Текст книги "Очень простые мы"

Автор книги: Delicate

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Бросаю я отчаянную фразу, но, гудки, гудки, гудки. Вселенная гудков и одиночество, набор номера, пальцы срываются, голос автомата. «Абонент недоступен». Мне глухо, я как в танке, звуки не воспринимаются, и тишина. Глубокая тишина, но не та, что сердца, а та, что смерти. Тишина сердца умерла сейчас до конца, и нет даже боли, нет ничего, только ворона гадко ухмыляется с дерева. «Ну, ты идешь»? Открывает она клюв. Я смотрю на нее и ухмыляюсь в свою очередь. «Нет, пошла к черту. Я разгадал твой хитрый план. Я понял все. Ты меня привела к этому своей игрой, чтобы я сам захотел до конца разрушиться. Да, все должно умереть, чтоб возродится, старое должно уйти. Но с чего ты взяла, что я последую этому. Может,  я буду сопротивляться вопреки здравому смыслу. Это разрушит твою комбинацию. Прочь, кыш», заорал я. «Нет тебя, нет. Я буду возрождаться, сам, и умирать не буду». «Ты уже умер», расхохоталась ворона. «Где твоя радость, радость сердца»? «Радость, она во мне, я просто воспользуюсь тем плакатом, я вспомню старые упражнения, я буду медитировать на радость и я добьюсь ее. Верну, клещами вытащу из себя. А ты – прочь. Оборотная сторона меня, моя темная сторона. Я же тоже могу разрушать. Раз ты можешь. Вот я твою власть, твою тьму и уничтожу! Начну для начала дебильно улыбаться».

 И я сейчас же так и сделал, нахально показав вороне язык. Ворона взвыла и на глазах начала трансформироваться в нечто темное и страшное, очертаниями напоминающее большую пасть, полную клыков. «Я тебя так просто не отпущу», проревела пасть. «Да что ты! Я сейчас тут Сандру начну слушать, как раз проигрыватель починил. И кстати, ты права, он не виноват, все зависит от пластинки, которую ты ставишь, лично я для своей Души предпочитаю Сандру».

 И я исполнил угрозу, подошел к полкам, где среди стопок пластинок лежала та самая, заветная. Старая ветхая бумага обертки, по краям уже пожелтевшая и обтрепанная, но все равно она яркая в центре, краски не потускнели со временем и она, САНДРА, так же  улыбается, как и много лет назад. Я осторожно вытаскиваю из обертки черный диск, покрытый сеткой царапин, и стираю с него пыль. Последний  раз я слушал его года четыре назад. Иголку для прога не мог найти, а она сюда редкая нужна, алмазная. Кладу этот диск на держатель и включаю.

Бумм. Это электричество дало о себе знать, когда попало в старый прог. Оно словно удивилось, еще такое слушают? Слушают, слушают. И я кладу  пластмассовую лапку на диск, на самый краешек, где в магнитной пыли притаилась радость моего сердца, мистический голос, способный вернуть себя! Поворачиваю рычажок с еле заметной уже надписью, «пуск». Прибавляю громкости, шипение, треск и шум, но вот я поправляю разъем, откуда звук попадает в старую деревянную колонку, которой если я не ошибаюсь лет пятнадцать-двадцать. И теплый голос Сандры втекает в комнату, наполняет ее таинственным волшебством, мгновенно вернувшим меня в детство, родители часто слушали этот диск...

Голос дотрагивается до меня, превращает в один экстаз, океан радости, и тьмы нет, она ушла навсегда. Только ворона шепчет откуда-то. «Я еще вернусь». «Вернись..Вернись»...Как в той песне, эта музыка будет вечной если я заменю батарейки. Диск вращается, вращается, это другое вращение-измерение, рвущее сердце во вкусные лоскутки ванили и шоколада, отчего уже не можешь дышать. А я танцую под Сандру, кружусь по комнате и, что-то во мне тоже вращается, и я знаю, что больше оно не остановится никогда! Я не дам ему прекратить вращение, я снова поставлю эту пластинку! Я снова наполню себя шипучей жаждой ДИСКО – ЖИТЬ и ПЕТЬ! А завтра я пойду к ней, и все будет по другому а сейчас....Будет САНДРА...САНДРА..Волшебница из прошлого, ты вечно живешь в этом диске и никто не убьет тебя, я не дам этого сделать. А еще ты в моем сердце. А еще ты в детстве. Королева диско, королева винила. Я танцую под тебя! И танец мой вечен...

Лапка стукнулась о край, и музыка смолкла, но она продолжала звучать в сердце, где вращался маленький виниловый диск, на который я записал радость сердца. Оно тоже танцевало. И я улыбнулся, ведь я сейчас это точно НАСТОЯЩИЙ Я!

+(Бонус-трек). Глава14...Уходим...

Я включил комп, включил себя, и, дождавшись окончательной загрузки и ума и  мертвого монстра напротив, нажал на маленькую кнопочку.  Крак, и из недр системного блока выдвинулась пластиковая лапка держателя. Подумаем? Наверно сейчас мое состояние выразит всего один cd, одна песня, одна певица. «Самолеты», Мары. Вытаскиваю диск из новенькой, еще не стертой коробочки, она сверкает в свете мутного осеннего солнца за окном, которое слабо пролезает сквозь серый триумфальный гранит облаков. Диск сверкает тоже, он нов и я нов, мы оба не стерты. Мы начинаем новую жизнь! Сегодня день и во мне тоже день, с того дня, на прошлой странице, прошло две недели и уже ноябрь, в котором мне стукнет ни много ни мало 24 года. Прикольно, да? Хи.

Мара поет о свободе, свободе, и о том,  что мы уходим, да, вчера я стал свободен, случилось то, чего я ТАК боялся, и из-за чего у меня была ТАКАЯ депрессия. Она кинула меня. Но нет боли, нет тьмы, я ее выкинул из себя, я один на своем  Пути, на своей дороге в никуда, но улыбка трогает мои губы. Ведь я знал, что так будет, правда? Что дорога из желтого кирпича для меня и только для меня? Знал. Теперь некоторое время пошагаем по ней в гордом одиночестве..Но...

Ее камни теперь не серы, солнце сияет над ней оттенками оранжевого, делает булыжники золотыми и платиновыми. А линия горизонта впереди голубая до одури. Я иду и смеюсь, теперь не важно, что снаружи в материальности дождь, бесконечный вечный дождь, пятнающий стекла тысяч домов и создающий вонючие лужи, куда мы все падаем. Во мне вечно солнце, вечно рассвет, вечно закат, все сразу в один такой моментик. Ура!

Пыль летает по дороге, она пуста как душа мертвеца, но я не пуст, и я знаю, что дорога для меня и для меня. Нравится это слово. Она пуста для меня и не существует без меня. Боль. Есть? Да, когда мы вчера были на очередном рок-концерте в некой студенческой столовке, по вечерам превращающейся в место андерграунд-пафоса. Да, она с самого начала дала понять. Все. Мы напились до тошноты, и все стало все равно, все равно. Банальности. Стандартные отмазки женщины перед собой. Ее слова. «Ты не для меня, ты не для меня, ты не мой тип мужчины». Возможно! Моя реплика. Мой выход. «Почему»? «Не знаю, не знаю, не знаю. Так, и все». И все, спектакль окончился, зрители разошлись, не вполне довольные, актеры сегодня пьяны и играть больше не будут. Все игра в мире, точно? А вы как думаете? Только режиссер непонятен, то ли мы он, то ли в нас что-то? Но не важно, отряхнем пыль, снимем грим, снимем костюм и пойдем дальше. Кто здесь виноват? А никто, все, мир, дождь, люди, мы. Какая разница, послушаем МАру. Вот ее песня играет!

По дороге к Амстердаму. «По дороге к Амстердаму я жива, пока еще жива, с тобой еще жива». Да, я жив и она во мне, она всегда со мной и одиночества нет. Но все, же ностальгия яд, как ты коварна Мара! Выплюнем! Душа то рядом, и, в общем, я наверно иногда вижу Ее впереди на моей дороге, мы просто не зрим друг друга или идем на разных участках. А боль, сквозь опьянение, боль была, но одну секунду и нет ее сейчас, есть  Мара, дорога, душа. Так где одиночество? Еще есть творчество и Будда, тупые надоевшие вечерины, например, еще есть Макс, с которым я якобы сдружился. Так что вытащим из кармашка грязных джинсов унылую сигарету марки «винстон», щелкнем, усмехнемся при взгляде на огонек, и подумаем, к кому Он на этот раз направится, этот кусочек пламени. С кем будем играть в любовь? Уходим, к бесконечной голубиной линии горизонта, где облаков никогда нет и солнце, душа и где новая игра? Подождем, в конце концов, такое состояние свободы, и я замедляю шаг, и я иду, а МАра, где-то в реале напевает. Я, или не Я? А кто я? А где я?

А наплевать! Тут! Здесь! Сейчас! В ее песне наверн-о-о-о. Да, а, конечно, упомянем о провале между двадцатым и сегодня. Да, третье ноября. Ну, конечно, помирились тогда, но свет из нас исчезал, она придиралась к мелочам, ища недостатки, «повод». Чтобы  расстаться. Нашла. Не будем говорить какой, достаточно «результата». Вот в этом моменте жизни. Ветер колышет мои волосы, ветер вечной дороги, кстати, ты тоже со мной! Со мной весь мир. И вы все тоже, через чтение этого параноидального романа Дороги в никуда.

Вот  сигарета выкурена и выкинута, в тот момент когда программа меняет песню и, опять песня..Секс-с..Слияние..Разъединение...Полное завершение одного момента, за ним по логике идет следующий. Огонек зажигалки, созданный для очередной сигареты, трепещет на ветру дороги и..Нет, показалось. Ни в какую сторону не склонился, я еще один. Свобода. Я иду и повторяю это слово, я свободен от всего и от нее и от вас, и от Дороги, и от Души.

Как парадоксально? Да! И потому вы все со мной, потому, что вы мне все не нужны, я могу сесть в тенечке у края дороги, прямо в золотую пыль и скажем «помедитировать». Солнце пробивает глянцевую листву дерева, под которым я, и щекочет волосы, а я медитирую на любовь во всем мире, и в этот момент МАра уходит от меня, диск кончился, но в другой степени она со мной, ее состояние, в котором она пела для этой записи. Я медитирую? А, надо всегда быть в ЭТОМ! И, что дальше? Я встаю и легкой походкой направляюсь по дороге в будущее.

Все это было написано в течение времени, нужном для проигрывания одного компакт диска. Здесь я ставлю точку.

(((Ps//

Ре-лаки. Я о ней давно не писал тут, но, наши отношения вышли за рамки этого романа, и потому я перестал о ней упоминать. Пусть она останется в тени смысла, в неизвестности, параллельной вселенной, пусть Вы не будете знать.

))PP/S((

Вот так. Окончательная точка. До свидания.)

PPP//SS))

А только вот позвонил Макс, и сказал, к нему прибежала Оля и сообщила, что хочет со мной встретиться, что у нее вчера, на концерте, была депрессия. Что-ж, пойдем, послушаем, сейчас час сорок шесть, встреча у него на работе в три и надо собираться. Пойдем. Посмотрим. Интересно, что там будет? ( Мне точно интересно!)))) Вот тут точка. Нет! Запятая, после которой много точек, жирных точек, количество которых бесконечно. А вот Мара слушается мною второй раз, ее слова… «Я сделала бы все для тебя». Это знак, намек? Посмотрим..

Еще один бонус. Абсолютный свет.

Мы встретились, но только на следующий день и это естественно. Вот ее слова: «ты знаешь, я просто не знаю. Это временно, у меня была обычная депрессия. Будь со мной». Но все равно,  в ней была какая-то неуверенность, недоговоренность, она не сказала в тот день «прости меня». Не сделала первый шаг, когда пришла к Максу на работу, где я коротал время за бутылкой пива. Она думала, что я заговорю первым, но я смолчал, и в итоге ей пришлось самой сделать это. Причем два или три часа мы делали вид, что не замечаем друг друга. Потом, уже на улице, когда мы проводили Макса, она попыталась разрушить мое зловещее молчание, но я только усмехнулся. И услышал ее тихую реплику к рядом идущей Мирре, «он,  наверное, обиделся». Наконец она сказала ту  самую фразу,  и мы разошлись по своим делам, и каждый чувствовал неловкость и напряженность, оставшуюся между нами.

А вот и другой день, следующий, иной, странный. Я ищу прежний интерес, но пропасть растет, и, причем создает ее она, она. Зачем? Через неделю или две мы стоим на мосту, под нами течет, лениво неся на своих плечах пластиковые бутылки и прочий мусор города, грязная темная река. Я прижимаю ее к себе, и тут, опять ловлю ощущение единства, света, нежности. Как в самые первые дни нашего знакомства. Тогда, правда, светило солнце, было тепло, сказочно! Светило делало эту реку более жизнерадостной, и она не казалась такой неуютной и грязной. Все ходили в легких просторных одеждах, и улыбок на лицах было больше. А теперь? Теперь даже у нас, в этот кратковременный миг единства нет их – улыбок. Печать грусти сделала тусклыми наши  лица, они растеряли жизнерадостный апельсиновый загар, больше видны морщинки тревог и страхов, глаза. Где в них блеск? И тела наши окутаны плотной шерстяной, или иной тканью. На мне темно-серое, как небо теперь, пальто. На ней красное  как кровь, доходящее до пят. И косичек, ее растаманских косичек нет, она расплела их, потеряв первоначальный образ, и мои волосы не уложены по последнему писку моды. Краска в них выцвела, спутанные пряди лениво шевелит  ледяной ветер.

А я продолжаю прижимать ее к себе, ловя ускользающее время, что уносит нас в никуда, как эта река под нами, бутылки. Куда мы ушли? Куда? Неужели это мы тут стоим, мы, которые раньше не могли мгновения провести без улыбки и поцелуя? А сейчас мы обнимаемся, смотрим каждый в свою сторону, и один бог знает, что каждый из нас видит там! Я вижу  бутылку, с которой почти слезла наклейка с изображением котенка, вот заплывает за корягу. Вот ветер поднимает волну, бутылка набирает воды больше и оседает, прекратив свое плавание в бесконечность. А изображение котенка намокает, отрывается и медленно тонет среди серых вод. А она? Не знаю. Все равно мы вместе только по-другому. Какое приятное слово, пытающееся разрушить тьму в нас, что хочет нашего разделения «которого нет», ведь души всегда вместе, в отличие от тел, что могут уплыть по волнам жизни.

«Ты думаешь», спрашиваю я. «Да». Молчание, опять стоим и ловим этот момент жизни. Ловим и никак не можем поймать. Мне никак не понять, почему у нас все стало так сложно, когда сначала мы были просты. Однако причину я знаю, только не поможет мне ее знание, уже поздно. Истина такова – когда был свет в нас, нас не касались дурные стороны наших личностей, а когда он угас. Вылезло то, что стало не устраивать и ее и меня. Мы виноваты в одном, мы упустили момент, когда он начал угасать и ничего не сделали для поддержания вечного огня НАС в глубине Душ. В первые дни свиданий, в первые чудесные моменты мы ощутили поле, ауру вокруг нас, вполне реально чувствуемую, но наивно подумали, что она не требует ничего. Никаких усилий!

Ошибка стоило дорого, то это, то се, там поссоримся, там выпьем, или три дня не увидимся, когда надо было не расставаться ни на минуту, хотя это и трудно. И ОН угас медленно, незаметно, а точнее не угас даже, а посерел и потускнел. Мы работали над объединением Души? Нет! Процесс шел по нарастающей, где-то близко завершающая фаза, может и сегодня. Нет? Точно!

День прошел, наверное, наступил как-бы другой, они поздней осенью все похожи друг на друга, не отличишь. И я увидел, как пропасть выросла еще на дюйм. Есть сегодня теплота или нет? Я заметил, как отстраненна ее улыбка и мне стало жутко холодно, хотя в этот день на улице было десять градусов тепла. Последний привет умирающей осени нашим тоскующим сердцам. Следующий день. Вот он.

День. Как тень. Темень в комнате, нагретой батареями до головокружения. Поднимаю жалюзи, и в комнату вползает мутный белесый свет, едва пробивающийся сквозь траурный саван облаков. За окном выпал первый снег, но этот факт почему-то не радует меня. Девственно-белое поле как лист бумаги, с которого молодая зима стерла робкие карандашные зарисовки осени, чтобы можно было написать что-то новое, свое, холодное и стерильно прекрасное. Весь мир очищен и продезинфицирован и теперь сияет чудесной кафельной чистотой операционной. Какая неуютная чистота. Бррр, и я кутаюсь в одеяло. На столе тикает время, скрытое в тоже белой крошащейся пластмассе маленького будильника. Я слушаю миг еле слышный голос неумолимого властелина моей судьбы, времени, и думаю, что никто не может заставить его остановиться. Хотя? Нет нельзя!

На стене, закрывая собой плакат Энрике Иглесиаса, висит подаренная ею на мой день рождения, картина. Там, под еще не пыльным стеклом, две маски. Грустная и веселая. Два лика жизни, два лика реальности и что-то говорит мне – сейчас час грустной Маски. День в дальнейшем идет как обычно, работа, карьера. В кои-то веки надо стремиться к успеху, учиться, еще раз учиться, черт возьми, обманывая сердце выдуманной целью! А то сидим и плюем на все с духовной колокольни. Нет, брат, увы, живем мы пока не на Небе, а тут. Придется стараться.

Все время ноет в груди, боль, тупая, а иногда режущая, преследует постоянно. Неужели знак? В пять часов ровно темно-зеленый аппарат с дисковым набором взрывается в истеричном вопле. Звонит она. «Ты придешь»? «Да». «Тогда через полчаса у здания мэрии». Я выхожу на улицу, где разбушевалась нешуточная метель. Температура ниже 5 градусов. Еще и проклятый туман завис над землей, так что люди, здания, машины, в пяти метрах от меня видятся смазанными  вспышками разноцветного света. Снежинки в ярости носятся по воздуху, залетают за воротник пальто и царапают шею и тело своими острыми гранями. Поднимаю воротник повыше и еще глубже натягиваю шапку на уши, но снежинки все равно каким-то чудом пробираются внутрь, к горячей  от внутреннего жара, коже, мечтая охладить ее навсегда.

Я непонятным образом чую во вспышках света перед глазами приближение перекрестка, перехожу на другую сторону улицы. Выхожу на один из главных проспектов города, несмотря на туман и вечер все равно оживленный и замираю на зебре, терпеливо всматриваясь в светофор. Что он в этот раз скажет? Сначала тревожный, чувственный, немного депрессивный красный. Затем неопределенный желтый. Наконец спокойный зеленый. Верно, так и сделаем, как он мне советует, не будем грузиться всякой чушью. Мне неожиданно, в отличие от всего дня, когда тревога шла по нарастающей, становится хорошо. И холод перестает мной замечаться и на отсутствие денег в кармане тоже плевать. И что сигарет нет, и что одет я не по моде. Все ерунда! Не так ли, господа? Ведь меня ждет она, мой пушистый котенок, мой Ангел. Моя муза.

Вот она стоит в проходе, меж бетонных колонн мэрии, и ее красное пальто покрыто крохотными белыми пятнышками, короткие черные волосы забиты комками снега, она замерзла, но глаза сияют. В них перемешаны все чувства, от грусти и боли, до безумной радости, и пока я иду к ней, в этот краткий миг, пока мы соединены  только взглядами. Я понимаю все. Взгляд, зрачки, хрусталики, свет, преобразующийся с помощью мозга в изображение. Теперь только он нас и может соединять, ничто больше, выходящее за рамки.

«Привет Лася», говорит она, беря меня под руку и начав движение куда-то по дороге в город, где продолжает яриться метель. «Ты знаешь», шепчут ее дрожащие губы, и я сжимаю ее  ладонь. «Я знаю, что ты хочешь сказать, я это уже давно понял. Можешь не говорить ЭТО вслух». Она делает глоток из бутылки с очередным разрекламированным коктейлем, на этикетке которого теперь изображена рассеченная молнией звезда. «Правда? Спасибо что ты понял. Может, тогда ты поймешь, что так нужно. Нужно. Я люблю тебя. Я очень люблю тебя, но мне надо это сделать. Так необходимо». Я беру бутылку из ее побелевших пальцев и отправляю в рот немного прозрачной белой жидкости, на вкус напоминающей банановый ликер.

Я говорю: «Но почему? Кому нужно? Для чего? Ты знаешь? Ведь все же у нас хорошо»! Она нервничает. «Мне с тобой сложно, трудно, я не могу без тебя, и с тобой тоже не могу. Не знаю. Мне! Я все время думаю о тебе, встаю, смотрю на первый луч солнца и говорю твое имя. Но нам надо расстаться». Я совсем не понимаю логики ее ответов, причины этого  решения и в ум приходит бредовая мысль. «Может это тьма в ней? То мерзкое, темное, стыдное и черное, что есть в каждом из нас, внушило ей такую мысль»?

Я вспоминаю, как она месяц назад сказала о том, как потеряла интерес в наших Встречах. Сказала, что они стали рутиной, что она ПРИВЫКЛА! Вот слово, убивающее Все в этом мире, вот оно, что правит нами. Привычка! Все надоедает и ЭТО ТОЖЕ. Я говорю ей об этом, прижимаю к себе, осыпаю лицо поцелуями, и чувствую, как  разрывается от боли ее сердце, но? Она говорит, превозмогая крик своего сердца: «Не делай этого»! Говорит: «Это Мое решение, не знаю точно почему, но так надо». «Но если тебе так больно, зачем»? «Я должна быть одна сейчас, мне все надо поменять. Разве ты не заметил, что у нас что-то не так»? Я опять пью коктейль, задумчиво смотрю как крупинки снежной пыли ползут по стеклянной поверхности, и неохотно отвечаю, «да, но ведь надо стараться найти Это Не Так. Найти, попытаться еще раз. И вообще, все-таки, твое это решение? Ты уверена на сто процентов»?

«Мое», звучит приговор, а она с благодарностью смотрит на меня, она боялась моей боли, страдания, но я поразительно спокоен. Как айсберг. Как труп в морге. Наверное, боль придет потом. Наверное! Самое интересное, что я сейчас испытываю к ней поразительную по глубине нежность, любовь, мне еще больше хочется о ней позаботиться и печалюсь я не о себе. О ней. Не хочу ее страдания. А ведь она будет страдать и уже страдает, я же вижу! Слизываю  ее слезы с покрасневших век и с улыбкой глажу по волосам, убеждаю, что страдать не надо, что так устроен мир. Ладно. Говорю ей, что будут прекрасные моменты с другими, хотя ностальгия и может украсть нас. Перемены? Она права, все меняется, все проходит.

Но все равно, я не понимаю причины ее решения, разрушить собственное счастье, ведь она утверждает, что любит меня! И что все предыдущие бой-френды для нее ничего не значат, что только один я такой! Противоречит сама себе – утверждает, что делает это для независимости, чтобы не было моей помощи в жизни, что она хочет сама добиться всего. Что так она никто. Должна одна идти и стать кем-то. Такой бред! И ради этого расстаться? Но это же глупо! «Так надо». Мы идем по ледяным улицам, перепрыгиваем сугробы, в один из которых выброшена теперь бесполезная бутылка, выпитая до дна, снег по-прежнему царапает лица, а боль в ней растет. И во мне тоже, ведь сейчас я соединен с ней. Но скрою ее, зачем огорчать моего ангела?

Как она прекрасна в этот вечер, и я стараюсь нацеловаться с ней на всю жизнь вперед, но разве возможно такое? Мы начинаем улыбаться сквозь собственную боль, вспоминаем наше лето, то, как мы вдохновляли друг друга. Она дарила образы для  моих книг, а я делился идеями для картин. Странно, до чего мы сейчас вместе, просто не верится. Сколько света в наших лицах и глазах, сплетены пальцы, и велико взаимопонимание наших душ. Как первое свидание. Но при этом боль разрывает сердца мыслью о разлуке навсегда! Поворот. Развилка двух дорог, мы переходим улицу и идем по одному из белых проспектов, освещенному длинной колоннадой фонарей.

«Ты ведь будешь моим другом, правда»? «Я не хочу, чтобы мы встречались и просто спрашивали как дела»! «Да, но знаешь, мне всегда трудно будет воспринимать тебя другом. Ты останешься навечно, котенком. Пушистым. Добрым. Мыр-мыр». «Мы не должны расходиться, не должны. Ты как часть меня, как Кусочек, что крепко спаялся…Со мной. Не найдешь, где он во мне». Слезы бегут по Ее лицу. «Ты как брат, мы единое целое, я впервые увидела тебя и поняла насколько ты мне родной. Увидела, тогда, на фонтане и уже через полчаса мне показалось, что я знаю тебя сто лет»». «Так подумай, подумай», восклицаю я с внезапной надеждой.

«Я, я не знаю», звучит ответ. «Может,  ты придешь, подумаешь, и поймешь, что все это ерунда. Вдруг это тоже просто осенняя депрессия»? Она не отвечает. Мы курим около подъезда дома, где они с Миррой сняли себе квартиру. Да, «винилового пати» в стиле Битлз явно не будет! Много чего не будет, что я хотел сделать вместе с ней. Как странно думать о прекрасных моментах с кем-то, которые не наступят никогда! О планах, что не реализовались и не реализуются. О совместных мечтах.

Сигарета брошена в сугроб, мы смотрим, как она тлеет, тлеет. Снег и холод постепенно побеждают огонь. Раз. И красные точки исчезли. Она поворачивает голову и смотрит на меня, затем ласково обнимает. «Прощай». «Подумай». «Может»… И с этим словом она в последний раз дотрагивается до моих обветренных губ, и медленно отступает к дверному проему, дальше, дальше, дальше. Взгляд. Дверца подъезда хлопает, вьюга усиливается, но сквозь стонущую и крутящуюся мглу я вижу ее у окна на втором этаже. Вот она с улыбкой машет мне рукой. Пропадает.

Я отворачиваюсь и ухожу по скользкой белой дороге навстречу Неизвестности. Буран все круче, пытается сбить с ног, но я улыбаюсь сквозь боль сердца, ведь я знаю, что метель умрет, снег растает, и впереди  будет лето, долгое лето без конца. Позвоню ей завтра и напомню о том желтом листочке, что я подарил пару месяцев назад. В нем надежда на возвращение солнечных дней. Я хочу, чтобы она тоже помнила это!

Все стерто. Поле жизни снова чисто. Оно прекрасно, чисто. Холодно. И я прекрасен, чист и холоден, готов к новому сюжету. Что я напишу на поле в следующий раз? Не знаю! Подождем! А пока…

«Мы ушли в ту дальнюю дорогу,

Где же будет новый дом?

Кто появиться в нем снова?

Кто создаст в нем песни стон»?

Буква. Фраза. Цифра. Технология. Кассета  крутится дальше! (Я когда нибудь закончу этот роман?) Нажмем на стоп! Но нет, судьба рассудила иначе – она властно крутит шестерни дек далее, Я Иду. Иду и думаю, кто я и что я, и кто виноват. Извечный вопрос. Наверно я? Вы ведь уже поняли? Прости меня, мой нежный котенок, я такой дурачок! Иду. Но вдруг до меня, сквозь лед пространства долетает голос, он мгновенно останавливает меня, он похож на Пение Ангела, до того он прекрасен! Наверно так приветствуют отчаявшихся грешников, вступающих  в Рай? Я начинаю поворачиваться, все еще ничего не понимая, ошеломленный, испуганный, ни во что не верящий. Медленно, очень медленно, и по мере этого движения метель затихает, успокаивается, прячется по углам улиц  и проспектов.

А голос поднимается над городом, смеется и плачет, хороший такой. Я рыдаю, мои слезы летят сквозь лед моих замерзших век и превращают безжалостный снег в пар, в этот миг я вижу сверкающий на снегу золотой медальон, машинально беру его и… Я повернулся. Предо мной стояла Она. «Будь со мной», сказало ее сердце, и я ринулся навстречу ее свету, шепча: «Я люблю тебя». И мир засмеялся вместе с нами, сгорающими от экстаза, а невдалеке, на сцене, превращались в зыбкие  колышущиеся тени призраки моих выдуманных личностей, что заслонили от меня ЕЕ…Клевый Мальчик, намазанный, разукрашенный паяц, звенит жалобно браслетами и тянет, кремовые руки. Он любовался только собой. Раздувался от собственного совершенства, не поняв, что не важно, что не все это видят, и выставлял напоказ мысль – все равно, Я, я, я,  якобы Лучший. Из него вырастает логическое продолжение – Супер-Эгоист-Творец, высокий детина в кожаном плаще и кепке, думающий больше о том, как красиво написать об отношениях, чем развиваться  в них самих, и потому то и потерявший  простоту, и  сами отношения, он и Ум все усложнили, придумав громоздкие литературные формы и лишив меня первоначальной простоты.

Ум все время размышлял, размышлял, думая, что в игре мыслей истина. Как он любил думать, не давая мне насладиться ею и миром. Просто Эгоист, понявший, что экстаз можно получить и в одиночестве, без всех, что одиночество приятно. А раньше он думал, что если будет с людьми, то получит что-то важное. И потому-то он и потерял желание объединяться с миром. А вот Состояние Хаоса в парике с буклями. Оно внушило мне, что можно не следить за тем куда идешь. Просто плавать по волнам сознания, по гребням спутанных мыслей, всплывающих над водой зловонными пузырями, произвольно сопрягающихся между собой, даже без малейшего контроля. А это забрало способность задержаться в настоящем моменте, привив уму нервное желание все время куда-то бежать.

И утратил я концентрацию! А ее смех, смех мира, в виде золотого  дождя, спустился вниз и стер их, жалобно плачущих, этих разносторонних палачей, разрывающих меня на куски, и мое общее Я, теней, жаждущих  каждый первенства! И снизошло окончательное осознание, в виде тысяч белых голубей, когда все тени до конца растаяли в теплом воздухе, когда замер их последний визг и крик. Это Оно. Читайте: «Я так много говорил, что не могу с ней снова объединяться, искал способ как это сделать. И в голову не закралась несложная мысль – Просто взять и сделать Это, а не думать как»!

А мы шли домой, взявшись за руки, и каждый думал о том кто рядом. Ведь теперь Мы снова стали ОЧЕНЬ ПРОСТЫЕ МЫ! Попробуем-ка написать новую страницу! Лучше, чем раньше!!! Я верю, что все у нас получится! А ТЫ?

FINE/