Текст книги "Очень простые мы"

Автор книги: Delicate

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Певец на сцене всего в пятидесяти сантиметрах от меня, я даже могу рассмотреть складки на его голубых джинсах и мелкие морщинки на висках. Он воодушевлен песней, он летит на ее волнах, он отдается залу. Слышим ли мы его? Тот смысл, что он заложил в песню? Думаю, многие нет, хотя, нельзя говорить за всех, буду говорить только за себя. Да, куплю потом «Торбу» на диске, в ней что-то есть,  даже сквозь равнодушие и презрение к себе я почувствовал это.

Когда снова стану настоящим, послушаю их и заценю……

Солист Огня улыбается, заходит на сцену, песня про хиппи. Веселая такая песенка, она всегда заводит зал. Но вместо радости она вызывает во мне тоску, в чем дело? «Пойду, посижу, котенок», говорю я Оле и снова испаряюсь в толпе. Издали смотрю на ее радость. Почему я не могу сегодня радоваться? Но все, в этой затянувшейся главе пора ставить точку.

Мы вываливаемся из дверей «Вагонки», идем по улице. Мирра. Макс. Оля. Я....Курим. Наш разговор во время нашей дороги до максовой работы изгладился из  памяти. В ней осталась только картинка нас...Безмолвные  силуэты на фоне не совсем хорошо нарисованного города. Но это мое впечатление. Наши тела попадают внутрь, зажигается свет, Мирра ворчит, что не хочет спать в одной комнате с Максом. Мы с Олей уходим из подсобки, где они расположились, в сам магазинный зал и укладываем надувной резиновый матрас на кафельный пол.

Вокруг нас из тьмы глядят разные механизмы, аккумуляторы, бойлеры, пылесосы и электропилы. Магазин строительный. Такое странное помещение для нас. У нас всегда все как-то стремно, никак не можем попасть в нормальное место, везде как-то не наша атмосфера. Может оно еще будет, то место, где мы поймем, что оно для нас?

Нам неуютно на узком матрасе, сквозь который мы чувствуем холодный пол. Жестко, неудобно, неприятно. Мы снимаем одежду, «занимаемся сексом», я, как обычно, не могу преодолеть жажды тупого удовольствия от ее тела, и это закрывает свет во мне. Как трудно пройти сквозь телесное удовольствие! Пару раз мы смогли это, и результатом была радость, но опять танец плотных физ-тел. Опять движение, опять неровное тепло. Мы создаем его, мы согрелись, но света нет, вокруг темно, а механизмы продолжают так же молча смотреть на нас. «Я как всегда не смог», говорю я ей холодно. «Лась, я люблю тебя». Мне стыдно, мне убого, я наслаждался ею, не давая ничего взамен, а ведь когда ты двигаешься с желанием подарить удовольствие другому, ты получаешь больше, чем отдал. Не чувствую ничего….

«Ты сможешь. Разве ты не чувствовал здесь», она прикладывает свою маленькую ручку к моему мечущемуся сердцу, накаченному алкоголем и я чувствую себя абсолютным дерьмом. «Да..Было..Что-то», неуверенно шепчу я. «Меньше, чем у тебя». «Дурачок, ты же сам говорил, что свет всегда есть. Просто мы иногда его не видим», улыбается она в темноте. «Наверное...Я сегодня упал вниз, перестал ощущать себя..Пройдет», утвердительно отвечаю я. Да..Все есть всегда. Но все равно мне больно от этого не совсем духовного секса. Я должен подняться. Я должен! Или это сотрет нас! Многие пали именно потому, что занимались таким сексом. Удовольствие закрыло свет. И наступила тьма. Одна из причин потери моей радости? Я уже часто занимался с ней таким сексом!

«Я люблю тебя», говорят ее губы. Я целую ее, я так жажду разрушить ненастоящесть, найти тот момент, когда света стало меньше. Может, удастся? Не хочу этого механического танца тел, этих мутных, чаще моих глаз, глаз сексуального маньяка, не хочу пятнать алмаз ее и своей души. Разорвать. Преодолеть...Пробиться..Я смогу, я хочу, я должен! МЫ пойдем по дороге в бесконечность, по звездной дороге, куда она нас заведет? И там, на ней, не будет места пустым играм мира, крадущим нас. Там будет звучать музыка иной реальности. Цимбалы будут стучать по сверкающей оболочке наших сердец. Это будет восточная музыка. Музыка бесконечных песков, где идет караван. Верблюды качают длинными шеями, слышится окрик погонщика..Поклажа велика, идти далеко, но верблюды бредут, зная, что в конце ждет оазис с мягкой зеленой тенью и упоительная прохлада колодца. Спустимся с небес к этому каравану, нас там давно ждут! Только нас в нем и не хватает. Улыбнется  погонщик, приветствуя наши тела, укутанные в плотный шелк дорожного платья. Улыбнется, покажет место на одном из верблюдов, мы заберемся на него. Щелкнет бич, караван тронется, в наши полуприкрытые тюрбанами лица ударит горячий песок, это ветер пустыни закручивает очередную бурю. Но не бойся, любимая! Так надо, мы переживем его, надо пройти сквозь него к оазису... Видишь там, вдали, сверкают кроны пальм. Мираж, скажешь ты? Это для других он мираж, а я сделаю из него реальность..Песок..Вот песчинки сыпятся за ворот, проникают на тело, не вскрикивай от этого прикосновения, расслабься. Я расскажу тебе о том смысле, что заключен в них. Видишь, на моей ладони лежит одна из них, такая крохотная...Это я...Вот другая...Это ты....А вокруг океан...Мы сейчас пересечем его и попадем в райское место, где ты поймешь все....Что океан это тоже мы. И песчинки, и небо. Улыбаешься? Ты поняла? Спи, мой котенок, спи и видь прекрасные сны, в которых нет ненастоящего, и где все реальность! Спи, а тем временем верблюд  времени донесет нас до оазиса. Спи. Я с тобой!

Глава 8. Правда.

Снова автобус уносит меня на работу. Сегодня я решил взять с собой плеер, и теперь в моих ушах медленно нарастает быстрый, иногда медленный, а иногда смешанный ритм все той же «Энигмы». Как давно я ее не слушал. Я смотрю на мир сквозь эту мелодию и ощущение отупения, преследующее меня последние  несколько дней, уходит. Я снова легок и спокоен, ощущая возвращение огня  в сердце. Там горячо. Там хорошо. Мир меняет свои краски под воздействием Души. Я в мелодии, а она во мне, тело не ощущается мной, музыка зовет ввысь, в иную реальность, где я свободен, где нет предела полету фантазии. «Энигма», музыка таинственности, музыка ирреальности. Пусть немного и смущают Дух ее иногда земные страсть-нотки! Мое сознание-ум с наслаждением воздвигает и рушит воздушные замки грез. Я там, в поднебесной дали, кружусь в воздухе и почему-то я в образе обнаженной светловолосой девушки. Наверное, это богиня полета или воздуха?

Она танцует. Это танец свободы, танец радости, ее тело изгибается и принимает разнообразные формы. Вот форма лотоса, а вот форма розы. Она демонстрирует то, от чего освободилась, показывая нам новообретенное умение перетекать из одной формы в другую. Танец продолжается, богиня улыбается, взмахивает волосами, украшенными бронзовыми колокольчиками и растворяется в небе. Конец первой композиции.

Я смотрю на мир, на людей, вижу усталые взгляды  и понимаю, как я несвободен. Только там, в своей фантазии я могу все. Быть богиней полета. Богиней радости. Душа тревожно мечется в сердце, желая улететь на волнах музыки в небо, но тело шепчет. Не спеши. Почему? Я так устал от несвободы, от пут цивилизации, от экономической выдуманной дряни, от прочих законов мира, связывающих нас. Почему не сейчас? «Так надо». Пролетает мысль…

Другая песня...Слова..Одинокая ночь в моей комнате....Несвобода, одиночество ощущается мной сейчас особенно остро, и мне больно, но в то же время в сердце матовый уютный свет и мне хорошо. Какое странное состояние. Автобус замирает на повороте, картинка на его грязном боку. Вечерний Сидней...Опера..Картинка впечатывается в  сознание, так хочется шагнуть туда, а не ехать на автобусе к работе, к двенадцатичасовому рабочему дню с двумя, тремя перекурами…

Выйдя из автобуса, я грустно улыбаюсь и лечу к другому, который подвозит к самой работе. Шел, улыбался, наслаждался иллюзией свободы, даримой Энигмой, и расслаблялся. Но вот наверно закончилась энергия в батарейках, ритм чуть замедлился и я тоже..Еще медленней..Кассета зажевалась, какой-то шум вместо музыки...Но как ни странно в этом что-то есть..В ИЗЖЕВАННОСТИ, в замедленности, в возможности прослушать искаженный бред вместо чистой композиции..Это похоже на наш мир.

Два десятка метров я восхищался тем, что свое тело и сознание делал подобным замедленной музыке. Щелчок, батарейки сели совсем и все кончилось, я замер около киоска с надписью: «Пресса». Энергии, мне нужно немного энергии и можно перевернуть кассету и опять войти в ирреальный мир «Энигмы». Покупаю дешевые батарейки за четыре  рубля штука и вставляю их в мой древний плеер, купленный еще на шестнадцатилетие, как и эта кассета. Очень  осторожно нажимаю на "плей" и музыка вновь во мне. Сегодня я не хочу быть в мире, хочу быть там. Теперь ритм быстрый и это меняет поведение моего тела, уже гораздо бодрее я пересекаю площадь и, повернув направо,  иду до работы пешком. Так лучше! Смотрю на все и не смотрю на все, на глаза попадается плакат буддийского центра: «Приезд духовного ламы. Аламазный путь медитации», и под всем этим два слова черными буквами: «Свобода ума». Да, я знаю, что несвободен, что ум заполняет столько всего, что мне не нравится.

Вот и сейчас он чуть придавливает состояние  просветленности, что возникло после того как Энигма открыла сердце.

«Свобода ума..Алмазный путь»...Плакат не зря попался мне на пути, и эта мысль стирает легкую придавленность. Люди идут мимо, я далек от них, очень далек и мое отличие от них в том, что я вижу ненастоящесть мира. А они не видят. Не видят этой матрицы тел, этой пустоты во всем. Виртуальность хорошо отражает идею ненастоящего, там нарисованные картинки держатся, связываются вместе программой. А мир, держится, связывается так же. Только программа в уме, в нашем уме, надо взять и стереть ее. Чтоб не держать мир, и тогда физические предметы рассыплются на осколки. На сотни осколков. Просто поверить, что ничего нет! Но как просто сказать стереть программу, сказать, что все ненастоящее, а вот найти ее в себе эту программу! И как правильно ее стереть? Наверно, все-таки преждевременно не прятаться от мира....

Щелчок. Пауза. Музыки сфер нет, есть мир, сложный, простой, жестокий и добрый. Начнем снизу...И, я начинаю, сегодня решив к концентрации добавить еще и осознавания-медитации. И получается. Я так спокойно делаю работу с любовью к ней, четко отмечая каждое действие. Я ошибся с чрезмерной концентрацией раньше, это помешало мне расслабиться на Вагонке. Сегодня я буду расслабленным, рассеянным, и, в то же время любящим и правильно выполняющим все.

Весь день выношу горы и горы полистирола, сознание охватывает каждый кусочек, обнюхивает, повизгивает и радостно лает. Иногда находя подходящие творческие образы. Вижу: на дворе, под кучей пенопластовых панелей притаилась собака. Желтый глаз испуганно смотрит на меня. Не бойся,  не выдам! Я же понимаю, что тебе негде спрятаться от дождя. У меня наверно сейчас правильное состояние. Но, как трудно уму выразить, осознать, даже описать сейчас его. Это подобно красавице, рассматривающей свое лицо в крохотном осколке зеркала. Как ни крути, вверх или вниз, увидишь только кусочек, не более того..

Все мое видение это рассматривание мира с помощью куска зеркала, а хочется же целого! Собрать, склеить, найти все недостающие части. Убирая куски пенопласта, я нахожу среди них мертвых насекомых, вот раздавленный шмель, вот какой-то длинный жук. Спит прекрасным сном смерти большая стрекоза...Везде валяются кусочки крыльев и тел, маленькое кладбище среди искусственного материала  панелей. Стряхиваю прозрачные крылышки с кусков и несу на мусорку...

В этот момент в цехе что-то трещит и музыка, до того игравшая  в нем, какофоническая  поп-музыка, не воспринимаемая моим сознанием, поглощенным созерцанием смерти, стихает. Кратковременная тишина, нарушаемая смехом рабочих, и в этот миг мои глаза замечают у пыльного окна еще один трупик, сложившую навсегда свои цветные крылья, бабочку. Как жаль, что она никуда больше не полетит. Оглянувшись, украдкой прячу ее в карман и несу во двор, где засовываю в стену, в щель между кирпичами. Теперь пусть она спит там вечным сном  ушедшего лета и каждый раз, проходя мимо, я буду думать о наполненных горячим светом солнца лугах, где когда-то беспечно резвилось чудесное создание. Ощущение полета, оно просто. Мне это очень понятно, но как передать через слова и как достичь реального полета? Наверно, сначала надо понять его отсутствие?

А как стать Богиней? Всем. Богом. Сначала никем. Отсюда, из этого цеха. Восхождение будет трудным, но как чист и свеж ветер на вершине, разве не стоит он уюта долины, где остались те, кто пренебрег холодом подъема? Распахиваю дверь во двор, и в лицо бьет он, этот ветер, ветер первого испытания. Что-ж, сначала попробуем привыкнуть к этому холоду! Если впустить его в себя, он станет освежающей прохладой...

Нарочно беру себе работу на улице, дождь хлещет по спине, по голове, все мокрое. И я загружаю  панели в машину. Когда я наклоняю их, чтобы запихнуть внутрь кузова, на мои штаны течет дополнительная порция влаги. Но, я уже привык к такой степени дискомфорта, это ерунда, по пути к вершине будет и не такое. Во всем смысл, во всем вижу необходимое испытание, и света во мне от этого сейчас становится больше. А любовь к ней? Я ошибся! Я опять ошибся! Она есть сейчас, она есть всегда. Это объединение, оно не прекращалось ни на минуту, ведь она думает обо мне,  я, о ней. Но все это не вечно....

Ничего не вечно...

Я иду по городу с работы, и теперь я осень, я облетел, сбросил с себя остатки желтых листьев, я умер, я  испарился. Я огромная черная ветка, я миллион черных веток, которые ломает, крутит, рвет на части злой мальчишка-ветер. Меня нет. А еще я кукла, марионетка ума, дергаемая за ниточки, а еще я дух и бог, а еще надвигающаяся зима. Уже дышащая в лицо обжигающими порывами ветра. У меня много Я и все они такие разные, смешные и злые, грустные, и убогие, как хочется собрать их всех вместе и превратиться в нечто, где всегда лето, где нет увядания и рассыпания в прах. Я иду и кусочки меня, почерневшие от дождя листья, топчут прохожие и мне больно от этого. Где Я – лето? Я иду по городу, и мой ум заполняет мелодия рассыпания и увядания. Где я лето? Я иду, и свет исчез из меня, оставив равнодушие. Где я лето? Машины обрызгивают меня, мир несется куда-то, холод, везде холод и лета нет. Там, в солнечных днях осталось все и любовь, и счастье, и радость, и ее загадочный смех. Там остался я, мое настоящее я. Я осколок, я много осколков, хочу собрать их всех в зеркало и посмотреться  в него, но что-то мешает, что-то тормозит, состояние такое, будто меня погладили огромным раскаленным утюгом, так я придавлен чем-то нехорошим во мне. Люди? Почему вы не видите, что вы куклы? Вы радуетесь, вы смеетесь и не знаете, что кукловод-ум сейчас дернет за окровавленную ниточку и ваше счастье кончится. Но вы счастливее меня, вы этого не знаете. А я знаю, что я кукла! Я знаю, что запутан и мертв сейчас.

Мертвый Свет ночного города проходит сквозь мои Я, сквозь мои Я, заключенные в сотни тысяч голых деревьев и Я плачу. Потому, что это не свет солнца, это свет мира..Где лето? Я хочу тебя. Я жажду тебя! Вернись ко мне и уничтожь куклу во мне, убери тяжелое и мертвое, покрой мои руки-ветви  зеленым бархатом листьев, тело-кору мою обними теплом солнца, золотым светом, золотой радостью солнца. Почему ты ушло лето? Я хочу, чтобы ты было вечным....Но ветер хохочет надо мной, и я падаю в большую лужу, черную и холодную лужу у дороги и я растворяюсь в ней, надо мной колышется мутное грязное небо, а вода медленно проходит сквозь одежду. Прохожие крутят пальцем у виска, наверное, они думают, что я сумасшедший! Нет, Я-осень! Я осень и смерть, равнодушный дождь и сумеречное небо, я жажду уничтожить мир своей властью, весь его укутать в покрывало серости, черноты и тоски...

Рядом в луже валяется бутылка пива, разбитая бутылка. Я беру и осколком зеленого стекла режу по руке. Зачем? Может, я хочу полного растворения? Но разве может быть хуже? Под острой гранью стекла течет алая кровь и, стекая по руке, капает в лужу, смешиваясь с грязной серой водой, в которой почти не отражается небо. Я режу сильней, сильней, я хочу, чтобы кровь фонтаном хлестала из раны. Может, встряхнет? Вернет лето? Но бесполезно и я вскакиваю и становясь на колени посреди лужи, весь покрытый грязью, стекающей по одежде, вою, кричу, пытаясь докричаться до настоящего во мне...

Подъезжает большая милицейская машина, тоже зеленая, свет ее синих фар падает на мое небритое лицо с выпученными глазами и это придает мне сходство с трупом, хотя, Я, в общем, конечно, не вижу себя со стороны. Или нет? Я вхожу в тело подходящего ко мне «мента» с квадратным, улыбающимся лицом, в губах у него зажат косяк с марихуаной. Ощущаю напряжение в его мышцах, злое веселье в сердце, жажду кратковременной забавы. Вижу его глазами себя, страшного и безумного и вот моя ментовская рука обрушивается на меня-якобы-настоящего. Я счастлив, избивать сам себя этой рукой, страшной, толстой, стероидно-мускулистой, я счастлив, позабавиться над собой, сорвать зло. Вот я беру себя, избитого и окровавленного, этой рукой и напоследок дав под дых, засовываю в машину...Везу в участок и бросаю в камеру, на сырой пол, загаженный пометом мышей. Я хохочу и рассказываю сослуживцам о несчастном придурке, воющем в луже посреди города.

Но мне надоело быть собой-ментом, хочу быть собой-якобы-настоящим и почувствовать боль, новую боль, которая наверняка опять приблизит меня к себе-настоящему-самому-в-самом-деле...Я...Вот он я, мое настоящее тело, гора жил и мяса, по которой  прошелся сапог мента. Адская боль в голове, в руках, во всем и в душе тоже. Я унижен и растоптан, и вот во мне, катающемся по полу в приступе боли, появляется радость, настоящая радость, еще один порог боли пройден. Сколько их надо пройти в будущем? Если будешь знать – захочешь умереть прямо сейчас……

Мент подходит, его прямоугольная четкая фигура нависает надо мной, и грязный зловонный рот открывается, вылетают какие-то фразы, бестолковые программные слова. «Ты не существуешь, ты марионетка», смеясь, говорю я ему. Марионетка меняется, трясущаяся от бешенства, рука приближается ко мне, избивает меня. Мелькает в воздухе сапог. Удар. Боль. Я смеюсь, для меня это уже не боль. Я смеюсь, смеюсь, смеюсь, и....просыпаюсь...Сон. Сон на ходу! Странный безумный сон. Бред сумасшедшего, или нет?

А если это было на самом деле? Может наша жизнь это сон, а настоящий мир, где мы живем, начинается после того как мы закрываем свои марионеточные глаза. Укладываем свои пластиковые тела? Успокаиваем крик своих мыслей? Уходим туда, где у нас не отрезаны крылья? У меня нет их последнее время, ничего нет, есть состояние белья, поглаженного утюгом. Вот я подхожу к ее общаге, пересекая проспект, я вижу в куче отбросов сломанный телефон с вращающимся диском, ветер шевелит звоночки и по воздуху разносится хриплый звон. А еще ветер набирает какие-то номера на этом диске, он, наверное, тоже одинок и хочет пообщаться. А еще частицы меня продолжают носиться по воздуху, я ловлю одну из этих частиц, разрезанный кем-то пополам желтый кленовый лист и кладу  в свой карман. Его я подарю ей. Себя. Часть себя.

Мои усталые ноги волочатся по бетону лестницы, 1, 2, 3, 4...Ее этаж...Мимо несутся вниз ее пошлые  «колхозянки-соседки»  по комнате. «Ой, а ты к Оле»? «Да». Жалкие куклы Барби мечтающие о Кене, накрашенные  красной помадой за двадцать рублей и сильно измазанные белой пудрой. Но к черту их, я несу себя ей. Захожу на этаж, толкаю своим телом дверь. Стучу. Нет ответа. Стучу. Нет ответа. Но вот всхлип дверного замка, и ее сонные глаза смотрят на меня ничего не соображающим взором. «Лася, я заснула, проходи», зевает она и впускает внутрь. Я захожу и шепчу, перед этим осторожно поцеловав. «Давай поспим вместе»? «Давай. Потом встанем и ...Ну, покушкаем. Давай Лася», она улыбается. «Да, мой котенок, да, смотри, я принес тебе желтый лист. Он красивый», я достаю лист и протягиваю ей. «Лист, а, спасибо Лася», сонно бормочет она. «Знаешь, это как кусочек лета, кусочек солнечной радости посреди увядания и рассыпания. Когда мы познакомились, он был зеленый. А потом он набрал  солнечного цвета, пожелтел и упал на серую землю. В нем лето, в нем то, что ушло. Положи его между страниц какой-то особенно  любимой книги, захлопни ее, а зимой, когда за окном будет выть, бесноваться метель, ты откроешь ее и комната осветиться золотым светом. Перед тобой посреди мертвого холода будет ЛЕТО. Лето. Зима отступит, и ты вспомнишь все, что было в наполненных теплом днях. Увидишь июль, ту скамейку на фонтане. Твой день рожденья, когда мы познакомились. Наш свет, объединенный свет. Все. Все, все! Понимаешь»?

«Да, Лася. Давай поспим. Спасибо», пробормотала она, ложась на кровать. Она не восприняла этого сейчас, но потом, когда она проснется, я еще раз расскажу ей про ЭТО. Еще раз. Она поймет! Ложусь рядом, прижимаюсь к ее горячему обнаженному телу, слушаю ее дыхание, слушаю тиканье часов в комнате, слушаю стук капель за окном, за которым нарисовано серое небо. Ее сердце стучит тихо, мое чуть быстрей. Она опять заснула, и я засыпаю тоже. И вот мы спим, каждый в своей сонной вселенной. Вместе под одним одеялом и в разных мирах одновременно. Но где-то внутри нас, под сонным равнодушным оцепенением затаилось радостное светлое лето. Оно ждет! Ведь мы вернем его себе, правда?