Текст книги "Помощница по вызову (СИ)"

Автор книги: Дарья Вознесенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Дарья Вознесенская
Помощница по вызову

Чертов гений

– Он –  чертов гений!

Восклицание звучит так громко и близко, что я дергаюсь от испуга.  А пончик вниз летит, посыпая сахарной пудрой разложенные по столу бумаги. И кофе едва не опрокидывается. Растеклось бы лужей... Рапечатать бумаги-то не сложно, а вот вкусный, не растворимый напиток еще надо раздобыть. И обеденный перерыв потрачен.

Но главное не это.

Оглядываюсь воровато. Пришел? Неужели опять пришел?! Пытаюсь вспомнить, как выгляжу –  ведь проспала сегодня, голову помыть не успела, волосы в дульку закрутила. А вместо макияжа на глазах очки. В модной, конечно, оправе, но я сама себе в них училку напоминаю, и вовсе не из фильмов с пометкой “18+”

– Он – чертов гений, я вам говорю! – потрясая рукописью, один из редакторов забегает в дальний кабинет. Рукописью! А не то, что я подумала...

Пончик поднимаю и снова в рот засовываю.

Дура. Это я про себя.

А гений – это у нас, конечно, Поздняков. Ни про кого другого  в издательстве так не стали бы вопить. Да, есть и другие именитые писатели – о них с уважением или никак. Про кого-то шептались с затаенным предвкушением больших денег. Но громогласно выражать восторг Илья Васильевич любил по одной единственной причине.

Гениальной такой причине. Исключительной.

Краси-ивой...

– Все красивые парни – козлы, – не уставала повторять моя школьная подружка, которая в свои четырнадцать уже дважды целовалась с красавчиками, и потому в нашем кругу считалась гуру отношений. Ей беспрекословно верили и мотали на отсутствующий ус. – А кто верит им – вообще дуры.

Я покосилась на плакат с изображением чертового гения и его последней выпущенной книги и вздохнула тихонько. Точно ведь дура. Из-за этого плаката я отказалась переселяться на более удобное место. Из-за плаката и того, что с моего места просматривается главный вход.

Стою, пончик дожевываю, снова смотрю на постер и любуюсь Поздняковым. У него на изображении ненормально большая голова, пополам разрезанная. И смотрит он так, словно еще на фотосессии понимал, что дизайнеры расчленят его и увеличат. И буквы постапокалептичные рядом прилепят, чтобы взгляд суровый подчеркнуть.

Мне нравится очень. Любуюсь и думаю, как же ему подходит и взгляд этот, и имя его сокращенное – Влад. По каким-то причинам никому не было позволено называть его Владленом, но я как-то подсмотрела в документах. И согласилась – так лучше. Владлен – это что-то старомодное и немного скользкое. А Влад – это Тесла. Глаза сталью подернуты, волосы и костюм в тон, и лицо словно высечено из камня, а потом отполировано.

Да, я знаю, от всех  этих размышлений идиотизмом несет за километр.  Но мне нравится смотреть на его фотографию и размышлять. И даже тот факт, что сам Поздняков обо мне никогда размышлять не будет, не мешает. Ну и что? Глупо страдать, что тебя не знает, например, английская королева. А между ними не такая большая разница с моей точки зрения.

Зато между нами – огромная.

Он – сорокадвухлетний миллионер с особняком где-то вдали от цивилизации.

Я – обычная девица, которая выпустилась с филологического и не заработала даже на комнату.

Он – чертов гений. Единственный в своем роде.

Я –  белый воротничок в издательстве. Канцелярская крыса. Моя жизнь проста и понятна, его – окутана мрачными тайнами и домыслами.

Моя единственная тайна  – что я мечтаю утащить этот плакат домой, когда на это место повесят новый… И единственная  уникальность – в моем имени.

– Искра, выручи, а?

Вздрагиваю и недовольно смотрю на Стасяна, стажера-редактора, который меня от размышлений оторвал. Его все так и зовут – Стасян. А когда не зовут – он сам приходит.

– Чего тебе? – бурчу.

– У меня там сводная таблица никак не сводится, – ноет парень. – А ты поднаторела уже в этом, просмотри, а?

– Стасян, это ведь не в первый раз… – хмурюсь.

– Ну пожа-алуйста, – складывает умоляюще свои ладони с короткими и плотными пальцами. Вот у Позднякова руки… Так, хватит, – У тебя классно выходит. Быстро закончишь, а я два часа уже в монитор туплю, не могу понять, что с ней.

– С ней не "что", а твое нежелание стараться.

– И-искр, не поступай так со мной. Меня же распнут прям вот на этой стене за очередную задержку...

– Ладно, – сдаюсь, напуганная этой возможностью. Не хочется мне распятого Стасяна вместо любимого плаката, – Не буду поступать. Но и ты постарайся. Пойми, если привыкнешь, что за тебя будут всё делать, ничему не научишься. И вообще, тебя курирую не я, а Катерина, чего к ней не пошел?

– Спасибо, спасибо, спасибо! – он ловко засовывает рабочую флешку в разъем и добавляет радостно, что меня аж передергивает изнутри, – А Катя меня послала! А ты – самая добренькая и замечательная! Вот, смотри,  здесь. Я пока отлучусь, а ты…

– Сидеть! – рычу неожиданно громко. Стасян аж замирает и удивленно на меня таращится. Я и сама удивляюсь своему рыку… и добавляю тише и мягче,  – Сиди и смотри, вместе ошибку будем искать.

Быстро находим. Я и не сомневалась, что ерундовым было дело. И потом не отвлекаюсь уже на свои мечты о Позднякове, и его появлении в издательстве – и, что на этот раз он меня заметит. Зачем заметит – не понятно. Но хо-очется...

Только не отвлекаться сложно – в кабинете главного редактора какая-то возня, явно связанная с нашим гением. И я тут же начинаю жалеть, что не курю и не могу посплетничать об этом в “специально оборудованном месте”. Но первое вредно для здоровья и кожи, второе – для кармы.

И потому узнаю обо всем едва ли не последней, только на следующий день...

– Поздняков слиться решил, – замогильным шепотом сообщила Катерина, когда я разгреблась с наваленными документами, планерками и звонками.

Вот кто здесь работает, а кто слухи собирает, а? Но знает ведь, чем привлечь мое внимание, хотя я стараюсь не слишком привлекаться. И не слишком общаться с Катькой этой.  Мы пришли в редакцию одновременно, еще на последнем курсе. Стажерами. И обеих в штат взяли. Она мне подружкой казалась. Именно ей я жаловалась на сложности и на то, как мне трудно...

Катя за два года выросла до полноценного редактора, а я все еще числюсь ассистентом и “отличным сотрудником, НО…” Сколько раз Катерина на планерке, а потом, наверняка, и в курилке, сокрушенно вздыхала по моему поводу? Что Искра-то по имени яркая, а так – ни рыба, ни мясо. Средненькая. Другими словами говорила, конечно. И искренне, конечно. И искренне же советовала мне советы, как активней себя вести и настаивать на своем. Во всеуслышание советовала – типа помогала робкой подруге. А, по факту, еще больше укрепляла мою репутацию “средненькой”.

Ну её. Целее буду без этого общения.

Вот только здесь другой случай...

– Ты про что?– спрашиваю нарочито равнодушно, а у самой сердечко стучит. Надеюсь не слишком громко. Надеюсь я мастерски скрываю свое отношение к Позднякову.

Засмеют.

А мне не очень-то смешно.

Не помню точно, когда я в него влюбилась. Когда прочитала его первую книгу? Или увидела интервью, в котором он цинично разбил все домыслы оппонента? А может когда встретила его вживую? Он прошел мимо, даже не заметив молоденькую стажерку, а я еще полчаса вдохнуть не могла… Хотя может и хорошо, что не заметил меня и мое отношение.  Поздняков редкий у нас гость – несколько раз всего появлялся.  Я помню, как одна девица бросилась к нему однажды со своими восторженными писками. А он остановился и та-ак на нее посмотрел... Я так на червяков смотрю – а их я считаю ужасно мерзкими. Девице той после Поздняковского взгляда только утопиться оставалось – я так точно бы к пруду пошла. Ах да, еще найди этот пруд в Москва-сити...

– Мне рассказали, – на самом деле, уверена, Катька просто подслушала, – что он не соблюдает какие-то договоренности по новому роману. И не хочет уже отданный в редакцию переделывать. Послал нашего старшего, когда тот запросил изменения. Бумаги не подписывает, – глаза Катерины с каждым словом расширяются все больше – как бы не выпали – а голос делается все громче. До меня доходит, что, судя по спокойствию окружающих, единственная, кто здесь не в курсе происходящего – это я. И потому-то мне всё это  рассказывают – любит Катерина быть впереди планеты, – В общем, назревает скандал. И как разрулить никто не понимает. А Поздняков не хочет ехать разруливать. Он вообще, похоже, не выходит на связь и не выезжает. Ты же знаешь, что он отшельником живет? Где-то на задворках цивилизации? Поговаривают, что у него там есть одна комната…

– Слухи, – прерываю её резко. Вот дальнейшее даже не хочу слышать – слухи эти будоражащие и так муссировались в разных журналах. А маркетинговый отдел никогда не пытался их как-то замять. Любят они скандальчики.  Скандальная слава писателю, точнее издательству, говорят, на пользу,  – И что наши решили делать?

– Да черт их знает. Вон, совещаются уже час, – довольная, что хоть кому-то смогла открыть глаза, Катька кивает в сторону закрытых дверей кабинета и уходит, почему-то виляя бедрами. И чего я заметила? От зависти, наверное, бедер у меня-то нет.

Мною вообще занятные эмоции овладели. И злорадства, что не все гениям масленица.  Плебейское такое злорадство, фу такой быть. Еще из интеллигентной семьи…

И испуг какой-то – а вдруг он в этом своем лесу вымерз? Потому телефон не берет.

И возмущения. На тех, кто там совещается. Вот чего они  накинулись? Как вообще могут требовать что-то там переписывать? Неужели им не нравится? А ведь вчера эмоциональный Илья Васильевич так радостно вопил… Нет, тексты Влада Позднякова не могут не нравиться. Маслянистые, темные, тягучие, будоражащие – даже если просто скатерть на столе описана. Если туда нырнешь один раз, уже не выплывешь, да и не захочется – так и дотянет до самого дна. И там на дне лежать будешь и улыбаться, как дебил, от радости. Что до конца гениальным текстом проникся и в нем можешь остаться…

А ведь кроме книг у Позднякова много чего еще было. Не одними книгами он богат был, я читала…

Неужели у него какие-то проблемы? Вот бы хоть что-то услышать и понять.

Я взяла первые попавшиеся папки и прошлась вдоль конторок и дверей. Обратно. Завела разговор с коллегой ни о чем – ради того, чтобы не выглядело совсем уж бессмысленным мое таскание этих папок туда-сюда.

Почти насвистывая, снова двинулась в нужном направлении – ну а вдруг? И едва успела отскочить, потому что дверь кабинета главного редактора резко распахнулась, а оттуда выскочил мой начальник.

Один из.

– Искра?

Вот за что спасибо папе и маме, так это за имя, да.  Любой вспомнит. Даже если не слишком помнит, чем я тут занимаюсь.

– Простите, –  я улыбнулась, косясь в сторону кабинета, в надежде разглядеть чего – нибудь, – Не ожидала вашего появления…

– Угу… – кивнул хмурый мужчина, и вдруг посмотрел на меня внимательно и просиял. И в кабинет меня впихнул, полный других моих и не-моих начальников, – Вот оно! Она! Решение проблемы!

– Это как? – не поспешил обрадоваться главный.

– Очень просто, – меня похлопали по плечу, да так, что я чуть не просела, – С нами то Поздняков не хочет разговаривать, а если кто сунется – сразу пошлет. Ну а если к нему придет с документами славная молоденькая девочка? По меньшей мере есть шанс, что выслушает. Искра, – это уже мне. Глазами растерянно хлопающей, – Ты же не откажешься кое-куда съездить по поручению?

***

Поразительно, как много может случиться, если ты случайно окажешься в том месте и в то время.

Или не в том?

Может меня незаметно похитили инопланетяне и выкачали мой мозг? Такое вот опустошение после неожиданного предложения отправиться к Позднякову – и моего неожиданного согласия.

Два часа я тупо таращусь в монитор, не реагируя на обращения, пока не приезжает такси. И только когда сажусь в машину, заказанную издательством, осознаю, что все это реальность. Моя реальность. И вспоминаю вдруг, что сегодня у меня должна быть встреча не с гением, а с моим Виталиком. Точнее, я собиралась к нему поехать. Ужин приготовить, кино посмотреть, ну и дальше… что там нужно для здоровья.

Виталя хороший.  Остроносый, кучерявый, сутулый чуть и симпатичный. Очень. Цветы на все праздники исправно таскает, уместно шутит в компании, начитанный… Может  я его не страстно люблю, но достаточно, чтобы год как уже лелеять надежду на вполне приятное совместное будущее. Надеяться, что вот сейчас мы притираемся друг к другу,  притираемся –  и от этого трения пламя теплое разгорится.

Так что я, как пристегнулась, ему набрала. А он ответил сразу:

– Искра, привет. Я занят, перезвоню через часик, ок?

– Нет-нет! – я вдруг пугаюсь, что он позвонит именно тогда, когда я буду… не одна, – Я быстренько. Звоню сказать, что не смогу сегодня к тебе. Меня с важным поручением отправили, далеко очень. Пока туда, пока сюда… Ночь уже будет.

– Ты же спагетти хотела сделать с овощами, покормить меня, – ноет Виталик, не любящий менять планы,  – Киношку я выбрал…

– Ну вышло так,  – вздыхаю сокрушенно, – Завтра встретимся или…

– Завтра я допоздна, – мстительно сообщает мой парень,  – Не получится.

– Ну как получится, – говорю примирительно,   – Все, не отвлекаю, пока – пока.

Я с облегчением выключила телефон и стянула шапочку с головы. И хихикнула – красная шапочка-то.

Но Позднякова сложно назвать бабушкой, да и я не пирожки везу...

Ехать  долго. И голодно. От волнения пообедать даже не смогла, только воды глотнула –  и то немного. Подумала, что хуже, чем я с документами, может быть только я с документами, которая просится в туалет.

И тут же накрыло –  ну как я согласилась? И снова затрясло. Я же его близко увижу… разговаривать с ним буду.  Самый кошмар, что мне еще и убеждать его в чем-то надо, а в чем  –  я не помню. Совсем.  Хорошо хоть на бумажке записала.

А если на меня уничижительно посмотрит? Или вообще на порог не пустит? Нет, не должно быть так… от издательства позвонят, и все объяснят. А мне надо будет всего лишь отдать ему бумаги “на подумать”.  И,  как сказал старший редактор, “мило поулыбаться с жалобным личиком. Ты умеешь”.

Стра-ашно как… Но очень хочется. Я б не простила сама себе, если бы отказалась. Я же ни единого другого шанса не имею попасть в дом гения. И его самого увидеть, чтоб не в телевизоре и не когда куча народу вокруг, а вблизи. Может даже за руку с ним поздороваюсь… “И потом мыть руку не будешь пару недель”, – угукнуло мое язвительное я.

Подальше его засунула, нечего мне мешать восторгаться. Это ж как  к мечте прикоснуться…

Ехали мы часа два. Я даже все, что было на бумажке, выучить успела. Вспотела, разделась, подмерзла, снова оделась. Побоялась сильно. Потом вроде как бояться перестала, но как смеркаться стало – рано ведь в декабре темнеет – снова почувствовала внутреннюю дрожь и холодок.

Уже и пригород миновали, поля заснеженные. Меня уверили, что дом Позднякова не в диком лесу, а в поселке почти, и что дороги туда хорошие, и такси быстро приезжают – но я все равно своего водителя несколько раз попросила, чтобы ждал меня за воротами.

Потом мы вообще в лес свернули. С огромными елками. Те разлаписто стояли вдоль дороги, а на них маленькие сугробы белели. А большие сугробы – по краям дороги. В окне и правда то тут, то там заборы мелькали  – может и правда поселок, только с мизантропским уклоном. Далеко заборы друг от друга. И дороги и тропинки запутаны. Водитель уже несколько раз навигатор перепроверял. Мне кажется, даже матерился про себя. Назад сдавал, разворачивался, то в одну, то в другую сторону ехал. Не привыкни я к нему за эту совместную поездку, подумала бы, что маньяк. Следы путает.

Но, наконец, нашел верный поворот и завез меня в совсем уж сумрак и чащобу. Так что,  увидев забор и даже ворота, за которые, как мне заявил таксист, надо попасть, я вздохнула с облегчением.  Запахнула пальто, шапку эту красную нацепила, прижала бумаги к себе и вышла из машины.

Подышала немного свежим и колким воздухом… но перед смертью не надышишься.

И на кнопочку домофона возле калитке нажала.

– Кто?

Мужской голос. Поздняков? Или у него дворецкий есть?

Сглотнула.

– Искра, – сказала как можно более уверенно, старательно таращась в камеру. И добавила тихонько, – Искра Гольц.

И вздрогнула от щелчка открываемого замка.

Дорожка к дому вьется лесной тропинкой. Между кустами и вездесущими елями, кривая такая. А сам дом… Громадина. Но какой-то объемный, воздушный, не кирпичный замок совсем, как я себе навоображала. Не высокий, этажа два или три. Дерево, стекло и совсем немного камня внизу. Удивительный такой.

В удивительном доме – терраса. Или веранда… я не очень-то разбираюсь.

Потопталась на ней немного, чтобы снег стряхнуть. На ручку дверную нажала, как будто меня пригласили и ждут. Меня же ждут? Немно-ожечко так дверь приоткрыла...

– Заходи.

Его голос!

Мигом все мысли вылетели. Умных так точно не осталось. Сплошные пузырьки шампанского –  и от них в голову ударяет  дуростью. И дыхание спирает.  Я делаю несколько шагов, иней с ресниц смахиваю и замираю. Как же красиво... Не передать, как. Как будто я все еще в лесу, в котором лесные эльфы объединились с суровыми колдунами и создали среди деревьев эту сказку.

Одно огромное пространство:  сразу  и холл, и гостинная с каким-то модным камином посередине, а не как положено, у стены. В нем огонь горит. Еще  кухня позади, тоже большая, со столом и стойкой,  лестница наверх.  И окна – в пол. А вместо крыши будто бревна шалашом сложены.

И сам хозяин тоже здесь. Сидит на диване возле камина. Без дворецкого, один.

Точнее, вдвоем мы.

– Раздевайся, – звучит как то неправильно. Пошло даже...

Угомонись, женщина. Что за ураган чувств и эмоций на каждое его слово? Не будь дурой. Хоть это и сложно. Особенно когда смотришь на гения вживую, а не в телевизоре. Слишком остро – видеть его так.  Лицо как будто из камня, стальные глаза и волосы тоже стальные... Костюм серый. Вот кто носит костюмы дома, а? Поздняков только. Чтобы сильнее контрастировать с теплом своего жилища, да. Он может и купил этот дом, чтобы хоть как-то с живыми соприкасаться. Но от живого на  всякий случай отгораживается формальной одеждой.

Только вряд ли кому-то в голову придет пожалеть его – не мне, так точно. Мне сейчас только Железный Человек вспоминается в одной из сцен, где его спросили язвительно, кто он вообще без своего бронированного костюма? А он и ответил: – “Гений, миллиардер, плейбой, филантроп”.

– Долго стоять там будешь?

Спохватываюсь. Суетливо оборачиваюсь, чтобы найти вешалку или гардероб – нет ничего у входа – пристраиваю пальто на спинку стула ближайшего, туда же ставлю ботильоны. Шапку стягиваю. Тороплюсь. Хотя голос не раздраженный, нет. Но холодный.

В дом эльфы тепло жизни вдохнули, а вот в него забыли.

Делаю несколько шагов вперед, прижав к себе папки.

Под физически ощутимым взглядом Позднякова дыхание опять спирает. И хочется вдохнуть и сказать что-то яркое, дерзкое, хочется невероятного диалога, который я буду потом смаковать в тишине и любоваться собой в нем. Хочется чтобы он теперь знал о моем существовании, может даже вспомнил когда-нибудь. Но вырывается только смущенное:

– К-куда мне идти?

Снова время как муха в янтаре застывает. Только он и может разбить этот янтарь своим острым:

– Ко мне подойди.

Иду аккуратно и бесшумно. Но, надеюсь, со стороны смотрится уверенно. И понятно, что  я не просто так здесь. По делу. Важному. У меня задание от начальства, папочки… И пусть эта ситуация экстремально странная с самого начала, как будто снится мне… Я толкование этого сна потом прочитаю. Наверное,  там даже  будет что-то про самые глубокие желания. Или это не к соннику, а к Фрейду?

Иду по этому невероятному дому и смотрю куда угодно, только бы не на него.

На темноту за окном, в которой прячутся ели. И медведи, наверное. Есть там медведи? На светящийся справа дверной проем. Различаю внутри небольшой кусочек книжного шкафе и мысленно дорисовываю кабинет.  Стол и компьютер на нем, с большим монитором.  Залезть бы хоть на минутку туда, где творятся шедевры. Хотя, может он не там работает? А на ноутбуке за той стойкой кухонной? Или наверху – там спальня, наверное.

Может он лежит на огромной кровати, подоткнув под спину подушки, с блокнотом в руках, взъерошенный и сонный...

Мамочки! Хватит думать об этом!

Спотыкаюсь.

Сначала  взглядом о его взгляд. Неразличимый. Потом просто спотыкаюсь... Уж слишком близко я оказываюсь. Так близко, что вижу, как бьется венка у него на виске. И запах его парфюма слышу...

– Ну?  – снова нарушает тишину Поздняков.

Ну?

Ах да, я же должна рассказать, попросить, отдать документы.... Черт, что в той бумажке было написано?! Что говорить?!

– Меня прислали, чтобы....

Поперхиваюсь.

Потому что Поздняков вдруг хватает меня за свободную руку, в которой нет папок, и резко дергает вниз. Так что я падаю перед ним на колени. Еще и на плечи надавливает, чтобы я даже не пыталась встать.

А потом выдыхает морозцем мне в лицо:

– Переигрываешь с неопытностью, Искра

Я в таком шоке, что до меня из всей фразы доходит только мое имя. И то, как он произносит его с длинным змеиным “с-с-с” и хрипло-торжественным “р-ра” оглушает даже больше, чем сама ситуация. Но я стараюсь взять себя в руки. Делаю глубокий вдох и выдавливаю вопросительное:

– Ч-что…?

А он мне на губы палец положил. Затыкает. И ощущение его на удивление грубой подушечки, клавиатурой может натертой, почти отключает сознание. Но в следующее мгновение оно вспыхивает сверхновой, потому что мужская ладонь обхватывает горло, а вторая его рука ловко вытаскивает шпильки из пучка, отчего волосы рассыпаются по плечам.

– Прекратите! Ч-что вы творите?! – то ли кричу, то ли сиплю я, глядя на него потрясенно.

– Говорю же, переигрываешь, – сообщает мне чертов Поздняков и резко дергает за волосы, так что моя голова откидывается беспомощно.

Красная Шапочка не того, похоже, боялась...