст книги "Не ведая страха. Битва за Калт"

Автор книги: Дэн Абнетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

ПОРАЖЕНИЕ//ЦЕЛИ

В фазе открытых боевых операций, особенно оказавшись обороняющейся или контратакующей стороной, необходимо действовать с упреждением событий. Определите, какие ресурсы вам понадобятся, чтобы добиться преимущества и вынудить противника защищаться. Установите, чем из этих ресурсов обладает ваш оппонент. Заберите их у него. Не гонитесь за славой. Не ввязывайтесь в безнадежные противостояния. Не пытайтесь меряться с ним силой, если знаете, что он сильнее вас. Не тратьте времени зря. Решите, что сделает вас достаточно сильным, а затем получите это. Наиболее желанным благом всегда является способность вести войну.

Жиллиман. Примечания к Воинской кодификации, 14.2.XI

1

[отметка: 4.12.45]

Светает рано. Еще один прекрасный день в устье реки. Свет – это очень хорошо, Олл прикидывает, что у них может выйти лишний час или около того для работы. Час – это еще две порции темнотравья. День тяжкого труда ради хорошей выручки.

Руки болят от жатвы, но он хорошо выспался и пребывает в отличном настроении. Яркий солнечный свет всегда воодушевляет его.

Он встает и возносит молитву. В беленом сарайчике позади дома находится гравитационный душ. Он дергает за шнур и встает под струю. Он моется и слышит, как она поет в кухне.

Когда он вытирается, одевается и заходит в кухню, ее там нет. Он чувствует запах теплого хлеба. Дверь кухни открыта, и на плиты пола льется солнечный свет. Наверное, она отошла на секунду. Вышла за яйцами. В теплом воздухе пахнет сеном темнотравья.

Он присаживается за потертый кухонный стол.

– Пора браться за дело, Олл.

Он поднимает глаза. В дверном проеме стоит человек, солнце светит на него сзади, и Олл не видит его лица.

Но Олл Перссон знает его. Он прикасается рукой к висящему на шее маленькому знаку инстинктивным охранительным жестом.

– Я сказал…

– Я тебя слышал. Я займусь этим, когда буду готов. Моя жена готовит завтрак.

– Упустишь свет, Олл.

– Моя жена готовит завтрак.

– Это не так, Олл.

Человек входит в кухню. Он не изменился. Да и не мог, так ведь? Он никогда не меняется. Эта уверенность. Это… обаяние.

– Не припомню, чтобы приглашал тебя, – произносит Олл.

– Меня никто никогда не приглашает, – отзывается человек. Он наливает себе в кружку молока.

– Меня это не интересует, – твердо говорит Олл. – Зачем бы ты ни пришел, меня это не интересует. Ты зря потратил время на путешествие. Теперь это – моя жизнь.

Человек садится напротив него.

– Это не так, Олл.

Олл вздыхает.

– Замечательно снова тебя повидать, Джон. А теперь проваливай из моего дома.

– Не веди себя так, Олл. Как дела? Все такой же богобоязненный и преданный?

– Теперь это моя жизнь, Джон.

– Нет, – произносит человек.

– Убирайся. Мне ни до чего нет дела.

– Боюсь, у тебя нет выбора. Прости. Положение дел немного изменилось.

– Джон… – предупреждающе почти рычит Олл.

– Я серьезно. Нас не много, Олл. Ты это знаешь. Мы с тобой можем положить руки на стол, пересчитать всех, и еще останутся свободные пальцы. Нас никогда не было много. А теперь осталось еще меньше.

Олл встает.

– Джон, послушай. Позволь, я буду выражаться предельно прямо. У меня на это никогда не было времени. Я никогда не желал ни в чем участвовать. Я не хочу знать, с какими проблемами ты явился к моей двери. Ты мне нравишься, Джон. Честно. Но я надеялся, что больше никогда тебя не увижу. Я просто хочу жить собственной жизнью.

– Не жадничай. Ты прожил несколько.

– Джон…

– Перестань, Олл! Ты и я. Улей Анатоль? Ну же. Панпацифик? Скажи мне, что это не считается.

– С тех пор прошла целая жизнь.

– Несколько. Несколько жизней.

– Теперь это – моя жизнь.

– Нет.

Олл яростно глядит на него.

– Мне бы хотелось, чтобы ты ушел, Джон. Уходи. Сейчас же. Пока моя жена не вернулась из курятника.

– Она не вернется из курятника, Олл. Она не уходила в курятник.

– Убирайся, Джон.

– Это твоя жизнь, да? Это? Бывший солдат, который стал фермером? Вышел в отставку и зажил в пасторальной гармонии? Добрый честный труд за простую пищу и хороший отдых ночью? Так, Олл? Это – твоя жизнь?

– Теперь – да.

Человек качает головой.

– А что ты будешь делать, когда тебе это надоест? Бросишь и займешься чем-то другим? Когда устанешь быть фермером, что тогда? Преподавание? Изготовление пуговиц? Запишешься во Флот? Ты можешь, ведь ты уже был в Армии. Что будешь делать? Бывший солдат-фермер-вдовец?

– Вдовец? – рявкает Олл, вздрагивая от этого слова, как будто оно жужжит у него перед лицом, намереваясь ужалить. – О каком вдовце ты говоришь?

– Да брось, Олл. Не вынуждай меня делать всю тяжелую работу. Ты же знаешь. Она не в курятнике. Она не готовит завтрак. Она не пела тут только что. Она никогда не селилась на Калте. Она умерла, несчастная любовь, еще до того, как ты вообще вступил в Армию. Последний раз вступил в Армию. Ну же, Олл, у тебя в голове небольшая путаница. Это шок.

– Оставь меня одного, Джон.

– Тебе известно, что я прав. Известно. Я это вижу по твоему лицу.

– Оставь меня в покое.

– Давай. Подумай.

Олл глядит на него.

– Ты у меня в голове, Джон Грамматикус? В моей чертовой голове?

– Клянусь, что нет, Олл. Я бы не сделал этого без приглашения. Дело в тебе. Травма. Это пройдет.

Олл снова садится.

– Что происходит? – шепчет он.

– У меня мало времени. Я тут ненадолго. Простой разговор с тобой требует огромных усилий. Ты нам нужен, Олл.

– Это они тебя послали? Бьюсь об заклад, что да.

– Да, они. Они. Но я имел в виду не их. Я говорил о людях. В тебе нуждается человеческая раса, Олл. Все скатилось в дерьмо. Очень, очень плохо. Ты не поверишь. Он проиграет, а если проиграет он, то проиграем и все мы.

– Кто проиграет? – спрашивает Олл.

– А как ты думаешь?

– В чем он проиграет?

– В войне, – произносит Джон. – Это она, Олл. Большая, о которой мы всегда говорили. Которую всегда предвидели. Она уже идет. Чертовы примархи убивают друг друга. И последний цикл опустошения творится здесь, сегодня. Прямо на Калте.

– Я не желаю в этом участвовать. Никогда не желал.

– Такова жизнь, Олл. Хочешь ты этого или нет, но ты – один из Вечных.

– Я не такой, как ты, Джон.

Джон Грамматикус откидывается назад и улыбается, наставив на Олла палец.

– Нет, черт побери. Я теперь – только я нынешний, благодаря вмешательству ксеносов. Но ты, ты все еще настоящий Вечный. Все еще такой, как они.

– Нет. У меня нет того, что есть у тебя. Талантов. Псайкерства.

– Это не имеет значения. Быть может, потому-то ты так и важен. Быть может. Ты важен лишь потому, что находишься здесь. Во всех Пятистах Мирах сейчас лишь трое подобных нам, и только ты на Калте. Эпицентр. Это ты. Ответственность лежит на тебе. У тебя нет выбора. На тебе лежит ответственность.

– Найди кого-нибудь другого, Джон. Объясни это кому-то еще.

– Ты же знаешь, что не выйдет. Нет никого, кто был бы достаточно стар. Никто не понимает столь многого. Больше ни у кого нет… кругозора. Я расскажу об этом кому-то, а они отмахнутся от меня, как от безумца. И у меня нет времени проводить восемнадцать лет в сумасшедшем доме, как в прошлый раз. Этим придется заняться тебе.

– Чем заняться?

– Убраться отсюда. Они собираются сдвинуть этот мир. Внутренний вихрь. Ступенька старого имматериума. Ты должен быть готов пройти через дверь, когда она откроется.

– И куда мне идти?

Снаружи стемнело. Солнце скрылось. Грамматикус поднимает глаза и вздрагивает.

– Ты должен кое-что заполучить и принести это мне. Пройди через дверь, когда она откроется, и принеси это мне. Я буду тебя ждать.

Он запинается.

– Во всяком случае, я чертовски постараюсь тебя дождаться.

– Куда я отправляюсь, Джон?

Темнеет так быстро. Грамматикус пожимает плечами.

– У нас кончается время, Олл. С твоего позволения, я тебе покажу.

– Черт, даже не…

[отметка: не установлено]

Где-то. Здесь пахнет варпом, пылающими пустотными щитами. Стены из полированного черного дерева и гравированного керамита, отделанного хрусталем, слоновой костью и рубинами. Края люков обрамлены сусальным золотом. Это место так велико. Так огромно. Склепы и залы мрачны и монументальны, словно нефы соборов. Гробницы. Катакомбы некрополя. Пол сделан из черного мрамора.

Это не пол. Это палуба.

Он чувствует, как по ней передается пульсация двигателей. Тяговых двигателей. Воздух сухой, искусственно сохраненный. Он чувствует запах дыма.

– Почему пахнет дымом, Джон? – спрашивает Олл.

Он не может прочесть, что выгравировано на полированных стенах, и понимает, что рад этому.

– Джон? Куда ты делся?

За окнами россыпи звезд. На полу кровь. Кровавые следы на мраморе, кровавые отпечатки ладоней на стенах. Гобелены сорваны. В переборках пробоины: вырванные зарядами болтеров воронки, прорезанные лазерами и когтями борозды. На полу тела.

Это не пол. Это палуба.

Он слышит звуки боя. Огромного сражения. Миллионы кричащих и визжащих голосов, лязг оружия, выстрелы. Грохот доносится из-под палубы. Он приглушенно раздается из далеких арок и наполовину видимых люков. Как будто прямо за углом творится монументальная катастрофическая история.

– Джон?

Никаких признаков Джона. Но он ощущает на загривке покалывание иных разумов. Разумов, которые столь же ярки, как звезды главной последовательности.

– Джон, я не хочу здесь находиться. Совсем не хочу.

Он идет вперед, проходя через арку, раз в двадцать выше его, в зал, который выше в пятьдесят раз. Стены и колонны громадны. Воздух заполнен дымом и угасающими неясными отголосками.

На полу лежит мертвый ангел. На палубе. Ангел – гигант. Он был прекрасен. Его меч сломан. Золотая броня треснула. Крылья раздавлены. Кровь струится по доспеху и пропитывает накидку из шкуры карнодона. Волосы такие же золотые, как и броня. На щеке капли слез.

Его убийца ждет неподалеку, черный, будто ночь, созданный из ярости и скрытый тенью. Края его боевого облачения отделаны золотом, это придает его мраку царственные очертания и формы. Золото окружает глаза на груди и поясе: злобные красные пристально глядящие глаза. Он дымится от мощи. От него исходят уколы жара, словно утечка смертоносного излучения. Он оскверняет Галактику, просто находясь в ней. Раздается потрескивание. Легкое шипение. Злоба настолько ужасна, что ее улавливает счетчик радиации.

Убийца огромен. С его наплечников свисает плащ из мехов и человеческой кожи. Голову окружает шипастая оправа – психическая клетка, бронированная коробка. Внутри нее мерцает свет, красноватое свечение. Голова убийцы выбрита. Он смотрит вниз, лицо в тени. Он глядит на ангела, которого только что убил. Кортикальные разъемы и каналы биоподачи пронизывают его скальп, словно косички. Он – чудовище, сотворенное из плоти и окованное железом. Он создан из чистой ненависти.

Олл Перссон понимает, что не должен находиться здесь. Где угодно, в любом месте космоса, но не здесь. Он начинает пятиться.

Убийца слышит, как он двигается, или чувствует его. Убийца медленно поднимает массивную голову. Из ворота льется сияние, подсвечивающее лицо. Высокомерное. Гордое. Злое. Он открывает глаза. Он смотрит на Олла.

– Я… я отрекаюсь от тебя, лукавый, – запинаясь, произносит Олл. Он инстинктивным охранительным жестом прикасается к висящему на шее маленькому знаку.

– Ты… что?

– Я отвергаю твое зло.

– Зла не существует, – говорит убийца, его голос – грохот обвала рушащихся скал. – Есть лишь безразличие.

Убийца делает шаг по направлению к Оллу. Пол – палуба – содрогается под его весом.

Он замирает. Глядит на что-то. Он глядит на что-то в руке у Олла.

Олл в замешательстве бросает взгляд вниз. Он осознает, что все это время держал что-то в руке.

Теперь он видит, что это.

Убийца издает звук. Вздох. Его губы раздвигаются, между ними тонкие нити слюны. Он смотрит Оллу прямо в лицо. Прямо в душу.

Олл отворачивается. Он больше не в силах смотреть в эти глаза. Он поворачивается, чтобы убежать.

И видит позади себя свет.

Он был настолько зачарован убийцей, покалывающей, обвивающей тьмой, что практически не заметил, как появился свет.

Теперь он видит. Это не обычный свет. Не привычный ему свет.

Свет угасает. Это было прекраснейшее сияние, однако оно тает. Идет на убыль и тускнеет. Золотое и сломанное, как ангел. И так же, как ангел, поверженное созданным из мрака убийцей.

По ту сторону сияния широкое окно.

Через него Олл видит окутанное дымом великолепие Терры.

Родина человечества горит.

– Я увидел достаточно, – произносит Олл Перссон.

[отметка: 4.12.45]

«Это шок. Просто шок. Тебя ранили, и я много тебе показал. Много. Мне жаль, правда жаль. Этого никто не должен был видеть. Никто не должен был иметь дело со всем этим за один заход. Но времени действительно слишком мало, чтобы проявлять мягкость.

Ты увидел то, что должен был увидеть. Я показал тебе, куда придется идти.

Теперь это будет причинять боль. Будет тяжело. Ты сможешь. Тебе приходилось и тяжелее. Давай, Олл. Давай же, мой старый, дорогой друг Олланий.

Пора просыпаться. Пора про…»

Олл просыпается.

Никакого солнца. Никакой кровати. Никакого пения на кухне.

Серый свет. Туман. Холод.

Боль.

Он упал на спину, изгибаясь. Руки изранены, как и спина, как и одно бедро. Ощущение такое, словно в голову вкрутили железные шурупы.

Он садится. Боль усиливается.

Олл осознает, что наихудшую муку причиняет не физическая боль, не растяжения и не синяки.

Это отголосок. Отголосок видения. Он перекатывается на четвереньки, его рвет желчью, словно он пытается извергнуть наружу воспоминания и избавиться от них.

Велик соблазн подумать, что это был просто кошмар. Соблазнительно и легко. Просто дурной сон, который приснился из-за удара головой.

Но Олл знает, что человеческий разум не может воображать подобные вещи. Только не такие.Грамматикус был здесь. Ублюдок был здесь. Не во плоти, но все же был. Он был здесь, и он показал это.

Тот факт, что Джон предпринял сверхчеловеческое усилие и появился, пошел на такой риск, говорит о многом. О многом, и это многое не нравится Оллу Перссону.

Он неуверенно поднимается на ноги. Он избит и потрепан. Одежда покрыта коркой грязи, которая только начинает подсыхать и твердеть. Он пытается сориентироваться.

Видно немногое. Весь мир затянут густой серой мглой. Раздаются грохочущие звуки, и по ту сторону облаков что-то тускло вспыхивает. Где-то вдали – Оллу кажется, что это север – угадывается сияние, словно за туманом горит что-то большое.

Большое, как город.

Он оглядывается. Земля покрыта вонючей черной грязью и слизью, искореженной сельскохозяйственной техникой и сломанными столбами ограды. Это то, что осталось за прошедшей приливной волной. То, что осталось от его земли и полей.

Он бредет, пошатываясь и хлюпая ботинками по жиже. Плотный туман частично состоит из дыма, а частично – из болотных испарений. От почвы несет глиной и донным илом. Все посадки исчезли.

Он видит ряд столбов ограждения, которые еще стоят. Судя по тому, на сколько они торчат над жижей, волна паводка оставила за собой примерно метр ила и грязи. Все похоронено. Хуже, чем проклятый Красентинский хребет. Он видит руку – бледную и сморщенную мужскую руку, которая высовывается из черной слизи. Похоже, что человек тянулся, судорожно хватая воздух.

С этим ничего нельзя поделать.

Олл добирается до столбов и приваливается к одному из них. Он понимает, что это ворота на краю западного полевого уровня. Он совсем не там, где думал. Он почти на полкилометра западнее. Должно быть, мощь наводнения унесла его, словно мусор.

Чертовски удивительно, что он не переломал себе конечности и что ему не вышибло мозги о торчащий столб. Чудо, что он не утонул.

Сориентировавшись, он поворачивается и движется обратно. Теперь он пришел в себя и понял, где находится жилой модуль фермы.

Он проходит мимо опрокинутого и наполовину утонувшего в черной грязи культиватора. Затем находит дорогу, ну или то, что раньше было дорогой. Это борозда слизи, грязевая канава, по всей длине залитая лиловой водой глубиной по колено. Он шлепает по ней.

– Господин Перссон?

Он останавливается, ошеломленный звуком голоса.

На краю дороги сидит человек, прислонившийся спиной к остаткам забора. Он облеплен грязью.

– Кто это? – спрашивает Олл.

– Это я. Зибес.

Зибес. Гебет Зибес. Один из работников. Один из поденщиков.

– Вставай, – говорит Олл.

– Не могу, – отвечает Зибес.

Он сидит у ограды в странной позе. Олл понимает, что левая рука и плечо человека примотаны к столбу колючей проволокой. Их сплело воедино нахлынувшим потоком.

– Держись, – произносит Олл. Он тянется к поясу, но рабочие инструменты давно пропали. Он идет назад к перевернутому культиватору и роется в густой грязи вокруг него, пока не находит в кабине ящик с инструментами. Затем он возвращается с кусачками и освобождает Зибеса. Плоть человека изрядно изодрана проволокой.

– Пошли, – говорит Олл.

– Куда?

– Есть места, – отвечает Олл.

У них уходит двадцать минут, чтобы в тумане дойти через трясину до жилого модуля фермы. К тому, что от него осталось.

По дороге Зибес не перестает задавать вопросы наподобие: «Что случилось?» и «Почему это произошло с нами?».

Оллу нечего ответить. Впрочем, у него нет ни времени, ни желания.

В пяти минутах от дома они сталкиваются с Кэтт, это сокращение от Кэттерины. Екаттерины. Что-то в этом роде, Олл вечно забывает. Как и Зибес, она из поденщиков, трудится в сушильном амбаре, просушивает снопы. Ей около семнадцати, она соседская дочка.

Перемазанная грязью, она просто стоит в тумане с отсутствующим видом и глядит на что-то, чего нельзя увидеть, поскольку из-за тумана вообще ничего не видно. Возможно, она смотрит на что-то успокаивающее, например, на вчерашний день или на свой пятый день рождения.

– Девочка, ты в порядке? – спрашивает Олл.

Она не отвечает. Шок. Просто шок.

– Ты в порядке? Кэтт, пойдем с нами.

Она не смотрит в глаза. Даже не кивает. Но когда они снова начинают двигаться, она следует за ними в отдалении.

В доме разгром. Поток прошел прямо насквозь, унеся двери, окна и большую часть мебели и оставив взамен полуметровый покров ила и обломков. Олл раздумывает, не поискать ли пикт его жены, который обычно стоял на шкафу в кухне. Однако шкафа больше нет, так что у него мало надежды найти изображение.

Он велит Зибесу и Кэтт подождать и заходит внутрь. Его комната наверху, под крышей, так что она лучше перенесла удар. Он находит старую служебную сумку из выцветшего зеленого брезента и кладет в нее немного полезной всячины. Затем снимает все вплоть до рабочих ботинок и надевает сухую одежду. Лучшим, что ему удается найти, оказываются старые армейские штаны и куртка, тоже зеленые и выцветшие.

Он перебирает последние остатки, выбирая, что взять, а что оставить. Запасная куртка для Зибеса, аптечка и одеяло с кровати, чтобы согреть Кэтт. Он спускается по лестнице, чтобы отыскать их.

Над камином все еще висит старая лазерная винтовка. Он снимает ее. Из ниши в дымоходе он извлекает маленький деревянный ящичек. Три полностью заряженных магазина. Он кладет два в карман, третьим готовится зарядить оружие.

Он слышит крик Зибеса и выскакивает на грязный двор, скользя и оступаясь. Чертов магазин не вставляется. Он долго не практиковался с винтовкой и подрастерял сноровку.

Он тоже напуган. Напуган сильнее, чем когда-либо в жизни, а это кое-что да значит, учитывая, что в его жизни был Красентинский хребет.

– Что происходит? – спрашивает он, добравшись до Зибеса, который присел за опрокинутым штабелем ящиков с травой.

– Там что-то есть, – отвечает тот, указывая на боковой сарай. – Что-то большое. Движется с места на место.

Олл ничего не видит. Он озирается в поисках Кэтт. Та стоит у двери кухни, снова глядя в прошлое и не замечая паники Зибеса.

– Оставайся тут, – велит Олл раненому. Он поднимается и движется к сараю, держа винтовку наготове. Он слышит, как что-то движется. Зибес не врал. Что бы это ни было, оно большое.

Олл знает, что должен стрелять точно. Стрелять на поражение. Если оно большое, нужно остановить это быстро.

Он рывком открывает дверь сарая.

И видит Графта. Крупный погрузочный сервитор кружит по сараю, врезаясь в предметы. Его сенсоры и системы обзора полностью сбиты с толку грязью и водорослями.

– Графт?

– Рядовой Перссон? – отзывается сервитор, узнав голос.

– Стой неподвижно. Просто стой неподвижно.

Большой киберорганизм замирает. Олл протягивает руку и стягивает жгуты водорослей. Он берет тряпку, протирает оптику и вычищает грязь из мелкой решетки сенсоров.

– Рядовой Перссон, – произносит Графт. – Благодарю за помощь, рядовой Перссон.

– Следуй за мной, – говорит Олл.

– Куда следовать, рядовой Перссон?

– У нас есть работа, – произносит Олл.