Текст книги "Вечность как предчувствие (СИ)"
Автор книги: Дарья Гущина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Руна любви. Марго Дарительница.
Пролог.
Глава 1.
Глава 2.
Глава 3.
"Их будет двое. Тьма сделает их похожими друг на друга, как две капли воды. Волосы их будут светлы, как снежные вершины гор. Но души их будут чернее самой бездны. Сила их будет столь велика, что затмит свет и земли наши погрузятся во тьму на долгие-долгие годы.
Но однажды, когда ночь устало вздохнет в последний раз, придет она – Дарительница. В образе и подобии человека.
Будет отпущено ей время в двадцать один заход солнца. И будет следовать она за тишиной и данным словом. И будет извилиста их дорога. И ветка, что пустит корни, не сломается, но согнется. И будет время для борьбы и для песен. И будет Танцующий на лезвии ножа.
И приведет в мир Дарительница Дитя.
И настанет день, и сама Любовь коронует Дитя.
Падет последняя опора страха и двое, схожих друг с другом, как две капли воды, утратят свои силы.
И почнет в косности Дарительница.
И наступит время – придет Хранительница. Найдет свою опору и возглавит армию против восставших. И будет отпущено ей время. И будет она не стоять на месте, но двигаться. И будет она соборная с украденным..."
На сем давнее пророчество обрывалось. Во всех возможных источниках. Официальных. Что же до закрытых архивов...
Были подозрения, что и этот кусок, предоставленный на обозрение и для ознакомления прихожан храмов двуединой Богини, был отредактирован: острые углы сглажены, маловажные детали – сокрыты.
Но народ верил. Что еще оставалось делать? В Тсуатти-Дафт – вотчине двух цариц, приход которых предрекало пророчество, царил мрак. В душах и головах. Иллюзии и злоба застили глаза, заставляли опускать руки, и люди не трепыхались – медленно и уверенно тонули в болоте собственно произведенной желчи, лени и надежды на скорое обогащение.
С каждым годом все больше людей королевства Каверно покорялись тьме. Проглотив, как удав кролика, соседние государства – Тридомпт и Золя – бесчисленное войско адептов культа Тсуатти-Дафт пресекло черту, проникло метастазами на территорию Каверно и, так же медленно, как это было с Тридомптом и Золя, поглотило несколько камератов [1] королевства светлой магии и надежды.
Те, у кого были силы бороться, бросали дома и земли, забирали семьи и переселялись ближе к западным кордонам, стоило появиться лишь малейшему намеку на легкие деньги.
Деньги... деньги... они правили мором, заставляя закрывать глаза на преступления, делая из человека раба и обещая: "Жди, жди, скоро-скоро мы все станем твоими, и тогда тебе станет легче... станет все проще... Жди нас... жди..."
Жители Каверно, все еще хранящие память о далеких предках и не верящие в сладкие речи золота, пытались бороться, отступали, но не сдавались.
К сожалению, зло порождало новое зло. Царство Тсуатти-Дафт вгрызалось в территории Каверно, словно жадная гусеница в сочную листву, пыталось разделить камераты Юга и Севера, ведь тогда будет проще использовать свое главное оружие – клевету и страх.
Царицы Тсуатти-Дафт, похожие друг на друга, как две капли воды, магией не обладали. Зато успешно ее поглощали. Перерабатывали и изливали, обезображивая землю, растения и существа. На землях Тсуатти-Дафт не было стабильности. Самым страшным местом царства был Живой лес. За несколько тысячелетий существования лес увеличил свои площади в тысячи раз, населил дебри странными существами и не пускал никого, кроме тех, кто служил царицам. Ну, и еще некоторых неординарных личностей – с такими людьми лес любил играть. Живой лес стал любимцем цариц. Однако, как любое дитя, порою проявлял характер и отказывался подчиняться.
Противостоять культу Тсуатти-Дафт могли позволить себе немногие. Небольшое княжество Акер, возглавляемое князем, рыцарем голубых кровей, воином и искусным политиком Браузером, ревниво защищало свои границы, по мере возможностей помогало соседнему королевству, но сил хватало лишь на то, чтобы уничтожать очаги заразы в явных проявлениях болезни. До всего руки дотянуться не могли. Как материальные, так и магические.
Величайший волшебник всех времен, балагур и красавец Вэрслан Блазко, десять лет назад поселившийся в самой восточной части княжества Акер и волей-неволей заставивший переехать и половину княжеского двора за собой, помогал охранять дальние рубежи и сам учился воинскому делу. Лечил магией, создавал оружие и ловушки, помогал заблудшим и исковерканным душам обрести покой, а измененным внешне существам – избавиться от страшных масок, надетых темной силой цариц Тсуатти-Дафт.
Вэрслан искренне верил в пророчество, в приход Дарительницы, в появление благословенного Любовью Дитя... Верил и искал цифры. То, что приход Богини случится – в это верили все. К превеликому сожалению, даты ее прихода знать никто не мог. И Вэрслан не покладая рук искал: в архивах, в поверьях, в легендах...
Пока однажды не нашел...
Валентина смотрела на зону глубокого декольте: два кончика некогда крепкого шелкового шнура, стягивающего корсет театрального костюма, покоились почившими змеиными детенышами в руках. Голова мгновенно наполнилась рациональными решениями и иррациональными страданиями. Однако, вычленить нечто вразумительное из каши советов и сетований, оказалось не под силу взволнованной первой премьерой Валентине.
– Тетя Клава меня прибьет! – обреченно упало в ложбинку на груди. Девушка подняла глаза, в который раз посмотрела на отражение и, скривив мордочку, выругалась: – Японский городовой!
На счастье, ли иль на беду – самой хранительницы креолинов и пышных боа в костюмерной не было. Рыскать по коробкам в поисках запасного шнурка – себе дороже. Придет Клавдия Андреевна, узрит пышногрудую красотку Валечку истерично перебирающую театральный реквизит, и испепелит на месте! С другой стороны – где искать новый шнурок? Кого просить сбегать в ближайший переход? Сама-то королева Марго не побежит... По апрельским лужам в наряде придворной дамы французского короля не сильно побегаешь.
Дверь огромной кладовой открылась, разрывая в клочья густую тишину гардеробной и запуская шумных студенток. Тетя Клава, так некстати объявившаяся в своей вотчине, заставила Валентину срочно искать укрытие. Щебечущие о чем-то своем девушки в сопровождении чинно шагающей Клавдии Андреевны, прошли мимо королевы Марго, позорно сидящей на корточках в ворохе пыльных тюлей и органзы. В носу нещадно щекотало. Еле сдерживаясь, чтобы не выдать себя, Валя затаила дыхание и даже запечатала рот рукой. Лишь когда в отдалении загремел властный голос костюмерши, девушка позволила себе пикнуть – не чихнуть! – выбралась из-за стойки с висящей на плечиках одежды, и, вжав голову в плечи, прокралась к двери. Секунда – и Валя на воле!
– Витечка... Витечка... – мелко перебирая ножками и повторяя, как заклятие спасения, имя партнера по сцене и по жизни, Валентина лавировала в потоке спешащих по делам актеров Молодежного Театра, преодолевая расстояние от костюмерной до гримерки. – Только ты мне поможешь... Витечка... Витечка...
Когда узкий коридор резко вильнул право, а в лицо ударили прямые солнечные лучи, Валя замерла, на мгновенье ослепнув, нащупала кругляш дверной ручки и толкнула бедром дверь. Стоя на пороге и пытаясь отогнать солнечные блики, девушка уловила краем уха отголосок звонкого смеха и басовитое "Будешь наказана!". Такое знакомое и страстно-властное...
Просочиться в узкую щель не удалось – мешала тяжелая и пышная юбка платья. Но даже проникший в комнату шум коридора не заставил диалог прерваться. Впрочем, удивляться не стоило: увлекшись любовной игрой, пара знакомых Вале людей, предавались утехам, не обращая внимания на шум. За приоткрытой дверью в смежное помещение Валентина наблюдала, как сидящая на столе подруга, задрав подол платья и обхватив ногами мужчину, извивается под напором мужских ласк.
Вале бы стыдливо опустить взгляд и выйти, тихо прикрыв за собою дверь, но знакомое "Будешь наказана!" и не менее знакомая мужская голая задница, ритмично исполняющая поступательные движения, заставили прилить кровь к голове с такой силой, что заложило уши. Сердце, захлебнувшись, утонуло в раскаленной лаве. Рука, только что крепко держащая обрывки шнурка, как дополнительный фактор давления на жалость, расслабилась, роняя их на пол.
Наружу рвался крик, но грудь сдавило с такой силой, что не то чтобы крикнуть – сделать вдох было невозможно! Валентина кричала, но крика никто не слышал. Сердце разбилось, и по его осколкам топталась пара сильных ног, облаченные в театральные обноски. Витечка... Ее Витечка, свет в окошке детского дома, надежда и упование, светил голой задницей и по давно забытой Валей традиции отмечал премьеру банальным траханьем в гримерной.
Мозг, сведенный судорогой, наконец, избавился от оков и отдал приказ: ногам – идти, рукам – закрыть дверь, голове – не думать!
Весь обратный путь до костюмерной, Валя прошла, толкая перед собой виртуальную тележку переполненную грудой металлолома, изъеденного ржавчиной горя, воспоминаний и разбитых мечтаний. На девушку никто не обращал внимания. Актеры суетились, обслуживающий сцену персонал похабно шутил и по лошадиному ржал, режиссер истерил и громко отдавал распоряжения.
В гардеробной все так же пахло полынью – народным средством от вездесущей моли, и сладким ароматом ландышей.
– Что у тебя случилось, Потапенко? На тебе или лица нет, или с белилами переборщила.
Валя, услышав свою фамилию, подняла голову и пустым взглядом уставилась на стоящую на антресольном этаже Клавдию Андреевну. Заведующая складом нахмурилась, чуть склонившись вперед, прошлась по застывшей статуей Валентине опытным взглядом и, обнаружив несовершенство костюма, злобно процедила:
– Таки порвала!
Будь Валя в сознании, уже упала бы в обморок. Однако перенесенное потрясение, облачив девушку в скафандр безразличия, отсекло негатив нападки тети Клавы – Валентина поломанной куклой стояла и ждала, пока озлобленная костюмерша поправляла наряд и с нечеловеческой силой затягивала шнуровку корсета. Сунувшиеся было побалагурить с коллегой служители искусства, обнаружив мегеру, поспешили ретироваться, плавно прикрыв дверь примерочной.
– Все! – еще раз дернув за шнурок и прокрутив девушку, констатировала факт окончания экзекуции тетя Клава. – Потапенко! Очнись! У тебя премьера!
Слова влетели в Валины уши, добрались до сознания, но отскочив от него резиновыми мячиками, выскочили из головы. Взгляд лишь на мгновенье обрел осмысленность.
– Иду...
По задумке режиссера актеры главных ролей должны были отыграть мизансцену, объяснив зрителям философию постановки.
Стоя в кулисах слева от сцены, Валя пыталась вернуть себе благодушие. Страх опозориться перед публикой победил страх одиночества, затолкал обиду на предателя в кладовую замороженных активов, и заставил расправить плечи. Напротив, всего в нескольких метрах от девушки, стоял разодетый в пух и прах дворянин Витечка. Подмигнув и погладив себя по груди, расправляя несуществующие складки на одежде, он повернул голову в сторону разъезжающихся в стороны портьер, надел широкую улыбку и шагнул на сцену. Прожектор выхватил его высокую фигуру и повел вдоль ряда ламп, изображающих факельные огни.
Герой разговаривал с залом, а Валя представляла, как она следующей выйдет на сцену, начнет свой монолог, а сама будет гадать: играет ли Витя или, действительно, не знает, что растоптал девичье сердце?
Приготовившись выходить из кулис, Валентина занесла ногу, но вместо того, чтобы двинуться вперед, вдруг потеряла равновесие и начала падать назад. Сердце прыгнуло к горлу, когда некто крайне сильный, обхватив талию, потянул девушку вглубь сценических декораций. Шипя и хватаясь за ткань портьер, пытаясь нащупать нахальную руку, чтобы отцепиться, Валя пятилась назад, и все никак не могла избавиться от захвата. Ее тянуло и тянуло, бесконечно долго, непреодолимо затягивая в темноту закулисья. Руки хватали воздух, обвесы, бархат и бахрому, но ничто не помогало задержать падение.
В глаза ударил луч прожектора, ослепляя, как недавно сделало это закатное солнце, уши заложило, и Валя все-таки упала, по пути сшибла сложенную из чего-то колонну. Из-за танцующих перед глазами бликов, разобрать что-либо было невозможно. Падающие вслед за девушкой камни, шустро трамбовались, гулко ударяя друг друга и ту, что посмела нарушить их покой. Мир поспешно наполнился объемом: голоса, на которые Валя рассердилась, потому что их могли услышать и в зале, шептали, кричали, возмущались; боль в правой ладошке, которая обозначилась сразу, как только Валентина плюхнулась попой на землю; погребная сырость, забравшаяся под корсет; запах костра, разведенного в закулисье, несмотря на строгость соблюдения пожарной безопасности; сквозняк, запутавший выбившиеся из прически в процессе борьбы локоны...
– Вы – уроды! Какого... блин! – Валентина готова была порвать всех на мелкие лоскутки. У нее премьера! Постановка, на которую пришли посмотреть мэтры! – Кто?! Кто это сделал, уроды?! Завистники хреновы! – голос срывался, слезы душили не меньше тесного корсета, из-за которого, кстати, Валя не могла подняться самостоятельно. Перекатившись на живот и, с трудом подобрав подол платья, актриса, найдя точку опоры, поднялась и резко развернулась лицом к сцене.
В глаза вновь ударил свет, разделившись в этот раз на несколько ярких танцующих пятен. Контраст между темнотой кулис и ярким освещением сцены играл не на руку Вале. Голоса, слава Богу, стихли, давая надежду, что еще не все потеряно.
– Я с вами еще поквитаюсь! – злобно бросив неслышимое проклятье в сторону насмешников, Валя схватила ткань юбки и с первым шагом скривилась – руку она поранила столь сильно, что прошедший первый болевой шок оголил нервы, и боль вновь резанула ладонь. – Еще и платье испачкала! – хоть и не видя следа от крови, девушка заранее расстроилась.
Не позволяя себе раскиснуть еще больше, Валентина собрала широкую юбку в одну руку и решительно направилась на исходную точку. Зал, наверняка, уже волнуется в ожидании. Витечка... говно это на палочке, волнуется не меньше.
– Струхнул, наверное? – спросила королева Марго сама у себя и злобно оскалилась. Идти было трудно, постоянно мешали какие-то мешки и жгуты, приходилось лавировать между стоящими, как вкопанными, людьми. – С ума сошли – настоящие факелы?! Семен-батюшка вас живьем съест!
Глаза по пути к сцене постепенно привыкали к пляшущим огням и полумраку. Валя подняла раненую руку, чтобы рассмотреть рану:
– Японский городовой! – чуть запнувшись на очередной кочке, скривилась Валя. – Это ожог?!
Кожа на внутренней части правой кисти горела огнем. Неправильной формы пятно обезображивало руку, расстраивая и добавляя злости.
– Черт бы вас всех побрал! Куда вы меня затащили? – не находя входа в закулисье и вообще обнаруживая себя на свежем воздухе, Валентина крутилась на месте и, беспардонно расталкивая людей, металась из стороны в сторону. – Вы меня, что, успели вытащить из театра? Какой это павильон? Какой павильон?!
Уже не боясь докричаться до зала, Валя кидалась на молчаливых шутников, изображающих удивление, и пыталась выяснить, с какого перепугу ее доставили на съемочную площадку какой-то сраной средневековой саги?! Факелы, балахоны, ритуальные рисунки на лицах...
Мозг в стрессовой ситуации послушно подбрасывал рациональные решения: кто-то забрал у Вали парня, теперь пытается забрать главную роль; ее попытались утащить, не дав выйти на сцену, пытались оглушить, но неудачно, или удачно, но ненадолго – и вот теперь Валя, покалечив руку и потеряв самообладание, носится по съемочной площадке недалеко от театра, но никто не желает помочь и...
– Хотя бы включите свет, ироды! Стоп! Снято! – на просьбы и приказы никто не реагировал – кромешная тьма продолжала окружать, подступая так близко, что даже дороги было не разобрать.
Промучившись некоторое время, и поняв, что метания результата не приносят, Валя остановилась, в очередной раз болезненно скривилась, глядя на ожог и обломанные ногти, и тяжело вздохнув, замерла, опустив плечи.
– Все! – глядя в предполагаемую сторону размещения поломанного карьерного роста и коротко покачивая головой, сдалась девушка. – Все! Я проиграла! Теперь можно мне домой? Я замерзла...
Удивление и страх, до сих пор отражающиеся на лицах незнакомых людей, сменились удивлением и сочувствием, народ зашевелился, окружая Валентину жизнью и заботой. Ногам было холодно, но не мокро. Похоже, искусственное покрытие съемочной площадки, изображавшее лес и поляну, решили не увлажнять, избавив тем самым уборщиков от лишней работы, а босоногих актеров – от насморков.
Кто-то накинул на плечи Валентины свою куртку – сразу стало теплее. Кто-то подсунул глиняную кружку – явный реквизит – горячую и ароматную. Заложница обстоятельств тут же отхлебнула, чуть не обожглась, закашлялась...
– Ну, свет-то уже можно поярче сделать? – держа чашку на открытой ладони, возмутилась девушка. Раненную руку Валя старалась держать подальше от горячих предметов. – И дайте кто-нибудь "Пантенол" или другой какой-то жир. Блин, след останется...
– А это все... До рассвета еще далеко... – немного обиженно ответили из полумрака, ставя актрису в тупик.
– При чем здесь рассвет? Свет, говорю, включите! – Валентина все больше обнаруживая раздражение, повышала голос и отдавала приказы, которые никто не спешил исполнять. – И шутника сюда дайте – я ему руки пооткручиваю и сердце... вырву и съем!
Студенты или статисты, окружившие Валю, дружно ахнули и сделали шаг назад. Освещая друг друга слабым огнем факелов и переглядываясь, словно ища поддержки, каждый искал того, кто пойдет на корм властной дамы, появившейся из ниоткуда.
– А, может... – проблеял кто-то из задних рядов.
На голос обернулись рядом стоящие, кто-то возмутился:
– Он же ритуальный!
– Так ведь поломано уж все! Какой там, к дафтам, ритуал!
Валентина, пряча нос в чашке и вдыхая густой аромат травяного настоя, переводила подозрительный взгляд голубых кошачьих глаз с одного странно ругающегося человека на другого, пытаясь вычислить исполнителя заказа на ее профессиональное убийство. А те продолжали обмениваться взглядами и ожидать, кто же первый согласиться сделать то, что якобы и не разрешается?
– Ладно! Ладно! – Валя крикнула, останавливая все возрастающий галдеж. – Дайте мне фонарик и покажите куда идти!
Рассчитывая на то, что чувство вины заставит "убийцу" выдать себя, хоть взглядом, хоть жестом, девушка ястребом высматривала свою жертву, но тщетно – переглядывания и шепотки продолжались.
Зло прищурившись и окончательно взбесившись, Валентина швырнула в толпу кружку с горячим напитком:
– Козлы! – и ринулась в образовавшуюся прореху. Тот, кому достался кипяток из чашки, взвыл, хватаясь за обожженную руку, друзья тут же кинулись на помощь, запричитали, но ни один не осмелился оскорбить или хотя бы обвинить Валю. – Сговорились, да? Да и пожалуйста! Вините теперь только себя! Из-за вас я здесь, и из-за вас и пострадал этот... – скривившись от бессилия подобрать... выбрать из вороха оскорбительных прозвищ хоть одно, Валя ткнула пальцем в страдальца, проходя мимо и сбрасывая чужую куртку на землю.
Далеко от факельного шествия девушка отойти не успела – прямо по курсу, мельтеша между деревьями, загорелись и размножились новые огни, донесся гул голосов и лай собак.
– О, съемочная группа проснулась! – в очередной раз огрызнулась Валентина и осталась стоять, дожидаясь, когда новые персонажи донесут до нее фонари и, наконец, проведут до театра.
Ежась в ожидании и уже жалея, что избавилась от куртки, Валентина пару раз оглянулась на толпу – легче не стало. Теперь удивлением и состраданием даже не пахло – ее презирали и – о, Господи! – боялись. Плюнув ядом и шикнув, подражая змее, Валентина рассмеялась ожидаемой реакции – толпа отшатнулась в испуге.
Тем временем шум голосов приближался. Густо расставленные деревья-макеты, превращали свет электрических ламп в свет клубного стробоскопа.
– Кто додумался снимать лес в студии? Не могли поехать на природу? – казалось, Валентина готова была придираться ко всему, что по ее мнению лежало, стояло или говорило не так.
Свет разгорался все больше, первые люди вышли из-за деревьев, и замерли на расстоянии десятка шагов. Подсветка, которую принесли эти добрые самаритяне с собой, осветила край поляны. Валя подняла голову, чтобы увидеть, наконец, номер павильона, в который ее притащили исполнители заказного убийства, но вместо потолка и кронштейнов обнаружила темное ночное небо.
– Нихрена себе декорации! – одарила девушка сомнительным комплиментом декораторов. – Куча денег на ветер! А про компьютерную графику никто не слыхал?
Вале показалось... да куда там! Она была уверена, что подсвеченные молодой луной летящие по небу тучи – безумно затратная часть постановки, и затягивать потолок павильона голографией ночного неба – это самое идиотское решение продюсера.
Благополучно вернувшись на землю, девушка вопрошающе уставилась на застывших вдалеке людей.
– Ну, что, Гендальф? – крикнула Валентина через поляну белобородому старику в длинных серых одеждах. – Вы здесь за старшего? Скомандуйте, пожалуйста "Стоп! Снято!" и включите освещение!
Странным образом отразилось эхом возмущение девушки: оно не отбилось от сэндвич-панелей студии теннисным мячиком, а развеялось по ветру, спрятавшись за стволами искусственных деревьев. Или не искусственных?.. Нахмурившись и запрокинув голову, Валя повторила приказ:
– Свет! – и снова тот же эффект – крик растворился в ночном небе.
За время, потраченное девушкой на эксперименты со звуком, новоприбывшая толпа людей переместилась поближе, и теперь, после разговора с небом, Валя могла лицезреть седовласого старика в непосредственной близости. Бледное лицо, борода, рваными краями достающая чуть не до носков обуви, впалые скулы, одежда, висящая, словно на вешалке...
– Здравствуйте, вы здесь главный? – не забывая про эфемерную учтивость, начала тараторить Валя, после мгновенья пристального изучения внешности. – Ваши шутники притащили меня сюда, изваляли в грязи, обожгли мне руку и поломали жизнь! – каждое излияние сопровождалось демонстрацией пыли на платье, раны на руке. – Я прошу их включить свет, а они таращатся на меня, и делают вид, что не понимают или переводят стрелки... Какой это павильон?
Наблюдая, как новые слушатели, только что вышедшие из леса, начинают идти по протопанной дорожке – переглядываются непонимающе и шепчутся, девушка рассердилась не на шутку.
– Да, ну, что за цирк такой?! – Валя всплеснула руками, что давным-давно отучила себя делать. Но вот в моменты сильнейшего волнения старые привычки давали о себе знать. – Тут экспериментальное кино с участием умалишенных снимают? Господи...
Чуть не плача, Валентина в очередной раз подобрала платье, шикнула, потому что, забыв, больной рукой схватилась за парчу, и направилась к свету, надеясь, что там, откуда пришли люди, будет тепло и аптечка.
– Прошу вас, – путь преградил бородатый старец, заглянул в лицо Валентине. Говорил "Хоттабыч" сдавленно, словно камень лежал у него не на душе, а висел на шее. Тяжелый взгляд из-под обвисшей от старости кожи верхнего века, заставил остановиться и даже отойти назад. – Прошу вас... – еще тише произнес ряженный и, осмотрев Валю с ног до головы, перевел взгляд, вопросительно посмотрев за спину девушки.
Валя обернулась. За спиной стояли статисты.
– Ух, ты, черти! Тихие! – удивилась, испугавшись, девушка.
Один из тех, кто незаметно подкрался сзади, смотрел мимо Вали. Он-то и открыл первым рот:
– Мастер Омбус... это она...
Смесь страха и благоговенья, пропитав несколько слов, резанули слух и сердце Валентины. Словно вынесенный приговор...
– Откуда?
Валя повернулась на голос: хриплый, уставший, но странным образом показавший, обладатель его – важная персона, уважаемая.
– Из пустоты...
Девушке надоело крутиться на месте, оборачиваясь каждый раз к говорящему. Она сделала шаг в сторону, образовав таким образом треугольник с тупым углом. И чем дольше говорили ее собеседники, тем более тупым и более слабым звеном чувствовала себя девушка.
– Костер?
– Не разжигали...
– Что еще?
– Руна Любви...
– Пропала?
– Камень чист...
Все шире раскрывались глаза Валентины, все больше жгло ладонь, и все больше возрастало желание сбежать из дурдома. Подальше от факелов, от бородатых стариков и пациентов из психушки...
– О, Господи! – шальная мысль вдруг посетила голову Вали. Ей не просто не дали выйти на сцену! Ее, действительно, похитили, притащили в лес и хотят сжечь на ритуальном костре!
Голова соображала чуть медленнее ног. Позабыв про боль в руке, Валентина в который раз подобрала подол и стала пятиться... бочком-бочком... туда, где было еще свободное пространство, где круг людей еще не сомкнулся.
Главные действующие лица не обращали пока на нее внимания, но Валя не обольщалась. Выиграть хоть немного времени... Избавиться от нижних юбок...
– Явь-Дарительница! – громом разнеслось над головами, заставив Валю подпрыгнуть от неожиданности. Стоило первым откликам эха затихнуть, как все стоящие только что кругом люди, упали на одно колено и опустили головы. Вокруг воцарилась тишина, разбиваемая монотонной песней сверчка и далеким уханьем совы.
Испугавшись пуще прежнего и решив, что, вот оно – конец, сейчас будут вязать и на костер, – Валя сорвалась с места. Забыв о нижних юбках и не тратя силы на крики о помощи, она неслась сквозь лес, судорожно соображая, как ей убежать от огромной толпы? Как спрятаться? Где? А рассвет не скоро... И ветки под ногами хрустят... Так сочно...
Чувство, схожее с тем, что недавно пережила девушка, наблюдая процесс совокупления бывшего парня с бывшей же подругой, ворвалось в сознание, смешалось с паникой и зажгло нестерпимое желание жить.
Валя бежала. Лес не кончался. За спиной раздавались крики. Голоса приближались. Преследователи нагоняли. А затем все вдруг стихло.
Не размениваясь на мелочи, Валя представила себе самое страшное – погоня превратилась в охоту. Ее больше не преследовали, потому что окружали!
Споткнувшись в очередной раз, и чуть не подвернув ногу, девушка неудачно сменила вектор движения и врезалась в дерево. Из легких враз выбило воздух, а из глаз посыпались искры.
– Все... все... – пытаясь восстановить дыхание и сползая по стволу дерева-предателя, Валя судорожно ощупывала себя в поисках предмета, могущего взять на себя роль оборонительного оружия – ничего. Только шпильки в высокой прическе. – Все...
Еще не смирившись, но уже приняв решение – без боя не сдаваться – девушка затаила дыхание, потому что седобородое привидение плавно маневрируя между деревьями, приближалось к Валентине. Вжавшись спиной в шершавую кору, и еще раз оглянувшись, в надежде на спасительное укрытие, королева Марго ужаснулась еще больше – привидение привело с собой друзей!
– Явь-Дарительница... – просяще обратилось видение, когда подплыло и остановилось на некотором расстоянии. – Мы не сделаем вам ничего плохого...
– Все так говорят, – зло буркнула Валя, затравленно оглядываясь. Духи, что виднелись сквозь ветки кустов, стали терять очертания и сизым дымком стали стекаться к одному месту – к старику, все еще висящему перед девушкой. В носу защекотало, как совсем недавно в костюмерной у тети Клавы. В голове мгновенно восстал образ злющей хранительницы нарядов, буравящей взглядом крышку хрустального гроба. – В этом платье меня и похоронят, – призналась небу Валентина, коротко вздохнула и снова перевела взгляд на старика – он больше не парил над землей и выглядел вполне себе материально.
Ветер еле заметно шевелил длинную бороду, глаза все так же устало рассматривали незваную гостью. Старик начал оседать, но не от усталости, а так, словно он – йог, пожелавший уйти в астрал прямо здесь и сейчас. Привидение село прямо на землю, не обращая внимания ни на мусор, ни на ветер.
– Вы – Дарительница... – густо, словно стекающий по ложке мед, прозвучало признание. Или приговор.
– Возможно, – не спешила отрицать Валя, – но от этого вкуснее я не стану!
Сомнение, на мгновенье отразившееся во взгляде старика, сменилось веселостью.
– Богиня во плоти... но без памяти... – прошелестело и донеслось до слуха девушки.
– Вот уж нет! – поспешила исправить собеседника осмелевшая Валя. – Но за "богиню" – спасибо.
Надеясь, что разыгрывая дурочку и предприняв попытку убедить сумасшедших, что она – простой человек – никакая не богиня – ей удастся избежать жертвенного костра. Или какого там? Ритуального?
Старик, вместо того, чтобы спорить, плавно опустился на землю. Валя напряглась, уперлась руками в корни, попыталась приподняться...
– Прошу вас, – снова попросил старик.
Валя села. Глаза, уже привыкшие к темноте, вдруг обнаружили, что тучи над головой рассеялись, небо озарилось густой россыпью звезд. Такой красоты Валя еще не видала...
– Вы – Явь-Дарительница, – вновь повторил старец, медленно подняв руку и толкнув воздух кончиками сложенных вместе пальцев. В лицо Вали тут же ударила легкая воздушная волна, и девушка чихнула.
– Пчхи!
– Здрави! – выпалил старик и защелкал пальцами.
От неожиданности Валя даже спасибо не сказала. Странный старик. Странный лес. Странное все!
– А можно мне домой? – решила подойти с другой стороны девушка. – Холодно тут... да и поздно... для девушки... в лесу... гулять... за грибами-ягодами...
К дурной привычке всплескивать руками прибавилась еще одна – много говорить. Волнение сказывалось...
– Можно, – медленно кивнул седовласый, умудряясь в одно слово впихнуть мульти-значимость.
– Можно-но... – чуть вопросительно, но больше – утверждающе подхватила Валя.
– Вы – Явь-Дарительница, – тихо, но торжественно повторил старик.
Валентина закатила глаза:
– Вы, как мантру это повторяете! Явь-Дарительница, Явь-Дарительница... Вот, хотите, я вам заколку подарю?! Этого достаточно? Или еще что-то подарить? Сережки...
В сердце кольнуло – подарок от любимого... Долгожитель не заметил замешательства, просто склонил немного голову к плечу и чудовищным образом стал походить на белоснежного какаду.
– Ну, как, откуплюсь от вас сережками? – с нажимом спросила девушка.
Сидящий на коленях старец расправил плечи, надел личину участия и заговорил, наконец, внятно:
– Вы – наша гостья, вы – как подарок свыше, наше спасение. Вы не помните своего прошлого, потому что прошли врата Яви... Но мы поможем вам... а вы – нам... Мы – друзья.
Валя зажмурилась и с силой сжала зубы. Похоже, кушать ее не собирались, но и отпускать тоже.
– Я вам помогу и смогу вернуться домой? – размежевывая веки и наблюдая, как лес начал оживать, наполняясь тенями, Валентина просканировала пространство и вновь устремила взгляд на гибкого страца-привидение.
