Текст книги "Несчастный случай? "

Автор книги: Дарио Фо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

ВТОРОЙ КОМИССАР. То есть предложить третью версию?

СУМАСШЕДШИЙ. Ну, что вы! Достаточно получше разработать те две, что у нас уже имеются.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Совершенно верно.

СУМАСШЕДШИЙ. Итак, пункт первый, правило первое: то, что сказано – сказано, и не будем больше к этому возвращаться. Остановимся на том, что вы, комиссар, и вы, синьор начальник, либо кто-то вместо вас, совершил этот обман… анархист выкурил свою последнюю сигарету… прокричал сентиментальную фразу… И вот тут-то у нас появляется третья версия: он не выбросился из окна, потому что еще не наступила полночь, а было только восемь часов вечера.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Согласно второй версии…

СУМАСШЕДШИЙ. Известное дело, железнодорожник всегда точно соблюдает расписание.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Факт тот, что у нас такими образом появляется время заставить его изменить настроение… настолько, чтобы у анархиста совсем не возникла мысль о самоубийстве.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Ни к чему не придерешься!

СУМАСШЕДШИЙ. Да, но как произошла такая смена настроения? Само по себе время вряд ли может залечить иные раны… Кто-то наверное чем-то помогал ему… Ну, я не знаю, каким-нибудь шестом…

АГЕНТ. Я дал ему жевательную резинку!

СУМАСШЕДШИЙ. Молодец. А вы?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Я… Но меня же не было в комнате…

СУМАСШЕДШИЙ. Нет, это слишком деликатный момент, вы должны были находиться здесь.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Согласен. Был.

СУМАСШЕДШИЙ. Хорошо, можем сказать для начала, что отчаяние, в которое впал анархист, немного взволновало вас?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, я и в самом деле разволновался.

СУМАСШЕДШИЙ. Можем добавить, что вы расстроились из-за того, что огорчили его… Синьор начальник полиции… вы же такой чуткий человек!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да, в общем-то мне стало жаль его немного… я расстроился…

СУМАСШЕДШИЙ. Превосходно! Не спорю, вы не могли не удержаться, чтобы не обнять его за плечи…

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Нет, не думаю.

СУМАСШЕДШИЙ. Ну, что вы, это же такой отеческий жест…

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Очень возможно, только не помню…

СУМАСШЕДШИЙ. Я уверен, что вы это сделали! Прошу вас, скажите «да»…

АГЕНТ. Да, да, он так и сделал… я видел!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Ну, если он видел…

СУМАСШЕДШИЙ. (обращаясь к комиссару). И вы в свою очередь ласково потрепали его по щеке… вот так. (Показывает).

ВТОРОЙ КОМИССАР. Мне досадно разочаровывать вас, только я уверен, что нет… не делал я этого…

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно, вы разочаровываете меня… И знаете почему?.. Потому что этот человек, помимо своей причастности к анархистам, был еще железнодорожником. Вы забыли об этом? А представляете, что такое железнодорожник? Это нечто такое, что у всех связано с детством… это значит игрушечный электропоезд. У вас в детстве разве не было такого поезда?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, у меня был настоящий паровоз… Он даже выпускал дым… Бронированный состав, естественно.

СУМАСШЕДШИЙ. И еще он гудел – ту-у-у, ту-у-у…

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, ту-у-у…

СУМАСШЕДШИЙ. Блестяще! Вы тянете «ту-у-у…», и у вас загорелись глаза!!! Нет, синьор комиссар, вы не могли не испытывать добрые чувства к этому человеку… потому что в вашем подсознании он был связан с любимой детской игрушкой… А будь подозреваемый… Ну, я не знаю, банкиром что ли, вы бы даже не взглянули на него. Но он оказался железнодорожником и… вы, я более чем уверен, ласково потрепали его по щеке.

АГЕНТ. Да, это было… Я видел: он так ласково потрепал его по щеке, дважды!

СУМАСШЕДШИЙ. Видите… у меня есть свидетель! А что вы сказали, когда приласкали его таким образом?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Не помню…

СУМАСШЕДШИЙ. Я вам напомню, что вы сказали. Вы сказали ему: «Ну, ну, не падай духом… (и обратились по имени) Вот увидишь, анархия не умрет!»

ВТОРОЙ КОМИССАР. Знаете, я не уверен…

СУМАСШЕДШИЙ. О, нет… Черт вас возьми… вы же подтвердили… не то я рассержусь. Видите, какой у меня тик на шее. Так вы признаете, что сказали именно это, да или нет?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Ну ладно, если вам так хочется…

СУМАСШЕДШИЙ. Тогда решите, я должен внести ваши высказывания в протокол. (Приготовился записывать).

ВТОРОЙ КОМИССАР. Ну, хорошо, я сказал: «Ну, ну, парень, не огорчайся… увидишь, анархия не умрет!»

СУМАСШЕДШИЙ. Вот и прелестно… А потом вы запели!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Запел?

СУМАСШЕДШИЙ. Непроизвольно, раз уж сложилась такая дружеская обстановка, такое братство… ничего другого и не остается, как запеть – всем, хором! Послушаем, что же вы пели? «Родина наша – весь мир», надо полагать?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Нет, извините, ваша честь, но вот насчет пения хором мы никак не можем согласиться с вами…

СУМАСШЕДШИЙ. Ах, не хотите согласиться со мной?.. Тогда, знаете, что я вам скажу? Я покину вас и выкарабкивайтесь сами… Это ваши дела! Изложу факты так, как вы мне их представили… Представляете, чем это кончится? Уж извините за крепкое выражение: из всего этого получится большущий скандал! Да, именно! Сначала вы говорите одно, потом, другое… излагаете одну версию, через полчаса совсем другую… Не можете даже между собой договориться, как следует… Тут один ваш агент показывает, что анархист в первый раз пытался выброситься в тот же день, только примерно после обеда, в вашем присутствии… А вы на эту подробность даже не намекнули. Делаете заявления для широкой прессы и, если не ошибаюсь, даже в теленовостях: мол, «естественно» нет ни одного протокола допросов, проводимых с анархистом, не успели… А спустя немного – вот чудо! – появляются на свет Божий сразу два или три протокола… и подписанные самим стрелочником… его рукой, естественно, когда он был еще жив. Да если бы какой-нибудь подозреваемый нагородил вам хотя бы половину несуразностей, какие наворотили вы, его бы как минимум прихлопнули! Знаете, что думают о вас люди? Что вы очень большие затейники… не только шутники… Да как вы хотите, чтобы вам теперь кто-то поверил, кроме комиссара-архивариуса, естественно. А вам известна главная причина, почему люди вам не верят?.. Потому что ваша версия, помимо того, что она слишком сумбурная… лишена человечности и теплоты! Все помнят грубый и оскорбительный ответ, который вы, комиссар, дали несчастной вдове анархиста, когда та спросила, почему вы не сообщили ей о смерти мужа… Нет ни одного трогательного момента… Никто из вас ни разу не взволновался или хотя бы рассмеялся, прослезился… запел бы, черт возьми! Люди простили бы вам все противоречия, в которых вы запутались, если бы увидели живое сердце… двух человечных мужчин, которые позволили бы волнению взять их за горло, и хоть они и полицейские, запели бы вместе с анархистом его гимн… только чтобы порадовать его… «Родина наша – весь мир»… Кто не расплакался бы… кто не завопил бы радостно ваши имена, узнав о подобной истории! Прошу вас! Для вашего же блага… чтобы расследование обратилось в вашу пользу… Спойте! (Начинает петь вполголоса, подмигивая полицейским, которые, растерявшись, один за другим подхватывают песню и поют вместе с ним).

 
Родина наша – весь мир, весь мир!
Идея свободы – вот наш кумир!
 

СУМАСШЕДШИЙ. Громче! Голос. (Хватает полицейских за плечи, взбадривает их).

 
Нет у нас близких, нет и родных,
Скитаясь по свету, забыли мы их. Голос, черт вас возьми!
Идея свободы – вот наш кумир,
Родина наша – весь мир, весь мир!
 

(постепенно хор поющих уходит в затемнение).

Действие второе

В темноте все четверо начинают петь, как в финале первого действия. К завершению куплета на высокой ноте сцена освещается полностью.

СУМАСШЕДШИЙ (аплодирует, обнимает, пожимает руки). Браво, браво! Ну, вот теперь все в порядке. Теперь уже никто не сможет усомниться, что анархист был более, чем умиротворен!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Я бы осмелился заметить, что он остался весьма доволен.

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно, он чувствовал себя прямо как дома. Словно в какой-то из римских секций, где всегда больше переодетых полицейских, чем настоящих анархистов.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Пулеметная очередь наших лживых утверждений ни в коей мере не затронула его психику.

СУМАСШЕДШИЙ. Значит, никакого раптуса не было. Раптус возник позже. (Обращаясь к комиссару). Когда?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Около полуночи.

СУМАСШЕДШИЙ. Чем же он был вызван?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Я думаю, причиной…

СУМАСШЕДШИЙ. Нет, нет, упаси Боже! Вы ничего не думаете… Вы ничего не должны знать об этом, синьор начальник полиции!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Как это не должен знать?

СУМАСШЕДШИЙ. Да, черт побери, мы здесь можно сказать на ушах стоим, чтобы вытащить вас из этой истории, доказать, что вы никакого отношения не имеете к смерти железнодорожника… потому что вас здесь даже не было…

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Вы правы, извините… я невнимательно слушал вас…

СУМАСШЕДШИЙ. Да, но вы что-то уж очень часто оказываетесь невнимательным… Будьте внимательнее… Итак, как говорил Тото в одной старой комедии: «В тот момент начальника полиции в полиции не было!» Но был комиссар.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, я был, однако вскоре вышел…

СУМАСШЕДШИЙ. Ах, опять начинаем перекладывать на кого-то. Ну, будьте молодцом, расскажите, что произошло около полуночи.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Нас было в этой комнате шестеро: четыре агента, я и еще один лейтенант карабинеров.

СУМАСШЕДШИЙ. А, это тот, кого потом произвели в капитаны.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, именно тот.

СУМАСШЕДШИЙ. И что ж вы делали?

ВТОРОЙ КОМИССАР, Допрашивали.

СУМАСШЕДШИЙ. Еще? «Где был? Что делал? Говори! Не хитри!» Черт побери, после стольких часов допроса, представляю, как вы все устали, как были взвинчены… раздражены.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Ничего подобного, ваша честь, мы все были абсолютно спокойны.

СУМАСШЕДШИЙ. Разве вы не приложили его слегка? Ну, хотя бы по физиономии наотмашь не влепили?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Нет, что вы…

СУМАСШЕДШИЙ. Не били лежачего

ВТОРОЙ КОМИССАР. Тем более, ваша честь.

СУМАСШЕДШИЙ. И не рубили его?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Как это – рубили?

СУМАСШЕДШИЙ. Ну, как делают массаж женщинам при ожирении… (показывает). Так так-так… (Бьет ребром руки). Ах, это очень полезно: так так-так!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да нет, синьор судья… и массаж не делали. Мы его допрашивали с шуточками…

СУМАСШЕДШИЙ. Будет вам – неужто «с шуточками»?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Уверяю вас… Спросите агента. (Подталкивает его к сумасшедшему).

СУМАСШЕДШИЙ. Нет, не нужно, это невероятно. (Показывает лист бумаги). Но это отмечено и в рапорте судьи, который сдал дело в архив.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Конечно, и он ничуть в этом не усомнился.

СУМАСШЕДШИЙ. Я тоже верю… только в каком смысле «с шуточками»?

ВТОРОЙ КОМИССАР. В том смысли, что шутили… Допрашивали так, чтоб можно было посмеяться.

СУМАСШЕДШИЙ. Не понимаю. Играли, что ли, в «солдатскую пощечину»?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Ну, не совсем так, конечно… Но в общем старались шутить. Поддразнивали… изобретали каламбуры… отпускали шуточки…

СЕРЖАНТ. Да, да, очень смешно было. Знаете, ваша честь, наш комиссар, на него и не подумаешь, а он большой затейник… Видели бы вы его, когда он в ударе, какие гремучие допросы устраивает… Так смешно бывает, что животики надорвешь! Ха-ха!

СУМАСШЕДШИЙ. Теперь мне понятно, почему в Риме решили изменить ваш девиз.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Девиз итальянской полиции?

СУМАСШЕДШИЙ. Да, ваш, в Министерстве решили.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Как же его изменяют?

СУМАСШЕДШИЙ. Вернее било бы сказать, дополняют… Как он звучит сейчас?

ВТОРОЙ КОМИССАР. «Полиция стоит на службе граждан».

СУМАСШЕДШИЙ. А отныне и впредь он будет гласить: «Полиция стоит на службе граждан, чтобы развлекать их!»

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Ха-ха, да вы смеетесь над нами.

СУМАСШЕДШИЙ. Ничуть. Я больше чем убежден, что вы действительно «с шуточками» обращаетесь с допрашиваемыми, как уверяете… Помню, однажды мне довелось присутствовать в Бергамо на допросах так называемой «банды понедельника». Помните, в нее входили священник, врач, аптекарь… почти весь город был повязан, а потом оказалось, что все невиновны… Так вот, я остановился в одной маленькой гостинице возле квестуры, где проходили допросы, и почти каждую ночь меня будили вопли и стоны. Поначалу я думал даже, что там людей избивают, топчут ногами… Но потом догадался – это же взрывы смеха. Да, это был смех, довольно, резкий, правда. Допрашиваемые кричали: «Ах, ох, ох, мама! Хватит! 0й, ой! Помогите, не могу больше! Комиссар, хватит, а не то помру от смеха!»

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Не будем иронизировать, синьор судья, вы же знаете, что из той банды все, от главаря до самого последнего боевика были осуждены?

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно, по причине чрезмерной смешливости. (На лицах полицейских появляется недовольное выражение). Нет, нет, я не шучу. Вы даже не представляете, сколько совершенно невиновных людей придумывают разные небылицы, наговаривают на себя, только бы их забрали в полицию! А вы принимаете их за анархистов, коммунистов, профсоюзных и рабочих деятелей… Но на самом деле речь идет только о несчастных больных в депрессивном состоянии, ипохондриках, меланхоликах, которые выдают себя за революционеров, лишь бы вы допросили их… чтобы залиться хохотом, здоровым смехом! Одним словом, чтобы поднять немного настроение!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Я бы сказал, синьор судья, вы уже не только смеетесь над нами, но и, похоже, издеваетесь!

СУМАСШЕДШИЙ. Да что вы, я никогда не позволил бы себе подобное…

ВТОРОЙ КОМИССАР. И все же клянусь вам, что в тот вечер мы шутили с анархистом!

СЕРЖАНТ. Да, да, шутили, я тоже клянусь.

СУМАСШЕДШИЙ. А ты помолчи! Только начальство может клясться! (Начальник резко отталкивает агента). Ну, ладно, допустим. И над кем… над чем же вы шутили?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Больше всего над анархистом-танцором.

СУМАСШЕДШИЙ. Ах, да, помимо прочего он был еще и хромым. Хромой анархист-танцор. (Смеется).

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, и над этим…

СУМАСШЕДШИЙ. И наверное еще над тем, в каком костюме он появляется, иногда на сцене и какие позволяет себе иной раз вольности, не так ли?

СЕРЖАНТ. Ха-ха! Анархист позволяет себе вольности!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Молчать!

ВТОРОЮ КОМИССАР. По правде говоря, до вольностей мы не дошли…

СУМАСШЕДШИЙ. Ну, ладно, не будем скромничать. Одно несомненно – вы шутили довольно грубо над его другом танцором, и он, железнодорожник, обиделся! Это так?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Я думал, пожалуй, так и получилось.

СУМАСШЕДШИЙ. Он вдруг вскочил!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, он вдруг вскочил…

СУМАСШЕДШИЙ…и принялся кричать: «Хватит! Не допущу оскорблений! Мой друг – танцор, это верно, он хромой, он изображает иной раз не то, что хотел бы… Но он мужчина, черт подери!» И с этими словами стрелочник вскочил на подоконник, изобразил па-де-де и выбросился!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, примерно, так оно и было, однако могу поклясться, я уже говорил, что в этот момент выходил из комнаты.

СЕРЖАНТ. Зато я оставался. Если хотите, могу поклясться и я.

СУМАСШЕДШИЙ. Ты лучше помолчи.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Однако какой обидчивый этот монархист – выбрасывается из окна только потому, что посмеялись над его другом!

СУМАСШЕДШИЙ. Но вы же затронули его больное место – анархисты очень ревниво относятся к мужским достоинствам! Ревнивее всех! Вам не приходилось когда-либо читать книгу Отто Вейнингера «Секс и анархия»? Нет? Это классик.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Но обижаться за насмешку над приятелем, с которым он даже не был в хороших отношениях… По его собственному заявлению, не забывайте: он даже пустил в него солонкой!

СУМАСШЕДШИЙ. Ну вот! Хорошо, что напомнили мне об этом! Значит, он не мог быть по-настоящему расстроен, рассержен!

НАЧАЛЬНИК. ПОЛИЦИИ. Конечно, нет.

СУМАСШЕДШИЙ. Вот ведь в чем все коварство! Выходит, он притворялся!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Притворялся?

СУМАСШЕДШИЙ. Ну, конечно! Сыграл, хитрюга, всю эту комедию, будто обижен до смерти, и для того только чтобы иметь логичный повод для самоубийства… логичный для вас, но абсурдный для других!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. В каком смысле – для других?

СУМАСШЕДШИЙ. Разве не поняли? Он стал камикадзе, чтобы погубить вас! Он выбрасывается, а вы, наивные люди, излагаете события так, как они происходили… в печати и по телевидению… и никто вам не верит, естественно, кроме любимого судьи, который сдал дело в архив, потому что, послушайте, между прочим, что он пишет в своем заключении: «Раптус был вызван „оскорбленной гордостью“»! Ну, кто этому поверит? Уж очень все похоже на вранье!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Конечно, конечно, выглядит едва ли не шуткой.

СУМАСШЕДШИЙ. И таким образом вы оказываетесь заложниками своей же собственной искренности… А он, коварный анархист, хохочет над вами в своей могиле!

СЕРЖАНТ. Вот негодяй! Подумать только, а ведь казался таким порядочным человеком… таким приличным!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Молчать! (Сержант умолкает, замыкаясь, словно улитка, в свою раковину). Вы не обидитесь, ваша честь, если я скажу вам, что ваша версия с железнодорожником-камикадзе меня не очень-то убеждает…

ВТОРОЙ КОМИССАР. У меня тоже есть некоторые сомнения…

СУМАСШЕДШИЙ. А меня так и совсем не убеждает! Даже для телевизионного детектива не годится! Я ведь только пытался спасти вашу версию, которая проваливается все стремительнее!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ (потягиваясь, потирая свои плечи). Вы не возражаете, если мы закроем окно? Что-то холодно стало вдруг…

СУМАСШЕДШИЙ. Пожалуй, пожалуй… действительно, стало прохладно!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Это потому, что совсем, недавно зашло солнце.

(Сержант по команде комиссара закрывает окно).

СУМАСШЕДШИЙ. Да, но тогда, в тот вечер, солнце ведь не зашло.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Как это?

СУМАСШЕДШИЙ. Я хочу сказать, в тот вечер, когда анархист выбросился из окна, солнце осталось на небе, заката не было?

(Все трое переглядываются в недоумении).

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Не понимаю.

СУМАСШЕДШИЙ (притворяясь, будто недоволен). Я говорю, если дело было в декабре, а окно в полночь все еще распахнуто, значит, было не холодно… но раз было не холодно, значит, солнце еще не зашло… оно зашло позже: в час ночи, как бывает в Норвегии в июле…

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Но мы тогда окно только что открыли… чтобы проветрить помещение, верно?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, было очень накурено.

СЕРЖАНТ. Знаете, анархист много курил!

СУМАСШЕДШИЙ. И вы открыли и створки окна, и ставни?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, и ставни тоже.

СУМАСШЕДШИЙ. В декабре? В полночь термометр опускается даже ниже нуля, воздух ледяной. А вы: «Давай, давай побольше воздуха! Плевать нам на воспаление легких!» Вы хотя бы в шинели были?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Нет – в куртках.

СУМАСШЕДШИЙ. Какие моржи!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Но холодно совсем не было, уверяю вас! НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Абсолютно холодно не было…

СУМАСШЕДШИЙ. Вот как? В тот вечер метеослужба передала для всей Италии такую сводку, что испугался бы и белый медведь, а вам было абсолютно не холодно, более того, для вас пришла весна! Да что у вас тут персональный африканский муссон проносится каждую ночь или под вашим зданием протекает теплый Гольфстрим, по канализационным трубам?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Простите, ваша честь, но я не понимаю. Совсем недавно вы уверяли, что приехали специально, чтобы помочь нам, а теперь вдруг подвергаете сомнению все наши доводы, издеваетесь над нами, запугиваете… запугиваете…

СУМАСШЕДШИЙ. Согласен, я должно быть, хватил через край! Наверное, слишком придираюсь… Но тут перед нами, похоже, одна из тех игр для недоумков и тугодумов, что печатают в иных еженедельниках: «Отыщите тридцать семь ошибок и несоответствий, какие допустил комиссар Бачокки Кретинини». Да как же я могу помочь вам? (Полицейские в растерянности опускаются на стулья). Ну, хорошо, хорошо… Не стройте такие потерянные физиономии… Выше голову! Обещаю, что не буду больше издеваться над вами. Предельная сосредоточенность, господа… отбросим все предыдущее…

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Согласен, отбросим…

СУМАСШЕДШИЙ. И обратимся к достоверному факту – к прыжку из окна.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Верно.

СУМАСШЕДШИЙ. Итак, наш анархист в состоянии раптуса – потом мы вместе постараемся подыскать более правдоподобное объяснение для этого безумного поступка – вдруг вскакивает, берет разбег… Минутку, а кто сделал ему «ступеньку»?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Какую «ступеньку»?

СУМАСШЕДШИЙ. Короче, кто из вас встал у окна и, сцепив пальцы, подставил их вот так – чтобы стрелочник ступил на опору – и хлоп! Он перелетает через подоконник!..

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да что вы говорите, синьор судья, неужели вы думаете, что мы…

СУМАСШЕДШИЙ. Сделайте милость, успокойтесь… Я спрашиваю без всякой задней мысли… Просто подумал, что тут довольно высоко, а при таком небольшом разбеге без посторонней помощи… Я не хотел бы, чтобы кто-нибудь мог усомниться…

ВТОРОЙ КОМИССАР. Тут не в чем сомневаться, синьор судья, уверяю вас… Он все проделал самостоятельно!..

СУМАСШЕДШИЙ. И у него не было даже подставки, какие бывают на спортивных соревнованиях?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Нет…

СУМАСШЕДШИЙ. А может, у прыгуна были туфли со специальными каблуками, как у Брумеля?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Никаких особых каблуков не было.

СУМАСШЕДШИЙ. Хорошо, итак, что же получается: с одной стороны, человек ростом примерно в метр шестьдесят, сам, без посторонней помощи, без подставки… А с другой – дюжина полицейских, которые хоть и стояли в нескольких метрах, а один даже возле самого окна, не успевают помешать…

ВТОРОЙ КОМИССАР. Но все произошло так неожиданно…

СЕРЖАНТ. Вы даже не представляете, каким, проворным оказался этот дьявол… Я едва успел ухватить его за ногу.

СУМАСШЕДШИЙ. О! Видите, видите, как работает мой метод провокации: все-таки вы ухватили его за ногу!

СЕРЖАНТ. Да, но у меня остался в руках ботинок, а он все равно выбросился.

СУМАСШЕДШИЙ. Неважно. Важно, что остался ботинок. Ботинок – это неопровержимое доказательство вашего желания спасти самоубийцу!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Конечно, неопровержимое!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ (сержанту). Молодец!

СЕРЖАНТ. Благодарю вас, синьор нача…

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Молчать!

СУМАСШЕДШИЙ. Минутку… но тут что-то не складывается (Показывает полицейским лист бумаги). Что у самоубийцы было три ботинка?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Как три ботинка?

СУМАСШЕДШИЙ. Ну да, один остался в руках у полицейского… Он сам свидетельствовал это через несколько дней после несчастного случая… (Показывает бумагу). Вот здесь.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Это точно… Он рассказал об этом корреспонденту из «Коррьере делла сера».

СУМАСШЕДШИЙ. А вот здесь, еще в одном приложении, уверяется, что у анархиста, умирающего на брусчатке, на обеих ногах были ботинки, это же свидетельствуют собравшиеся на месте происшествия репортеры из «Унита» и другие журналисты, оказавшиеся там.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Не понимаю, как такое могло произойти…

СУМАСШЕДШИЙ. Я тоже! Разве что наш сверхшустрый сержант успел броситься вниз по лестнице и на площадке третьего этажа высунуться в окно, еще прежде, чем пролетел самоубийца, налету одеть ему ботинок и стремглав вернуться на четвертый этаж в тот самый момент, когда падающий достиг земли.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Вот видите, видите, опять начинаете подтрунивать над нами.

СУМАСШЕДШИЙ. Вы правы, это сильнее меня… извините. Итак, три ботинка… Простите, вы не помните, не был ли он случайно трехногим?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Кто?

СУМАСШЕДШИЙ. Самоубийца железнодорожник… не было ли у него случаем трех ног, тогда было бы понятно, почему он носил три ботинка.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ (сердито). Нет, он не был трехногим!

СУМАСШЕДШИЙ. Не сердитесь, прошу вас… Хотя от любого анархиста можно ожидать чего угодно.

СЕРЖАНТ. Это верно!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Молчать!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Какая беда, Господи прости… Нужно найти какое-то приемлемое объяснение, иначе…

СУМАСШЕДШИЙ. Я нашел его!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Какое же?

СУМАСШЕДШИЙ. Вот оно. Несомненно, один ботинок был ему немного велик, и он, не имея под рукой стельки, надел сначала более тесный ботинок, а потом сверху более просторный.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Два ботинка на одну ногу?

СУМАСШЕДШИЙ. Да, а что тут странного? Как галоши, помните? Их носили когда-то…

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Вот именно – когда-то…

СУМАСШЕДШИЙ. Но некоторые носят их и сегодня… даже, знаете, что я вам скажу: в руках у сержанта остался вовсе не ботинок, а именно галоша.

НАЧАЛЬНИК. Этого не может быть – анархист и в галошах!.. Это же старомодная обувь… она впору разве консерваторам…

СУМАСШЕДШИЙ. Анархисты очень консервативны…

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Вот поэтому они и убивают монархов!

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно, именно для того, чтобы сохранить их в целости, то есть набальзамировать… Если ждать, пока короли помрут от старости, дряхлые, истощенные болезнями, они же сразу рассыплются в прах, их невозможно будет законсервировать… А свежеубиенных… вполне возможно.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Прошу вас, синьор судья, некоторые аллюзии мне как-то не очень…

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Мне они тоже весьма не по душе.

СУМАСШЕДШИЙ. Смотри-ка, не ожидал, что вы тоскуете по монархии… Так или иначе, если вас не устраивают ни галоши, ни история с тремя ботинками… (Звонит телефон, все умолкают, комиссар берет трубку).

ВТОРОЙ КОМИССАР. Извините… Да, слушаю… минутку… (Начальнику). Это дежурный у входа… Говорит, пришла какая-то журналистка и спрашивает вас, синьор начальник…

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Ах, да… я назначил ей встречу сегодня. Она из «Эспрессо» или из «Эуропео», не помню… Спроси, как фамилия – Фелетти?

ВТОРОЙ КОМИССАР (в трубку). Это – Фелетти? (Начальнику). Да, Мария Фелетти.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Значит, она… хотела взять интервью. Попроси придти в другой раз, сегодня у меня нет времени…

СУМАСШЕДШИЙ. Ни в коем случае! Я не допущу, чтобы из-за меня у нас возникли неприятности.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Как это понимать?

СУМАСШЕДШИЙ. Я знаю эту журналистку, весьма важная персона. Еще рассердится… Она очень обидчива! И способна в отместку написать такую статью… Пропустите ее, Бога ради!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. А как же ваше расследование?

СУМАСШЕДШИЙ. Подождет. Разве вы еще не поняли, что я в вашей лодке сижу. Надо завоевывать симпатии таких особ, как она, поверьте мне.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Согласен. (Комиссару у телефона). Скажи, чтобы пропусти.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Проводите ее в мой кабинет. (Кладет трубку).

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. А вы что же, покинете нас?

СУМАСШЕДШИЙ. Ни в коем случае… Я никогда не оставляю друзей, особенно в минуты опасности!

КОМИССАР И НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Вы остаётесь?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. А в качестве кого? Неужели вы хотите, чтобы эта стервятница узнала, кто вы такой и зачем приехали сюда? Она же потом настрочит целую полосу в своей газете! Скажите уж лучше прямо, что хотите нас окончательно погубить!

СУМАСШЕДШИЙ. Нет, что вы, я не хочу этого… не волнуйтесь. Ваша стервятница никогда не узнает, кто я такой.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Не узнает?

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно, я сыграю другую роль. Для меня это забава, уж поверьте мне: психиатр, сотрудник угрозыска, директор Интерпола, руководитель криминалистической лаборатории – выбирайте… Если эта стервятница загонит вас в угол какими-нибудь вопросами, только подмигните мне, и я вмешаюсь… Важно, чтобы вы сами себя не скомпрометировали.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Вы так великодушны, синьор судья… (С волнением поднимает руку).

СУМАСШЕДШИЙ. Не называйте меня больше судьей, ради Бога. С этого момента я – капитан Маркантонио Банци Пиччини из криминалистической лаборатории.

ВТОРОЙ КОМИССАР. А ведь такой капитан действительно существует в Риме – Банци Пиччини…

СУМАСШЕДШИЙ. Прекрасно. И если журналистка, напишет что-то такое, что нам не понравится, мы легко сможем доказать, что она все выдумала… призвав в свидетели настоящего капитана Пиччини, который пребывают далеко от нас, в Риме.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да вы просто гений. Вы действительно сможете сыграть роль капитана?

СУМАСШЕДШИЙ. Не беспокойтесь, во время последней войны я был капитаном берсальеров.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Тише, она уже поднялась. (Входит журналистка). Проходите, синьорина, располагайтесь.

ЖУРНАЛИСТКА. Добрый день, господа. Вы – начальник полиции?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Рад видеть вас, синьорина. Мы знакомы только по телефону… К сожалению.

ЖУРНАЛИСТКА. Приятно слышать, только сержант внизу у входа, почему-то не хотел пропускать меня…

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Прошу прощения, синьорина, я забыл предупредить о вашем приходе. Познакомьтесь, пожалуйста, это мои сотрудники – сержант Пизани, это комиссар, который руководит отделом…

ЖУРНАЛИСТКА. Очень приятно…

ВТОРОЙ КОМИССАР. Очень приятно, синьорина. (Жмет ей руку на военный манер).

ЖУРНАЛИСТКА. Ой, ой, как крепко!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Прошу прощения…

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ (указывая на Сумасшедшего, который стоит ко всем спиной, что-то делая с лицом). А это капитан… капитан?

СУМАСШЕДШИЙ. Вот и я! (Оборачивается в новом обличье: накладные усы, черная повязка на глазу, одна рука в коричневой кожаной перчатке. Начальник полиции так потрясен, что на время теряет дар речи. Сумасшедший представляется сам). Капитан Маркантонио Банци Пиччини из криминалистической лаборатории… Простите, что рука такая твердая – она деревянная. Память о кампании в Алжире, бывший парашютист иностранного легиона… Садитесь, пожалуйста, синьорина.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Могу ли предложить вам какой-нибудь напиток?

ЖУРНАЛИСТКА. Нет, благодарю. Я бы предпочла, если не возражаете, сразу же перейти к делу. Извините, но у меня мало времени. К сожалению, должна сдать интервью вечером… и материал сразу же уйдет в набор.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Хорошо, как вам угодно, давайте сразу же и начнем, мы готовы.

ЖУРНАЛИСТКА. У меня несколько вопросов (достает блокнот, читает). Первый вопрос к вам, комиссар, и простите, если он выглядит несколько «провокационно»… Если не возражаете, я воспользуюсь магнитофоном… Если, конечно, не возражаете… (Достает из сумочки магнитофон).

ВТОРОЙ КОМИССАР. По правде говоря, мы…

СУМАСШЕДШИЙ. Да ради Бога, записывайте… (Комиссару). Первое правило: никогда не возражать…

ВТОРОЙ КОМИССАР (тихо Сумасшедшему). А если мы ненароком сболтнем что-нибудь… Вдруг захотим опровергнуть, у нее останется доказательство…

ЖУРНАЛИСТКА. Извините, господа, какое-то затруднение?

СУМАСШЕДШИЙ (в темпе). Нет, нет, совсем наоборот… Комиссар расточает вам похвалы, говорит, что вы отважная женщина… убежденная демократка, защитница правды и справедливости… чего бы это ни стоило…

ЖУРНАЛИСТКА. Вы великодушны, синьор комиссар

ВТОРОЙ КОМИССАР. Итак, я слушаю вас.

ЖУРНАЛИСТКА. Почему вас называют «Крошка, верхом на окошке»?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Меня?

ЖУРНАЛИСТКА. Да, или еще: «Комиссар, оседлавший окошко».

ВТОРОЙ КОМИССАР. А кто же это меня так обзывает?

ЖУРНАЛИСТКА. У меня есть ксерокопия письма одного молодого анархиста, которое он прислал из тюрьмы Сан-Витторе, где находился в заключении как раз тогда, когда погиб стрелочник. Он пишет именно о вас… и об этой комнате.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Любопытно. И что же он пишет?

ЖУРНАЛИСТКА (читает). «Комиссар на четвертом этаже загнал меня на подоконник, приговаривая „Крошка, оседлай, оседлай окошко!“. А потом начал подначивать: „Бросайся вниз!“ и оскорблять последними словами: „Мразь, почему не бросаешься? Смелости не хватает, да? Ну, давай, подлюга, нечего волынить, кончай: чего ждешь, слизняк!“» Уверяю вас, мне пришлось стиснуть зубы, чтобы выдержать все это и не кинуться вниз…