Текст книги "Но и я"

Автор книги: Дельфин де Виган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

27

Есть в жизни одна очень неприятная штука, с которой невозможно справиться: мы не можем перестать думать. Маленькой я каждый вечер, лежа в постели, тренировалась, стараясь добиться в голове абсолютной пустоты. Я выставляла вон все мысли, одну за другой, еще до того, как они обретали словесные очертания, я вырывала их с корнем, давила в зародыше, но все время сталкивалась с очевидностью: думать о том, чтобы перестать думать, – это все равно думать. И тут уж ничего не поделаешь.

Как-то раз я заговорила об этом с Но – в надежде, что уж она-то, после всего пережитого, могла бы найти выход, какое-нибудь решение этой проблемы, однако она лишь посмотрела насмешливо:

– Ты никогда не перестаешь?

– Перестаю что?

– Шариками вертеть?

– Так я тебе как раз и говорю, что если вдуматься, то это совершенно невозможно.

– Возможно, когда спишь.

– Когда спишь – да. А с другой стороны, ты видишь сны…

– Ну не знаю, попробуй делать как я, я никогда не вижу снов, это вредно для здоровья.

Она не находит странным то, что я собираю упаковки от готовых блюд, коллекционирую ярлычки от одежды, сравниваю длину рулона туалетной бумаги разных марок. С полуулыбкой она наблюдает, как я измеряю, сортирую, классифицирую, наблюдает безо всякой иронии. Сидя рядом с ней, я вырезаю слова из газет, чтобы наклеить их в свою тетрадь, Но спрашивает, не достаточно ли мне тех, что уже есть, интересуется, зачем мне это, помогает искать в словаре, я вижу, что ей это нравится, – достаточно посмотреть, с каким видом она диктует мне определение своим немного сиплым голосом. Каждое слово она произносит раздельно, точно школьная учительница, предельно серьезно и все такое. Однажды она помогала мне вырезать геометрические фигуры для лицея, она действительно старалась, сжала губы, чтобы я не отвлекала ее своей болтовней, боялась напутать и ошибиться, казалось, для нее очень важно все сделать безупречно, с точностью до миллиметра, и, когда мы все закончили, я с шутливой торжественностью поздравила Но. Больше всего же ей нравится помогать мне с английским. Как-то надо было заучить диалог между Джейн и Питером на тему экологии, и я не решилась сказать, что мне достаточно прочесть его раз или два, чтобы запомнить, – Но очень хотела быть за Питера. Со смешным до смерти французским акцентом она раз десять повторяла worldwide, пока не получилось более-менее сносно, но мы так хохотали, что так и не смогли добраться до конца.

Если я занята, Но ничего не делает. Это, наверное, единственное, что напоминает мне, откуда она «родом», – странная способность приткнуть себя куда-нибудь, точно неодушевленный предмет, и просто ждать, когда пройдет время или случится нечто, что выведет ее из этого состояния, взгляд ее при этом отстраненный, словно все, что ее окружает, по большому счету не имеет значения, словно все вокруг временно и непрочно.

Я выхожу с ней на балкон, когда она курит. Мы разговариваем, глядя на зажигающиеся окна, на очертания крыш, на силуэты людей в их кухнях. Я пытаюсь выспросить ее о Лоисе, ее возлюбленном, Но отвечает, что он уехал в Ирландию, но когда-нибудь, когда у нее заведутся деньги и новый зуб, она обязательно поедет к нему.

По вечерам мы встречаемся у Лукаса. Вместе с ним мы возвращаемся из лицея, на автобусе или, если очень холодно, на метро, а Но приходит прямо к нему. У Лукаса мы одни и свободны. Целыми днями Но ищет работу: магазины, компании по трудоустройству, агентства, везде она оставляет свое резюме, беспрестанно звонит по объявлениям, но всюду – отказ, потому что Но закончила всего шесть классов школы, не знает ни одного иностранного языка, не умеет пользоваться компьютером, она нигде никогда не работала.

На пару с Лукасом мы придумываем для нее светлое будущее, счастливые случаи, которые обязательно представятся очень скоро, волшебные истории. Она слушает с улыбкой, не перебивает, позволяет сочинять для нее иную жизнь. Лукас – чемпион по придумыванию, он разыгрывает сцены, сочиняет невероятные совпадения, очень реально описывает малейшие детали, легко превращает «невозможно» в «возможно». Я ставлю на кухонный стол десертные тарелки, Лукас режет бананы, кладет их на сковородку, посыпает сахарной пудрой, несколько минут оставляет на огне. Мы сидим втроем за этим нехитрым лакомством и чувствуем себя надежно защищенными от целого мира. Чтобы рассмешить меня, он пародирует наших преподов (всех, кроме мадам Ривери, потому что знает, что я ее обожаю, а французский – мой любимый предмет), показывает нам комиксы, плакаты, компьютерные игры, мы слушаем музыку, смотрим фильмы, уютно устроившись на диване в гостиной; я сажусь посередине, между Лукасом и Но, чувствую тепло его большого тела и думаю, что с нами не может случиться ничего плохого.

Вдвоем с Но мы возвращаемся пешком домой, кутаемся в шарфы, идем против ветра. Мы могли бы идти и идти так, вместе, вперед, не останавливаясь, куда глаза глядят, просто чтобы посмотреть, зеленее ли там трава, легче ли жизнь.

Что бы ни случилось, я знаю, что эти картинки навсегда останутся со мной, яркие, цветные, полные жизни, – Но в своем шерстяном берете, глубоко надвинутом на растрепанные волосы, это подарок моего отца, как она смеется, сидя на диване у Лукаса, ее поблескивающие в голубоватом свечении экрана глаза. В эти моменты – я знаю – она становится сама собой, без страха, затравленности и необходимости защищаться.

28

Однажды вечером Но объявила нам, что нашла работу, и отец спустился купить шампанского. Бокалы пришлось помыть, так давно мы ими не пользовались, все выпили за здоровье Но, отец сказал – для тебя начинается новая жизнь, по ее лицу я пыталась разгадать, что она чувствует, у нее порозовели щеки, и не нужно было быть психологом, чтобы заметить ее волнение, думаю, она даже с трудом сдерживала слезы. Когда Но рассказала подробности, отец был немного разочарован, но она выглядела такой довольной, что мы не осмелились испортить ей радость и хоть немного предостеречь ее.

Оказалось, что Но получила должность уборщицы в одном из отелей у площади Бастилии, с семи утра до четырех часов дня. Иногда она задерживается, подменяет официанта в баре, который ездит за продуктами. Официально она работает полдня, остальное время оплачивается сдельно. Она пообещала родителям пригласить их в ресторан с первой получки и сказала, что переедет, как только найдет квартиру. Они ответили в один голос, что в этом нет никакой срочности, она может оставаться у нас, пока все не устроится. Нужно сначала убедиться, что работа ей подойдет. Мать предложила обновить ее гардероб, и как же мы веселились, листая каталоги и представляя Но в нелепых цветастых блузах с пуговицами, с огромными карманами и кружевными передниками, точно из старых фильмов с Луи де Фюнессом.

Теперь Но поднимается раньше всех. Ее будильник звонит в шесть утра, она готовит себе кофе, быстро проглатывает бутерброд и уходит в темноту. В обед она перехватывает сэндвич, сидя на высоком табурете в баре отеля, у нее всего четверть часа, не то ее начальник «исходит на мыло».

Вечером она переодевается, распускает собранные днем волосы, надевает куртку и той же дорогой возвращается обратно, к нам, очень усталая. Она ложится ненадолго отдохнуть, и иногда засыпает.

Каждый день Но должна убрать двадцать комнат и общественные места – холл, туалеты, коридор. На отдых нет ни секунды, шеф строго следит за этим. Она так и не смогла объяснить нам, что за публика останавливается в отеле, то ли туристы, то ли командировочные. Отель всегда забит до отказа. Шеф научил ее сортировать грязное и чистое белье (очень специфичным способом, надо сказать), складывать полотенца, использованные один лишь раз, таким образом, чтобы они сошли за нетронутые, и доливать водой неполные флаконы шампуня. Уборщица не имеет права ни сделать перерыв даже на пять минут, ни присаживаться во время работы, ни разговаривать с клиентами. Один раз шеф застал Но с сигаретой в холле первого этажа и долго орал, чтоб это было в первый и последний раз.

Сотрудница соцслужбы подготовила все документы, чтобы Но смогла получить медицинский полис, надо ждать ответа, но у нее стала болеть спина, и отец отвел ее к нашему врачу и заплатил за консультацию. От врача Но вернулась с противовоспалительным средством и мазью для мышц, я прочитала инструкции, я неплохо разбираюсь в лекарствах, потому что мама раньше принимала их тоннами, а некоторые и до сих пор принимает; я запираюсь в ванной, чтобы прочитать состав, описание, показания к применению, побочные эффекты и все такое. Потом ищу в медицинской энциклопедии химический состав, молекулярные схемы и их основные характеристики. Если мне задают вопрос, чем я собираюсь заниматься в жизни, я отвечаю – буду врачом «Скорой помощи» или рок-певицей, это у всех вызывает улыбку, ведь кроме меня никто не видит связи.

Теперь Но принимает лекарства, выглядит получше и понемногу привыкает к новой жизни. Поскольку она иной раз подменяет бармена и обслуживает клиентов, то должна иметь элегантный вид. Мама отдала ей пару своих красивых юбок, которые очень идут Но.

По вторникам, если ей удается освободиться пораньше, она заглядывает к Лукасу. У него всегда полно музыкальных новинок, он скачивает их из Интернета, мы слушаем музыку, болтаем обо всем на свете. Иногда Но рассказывает, в каком состоянии она находит комнаты на рассвете, о забытых вещах, о том, что придумывает ее шеф, чтобы сэкономить каждый цент. Она смешно изображает его толстый живот и жирные пальцы, унизанные кольцами, низкий голос, привычку поминутно вытирать вспотевший лоб платком. Она делится забавными случаями, например, как один тип два часа не мог выйти из туалета, потому что дверь заклинило, и он в результате ее выломал, или как другой клиент закатил жуткий скандал, заметив, что джин наполовину разведен водой. Лукас в свою очередь рассказывает наши школьные байки, описывает одноклассников, он проводит дни, наблюдая за ними во время уроков, как они одеты, как ходят, их смешные привычки. Он удивительно точно копирует, подмечает все их привязанности, равнодушие, соперничество. Не скрывает он и собственных подвигов, не стесняется своих нулевых оценок, разорванных контрольных, постоянных наказаний. Не забывает сказать и о моих успехах, цитируя меня наизусть и пародируя мою неловкость.

В остальные дни я захожу к нему одна, на час-другой, перед тем как вернуться домой. Лукас создал свой блог, пишет там небольшие комментарии к комиксам, музыке, фильмам, часто спрашивает совета и читает мне вслух то, что пишут другие. Он хочет создать отдельную рубрику специально для меня, он уже нашел название – «бесконечность Пепит». Мне нравится быть рядом с ним, вдыхать его запах, случайно касаться руки. Я могу часами смотреть на него, на прямой нос, падающую на лоб прядь.

Когда он замечает мой взгляд, на его губах появляется эта улыбка, невероятно нежная, спокойная, и тогда я думаю о том, что у нас есть жизнь, целая жизнь впереди.

29

В Шуази-ле-Руа Но жила с матерью и тем мотоциклистом, в трехкомнатной квартире в центре города. Мотоциклист уходил рано утром и приходил поздно вечером. Он ездил по фирмам и продавал замки, стальные двери и сигнализационные устройства. У него имелась служебная машина, он носил шикарные костюмы и золотой браслет на запястье. И сейчас, через столько лет, Но прекрасно его помнит и легко узнает при встрече. Он был добрым. Дарил ей подарки, интересовался школьными успехами, учил кататься на велосипеде. И он часто ругался из-за нее с матерью. Сюзанн кормила Но на кухне, как собаке бросала ей кусок на тарелку, выходила и плотно закрывала за собой дверь. Спустя четверть часа возвращалась, орала, если Но еще не закончила есть. Чтобы скоротать время, Но смотрела на настенные часы, следила глазами за минутной стрелкой. Она старалась быть незаметной, мыла посуду, убиралась, ходила в магазин, часами сидела в своей комнате, в тишине. Когда же мотоциклист играл с ней, мать сердилась. Скандалы случались все чаще, сквозь стену Но слышала крики матери, та жаловалась, что он возвращается поздно, подозревала, что у него есть любовница. Иногда Но понимала, что говорят о ней, мотоциклист упрекал мать в том, что она совсем не занимается дочерью, он говорил – тебе на нее наплевать, мать плакала. Мотоциклист возвращался все позже, мать металась по квартире как раненый зверь, Но наблюдала за ней в приоткрытую дверь, ей хотелось обнять мать, утешить, приласкать, попросить у нее прощения. Один раз она даже подошла к ней, но мать оттолкнула ее с такой силой, что Но, падая, рассекла себе бровь об угол стола, шрам виден до сих пор.

Через год мотоциклист ушел. Как-то вечером, вернувшись с работы, он поиграл с Но, уложил ее, рассказал сказку. А ночью Но услышала шум, поднялась посмотреть и застала его в прихожей, с большой дорожной сумкой, в длинном сером пальто. Он поставил сумку на пол, чтобы погладить девочку по голове. А потом вышел и тихо закрыл за собой дверь.

Через несколько дней к ним пришли из соцслужбы. Задавали Но всякие вопросы, потом говорили с ее учительницей, с соседями, под конец сказали, что придут еще. Сейчас Но уже не помнит, начала ли ее мать пить до ухода мужчины или сразу после. Она покупала пиво упаковками по восемь банок, и столовое вино в бутылках, которыми доверху заполняла тележку в супермаркете. Когда мать возвращалась, Но помогала поднять это все по лестнице. Мать устроилась работать кассиршей в ближайшем магазине, ходила на работу пешком и, вернувшись с работы, сразу начинала пить. Вечерами она одетой засыпала перед телевизором, Но выключала его, накрывала мать пледом, снимала с нее обувь.

Позже они переехали в Иври, где ее мать живет до сих пор. Вскоре она потеряла работу. Частенько Но оставалась дома, вместо того чтобы идти в школу, помогала матери встать, прибраться, готовила ей еду. Мать не разговаривала с ней, лишь жестами приказывала принести то или это, кивала или отрицательно трясла головой и ни разу не поблагодарила. В школе Но была всегда одна, во дворе пряталась за деревья, избегала сверстников, уроки не готовила. В классе она никогда не поднимала руку, а если ее вызывали, то просто молчала. Однажды она пришла в школу с разбитой губой и синяками по всему телу. А в другой раз дома упала с лестницы и сломала два пальца, но мать даже не обратила внимания. Тогда-то сотрудница соцслужбы срочно позвонила в DDASS.[12]12
  DDASS – Diréction Departementale des Affaires Sanitaires et Sociales, специальный орган, отвечающий за «трудные» семьи, опеку детей и условия их жизни.


[Закрыть]

В двенадцать лет Но поместили в приемную семью. Мсье и мадам Ланглуа владели станцией техобслуживания у одной из центральных магистралей департамента, на въезде в Коломбель. Они жили в новом доме, имели две машины, домашний кинотеатр и кухонную технику последнего поколения. Прежде чем перейти к основному, Но всегда подробно описывает такого рода детали. Они вырастили троих детей, которые уже жили отдельно, и предложили свои услуги в качестве приемных родителей.[13]13
  В Европе дети, оказавшиеся в кризисной ситуации, очень часто помещаются в приемные семьи на определенный срок, оговариваемый заранее и зависящий от многих факторов. Часть расходов по их содержанию несет государство, приемная семья добавляет то, что считает нужным. Юридического усыновления при этом не происходит. Большинство детей остаются в приемных семьях до совершеннолетия. Это аналог наших детских домов.


[Закрыть] Они были добрыми, и Но прожила у них несколько лет, раз в месяц ее навещал дед. Мсье и мадам Ланглуа покупали для нее все необходимое, давали карманные деньги, переживали, что она плохо учится. Когда Но перешла в восьмой класс, она начала курить, связалась с местной шпаной, начала возвращаться за полночь, вечерами допоздна торчала перед телевизором, отказываясь ложиться спать. Ночь вызывала у нее страх.

Потом она начала убегать. После нескольких побегов ее отправили в интернат. Дед продолжал навещать ее, иногда она проводила у него на ферме несколько дней. В интернате Но познакомилась с Лоисом. Он был немногим старше ее и пользовался успехом у девочек. По вечерам после занятий они играли в карты, рассказывали друг другу о своем житье-бытье, а ночью забирались на высокую стену ограды, чтобы считать падающие звезды. Там же она познакомилась с Женевьевой, той самой, что теперь работает в «Ашане», они подружились. Родители Женевьевы погибли в пожаре несколько месяцев назад, у нее случались истерики прямо в классе, она била стекла, и в тот период никто не решался к ней подойти. Ее прозвали «дикарка», она могла сорвать занавески с окон и изорвать их в мелкие клочья. Раз в две недели, по выходным, Женевьева ездила к дедушке и бабушке, под Сан-Пьер-сюр-Див. Пару раз она брала Но с собой, они садились в поезд, бабушка Женевьевы встречала их на вокзале. Их дом Но очень нравился, его белые стены, высокие потолки. Там она чувствовала себя в безопасности.

В Женевьеве жила ярость. Вернее, яростная воля выкарабкаться. Так говорит Но. Когда Женевьева перестала крушить все вокруг и биться головой об стену, она прекрасно сдала экзамены, получила аттестат и уехала в Париж. А Но снова начала убегать.

Раздался звук отпираемой двери – вернулся отец, и Но замолчала на полуслове. Разговаривая с мамой, она очень следит за речью, не ругается. Я наблюдаю за мамой, как она отвечает Но. В восемнадцать лет ты уже взрослый человек, это легко понять по тому, как к тебе обращаются взрослые, с уважением, сохраняя дистанцию, совсем не так, как они говорят с ребенком, дело не только в содержании, но в самой форме – они на равных. Именно так мама разговаривает с Но, этим особенным тоном, признаюсь, меня это задевает, будто маленькие иголочки впиваются мне в сердце.

Когда мне было три или четыре года, я думала, что существует обратный отсчет возраста. То есть я становлюсь старше, а мои родители – младше. Я представляла, как стою посреди гостиной, грозно воздев указательный палец, и строгим голосом вещаю: «На сегодня хватит, вы достаточно съели шоколадной пасты».

30

По воскресеньям я занимаюсь домашними опытами: что происходит с разными сортами хлеба (багет, мягкий белый, венский, зерновой) в тостере, включенном на максимальную мощность; за какое время испаряется след от обуви на влажном полу, а за какое – след дыхания на зеркале; насколько резинка для волос прочнее (или наоборот) хозяйственной резинки; степень летучести хлопьев «Несквик» по сравнению с молотым кофе и т. д. Дотошный анализ и точные выводы тщательно записываются в специальную тетрадь. Теперь с нами Но, и нужно заботиться и о ней – тоже своего рода опыт, только гораздо более сложного уровня, опыт великого противостояния судьбе.

Вернувшись, Но первым делом заходит ко мне в комнату. Ложится на пол, забрасывает ноги на стул, руки за голову, и мы рассказываем друг другу массу всякой чепухи, я обожаю эти моменты, время тихо утекает сквозь пальцы, без скуки, без происшествий, только покой и присутствие рядом, жизнь «здесь и сейчас». Но засыпает меня вопросами об одноклассниках – как была одета Аксель, что получила Леа, как Лукас справился с заданием, она знает по именам почти всех в классе и жадно впитывает новости, будто смотрит сериал. Иногда мне приходит в голову, что, может, ей не хватает школы, общения, ну и всего прочего, может, ей тоже хотелось бы бегать в шортах по школьному спортзалу, давиться заливным из языка в столовой, пинать ногами автомат, чтобы получить банку колы. Порой она вдруг просит меня выйти с ней на улицу, будто внезапно ей не хватает воздуха или ей срочно нужно оказаться на воле, тогда мы спускаемся и развлекаемся – кто дальше пройдет по бордюру, изображая канатоходца, прыгаем в классики. Я никогда бы не поверила, что в ее возрасте можно так веселиться, Но с нескрываемым удовольствием поддерживает все мои затеи, принимает любой вызов и почти всегда выигрывает. Как-то вечером мы просто сидели на скамейке, было очень тепло для января, мы считали, сколько женщин носит сапоги (просто какая-то эпидемия, учитывая, что в сапогах нет никакой нужды) и сколько мимо нас проходит бульдогов на поводке (тоже дань моде).

В компании Но никакая идея не кажется абсурдной или глупой. Она никогда не воскликнет: «Ну что за бред!» – она во всем следует за мной. Вместе со мной Но рыскала по хозяйственному в поисках бельевой веревки – я собиралась развесить в своей комнате листки с результатами моих опытов; вместе со мной собирала старые билетики метро (мне вздумалось проанализировать номера и понять, как контролер различает использованный билет и неиспользованный); помогала мне, когда в ванной я ставила эксперимент по проницаемости пластиковых бутылок из-под сока. Вначале ей нравилось играть в ассистентку, быстро подавать мне ножницы, пинцеты, пустую тару, теперь же она участвует на равных, генерирует собственные идеи и находит решения.

Я вижу, что на работе у нее не все гладко, но она не любит об этом распространяться. Может, когда у нее наберется стаж, она найдет работу получше. А пока Но каждое утро еще затемно убегает на работу, а вернувшись, не расстается со мной.

На благотворительном базаре Но купила себе одежды – коротенькую ярко-красную юбку и две пары обтягивающих брюк. Мама отдала ей пару свитеров, они у Но любимые, она почему-то хотела во что бы то ни стало сохранить свою старую куртку; мама снесла куртку в чистку, но пятна все равно остались. В социальной службе Но попыталась еще раз узнать насчет жилья, да с ее зарплатой рассчитывать особенно не на что. Единственное, на что можно надеяться, – получить место в Центре социальной адаптации, где позволяют жить дольше, чем в муниципальном приюте.

Я совсем не хочу, чтобы Но ушла от нас. Я часто напоминаю ей, что мы вместе, она сама так говорит, – это как клятва друг другу, Но соглашается и на какое-то время перестает повторять, что так не может продолжаться бесконечно.