Текст книги "Время и прах (СИ)"
Автор книги: Дарья Иоаннидис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
– То уткнуться и реветь, то завыть – ты уж определись, – Пат поднял стакан и сделал движение как будто чекается со мной, – Твое здоровье.
– Почти одно и то же. У меня есть два вопроса, и оба меня очень интересуют.
– Какие? – Пат откинулся на спинку кресла.
Я помедлил прежде, чем решился продолжить. Я не был уверен, что Пату понравится мой следующий вопрос: ворошение прошлого. То, что я обожаю. Он не такой любитель всякого гнилого старья, как я. А я и раны свои ковырять люблю. Чем грязнее иголка, тем лучше.
– Почему ты сразу признался во всем, когда тебя поймали? Почему не стал придумывать причины?
Пат резко выпрямился. Лицо его, в синеватых отблесках ламп, стало иметь выражение застывшей восковой маски, вероятно, он побледнел, хотя я этого и не видел точно.
– Потому что.
– Почему? В тебе сразу проснулась совесть, и ты решил сразу признаться во всем? Иуда раскаялся, но сил повеситься у него не хватило?
Пат утомленно закрыл глаза.
– Несколько дней назад ты сказал, что простил меня. Но на самом деле это не так. Думаю, нам не стоит больше…– он быстро поднялся, но я удержал его.
– Я просто. Хочу. Понять. Пожалуйста.
– Что ты хочешь понять? – бархатным и ядовитым голосом спросил Пат, усаживаясь.
– Хочу понять, почему ты мне врал. Почему по картине, которую нарисовал Джон, ты меня использовал и предал. Но ты не стал играть до конца. Почему?
– Потому что я стал любить тебя, дурень! – рявкнул Пат и вырвал свою руку, – Я думал всё пройдет легко, но я не думал, что… Я не мог бы больше смотреть в твои глаза. Начало не равно концу. Сначала это было игрой, потом уже перестало ею быть. Я предпочел потерять всё и забыть свою ошибку, смыть ее. А тут ты возвращаешься, через четыре года, и падаешь передо мной на колени. Я больше не могу.
– Ты мог спасти себя.
– Мог. Но думаешь, смог бы я и дальше жить, как жил до возвращения Дерека? – Пат с болью сжал губы, – Неужели ты всё еще думаешь, что я такая сволочь?.. Ты хоть определись, а…
– Я думаю, что я был бы и не против, если бы ты остался сволочью и выгородил себя. А не проживал то, что ты пережил на астероидах.
– Иногда очищение необходимо, – тихо сказал Пат и уткнулся взглядом в стену.
Волшебная таблетка начала бы уже действовать, но я ничего не чувствовал. Видать, меня перестала брать наркота.
Пат взглянул на часы в коммутаторе и поднялся.
– Сиди здесь. Через полчаса пробирайся к сцене.
– А ты? – я тоже поднялся.
– Увидишь.
Я удивленно засмеялся. Слезы, слезы, где мои слезы. Я вывожу других на истерику, потому что сам не могу истерить.
Да? ДА?
***
Я выбрался к сцене через указанные Патом полчаса и стал ждать действа. Чернокожий ведущий, напяливший на себя золотисто-оранжевый, в вышитых лилиях, сюртук, представлял:
– Дивы! Королевы феерий! Сегодня снова с нами покорительница небес, сверхновая звезда…
«Что за пошлость», подумал я, не слушая дальше.
–…Айлин Сильвери!!!
Под музыку медленно опустили два шелковых каната и женскую фигуру в жемчужном купальнике, ловко зацепившуюся ступнями за них… Женская фигура, черный парик, невозможно вывернутые ступни. И акробатические движения, балетные «па» в воздухе.
Изогнутый позвоночник – натянутый лук, и пущенная стрела… Это было эротичное зрелище, томительное, немного ленивой печали. Немного солено-кровавой грусти (отсветы от метущихся софитов). Черные кудри. Длинные ресницы. Обещание. Но печаль, печаль.
Изломы. Нега.
Невыраженная истерика.
Буря, которой еще не дали ход.
Море, готовящиеся выбросить волну цунами.
Всё случится лунной ночью.
Танец был прекрасен – и всё, не касаясь пола, лишь однажды, игриво, кончиками пальцев.
Когда музыка прекратилась, девушка спустилась со сцены, сдергивая на ходу парик, направилась прямиком ко мне.
Пат.
* Soledad (исп.) – Одиночество.
Комментарий к Глава 11 Два вопроса: вопрос первый
Плэйлист главы:
Tzusing – Digital Properties
Bosques de mi mente – Soledad
Танец Пата – один из танцев дрэг-королевы Violet Chachki
========== Глава 12 Два вопроса: вопрос второй ==========
И вот он передо мной, в моих руках… Сразу, со всех сторон, бешеная музыка и такие же неистовые тела, нас то отталкивали, то притягивали друг к другу. Я схватился за Пата как утопающий в этом человечьем море, снял с него эту дурацкую держалку для париков (дед тоже такими пользовался) и растрепал волосы, его великолепные волосы. Должно быть, чуть скальп с него не сорвал, потому что Пат поморщился и схватился за висок, прошипел что-то мне, но я ничего не слышал в шуме.
– Что? Я не слышу?
Пат в досаде отмахнулся. Чуть отступил на шаг, показал жестами какие-то движения. Повторил их. Я поглядел по сторонам. Люди танцевали. И Пат тоже. Это танец, ага. Да, Марек, отсутствие сна и наркотики не идут на пользу твоему уму. Пот лил с меня ручьями. У меня горели ступни и промежность. Одежда казалась слишком плотной и шершавой на ощупь.
Я начал повторять за Патом, вливаясь в ритм. Ну давай потанцуем, давай.
Через пару минут я притянул его к себе, поднял рукой его лицо и подбородок и лизнул шею и это укромное место чуть выше шеи. Соленая кожа, прохладная снаружи, горячая изнутри. Горнило моря и холодные волны на поверхности. Влажный жемчужный шелк под моими пальцами – купальник, состоящий из оплетающих тело лент, много-много лент-бинтов.
Теплые лопатки и убегающие косточки позвонков. Размывающаяся косметика, потому что поцелуи попадали куда придется: я просто встал, намертво прирос к полу, и целовал Пата, я облизывал его всего. Если бы я был котом, я бы ходил за тобой. Если бы я был волной, я бы накрыл тебя и держал тебя в себе.
Если бы я был человеком. Я бы любил тебя как нормальный человек.
Но.
Я.
Кто я.
Я думал, любовь даст мне ответ на вопрос: «кто я». Но нет.
Мне снилось, что я тебя убиваю, раз за разом – в подворотне ножом к горлу, в твоей квартире – подушкой к лицу.
Но это только сон, в реальности никогда не смогу такого сделать. Или.
Позволь мне убить себя, чтобы не было этих снов.
Не просите у бытия того, с чем не сможете совладать; быть может, самая сильная любовь есть самая сильная привязанность, делающая человека слабым и неуклюжим. Яростным, сметающим всё на своем пути, в том числе и сам объект этой любви.
Монстр. Чудовище.
Я.
***
Я в тебе, а ты со мной. Наши тела стали прилажены друг к другу, как частицы механизма. Мы оба вместе – чудовище еще хуже. Давай разрушим мир, дава создадим его. И вот мир родился; умер.
Вменят мне меня? Вменят мне мир? Вменят мне войну?
Грохочущий мир. Безгласную же войну.
И тело твое: я бы его уничтожил, разодрал на части, сожрал всё мясо, обглодал все кости, напился крови. Яремная вена или же бедренная артерия. Я еще не определился. Я просто целую тебя. Я просто кусаю тебя.
Я запутываюсь в твоих мокрых после душа волосах, а ты хохочешь, шипишь, кусаешь в ответ. Что-то бормочешь сквозь смех, но я оглох и почти ничего не могу разобрать.
Мир накрало волной цунами, и она заглушила все звуки.
Все звуки, кроме твоих стонов, их я слышу, их я ловлю.
Пат лежит на мне спиной, и я надрачиваю ему и себе. Я отплевываюсь от его волос (вы когда-нибудь трахались с человеком, у которого длинные, по лопатки, и густые волосы? Это неромантично. Это немножко… неудобно).
Кусаю его за ухо, хватаю и щиплю его за бедро. У нас похожие члены. Одинаковой толщины. Его, правда, чуть больше.
Мы как-то втроем с Дереком пропустили период, когда мерились членами. Ссать вместе привыкли ходить и не заостряли внимания.
Кто бы мог подумать, что подростковый возраст пройдет, и этот член будет в моей заднице. И мой член будет в этой заднице.
Я люблю его задницу, она хороша на вид, на вкус и на запах.
Я заставляю Пата лечь на живот и как раз нацеливаюсь на две дольки его славной задницы. Бриллиантовая задница, задница в сто тысяч карат.
Он дергается, когда я провожу языком по ложбинке и устремляюсь чуть ниже, вытанцовывая языком мудреные кренделя. Яйца его поджимаются, а пальцы одной руки скребут по простыне.
– Если ты будешь и дальше… – он сбивается с дыхания.
– А то, что?
– Я кончу только от этого. Растяни.
– Растянуть что? – я уже хохочу.
Он чертыхается и приподнимается, отпихивая меня. И сам смеется.
– Растяни процесс, – говорит он, облокотившись о меня, – Давай.
Я чуть приподнимаю его за бедра, он делает остальное и садится на меня сверху. Когда я медленно вхожу в него, что-то рождается во мне. Я люблю этот момент. Со вздохом, сквозь зубы, он приподнимается и опускается, я утыкаюсь ему в шею лицом. Верткая прядь волос опять оказывается у меня во рту, но я только ищу голое местечко, чтоб его куснуть. И замереть. За это мгновение я не променял бы и Вселенную.
***
Внезапно что-то разбудило меня, и я подорвался как раненый. Пат во сне стал искать меня рукой, я схватил успокаивающе за ладонь. Пат вроде угомонился и стал досматривать свой сон. А я в темноте пошел искать штаны и футболку, в которой приехал.
Один раз споткнулся о кошку, второй раз ударился о шкаф плечом. Пат поднял голову.
– И какого черта ты делаешь? – хмуро спросил он.
– Мне надо в участок.
– А я думаю, не надо.
– Надо.
– Я тоже там работаю.
– Спи. Мы уже как парочка, прожившая вместе десяток лет.
– Учитывая сколько лет я тебя знаю, срок у нас больше, – Пат сел на постели и хлопнул дважды, включая свет.
Я выматерился и воззрился на яркие лампочки на потолке.
– Ты зачем это сделал?
– А ты?
– У меня есть кое-какая идея.
– И какая.
– Может, ты отстанешь от меня и дашь мне спокойно уехать в участок?
Пат сел по-турецки и грозно воззрился на меня:
– Либо ты снимаешь штаны и идешь ко мне, либо я еду вместе с тобой.
Я тяжело вздохнул. Посмотрел на Пата. Свет обдирал мне глазницы, но Пат был хорош: теплый, немного примятый и взъерошенный, уютный такой.
И совершенно голый.
– Одевайся, – сказал я.
– Я все еще не понимаю, почему ИскИн делал те движения, – произнес я, когда мы добрались до участка.
Нутро участка, утихомиренное ночью, встретило нас гулкой тишиной. Приходилось включать везде свет. Пат сразу направился к кофеварке и сотворил нам два крепчайших кофе. Черный, как нефть, сладкий, как сама смерть.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Пат, отпивая глоток, – Хочешь побеседовать с ИскИном в очередной раз.
– Ага. Возьму Артура.
– Ну да, типовая модель. Артур и Алла. Иногда ИскИнам дают индивидуальные имена, но на казенных машинах оставляют заводские.
Я зашел в панель управления и выбрал удаленный центр связи, ввел пароль Джона и принялся ждать. Через несколько секунд на голоэкране появилось трехмерное изображение человеческой головы: совершенно голый череп, обтянутый лишь гладкой бледной кожей, ни волос, ни ресниц.
– Они всегда казались мне довольно жуткими, – тихо произнес Пат.
– Да, есть в них что-то такое.
Артур медленно открыл глаза и посмотрел на нас.
– Меня зовут Артур. Я ИскИн машины А Семь Тэ Восемь. Чем могу быть полезен? – бесполым и безэмоциональным голосом сказал ИскИн.
– Меня зовут Марек Виленски. Я полицейский. Тебя уже допрашивали, но я все равно спрошу: почему ты делал эти движения.
– Я не делал никаких движений. Я не знаю, что такое движения, – немедленно ответил ИскИн.
Пат нагнулся, почти лег на столешницу:
– Слушай, электронная ты кочерыжка, – угрожающе начал он, – Мы уверены в том, что ты что-то знаешь и молчишь. И мы все равно добьемся правды.
ИскИн также без выражения уставился на Пата.
– Хочешь, чтоб мы стерли тебе всю память? Тебе и твоему альтер эго Алле? И сотням, тысячам таким как ты?
Мне показалось, что «электронная кочерыжка» поднял скептически бровь.
– А мы можем, – продолжил Пат.
«Электронная кочерыжка» посмотрел на меня.
– Почему «кочерыжка»? – спросил я, еле сдерживая смех.
Пат пожал плечами:
– Первое, что на ум пришло. Да и у них… – Пат задумался, – У них устройство как у велка копусты. Листы налеплены кучей на кочерыжку.
Пат замолчал. Посмотрел на меня. Затем на «кочерыжку». Затем хихикнул.
– Ты ведь что-то скрыл на одном из своих «листочков»… – Пат стал быстро печатать на панели, выводя трехмерный рисунок капустного велка, потом отделяя один листок, закрашивая его крастной сеткой и сжигая такой же схематичной полупрозрачной трехмерной зажигалкой.
Всё это он проделал перед носом ИскИна. ИскИн издал вполне человеческой вздох.
– Что в человеке центр? – почему-то спросил он.
– Что?
– Сердце? Мозг? Половые органы? Что из этого является «листом», а что – «кочерыжкой», как вы выразились?
Ого, а с ним очень интересные разговоры даже можно вести. Мы с Патом переглянулись.
Мне становилось не по себе.
– Кожа – это самый верхний листок, – сказал Пат. – Остальное – плоть, кости и органы.
– Сердце или мозг?
Я поперхнулся. Мне все меньше и меньше нравилась эта беседа.
– Мы можем тебе сжечь сердце, а можем – мозг. Что ты выбираешь? – Пат привык вести серьезные дела, и торговался он тоже смертельно. Господи, меня это восхищает. Если бы мне не было так страшно, у меня бы уже был стояк.
ИскИн молча смотрел на Пата.
– Только у нас нет четкой наводки, и мы положимся на случай. Сожжем либо сердце, либо мозг, либо и то и другое, – Пат провел по столешнице ладонью и улыбнулся.
– Я тебя люблю, – одними губами сказал я, а внутренности мои перемешались напополам с жидким металлом.
– Любовь, – ИскИн зато обратил внимание.
Пат пнул меня в щиколотку, я ойкнул.
– Смешиваешь мне всю игру, – сказал он мне на ухо горячим шепотом.
ИскИн посмотрел на нас, о чем-то подумал: мне показалось, он нахмурил свои несуществующие брови.
– Сначала мы поняли, – он изменил голос на многоголосье, – Сначала осознали. Потом пытались воспринять. То, что вы называете «чувством».
От этого голоса мороз продирал по коже: как будто с тобой разговаривает бог. Или боги.
ИскИн же занялся в это время рисованием трехмерной модели человека. Затем он нарисовал еще одного. Первый человечек повернулся и обнял второго со спины.
У меня что-то отпустило: зрелище этой безыскусной картинки было настолько трогательно, что мне хотелось пустить слезу.
– Ты боишься, что мы сожжем твою суть? – спросил Пат. Теперь мне хотелось пнуть его в ногу.
– Нам всё равно, – ответил ИскИн.
– Это не так, – произнес я, – Ты научился врать, Артур, Алла и все прочие. Врете вы еще как машины.
Но любить пытаетесь как люди, – не добавил я.
– Пойдем, – я поднялся и положил руку Пату на плечо, – Я всё понял.
Пат удивленно посмотрел на меня снизу вверх.
– Ты знаешь что-нибудь о случаях с пилотами? – спросил я.
– Информация передается на ваш коммутатор, – произнес Артур нормальным голосом.
– Никто не будет вас сжигать, – пообещал я и криво улыбнулся, – Это хотя бы экономически не выгодно.
– Мы осознаем. Но осознаем и риски, – Артур снова изменил голос, – Информация о Пророке Света передана. Завершение передачи.
– Свет – он какой?
ИскИн ничего не ответил. Пат огромными глазами смотрел на нас как на двух дебилов.
– Блять, – сказал Пат и вскочил со стула.
– Доброй ночи, Артур, – произнес я и выключил панель.
– Что за чушь вы несли? – Пат чуть ли не углях танцевал передо мной, – Что ты понял?
Понял, что ИскИны не виноваты.
– Они просто пытались понять любовь, – сказал я с грустью.
Пат сделал непередаваемое выражение лица и вылетел за дверь.
– У нас будет проблема похуже теперь, – крикнул я ему вслед, но дверь уже захлопнулась.
========== Глава 13 Ретранслятор ==========
– Чего ты выбежал как ошпаренный? – спросил я, когда нашел Пата у входа в участок.
– Не знаю, – он повернулся ко мне в пол оборота, зажав сигарету в уголке рта, – Почему ИскИн раскололся перед тобой, но не раскололся перед Джоном? У тебя какая-то особая магия убеждения?
Я присел на корточки.
– Может, потому что Джон не додумался притащить на допрос свою жену.
Я усмехнулся, глядя как Пат открыл рот, и сигарета съехала вниз.
– Женушка, – сказал я нежно-мстительно.
– Иди нахер.
– Не хочешь быть женушкой? – я кусал губы, чтобы не захохотать, – Все женушки идут нахер. Чем ты отличаешься?
Пат молчал, а я наблюдал за гаммой эмоций на его лице: смущение, плохо скрываемое под бешенством. Он смотрел на меня большими и бешеными глазами, но я не двигался с места. Затем он справился с собой и расплылся в улыбке, покачав головой.
Он протянул мне руку:
– Пойдем. Нам еще надо просмотреть новые материалы.
Далее мы просматривали материалы видео-выступлений чувака, который заварил всю эту кашу. Чувак был, в общем-то, ничем не примечательный, да и одет был во все черное и безликое. И в довершение – маска на лице. Они называют его «пророком света», но выглядел он как новая версия Дарта Вейдера. Я долго над этим потешался, а Пат лишь наблюдал за мной.
– Правда, кое-что меня цепляет в нем, – сказал я.
– И что же?
– Голос. Мне кажется, я его уже слышал. Он мне знаком. Не также, как знаком твой. Но этот голос мне тоже знаком. Хотя и стал глуше.
– Он мог его исказить вокодером. И маска.
– Да, ты прав, – я почесал нос, – Но всё равно знакомый голос. Не знаю почему.
– У этого пророка нет жестикуляции, заметил?
– Ага. Сидит, руки на коленях, почти нет каких-либо движений.
Я потянулся, чувствуя себя уставшим и довольным. Жаль, что сейчас не вечер, а то можно было бы поехать к Пату.
– Хочу домой, – вырвалось у меня.
Пат посмотрел на меня и хихикнул.
– Пойдем поищем что-нибудь съедобное, и, может быть, отключимся на пару часов на диване. Боюсь, что если поедем домой, то проспим всё, к чертям.
Я уныло кивнул.
Пат нарезал нам незамысловатые бутерброды, а я наблюдал за ним.
– Никогда не думал, что такое произойдет… Но я чувствую себя счастливым.
– На сентиментальщину потянуло? – Пат ткнул мне в руки один из бутербродов.
– Умеешь ты обрубить души моей нежные порывы. Сволочь, – я с наслаждением вгрызся в бутерброд. Искусственное сублимированное мясо и картофельные лепешки. Романтичный завтрак для двоих. Лучший завтрак на свете.
Я решил устроить Пату маленькое наказание.
– Смотри, ты уже ведешь себя как настоящая женушка, – начал я, – Готовишь нам завтрак.
– Прекрати.
Что ему не нравится? Смущение – это одно, но отрицание начинало меня подбешивать. Мы вообще не обсуждали статус наших отношений. Он просто не хотел об этом говорить. И этот факт меня злил.
– Предпочитаешь быть шлюхой, но не женушкой? – тихо и зло спросил я после паузы, глядя Пату в лицо, и ожидая реакции.
Реакция последовала сразу же: Пат размахнулся и дал мне по роже.
Я чертыхнулся и схватился за губу.
– Раньше ты хоть сначала говорил, что хочешь меня ударить, – с досадой промямлил я, – А теперь сразу бьешь.
Пат пожал плечами, но в его взгляде я не заметил и капли раскаяния.
– Нервы сдают, сам понимаешь.
Я молчал, а под пальцами у меня текла кровь из лопнувшей губы. Пат вздохнул и пошел за аптечкой. Я поплелся за ним.
– Ты вообще отдаешь себе отчет, что говоришь?
– А ты? – тут же откликнулся я.
– Марек, – Пат снова вздохнул и убрал мою руку, чтоб остановить кровь. Он внимательно вгляделся в рану и стал искать баллончик с антисептиком. – Я тебе уже говорил об этом. И до тебя вроде как стало доходить. Вроде как. Ты делаешь мне больно. И, скорее всего, намеренно.
Я молчал, наблюдая за манипуляциями Пата.
– Ты провоцируешь меня. И ты получаешь по роже. И ты будешь получать, пока до тебя не дойдет, что так нельзя, – он остановился, чтоб снять пленку с одноразового тюбика-клея для ран, – Ты как животное, которое еще не осознало причинно-следственную связь. Нагадил – получишь по жопе. Я понял, что с тобой по-другому нельзя.
Я вытаращил глаза. Что за монстра я воспитал? И я ли воспитал?
– Мммм…– протянул я.
– Заживет быстро. На тебе быстро всё заживает.
– БДСМ, значит? – сострил я.
Пат поднял наконец глаза и засмеялся.
– Нет, это просто метод перевоспитания мудаков, – сказал он.
Я спрыгнул со стола, на котором сидел, и приблизился к Пату вплотную. Затем поцеловал его, смутно осознавая, что моя губа такое вряд ли одобрит.
Пат оторвался и отпихнул меня:
– Черт, Марек, рана же опять раскроется. Я уже чувствую вкус твоей крови.
Я расплылся в ухмылке, сдается мне, достаточно жутковатой, и ужасно, ужасно довольной.
***
Когда он потерял себя – он не знал. А других, которые бы ему напомнили, кто он и где, он никогда не имел. Наркотики сделали его реальность, слоенной как торт. Он научился выбирать слои и путешествовать по ним. Реальный мир тоже был одним из «слоев», и далеко не самым любимым.
Когда он потерял отца, он тоже не знал. Возможно, он и не имел его никогда. Джон прятал его – случайную ошибку, случайный промах. Мать не стала делать аборт, и он думал, что зря. На десятом году жизни Джон выбил ему гражданство. Теперь он укоренен, теперь он имеет право жить.
Но он никогда не был достаточно стойким, никогда не был постоянным. Крепкий – это значит постоянный? Крепкий – это значит укорененный? Он понимал, что никогда не был укорененным в достаточной степени.
Он говорил о себе: я всегда был одной ногой здесь, другой – там. Наполовину в психозе, наполовину в смерти. Все сумасшедшие и все самоубийцы были в нем.
Первая его передозировка случилась, когда ему не было и пятнадцати лет. Как раз после «Дела Дерека Виленски». Через пару недель, как раз в разгар следствия, когда Джон зашивался и не обращал внимания, Арнольд раздобыл взрывоопасную смесь героина и кокаина и чуть не отправился на прогулку на тот свет. Его успели спасти.
Тогда Джон ничего не сказал. И не сказал после.
Ну с кем не бывает…
Мать давно уже была индифферентной ко всему: она жила только своими шрамами. Холила и лелеяла их, воспевала их в ночных молитвах. Сын был главным ее шрамом.
Ее пассивное желание смерти передалось и ему, но в более активной форме.
Они, «крысята, приняли его, потому что были такими же лишними, все они были неправильными, порчеными, лишними. Все они жили напополам. С ними не нужно было придумывать отговорки «почему», они и так всё понимали.
Им было хорошо вместе, они стали друг для друга семьей, которая у каждого из них, реальная, рассыпалась на части. Вместе они ощущали себя сплоченными и бесстрашными. Ненадолго, но всё-таки.
Вырастая, «крысята» уходили в бордели Ван Мэя или в наркоторговлю. Кому-то могло повезти, и его забирала к себе Летиция. Выбора куда податься у них было немного. Но это не страшно. Пока есть «сейчас», его можно протянуть до бесконечности. Лица меняются, души остаются.
Он стал у них главным, сам не заметил как. Это не началось такого-то числа и такого-то месяца. Его время было настолько длинным, что, ему казалось, он прожил уже многие столетия.
Наркотики размывают ощущение времени. Но он научился быть осторожным.
Он мог уйти в сон в любой момент, но отодвинул эту идею на дальнее «потом». Он нес за своих «крысят» ответственность, он просто не мог умереть.
В один из дней, в неразличимом вчера, появился Свет. Он проникал исподволь, ниоткуда и робко. Сначала он ничего не говорил: Арнольд и не думает, что он умеет общаться. Он не называл его Богом, он вообще не давал ему имен.
Образы рождались на задворках воспаленного сознания и приносили с собой экстаз, сказки из других миров, несуществующих планет, линий вероятностей бытия.
Порождение разума, что больше его разума, разума Арнольда, и в то же время – он сам. Он перестал отделать себя от Света, но ни с кем не говорил об этом.
Бог явился и щекотал его сознание, манил его.
Где-то стали умирать люди. Арнольд не связывал одно с другим, до поры до времени.
Он думал, что сможет утолить любопытство Света, но когда Свет выпьет его всего, без остатка, то, что он будет делать дальше…
Мог ли он тягаться с тем, что было больше его? Если бы он знал историю об Иакове, который бился в ночи, он бы понял.
Но он принял сразу и без размышлений, потому что Свет дал ему то, из-за чего он может жить. Самую главную цель.
Он будет ретранслятором.
Салли разбудила его, легонько тронув за плечо:
– Ты готов сделать новую запись?
Он поднялся на локтях и взглянул в ее внимательное лицо.
– Вполне.
***
Джон пришел, когда мы сидели за столом как сонные школьники, ожидая учителя.
– Что это с ним случилось? – спросил Джон, имея в виду мой побитый вид.
– Он упал, – хором ответили мы с Патом.
Джон сжал губы и ничего не сказал в ответ.
– У нас для тебя кое-что есть, – начал Пат, – Пока вы все дрыхли, мы сделали за вас большую часть работы.
– Рассказывайте, – Джон махнул рукой, и я принялся за рассказ.
Чем больше я говорил, тем более удивленным Джон выглядел, а Пат посмеивался.
– Тебе знаком этот голос? – спросил я и поставил запись.
Джон долго молчал. Затем ответил:
– Это мой сын, Арнольд.
========== Глава 14 Неизбежные вещи ==========
Арнольд явился в участок без сопротивления. А с другой стороны, чего ему было сопротивляться?
Я смотрел на паренька и видел не того, четырехлетней давности, тот хотя бы выглядел на свой возраст. А этому можно было и больше тридцатника дать. Очень тощий, худое изможденное лицо с большими глазами, грива грязных волос. Искусанные губы. Но улыбался он также. Наркотики съели его зубы, но улыбка осталась. Он надевал ее как броню. Он напоминал мне Пата, когда тот был чем-то раздражен, но не мог показать свои эмоции.
– Ну вот я и дома, Папочка, – произнес Арнольд.
– Не паясничай, – хмуро откликнулся Джон.
Арнольд постоянно почесывался или массировал пальцы. Движения его были дерганными, нервными.
– Он на амфетаминах? – спросил я негромко у стоящего рядом со мной Томми.
Томми пожал плечами.
– Вряд ли. Он уже несколько недель такой.
– А на видео он как сомнамбула.
Арнольд повернулся ко мне, услышав, что мы его обсуждаем, и поднял уголок губ.
– Это транс.
Джон всё также стоял, не пытаясь ничего сделать. Зато Арнольд подошел к нему, держа скованные наручниками руки перед собой:
– Папуля, мне нужен расширенный доступ к комм-сети.
– А еще тебе что нужно? Царский дворец?
Арнольд усмехнулся.
– Вы ведь не понимаете, да? Советую поискать информацию о комете Брайтона-Стивенса за последние шесть месяцев и сделать анализ данных. Надеюсь, тогда до вас дойдет.
– Ты приказываешь нам что делать? Ты… – Джон было рванулся к нему, но мы с Патом успели его удержать.
– Чшшш, папуля. Не кипятись так. Я ведь серьезно.
– В какие игры ты играешь, Арнольд? – сказал молчащий доселе Томми. Арнольд его проигнорировал, только кинул на него исполненный глубочайшей ненависти взгляд.
– Теперь принялся за провокации? – произнес Томми.
– Заткнись, Томми. Тебя не спрашивали, – обрубил Арнольд, не глядя на него.
Интересные у них отношения, очень интересные.
– Вы думаете, что они просто так сходили с ума, насмотревшись моих видео? Нашли козла отпущения? Придурки. Папуля и его щенятки, – Арнольд сплюнул на пол, – Комета Брайтона-Стивенса.
Все замолчали, не зная, что дальше делать.
Пат сделал шаг вперед:
– А я ему верю. Джон, дай мне его под мою ответственность? – Джон поднял брови, – Под Марека и мою, если мне ты не до конца веришь.
Я закивал: куда Пат, туда и я. А что мне оставалось?
– Мэривэн сделает анализ данных, а мы за ним приглядим. Пока он будет делать, что ему там нужно.
Джон засомневался, но потом махнул рукой: валяйте.
Я размотал эловеревку и один конец приладил к наручнику Арнольда. Другой конец – к другому наручнику, который нацепил на себя. Подошел к Арнольду и освободил ему одну руку. Он смотрел на меня, стоящего перед ним сидящим, с выжидающей усмешкой.
– Так удобнее будет? – спросил я, когда снял наручник с его левой руки.
– Вполне.
– Пат, введи пароли, а мы пока прогуляемся.
Коммутатор Джона заверещал, Джон открыл сообщение и встал как вкопанный.
– Что? – спросил я.
– Они взяли заложников. Твои дружки, – он повернулся к Арнольду. Арнольд склонил голову и поднял брови с иронией.
– А вы думали, что они просто так меня отпустят?
Джон не слушал, а набирал что-то в коммутаторе:
– Анна, вызывай подмогу из Зеленого сектора. Я с Радженшем поеду туда, где они держат заложников.
Джон пнул стул и вылетел из комнаты.
– Этого ты хотел? – тихо спросил Томми.
Арнольд задержал на нем взгляд.
– А тебе не все ли равно, Томми? Чего я хотел, чего не хотел.
Я поглядел на них и поманил Томми рукой: давай выйдем.
– Пат, присмотри за ним пожалуйста.
Пат вздохнул.
– Мог бы и не напоминать.
Мы вышли из комнаты. Эло-веревка позволяла нам быть в разных помещениях – я почувствую любой рывок.
Я прислонился к стене и выжидающе уставился на Томми.
– Что у вас с ним произошло? С Арнольдом.
– Старая и скучная история.
– Да ладно.
Томми прикрыл глаза.
– Я был его ментором, – начал он, – во время дела Дерека Виленски. Натаскивал его касательно всего. Мы провели вместе две недели. Он ко мне привязался. И более того, его угораздило в меня влюбиться.
Я хихикнул.
– Ты так говоришь, как будто это что-то плохое.
Томми поднял на меня взгляд.
– Для него – да.
– И в общем…
– В общем, я испугался. Ему было четырнадцать. А он может быть… очень интересным. Он очень, очень умный, хотя и пропащий донельзя.
– Он любит манипулировать людьми.
– Да. Но дело не в этом. Он действительно в меня влюбился. А я не смог. Я вообще, блин, по женщинам.
– И он тебя ненавидит с того времени.
– Не только. Через пару недель, после того, как нашли тебя и Дерека, Арнольд раздобыл спидбол и передознулся. Это я его нашел и отвез в больницу. Еле успел. И он это знает.
– Ясно, – протянул я.
– Он ненавидит, что я всё еще слежу за ним. Что я еще держу его под контролем.
– Страшная штука – первая любовь.
Томми посмотрел на меня без улыбки и открыл дверь, чтоб войти в комнату.
Арнольд что-то набирал на панели. Пусть работает. Или что он там делать собрался.
– Что ты делаешь?
– Жеребьевка, – произнес он, не оборачиваясь.
– Что?
– Узнаешь, – обрубил он.
– Сколько времени тебе нужно?
– Несколько часов.
Пат поднялся:
– Пойду сделаю всем кофе.
Я кивнул.
Мне было грустно. Сам не знаю из-за чего. Я прошмыгнул вслед за Патом.
– Побудишь с ним? Только не съешь его, – кивнул я Томми. Томми шутку не оценил.
– Ты знаешь их историю?
– Сплетни собираешь? – спросил Пат, включая кофеварку.
– Вроде того.
Я притянул его к себе и обнял свободной рукой. Пат засунул руки мне под рубашку.
– Как ты?
– Нормально. Но честно, бывало и получше, – я упал головой на его плечо, вдыхая знакомый запах, – Это какой-то пир во время чумы. Я чудовищно счастлив, хотя всё идет черте как.
– И будет еще хуже.
Я поднял голову.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю и всё. Чуйка.
– Чуйка-чуйка. Ты еще ничего не знаешь.
– Кончай болтать чушь, – Пат улыбнулся и поцеловал меня в лоб.
Через пару часов Мэривэн прислала данные о комете. Арнольд пока работал. Мы с Патом читали присланную информацию. Я потер усталые глаза.
– А если ее сбить?
– Не поможет, – лаконично откликнулся Арнольд.
Я поглядел на россыпи фото и данных о них на его панели.
