Текст книги "Виктор (ЛП)"
Автор книги: Дарси Эмберс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
В ее доме темно, единственные звуки – это проезжающие мимо машины. Но я хочу узнать, чем она занимается. Я уже был внутри, и в доме нет никаких личных вещей, кроме пары фотографий, висящих на стене. На одной из них она изображена в детстве с женщиной, которая, как предполагаю, является ее матерью, на балетном выступлении, и они похожи. Я ставлю фото на место и продолжаю осматривать дом. Она кажется единственным ребенком, с отсутствующим отцом. Но почему она сказала, что у нее есть брат?
После того, как не нашел в ее доме ничего, что бы указывало на наличие брата, я начинаю думать о своей семье. Иметь четырех братьев – это было нелегко, растя в большой семье. Особенно после того, как мою мать убили.
Мои кулаки сжимаются при воспоминаниях, гнев закипает. Отец проделал с нами огромную работу за последние десять лет, и мы все еще близки. Он попросил нас управлять нашими собственными подразделениями бизнеса за пределами Чикаго, где он сейчас живет.
Мы все встретимся на Рождество через несколько месяцев. Такое чувство, что я не видел их целую вечность.
Несмотря ни на что, мы по-прежнему защищаем друг друга. Верность семьи Петровых не имеет себе равных. У меня руки чешутся позвонить им, и узнать, нет ли у них проблем с семьей Коскович, но я уверен, что они бы сказали.
Каждую ночь я не могу держаться подальше от Амайи. Слежу, чтобы убедиться, что она в безопасности, присматриваю за ней, пока она спит. Хочу прикоснуться к ней.
Прошлой ночью я провел пальцами по ее голой киске. Кончик моего пальца вошел в нее и хотел продвинуться дальше, но я остановил себя. Она еще не готова для меня.
Запомнив планировку дома, я сел в машину, ожидая, когда она, как всегда, ляжет спать. Теперь я наблюдаю за ней через окна. Она выходит из наполненной паром ванной в полотенце, придерживая его за край. Она оставляет жалюзи открытыми. Но должна знать, что за ней наблюдают, раз разгуливает в полотенце. Она стоит лицом к стене, где, я знаю, есть зеркало в полный рост, и сбрасывает единственную ткань, скрывающую ее подтянутое тело. Я почти стону. Совершенство.
Она мгновение смотрит на себя, прежде чем провести руками по своему телу, словно осматривая себя. Мои брови хмурятся, когда она хватается за кожу внизу живота и пощипывает ее. Она опускает руки и натягивает какую-то одежду, не отрывая взгляда от пола.
Мой телефон вибрирует, и я опускаю глаза, видя, как высвечивается имя Константина.
– Что ты нашел? – cпрашиваю вместо приветствия, зная, что причина, по которой он звонит, в том, что он кое-что выяснил про нее.
– У нее есть брат, и тебе не понравится, кто это, – осторожно говорит он.
– Выкладывай, – приказываю резким голосом.
– Ее сводный брат Дмитрий.
– Какой Дмитрий?
– Коскович.
Я молчу, сидя в своей машине, делая глубокие вдохи, чтобы успокоиться. Не может быть, черт возьми.
– Босс? – зовет Константин.
– Я разберусь с этим, – отвечаю я, вешая трубку. Вскоре после того, как гаснет свет, я подхожу к двери и вхожу в темноту.
Теперь, когда знаю, кто она на самом деле, мне нужно больше.
Я с легкостью прокрадываюсь в ее спальню, вижу, как гладкие ноги обвиты простынями. Откидываю их, чтобы она была обнажена для меня. Я предпочитаю, чтобы она была такой, тихой. Но сейчас мне нужны ответы. Снимая куртку и вешая ее на стул, кладу спортивную сумку, которую храню в багажнике каждой своей машины, на туалетный столик и вытаскиваю веревку.
Амайя шевелится, я сажусь на нее верхом, кровать прогибается под моим весом. Схватив ее за запястья, поднимаю их и привязываю к изголовью. Ее глаза распахиваются как раз в тот момент, когда обматываю ее веревкой.
– Что ты делаешь? – она двигает бедрами, и я смеюсь.
– О, куколка. Я здесь, чтобы узнать, почему ты мне солгала, но продолжай в том же духе, и у меня появятся другие идеи, – я прижимаюсь к ней бедрами, мой твердый член трется о ее сердцевину.
Она вздрагивает, и я чертовски хочу трахнуть ее прямо сейчас. Но мне нужно сосредоточиться.
Я щиплю ее за сосок.
– Ты лгала мне? – спрашиваю, уже зная ответ, хочу узнать, признает ли она это.
Она молчит, грудь тяжело вздымается. Я переворачиваю ее, стаскиваю шорты и шлепаю.
– Что с тобой не так? – кричу, дергая за веревки. Он наслаждается моей борьбой, твердый член прижимается ко мне, но мой инстинкт дает о себе знать.
Он щиплет меня за затвердевший сосок.
– Я подумал, тебе это может понравиться, – он приподнимает бровь, а я свирепо смотрю на него.
– Скажи, о чем тебе говорит фамилия Коскович, – приказывает он.
Не отвечаю, но, черт возьми, я знаю, как это бывает. Он получит ответы и убьет меня. Лучше ничего не говорить, поэтому я крепко сжимаю губы.
Он переворачивает меня и стягивает шорты; я еще сильнее извиваюсь, чтобы снять его с себя. Он приподнимает мои бедра, и шорты остаются на согнутых коленях. Кровать прогибается, когда он двигается, и я зажмуриваюсь. Но резкое прикосновение его руки к моей заднице выводит меня из паники. Он не двигается позади меня, так что это хорошо.
– Будь хорошей девочкой ради меня. Расскажи мне, что ты знаешь о Дмитрии и людях, с которыми он работает.
Но я ничего не знаю о мужчинах, которых он держит рядом; моя голова мотается из стороны в сторону, а глаза наполняются слезами.
Он снова шлепает меня: – Я знаю, что вы не совсем родственники.
Вскрикиваю, когда он шлепает меня еще раз, но оставляет свою руку на том, что, как я предполагаю, теперь является отпечатком ладони. Он нежно потирает ягодицу, как будто хочет унять боль. Это заставляет меня таять, и я выдыхаю. Удивительно, но быть связанной и отшлепанной расслабляет. Не говоря уже о том, что я чувствую, как становлюсь мокрой. Что-то внутри меня, должно быть, сломалось. Мое нынешнее положение не должно меня возбуждать.
– У нас один и тот же папа. Мой папа русский, а мама американка, и она осталась растить меня одна. Дмитрий связался со мной пару лет назад; каким-то образом он узнал о моем существовании. Он защищает меня. Я правда не знаю, где он, – все слова вырываются одновременно. Я надеюсь, что он развяжет меня и уйдет. Но…
Другая часть меня хочет, чтобы он встал у меня за спиной и с силой вонзил свой член. О черт, у меня что, проблемы?
Нос Виктора пробегает вдоль моего тела. Он чувствует мой запах? Я пытаюсь повернуться, чтобы посмотреть, но не могу. Он встает позади, прижимая мою спину к кровати и раздвигает ноги. Мое сердце быстро бьется в груди.
Его горячий, влажный язык скользит от моего клитора к анусу. Я все еще не знаю, что делать.
– Ты на вкус именно такая, какой я тебя представлял, – бормочет он мне на ухо.
Затем резко встает, оставляя меня на кровати. Я оборачиваюсь и замечаю, что он хватает свою куртку и сумку. Вытаскивает нож из кармана. Мои глаза расширяются, и я пытаюсь отодвинуться, но веревки слишком тугие. Виктор усмехается и разрезает мои путы.
– Тебе нужно больше расслабляться. Со временем я научу тебя, – он выходит за дверь, пока я все еще потираю ноющие запястья.
Я ничего не мог с собой поделать прошлой ночью. Связывая Амайю, я должен был использовать это в своих интересах. Порка была для ответов. Но выражение ее лица показало, что она наслаждалась этим, ее глаза потемнели, а губы приоткрылись для меня. Я не думаю, что она даже осознала это, когда у нее вырвался стон.
Она хотела этого. Мне просто нужно было узнать, какова она на вкус, и я знал, что ее киска будет влажной для меня. Она не привыкла быть связанной; я не думаю, что она знает, что ей действительно нравится. Мне нужно будет облегчить ей задачу.
Я паркую свою машину у склада, где пара моих охранников ждет снаружи у большой металлической двери. Набираю код на клавиатуре и открываю дверь. Она открывается с громким скрипом, привлекая внимание всех присутствующих. В центре просторного помещения, на стуле, с опущенной головой и в мокрых от мочи штанах, сидит Дмитрий, связанный по рукам и ногам.
Дверь с грохотом захлопывается за мной, и эхо разносится по большому пустому пространству. Единственными предметами в открытой зоне являются большие ржавые балки, разбросанные по всему периметру, и рассыпавшаяся по полу грязь. Константин подходит ко мне, протягивая пару кожаных перчаток. Я надеваю их и сжимаю кулаки. С ухмылкой встаю перед Дмитрием, который пытается отстраниться, но, будучи привязанным к стулу, ему это сделать трудно. Из жалости я присаживаюсь перед ним. Запах немытого тела почти вызывает у меня рвотный рефлекс.
Я наклоняю голову, когда он поднимает свое бледное лицо, все еще избегая зрительного контакта.
– Привет, предатель, – начинаю я.
Он смотрит на меня прищуренными глазами.
– Я всего лишь навожу порядок, – выплевывает он, довольно храбро для связанного человека, находящегося под наблюдением нескольких вооруженных людей. Возможно, он смирился с мыслью, что умрет независимо от того, заговорит он со мной или нет.
Я вздыхаю.
– Принесите стул, – приказываю, не сводя глаз с Дмитрия. На его лице мелькает страх, но он выпрямляет спину.
Двое моих охранников вносят большой деревянный ящик и открывают его. Железный стул. Я всегда был неравнодушен к средневековым пыткам; в конце концов, они давали результаты. Но стул? Это медленная и болезненная смерть. Одно из моих лучших изобретений.
– Нет, ты не можешь этого сделать! – Дмитрий борется в своих оковах.
Константин встает рядом со мной.
Когда я разрезаю веревки, Дмитрий пытается напасть на меня, но я готов и бью, ломая его ребро. Он сгибается пополам, хватаясь за бок.
Мы тащим его, пока он кричит в знак протеста. Но я не слушаю. Закрепляем его на стуле, и маленькие железные гвозди вонзаются в его кожу. Мы пристегиваем его за запястья и щиколотки, а также фиксируем ремень на груди.
– Тебе есть что мне сказать? – спрашиваю, приподнимая бровь.
Он плюет мне под ноги: – Я ничего тебе не скажу.
Протягиваю руку одному из охранников, который передает мне гаечный ключ, и затягиваю ремни ровно настолько, чтобы потекла кровь. Он замирает, кажется, понимая, что чем больше двигается, тем хуже для него.
Я усмехаюсь. Это только начало.
– Может быть, ты заговоришь, если я приведу твою сестру, и она сядет напротив тебя. На такой же стул, – я улыбаюсь с намеком, зная, что он сдастся. Слова на вкус как пепел, но ее имя заставит его говорить.
Он смеется, удивляя меня.
– У меня нет сестры, – Дмитрий снова начинает шевелиться, но проклинает стул, когда гвозди проникают глубже в его кожу.
Я наклоняюсь, пока мы не оказываемся лицом к лицу.
– Амайя с тобой не согласна.
Лицо Дмитрия становится на два тона белее.
– Как ты ее нашел? – кричит он.
Я кружу вокруг железного стула, как волк, готовый разорвать свою добычу на части, шаги моих ботинок эхом отдаются в тишине склада.
Он рыит: – Не прикасайся к ней.
Это мило, что он беспокоится о ней.
Я наклоняюсь к его уху и смеюсь: – Я очень хорошо о ней позабочусь.
Его лицо краснеет, когда он пытается освободиться, кровь сочится из его ран. Но он терпит. Я хочу держать его здесь днями, на этом стуле, пока он медленно теряет волю к жизни.
– Мой дядя Юрий жив, это все, что я знаю. Держись подальше от Амайи, – выпаливает он. Но я только качаю головой.
– Есть еще что-то, и ты знаешь об этом. Это мог быть твой отец? Мы в последнее время не видели Ивана. Ты воровал у меня для него? Нужно ли мне напоминать, что он лишил меня и мою семью денег? Ты сделал это не только ради своего дяди. А ради власти, и я хочу список всех вовлеченных и где они находятся. Тогда я позабочусь о том, чтобы Амайя была в безопасности.
Дмитрий сжимает челюсть и смотрит в пол. Я кружу перед ним и наклоняю голову, ожидая, когда все расскажет.
Они хотят вернуть свою власть. Косковичи ненавидят нас больше, чем можно себе представить, за то, что мы забрали у них все; брак по расчету был несправедлив. Ему пришлось стать моей шестеркой, продавая наркотики.
Я вытаскиваю свой "Глок" из кобуры и бью его по лицу.
– Думаешь, потерять мать – это хоть как-то сравнимо с потерей власти? Может быть, мне стоит забрать Амайю, трахнуть ее и перерезать горло, как только она кончит на мой член? – моя ярость нарастает внутри, как ад, который вот-вот взорвется. Мне нужно выпустить все это наружу.
Дмитрий отшатывается, насколько это возможно. Я выпрямляюсь и киплю. Не сводя с него глаз, передаю пистолет Константину.
– Расстегни ремни, – приказываю я, снимая куртку.
Охранники выполняют команду и силой поднимают Дмитрия со стула. Он с криком падает лицом вниз. Маленькие кровавые точки покрывают его спину, руки и ноги. Смотреть на это не так приятно, как было бы проделать каждое отверстие по отдельности вручную.
– Вставай, – говорю с убийственным спокойствием.
Он поднимается на дрожащих, слабых руках. Я не даю ему времени встать, пиная в лицо. Его челюсть хрустит в тишине, и пара зубов вылетает из окровавленного рта, рассыпаясь по грязному полу.
И все же я не удовлетворен.
Я наклоняюсь над ним и хватаю его за рубашку. Мой кулак бьет его по лицу, снова и снова. Кровь заливает мои руки и лицо. Мне все равно. Его лицо искажается, а я не могу остановиться. Ярость поглощает меня.
Это за мою семью. За мою мать.
Рука хватает меня за запястье, прежде чем успеваю снова ударить разбитое лицо Дмитрия. Глубоко вздыхаю и поднимаю глаза на Константина. Он не говорит ни слова, но я отступаю.
Дмитрий давно мертв, и теперь у него даже нет лица.
– Отправьте его тело в качестве послания остальным.
Хор голосов «Да, босс», разносится по складу, пока я стремительно возвращаюсь к своей машине и с визгом уезжаю с места происшествия.
Я захожу в дом, выключаю свою новую сигнализацию и прислоняюсь к двери, с тихим стуком опуская голову на ее поверхность. Приятно быть дома.
Пока не открываю глаза.
Мокрые следы мужской обуви ведут вверх по лестнице. Прошло несколько дней, так что, конечно, он вернулся.
Ставлю сумку на пол и крадусь на кухню, мои глаза бегают по сторонам, я остаюсь тихой и прислушиваюсь. Хватаю нож и держу его перед собой, стараясь, чтобы рука не дрожала. Я знаю, что мне нужно подняться наверх и убедиться, что его здесь нет. Но что делать, если он там? Смогу ли я его ударить? Я хочу. Но смогу ли?
Мне следует выбежать на улицу или позвонить кому-нибудь. Но я испытываю искушение узнать больше. Как говорится, любопытство сгубило кошку, и, возможно, на этот раз это правда.
Я рискну; я слишком любопытна для своего же блага.
Пробираясь вдоль стены, иду по следам, ведущим в мою спальню. Лучше бы он не рылся в ящике с моими трусиками, как извращенец, которым его знаю.
Поворачивая за угол, вижу Виктора, который отдыхает на моей кровати, скрестив лодыжки и заложив руки за голову. Грязные ботинки на моих красивых белых атласных простынях. Я поднимаю нож, когда он поворачивается ко мне, и усмехается: – Привет, куколка. Я ждал тебя.
– Как ты сюда попал? – мое сердце учащенно бьется. Я стараюсь не думать о том, как хорошо его мокрые волосы выглядят, падая на лоб, или как глаза сверкают от веселья. Или как на нем идеально сидит костюм, мокрая рубашка подчеркивает каждую мышцу.
Наши взгляды снова встречаются. Мои глаза сужаются, когда он ухмыляется; как будто может прочитать меня.
– Имеет ли значение, как я сюда попал или важнее зачем? – задается он вопросом.
Я сглатываю.
– И то, и другое, – отвечаю дрожащим голосом.
– Проникнуть сюда легко, – он пожимает плечами. – А зачем? Это действительно важный вопрос, не так ли?
Я закатываю глаза.
– Не говори загадками. Зачем ты здесь?
Он снимает пиджак, белая рубашка прилипает к груди в тех местах, куда попал дождь. Перестань пялиться, ругаю себя.
– Я здесь, потому что не могу оставаться в стороне, хотя в твоих жилах течет кровь Коскович, – он качает головой, цокая языком.
Я делаю шаг назад, и он движется ко мне, но с силой бьюсь о дверной косяк, на мгновение выбивая из себя воздух.
Он сжимает в кулаке мои волосы, откидывая их назад, чтобы я посмотрела на него. Облизываю губы, и его взгляд останавливается на этом жесте. Он хватает мою руку с зажатым в ней ножом и прижимает ее к стене, его тело удерживает меня, когда нож падает из моей хватки.
Сейчас я дрожу совсем по другой причине.
– О чем ты задумалась, куколка? Ты вся раскраснелась, – он улыбается, как волк, который только что нашел свою добычу. Я хмурю брови. Мне это нравится? Почему я возбужаюсь?
– Не о тебе, – говорю хриплым шепотом, ложь слетает с моих губ.
Он наклоняется и целует меня в подбородок; это так легко, что я бы не заметила, если бы моя кожа не была чувствительна к его прикосновениям.
– Ты когда-нибудь поддавалась своим желаниям? Отпускала контроль? Отдавала его кому-то другому? – шепчет он мне на ухо.
Пожалуйста, не прикасайся ко мне и не смотри, как сильно я наслаждаюсь этим.
Но всего этого слишком много. Я никогда не поддавалась своим желаниям, но к черту это. Я знаю, что однажды это случится. Он заставляет меня чувствовать то, о существовании чего никогда не думала. Я ненавижу то, что он понимает это.
Виктор ухмыляется, как будто знает мои мысли. Самодовольный ублюдок. Его рука скользит вверх по моим леггинсам и нежно массирует мой клитор круговыми движениями. Мои глаза закрываются от ощущений, пронизывающих меня. Он нажимает, и я не могу удержаться от того, чтобы не двигаться ему навстречу, опираясь свободной рукой на его грудь.
Он отпускает мою руку через несколько мгновений, и я сдаюсь. Я рву его рубашку, и пуговицы разлетаются по полу, это единственный звук в комнате, кроме моего громко бьющегося сердца. О, Боже, он совершенен под этой тканью, искусство, нарисованное на его коже и мускулистом теле.
Это буква "V’ на мышцах? Я никогда раньше не видела этого в реальной жизни. Его одежда на заказ не передавала всей красоты.
Во рту пересыхает. Могу ли я действительно это сделать?
– Чего ты ждешь, куколка? – его хриплый голос обволакивает меня, и я чувствую, что мои трусики намокают, мне нужно их снять. Он расстегивает ремень, отступает, снимая остальную одежду, и кивает в мою сторону. – Раздевайся, становись на колени и ползи ко мне.
По какой-то причине я подчиняюсь. Мне никогда не нравилось, когда мне указывали, что делать, но его голос. Властный тон… Прямо сейчас я бы сделала что угодно.
Он снимает брюки и боксеры. Я не могу удержаться от того, чтобы у меня не отвисла челюсть.
Мои глаза блуждают по божественной фигуре, прежде чем я медленно подползаю к нему, пока мой рот не оказывается близко к члену, а его пальцы хватают за волосы. Я смотрю на него широко раскрытыми глазами. Следовало бы догадаться, что он хорош, пирсинг тянется по всему его члену.
– Что это? – удивленно спрашиваю я.
– Это лестница Иакова, куколка. Думаешь, ты сможешь взять меня полностью? – усмехается он, словно чувствуя мое смятение. Я облизываю его длину от основания до кончика, мой язык пробегает по каждой выпуклости.
– Легко, ты не такой большой, – бормочу я, но, как только пытаюсь засунуть его в рот, мне удается сделать это наполовину, доказывая, что ошибалась.
Его рука сжимает мои волосы и толкает меня дальше, заставляя давиться. Я смотрю на него сквозь ресницы, глаза слезятся, когда он задевает заднюю стенку горла. Каждый из шариков пирсинга касается моего языка.
Чем больше сосу, тем громче он стонет, и мне нравятся звуки, которые он издает. Солоноватый вкус предэякулята взрывается на языке, и я медленно посасываю, пока не достигаю его кончика, и он выходит из моего рта. Он хватает меня за руку и дергает вверх, мои ноги отрываются от пола.
Он откидывается на спинку моей кровати, притягивая меня к себе и хватает за ноги, разводя их по обе стороны от своих бедер, так что я оказываюсь на нем верхом.
– У тебя идеальные сиськи, – стонет он, массируя их.
Мысли нахлынули на меня о том, кто он и как сильно ненавидит мою семью, поэтому я наклоняюсь и хватаю рукоять перочинного ножа из-под подушки, который держала там с тех пор, как он последний раз заходил сюда, и подношу к его горлу. Он улыбается, но я колеблюсь.
– О, тебе нравится жесткие игры, – он переворачивает меня и устраивается между моих ног, удерживая мои руки над головой. Нож со звоном падает на пол.
Виктор прижимается к моей киске, пока пытаюсь двигаться. Он с силой входит в меня, и я вскрикиваю.
– Ты работаешь с братом?
Я проглатываю панику, когда он обхватывает рукой мое горло, слегка сжимая. Мое тело в огне, растяжение внутри, ощущение пирсингов – это другое; я почти умоляю его двигаться, но он отказывается, пока не дам ответ.
– Нет, я не вмешиваюсь в его дела, – удается мне выдавить из себя.
Он хватает меня за подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза. Моя киска сжимается от осознания, в какую опасность я попала. Но я не могу остановить образы, прокручивающиеся в голове, как он трахается со мной, так близко к тому, чтобы убить.
Со мной определенно что-то не так.
– Чего ты хочешь, куколка? – спрашивает он, крепче сжимая мои запястья, но что-то светится в его глазах. Это гордость? Какого хрена? Я в замешательстве.
Он медленно выходит из меня, но мои ноги сжимаются вокруг него.
– Давай не будем портить настроение. Скажи мне, что ты этого хочешь, – говорит он, не двигаясь ни на дюйм.
Я молчу. Он целует меня вдоль линии челюсти, пока не замирает у моих губ. Мы так близко, если бы я только продвинулась на миллиметр…
Виктор шепчет: – Скажи мне остановиться, и я остановлюсь.
Я не произношу ни слова. Все предупреждения в моей голове словно коротят, и ничего не выходит из моих уст. Он использует эту возможность, чтобы поцеловать меня, на вкус его губы как водка и грех.
Он снова вталкивается внутрь, двигая бедрами, пока мои глаза закатываются. Он поднимает мои ноги себе на плечи, проникая еще глубже. Я клянусь, он касается чего-то, чего раньше никто не касался. Моя спина выгибается навстречу ему, и его рот присасывается к моему соску. Стон, сорвавшийся с губ, звучит очень похоже на его имя.
– Вот так, куколка, кричи мое имя.
Острая боль отдается в плече, где он впивается зубами. Я открываю глаза, и моя кровь растекается по его нижней губе, пока он продолжает входить в меня. Мои губы приоткрываются, и он снова целует меня.
Он целует меня так же, как трахается, и я забываю свое имя.
