Текст книги "Время и прах (СИ)"

Автор книги: Дарья Иоаннидис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Я всё равно не понимаю, что ты делаешь.

– Я же сказал: жеребьевка. По два человека из каждого города на Земле.

– Сам случайно выбираешь?

– Нет. Не лезь, если не понимаешь.

– Высшая воля?

– Что-то вроде того.

Тут ввалился Джон, весь в пыли и в крови, раздраженный и усталый.

Я повернул голову:

– Ну?

Джон сел на стул и обхватил голову руками. Затем посмотрел на нас.

– Они расстреляли всех заложников, затем покончили с собой. 12 заложников и шесть этих…

– Приспешников, – добавил Арнольд с усмешкой.

Джон вцепился пальцами в сиденье стула.

– Раджнеш сильно ранен, – сказал он тихим голосом после паузы, – Анна с ним в больнице.

Пат вышел и принес Джону воды.

– Спасибо.

Далее мы сидели в онемелой прострации, переваривая новости.

– Я закончил, – Арнольд хлопнул по столу ладонью.

– И что нам с этим делать?

– По два человека на корабль. Никаких пилотов, – кратко объяснил Арнольд.

– Марек, тебе придется провести допрос, – не слушая его, начал Джон, – Я не могу. Тем более, это вне закона. Он мой сын. Я не могу.

Он говорил так, словно Арнольда с нами не было.

– Когда ты допустил меня к Пату, после того, как вы нас нашли…

– Я переступил закон. Я не должен был. Но я думал, что могу тебя контролировать, в случае чего. А сейчас я не могу, – он посмотрел на меня больными глазами.

– Ладно, я согласен.

Я поднял Арнольда за локоть и повел его в допросную. Пат пошел следом.

Мы посадили его перед собой за стол.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросил я.

Арнольд сложил руки перед собой.

– Нет.

– С чем ты связался? – начал я.

– Ты всё равно не поймешь.

– А ты попробуй объясни. Странную кашу ты заварил, друг. А нам ее теперь расхлебывать.

Арнольд слегка откинулся на ножках стула назад.

– У вас уже есть вся информация.

– Нет.

– Из-за тебя погибло много людей, – вклинился Пат.

– Ты сам тоже не особенно белоснежный, – сказал ему в ответ Арнольд.

– Тебя отправят на рудники.

– Я знаю. Я готов к этому.

Я вздохнул.

– Давай начнем сначала. Что за комета? Она несется к Земле. Но причем тут комета.

Арнольд почесал голову жестом, перенятым у Джона.

– Господи… – сказал он раздраженно, – Это комета убивала пилотов, ясно? Так доходит?

– И мы должны тебе поверить? – спросил Пат.

– Вам придется.

– Мы должны дать клич, чтоб из твоей выборки формировали людей, которые отправятся в космос? Зачем?

Арнольд пожал плечами.

– Договориться с кометой.

Пат засмеялся. Он наклонился над Арнольдом, поставив руки на столешницу.

– Не вешай нам лапшу на уши, – сказал он медленно и зло.

Арнольд только посмотрел на него как на неразумного ребенка.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил я спокойно.

– Наркотики и транс, – ответил Арнольд, – Транс и наркотики.

Пат ударил ладонью по столешнице и выпрямился.

– И это, – Арнольд задрал майку и показал хаотично выступившие на животе вены, формирующие странный рисунок.

– Мэривэн тебя обследует, – сказал я.

– Чертов пророк! – проговорил Пат и нервно зашагал по комнате.

Я достал сигареты.

– Будешь? – спросил я у Арнольда. Тот отрицательно помотал головой.

– Вы можете меня избить, но ничего не добьетесь.

Пат остановился.

– А смысл? – сказал он, затем хихикнул, – Договориться с кометой?

Арнольд переменил позу.

– Вы есть в выборке. Вы оба.

Пат выматерился.

– Этого еще не хватало.

– Почему – мы? – спросил я.

Арнольд развел руками.

– Они все у меня записаны, – он постучал пальцем по виску, – Вы там тоже есть. От Берн-Сити.

Я взглянул на Пата. Пат взглянул на меня.

– Сколько у нас времени? – спросил я.

– Несколько дней. Три-четыре. Комета скоро будет у Луны.

– Хорошо…– начал Пат, – Думаю, стоит посадить его в одиночку.

– Я готов дать полное признание о том, что сделал.

Я включил коммутатор.

– Говори.

***

В наших одиночках не так уж и плохо. Хотя мне-то откуда знать. Пусть посидит, подумает. Без наркоты его начнет ломать, но мы к этому готовы.

Джон просмотрел видео допроса и никак не прокомментировал. Только сообщил Эрику, чтоб тот готовил корабль.

– Один шанс из сотни, – сказал я.

– Куча денег и вероятность сдохнуть, – добавил Пат, – Но у нас нет ничего, кроме этого.

Раджнеш был в коме, его сильно ранили в живот из лазерного пистолета. Мы все его навестили и рассказали, что происходит, хоть он и не слышал нас.

Мэривэн вздыхала как моя покойная бабка: «Марек, во что ты опять ввязался».

– Один шанс из сотни, – повторил я и поехал домой, чтоб попрощаться с Айви.

– Я улетаю, Айви, – сказал я ей, – Вместе с Патом. У нас что-то вроде медового месяца. Свадебного путешествия.

Айви раскрыла объятия:

– Иди сюда.

– Ну вот так, да. Я не думал, что всё так закончится.

Айви промолчала. Я поднял голову и сказал то, что давно собирался, но откладывал:

– Я переписал на тебя дом. Можешь делать с ним, что угодно. В идеале – избавься от всех вещей, которые принадлежат мертвым людям. Я хочу, чтоб это был твой дом.

– Это необязательно.

– Я так хочу.

– Ладно, я сделаю, как ты просишь.

– Я не могу сам избавиться от прошлого. Сделай это для меня. Сделай это для себя, будущей.

Айви легонько кивнула.

– Пат скоро придет и принесет тебе кошку. Тебе придется о ней заботиться. Летицию кошка не любит.

– У них это взаимно, – улыбнулась Айви.

***

Через три дня мы сидели в кабине корабля. Пат зашел в панель управления и вызвал Артура:

– Ну привет, кочерыжка.

Артур поглядел на него, как мне кажется, с очень недоуменным молчанием.

***

Ночью Джону не спалось. Он ночевал в участке, потому что дома всё равно не мог уснуть. Он перебирал картотечные шкафы с делами и прислушивался, сам не понимая к чему. Пошел дождь, темный и тугой, исполненный необъяснимой тоски.

За последние несколько дней столько всего случилось, что Джон еще не успел привыкнуть к новому порядку вещей.

Его сын находился в подвале, в одиночке. Его сына будут судить. Он сам поведет его под суд.

Джон раскладывал листы, нумеровал их, прятал на полки. Ходил туда-сюда. Ему было неспокойно. Он хотел спуститься вниз, к сыну. Только о чем им говорить?

Возможно, он вытащит его с рудников, как Летиция вытащила Мэдсена. Если Арнольд выживет… Несколько лет.

Жена приходила и вставала перед пуленепробиваемым стеклом камеры Арнольда, вставала на колени и беззвучно плакала. Арнольд сидел на койке, обхватив колени руками, смотрел на нее немигающим и страшным взглядом.

Джон поднял взгляд на небо – оно рассыпалось на темные куски, прорезанные молниями. Особо сильная молния ударила неподалеку. Джон отложил листы и решил спуститься к сыну.

То, что он там увидел, заставило его заорать.

Он не слышал, как это произошло. Он ничего не почувствовал.

Бог больше не нуждался в Пророке. Пророк исполнил свою миссию. А бог дал ему то, к чему он всегда стремился.

Стекло камеры Арнольда было покрыто сплошь красно-бордовой краской, потеками и отметинами.

Джон разблокировал вход и ворвался внутрь. И ничего не увидел. Кроме: красного, красного, красного. Исключительно красный. Цвет жизни и смерти.

Когда-то он был маленьким эмбрионом, генетическая вязь белков, мириады клеточек, которые всё делились и делились. Росли и умножались. Вены, кости, мышцы, нервные цепи.

Чтоб вернуться к темно-красному в конце.

========== Глава 15 Люби меня в самом конце ==========

– К солнечной системе летит подмога. Целая Армада, – сказал Пат, откинувшись в кресле и похлебывая минеральную сыворотку. Ему было не очень хорошо от перегрузок, но он держался и не жаловался. Хотя я прекрасно видел, как он несколько раз уже наведывался к санблоку – блевать.

– Прикрывать наши задницы?

– Или что-то другое. Они везут нейтронную бомбу. Взорвать комету.

– И чем это может обернуться для нас?

Пат закрыл отверстие клапаном на упаковке напитка, но несколько капель вырвались и поплыли в невесомости. Я бездумно проследил за ними.

– Да чем угодно. В одной из вероятностей мы можем угодить под эту бомбу. Но остается еще целая прорва других, неизвестных.

– Хотят спасти старушку-Землю, матерь человечества?

– Что-то вроде того.

– Они успеют добраться до нас?

– Успеют, если поднажмут.

Я замолк, обдумывая сказанное.

– Комета, значит…

– Или не комета. Я запросил данные у астрофизиков Эрика. Спектральный анализ и физические свойства.

– Почему они ее прошляпили? Они уже столько времени летит, и ничего. Лишь краткие сообщения.

– Да потому что это не совсем комета, – резко ответил Пат, – Она что-то вроде перемещающейся звезды, у нее необычное поле. И она умеет прятаться, становиться невидимой. Когда ей это надо.

Я повернул голову в сторону Пата.

– Откуда ты все это знаешь?

Пат прижал кончик пальца ко лбу и усмехнулся:

– Светлый ум. Пока ты прохлаждался, улаживая свои архиважные дела, я собирал информацию. Врага надо знать в лицо.

– Они прошляпили комету, а нам с этим разбирайся, – я вздохнул и отстегнул ремни, – Одному я рад…

– Чему?

– Что я тут с тобой. Я мечтал улететь с тобой.

– Ну вот, провидение тебя услышало. Хотя и сделало по-своему. Радуйся, твоя мечта сбылась, – сказал Пат с истерическими нотками в голосе.

– Тебе страшно? – я держался за спинку кресла, хотя невесомость тянула меня под самый потолок кабины.

– Нет.

– Ой ли.

– Тебе надо, чтоб я признался?

– Я хочу, чтоб ты говорил мне, если тебе плохо.

Пат промолчал.

– Я не боюсь умереть, – сказал он после паузы, – Я уже давно должен был очутиться на том свете. Если он есть, тот свет. Чудом, что я не заразился «полосатой болезнью». Я каждый день ходил под смертью, но она только легонько касалась меня, не приближаясь вплотную. Я каждый день просил ее, чтоб она взяла меня. Но она говорила: нет, еще не время.

– Ты никогда не был самоубийцей. Из нашей святой тройки ты был самым стойким.

Пат поднял голову.

– Я много об этом думал, но да, ты прав. Я не мог покончить с собой, – он тоже отстегнул свой ремень, – Много лет назад… У меня были мысли…

– Что за мысли?

Пат не ответил.

– Пат?

– Я хотел, чтоб ты и Дерек поменялись местами. Тогда я еще любил его.

Внезапно мне стало не хватать воздуха. Кислород сжигал мои митохондрии, но воздуха мне всё равно не хватало. Вот она ярость, питаемая силой жизни.

– Ты хотел, чтоб я умер?

– Я хотел, чтоб он был нормальным и был живым.

– А потом?

– А потом всё изменилось. Теперь я так не думаю. Он заслужил то, что с ним случилось. Я тоже заслужил. А ты – жертва. Я не думаю, что ты лучше или хуже его. Но теперь, временами, в твоем лице я вижу его. И от этого меня трясет.

– Летиция сказала, чтоб я признал то, каким я стал…

– И правильно сказала.

– Но он уже давно во мне. Я просто не замечал то, каким я стал. Во мне столько же жестокости, сколько и в нем.

Пат подплыл ко мне и приобнял за талию:

– Есть такая штука: судьбой зовется, друг мой Марек. Ты, он, я. Это было неизбежно с самого начала. Ты не сможешь ничего изменить, тебе остается это принять и доживать сколько тебе там осталось.

Нити сложились в затейливую вязь, связавшую троих. Одна нить оборвалась. Две еще длятся, связанные воедино. Две нити и переборки-ступеньки между ними. Геном.

Я раскрыл глаза. Судьба – это цепочка генома. Суть, центр.

Пат тянул меня за собой, говорил мне что-то, но я был нем и оглох. Наконец я отпустил несчастное кресло, и Пат повлек меня за собой.

***

Спать в невесомости – то еще увлекательное занятие. Я пялился в потолок и кусал губы, чтоб не начать реветь как маленький ребенок. Судьба, говоришь.

Мне отчаянно хотелось курить. И трахаться.

Не знаю, чего хотелось больше.

Трахаться в невесомости мы еще не пробовали. А курить было нельзя: очистители воздуха закоротит.

Что-то во мне отчаянно хотело жить, но сам я внутренне был готов к смерти. Самурай всегда должен быть готов к смерти.

Хотя мне и немного лет, но я прожил интересную жизнь. Попробовал вкус денег и удовольствий, которые за них можно купить. Встретил любовь всей своей жизни.

Любовь моя в этот момент дрыхла, связанная ремнями, чтоб не болтаться по отсеку.

Дрыхла без задних ног.

Он всегда был сильнее меня. Это… восхищало. И я ему завидую, его внутренней силе. Я готов распустить нюни, а он стоически держится. Немного нервничает, но это мелочи.

Выдержка, внутренняя сила.

Он говорит, что я его не слушаю, не слушаю, что он пытается до меня донести. Что я воспринимаю не всю информацию. Я это знаю, да… Но как мне услышать достаточно?

У нас один язык. Мы можем работать вместе, можем обмениваться информацией. Но когда дело доходит до чего-то важного, я не улавливаю до конца.

Я вижу лишь образ его, созданный моим воображением, моей душой. Но этот образ сильно расходится с реальностью.

Я никогда не проникну в его суть на сто процентов. Он всегда будет для меня загадкой, и это будет тем, что удержит нас друг от друга. Непонимание.

Одно слово – перечеркнутый мост.

То, что случится позднее: я опять не уловил вовремя знаков. Пат пытался мне сказать, но я не умел читать между строк. Я не умею читать знаки. Я слепой дурак. Любовь ослепила меня. Страх сделал меня глухим ко всему остальному.

У нас было два дня впереди, пока мы болтались в космосе, ожидая комету.

***

Он увидел ее первым и долго смотрел на нее завороженный. Не реагировал на меня, я думал, что комета его околдовала.

Она была красивой, да. Золотисто-розовой, в голубоватых всполохах. В кромешной тьме она была чем-то удивительным. Как чудо, спустившееся к нам.

Затем он начал готовиться: скафандры, всякие приспособления для выхода в открытый космос. Я молча наблюдал за ним.

Пат остановился, проверяя систему воздухоподачи. Он вздохнул.

– Нам придется это сделать, ты ведь понимаешь?

– Мы можем поболтаться и здесь, не высовываясь.

– Нет.

– Что ты хочешь сделать? Нырнуть к ней прямо в жерло и сгореть в ее поле?

Пат убрал скафандр в отсек.

– Ты никуда не пойдешь один, – сказал я.

Но он подгадал так, что, когда я понял, было уже поздно. Я нашел его несколько часов спустя. Он включил силовое поле, чтоб не впускать меня внутрь, сам же уже надевал скафандр.

– Пат, пожалуйста.

– Ты ведь всё понимаешь.

Ага. Ага. Мой друг-предатель. Лучший любовник, что у меня был.

Пат захлопнул шлюз передо у меня перед лицом, оставив смотровое окошко. Отключил силовое поле.

– Пат, я пойду с тобой. Впусти меня.

– Ты ведь и так всё понимаешь, Марек, – повторил он с грустью в динамик, – Это слишком хорошо, понимаешь? Всё было слишком хорошо. Пир во время чумы. Он меня душит, я задыхаюсь.

Да, я понимал. Он и не собирался идти со мной. Никогда не собирался.

– Зачем ты это делаешь? – спросил я дрогнувшим голосом.

Пат долго молчал. Затем ответил.

– Потому что небытие я люблю больше, чем тебя.

Я чертыхнулся.

– Я не смогу без тебя, – сказал я еле слышно и прижал ладонь к окошку.

– Сможешь, – также тихо ответил Пат, – И ты будешь жить.

– Нас отправили сюда по двое, придурок! – крикнул я, – Ты ничего не добьешься, спаситель хренов! Ты сдохнешь там, сгоришь в одиночестве!

Дурак. Дурак. Ду-рак. Какой же ты дурак. Я всё шептал: дурак, придурок гребанный. И скребся ногтями, пытаясь выскрести дыру. Для себя. Чтоб он нашел в себе хоть маленькое местечко для меня.

Я просил и умолял.

– Богу или чему-то там ты нахер не нужен, придурок, – сказал я тихо, – Но ты нужен мне. Почему ты от этого отказываешься? Почему тебе так легко от этого отказаться?

Потому что ты выбрал себя и свою боль. Свою вину, которая разъедает тебя. Я напоминаю тебе Дерека? Напоминаю тебе о прошлом? О да, я и сам себе это напоминаю, еще как напоминаю, смотрюсь в зеркало и вижу эту чертову рожу, мерзкую рожу. Как мне с этим жить, прикажешь? Но я живу.

Он, не слушая, открыл шлюз и нырнул в светящуюся пустоту. А я закричал, и кричал, и кричал, захлебываясь. Стекло перед моим лицом запотело, я молотил руками и ногами стены, и всё кричал и кричал…

***

Вот здесь надо остановиться и поговорить о выборе. Я всегда боялся делать выбор. Но моя жизнь десятки раз ставила меня перед неизбежностью. Она волокла меня как покорную овцу. И я даже не упирался.

Но предпочел бы только и делать, что упираться и стоять на месте. Пусть эпохи проходят сквозь меня, а я застыну. Маленькая птичка-синичка, носимая ветрами то тут, то там.

Маленькая птичка-синичка, хорошенькая желтопузенькая штучка, которых уже нет на Земле.

Они очень заботливы для своих партнеров и детей, эти птички.

А еще они любят полакомиться плотью и мозгами.

Об этом я всегда забываю.

Имеет лишь наш выбор хоть какое-то значение перед лицом Вселенной?

Он мог стать великим художником, но ты убил его. Она могла стать убийцей и террористкой, но ты убил ее. Зло – тоже акт творчества.

Ты создал произведение: уничтожил семя.

И теперь я стою перед выбором, но знаю, что уже сделал его. Я не могу иначе.

Надеваю скафандр и иду за ним.

Я делаю шаг – Бог, лови меня, я к тебе лечу.

========== Эпилог: Сон на двоих ==========

“Мне снится сон. Долгий сон. Тысячелетний сон. Я видел, как умирали галактики”

Я нашел его голого, мокрого и дрожащего. Подошел к нему.

Пат поднял голову и посмотрел на меня взглядом, в котором читалось глубокое отчаяние.

“Мне снится сон, прекрасный сон. И дымка в нем качает нас как в колыбели”

– Оно меня отвергло и выплюнуло, – произнес он.

Я снял рубашку и накрыл его. Затем обнял и прижал к себе.

– Ну значит так надо.

– Бог отверг меня.

– Бог приказал тебе жить, – я поцеловал его в мокрый висок, во влажные волосы, в двухдневную щетину, – Я тебя люблю.

Пат помолчал.

– Я знаю.

“Или вовсе не сон”

***

“Я открываю глаза: и тьма вокруг меня, и свет стоит за спиной и щекочет лопатки”

Я затащил в кабину и кинул несколько упаковок с гигиеническими салфетками, чтоб он привел себя в порядок. Из кабины доносились рыдания. Я ничем не мог ему помочь. Ничем.

– А может это был не бог, – сказал я в тишину, – Она улетела, эта чертова комета. Улепетнула, махнув хвостом.

Пат выбрался из кабины и направился ко мне. Я взял полотенце и стал обтирать его тело.

– Ты такой красивый, – сказал я.

Пат посмотрел на меня усталыми глазами.

Я надел на него свою одежду: рубашку из мягкого хлопка, плавки и брюки. Пат был как послушный робот. Он лег в кровать, закрепил ремни и накрылся электро-одеялом. А я уселся ждать в кресло рядом.

Потом задремал.

Пат заворочался через несколько часов. Он сбросил одеяло и погладил меня по голове. Я тут же проснулся.

– Иди сюда, – сказал он.

Я забрался к нему и поцеловал его, насколько мог глубоко, чтоб выразить свое облегчение, чтоб выразить свою любовь. Целовал и целовал, и Пат стал задыхаться и отталкивать меня, смеясь. Он выбрался из-под меня и уселся на меня сверху.

Я дотронулся до его промежности и погладил.

Пат захихикал.

Я залез руками ему под рубашку.

– Какое теплое тело, – сказал я.

А Пат всё улыбался. Он слез и снял брюки и плавки.

– Я его хочу, – я кивнул на его вставший член.

– Не задохнешься?

– Нет.

Пат снова забрался на меня сверху. Попросил меня чуть приподняться, чтоб я был чуть повыше. Мы сняли ремни, и потому нас стало слегка уносить вверх.

Он был чистым, теплым со сна, таким, каким я его любил.

– Я бы без тебя не смог, – охрипшим голосом сказал я, оторвавшись.

Пат с улыбкой покачал головой и снова меня заткнул.

Он отпустил меня и продвинулся назад.

– Наверное, бог сейчас смотрит на нас и краснеет как помидор.

– И поделом ему, – ответил я.

Пат засмеялся.

“Мне снится сон, прекрасный сон, и мелодия в нем, и мы вдвоем.

И где-то есть кто-то. И где-то есть ты. А где-то есть я. И я отражаюсь, и разбиваю зеркало, но другое продолжает меня отражать”

Кто я – птица, что снится старику или старик, что снится птице? Но в любом случае я всего лишь – прах и пепел, перемолотые белые кости в труху. Время не пощадит никого. Только чувства могут длиться во времени как тихая мелодия, то затихая, то снова начинаясь. И потому они живы в бесконечности.