Текст книги "Во имя Абартона (СИ)"
Автор книги: Дарья Иорданская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Эншо оставался невозмутим, у него-то никаких проблем не было. Подвинув один из подсвечников на свой край стола, он быстро черкал в записной книжке. Слабое любопытство заставляло привстать на цыпочки, чтобы заглянуть в тетрадь, полную расчетов.
– Амулеты по заказу ректора, – не поднимая глаз пояснил Эншо.
Мэб фыркнула, делая вид, что ей все это совершенно не интересно, и отвернулась. Выловила пельмени, поставила их на стол и активировала плитку под чайником. Отчаянно хотелось напиться вдрызг и позабыть обо всех своих проблемах, о не самых приглядных поступках и совершенных глупостях, но Мэб не знала, как алкоголь подействует сейчас на ее организм. Пожалуй, не стоило лишний раз рисковать.
Выставив тарелки, она изучила стол и хмыкнула. Вполне себе романтический ужин при свечах.
Мэб хихикнула.
– Последствия «Путаницы», – заметил Эншо, закрывая и убирая блокнот. – Еще часов десять вы себя будете чувствовать не лучшим образом.
– Интересно, – пробормотала Мэб, садясь к столу, – если я убью Джермина, меня оправдают?
– Я буду свидетельствовать в вашу пользу, – улыбнулся Эншо. Взгляд его при этом оставался серьезным и полным тревоги. – Как это вышло?
– Кристиан Верне и доктор Джермин пригласили меня выпить, – Мэб почти выплюнула эти имена, испытывая нешуточное желание растоптать их обоих. – А я, как дура, согласилась. Какого дьявола этот эньюэлсский… замректора вообще к нам заявился?!
– С жалобой.
Мэб подняла голову от тарелки и удивленно посмотрела на Эншо.
– С какой еще жалобой?
– На неподобающее поведение студентов Абартона, которые ночами переплывают озеро и устраивают в Эньюэлсе беспорядки, – губы Эншо тронула едва заметная улыбка. – Ректор убежден, что это славная, освещенная десятилетиями традиция. Однако, с этим надо что-то делать. И теперь у меня два дня на изготовление сотни амулетов. Я прихватил из хранилища некоторые редкие материалы, постараюсь сделать и для нас именные амулеты и ослабить действие зелья. Я…
Эншо вдруг помрачнел. Мэб беспокойно заерзала на стуле, ощущая, как по коже бегут мурашки, то ли из-за ожидания дурных новостей, а то ли просто из-за сквозняка, дующего по полу. Коттедж был старый, и в нем хватало щелей и дыр.
– К сожалению, леди Дерован, я так и не продвинулся в изучении зелья. Я исчерпал все доступные способы. Отправил пару дней назад запрос в институт Криминалистики, но они не высылают документы, значит придется ехать и читать на месте.
– Не опасно так привлекать к себе внимание? – нахмурилась Мэб. – Мы ведь договорились сохранить все в тайне.
– Не беспокойтесь, мой интерес не расценят неправильно, – Эншо хмыкнул. – Вернее – правильно, если уж на то пошло. Мое увлечение токсикологией в институте хорошо известно, они просто решат, что я нашел новую тему для исследований.
Засвистел чайник. Мэб отложила вилку, которой ковыряла в пельменях, оказавшихся перемороженными и оттого почти безвкусными, поднялась и вытащила из шкафа чайные банки. Пока она заваривала чай, Эншо успел доесть ужин и вернуться к расчетам. Мэб выставила на стол чашки, чайник, отыскала упаковку печенья, также старого, но на вкус определенно лучше пельменей. Эншо не обращал на нее внимания. Вожделение никуда не делось, но странным образом переплавилось в любопытство.
– И давно вы увлекаетесь токсикологией?
Эншо поднял голову от тетради и удивленно вскинул брови.
– Я вдруг поняла, что мы знакомы… сколько? Лет шесть? А я ничего про вас не знаю, – Мэб вдруг смутилась. Сейчас-то ей что за дело?
– Как и я о вас, леди Дерован, – улыбнулся Эншо. – Полагаю, нам с вами это никогда не было интересно.
– Я люблю готовить, – хмыкнула Мэб. – Ваш ход?
Эншо потер переносицу.
– Я хотел после окончания Университета поступить в институт Криминологии, на токсикологию. Но заведение это частное, у меня не хватало средств на оплату обучения. Поэтому я остался в Абартоне.
– Это странное увлечение, – заметила Мэб.
– Однако, сейчас оно нам помогает, – пожал плечами Эншо и вернулся к своим расчетам.
Мэб неспеша пила чай, разглядывая неровное, пляшущее на сквозняке пламя свечи, но взгляд то и дело смещался. Реджинальд Эншо, подперев голову рукой, углубился в работу. Задумавшись, он начинал грызть ручку, словно школьник, а иногда потирал переносицу, как делают порой люди, постоянно носящие очки. Кажется, Реджинальд их тоже носил когда-то.
Раздражало одновременно то, как мало она знала про своего компаньона, человека, с которым предполагалась самая плотная совместная работа, и внезапно появившееся желание что-то узнать. Эншо ничего подобного не испытывал, полностью погруженный в работу. Мэб посмотрела на часы. Одиннадцать, самое время лечь спать. Однако, сна не было ни в одном глазу, а гроза бушевала уже над самым домом, раскаты грома били по оголенным нервам. В обрушившейся на Абартон буре было немало магии, и заснуть в таких условиях не представлялось возможным. Поэтому Мэб решила тоже поработать. Отставив недопитую чашку, она поднялась и пошла наверх – за библиографическими справочниками, в которых все еще надеялась что-то отыскать.
* * *
Леди Дерован вышла, и сразу же стало просторнее. Ее присутствие странным образом нервировало Реджинальда. Не только потому, что на него действовали чары. Рядом с Мэб Дерован становилось душно, неловко, и как влюбленный юнец Реджинальд боялся ежесекундно сморозить глупость. Можно было до бесконечности напоминать себе, что первое впечатление давно уже произведено, между ними в лучшем случае безразличие, и когда все закончится они наконец-то разойдутся, чтобы встречаться редко, только на общих собраниях. Чувство никуда не девалось. В расчеты из-за всех этих смехотворных переживаний закралась ошибка. Реджинальд исправил ее, сварил себе кофе со специями и вместе с кофейником, тетрадью и свечами перебрался в гостиную. На это раз он зажег настоящее пламя – бушевавшая за окном гроза принесла промозглую сырость, в мая она легко сменяла удушающую жару и столь же быстро проходила – подбросил в камин дров и устроился в кресле.
Погрузившись в расчеты, он не услышал появления Мэб и очнулся только ощутив прикосновение к плечу. Вскинул голову. Она стояла, сменившая халат на простое домашнее платье, но все еще растрепанная, зажав подмышкой несколько книг.
– Я налью себе кофе?
– Д-да, конечно, – промямлил Реджинальд, чувствуя себя идиотом.
Мэб с мученическим выражением лица села на кушетку, затем забралась с ногами, кутаясь в шаль. Раскрыла книгу и принялась делать пометки карандашом, то и дело наклоняясь за чашкой кофе. Волосы скользили по щеке, Мэб быстрым движением убирала их за ухо, но они снова выскальзывали.
– Я тоже ничего не нашла.
Реджинальд кашлянул и перевел взгляд на огонь.
– Скверно.
Это слово идеально отражало все с ними происходящее. Все было скверно.
– В университетской библиотеке нет ничего. Кажется, только в учебнике можно прочитать про это проклятое зелье! – Мэб раздраженно пнула подушку. – За книгами нужно ехать в Кингемор. Я думала сделать это завтра. Никто не заметит моего отсутствия, полагаю. Прикроете?
Реджинальд опустил взгляд в блокнот и быстро принял решение.
– Я еду с вами.
Мэб удивленно хмыкнула.
– Не вам ли нужно сделать амулеты? Сколько? Дюжину?
– Сотню, но у меня времени больше, чем достаточно. Поставлю металл в обработку и поеду с вами.
Мэб нахмурилась, и Реджинальду пришло в голову, что ей такая компания должна быть неприятна. Она, должно быть, хотела отдохнуть от Университета, заклятья и конечно от него самого. Реджинальд уже пожалел, что предложение сорвалось с языка прежде, чем он успел все обдумать.
– Вы правы, вдвоем мы справимся быстрее, – сказала Мэб наконец. – Я нашла по справочникам книг двадцать, все они хранятся в Королевской Библиотеке. Старые, добротные и очень толстые книги, в одиночку я их буду просматривать неделю. Во сколько уходит первый поезд?
– В шесть, – машинально отозвался Реджинальд, разглядывая ее. – А последний из Кингемора отправляется в девять вечера. Мы будем здесь к полуночи.
– Отлично! – Мэб допила кофе и поднялась с пронзительно скрипнувшей кушетки, напоминающей о совершенстве ее тела, о ее хриплых стонах. – Увидимся утром.
Реджинальд остался наедине с этой кушеткой. Если, когда все закончится, леди Мэб пожелает сломать и сжечь ее, он поучаствует с удовольствием.
Глава пятнадцатая, в которой Мэб и Реджинальд едут в Кингемор
К трем часам утра, проворочавшись, сбив простынь и закрутившись в одеяло, точно шелкопряд в кокон, Мэб окончательно убедилась, что уже не уснет. Гроза прошла, но вместо облегчения наступила страшная духота, против которой не помогало даже настежь открытое окно. Штиль. Тишина. Мэб набросила халат поверх сорочки и села на подоконник, обняв колени. Пальцы то и дело теребили амулет, постреливающий искрами магии.
Сегодня она чувствовала себя странно, и вела себя странно, но не знала, что тому виной. Магия ритуала? «Грёзы», которым пришлось сопротивляться? Амулет? В мыслях Мэб то и дело возвращалась к Реджинальду Эншо и отчаянно завидовала его невозмутимости. Его мало беспокоило последствие колдовства, он не сопротивлялся, просто плыл по течению, спокойно выполняя свою работу. Как оказалось, он – вопреки всему, что думала о нем Мэб – искал способы составить антидот. Тогда как Мэб, трусливая и жалкая, лишь ругала свою судьбу и без малейшей пользы листала книги.
Хорошо, хорошо, к себе она несправедлива. Она все сделала, что могла. Но не могла избавиться от ощущения, что можно сделать гораздо больше. Пойти к ректору, испросить отпуск, вплотную заняться поисками достоверных источников, прочитать гору книг и дневников, сличить сходные по действию чары и зелья. А Мэб вместо этого прячется в музее. Потому что боится узнать, что чары снять нельзя и она обречена навсегда остаться привязанной к…
В действительности, если рассуждать здраво, пугало Мэб вовсе не это. Как сказал ночью Эншо, их отношения странным образом походили на брак, как его понимают аристократы: непрочная, фальшивая связь двух людей. Разница была только в том, что брак предполагал выгоду, здесь же был несчастный случай. Впрочем, оглядываясь на своих родных и знакомых, Мэб пришла к выводу, что в большинстве случаев брак и есть – несчастный случай. Нет, пугало совсем другое: фальшивость, неестественность наведенных чувств, страсти, ненависти, ревности. За ними настоящие эмоции слабели, стирались, утрачивали свою прочность и яркость, и в итоге Мэб уже не могла сказать, что она в действительности думает о том же Реджинальде Эншо. Еще месяц назад, если бы ей задали такой вопрос, ответ вышел бы твердый: мне все равно. У нас нет ничего общего. Теперь Мэб металась между ненавистью и страстью, а Эншо не заслужил ни того, ни другого.
Хорошо, вынуждена была признать Мэб. Если отбросить предрассудки и некоторую предубежденность, следовало признать, что Реджинальд Эншо хорош собой, умен, должно быть хорош в постели и безо всяких «Грёз» и варит потрясающий кофе. И, главное, на него можно положиться. Но в таком случае фальшивая страсть оскорбляет не только Мэб, но и их обоих.
До чего только не додумаешься бессонной ночью?
На рассвете Мэб достала лист бумаги, выписала из библиографических справочников нужные книги и начала собираться. Чтобы не привлекать излишнее внимание и не давать повод для сплетен, она оделась попроще, уложила в небольшой саквояж все необходимое и к пяти утра спустилась на кухню.
Реджинальд Эншо, одетый, как у него водится, с иголочки, варил кофе в небольшой кастрюльке, игнорируя плитку и зачарованный кофейник. Услышав шаги он обернулся, удивленный.
– Вы уже встали?
– Я еще не ложилась, – проворчала Мэб, ставя саквояж на подоконник. – Налейте и мне.
– Вы же не любите кофе, – Эншо, впрочем, разлил горький, тягучий напиток по двум чашкам и поставил в центр стола баночку с медом. – Лучше выпейте укрепляющее зелье, у меня есть. Сам составлял.
Мэб втянула носом аромат: горечь кофе и легкий, тонкий запах луговых цветов, и покачала головой.
– Пожалуй, я все же люблю кофе, когда его… варят не в имении, – она чуть было не сказала «варите вы», но вовремя прикусила язык. – Моя матушка гоняется иногда за модой, так что кофе у нас принято подавать колониальный.
– О, это который жидкий и безвкусный? – Эншо хмыкнул. – Как университетский карри. В Педжабаре его называют «роанатской кашкой».
– И что, вы были в Педжабаре? – Мэб сделала глоток кофе, чувствуя, как глаза открываются и давление на виски слабеет.
– Полгода практики, – кивнул Эншо.
Их разделял стол, слишком маленький, слишком тесный, но впервые это обстоятельство не нервировало Мэб.
– Вы не передумали? Поедете со мной? – уже сказав это, Мэб смутилась немного и поправилась. – В столицу. Поедете в столицу?
– Да, – Эншо, не обративший на ее слова никакого внимания и уж точно не придавший им ненужного значения, кивнул. – Вы правы, леди Дерован, вдвоем мы значительно быстрее изучим книги. И, если вас это не смутит, я также не отказался бы от помощи.
– Только если мне не потребуется резать мертвецов, – хмыкнула Мэб. – Я даже лягушку не могла разрезать в школьные годы. Нам стоит поспешить, наверное, пока никого нет на улицах.
Эншо кивнул и быстро допил кофе. Мэб последовала его примеру.
На пороге он забрал из рук Мэб саквояж, причем сделал это так естественно, что она не сразу это заметила. Отбирать свою сумку назад, убеждая, что ей не тяжело, смысла не было. Было к тому же в этом нечто приятное, ведь до сей поры вещи за Мэб носили только слуги.
Озеро, мимо которого они шли, чтобы не привлекать лишнее внимание, было все еще окутано туманом. В нем играли искры и сверкали маленькие молнии, он манил и пугал одновременно. В студенческие годы Мэб любила в мае выбираться сюда, чтобы поглазеть на этот туман, он казался чем-то особенно волшебным. Обычно она дожидалась минуты, когда он начнет редеть, и постепенно проступит далекое, но необычайно четкое очертание противоположного берега и собор Эньюэлса, колючий, скребущий башнями небо.
Что, если вчера из-за вмешательства Джермина она сделала что-то не так и все испортила? Мэб передернуло. Эншо словно почувствовал ее тревогу, обернулся икачнул головой каким-то своим мыслям.
На станции было достаточно людно для столь раннего времени. Многие жителигородка работали в Кингеморе – это ведь всего два часа по железной дороге. Многие ездили в столицу за покупками и развлечениями. Попадались и профессорауниверситета, нервные, ведущие себя, как беглые преступники. Мэб поймала себя на том, что и сама вжимает голову в плечи, ниже опускает шляпку, чтобы поля скрыли ее лицо. Эншо, отлучавшийся за билетами, вернулся спокойный, уверенный, распространяющий эту уверенность, и она невольно расправила плечи. Следом за мыслью «а что подумают коллеги, увидев Мэб Дерован и РеджинальдаЭншо вместе?» пришла другая: «а их какое дело?».
Неспеша к станции подъехал поезд, небольшой – всего семь вагонов, только дваиз которых первого класса, с небольшими уютными купе. В этом не было особогосмысла, ведь дорогу длиной в два часам можно было провести и на обычномдиванчике в общем вагоне, но сейчас Мэб была рада уединению.
Или – наоборот – побаивалась его?
Эншо заполнял собой все небольшое пространство благодаря росту, уверенности, всюду следующему за ним запаху трав и нагретого металла. Мэб уже не ощущаласобственные духи, все скрыло этим запахом, на первый взгляд неприятным, к которому она привыкала все больше. Мэб села, сняв шляпку, попросила у проводника чашку чая с ромашкой, ей не мешало бы успокоиться, и постаралась принять самый независимый вид. Эншо, устроившийся напротив, раскрыл глазету иуглубился в чтение. Мэб не прекращала завидовать тому, как легко он все воспринимает. Вот уж воистину: расслабился и получает своего рода удовольствие.
Дрожь прошла по телу. Мэб нащупала под платьем амулет, вдавила его в кожу исделала глубокий вдох.
– Ваш чай, леди.
– Благодарю, – дав проводнику на чай, Мэб поднялась и закрыла дверь на засов, не желая видеть незваных гостей.
Поезд тронулся, и, не удержавшись на ногах, она едва не упала. Эншо поймал ее в охапку. У него на коленях, в крепких объятьях было уютно. То, что это чувство тоже наколдованное, не умаляло ни удовольствия, ни смущения.
– Простите, – Мэб попыталась встать, и Эншо, как ей почудилось, неохотно разжал объятья.
– Будьте осторожнее, леди Дерован, – проворчал Эншо, разглаживая смятую газету.
Мэб села, вжалась в спинку дивана, пытаясь держаться от Эншо как можнодальше.
– Мэб. Вы можете звать меня Мэб? Ваше «Дерован» звучит… – восхитительно, соблазнительно, будоражаще, – ужасно.
– Только если вы будете звать меня Реджинальдом.
Если Эншо хотел смутить ее, то ему это не удалось.
– Реджинальд, – не без удовольствия произнесла Мэб.
* * *
Миниатюрная, почти всегда сдержанная, каким-то образом леди Мэб Дерованухитрялась заполнять собой все пространство, даже когда спала. Голова ее склонилась на грудь, волосы закрыли лицо. Реджинальд отодвинул от края столиканедопитую чашку чая и попытался сосредоточиться на утренней газете. Однако, чтение прессы редко занимало его, да еще аромат духов леди Мэб будоражил воображение. Дальше будет только хуже. Связь будет становиться все крепче, все глубже, и очень скоро невозможно будет отделить подлинные чувства от морока. Уже сейчас Реджинальд не мог сказать, привлекает ли его эта женщина сама посебе, или во всем виноваты «Грёзы».
Приложив некоторое усилие он все же вернулся к чтению и, наткнувшись на первую же заметку, выругался.
– Что такое? – сонно пробормотала Мэб.
– Эньюэлс, кажется, уверен, что получит грант Верне…
Мэб выпрямилась, быстрым движением убрала волосы за уши и мрачнопосмотрела на Реджинальда. Все еще сонная и оттого вдвойне очаровательней.
– С чего бы это?
– Как сообщают достоверные источники, – язвительно процитировал Реджинальд, – некоторые проблемы внутри Абартона сильно разочаровали Кристиана Верне и онотдает свое предпочтение прогрессивному Эньюэлсу.
– Что за газета? – Мэб склонила голову, разглядывая заголовки. – Спектатор?
Реджинальд сложил газету и бросил на сиденье рядом с собой.
– Даже он уже опустился до сплетен.
– И что это, интересно, за «достоверные источники»?
– Мне куда интереснее, что за проблемы, – Реджинальд потер переносицу. – Почтивсе, происходящее в последние недели, может бросить тень на репутацию Абартона, но… разочаровали? Что, пожар? Смерть студента? Эта склянка?
– А еще кто-то влез в музейное хранилище и все там перевернул, – добавила ледиМэб и поморщилась. – Ничего ценного там не хранится, но едва ли можно убедить в том людей, да и во всяком случае, выглядит нехорошо.
– Пропало что-то?
Леди Мэб скорчила гримаску.
– Не знаю, Реджинальд. Этот музей – сущее наказание. Я сама не знаю, что можеттам обнаружиться. Даже при помощи мисс Шоу, исключительно старательной девушки, я не описала и десятую часть собрания.
Реджинальд откинулся на спинку, сцепил пальцы и уставился прямо перед собой. Смотреть при этом пришлось на леди Мэб, это страшно отвлекало, ноотворачиваться к окну, за которым мелькали пасторальные поля и рощи, он не стал.
– Склянка с «Грёзами», это раз. Затем пожар в общежитии и гибель студента. В тотже день выясняется, что кто-то соблазнил Лили Шоу и угрожает ей проклятьем ифотографиями. Кстати, проклятье как-то проявляет себя?
Мэб покачала головой.
– Хорошо, будем считать, что это была ложь. Но фотографии точно есть, и онимогут появиться в любой момент. Еще у нас есть визит Джермина, его нелепые обвинения и зелье у вас в напитке. И попытка обчистить музей. Все это выглядит, как нелепая студенческая выходка!
– Хороша выходка! – Мэб передернуло. – Послушайте, Реджинальд, я ничего против вас не имею, но отказываюсь считать это «просто выходкой»! Кто-то бросил склянку с «Грёзами» нам под ноги, и я была единственной женщиной!
– Ну, мы не можем сказать, метили ли в баронессу, или хотела раздуть скандал погромче, – ухмыльнулся Реджинальд.
К его удивлению Мэб покраснела.
– Даже представлять не хочу!
Реджинальд предпочел сменить тему.
– Если здесь действительно замешан Эньюэлс, то едва ли Лили Шоу соблазнил кто-то из Королевского Колледжа. Не станут же эти мальчишки причинять вред альмаматер своих предков.
– Зря вы так считаете, – покачала головой Мэб. – Девушки из Колледжа Шарлотты, или те, кого приняли на стипендию в Арию и де Линси, испытывают благодарность и уважение. Королевский и Принцессы – всего лишь нескончаемая коктейльная вечеринка. У них нет почтения к наследию предков. Во всяком случае у меня егопочти не было. Конечно, хочется думать, что это кто-то посторонний…
Они замолчали надолго. Обсуждать до бесконечности столь неприятную тему не было смысла, это как бередит рану, а больше говорить было не о чем. Леди Мэб, продремав еще минут пятнадцать, тряхнула головой, растрепав прическу, досталаиз саквояжа листы бумаги и принялась за пометки. Реджинальд последовал ее примеру и вновь углубился в расчеты.
– Вы точно успеете с амулетами в срок?
Реджинальд поднял голову от тетради. Мэб смотрела на него не с недоверием, как думалось, а скорее с легкой тревогой.
– После того, как составлена формула, справиться можно за несколько часов, – успокоил ее Реджинальд, – а у меня есть двое суток.
– А насколько сложнее… – Мэб замялась, – насколько сложнее сделать их именными и соединить с чарами слежения?
Реджинальд опустил взгляд в тетрадь, где среди формул и заметок, среди всех незавязанных нитей крылась такая возможность. Он думал об этом.
– Это не слишком этично.
– Потом ради успокоения нашей совести мы эти амулеты уничтожим.
Реджинальд поменял несколько переменных.
– Вся разница в формуле, сами амулеты в изготовлении мало чем отличаются. Ну иеще, нам потребуется мощный экран, поглощающий остаточные чары.
– С экраном я помогу, – кивнула Мэб.
Реджинальд вздохнул.
– Должен признаться, я думал об этом. Можно попытаться, но…
– Это аморально и незаконно, но я вас не выдам, – полушутливо обещала леди Мэб, а потом вдруг спросила: – Где вы учились?
– Де Линси.
– Поэтому вы так защищаете Абартон?
Реджинальд потер переносицу.
– Нет, не думаю. Дело не в благодарности, особой стипендии и глупостях вроде «онизменил мой мир». Просто… Мне нравится Абартон. Это – на мистическом, пожалуй, уровне – хорошее место.
Леди Мэб задумчиво кивнула.
– Понимаю, о чем вы. Мне в нем понравилось с первого взгляда. Если бы в Университет принимали в двенадцать, я бы там осталась в первое же посещение. Хотя, конечно, колледж Принцессы это сущее наказание, – она вдруг нахмурилась. – В одном ректор точно прав. Нам нужно больше занимать студентов. У них слишкоммного свободного времени, чтобы выдумывать способы ломать свою жизнь и жизнь окружающих.
– Что ж, радуйтесь: ректор всерьез настроен провести Универсиаду.
Мэб поморщилась.
– А как-то по-другому их занять нельзя? Я искренне уважаю вон Грева, но иногдакажется, все, на что он способен, это бег в мешках и игра в крикет.
– Даже любопытно, леди Мэб, что бы вы предложили?
– Разбор музейного собрания, – степенно отозвалась Мэб. – Ничто так не объединяет, как совместная возня в пыли среди никому ненужного старья. Кстати, я в своей мстительности забыла сказать вам: в даре дорогой кузины Анемоны обнаружилось «Серебряное зеркало». Вы, кажется, его искали.
– «Серебряное зеркало»? – переспросил Реджинальд, и голос, против его воли, дрогнул. – Оригинал или поздний репринт?
– 1624, Бремен. Я пока придержала ее у себя, не стала отдавать в библиотеку
– Леди Мэб, – Реджинальд взял ее руку, провел пальцами по запястью, не сдержавшись, а потом поднес к губам. – С амулетами мы справимся за час с небольшим.
Мэб вновь слегка покраснела, но руку отняла с запозданием и отвернулась к окну.
Глава шестнадцатая, в которой читаются книги
В Кингеморе Реджинальд всегда был не в своей тарелке. Столица подавляла. Город этот строился не для людей, а для их денег. Все здесь говорило о богатстве, власти, побуждало жить ярко и бессмысленно. Выйдя из здания великолепного Королевского вокзала, старейшего в Кингеморе, гость оказывался на огромной площади, в центре которой высился монумент фельдмаршалу Нуррею, победителю Сорокалетней войны. Прославленный воитель, облаченный в вычурные фантазийные латы, безразлично и высокомерно взирал на копошащихся у его ног букашек. Голуби украшали пометом плечи фельдмаршала, и казалось, на Нуррея набросили грязно-белую мантию. За массивной фигурой возвышались дома, все выше, выше, пока над городом не нависал купол королевской резиденции. Три или четыре года назад Реджинальд купил дом в предместье, это оказалось отличным вложением нажитого капитала и приносило стабильный доход, но он с трудом представлял, что будет здесь жить хотя бы и в старости.
– Куда сначала? – леди Мэб деловито оглядела площадь, высматривая такси.+
Таксисты были еще одной достопримечательностью Кингемора: жадные, жуликоватые, неосторожные, они пугали Реджинальда сильнее педжабарских рикш, которые гоняли не разбирая дороги по горному серпантину. Лично он предпочитал трамваи, но не мог представить себе леди Мэб Дерован в общественном транспорте.
– Лучше сначала заехать в институт и оставить заявку, у них уйдет какое-то время на подбор книг и журналов.
Мэб кивнула, подхватила саквояж, прежде чем это успел сделать Реджинальд, и сбежала по ступеням.
– Так и сделаем. Большинство книг, что я нашла, лежат в открытом доступе, а те, что содержатся в особом хранилище, нам все равно не получить без письма от Абартона.
Отмахнувшись от шумных таксистов, которые почуяли деньги, несмотря на скромный наряд женщины, леди Мэб прошла через площадь и остановилась у трамвайной остановки. Должно быть что-то отразилось на лице Реджинальда, потому что Мэб развеселилась. У нее был приятный смех, чуть хрипловатый, звучный и заразительный. Искренний.
– Что, не ожидали?
– Признаться, нет, – кивнул Реджинальд.
– Мой отец отчего-то обожал трамваи. Думаю, детские воспоминания, – Мэб тепло улыбнулась. – Он любил рассказывать, как прокатился на самом первом, когда ему было семь или восемь лет. Тогда это была, конечно, конка. Отца вообще восхищали технические новинки. Как только что-то появлялось в открытой продаже, оно тут же оказывалось в Имении.
Тут на лицо Мэб набежала тень, и закончила она очень тихо, почти неслышно.
– Он разбился на самолете.
– Сожалею… – Реджинальд запнулся, не зная, нужно ли говорить что-то.
От дальнейшего разговора его спас подъехавший трамвай. Леди Мэб снова удивила, продемонстрировав кондуктору проездной абонемент.
Из всех видов транспорта трамвай был самым… нежелательным в сложившейся ситуации. Диванчики для двоих пассажиров стояли рядами, и сидеть приходилось рядом, так что бедро прижималось к бедру. Хотя трамваи широко использовались уже лет сорок, многие дамы до сих пор возмущались подобным неудобством. Одно время даже пытались ввести отдельные вагоны для дам и джентльменов, но в конце концов это было сочтено – и справедливо – бессмысленной тратой средств. В конце концов, на трамваях ездили по большей части люди простые. Для аристократов существуют экипажи и автомобили.
– Есть у вас семья, Реджинальд? – Мэб повернула голову, и сквозь запах кожи, железа и пота пробился аромат ее духов.
– Конечно, – односложно ответил он, стараясь отрешиться от ненужных ощущений.
– Большая? Неуместное любопытство, верно? – Мэб хмыкнула. – Простите. Я просто боюсь, что мы опять ничего не найдем, и глушу беспокойство.
– Достаточно большая. Шесть или семь братьев и сестер.
– Вы не уверены? – удивилась Мэб, поворачиваясь к нему всем телом, так что колени соприкоснулись. Реджинальд прекрасно помнил, что они у леди Дерован округлые, красивые.
– Я оставил дом, когда мне было двенадцать. С тех пор многое могло перемениться.
Мэб кивнула, Реджинальд же впервые за долгое время задумался о своей семье. Много лет его не беспокоили оставленные далеко позади родственники, как, он уверен, не беспокоились и они.
Трамвай, покачиваясь и дребезжа, добрался наконец до нужной остановки, и Реджинальд с облегчением поднялся. Однако Мэб, точно не замечая, что делает, вцепилась в его локоть. Со стороны они напоминали респектабельную пару, выбравшуюся в столицу на прогулку. Таких здесь хватало, бесцельно фланирующих по улицам, оранжереям, музеям, ужинающих на Озере. Лишь спустя пять минут, оказавшись перед высоким и узким зданием Института Криминалистики имени барона Ласо, Мэб отпустила его. Запрокинув голову, она рассматривала причудливые витражи.
– Своеобразно, – пришла наконец к выводу. – Кобартон, все же, архитектор со странностями.
Витражи, изображающие сцены знаменитых убийств, раскрытых благодаря энтузиазму Жана Ласо и его учеников, давно уже перестали занимать и Реджинальда, и большую часть жителей столицы.
– Дополнительную пикантность всему этому придает, конечно, тот факт, что Кобартон задушил жену и дочь.
Дверная ручка была сделана в виде руки скелета, сжимающей нож. Воистину, архитектор был со странностями. Пока Реджинальд заполнял бумаги у стойки, Мэб рассматривала столь же своеобразный интерьер холла, изучала дипломы иблагодарственные письма в рамках и газетные вырезки. Одна очевидно привлеклаее внимание и, заложив руки за спину, Мэб несколько минут вчитывалась в текст, привстав на цыпочки.
– Жанна Марто, в девичестве Напьер, и массовые убийства в СэнтТраоне?
Служитель, просматривающий заявку Реджинальда, вскинул голову и скользнул поледи Мэб заинтересованным взглядом, вызывающим глухое раздражение. Так смотрят на кобылу или продажную девку – оценивая перспективы.
– Сумасшедшая, леди. Лет сто назад здесь изучали психологию преступников идушевные расстройства, но потом мы предпочли сконцентрироваться на вещах более материальных, – прозвучало это так, словно здесь была личная заслугаюнца. – Психические болезни мы оставили клиникам.
– И что за болезнь была у этой Марто?
– Этого я не знаю, леди, – покачал головой юнец, улыбаясь. Кажется, его позабавил интерес Мэб к старой вырезке.
Она обернулась, разом превращаясь в хорошо знакомую Реджинальду ледиДерован. Тут он понял, что за последние дни к добру или к худу Мэб открылась для него с новых сторон, словно слетела лишняя шелуха. Он знал ее сгорающей отстрасти, а еще – варящей пельмени, шутящей, краснеющей, ругающейся иездящей на трамвае. Теперь же на молодого служителя глядела баронесса, высокомерная и величественная. Юноша сразу сник и даже отступил на шаг.
– Потрудитесь найти это для меня… – взгляд Мэб лениво скользнул по табличке, приколотой к кармашку жилета, – Джерри.
