Текст книги "Афганистан - мои слезы"

Автор книги: Давид Лезебери

Соавторы: Боб Абботт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

В одном из магазинов господин Мунсиф заговорил с юношей лет пятнадцати. Затем он переговорил с остальными членами его семьи.

Когда мы вышли на улицу, господин Мунсиф сказал:

– Этот молодой человек, Аймал Масуд, говорит на очень красивом пушту. Его родные сказали, что Вы можете приходить к ним в магазин в любое время и практиковаться в языке.

– Спасибо большое, – поблагодарил я, а сам подумал: «Этот парнишка Аймал даже понятия не имеет, сколько ему понадобится терпения».

Владельцем этого магазина, в котором можно было найти практически все, был Рахман, старший брат Аймала. Аймал помогал Рахману и среднему брату Хадиму разгружать и продавать товар. Это была очень порядочная семья с высокими моральными устоями, щедро раздающая милостыню нищим.

Отец Аймала не позволял ему принять от нас даже малейшее вознаграждение за помощь в изучении пушту. И хотя я помогал Аймалу справляться с английским, который он тоже изучал, моя помощь была незначительной по сравнению с тем, что он делал для нас с Джули.

Я чувствовал себя глубоко обязанным отцу Аймала, потому что позже он даже позволил Аймалу приходить для занятий пушту к нам домой. Иногда он приносил угощение – великолепные афганские блюда, приготовленные для нас его матерью.

Несколько раз отец Аймала приглашал меня к себе в гости, чтобы разделить с ним и тремя его сыновьями превосходный афганский ужин. Однако ни разу я не видел ни его дочерей, ни жену, которые все это приготовили. В Афганистане это было не принято.

Джули очень обрадовалась, когда семья Масудов впервые пригласила нас обоих к себе на ужин. В соответствии с афганскими обычаями, как только мы вошли, Джули пригласили в комнату для женщин, а меня – в комнату для мужчин.

После пяти месяцев занятий с Аймалом мы решили пригласить всю его семью на пикник. Господин Масуд принял наше приглашение «с удовольствием».

Это была наша первая встреча со всей семьей, и в течение нескольких дней Джули готовилась к этому событию с особой тщательностью.

Выбрав меню, она сказала: «Давид, надеюсь, им понравится то, что я собираюсь приготовить». Но я был уверен, что им все понравится.

Когда же назначенный день наконец настал, мать Аймала вдруг приболела и поэтому не смогла поехать с нами на пикник. С сожалением она прислала нам свои извинения. Джули очень расстроилась, но решила, что так как госпожа Масуд не может поехать с нами на пикник, ей тоже стоит остаться дома. Позже мы узнали, что решение, принятое Джули, соответствовало афганским традициям, и мать Аймала была очень тронута вежливостью Джули.

Готовясь к пикнику, я сконцентрировался на нескольких пуштунских словах и паре коротких фраз. Так как ни отец Аймала, ни его братья не знали ни слова по-английски, мне очень хотелось сказать хоть пару фраз на их родном языке. Но, несмотря на все приготовления, я не сумел сказать ни единого предложения на пушту в течение всего вечера. И хотя я очень внимательно вслушивался и отчаянно старался запомнить слова, я так и не смог выговорить ничего вразумительного. В конце концов, мне пришлось положиться на Аймала, который переводил то, что я говорил по-английски.

Казалось невероятным, что после многих недель усиленных занятий я не мог ни сказать ничего на пушту, ни правильно ответить на вопрос. Эта неспособность что-либо правильно выговорить повергала меня в отчаянье. Мне так дороги были эти друзья и мне так хотелось общаться с ними на их родном языке.

Но, вопреки отсутствию у меня языковых способностей, нам понравились поездка и ужин на природе в одном из парков Джелалабада.

Я вернулся домой очень поздно, и Джули уже спала. Это было и к лучшему. Я был так расстроен тем, что у меня ничего не получилось сказать семье Масудов на пушту, что мне ни с кем не хотелось разговаривать – даже с Джули.

Стоя на коленях, я плача взывал к Богу: «Господи, я не мог правильно сказать ни одного слова – ни единого! Я так люблю Аймала и его семью, но что я могу сделать, если я даже слова не могу сказать. Иисус, я хочу отдать себя, свою жизнь за пуштунский народ, но как я могу рассказать им о Твоей к ним любви, если я даже не могу выучить их язык?».

В этот момент внезапно и ясно ко мне пришли эти слова: «Давид, если Я смог коснуться сердец подростков в бандах на улицах Нью-Йорка через Давида Вилкерсона, разве Я не смогу показать Свою любовь к пуштунам через тебя?».

Я подумал: «Давид Вилкерсон, чью книгу «Крест и нож» я перечитывал так много раз? Я тут мучаюсь, потому что ничего не могу сказать на пушту, и Бог вдруг напомнил мне об этой книге? Что это значит? Может быть, Бог хочет сказать, что Он может многое сделать через любого человека, который готов ему служить, – даже через меня».

Я знал, что через служение Давида Вилкерсона Бог смог помочь людям, которых Он любил. Я смел верить, что, может быть, и через меня Он сможет показать Свою любовь к афганскому народу. С благодарностью я принял эти слова от Господа. Мое отчаянье сменилось уверенностью, что я ни за что не сдамся и буду продолжать учить пушту.

Весной 1977 года, вдобавок к своим частным занятиям, я записался на курсы по изучению пушту при Кабульском университете. Занятия в университете и частные уроки с господином Мунсифом требовали от меня чрезвычайного напряжения. В августе наступили долгожданные каникулы, чему я был несказанно рад. На этих каникулах мне довелось совершить самый изумительный и полный приключений поход в моей жизни.

Глава седьмая

Переход через Гиндукуш

Район, в котором северо-восточный Афганистан граничит с Таджикистаном, Пакистаном и Китаем, называется Памирским узлом. Это скопление величественно возвышающихся гор часто называют «крышей мира». Высота многих вершин превосходит шесть тысяч метров. Каждый год сюда съезжается множество скалолазов со всего мира.

Горный хребет Гиндукуш, берущий начало в Памирском узле, протянулся через всю страну почти на тысячу километров. Эта цепь гор – сердце Афганистана. Некоторые даже говорят, что это и есть Афганистан.

Первый год нашей жизни в этой стране мы были так поглощены изучением пушту, что даже не имели особого представления о Гиндукуше и о том, какую важную роль он играет в жизни афганцев. Поэтому мы очень обрадовались, когда наши друзья Боб и Дона Миллер, преподававшие в кабульской школе, получив разрешение от правительства, предложили нам и еще пятерым друзьям совершить переход через Гиндукуш. Вместе с нами в это путешествие отправились Том Ларсон – крепко сложенный американский студент, приехавший в Афганистан на летние каникулы; Оле Питерсон – мой шведский друг по Кабульскому университету; Ольга Свенсон из Швеции и Бетти Энн Джонс из Англии – медсестры, работающие в Кабуле, и Бернис Уотли – администратор школы.

Бывалые путешественники предупреждали нас, что переход через горы будет нелегким. Чтобы войти в форму, мы начали усиленно заниматься гимнастикой и регулярно совершать восхождения на историческую кабульскую стену. Эта древняя стена была построена между двумя невысокими горами для защиты города от иноземных завоевателей.

Мое радостное предвкушение похода омрачалось легким беспокойством по поводу диагноза, который мне поставили врачи в 1971 году, настоятельно порекомендовав не жить за границей из-за слабых легких. Холодная температура, характерная для возвышенностей, могла вызвать осложнения хронического заболевания. Но мне очень хотелось совершить этот переход вместе со всеми, кроме того, я верил, что при усиленных тренировках и с Божьей помощью мои лег кие будут в порядке.

Наше приключение началось 18 августа. На двух джипах мы направились на север от Кабула к городу Ханабаду. Оттуда по грунтовой дороге мы доехали до заброшенного местечка под названием Кислем. Выбрав место в поле, мы разбили палатки и устроились на ночлег.

В два часа ночи нас разбудили крики Боба и Доны: «Вода! Вода! Везде вода!».

В кромешной тьме, спотыкаясь и падая, мы собрали свои вещи и перебрались на возвышенность.

Хозяин, разрешивший нам заночевать у него на поле, забыл сказать, что по ночам его земли орошаются.

Позже тем же утром я вскочил, потревоженный чьим-то пронзительно высоким голосом и звоном колокольчиков. «Опять вода?» – спросил я, высунув голову из палатки.

Жмурясь от яркого солнца, я увидел процессию, состоявшую из нескольких кочевых пуштунских семей, которые двигались мимо со всеми своими овцами, козами и верблюдами. Женщины в яркой одежде ехали верхом на мерно раскачивающихся, ведомых под уздцы верблюдах. Гогочущие дети и лающие собаки носились взад и вперед вдоль проходящей мимо нас колонны. Это было захватывающее зрелище.

Тем утром мы направились к Файзабаду, который находится в восьмидесяти километрах от границы с Советским Союзом. Часть пути пролегала по опасной горной дороге, которая временами сжималась в узкую полоску, выдолбленную в отвесной скале. Временами дорога ныряла вниз, проходя через пересохшее устье реки. Практически все время подъем был настолько крут, что не было видно дороги.

Джип, в котором сидели мы с Джули, карабкался вверх, как испуганный кот, – урча и бросаясь камнями, он медленно продвигался вперед. Изо всех сил мы льнули к скале, надеясь, что наш выписывающий кренделя автомобиль не натолкнется на камень и, потеряв равновесие, не сбросит нас со скалы в реку.

После ночи, проведенной в Файзабаде, мы приехали в Фаргзаму. Отсюда должен был начаться наш переход.

В Фаргзаме, собравшись вокруг костра, мы молились за Джули, которая температурила и мучилась расстройством желудка. Мы также молились о том, чтобы Господь сохранил нас от опасностей в пути. На следующее утро мы с новой силой осознали, что можем доверить себя и свою безопасность Господу – Джули была совершенно здорова.

У местных жителей мы купили двух мулов. Прекрасно понимая, что мы и понятия не имеем, как обращаться с вьючными животными, и еще меньше разбираемся в том, сколько они стоят, местные жители попытались продать нам трех мулов. Но мы были уверены, что они стараются воспользоваться нашей наивностью, и твердо решили купить только двух животных. Мы рассчитывали на то, что все наше снаряжение и медикаменты будут навьючены на мулов, и каждый из нас понесет рюкзак весом от пятнадцати до двадцати килограммов. Навьючив животных, мы направились вдоль реки Кокча по узкой каменистой тропе.

На следующий же день путешествия мы сделали несколько довольно проницательных открытий о своих мулах. Это были действительно крепкие и устойчивые животные, великолепно приспособленные к тому, чтобы проходить даже по очень узким горным тропам, невзирая на тяжесть поклажи. Однако, если поклажа оказывалась слишком тяжела или была неправильно навьючена, мул начинал вихлять. Кроме того, мы заметили, что стоило их только навьючить, как из грустных глаз осликов начинали литься слезы.

Сначала мы неправильно закрепили поклажу на спинах животных. В ответ наши мулы наотрез отказались идти вперед. Единственное, что нам оставалось сделать – это облегчить их ношу. Пришлось снять с них половину груза, довести мулов до вершины горы, развьючить, затем привести вниз и навьючить остальной поклажей. Для выполнения этой долгой и изнурительной процедуры от наших животных потребовалось сил в два раза больше, а от нас – в четыре. Короче говоря, нам действительно нужно было покупать трех мулов. «Эти местные, оказывается, были совершенно правы», – бормотали мы себе под нос.

В то время, когда мы перетаскивали снаряжение, Джули сказала, что пойдет вперед. Я видел, как она с трудом взбиралась на вершину горы. На ней были джинсы, зеленая рубашка и большая белая шляпа с широкими полями, которые трепал ветер. Она уверенно шагала вперед и, исчезнув за поворотом, пропала из виду.

Стоило мне лишь на короткое время вернуться к работе, как мне показалось, что Джули вскрикнула. Я поднял голову и прислушался.

Я знал, что Джули очень самостоятельная женщина, и не из тех, кто впадает в панику по пустякам. Она не стала бы кричать без причины. Поэтому я подумал, что это лишь шалости ветра. Но, внимательно прислушавшись, я снова услышал ее зов.

Я пулей взлетел по узкой тропе, и по другую сторону вершины мои глаза увидели то, чему разум отказывался верить. Я увидел мою жену, прилипшую к каменистой поверхности горы, как замазка прилипает к стеклу. Очевидно, Джули сбилась с тропы, а обманчивый песок и гравий, показавшиеся ей тропой, предательски осыпались у нее под ногами. В считанные секунды она оказалась вне досягаемости, но каким-то образом сумела удержаться, буквально влепившись в скалу. Ей не за что было держаться и не во что было упереться ногами. Как ей удавалось удерживать себя на весу, я не знал. Мы оба понимали, что в любой момент Джули может сорваться с тридцатиметровой высоты и скатиться в бурлящую горную реку.

– Не двигайся! – сказал я, стараясь сохранять спокойствие, чтобы не напугать ее еще больше. Я повернулся и крикнул изо всех сил: «Все сюда! Скорее! Джули в опасности!». Том, Оле, Бетти и я схватились за руки, образуя живую цепь. Медленно и осторожно мы шаг за шагом стали спускаться вниз. Том надежно закрепился на тропе, в то время как я мучительно медленно сползал к Джули. Мы все знали, что в любой момент можем сорваться вниз навстречу своей смерти.

Когда я подобрался поближе к Джули, она тихо сказала:

– Если ты заберешь у меня рюкзак, думаю, я смогу выбраться сама.

– Ну уж нет, – поспешно возразил я, пытаясь не выдать своей паники.

Очень осторожно я протянул руку, схватил Джули за пояс и сантиметр за сантиметром мы начали продвигаться вверх к тропе. За метр до безопасности кто-то поскользнулся, посыпался песок, и камни, кувыркаясь и ударяясь о скалу, стали рушиться вниз, в реку.

– Не двигаться! – крикнул я, и мой голос эхом отозвался в горах.

Все замерли на несколько секунд. Когда я уже был уверен, что можно продолжать, я дал команду:

– Потихоньку, пошли.

Мы снова начали медленно двигаться вдоль холодного камня скалы. Еще несколько мучительных шагов – и мы наконец-то в безопасности!

Я крепко прижал к себе Джули и глубоко вздохнул. С невыразимой благодарностью я прошептал: «Спасибо тебе, Боже. Спасибо. Спасибо».

Вспотевший, невероятно переволновавшийся, с дрожащими коленями, я медленно опустился на землю. Я все еще держал Джули за руку, не смея ее выпустить, хотя кошмар уже был позади. Некоторое время Джули тихо сидела рядом со мной, затем слезы облегчения полились у нее из глаз.

Опасаясь за последствия такого чрезвычайного нервного напряжения, кто-то сказал:

– Джули нельзя сейчас оставаться одной, после такого потрясения у нее может быть шок.

– Не беспокойтесь, Господь рядом со мной, – ответила Джули. – Когда я была там, внизу, я могла оставаться спокойной, потому что снова и снова повторяла слова, которые Дух Божий напомнил нам два дня назад: «Я не оставлю вас, Я сохраню вас».

Мы продолжили переход, полные благодарности за то, что остались целы и невредимы. После этого приключения, однако, мы до конца смогли оценить суровую красоту Гиндукуша и опасности, скрывающиеся за его величественным великолепием.

На третий день пути мы все-таки купили третьего мула. Мы прозвали его Гарри. К сожалению, Гарри оказался слишком мал для нашей поклажи, и на следующий день нам пришлось обменять его на красавца по прозвищу Денни. В отличие от двух первых мулов – непослушного симпатяги Аско и саботажника Чарли, Денни, как только его навьючивали, норовил удрать. Но все же, невзирая на все своеобразные особенности наших осликов, мы полюбили этих трудолюбивых животных.

В начале перехода наши дни были заполнены борьбой со всякого рода бедствиями, ноющими мускулами, постижением вьючной науки, разбивкой лагеря и сборами. Переход через горы потребовал от нас большей физической выносливости, чем мы с Джули предполагали. С другой стороны, редкая, неописуемая красота гор превосходила все наши ожидания.

Даже трех мулов оказалось недостаточно для того, чтобы спокойно перевозить все наше снаряжение, поэтому я купил Артура, крепкого мула со стальной уздечкой и подковами на задних копытах. Я даже готов был не торгуясь заплатить ту цену, что за него просили. Мы настолько измучились, перетаскивая снаряжение на себе, что я хотел купить большого мула.

Оказалось, что Артур был местной знаменитостью: его знали все, с кем бы мы ни встречались. В следующей деревне местные жители начали меня упрашивать устроить соревнование по бою мулов.

– Бой мулов? – переспросил я и про себя подумал: «Так вот почему у пего подковы на задних копытах».

Вскоре я узнал, что жители этих мест любят подобные зрелища и ставят деньги на победителя. Один из жителей вывел под уздцы своего мула подобно тому, как выводят напоказ породистых лошадей. Затем этот человек стал настаивать на том, чтобы Артур сразился с его мулом. Я наотрез отказался, что ничуть не обрадовало владельца нашего соперника.

Каждый новый день на тропе был совсем не похож на другой. Однажды наша спутница Дона оказалась в опасности, переходя через поток, который был гораздо глубже, чем казалось на первый взгляд. Течение было настолько сильным, что ей пришлось ухватиться за свисавшие над потоком ветви.

Потом я отравился тухлым яйцом, которые мы купили у местных жителей. Мне было так плохо, что я не мог идти, и нам пришлось взять напрокат лошадь. Все эти происшествия сблизили наш небольшой отряд за время похода, и нам уже казалось, что все мы – хорошие давние друзья.

Каждый из нас по-своему проявлял Божью любовь к людям, встречавшимся нам на пути. Так как Ольга и Бетти были медсестрами, их помощь была наиболее ощутимой. Они раздавали медикаменты против разного рода инфекций всем, с кем мы повстречались в горах. Жителям этих отдаленных деревень очень трудно было достать какие-нибудь лекарства.

В деревне Рабат Ольга и Бетти ничем не могли помочь женщине, у которой, по их мнению, был туберкулез позвоночника, и поэтому мы все вместе молились за нее.

Однажды утром к нам принесли маленького мальчика, который, вероятнее всего, страдал от приступа аппендицита. Наши медсестры мало что могли сделать – ему нужна была операция. Бородатый отец нежно держал мальчика на руках, а я, опустившись рядом с ними на колени, молился. Мое сердце разрывалось от боли за этого пожилого мужчину и его сынишку.

На десятый день путешествия нам все еще оставалось преодолеть более трети пути. Мы наняли проводника, чтобы он перевел нас через холодный и ветреный четырехкилометровый переход Анджоман. К полудню мы добрались до высокогорного плато, которое предшествовало нашему последнему подъему к перевалу.

Увидев темно-синее, кристальной чистоты озеро Анджоман, Джули воскликнула: «Давайте устроим здесь привал и пообедаем».

Мы так и сделали, наслаждаясь великолепным пейзажем во время привала.

Наш караван состоял из черного красавца – арабского скакуна, которого раздобыли для меня, когда я был болен, и вместе с мулом проводника – пяти мулов. Но даже при такой огромной свите мы довольно быстро добрались до перевала и заночевали на тропе, в каменном загоне для овец, который укрыл нас от ветра.

События той ночи оказались зловещими.

Сначала Том, который остался на озере Анджоман удить рыбу, заблудился и бродил по горе более шести часов. Пытаясь нас разыскать, он поднялся чуть ли не на шестьсот метров выше нашего лагеря. Том был очень легко одет, и при температуре, которая ночью опустилась ниже нуля, рисковал замерзнуть насмерть, если бы вовремя не заметил огонь нашего костра. Он добрался до лагеря только в половине одиннадцатого ночи.

Затем, как только мы устроились в спальных мешках, тишину ночи нарушил одинокий выстрел. Нам так и не удалось узнать причину или источник этого смертоносного звука, но все были сильно напуганы.

Мы с Джули были очень рады, когда наконец настало утро.

С утра все были несколько напряжены и взвинчены, но, преодолев вершину горы, успокоились. Внизу перед нами раскинулась долина реки Пяндж. В жизни я не видел такого захватывающего зрелища! Река извивалась в низине, а по обоим ее берегам раскинулось золото пшеницы. Буйная зелень деревьев покрывала горные склоны.

В восхищении я воскликнул:

– Джули, ты посмотри, какая красота! Ради нее стоило сюда забраться.

– Да-а, восхитительное зрелище, – согласилась Джули.

В последний день пути мы шли, пока нас не застигла ночь, и поэтому, когда Базир пригласил нас заночевать у него дома, мы с радостью согласились. Этот пожилой рыбак встретился нам по дороге, в полутора километрах от его деревни Дашти Рават. Добравшись до его дома, мы расстелили спальные мешки на свеженастланной соломе в отгороженном стеной пространстве для овец, коз и кур.

На ужин хозяева угостили нас простым, но очень вкусным кушаньем из рыбы, выловленной Базиром. Мы удобно устроились на ночлег рядом с куриным насестом и крепко уснули. Это была наша последняя ночь на Гиндукуше.

Утром нас разбудили ослепительные лучи солнца. «Надо было мне вчера с головой забраться в свой спальник», – подумал я.

Непривычная тяжесть на голове и звуки животных сбили меня с толку. Не двигаясь, я позвал Джули. Прыская от смеха, она указала на меня нашим спутникам. Они рассмеялись, увидев, что у меня на голове удобно устроилась курица.

В этот день нам предстояло осуществить непростую задачу – продать наших мулов на базаре. Стоило только нам с Бобом, Томом и Оле начать торг, как мы сразу же поняли, что торговля мулами – дело невыгодное. Особенно для иностранцев, которые уже закончили свой переход через Гиндукуш. В начале нашего пути местные жители знали, что нам без мулов никак не обойтись. В конце пути они, опять же, прекрасно понимали, что нам эти мулы ни к чему. После целого дня торговли нам пришлось робко сознаться женщинам, что мы продали мулов за треть той цены, которую заплатили за них в начале пути.

Возвращаясь в Кабул на автобусе, Джули и я окунулись в воспоминания нашего перехода через горы, который длился двадцать один день.

Физически я так хорошо себя не чувствовал со школы, с тех пор как занимался бегом. У меня не было никаких проблем с легкими.

Духовно время, проведенное в общении с верующими людьми, которые молились и работали вместе, вдохновило меня. Я был рад, что мы смогли помочь встретившимся на пути людям и рассказать им о Боге. Я был счастлив.

Наш «напряженный и изнурительный» отпуск придал мне новые силы.

Возвратившись в университет, я приступил к изучению пушту с еще большей энергией. Эта энергия была очень к месту, потому что пушту не стал ни на йоту легче за время моего отсутствия. Тогда я даже не подозревал, что человек, который помогает мне в изучении языка, станет невероятно значимым в моей жизни.

Глава восьмая

Верный учитель

Каждое утро я чистил зубы под издаваемые магнитофоном звуки пушту. Дома я постоянно ходил в наушниках, повторяя за диктором предложения. Я засыпал, убаюкиваемый словами пушту: «яблоко, яблоко, банан, банан» и названиями других фруктов.

Моими постоянными спутниками были записная книжка с фонетическими и грамматическими правилами, словарик и карточки с короткими предложениями. Я занимался пушту постоянно. Идя по дороге, я запросто мог обо что-нибудь споткнуться, погруженный в заучивание слов. По той же причине каждая поездка на велосипеде превращалась для меня в настоящее приключение.

Однажды я увидел ветку бананов, висевшую у входа в небольшую лавочку. Меня озарила мысль: “Вот она, великолепная возможность применить свои новые познания на практике. Я только вчера вечером выучил, как сказать на пушту «банан» ”. Радуясь представившемуся случаю, я подошел к продавцу и обменялся с ним обычными приветствиями:

– Мир Вам.

– И Вам тоже, – ответил он.

– Как Ваше здоровье? – спросил я.

– Спасибо, хорошо. А Ваше?

– Тоже хорошо.

После обмена приветствиями, которые я уже хорошо знал, я смело сказал: «Став ду зарл кала пу тсо да?». Я полагал, что спросил: «Почем Ваши желтые бананы?». Но, взглянув на растерянное лицо продавца, я понял, что, наверное, что-то не очень четко произнес.

Я твердо для себя решил ни на что не показывать пальцем, а употреблять слова, потому что, тыкая пальцем, язык не выучишь. Поэтому я снова повторил свой вопрос на пушту, только уже чуть-чуть погромче.

Но продавец уставился на меня и отрицательно помотал головой.

Двое чумазых мальчишек, стоявших слева от меня, прыснули от смеха. Продавец вежливо отвернулся в сторону, тоже стараясь сдержать смех.

Пряча залившееся краской лицо, я пробормотал: «Спасибо. До свиданья» и моментально растворился в уличной толпе. Возвращаясь домой с базара, я погрузился в воспоминания тех дней, когда был в команде по легкой атлетике. «Я не сдался тогда, не сдамся и сейчас», – тихо бормотал я себе под нос. Тогда это была гонка на выносливость, сейчас – это состязание с пушту, и я был полон решимости победить во что бы то ни стало.

В течение шести недель я старательно занимался на курсах разговорного пушту при университете. Моя преподавательница, доктор Малгари, относилась ко мне с большим терпением. Эта женщина отличалась высоким профессионализмом и рациональным подходом. Когда она объявила, что на следующем занятии будет устный экзамен, я сразу же стал усиленно к нему готовиться. Моей задачей было любой ценой не завалить этот экзамен.

В день экзамена я пришел в класс на двадцать минут раньше и сел за парту, чтобы еще раз все повторить. Оле, молодой и очень способный шведский лингвист, с которым мы вместе ходили в поход, и еще один студент из Японии зашли в класс прямо перед звонком. Когда вошла доктор Малгари, мы все встали, приветствуя ее. Она поздоровалась с нами на пушту, затем мы сели на свои места прямо напротив нее. Она начала с меня. С едва заметной улыбкой она обратилась ко мне, употребив арабский вариант моего имени.

– Добрый день, Дауд.

– Здравствуйте, доктор Малгари.

– Во сколько Вы сегодня встали? – спросила она меня.

Я уставился на нее, панически пытаясь вспомнить нужное слово. Она еще раз повторила свой вопрос. Я мучительно осознавал, что на меня смотрят мои одноклассники, но все равно не мог понять, о чем она меня спрашивает.

– Скажите, пожалуйста, где Вы живете?

Детский вопрос, но по крайней мере я смог его понять. «Карте Чар, но как же мне построить предложение, чтобы правильно ответить?– подумал я про себя. – Ну, пожалуйста, вспомни». Я склонил голову, усиленно роясь в памяти, затем вздохнул, снова поднял голову и, чувствуя, что краснею, заикаясь ответил: «Карте Чар».

Мой односложный ответ отразился улыбкой надежды на лице нашей преподавательницы. Заглянув в конспект, она задала мне следующий вопрос:

– Дауд, Вы уже пообедали?

Молчание.

Ей пришлось дважды повторить свой вопрос, прежде чем я смог ответить «Хо» (да).

Я вытер вспотевшие ладони. Мне так отчаянно хотелось ей сказать, что я готовился, стараясь изо всех сил.

– Что Вы ели на обед? – продолжала она.

К этому времени я так переволновался, что уже не мог вспомнить, как на пушту «обед», не говоря уже о супе или салате.

– Давид, Вы могли бы описать это здание? – спросила она еще раз. Затем, видя мое красное вспотевшее лицо и трясущиеся руки, она, смилостивившись надо мной, прекратила экзамен и сказала: «Ничего страшного. Мы попробуем в другой раз».

«Ну почему? Почему? Почему?» —думал я, совершенно расстроенный. Мне хотелось закричать, или заплакать, или сделать еще что-нибудь в этом роде. Я так хотел говорить с афганцами на их родном языке, ну так почему же я ничего не мог выучить?

Когда экзамен закончился и для двух других студентов, мы поднялись, прощаясь с нашей учительницей. Наконец-то мы были свободны, и я поплелся к выходу. Меня захлестнуло отчаянье. Я остановился, разглядывая студентов. Каждый из них направлялся по своим делам. Одни шагали по мощеным дорожкам, читая книги, другие разговаривали с друзьями, облокотившись о стену здания.

Я тяжело вздохнул и подумал: «Все они, несомненно, учатся гораздо лучше меня». Затем я прошептал: «Боже, Ты видишь всех этих студентов? Ты видишь, как я люблю афганцев?». С болью в сердце я продолжал: «Но разве я смогу когда-нибудь им рассказать о том, как сильно Ты их любишь?».

Тихие слова заполнили мое сознание:

«Ты правда любишь этих студентов?»

– Ну, Господи, Ты же знаешь, что да.

«Ты действительно их любишь?»

– Боже, Ты знаешь, что я люблю их, – прошептал я вполголоса.

Я подумал, что этот диалог слишком уж начинает напоминать

разговор апостола Петра с Иисусом Христом на берегу Галилейского озера две тысячи лет назад.

«Любишь ли ты их настолько, чтобы продолжать биться головой об этот язык, непробиваемый, как каменная стена? Готов ли ты настойчиво продолжать двигаться вперед даже тогда, когда кажется, что это замкнутый круг? Любишь ли ты их настолько, чтобы не сдаться?»

Прежде чем я смог что-нибудь ответить, ко мне подошел мой одногруппник Оле, свободно говоривший на пяти языках. Зная, что я завалил экзамен, он сказал:

– Давид, ты, наверное, думаешь, что ни на что не годишься и не в силах показать людям Божью любовь, потому что не можешь выучить их язык, или потому, что не можешь произвести на них достойного впечатления. На самом же деле учителя тобой восхищаются. Они никак не могут понять, какая сила заставляет тебя появляться на каждом занятии, когда любой другой на твоем месте уже давно бы все это бросил. Они никак не могут понять, откуда у тебя берутся на это силы.

Оле положил руку мне на плечо и добавил:

– Ты знаешь, почему Бог дал способности к языкам мне, а не тебе?

– И сам же ответил на собственный вопрос. – Потому что Бог знал – у меня никогда не хватило бы терпения, как у тебя, чтобы не бросить все. Ты выучишь пушту, Давид. Ты его обязательно выучишь.

– Спасибо, Оле, – сказал я. – Я сейчас немного расстроен, но с Божьей помощью я не сдамся.

– Хорошо, – улыбнулся он. – Я буду за тебя молиться.

Его слова часто вдохновляли меня.

Одним из предметов, требуемых по программе, было чтение. Чтение даже простых предложений на пушту с его витиеватыми арабскими буквами давалось мне очень тяжело. Я так сильно хотел научиться читать, но успехи мои были невелики. Однако, несмотря на мои черепашьи темпы, у меня появилось горячее желание читать Новый Завет на пушту. С моими способностями казалось просто глупым приступать к такой задаче хотя бы до тех пор, пока я не научусь читать получше, но я решил, что в любом случае попробовать стоит.

Господин Мунсиф, который занимался со мной дополнительно, был единственным человеком, к которому я мог обратиться с подобной просьбой. На протяжении нескольких недель я молился об этом – мне не хотелось его обидеть и не хотелось, чтобы он подумал, что я злоупотребляю его дружбой.