Текст книги "Афганистан - мои слезы"

Автор книги: Давид Лезебери

Соавторы: Боб Абботт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Один друг дал Джули книгу Джона Поллака «Хадсон Тейлор и Мария – пионеры в Китае», и сказал, что она обязательно должна ее прочитать. Каждый вечер мы вместе читали эту книгу. Мы изумлялись любви Тейлора к людям Китая и тем жертвам, на которые он шел ради них. Чем больше мы читали, тем больше понимали, что величайшая добровольная жертва Христа за наши грехи вдохновляла Хадсона и Марию и была источником их сострадания к людям. В глубине сердца мы знали, что эти люди не просто сознавали умом, как велика жертва Христа на кресте, – они этим жили. В жертве Христа они ясно видели самоотверженную и сострадательную любовь Бога к людям. Тейлоры верили, что единственная возможность выразить благодарность Богу – в том, чтобы донести эту любовь до других.

«Разве мы не должны быть готовы сделать то же?» – думал я. Закончив читать последнюю главу, мы разрыдались в присутствии Бога. Наши сердца наполнились любовью к людям и заботой о них. Эти чувства, нахлынув, как морские волны, полностью захлестнули нас, и мы воззвали к Господу: «Боже, пошли нас к людям, с которыми мы сможем поделиться той любовью, которую Ты даруешь нам».

Мы прошли полный круг от «это невозможно» до «мы готовы» и затем к «пожалуйста, пошли нас». Мы действительно были уверены, что Он так и сделает, мы только еще не знали, куда нам предстоит отправиться.

Однажды в воскресенье Джули дремала в лучах теплого весеннего солнца, заливавшего спальню, а я сидел рядом, облокотившись на подушку. В тот день я решил приступить к чтению огромной книги под названием «Мировая энциклопедия народов». Я подумал, что если мы собираемся ехать за границу, то мне нужно больше знать о других странах. Первая страна, о которой рассказывалось в этой книге, был Афганистан.

В книге перечислялись основные факты об Афганистане: исламское государство, окружено сушей, граничит с СССР, Китаем, Пакистаном, Ираном; приблизительная численность населения 15 миллионов, 25 процентов населения ведет кочевой образ жизни, 90 или более процентов населения неграмотно, в стране представлено около 20 языков; преобладающими языками являются пушту и персидский (дари); количество асфальтированных дорог невелико, железные дороги отсутствуют.

Через несколько недель по одному из предметов, преподаваемых в семинарии, мне задали написать доклад о какой-нибудь части света. Я выбрал Центральную Азию. Готовясь к докладу, я узнал о народности, которая в то время насчитывала более 10 миллионов человек. Англичане называли их патанами, а они сами называли себя пуштунами. Мне было немного стыдно, что до этого я никогда о них не слышал, хотя они были самой многочисленной народностью в мире. «Кто эти люди, постоянно завладевающие моим сознанием?» – спрашивал я себя.

Из дальнейшего чтения я узнал, что они говорят на языке пушту и живут в основном в Восточном Афганистане и Пакистане. Многие населяют область знаменитого Хайберского прохода, о котором я все-таки слышал. Позже я узнал, что этот свободолюбивый народ никогда и никем полностью не был завоеван.

С изумлением я открыл для себя, что живут они в соответствии с кодом чести, называемым пуштунвали. Этот суровый закон включал бадал (месть, что на их языке дословно означает «обмен»), мелма-палина (теплое гостеприимство) и нанавати (предоставление убежища даже врагу). Чем больше я читал, тем яснее мне становилось, что это сильные и глубоко верующие люди. Они были мусульманами, самоотверженно защищавшими честь Всемогущего Бога. Пуштуны отличались такой же суровостью, как и та земля, на которой они жили, поэтому ружья и ножи являлись неотъемлемой частью их снаряжения.

Стремительно и безмолвно эти смелые люди и суровая красота их земли пленили мое сердце.

Изучая разные научные книги, написанные восточными и западными специалистами, я начал понимать, что значит быть мусульманином. Я стал больше разбираться в социальной структуре Афганистана и других исламских стран.

Ученые утверждали, что мусульманская культура, политика, образование, религия и поведение в обществе тесно взаимосвязаны. Из их работ следовало, что преданность семье, своему народу и обществу не просто высоко ценилась в исламском обществе, но являлась безусловным требованием. Человек, который слишком сильно отклонялся от принятых норм, считался предателем независимо от того, находился он в своей стране или за ее пределами. Обычно такого человека исключали из жизни семьи и общества социально и физически, и даже могли убить. Почему? Потому, что в глазах своего народа этот человек был предателем, обесчестившим и опозорившим свою семью и свой народ. Пришельцы или даже люди внутри общества, ставшие причиной таких перемен, часто рассматривались как беспринципные и опасные личности, потому что их влияние привело к таким разительным изменениям, и с ними поступали соответствующим образом.

Внимательное изучение авторитетных источников на тему исламской культуры и общества протрезвили меня. Я стал пытаться поставить себя на место мусульманина.

Меня интересовало, бывает ли так, что мусульманин думает одно, а поступает по-другому, потому что он должен действовать согласно принятым нормам. Мне также было интересно больше узнать об их основных правах человека – право свободно мыслить, подвергать что-нибудь сомнению, свободно делать свой выбор.

Хотя я не знал ответов на свои вопросы, одно я знал точно: мне не терпелось встретиться с этими людьми.

Прошло больше одиннадцати лет с тех пор, как я сидел на заднем ряду в церкви пастора Калдвелла в Южной Каролине, и девять месяцев с того утра, когда рыжеволосый мужчина проповедовал в семинарии. А теперь звучал призыв Самого Христа, волновавший меня до глубины души. Мне хотелось быть рядом с пуштунами, чтобы узнать их поближе. Я хотел смеяться, когда они смеются, и плакать, когда они плачут. Мне хотелось, чтобы мой язык произносил замысловатые звуки их языка, и уши могли различать его музыку. Мне хотелось быть среди них.

Безо всяких колебаний Бог дал мне сердце пуштуна.

Глава пятая

Прилив радости

Изначально мы планировали отправиться в Пакистан, а не в Афганистан. Для нас с Джули не имело значения, по какую сторону границы жить, лишь бы мы могли трудиться среди пуштунов в Центральной Азии, ибо таковым было наше призвание. Мы подали заявление в Ассамблеи Божьи^[7] с просьбой разрешить нам служить за пределами США, и после того, как наши кандидатуры были одобрены, я сложил с себя обязанности пастора той церкви, которую мы основали в городе Лансинге, штат Иллинойс. Вскоре после этого мы переехали в маленькую квартирку. Во время подготовки к отъезду меня не оставляло необъяснимое чувство беспокойства. Мне почему-то казалось, что нам нужно ехать в Афганистан, а не в Пакистан.

«Но почему?– думал я. На то не было никаких видимых причин. – Может быть это просто мои мысли?»

Однажды поздно вечером, когда Джули уже спала, я расхаживал взад и вперед по комнате, ища ответа у Господа. Измученный тщетными поисками, я сел за кухонный стол и сказал: «Боже, что Ты хочешь мне сказать?». В ответ я ничего не услышал, кроме ровного гудения холодильника. Открыв Ветхий Завет Библии на Книге Руфь, я прочитал о том, как только что овдовевшая молодая женщина решила не оставлять свою также овдовевшую свекровь Ноеминь, но отправилась с ней в чужую страну, вместо того чтобы вернуться домой, к родителям. Хотя ее поступок выглядел довольно нелогично, и подобный шаг сделать было непросто, ее решение было подсказано любовью к Богу и желанием поступать по Его воле.

Каким-то не до конца понятным образом эта история говорила мне, что нам нужно ехать в Афганистан. Я не мог это объяснить – я это просто знал. Осторожность, однако, мне подсказывала, что не мешало бы проверить свое чувство уверенности. Поэтому я помолился: «Господи, пусть изо всех шестидесяти шести книг Библии Джули выберет ту же книгу, что и я». Пусть это будет еще одним подтверждением. Задача была непростая, потому что к Книге Руфь, как правило, в поисках руководства не обращаются.

– Джули, – сказал я ей на следующее утро, – мне кажется, что Бог хочет, чтобы мы ехали в Афганистан, но я хочу быть абсолютно уверенным в этом.

– Угу, – кивнула она.

– Мне хочется, чтобы сегодня ты посвятила весь день чтению Библии и молитве, для того чтобы получить от Бога подтверждение, – сказал я. – Ни о чем не переживай. Я попросил Бога направить тебя к той же книге в Библии, что и меня.

– Ладно, – ответила Джули, встав с постели и направляясь в другую комнату. Не успела она сделать и нескольких шагов, как начала напевать мелодию известной песни «Куда ты пойдешь, туда и я пойду», в основу которой легли слова из Книги Руфь. Джули остановилась, слегка нахмурила брови, будто очень напряженно о чем-то думая. Я ждал, что же она скажет.

Наконец она спросила:

– Давид, это Книга Руфь?

Я подскочил в постели и сел. Мне пришлось потратить целый день в усердных поисках ответа, а у нее это заняло ровно полторы минуты!

Я был в некотором замешательстве. Видя мое смущение, Джули засмеялась и заметила:

– Дорогой, Бог знал, что мне еще сегодня много дел нужно переделать.

Недели и месяцы промчались очень быстро. Мы с Джули проповедовали во многих церквях центральных штатов Америки и рассказывали о том, к чему нас призвал Бог. Нам пришлось купить кое-что из одежды и некоторых предметов обихода, которые мы, упаковав, позже отправили в Афганистан.

Вскоре подошло время ехать в Огайо, чтобы повидаться с родными и попрощаться с ними перед отъездом. Кроме наших родителей мне необходимо было увидеться еще с одним человеком – Ноэлем. Поэтому я купил билет на самолет до Южной Каролины и отправился к нему в гости.

Со знакомой улыбкой Ноэль встречал меня у трапа самолета. Мы обменялись приветствиями, и по дороге к машине он небрежно заметил:

– Ну, ты, наверное, есть не хочешь.

– Нет, хочу, я голоден как волк! – ответил я с энтузиазмом.

– Вот и хорошо, Джойс приготовила для тебя жареную курицу по-южному.

Мне было так приятно снова увидеть моего скромного и, тем не менее, многого достигшего друга. Как обычно, в нем была видна спокойная уверенность в Боге, которая меня всегда чрезвычайно вдохновляла. Ноэль получил степень магистра наук^[8] в Массачусетском технологическом институте. В то время он возглавлял Отдел инженерных технологий в компании «Мидлендс Тех» в Колумбии. Впоследствии он защитил докторскую диссертацию в Южнокаролинском университете.

Симпатичная рыжеволосая Джойс, как и было обещано, угощала нас курицей со всевозможными гарнирами.

За столом Ноэль и Джойс забросали меня вопросами.

С приятным южным акцентом Джойс спросила:

– Давид, как дела у Джули? Мы по ней очень соскучились. Жаль, что она не смогла приехать. Нам бы так хотелось с ней снова увидеться.

– Я тоже хотел, чтобы Джули приехала, и ей самой этого очень хотелось, – ответил я. – Но для Джули сейчас важно побыть как можно больше с мамой. У ее мамы сильно пошатнулось здоровье после случившегося тринадцать лет назад инсульта. Нам очень тяжело ее оставлять. Но мама Джули понимает – мы уезжаем потому, что Бог призвал нас служить в других странах, и от этого нам всем немного легче.

Ноэль спросил об отце Джули:

– Как его здоровье? Как он относится к тому, что вы едете в Афганистан?

– Его здоровье тоже оставляет желать лучшего, по он не жалуется. К счастью, он тоже верит, что мы поступаем правильно, – даже несмотря на то, что мы будем от них на расстоянии почти восемнадцати тысяч километров, – ответил я, накладывая себе еще жареной окры^[9] с горохом.

– А как Люси? – спросила Джойс.

– Ну, вы знаете, что Люси, сестра Джули, жила с нами с тринадцати лет. Сейчас она заканчивает колледж. Она нас тоже поддерживает, но ей будет нелегко с нами расставаться.

– Пожалуйста, расскажи нам о своем отце, – попросил Ноэль.

– Папа до сих пор работает в компании «Паккард Электрик», – ответил я. – Прямо перед моим отъездом к вам он снова отправился рыбачить на озеро Москито. У него сейчас хорошая лодка. Мне кажется, он долго считал, что все наши планы – пустые разговоры.

– Но ты и впрямь много разговариваешь, – пошутил Ноэль.

– Да, ты прав, – рассмеялся я. – Но папа нас тоже понимает и говорит, что мы должны поступать так, как хочет Бог.

– Как насчет картошечки, Давид? – сказала Джойс, улыбаясь и передавая мне тарелку. Я кивнул, а она продолжала расспрашивать:

– А твоя мама?

– Ну, Джойс, ты же знаешь мою маму. Она посвятила меня Господу в тот день, когда узнала, что у нее будет ребенок. Моя мама никогда не считала, что я принадлежу ей, в ее глазах я всегда принадлежал Богу. Конечно, она будет по нас очень скучать, но для нее самое важное, чтобы мы с Джули были послушны Господу. Она совершенно удивительная женщина.

Ноэль сделал глоток сладкого чая со льдом и сказал:

– Вы такие счастливые, что ваши родители вас так поддерживают.

Доедая кусок маисового хлеба, я на мгновение задумался над его словами и затем ответил:

– Да, я и сам так думаю. Вы же знаете, что мы с Джули выросли в семьях, в которых были свои проблемы. Вы слышали обо всех сложностях, трениях и недопонимании, через которые нам пришлось пройти. Поэтому мы очень счастливы, что сейчас, уезжая в другую страну, мы едем с родительским благословением. Я уверен, в Афганистане и без того будет достаточно сложностей, чтобы еще переживать из-за того, что родители тебя не понимают.

Мы встали из-за стола и подсели к камину, Джойс принесла нам ореховый пирог и кофе, а затем попросила:

– Давид, расскажи, как ваша жизнь в Афганистане будет отличаться от нашей.

– Ну, Джойс, я знаю одну из привычек, которую нам точно придется изменить, – усмехнулся я. – Мы любим гулять, взявшись за руки. В Афганистане же любое проявление привязанности на людях считается неприличным. Нам нужно быть очень внимательными, чтобы научиться вести себя так, как у них принято, потому что мы хотим уважать их традиции и поступать так же как люди, среди которых будем жить.

Ноэль спросил:

– Думаешь, афганцы тебя поймут?

– Я не знаю, Ноэль. Гарантий никаких нет. Я просто знаю, что Христос дал нам глубокую любовь к этому народу, и поэтому мы не можем оставаться здесь.

– Но люди здесь наверняка захотят увидеть конкретные, ощутимые результаты вашей работы, – продолжал Ноэль.

– Может быть... но скажи мне, как можно измерить любовь? – ответил я. – Цель моей жизни – повиноваться Богу и делать то, что Ему угодно.

Возвращаясь в Огайо, где меня ждала Джули и наши родители, я перебирал в памяти все те дни, которые мы с Ноэлем провели вместе за долгие годы нашей дружбы. Я вновь осознал, что Бог благословил меня очень верным другом.

Наши последние дни, проведенные в кругу семьи, были наполнены трогательными прощаниями. После этого мы вернулись в Иллинойс, закончили свои последние сборы, и 16 августа 1976 года, на следующий день после двенадцатой годовщины нашей свадьбы, начали перелет до Афганистана на борту «Эйрфранс». Мы пересекли несколько часовых поясов и взошли на борт самолета Иранской авиакомпании, который и доставил нас до места назначения.

Приближаясь к Кабулу, мы все чаще выглядывали в иллюминатор, наши сердца возбужденно бились. Как двое детей, подсматривающих в замочную скважину, мы прижимались лицом к стеклу иллюминатора, с нетерпением ожидая первой встречи с Кабулом – столицей и самым большим городом Афганистана. Снижаясь, мы увидели горы, окружающие город. Их красота превосходила все виденные нами до этого фотографии.

«Наконец-то мы здесь», – думал я. Призвание и милость Божья помогли нам пройти через все годы подготовки и ожидания. Я не мог поверить, что через несколько мгновений мы сможем ступить на землю того народа, к которому призвал нас Бог, сможем встретиться лицом к лицу с людьми, которые еще не знали, как сильно мы их любим.

Самолет резко пошел вниз и коснулся взлетной полосы, я почувствовал, как у меня внутри все подпрыгнуло. Огромные шасси, тормозя, заскрипели, и самолет, прокатившись по полосе, остановился.

– Волнительное приземление, – заметил я.

– У-ух, – откликнулась Джули.

О правилах высадки из самолета было рассказано на персидском и английском языках, но их уже никто не слышал.

Мы вышли из самолета, окунувшись в теплый и сухой воздух Кабула. Взглянув друг на друга, мы улыбнулись. Я протянул руку, чтобы взять за руку Джули, но, опомнившись, быстро ее отдернул и огляделся по сторонам.

Как только мы вошли в пустое здание аэропорта, наша радость со всего размаху столкнулась с жизненной реальностью. За исключением одного дня в Мексике и нескольких дней в Канаде, мы с женой никогда до этого не были за пределами Соединенных Штатов. Мы ни разу не были в иностранных аэропортах, и, к нашему отчаянию, нас здесь никто не встречал. Честно говоря, мы оказались очень неопытными путешественниками. Мы понятия не имели о таких вещах, как обмен денег, чаевые носильщикам и паспортный контроль на границе. Мы даже не знали, как спросить, где находится туалет. Охваченный растерянностью и отчаяньем, я почувствовал себя слабым и беспомощным в сложившейся ситуации.

Кроме того, это было время праздника Рамазан, исламского месяца поста. Во время этого праздника никто обычно не работает, если на то нет крайней необходимости. Поэтому все работники аэропорта и пассажиры очень быстро исчезли, и в считанные минуты здание аэропорта опустело.

А мы, совершенно растерянные, так и остались стоять посреди Кабульского аэропорта, окруженные своими чемоданами. Чтобы не впасть в полное отчаянье, мы присели и прошептали молитву о помощи.

Носильщик, который выглядел довольно потрепанно в своем сером комбинезоне и фуражке с большим козырьком, бросил взгляд в нашу сторону. Он, наверное, почувствовал, что мы находимся в затруднительном положении. При виде нашего явного замешательства и растерянности ему, наверное, нас просто стало жаль. Он подошел к нам и принялся размахивать руками в искреннем порыве нам помочь. Но мы не могли понять ничего из того, что он пытался сказать.

В конце концов он подошел к ближайшей стойке, открыл ящик и, вытащив служебный телефон, поставил его наверх. Я вздохнул с облегчением и излил на него потоки благодарности на английском, хотя, я уверен, он не понял ни слова.

Каким-то образом я умудрился правильно набрать единственный известный мне номер телефона. Это был телефон Джека Мак-Махона. Я никогда до этого с ним не встречался и сейчас молил Бога, чтобы он был дома.

После первого же гудка я услышал голос с мягким шотландским акцентом:

– Алло!

Я представился, сказал, что мне нужна помощь, и спросил, не мог бы он нам помочь.

– Давид, – сказал он, – никуда не уходите. Я сейчас же за вами приеду.

– Могу Вас заверить, Джек, мы отсюда никуда не уйдем, – ответил я.

Минут через двадцать подъехал Джек. Мы погрузили свои чемоданы и весь остальной багаж в его небольшую голубую машину. К нашему удивлению, в машине еще осталось место для нас троих.

Проезжая по городу, мы с Джули восхищались видами Кабула. Мы увидели дома и стены, выстроенные из глиняных кирпичей, о которых так много читали, овец и коз, бродящих по улицам. Но самое главное – мы наконец-то смогли увидеть людей.

Джек остановил машину: нам хотелось поблагодарить Господа за то, что Он дал нам возможность добраться до этой заветной для нас земли. Мои глаза наполнились слезами радости. После восьми лет планов, молитв и подготовки мы наконец-то смогли своими ногами ступить на афганскую землю. Я повернулся к Джули и Джеку и улыбнулся. Я понял, что улыбаюсь всему миру. Но больше всего я улыбался Богу, потому что Он привел нас в эту страну.

Джек снова завел машину, и мы отправились дальше. Наконец он довез нас до дома Джима и Нэнси, наших друзей, у которых мы остановились на первое время. Джим и Нэнси жили недалеко от нас в Чикаго, и мы частенько мечтали о том, как однажды все вместе встретимся в Кабуле. И вот этот день настал.

Их дом уходил в глубину улицы, оставляя место для ухоженного огорода, расположившегося между фруктовыми деревьями. Под тяжестью спелых плодов ветви гнулись к побеленным стенам, окружавшим дом и огород. Джим и Нэнси очень удивились, увидев нас. Они не получили телеграммы, в которой сообщалось о нашем прилете. Смех, приветствия, объятия – все смешалось в потоке радости, при этом все говорили одновременно.

В конце концов Джек попрощался и уехал. Нэнси угостила нас чаем с печеньем, а мы с Джули наперебой стали рассказывать о путешествии. Несколько позже Джим отправился по делам на другой конец города, Джули и Нэнси стали обсуждать практическую сторону жизни в Кабуле, а я выскользнул из комнаты и вышел на балкон. Стоя у черных железных перил, я любовался прекрасным видом города. Я был рад остаться один. Мне нужно было время для того, чтобы обдумать и вместить в себя все окружавшие меня новые впечатления.

Вечерняя панорама величественных гор стала еще более осязаемой реальностью. Передо мной открывался новый лик той красоты, которую мы видели с самолета.

Я рассматривал окруженные забором дома и думал о людях, которые в них живут. Босоногий мальчонка, в широких шароварах и традиционной белой рубашке до колен, спешил вдоль по улице. Он подгонял палкой упрямую черно-белую корову. Мне было интересно знать, где и как он живет. «Какая у него жизнь? О чем он мечтает?» – размышлял я.

Все, что я видел, слышал и чувствовал, было для меня непривычно. “Это и есть потрясение от столкновения двух разных культур, так называемый «культурный шок» ”– думал я. Но, даже не успев закончить эту мысль, я уже знал, что это не так. Хотя все вокруг меня было непривычным, я не мог отделаться от чувства, что наконец-то приехал домой, и я знал, что приехал как раз вовремя.

Мне вдруг захотелось потрогать, увидеть, почувствовать, попробовать и понюхать абсолютно все что можно на этой чарующей земле. Так трудно было удержать свои мысли: «Я здесь. Я здесь. Наконец-то я здесь!». Я походил на ребенка в парке с аттракционами, который хочет прокатиться сразу на всех каруселях и съесть все что видит.

Облокотившись на перила, я наблюдал, как за высокими вершинами садится солнце, объявляя окончание теплого афганского дня. Вечерний ветерок гонял по дороге пыль, и тишина окутывала город.

Вдруг пронзительные звуки исламского призыва к молитве нарушили безмолвие вечера. Хотя я читал об этом призыве, сам я его никогда до этого не слышал. Раздавшиеся в тишине звуки пробирали насквозь, и я принялся искать сокрытый от глаз минарет, откуда доносился этот пронзительный голос. Волнообразное причитание муллы (священника) заполнило все вокруг. Безмолвие города являлось разительным контрастом его дрожащему голосу – своеобразной черте призыва к молитве, характерной лишь для исламского мира, – он разнесся эхом и затерялся в причитаниях.

Я знал из книг, что арабские слова означают «Бог велик». Причитания, разносившиеся из минарета, звали мусульман к молитве.

Призыв затих так же внезапно, как и начался. Тишина вновь заполонила город, убаюкивая засыпающий день.

Стоя перед дверью в будущее, я мысленно вернулся в прошлое и позволил себе окунуться в теплоту мысли: настойчивость последних восьми лет стоила всех приложенных усилий.

В тишине я начал разговаривать с Богом. Я молился о будущем. Мне казалось, что я не способен сделать все то, что хочет Бог. Я молился о волнующих, но все же полных тревоги ожиданиях. Затем благодарил Бога за наше благополучное путешествие, за Афганистан и за афганский народ. Изливавшийся из глубины сердца поток благодарности прибавил мне уверенности, и я подумал: «Боже, я могу доверить Тебе наше будущее».

Все еще размышляя над этой мыслью, я неохотно направился обратно в дом.

Ночью я лежал и не мог уснуть, прислушиваясь к глухим звукам, рождаемым моей новой землей. Я снова шепотом поблагодарил Бога за мой первый день в Афганистане, зная, что мне его никогда не забыть.

Мы гостили у Джима и Нэнси первые две недели. За это время они помогли нам познакомиться с Кабулом, показав на машине разные районы города. Мы с Джули узнали, что население Кабула составляет около 700 тыс. человек. Город расположен на высоте почти двух километров над уровнем моря и окружен горами. Хотя лето здесь очень жаркое, но при невысокой влажности оно достаточно приятно.

Нам также сказали, что зимой от морозов часто перемерзают трубы. И хотя горы и холмы покрыты снегом, дни зимой обычно ясные и солнечные.

«Здесь ни у кого нет центрального отопления», – напомнила нам Нэнси. Затем, смеясь, добавила: «Так что если мороз ударит, вы об этом сразу же узнаете».

Снег в Кабуле приносил с собой много хлопот. Каждую крышу нужно очистить от снега до того, как взойдет солнце и успеет его растопить, чтобы, растаяв, вода не разрушила плоскую глиняную кладку крыши. Именно эти крыши и архитектура города в целом захватывали меня больше всего.

В течение нескольких недель мы часто гуляли по городу, прохаживаясь мимо Кабульского университета, и наблюдали за студентами, спешащими на занятия и с занятий, за людьми, торгующимися с продавцами на базарах.

Мы сразу же заметили, что афганцы любят яркие цвета. Огромное разнообразие цветов украшало афганскую одежду, их дома и машины.

Джули особенно восхищалась садоводческими способностями местных жителей. Многие дома выглядели как оазисы с ухоженными огородами и цветниками, что было особенно поразительно в контрасте с твердой глинистой почвой, типичной для Афганистана.

Нам нравилось наблюдать за окружающей нас жизнью, но через несколько недель мы серьезно занялись поисками домика, который могли бы снять.

Мы надеялись, что нам продлят визу. Дни шли за днями, а так нужная нам виза все никак не приходила.

Но прежде чем мы успели отчаяться, мы познакомились с молодой учительницей английского языка, собиравшейся уезжать из Кабула. Она дала нам имя и адрес владельца домика, который до этого снимала сама. Это был доктор Шафе. Когда мы обратились к нему и рассказали о нашей ситуации с визой, этот человек, по своей доброте, согласился сдавать нам жилье на помесячной основе. Более того, он за свои деньги выкрасил для нас дом. Мы с Джули были очень признательны доктору Шафе за его доброту и часто за него молились. С радостью мы перевезли наши скромные пожитки в этот маленький, но уютный домик.

Примерно через три месяца после этого пришло радостное известие о том, что нам продлили визу.

Мы чувствовали себя в безопасности среди дружелюбных и открытых афганцев и были готовы разделить с ними свою жизнь. Хотя вскоре нам стало понятно, что одного горячего желания для этого недостаточно. Нас отделял от них, казалось, непреодолимый барьер. Но я был полон решимости преодолеть эту преграду.

Глава шестая

Повторите еще раз, пожалуйста

Незнание языка казалось непреодолимой стеной, разделявшей нас с афганцами. Любой, кто когда-либо бывал в другой стране, знает, что репертуар пантомимы очень ограничен. Хотя я мог жестами успешно «попросить» продать мне кусок туалетного мыла, мне трудно было выяснить, как добраться до ближайшей автобусной остановки. В общем, я знал, что нужно записаться на курсы по изучению языка, и чем быстрее, тем лучше.

Не найдя учителя пушту, я записался на курсы по изучению дари. Примерно через месяц, по совету одного из моих преподавателей, я отправился на встречу с господином Рахимом, надеясь, что он сможет мне порекомендовать учителя пушту. Пока я сидел в его кабинете, просматривая рекламные проспекты, господин Рахим разговаривал по телефону с господином Мунсифом, профессором Кабульского университета.

«Я очень извиняюсь, – отвечал господин Мунсиф, – но я сейчас очень занят, кроме того, Вы меня уже об этом спрашивали две недели назад. К сожалению, я сейчас ничем не могу помочь. Я слишком занят».

Однако, по настоянию господина Рахима, он все-таки согласился встретиться с нами через несколько дней.

Его появление в кабинете господина Рахима оказалось одним из тех поворотных моментов в жизни, которые приходят тихо и остаются совершенно незамеченными.

Передо мной стоял худощавый мужчина с острым носом и выразительными чертами лица, аккуратно одетый в светло-коричневый костюм. Высокая прямая фигура господина Мунсифа производила приятное впечатление. На вид ему было лет за тридцать.

Во время нашего разговора этот афганец проявил необъяснимую заботу о нас с Джули – двух совершенно чужих для него людях, приехавших из другой страны. Помня, что он сказал по телефону господину Рахиму, я очень удивился, что он все-таки согласился с нами заниматься. Мы договорились, что наши двухчасовые занятия будут проходить у него в кабинете после окончания лекций в университете.

Почему господин Мунсиф согласился с нами заниматься, было для нас загадкой.

Может быть, мы ему понравились. Или, может быть, он был тронут нашим искренним желанием выучить пушту. Но, скорее всего, он согласился по своей доброте.

Сейчас, оглядываясь на решение, принятое господином Мунсифом, я понимаю, что причиной было нечто большее. Бог все устроил так, как было лучше для нас обоих.

Господин Мунсиф был выдающимся человеком. Как и его отец, он был вождем своего племени на юго-востоке Афганистана, где его семье принадлежали большие земли.

Многие профессора в университете заслуживали доверия и были хорошими учителями, но на свете был только один господин Мунсиф. Воистину это был восточный человек, понимающий западный образ мысли. Эти способности пришлись ему как нельзя кстати, потому что на свете был только один такой студент, как Давид Лезебери.

Мне потребовалось полгода только для того, чтобы научиться различать и повторять звуки языка. Но, несмотря ни на что, терпение господина Мунсифа никогда не иссякало. Казалось, ему было приятно то, что я хотел выучить пушту. Он всегда подбадривал меня. Ни разу он не вышел из себя и не рассердился из-за того, что я так мучительно медленно продвигался в изучении его родного языка.

Хотя я упорно занимался и прилежно повторял каждое слово, мои усилия, казалось, были совершенно напрасны. Я очень страдал из-за того, что за всю долгую историю существования пушту я, вероятно, был самым неспособным учеником.

Между господином Мунсифом и мной завязалась крепкая дружба. Мы стали друзьями не потому, что у господина Мунсифа появилась возможность упражняться в английском во время наших разговоров, и не потому, что ему была выгодна дружба с иностранцем. Мы стали друзьями потому, что он нравился мне, а я нравился ему.

После нескольких занятий господин Мунсиф предложил пройтись по улице, прислушиваясь к разговору людей. Он считал, что это поможет мне в изучении языка.