Текст книги "Во имя Абартона (СИ)"
Автор книги: Дарья Иорданская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Мэб рванула дверь, выскочила в коридор, преодолела в два шага расстояние между спальнями – оно было совсем невелико – и замерла, положив руку на ручку соседней двери. Что она делает? Поддается чарам. Может быть, если найти в себе силы бороться… Прекрасная Элоиза плывет по заливу, и в волосах ее лилии цвет. Мэб содрогнулась.
Дверь открылась, рука ее соскользнула с ручки.
– Леди Дерован? – плебейское раскатистое «эр» ударило по нервам, дыхание перехватило.
Мэб медленно, дюйм за дюймом изучила Эншо, и тут было на что посмотреть. На нем были одни только свободные пижамные брюки, неспособные, однако, скрыть желание. И у него был великолепный торс – хороший, мускулистый торс мужчины, который занимается спортом ради удовольствия, ради здоровья или по-необходимости, а не для того, чтобы привлечь женское внимание рельефной мускулатурой. Мэб и не подозревала, что Эншо так хорошо сложен, так привлекателен. На коже его, на плечах, на груди с редкими золотистыми волосками блестели капли воды, которую хотелось слизнуть. Это чужое, наведенное зельем желание приводило в бешенство.
Мэб облизнула губы.
– Я… Второй пункт.
Мгновение-другое Эншо смотрел на нее затуманенным страстью взглядом с легкимоттенком удивления. Потом кивнул и посторонился, пропуская Мэб в комнату. Халат она уронила на пороге.
* * *
Мэб Дерован отличал удивительный консерватизм в одежде, и даже заподозрить нельзя было, что под длинными прямыми юбками и строгими профессорскимиблузами скрывается такое сокровище. Она была статной, с идеальнымипропорциями античной статуи, словно Господь вымерял отдельно каждое сочленение, подобрав идеально руки, ноги, изгиб бедра, длину каждого пальца. У нее была небольшая, упругая грудь, налитая, взывающая о прикосновении. Тонкая талия. Покатые бедра, мягкий живот. Она не была худой или полной – идеальной, ни капли лишнего жира не было под ее гладкой кожей, и ни одна кость не выпирала, отталкивая взгляд. Мэб Дерован была совершенна, и это испугало бы Реджинальда, если бы желание не лишило его способности связно мыслить. Сейчас он был сосредоточен на одном: взять ее. Любым способом, в любой позе, лишь бы оказаться в ней, вонзиться в ее лоно, ощутить исходящий от ее кожизапах – духов, мыла, самой кожи. Ощутить тепло. Ощутить… вибрации, дрожь, ответное желание.
Людей, которых связали чары «Грез», неумолимо и безжалостно тянет друг к другу. Настолько неумолимо, что между ними не остается места для разума и чувств. Врагов это заклинание делает еще большими врагами, но и друзей не щадит. Даже самые нежные любовники оказываются чарами уничтожены. Потому что, вожделея, беря, получая ядовитое наслаждение, ты им – как любым ядом – отравляешься. Потому что в конце концов не остается ничего, кроме страсти. Грюнар и Юфения, для которых когда-то было создано это зелье, убили друг друга. Любовь, с которой все начиналось, перегорев в огне наколдованной страсти, превратилась в ненависть.
Реджинальд сглотнул. Мэб стояла перед ним, дрожа от вожделения, а может и отхолода – окно было открыто, из сада тянуло сырым сквозняком. На коже ее проступили мурашки. Реджинальд протянул руку, коснулся груди, двумя пальцамисжал твердый сосок. Лицо Мэб исказилось, она облизнула губы, но потомоттолкнула его руку.
– Нет. Просто… секс.
Слово далось ей с трудом. И то верно, леди не произносят его. А еще леди не спятс чернью, во всяком случае – добровольно.
– Хорошо, – сказал Реджинальд, взял ее за руку и подвел к постели. Она все еще была заправлена, на подушке лежала недочитанная утром книга.
Реджинальд смахнул ее на пол, уронил Мэб, вдавил ее в перину. Женщина широкоразвела ноги и беспокойно заерзала, бормоча что-то себе под нос. Перина ей пришлась не по нраву. Ну что ж, у всех есть маленькие слабости.
– Не медли! – зло процедила она, когда Реджинальд отстранился.
Что ж, он и не стал. Избавившись от брюк, он накрыл ее своим телом, вошел, медленно, закусив губу, наслаждаясь каждым мгновением, каждым дюймом ее влажного лона. Мэб дышала прерывисто, комкая стеганое покрывало, выгибаясь ему навстречу. Реджинальд замер, опираясь на руки, тяжело дыша.
– Ну же!
Медленное, мучительно-неторопливое движение назад, и снова вперед, все наращивая и наращивая темп, погружаясь в сладкое, колдовское безумие. Эксперимент.
Дано: быстрый грубый секс в профессорской. Следующая вспышка желания через три с половиной часа.
Задача: определить, сколько пройдет времени после медленного, томительно-сладкого соития.
Мэб выпустила покрывало, ногтями впилась в его плечи и подалась вперед, подмахивая бедрами, сбивая ритм, прося большего. Влажные темные волосы разметались по подушкам. Из груди ее вырвался сиплый стон, и Реджинальд уже не смог сдержать своего. Позабыв обо всем он обхватил женщину руками, вжал ее в постель и вонзался, вонзался в нее, пока не кончил с громким удовлетвореннымрыком. И замер на несколько мгновений, восстанавливая дыхание, собирая себя покусочкам и борясь с тошнотой.
Это был великолепный оргазм. Только вот очень гадкий, отдающий плесенью.
– Слезь с меня! – Мэб отпихнула его и села, обхватила себя за плечи, мелко дрожа. От холода? От отвращения? От гнева?
Реджинальд лег на спину, закинув руку за голову, разглядывая темный потолок с единственным пятном света – от лампы на комоде. А потом ему еще кое-чтопришло в голову.
– Погоди минуту, – Реджинальд перешел на ты, сейчас вежливость показалась удивительно неуместной.
Он набросил халат, поднял тот, что Мэб сбросила на пороге и отдал ей, а потомоткрыл дверь в небольшую гардеробную. Одежды у него было немного, и потому комнатка по большей части использовалась, как склад. Открыв аптечный шкаф, Реджинальд перебрал пузырьки в поисках нужного.
– Вот, держи.
Мэб посмотрела на пузырек с подозрением.
– Что это?
– Противозачаточное. Хорошее, надежное и без побочных эффектов. Три капли наязык один раз в день.
Мэб повертела пузырек в руках, разглядывая сквозь янтарное стекло содержимое.
– И зачем оно тебе?
– Для студенток держу.
Прозвучало это как сарказм, однако было чистейшей правдой.
– Ага, – сказала Мэю, сжимая пузырек. – Три капли каждый день. Спасибо.
Закутавшись в халат, она вышла. Хлопнула сначала его дверь, затем – вторая, чуть дальше по коридору и дом погрузился в тишину. Часы внизу отзвонилиполночь, и все снова затихло на минуту, потом прозвучал университетский колокол.
– Спешат… – пробормотал Реджинальд.
Он посмотрел на постель, смятое покрывало, подушку, хранящую отпечаток головы Мэб, и подавил желание сорвать все это и вышвырнуть в окно. Окно он раскрыл настежь, но для того, чтобы высунуться по пояс, вдыхая воздух, пахнущий пионом ирезедой. Это немного остудило голову, но облегчения не принесло. Оставив окнооткрытым, Реджинальд вернулся в постель, упал ничком поверх покрывала изакрыл глаза.
* * *
Спала Мэб плохо. Кто-то гонялся за ней там, во снах, в лабиринтах, а онаблуждала, не в силах перейти на бег. Пробудившись, она еще какое-то время находилась во власти сна, пыталась прийти в себя, сбросить тягостное наваждение.
Когда Мэб наконец повернула голову к столику возле кровати, оказалось, что часы показывают семь. Если бы не навязанный ректором выходной, Мэб встала бы неспеша, оделась, спокойно позавтракала и в кои-то веки не бегом, а прогулочнымшагом отправилась на лекции. Если бы не выходной, не то, что произошло ночью, не чары, не целая тысяча этих «если».
Одевалась Мэб тщательно, придирчиво осматривая свои платья. В конце концов остановилась на неброском, темно-синем весеннем, с приятной отделкой голубымилентами, с широким поясом, который сзади завязывался на бант. Элегантна. Неприступна. Мэб посмотрела на свое отражение и качнула головой, досадливоморщась. Все это сработало бы, если бы речь шла о домогательствах. Но в делозамешана магия, а значит, будь она одета в броню или в рубище, все равно все закончилось бы сексом.
Эншо еще спал, и это заставило Мэб облегченно выдохнуть. Совершенно не хотелось сейчас встречаться с ним, разговаривать, да просто смотреть на него. Мэб спустилась вниз, открыла входную дверь, впуская запах цветов и солнечные лучи. Прекрасная погода для выходного дня. Мэб отправилась бы на прогулку, если бы обстоятельства сложились по-другому.
Полив цветы, растущие вдоль дорожки, и великолепные розовые розы у ограды, Мэб отряхнула платье от капель воды и отправилась на кухню. Приготовление пищи было последним, на что она еще возлагала надежды. Готовка всегдауспокаивала и помогала привести в порядок мысли. Конечно, в имении Мэб не пускали на кухню. Там, чтобы налить себе стакан воды из графина со столика, звали лакея. Но, оказавшись в Университете, Мэб быстро привыкла сама о себе заботиться. Здесь персональных слуг не было, а горничная, застав в комнате беспорядок, могла и нажаловаться на неряху. Мэб быстро приучилась к самостоятельности и скромности, и это ей нравилось. Такая жизнь разительноотличалась от то, что приходилось вести на каникулах, и очень скоро она началатяготиться постоянным присутствием прислуги, чопорными лакеями в перчатках изавтраками из двадцати шести блюд, как заведено еще прадедом.
В конце концов, на завтрак следует есть блинчики. Такая себе народная мудрость от тетушки Нелл, университетской поварихи, мир ее праху.
Мэб уже допекала последние блины, ловко орудуя парой чугунных сковородок, когда на лестнице послышались шаги. Эншо вышел на улицу, обнаружил, должнобыть, что все цветы политы, и заглянул в кухню.
– Доброе утро, леди Дерован.
– Доброе утро, – сухо отозвалась Мэб. – Джем или паштет?
Эншо вскинул брови.
– Простите?
– Вы предпочитаете к блинчикам джем или паштет?
Эншо посмотрел на тарелку в центре стола.
– Какой это пункт нашего пакта?… Четвертый, кажется?
– Там про романтические ужины, – Мэб сняла с зачарованной плитки кофейник. – Дасадитесь уже, не бесите меня с утра!
Эншо сел и отдал предпочтение паштету. Мэб, обычно предпочитающая плотный несладкий завтрак, в пику ему подвинула к себе баночку с джемом.
– Я много думала… – аккуратно свернув блинчик, она изучила его, словно искалаизъяны. – Кому предназначалась эта склянка? Насчитала по меньшей мере четыре варианта…
– М-м-м? – Эншо поднял взгляд от тарелки.
– Я, вы, Верне или Миро.
– А почему не те двое из Колледжа Арии? – поинтересовался с усмешкой Эншо.
– Смит и Дьюкен? О, не смешите меня, – отмахнулась Мэб. – Они и мухи не обидят, зачем кидаться в них опасными зельями? А в Миро я, признаться, и сама бы чем-нибудь запустила.
– Да, – кивнул Эншо, – этого у юного Миро не отнять. Есть еще пятый вариант, номаловероятный: все мы оказались ни в том месте и ни в то время.
– Студенческая шалость тоже отпадает, – вздохнула Мэб. – Где бы они раздобыли«Грезы»? Самим сварить – невероятно.
– Самый вероятный вариант вы уже называли, леди Мэб, – Эншо поморщился. – Скандал. Как бы не повернулось вчера дело, неприятности были бы колоссальные.
– Да, ореол героини, защищающей репутацию Университета, здорово меня украшает, – согласилась Мэб. – Вы всерьез говорили насчет антидота?
– Обещать ничего не могу, – покачал головой Эншо. – Но я постараюсь. И поищу артефакты, ослабляющие воздействие этих чар. Мне бы пригодилась вашапомощь. Можете составить подборку известных случаев применения «Грез»?
Мэб поморщилась. Так себе чтение на ночь. И как составить подобную подборку, не привлекая к себе внимания? Подобный интерес может показаться странным, даже неуместным для университетского профессора, никак не связанного ни с любовными чарами, ни с проклятьями.
– Я попробую, – сказала она наконец. – И разузнаю, пожалуй, побольше о Верне иМиро.
– Хорошего свидания, – хмыкнул Эншо. – Возвращайтесь до того, как каретапревратится в тыкву.
Глава шестая, в которой в Университете неприятности
Идея пришла в голову Мэб где-то на отрезке пути между каштановой рощей и капеллой, под сенью деревьев. Она замерла, опираясь на высокую каменную ограду, увитую плющом и голубой ипомеей, щурясь на солнце сквозь ветви. А ведь и верно, есть выход. Музейное хранилище: там много лежит всякого добра – и зла тоже. Все эти книги и амулеты до сих пор не описаны, не изучены, и как знать, нет ли в музейном хранилище любовных амулетов, которым среди студентов, в общем-то, делать нечего. Отличный повод наведаться в библиотеку и подобрать материал, так сказать, на будущее. Чтобы обезопасить детей. Мэб кивнула своим мыслям и пошла дальше, все прибавляя шаг.
Неладное она почувствовала совсем скоро. Сперва – запах гари, а потом возмущение магического поля, совсем слабое, отдающееся едва ощутимой болью, покалыванием у виски. Мэб огляделась и обнаружила, что над деревьями, над полукруглым стеклянным куполом Библиотеки поднимается столп дыма. Подобрав юбку, Мэб сошла с дороги на неприметную тропинку; целая сеть таких тропок разрезала лужайку, студенты привычно игнорировали проложенные для них дорожки. Спустя пару минут стала слышна сирена, потом – крики и колокол пожарной машины. Запах гари стал еще сильнее, и в лицо Мэб полетел черный пепел.
– Что случилось?
Впрочем, ответа и не требовалось. Горело одно из общежитий. Пламя охватывало старое кирпичное здание сверху донизу, вырывалось из окон, давно прогрызло себе путь через крышу. Тушить было уже нечего.
Рядом кто-то тихо, тоненько плакал, и это звучало до того горько, что прорывалось через треск, рев, звон, грохот и возбужденные крики. Мэб обернулась.
– Леди Эвари?
Юная графиня Мелина Эвари, сейчас меньше всего похожая на знатную девица, сидела на корточках, пачкая в саже подол светлого платья, обхватив себя руками за плечи, и раскачивалась из стороны в сторону.
– Мелина! Лина! – Мэб присела рядом, касаясь девушки. – Леди Мелина!
Когда Мэб попыталась взять ее за подбородок, девушка вырвалась, потеряла равновесие и шлепнулась назад, поднимая пыль и пепел. Кто-то рассмеялся совсем рядом. Мэб резко обернулась и встретилась взглядом с довольной, раскрасневшейся от удовольствия и возбуждения рожей Миро. Ее передернуло от одной только мысли, что вчера, быть может… Мэб сглотнула и взяла себя в руки.
– Приведите врача, Миро, – приказала она. – Дюванше, помогите мне поднять леди Эвари. Кто-нибудь, принесите воды.
Мэб легко влилась в общую суматоху. Найти врача. Принести воды. Выслушать рыдающего студента. Оттащить любопытствующих первокурсников подальше от опасно накренившегося, вот-вот готового рухнуть здания. Это продолжалось около часа, и наконец улица опустела. Остались только пожарные, занятые работой, несколько охранников Университета, да подоспевшие рука об руку ректор и Верне.
При взгляде на них у Мэб горели щеки. А еще, она позабыла спросить у Эншо, что он точно рассказал ректору о произошедшем вчера.
Впрочем, вон Грев избавил ее от необходимости что-либо выдумывать.
– Леди Мэб! Как вы после вчерашнего? Никаких последствий?
– Нет-нет, ректор, я в полном порядке, – Мэб даже смогла улыбнуться. – Это, скорее всего, чья-то глупая шутка.
– Вот и доктор Льюис говорит то же самое, – ректор с мрачным видом покачал головой. – Даже если в пузырьке был какой-то безвредный морок, вас могло поцарапать осколками! Кристиан, умоляю, не думайте, что у нас такое происходит часто! Это случай вопиющий, выходящий из ряда вон!
– Я вам верю, – улыбнулся Верне, оглядывая при этом Мэб.
Она особенно остро ощутила, что платье у нее перепачкано в земле и сажа, что на щеке пятно, что волосы в беспорядке. И еще, отчего-то, Мэб порадовалась тому, что утром выбрала скромное платье. Взгляд Верне все норовил забраться под тонкую шерсть, по коже бежали мурашки, и тошнота подкатывала к горлу. Мэб не нравился этот слишком откровенный, обещающий взгляд. Он остро напоминал о «Грезах» и о том, что произошло вчера. Два раза.
Мэб потерла щеки, надеясь, что румянец спишут на возбуждение от произошедшего пожара.
– Колледж Арии? – ректор посмотрел мрачно на остов сгоревшего общежития. – Сорок восемь человек. Ну и куда мне их переселять?
– Сорок семь, ректор, – печально поправил Доктор Льюис.
От него пахло гарью, кровью и заживляющими растворами. Если Железный Льюис, полагающийся на собственный магический дар, прибег к так нелюбимым им зельям, значит дело плохо. Мэб обернулась. На траве лежали накрытые грязной простыней носилки, проступающие очертания человеческого тела вызывали тошноту. Студент. Мальчик. Умер.
Мэб сглотнула.
– Кто? – сухо и деловито спросил ректор, стараясь не смотреть на тело на траве.
– Дьюкен.
– Я… Магда сообщит его родителям, – вон Грев развернулся на каблуках. – Мне нужно разместить студентов. Сколько человек вы оставляете в больнице?
– Девятнадцать, ректор, – невозмутимо ответил Льюис. – Из них семеро в тяжелом состоянии, но угрозы для жизни нет. Остальных выпишу в течении нескольких дней.
– Значит, двадцать восемь мест. Извините, Кристиан, я вынужден вас оставить. Может быть леди Мэб?…
Мэб встретилась взглядом с Верне. Какая-то ее часть жаждала остаться, нопрежде, чем она сумела это произнести, услышала собственный голос:
– Извините, ректор, Кристиан, у меня сегодня есть дела…
– Леди Дерован? – в голосе вон Грева почудились строгие, почти угрожающие нотки.
– Нет-нет, – замахал руками Верне. – Я бы не хотел отрывать леди Дерован от ее работы. Уверяю вас, ректор, я найду себе занятие. Давно хотел изучить вашу великолепную библиотеку. А Доктор Ольнус обещал показать мне вблизи витражисобора. Так что, не утруждайте себя, прошу.
Вон Грев бросил последний недовольный взгляд на Мэб и ушел, печатая по-военному шаг. Мэб со свистом выдохнула. Меньше всего ей сейчас хотелось ссориться с ректором.
– Леди Мэб, если ваша работа будет закончена часам к четырем, пообедаете сомной? – улыбнулся Верне, улыбка эта вышла искушающей. – Мне все так нахваливали «Крыло Морвенны».
– Да, Кристиан, конечно. Зайдите за мной, я буду в музее, – свою улыбку Мэб выдавила через силу.
Мэб поискала взглядом Мелину Эвери, но девушку уже увели сокурсники. Хотелось думать, что не Миро – что-то отталкивающее виделось в этом пареньке, была в нем плохо скрытая жестокость. И Мэб искренне надеялась, что в слезах девушки не он повинен. Лучше бы оказалось, что леди Мелина так расчувствовалась из-затрагедии в общежитии арийцев.
Дьюкен.
Мэб вновь посмотрела на тело на траве. Санитары приблизились, подняли носилкии понесли в сторону медицинского корпуса. Толпа, как оказалось, не разошлась, апросто сместилась подальше, за периметр, обведенный ярко-желтой заградительной лентой. Студенты старались одновременно удовлетворить свое любопытство и не рассердить охрану Университета, которой позволено былодействовать, не оглядываясь на титулы, состояние и положение родителей. Заметила Мэб в толпе и нескольких преподавателей. Непохоже, чтобы они пришлизабрать своих учеников. Скорее всего, их также привело любопытство.
Снова затошнило. Мэб спиной повернулась к толпе и решительно зашагала через лужайку. Обогнула библиотеку, взобралась на пригорок, подобрав юбку перелезлачерез низкий заборчик, разодрав чулки о колючий кустарник и оцарапав ногу. Огляделась. Свидетелей этой выходки и ее позора не было. Что ж, чулки в любомслучае не жалко, а платье придется отдавать в чистку.
Уже второй день подряд одежда Мэб приходила в негодность, но если вчера эторазозлило и смутило, то сегодня была только легкая досада. Мэб закрыла назадвижку главные двери музея – едва ли кому-то сегодня взбредет в голову побродить по бедной университетской экспозиции, глазея на портреты профессуры и золотые кубки и медали в шкафчиках. В запаснике она хранила рабочую одежду, такую, что не жалко при случае выкинуть, немаркую и практичную. Мэб переоделась – брючки из бежевого вельвета с протертыми коленями, в них онаисползала зал галереи, выбирая из щелей между досками пола раскатившиеся энергобусины; свободная блуза с широкими рукавами, а поверх нее – рабочая жилетка со множеством кармашков. В одном сыскались несколько леденцов – абартонская смесь, давным давно купленная в городе, намертво слипшаяся сосвоими обертками. Их Мэб выкинула в корзину, села на вертящееся кресло изапустила пальцы в волосы.
Пожар в общежитии? Событие из ряда вон, как сказал ректор. В Абартоне тщательно следят за безопасностью своих учеников. Последний пожар здесь произошел четырнадцать лет назад, когда сгорела лодочная станция. Мэб тогдатолько начала учиться в Университете, и хорошо помнила страх и шок, охвативший ее. Это было Событие с большой буквы, оно взбудоражило всех. Тогда она была в толпе зевак. Но в тот раз обошлось без жертв.
Дьюкен был вчера с ними, он тоже вдохнул «Грезы». Связано ли это с его гибелью?
Мэб тряхнула головой. Сейчас не время обо всем этом думать. Позже она сможетзадать доктору Льюису вопрос, облечь его в соответствующую форму, чтобы не выглядеть праздно – и некрасиво – любопытной. А пока… Мэб крутанулась настуле, оглядывая комнату, и взгляд ее упал на шкатулку, преподнесенную кузиной Анемоной. Хорошо бы в музейном хранилище сыскалось хоть что-то, способное оправдать интерес к любовным чарам. И хорошо бы, это сыскалось прямо сейчас ив рабочем состоянии, тогда у Мэб появился бы повод немедленно бежать в библиотеку и собирать информацию. Как назло о таких вещах не пишут в университетском дайджесте, в энциклопедии им уделяют от силы пару строчек, ведь текст может попасться на глаза невинным юношам и девушкам. Мэб фыркнула, подвинула к себе шкатулку и, как и вчера, залезла в нее по пояс.
Спустя полчаса стало понятно, что тут ей удача не улыбнется. Было множествоамулетов непонятного назначения, но исходящая от них сила была бесконечнодалека от любовной магии. Два или три, насколько Мэб могла судить, былизащитными, а остальные при прикосновении стреляли крошечными, довольноболезненными молниями: защита лежала уже на них. В бумагах, сопровождающих все это, невозможно было разобраться с наскока. Это были тетради иразрозненные листы, исписанные мелким, неряшливым почерком со множествомисправлений. Некоторые были сделаны магическим способом: часть текста затертачарами и написано поверх. Чары с годами ослабли, и буквы смешались. Казалось, в отдельных местах автор заметок просто брал ручку и чертил бессмысленные круги и закорючки. Несколько страниц были явно зашифрованы, их Мэб отложила. В сундуке не нашлось ничего способного пролить свет на владельца, а также ничего полезного. Захлопнув крышку, Мэб откинулась на спинку и потерла виски. Ничего полезного.
* * *
Один осколок Реджинальд поместил в оксиоловую среду под стеклянный колпак. Газ слегка поголубел, говоря о том, что на стенках склянки осталось достаточноследов зелья, чтобы их выделить. Выделть, да, но как их идентифицировать иразобрать на составляющие? Реджинальд потер переносицу. В такие минуты онсожалел, что пошел на поводу у ректора и два года назад сделал операцию повосстановлению зрения. Очень не хватало очков, их можно было снять, повертеть в руках, протереть стекла. Это помогало тянуть время в разговоре и страннымобразом стимулировало мыслительную деятельность.
Можно воспользоваться реактивами, которыми исследуют кровь на содержание ядов и иных препаратов. Сами по себе реактивы, конечно, ничего не дадут, а иначе состав зелья определили бы уже к сегодняшнему утру, но если их немногоулучшить, усилить, добавить пару собственных экспериментальных разработок… Реджиальд открыл шкафчик с зельями и внимательно изучил содержимое. Все, чтобыло приобретено во время последней поездки в Кингемор, уже давноиспользовано. Но едва ли доктор Льюис откажет в такой малости, как парафлаконов реактивов, тем более зная о хобби старого приятеля.
Реджинальд быстро переоделся, на всякий случай прихватил сдерживающий перстень, оставшийся студенческих времен – многие взрослые маги все еще носили его, как своего рода талисман или воспоминание о веселых беспечных деньках – на случай, если Льюис исхитрится что-нибудь разглядеть.
Как оказалось, беспокоился он зря: доктору, как и всему медицинскому корпусу, было не до него. Льюис буркнул что-то неразборчивое на приветливое: «День добрый, Чарли», махнул рукой и скрылся за дверью операционного отделения.
– Что случилось?
– Пожар, – к Реджинальду подкатилась круглая, похожая на сдобную булочку старшая медсестра, Ненси Дарлинг. На ее очаровательном, источающем доброту исочувствие лице, сегодня отражалась боль. – Колледж Арии. Девятнадцать бедняжек, некоторые очень плохи.
Медсестра поднесла к глазам край фартука, но при первом же громком звуке из приемной преобразилась, подобралась и выкатилась за дверь – унимать ожидающих. Или, как предположил Реджинальд, выглядывая в приемную, скорее это были зеваки. Все они выглядели не больными или подавленными, а скорее возбужденными. Несколько студентов Королевского Колледжа так и вовсе скалились в омерзительных улыбках.
– Слышали, проф? – Миро вынырнул из толпы и с довольной ухмылкой кивнул куда-то в сторону. – Жирдяй Дьюкен – пф-ф!
Юный мерзавец развел руки, растопырил пальцы и изобразил что-то одновременнокомичное и отвратительное.
– Горел, говорят, как спичка, столько в нем было жира.
Кто-то шикнул на него, кто-то возмутился, но вяло. Это была для Миро и егоприспешников – не называть же их друзьями! – обычная выходка. Жадные, избалованные дети, привыкшие, что все им подается на золотом блюде и уже разжеванным, остается только проглотить.
Реджинальд, скрестив руки, прислонился к стене, глядя на Миро сверху вниз. Онредко пользовался преимуществами своего роста, потому что в конечном итоге этобыло жалко. То было физическое преимущество, полученное только по воле случая. Куда чаще Реджинальд использовал свой ум, его личное достоинство иличное достижение. Но Миро – это желание поднималось из самых темных глубин– хотелось унизить любым доступным способом.
– Миро, какой у вас уровень?
– Plus haut niveau, проф, – ухмыльнулся юнец, показывая большой палец.
– Магический, я имел в виду. Кажется, девять? Дьюкен был вас лучше в два раза, ему уже сейчас предлагали стажировку в нескольких крупных компаниях. Вы ничтожество в сравнении с ним.
– Хэй! – на щеках Миро, которого слишком легко было подловить, вспыхнул румянец. – Вам вообще можно говорить такое о студентах?
– Вы не мой студент, Миро, – покачал головой Реджинальд. – Я не вижу вас на своих занятиях. Ненси, передайте доктору Льюису, что я зайду вечером. У меня к нему дело.
Медицинский корпус Реджинальд покинул с облегчением. Казалось, на улице дышится легче. Здесь было свежо, несмотря на то, что ветер приносил с северо-востока запах гари.
Университет затих, получив внеплановый выходной. Для них, как уже убедился Реджинальд, не может быть приятного повода. По центральной аллее расхаживалиохранники, вежливо раскланиваясь с преподавателями и строго зыркая настудентов. Последних как магнитом тянуло к огороженному желтой лентой остову общежития. Реджинальд постоял немного, разглядывая черные стены, дюжину уцелевших стропил, торчащих, как ребра гигантского доисторического животного. Земля вокруг была усыпана стеклом, что неприятно напоминало о вчерашнем.
Дьюкен был с ними вчера на лестнице. Совпадение?
– Макс! – Реджинальд махнул рукой, завидев среди медных касок пожарных выкрашенную алой – начальника пожарного отделения Абартона.
– Реджи!
Оба они были из Осте – типичные представители графства, рослые, со светлыми, легко выгорающими волосами. Макс Дэкли, разве что, отпустил шикарные усы, и в отличие от пшеничной шевелюры они отливали медной рыжиной. Реджинальд подозревал хну, а также – некую даму из приуниверситетского городка, которой такое усы по нраву.
– Что здесь произошло?
Макс поднырнул под лентой, отошел на несколько шагов, словно выражая уважение, и закурил пахучую дешевую папиросу.
– Не знаю, Реджи, пока не знаю. Пожар вспыхнул около шести, и за полтора часатут все выгорело дотла. Может быть, кто-то оставил непотушенную сигарету, ты же знаешь, на этих мальчишек не действуют запреты. Может быть проводка былаповреждена.
– Ей два года, Макс, – покачал головой Реджинальд.
– Ну, значит кто-то из студентов использует по старой памяти масляную лампу. Я, к примеру, так и не привык.
– А если… – не будет Макс его другом, Реджинальд не рискнул бы задать этотвопрос. – А если… поджог?
Макс резко затушил сигарету об ладонь, убедился, что ни искры не осталось, исунул окурок в карман. Дернул себя за вихры, торчащие из-под форменной каски.
– Нет, Реджи, я не хочу строить предположения. Только не сейчас.
– Спасибо и на том, – кивнул Реджинальд.
– Боишься, это Миро с дружками, и ты следующий? – Дэкли хмыкнул понимающе. – Нет, не думаю, что это они. Ты не слышал? Все их общежитие до утра гудело, былакакая-то вечеринка, и Миро нагишом скакал по лужайке перед фасадом. Слышал, его даже засняли в таком виде. Думаю, он приплатит журналистам, чтобы фотопоявилось на первых страницах.
Реджинальд поморщился.
– Все может быть, Макс. Не буду тебя отвлекать больше.
Макс кивнул, улыбнулся как-то понимающе – ему уже виделась война скромногопрофессора-простолюдина против богатого герцогского сыночка – и вернулся к пожарищу. Реджинальд постоял еще немного, наблюдая за работой пожарных, апотом вернулся на главную аллею. Ему требовалось подумать, а делать это лучше всего было в библиотеке, окна которой к его досаде выходили на пожарище, или же в зачарованной роще.
–
Plus haut niveau – (вандомэсский) высший уровень, высший класс
Глава седьмая, в которой говорится о предрассудках, а Мэб предпочитает паб пикнику
До рощи Реджинальд так и не дошел, остановившись перед первыми же зарослями жимолости. Куст, весь усыпанные бледно-желтыми цветами сотрясался в рыданиях, что было несколько необычно. Реджинальд перегнулся через заборчик и посмотрел на скорчившуюся среди сухих, отмирающих веток девушку. Низко склонненная к коленям голова и растрепанные волосы не позволяли разглядеть ее лицо.
– Барышня, – мягко позвал Реджинальд. – Мисс… Студентка!
Последний резкий окрик возымел свое действие. Девушка вскинула голову и попыталась вытянуться в струнку, не поднимаясь при этом с земли. Конечно же, она утратила равновесие, и Реджинальд едва успел перепрыгнуть через ограду и поймать ее за локти, не давая свалиться в кустарник.
– Мисс Шоу.
– П-п-п-профессор, – девушка посмотрела на него огромными голубыми глазами, влажными от слез, губы ее задрожали, и спустя полминуты девушка вновь разрыдалась.
– Что случилось? – Реджинальд присел на корточки и мягко взял девушку за плечи. – Это из-за пожара.
Шоу замотала головой.
– Из-за экзаменов? – иронично поинтересовася Реджинальд. В недели, предшествующие экзаменам, ему плачущими попадались не только хрупкие третьекурсницы, но и здоровенные пятикурсники с факультета военного дела. Последние, предвкушая зачет по боевой магии, плакали особенно горько.
