Текст книги "Гориллы в тумане"

Автор книги: Дайан Фосси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Когда гориллы устраиваются на ночлег рядом с границей парка или с местами, облюбованными браконьерами, в их выборе подходящего места проявляется некая закономерность. В этих случаях они выбирают возвышения или открытые склоны, с которых хорошо просматривается окружающая местность. То же поведение наблюдается и при близком расположении других групп горилл. При выборе места для дневных гнезд гориллы не столь привередливы, хотя предпочтение отдается хорошо прогреваемым солнцем полянкам, а не тенистым уголкам или густым лесным чащам.

На протяжении многих лет горные склоны непосредственно за лагерем составляли часть территории групп 4 и 5. Десятки раз мне доводилось видеть, как самки и более молодые гориллы строили себе ночные гнезда повыше, метрах в тридцати над лагерем, а серебристоспинные самцы устраивались на ночь у подножия холма. Такая диспозиция почти полностью исключает возможность незаметно приблизиться к гориллам. Когда группа 4 или 5 гнездилась за лагерем, я неоднократно пыталась незаметно подкрасться к ним утром в надежде, что удастся понаблюдать за еще непроснувшимися обезьянами. И каждый раз чуть не наступала на спящего серебристоспинного стража, укрывшегося в высокой траве у подножия холма. Трудно сказать, кто бывал больше испуган, когда внезапно разбуженное животное молниеносно вскакивало на ноги и с леденящими душу криками неслось на «защиту» своего пробудившегося семейства.

Остатки гнезд могут висеть на деревьях до четырех лет – гораздо дольше, чем гнезда, устраиваемые в траве, которые сохраняются не более пяти месяцев в зависимости от погоды или места их расположения. Гроздья ночных гнезд, свитых из длинных стеблей лобелии, часто несут интереснейшую информацию о периодичности и длительности пребывания горилл в той или иной местности. Лобелии продолжают расти вверх даже после того, как их пышные верхушки обрываются для строительства гнезд. По моим подсчетам, скорость их роста составляет 50–75 миллиметров в год. Местность, где побеги растущей кругами лобелии достигли в высоту трех метров, свидетельствует о том, что гориллы строили здесь гнезда около тридцати лет назад.

Существует мнение, что ночные гнезда строятся либо для защиты от непогоды, либо являются инстинктивным действием, напоминающим о временах, когда предки горилл жили на деревьях. Обе точки зрения имеют равные права на существование. Я не раз наблюдала, как родившиеся в неволе и содержащиеся в зоопарках гориллы скорее инстинктивно, нежели в порядке имитации, находили предметы, отдаленно напоминающие растительные материалы, и укладывали их вокруг или под себя на манер животных, строящих гнезда на воле. Однажды ветер сдул соломенную шляпу с широкими полями с головы одной дамы и унес ее в загон для горилл. Самка немедленно схватила шляпу, старательно разорвала ее на куски и начала возводить жалкое подобие гнезда, ревностно защищая материал от притязаний соседей по загону.

Гориллы обычно тратят около 40 % своего времени на отдых, 30 % – на кормежку и 30 % – на переходы или питание на ходу. Вокруг Исследовательского центра Карисоке на площади 25 квадратных километров можно выделить несколько главных зон растительности, где велись наблюдения, причем каждая зона привлекала горилл в разное время года.

Седловина между тремя западными вулканами Високе, Карисимби и Микено представляла собой относительно ровную местность с холмами и гребнями высотой не более 30 метров. Она отличалась особым разнообразием вьющихся растений и трав, а также рощами хагений и гиперикумов.

Вернония встречалась на отдельных участках седловины, а также на нижних склонах горы Високе. Цветки, кора и древесина этого дерева были излюбленной едой горилл. Вернонии так часто выбирались гориллами для гнездований и игр, что они стали встречаться все реже и реже там, где некогда произрастали в изобилии.

Небольшие участки в седловине и на нижних склонах Високе занимает зона крапивы, но в основном это растение сосредоточено в западной части подножия горы Високе, где оно образует густые заросли в поясе шириной полтора-два километра.

Зона бамбука ограничена в основном восточной окраиной парка. На ней расположена территория группы 5. Несколько изолированных островков бамбука встречается на территории группы 4, но, когда бамбук вступает в фазу стеблевания, группа покидает склоны горы и движется прямиком к этим островкам, прекрасно зная, когда и где созревает их пища.

Зона кустарников приурочена в основном к гребням на склонах горы Високе и в меньшей степени – к холмам в седловине. Я выделяю кустарники в отдельную зону, потому что они представлены густыми зарослями таких излюбленных гориллами видов, как дикая ежевика и пигеум, а также более редкими деревьями и кустами, кора которых жадно поедается гориллами.

Зона гигантских лобелий расположена на склонах горы Високе на высоте от 3500 до 3800 метров. Она часто посещается гориллами в засушливое время года, когда на листве высокогорной растительности конденсируется влага ночных туманов и кустарника, деревья и прочие растения становятся сочными.

На афроальпийскую зону приходятся самые высокие пояса гор, и она включает в себя в основном просторные луга или покрытые лишайником пустоши. Эта зона отличается скудной растительностью, и гориллам там делать нечего.

Гориллы перемещаются гораздо быстрее в местах, где пищевые ресурсы ограничены, и когда «отправляются ка разведку» неизведанных территорий. В результате такой рекогносцировки одинокие серебристоспинные самцы или целые группы увеличивают свои территории в области седловины. Расширение границ за счет седловины помогает избежать чрезмерного перекрытия территорий разных групп, как это случилось на склонах Високе в конце 60-х годов. Часто, когда приходилось выслеживать горилл в длительных походах, мне живо представлялось, как серебристоспинный вожак уговаривает свое семейство: «Ну ладно, ребята, потерпите, давайте посмотрим, что там за соседним холмом?» Животные зачастую оказывались в совершенно непригодных для них местах, и им приходилось рыскать в поисках небольших оазисов съедобной растительности, а затем вновь пускаться на поиски подходящей территории. Иногда, их маршруты были столь запутанными, что в туманные дни, когда вершины гор исчезали из виду, возникало ощущение, что животные заблудились…

Новые территории в основном осваивались в районе седловины, а не на склонах, потому что там чаще встречалась более обильная и разнообразная растительность. Гориллы употребляют в пищу около пятидесяти восьми видов растений, распределенных по семи зонам района исследований. Листья, побеги и стебли составляют около 86 % их рациона, а на плоды приходится всего лишь 2 %. Поедаются также экскременты, грязь, кора, корни, личинки насекомых и улитки, но в гораздо меньшем количестве, чем зелень. К наиболее распространенным травянистым растениям, поедаемым гориллами, относятся чертополох, крапива и дикий сельдерей, которые достигают в высоту более двух метров. Чахлое вьющееся растение подмаренник (Galium) составляет основу диеты горилл, вероятно, потому, что, в отличие от прочих растений, встречается почти во всех высотных поясах лесной зоны и тянется от земли до верхушек веток деревьев, где до них легче добраться проворной молоди, нежели взрослым животным.

Вполне возможно, что гориллы улучшают среду своего обитания как в высокой траве седловины, так и на горных склонах. Если скот и буйволы вытаптывают растения своими крепкими острыми копытами, то гориллы вдавливают их в землю мягкими руками и ногами, тем самым ускоряя возобновление растительного покрова, поскольку из междоузлий полупогребенных стеблей появляется множество ростков. Помечая небольшие участки, посещаемые только гориллами, только скотом и буйволами, а также вовсе не посещаемые, я убедилась, что за шесть недель наблюдений на делянках горилл растительный покров был гораздо гуще. Это прежде всего относится к крапиве и чертополоху.

Гориллы редко вступают в борьбу за пищевые ресурсы, если только источники излюбленной пищи не ограничены коротким вегетационным периодом или не сосредоточены на ограниченных участках. В качестве примера можно привести пигеум, похожее на дуб плодовое дерево, достигающее в высоту около 18 метров и растущее только на некоторых гребнях. Из-за сравнительно малой численности этих деревьев и довольно короткого периода их плодоношения, всего два-три месяца в году, гребни, на которых они произрастают, привлекают к себе массы горилл в одно и то же время. Серебристоспинные вожаки, забиравшиеся на самые верхние ветви в поисках лакомых плодов, всегда являли собой захватывающее зрелище. Благодаря главенствующему положению вожака они пользуются правом первыми снимать пробу, а животные рангом ниже ждут своей очереди внизу и не лезут на дерево, пока не спустится патриарх. Набив щеки плодами и набрав их полные горсти, гориллы ловко перемещаются на ближайшую ветвь покрепче, усаживаются на ней поудобнее и принимаются лакомиться скудной добычей.

Другое редкое и излюбленное гориллами растение родственно омеле белой (Viscum album). Оно растет на тощих высокогорных деревьях, например гиперикуме. Подростки намного ловчее собирают мясистые цветущие стебли лорантуса (Loranthus), чем тяжеловесные взрослые, которым нередко приходится ожидать внизу, пока не свалится лакомый кусочек. Если подростки допускают ошибку и спускаются на землю, наивно полагая, что смогут полакомиться собранными ими растениями, взрослые тут же грубо отбирают у них добычу.

Еще одно лакомство горилл – гриб плоский трутовик (Ganoderma applanatum), паразитирующий на деревьях и похожий на большую тарелку. Поскольку такое блюдо трудно отделить от дерева, животные помоложе неуклюже обнимают ствол руками и ногами и отщипывают лакомство по кусочку. Взрослые гориллы, которым удается отломать гриб, удаляются на сотню метров от дерева, бережно охраняя ношу от доминантов, пытающихся отнять ее. Гриб встречается довольно редко, гориллы его обожают, а потому внутри группы часто из-за него возникают ссоры. Как правило, они разрешаются серебристоспинным вожаком, который забирает «яблоко раздора» себе.

Ссоры в группе возникают также в тех случаях, когда на ограниченном участке произрастания ценной пищи животным становится тесно. Это чаще всего происходит при выходе группы горилл на крошечные островки бамбука в седловине. То же наблюдается в сухие месяцы, когда гориллы отправляются на гребни горы Високе подкормиться землей. В этот период она особенно богата кальцием и калием. Группа 5 издавна облюбовала себе одно местечко, и густо поросший деревьями гребень был так изрыт гориллами, что в нем образовались огромные пещеры, обрамленные искривленными корнями.

Однажды, подойдя к этому месту, вожак группы 5, как всегда, первым залез в облюбованную им пещеру, оставив остальных животных терпеливо ждать снаружи. Мне было как-то не по себе, когда серебристоспинная громада раздвинула паутину корней и исчезла в кромешной тьме. Выйдя из пещеры, усыпанный землей вожак отошел в сторонку, и внутрь ринулись его сородичи. Судя по раздраженным вскрикиваниям и урчанию, гориллам было очень тесно в пещере.

Группа 4 предпочитала брать землю с обнаженных склонов. Эти откосы стали излюбленным местом и для ласточек, купающихся в рыхлой земле и сооружавших в ней гнезда. Так же как и группа 5, группа 4 направлялась в земляные угодья в засушливое время года и, загребая землю пригоршнями, отправляла ее в рот. Наблюдая за гориллами по нескольку часов, я никогда не замечала, чтобы они пытались ловить взрослых ласточек и птенцов или собирать яйца.

Поскольку гориллы питаются в основном растениями, подготовка пиши требует большой ловкости рук и челюстей. Может быть, именно поэтому никто никогда не видел, чтобы гориллы изготавливали орудия из подручного материала. В отличие от них, живущие на воле шимпанзе известны своим умением сооружать хитроумные приспособления из веток и листьев, чтобы доставать пишу и воду.

Гориллы, очевидно, не нуждаются в орудиях для добывания еды, поскольку она легко доступна в среде их обитания. Однажды в 1969 году после четырехмесячной засухи в районе наблюдений появились полчища термитов. Я ожидала, что гориллы примутся на манер шимпанзе готовить заостренные палочки для извлечения насекомых из трухлявых пней. Однако они не обращали внимания на термитов и обходили зараженные ими места, направляясь к источникам растительной пищи.

В теплые солнечные дни, когда гориллы испытывают глубокое удовлетворение жизнью, их кормежка и отдых часто сопровождаются звуками, напоминающими урчание в животе. Животное обычно выражает свое довольство серией двусложных сигналов: «науум, науум, науум». Звук вызывает цепную реакцию у находящихся поблизости животных, что позволяет определить местонахождение каждой особи, участвующей в перекличке, и установить ее личность. Имитация этого звука людьми, пытающимися установить контакт с группами горилл, частично или полностью скрытых в зарослях, – довольно эффективное средство коммуникации. Прибегая к нему, я как бы оповещаю животных о своем присутствии и не вызываю их беспокойства, с шумом продираясь сквозь заросли. Вы не представляете себе, какое удивительное ощущение испытываешь, сидя среди отдыхающих горилл и участвуя в хоре довольно урчащих животных.

Урчание является самой распространенной формой общения внутри группы. Если оно долго не прекращается, значит, гориллы довольны жизнью, а несколько укороченный вариант может означать попытку призвать молодежь к порядку. Более серьезные дисциплинарные меры выражаются «хрюканьем» – эдаким стаккато звуков, которые можно услышать в свинарнике во время кормежки. Их часто издают серебристоспинные самцы в адрес других взрослых горилл при возникновении споров во время кормежки или выяснения, кто кому должен уступить дорогу при передвижении группы, а также в адрес детенышей, особенно на последних стадиях процесса отнятия от груди. Молодые особи таким способом выражают свое недовольство, если с ними неучтиво обошлись во время игры собратья или взрослые.

В популярной литературе часто описываются зычные крики «вроаа» как наиболее частые в словаре горилл. И действительно, на ранней стадии моих исследований то были, пожалуй, самые обычные звуки, издаваемые еще не привыкшими ко мне животными, когда им казалось, что мое присутствие таит угрозу. Издаваемые гориллами звуки всегда представляли для меня большой интерес, и в течение нескольких месяцев я записывала их на магнитофон, чтобы провести последующий спектрографический анализ в лаборатории Кембриджского университета. Эта работа дала положительные результаты, ибо теперь при общении учащенные тревожные крики довольно быстро сменялись более спокойными звуками, свидетельствующими о расположении горилл ко мне. В конце 1972 года, когда в Карисоке начался наплыв студентов для прохождения стажировки, одним из моих первых уроков было обучение искусству подражания урчанию горилл. Некоторым новичкам так и не удалось как следует имитировать эти звуки. У одного из них урчание скорее напоминало блеяние козы, но через несколько недель гориллы все-таки привыкли и к его характерным приветствиям.

Иногда я и мои студенты внезапно сталкивались с гориллами с глазу на глаз, поскольку не подозревали об их близости. В таких случаях можно было подвергнуться нападению, особенно если группы передвигались по соседству с другими или пересекали опасную местность (например, часто посещаемую браконьерами) либо в группе недавно родился детеныш.

При таких обстоятельствах у серебристоспинного вожака обострялось чувство ответственности за группу и он постоянно был настороже. Однажды, карабкаясь по крутому склону сквозь густые заросли на встречу с группой 8, до которой, по моим расчетам, было еще несколько часов ходу, я стала объектом нападения. Тишину внезапно разорвали крики пяти самцов из этой группы, бульдозерами ринувшихся на меня сквозь кустарник. Как всегда, их крики были столь оглушительными, что я не могла определить, откуда они исходят. Мелькнула мысль, что на меня идут сверху. Вдруг высокая завеса растительности расступилась, и мне показалось, что с горы несется потерявший управление трактор.

Узнав меня, серебристоспинный вожак группы резко затормозил в метре от моей особы, и следующие за ним четыре самца врезались в него, моментально образовав кучу малу. Я медленно опустилась на землю в смиренной позе. Шерсть на макушке каждого самца была вздыблена, клыки полностью обнажены, зрачки обычно карих глаз сверкали желтым блеском – как у кошек, а не горилл, – а воздух буквально загустел от всепоглощающего запаха страха. Полчаса пятеро самцов издавали пронзительные крики при моем малейшем движении, пока наконец не позволили мне притвориться, что я мирно жую траву. Затем они решили удалиться и как-то скованно пошли вверх по склону.

Теперь я смогла выпрямиться и выяснить причину человеческих криков, доносившихся снизу с расстояния около 120 метров. Там, у тропы для перегона скота (это случилось в начале моей работы), стояла группа скотоводов батутси. Крики горилл выгнали их из разных уголков леса, где они пасли скот. Позже выяснилось, они были уверены, что гориллы разорвали меня на куски. Когда же я предстала перед ними во весь свой рост, они сочли, что какое-то особое суму оберегает меня от гнева горилл, которых они страшно боялись.

Когда батутси разошлись, я вновь последовала за группой 8 – конечно, на почтительном расстоянии – и обнаружила, что они шли недалеко от группы 9. Судя по следам, гориллы из второй группы тоже было кинулись ко мне, но остановились на полпути. И только спускаясь со склона, я обнаружила одинокого серебристоспинного самца – вот почему на меня напали самцы из группы 8. Заслышав меня в густых зарослях, гориллы решили, что идет одинокий самец, а его присутствие было нежелательным для обеих групп.

Хотя известно, что нападение горилл чаще всего лишь их защитная реакция и они не собираются нанести физическое увечье, возникает инстинктивное желание бежать, а это может вызвать погоню. Я никогда не сомневалась во врожденном добродушии горилл и чувствовала, что их нападения – блеф, и потому без малейших колебаний застывала на месте. Однако, учитывая их ярость и скорость, я могла устоять на месте, только вцепившись мертвой хваткой в кусты. Иначе я бы не выдержала и пустилась наутек.

Как в любом случае нападения, виновата была я. Разве можно подкрадываться к гориллам по крутому склону, не дав предварительно знать о себе? Подвергшиеся нападению студенты-стажеры невольно повторяли ту же ошибку. Некоторые сотрудники, занимавшиеся учетом численности горилл, при встрече с новыми, ранее неизвестными группами за пределами района наблюдений, вынуждены были неоднократно возвращаться в лагерь и сменять одежду из-за рефлекторных реакций, вызванных нападениями. Людям, стоящим при нападении на месте, не грозит физическая расправа, если гориллы их знают, но иногда и они могут схлопотать легкую оплеуху от проходящего мимо животного. Тем же, кто пускается в бега, не позавидуешь.

Один довольно способный студент совершил ту же ошибку, что и я, приближаясь к группе 8 прямо снизу. Он пробирался сквозь густые заросли в местности, часто посещаемой браконьерами, шумно расчищая путь с помощью панги, и не подозревал, что находится рядом с группой горилл. Такое неграмотное приближение вызвало бурную реакцию у серебристоспинного вожака, не видевшего, кто идет. Когда молодой человек инстинктивно повернулся и побежал, самец ринулся за ним в погоню. Он сбил юношу с ног, разорвал рюкзак и уже собирался вонзить ему в руку клыки, как вдруг узнал наблюдателя. Вожак, как мне доложили, немедленно отступил с выражением «извините, я ошибся» на лице и побежал обратно к группе, даже не удосужившись оглянуться.

В одном случае человек, спасавшийся бегством при нападении на него горилл из неизвестной группы, всегда выражал сомнение по поводу эффективности подражания звукам, издаваемым животными. Его движения и действия в присутствии горилл часто бывали резкими, даже агрессивными. Но ему удалось проработать целый год с привыкшими к человеку гориллами, пока не случилось неизбежное. Во главе большой шумной толпы туристов он прямо снизу приближался к двум находящимся рядом группам животных. На него напал серебристоспинный самец, прокатился с ним кубарем метров десять, сломав неудачнику три ребра, а затем впился клыками в затылок. Укус был бы смертельным, если бы была задета яремная вена. Пострадавший остался в живых и потом всюду хвастал, что едва избежал смерти, но не говорил, что нарушил элементарные правила общения с гориллами.

В другом случае молодой турист попытался взять на руки детеныша из группы 5, несмотря на встревоженные крики членов семейства. Не успел он коснуться младенца, как мать и серебристоспинный папаша бросились на защиту детеныша. Парень дал деру, споткнулся, упал, и гориллы принялись кусать его и рвать на нем одежду. Много месяцев спустя я встретилась с этим незадачливым туристом в Рухенгери, на его ногах и руках еще виднелись глубокие шрамы – память о злополучной встрече.

Во всех россказнях о нападениях горилл животным обычно отводится неблаговидная роль. Если бы не вторжение человека на их территорию, они, несомненно, нападали бы только при защите своих семейных групп от других горилл. Я питаю большие сомнения относительно целесообразности приучать горилл к человеку. И поэтому не стараюсь приучить их к моим африканским сотрудникам. В прошлом гориллы знали африканцев только в качестве браконьеров. Та секунда, которая понадобится горилле, чтобы решить, друг или враг на ее пути, может стоить ей жизни: в нее успеют выпустить копье, стрелу или пулю.

Ну разве это дело, когда сотне людей, вооруженных луками и стрелами, копьями или ружьями, дозволено уничтожать диких животных в заповедных местах, в том числе и в последних убежищах горных горилл. И борьба с браконьерством в горах Вирунга должна стать одной из самых эффективных мер активной природоохранной деятельности.

Активные природоохранные мероприятия по своей сути довольно просты. Прежде всего необходимо проводить индивидуальную работу с каждым африканцем, для того чтобы у него не только проявилось личное чувство гордости за свой национальный парк, но и желание взять на себя часть ответственности за сохранность природного наследия. Для того чтобы поддержать это чувство и обеспечить эффективность мероприятия, следует позаботиться о таких элементарных вещах, как обувь, приличная одежда, в том числе дождевые плащи или накидки, хорошее питание и зарплата для служащих охраны. В Карисоке все это было обеспечено, и в области Вирунга за дело взялись сотни патрулей, уничтожая ловушки и капканы браконьеров, конфискуя оружие и выпуская попавшихся в ловушки животных на свободу. Такая работа на постоянно уменьшающейся территории заповедника, имеющего международный статус и тем не менее кишащего браконьерами, скотоводами, земледельцами и сборщиками меда, должна подкрепляться в законодательном порядке ужесточением законов по борьбе с браконьерами в Руанде и Заире, введением строгих штрафов за незаконную продажу мяса, шкур и бивней жертв браконьерства, а также за любую прибыль с подпольного промысла. Мероприятия такого рода не исключают долгосрочной природоохранной стратегии.

Теоретические основы охраны природы находятся в резком противоречии с реальными активными мероприятиями. Для столь экономически неразвитой страны, как Руанда, абстрактные положения куда привлекательней практических программ. В первом случае упор делается на поощрение роста туризма путем улучшения существующих дорог, окружающих горы Вулканического национального парка, обновления здания управления парка и туристских пансионатов, а также на приручение горилл, обитающих возле границы парка, с тем чтобы туристы могли подходить к ним и фотографировать. Теоретические основы получили высокую оценку со стороны правительства Руанды и управления парка, которые, естественно, хотят, чтобы Вулканический национальный парк приобрел всемирную известность и тем самым экономически оправдывал бы свое существование в стране с дефицитом земель, пригодных для сельского хозяйства. В результате проведения такой политики число туристов, посещающих Вулканический национальный парк, резко возросло. Только в 1980 году доходы парка от туризма удвоились по сравнению с предыдущим годом.

Но тут мы сталкиваемся с полным непониманием того, что более актуальные задачи выживания двух сотен горных горилл и других диких животных, оставшихся в Вирунге, не могут решаться в рамках долгосрочной программы теоретической охраны природы. У горилл и прочих животных нет времени ждать. Убить гориллу можно одной ловушкой или пулей. Поэтому очень важно, чтобы действенные охранные мероприятия касались непосредственных опасностей, возникающих в парке. Все, что выходит за рамки этих мероприятий, следует отнести к теоретическим выкладкам. Можно научить местное население уважать горилл и тем самым поощрить туризм, но это никоим образом не поможет выживанию двухсот сорока двух горилл, которых не увидят будущие поколения туристов. Нельзя недооценивать значение теоретических положений в отдаленной перспективе, но они не должны заслонять неотложные задачи.

Вдали от глаз общественности горстка преданных своему делу людей в Вулканическом национальном парке продолжает вести активную борьбу за сохранение парка и обитающих в нем животных. Среди выдающихся личностей, рисковавших своим положением ради идеи, следует отметить Паулина Нкубили. В качестве начальника патрульной службы Руанды он накладывал огромные штрафы на покупателей и продавцов-браконьеров в Вулканическом национальном парке. Своими действиями он фактически ликвидировал торговлю трофеями, в том числе головами и руками горилл, идущими на изготовление сувениров. В клане Рутшемы нашлись батутси, которые, порвав с многолетними традициями незаконного выпаса скота в парке, стали активными участниками патрулей против браконьеров в Национальном парке Вирунга. Паулин Нкубили, верные сотрудники Исследовательского центра Карисоке и члены патрулей выполняли свою скромную работу, движимые личными убеждениями. Единственной наградой для них было сознание правоты своего дела. Надежда на светлое будущее Вирунги находится в их честных руках.

Глава четвертая

Три поколения одного семейства горилл: группа 5

Как ни странно, моим знакомством с первой группой горилл на горе Високе (в дальнейшем группой 4) я обязана браконьерам. Два представителя народности батва преследовали дукера с луком и стрелами и, услышав пронзительные крики на склонах Високе, прибежали в лагерь и доложили мне о появлении горилл.

Я последовала за браконьерами и вернулась в лагерь довольная от мысли, что мне удалось выйти на контакт с гориллами в первый же день существования лагеря Карисоке. Когда в тот вечер я села за машинку, чтобы отпечатать сделанные за день заметки, со склонов горы Високе где-то за моей палаткой до меня доносились отчетливые звуки ударов в грудь и голосовые сигналы горилл. Эти звуки исходили из точки, удаленной на километр с лишним от того места, где я встретилась с группой 4. Поскольку гориллы за день проходят не более 400 метров, я поняла, что это; новая группа, ставшая в дальнейшем группой 5.

На следующее утро я поднялась к источнику звуков, услышанных накануне вечером, отыскала след и вышла по нему на поросший густым лесом гребень, поднимающийся над лагерем. Увидев меня, животные немедленно попрятались, за исключением подростка, который взобрался на дерево, постучал себя по груди и, эффектно перескакивая с ветки на ветку, с треском приземлился на низкий кустарник. Я тут же дала ему кличку Икар. Остальные члены группы – как выяснилось позже, их было пятнадцать – удалились метров на шесть-семь от того места, где питались, и принялись украдкой рассматривать меня сквозь заросли. Однако проказник Икар снова полез на дерево и, чтобы покрасоваться передо мной, стал выделывать головокружительные акробатические трюки, а в перерывах с любопытством глазел на первого в его жизни человека, жующего стебли дикого сельдерея.

В первые же полчаса контакта с группой 5 мне удалось насчитать в ней двух серебристоспинных самцов, занявших фланговые позиции для защиты самок и детенышей. Обоих самцов легко было обнаружить и распознать по нестройным крикам. Более пожилого главенствующего самца, издававшего грудные встревоженные звуки «вроаа», я окрестила Бетховеном, а самца помоложе с более пронзительными криками я прозвала Бартоком. Позже я разглядела еще черноспинного самца и не смогла удержаться от соблазна назвать его Брамсом. В поле зрения также мельтешили четыре самки, таскавшие на руках детенышей разного возраста с глазами навыкате. Одна из взрослых особей спокойно уселась под деревом, на котором столь старательно усердствовал Икар. Она бережно прижала детеныша к груди, и по ее виду было ясно, что поведение Икара ее беспокоит. Я была уверена, это мать юного акробата, что подтверждалось сходством черт лица и частыми попытками Икара ее успокоить. Я окрестила самку Эффи, а ее прижатого к груди детеныша с блестящими глазами – Пайпер. Прошло еще полчаса, и гориллы тронулись в путь. Поскольку одним из моих основных правил было не следовать за гориллами, если они решили уйти, я отправилась восвояси, хотя Икар и задержался на некоторое время в кроне дерева.

Процесс привыкания ко мне группы 5 проходил гладко благодаря регулярным контактам. За первый год работы в Карисоке они стали подпускать меня на расстояние пяти-шести метров. Бетховен довольно терпимо относился к остальным двум самцам в группе – Бартоку и Брамсу, – очевидно, потому, что он рассчитывал на их помощь в охране самок и детенышей. Превосходящая всех по рангу самка Эффи с двухлетней дочерью Пайпер и сыном Икаром пяти-шести лет от роду всегда располагалась ближе всех к Бетховену, на лице которого появлялось выражение довольства всякий раз, когда, потакая своим чадам, он позволял им играть на своей мощной серебристой спине. Второй по рангу самкой была Маркиза, явно опасавшаяся Эффи, хотя Пентси, полуторагодовалая дочь Маркизы, свободно играла с Пайпер и Икаром. Пентси страдала от хронической астмы, что сказывалось на ее манере издавать звуки. Зачастую глаза Пентси слезились, а из носа текли обильные выделения, но я никогда не видела, чтобы Маркиза пыталась вытереть ей лицо. Две самки так и не получили имен: я никак не могла различить их, поскольку они все время прятались в зарослях. И наконец, две последние – Лиза и Идано – были окрещены, когда перестали чураться меня и я научилась их распознавать.