Текст книги "Двадцать два несчастья (СИ)"
Автор книги: Данияр Сугралинов
Соавторы: А. Фонд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Глава 3
Мозг лихорадочно работал. Бежать было некуда: второй этаж – это, конечно, не девятый, но и тело у меня, прямо сказать, не спортивное. Серега и на «Веселых стартах» в детском саду вряд ли вошел бы в число призеров.
Звать на помощь бессмысленно: судя по тому, что я уже узнал о репутации предыдущего хозяина тела, соседи вряд ли придут на выручку.
Я глубоко вздохнул, снял цепочку и открыл дверь, стараясь выглядеть спокойным.
– Здравствуйте, – произнес я, удивляясь собственной выдержке. – Чем обязан?
Один из мужчин, тот, что повыше, с небольшим шрамом над бровью, недобро усмехнулся:
– О, посмотрите-ка, как вежливо! Прямо доктор Айболит, а не лох Серый. Что, решил хорошего мальчика изобразить?
– Чем могу помочь? – осторожно спросил я, изо всех сил стараясь не выдать паники.
– Ты дурку косишь или как? – нахмурился второй, пониже и пошире в плечах, похожий на раскормленного мопса. – Михалыч сказал, сроки вышли. Ты должен триста двадцать штук, и он больше не хочет ждать.
Триста двадцать тысяч. Не то чтобы сумма большая. Но то для меня в прошлой жизни, а вот для доктора в районной больнице – зарплата за несколько месяцев. К тому же у хозяина этой квартиры вряд ли имеются хоть какие-то накопления.
– А что насчет отсрочки? – предложил я, лихорадочно обдумывая варианты.
Мужчины переглянулись, явно удивленные моей реакцией.
– Ты, видать, башкой где-то долбанулся, – хмыкнул шрамобровый. – Мы тебе уже три отсрочки давали. Ты в последний раз обещал расплатиться после дежурства. И что? Опять голяк?
– Послушайте. – Я попытался говорить спокойно и убедительно. – У меня скоро будет премия в больнице! Серьезная сумма. Я отдам все до копейки, просто нужно еще немного времени.
Это была чистой воды импровизация, но единственное, что пришло в голову.
– Премия? Тебе? – Мопсоподобный громко рассмеялся. – Ты там людей пачками дохнуть отправляешь, а сам на премию рассчитываешь? Ври, епта, хотя бы правдоподобно, тля!
Я сглотнул. Ситуация становилась все более неприятной.
– Неделя! – твердо сказал я. – Дайте мне неделю, и я верну долг. Полностью.
Шрамобровый прищурился, разглядывая меня с подозрением.
– Что-то ты сегодня странный, Серый. И трезвый. Обычно ты к этому времени уже в хлам.
– Решил завязать с выпивкой, – быстро ответил я. – Новая жизнь, все такое. Зарабатывать нужно. Долг отдать… Домик еще хочу… в Хорватии…
Тот хмыкнул и переглянулся со своим мопсоподобным подельником, а тот выдал:
– В Черногории лучше, там… – Но запнулся.
Его кореш со шрамом после короткой паузы кивнул.
– Ладно, уговорил. Последний раз, жирный. Неделя. Но, если через неделю денег не будет, отправишься в больницу уже как пациент, понял? А лучше – сразу в морг. Михалыч не любит, когда его дурят.
– Понял, – кивнул я. – Через неделю все верну.
– Смотри у меня. – Он ткнул пальцем мне в грудь. – Не вздумай бегать или прятаться. Найдем где угодно. Даже в Хорватии!
– Или в Черногории! – злобно рявкнул мопсоподобный.
Они развернулись и начали спускаться, а я закрыл дверь, прислонившись к ней спиной. Ноги подкашивались от пережитого стресса.
Прекрасно. Просто прекрасно. К списку проблем добавился долг в триста двадцать тысяч рублей какому-то явно не самому доброжелательному кредитору. Такой однозначно не будет просто ругаться, как Марат. Хорошо хоть выбил неделю на погашение.
Только где взять деньги?
Я вернулся на кухню. Хотел налить себе воды, но все стаканы и чашки были грязными, часть я вообще выбросил. Поэтому попил так, из-под крана. Горло пересохло от нервного напряжения. В голове мелькнула мысль, что неплохо бы употребить чего покрепче. Остро захотелось коньяка. Я аж сглотнул. И с удивлением осознал, что это была не моя идея, а, скорее, инстинктивная реакция тела, привыкшего заливать стресс алкоголем.
Странное ощущение – быть одновременно собой и кем-то другим. Мое сознание, мои знания и опыт – но физические реакции и привычки чужого тела.
В правом верхнем углу поля зрения снова появился полупрозрачный интерфейс Системы:
Зафиксировано состояние стресса!
Рекомендуется дыхательная гимнастика для снижения уровня кортизола.
Не рекомендуется прием алкоголя, никотина и других психоактивных веществ.
Я усмехнулся. Спасибо за совет, таинственная Система, чем бы ты ни была. Стресс – явно следствие визита коллекторов. Что ж, есть у нас верный способ успокоиться. Например, можно подышать в полиэтиленовый пакет, но это для совсем тяжелых, а я предпочитал дыхательную гимнастику, особенно технику 4−7–8 – научно доказанный метод борьбы со стрессом.
Выполняется не просто, а очень просто. Четыре секунды вдох, семь – задержка, восемь – выдох. Такое дыхание активирует парасимпатическую нервную систему, а она – своего рода тормоз организма, противовес адреналиновой гонке. Пока симпатика кричит: «Бей или беги!» – парасимпатика мягко шепчет: «Успокойся, отдохни». Она замедляет сердце, расслабляет мышцы, включает пищеварение и восстановление. Когда она работает нормально, человек спит крепко, ест с аппетитом и вообще чувствует себя живым.
Но в этом теле система явно давно сломалась – вечный стресс, алкоголь и никотин выжгли ее дотла, оставив организм в режиме постоянной боевой тревоги.
Отсюда и все Серегины проблемы. А ведь решались они простыми упражнениями. Хотя бы пять минут в день на технику 4−7–8, которая убирает тревожность, снижает уровень кортизола и адреналина… и тело могло бы полноценно отдыхать, восстанавливаться и избежать страшных болезней. Простая физиология, но эффективная.
Сев на кровать, я выпрямил спину и попробовал. Вдох на четыре… Задержка… Но уже через пару секунд я начал задыхаться и почувствовал, как тело сопротивляется. Легкие хрипели и свистели – хронический бронхит курильщика давал о себе знать. В прошлом теле я мог спокойно задерживать дыхание на выдохе на полторы минуты, наслаждаясь медитативным спокойствием. Здесь же каждая задержка превращалась в мучение.
Четыре секунды вдоха через нос – легкие еле наполнились, словно через засоренный фильтр. Семь секунд задержки – и уже хотелось кашлять, в груди что-то булькало. Восемь секунд выдоха – вместо плавного потока воздуха какое-то хриплое сипение.
Но я упрямо продолжал. Пять минут дыхательной гимнастики. Тело протестовало, требовало привычной сигареты, но мозг знал – правильное дыхание буквально лечит меня изнутри. Снижает воспаление, улучшает насыщение клеток кислородом, запускает восстановительные процессы.
К концу пятой минуты я действительно почувствовал, как напряжение понемногу отступает. Не исчезает – этому телу нужны месяцы реабилитации, – но становится управляемым.
Остатки кортизола я сжег, поприседав. Впрочем, это громко сказано – колени не гнулись, хрустели, да и вес был слишком большим, а ноги – слабыми. Так что приседал слегка, словно садился на стул. Сделав около трех десятков таких полуприседов, я потом едва отдышался, колени аж ходуном ходили.
Однако разум прям прояснился.
Нужно было продолжать разбираться с ситуацией.
Я порылся в лекарствах, которые были у Сергея. Искал что-то адсорбирующее, хоть тот же активированный уголь. Нужно было срочно вывести хоть часть токсинов из организма. Иначе завтра я даже с кровати не встану. При взгляде на эту кровать меня аж передернуло. А о том, какое одутловатое будет мое лицо поутру, даже думать не хотелось.
Поэтому продолжил искать. К сожалению, ничего подобного в домашней аптечке Сергея я не обнаружил.
Вот засранец! А еще врач называется! Хотя о чем это я? Все, что он делал, вело только к саморазрушению.
Но уголь нужен.
Я немного подумал, а затем отбросил сомнения – не к чему рефлексировать, когда организм разваливается практически на глазах.
Вышел из квартиры и направился к соседке, Алле Викторовне, кажется, так ее звали (у меня всегда была не самая идеальная память на имена). Зато легко определил, где ее квартира – слышал звук закрывающейся двери. Поэтому нашел без проблем.
Позвонил.
Некоторое время ничего не происходило. Я уже решил, что она ушла (хотя куда на ночь глядя?). Но затем услышал какой-то шум и слабый возглас: «Открыто!»
Ну, раз открыто, я вошел.
– Алла Викторовна, – сказал я, – это сосед, Сергей. Извините ради бога, что так поздно. У вас есть активированный уголь или любой другой адсорбент? Выручите меня по-соседски?
В ответ послышался сдавленный звук.
Ведомый дурным предчувствиям, я кинулся в спальню. Так и есть: Алла Викторовна лежала на полу и силилась что-то сказать.
– Лежите спокойно! – велел я, подскочил к соседке, пощупал пульс – нитчатый, прерывистый. Руки липкие, холодные.
Я заглянул в ее глаза – зрачки изменились.
– С-сахар… – прохрипела пенсионерка.
– Скакнул?
Она покачала головой.
– Упал?
Утвердительный кивок.
– Сейчас! – Я метнулся на кухню, открыл шкафчик – ничего, холодильник – ничего. Да что же это такое⁈
– Лежите спокойно, я быстро! – крикнул я и забежал обратно в квартиру Сергея.
Я видел на кухне начатую пачку рафинада.
Схватил ее и вернулся в квартиру соседки. Быстро плеснул в стакан немного воды (хорошо, хоть была теплая в чайнике) и опустил туда четыре кубика сахара. Размешал и дал ей.
– Пейте! – велел я, поддерживая стакан.
С трудом, но она проглотила несколько глотков сладкой воды. Ее всю трясло мелкой дрожью.
Я сидел рядом и держал ее за руку. Через некоторое время на лицо вернулась краска. Она уже не казалась столь мертвенно-бледной.
– Что же вы так? – попенял я, помогая женщине лечь на диван. – А если бы я не зашел? Гипогликемия – это вам не шутки. И почему у вас ничего сладкого дома нет?
– Диабет у меня, – проворчала она, – я специально все сладкое выбросила. Чтобы не искушаться. А то не удержусь – сожру все.
– Та-а-ак, а где глюкометр? Давайте сахар измерим. Вы колетесь?
– На инсулине сижу, – вздохнула она. – Иногда колю больше, чем надо.
– А вот это вы зря, Алла Викторовна, – покачал головой я, – с диабетом шутить нельзя. Опаснее, чем кажется – может и до комы довести. Да что я вам рассказываю. Сами же знаете…
Я забалтывал ее специальным «докторским» голосом, пока паническая атака не пройдет.
– А в кармане у вас всегда должна быть конфетка. Лучше леденец, «стекляшка», они долгоиграющие и почти без срока годности. И к эндокринологу срочно надо.
– Хорошо, завтра же прямо с утра займусь, – усмехнулась она, пока я мерил ей давление. – А что ты хотел, Сережа? А то у меня из головы все вылетело.
Ну еще бы! Чуть коньки не откинула, как тут упомнить.
– Мне нужен активированный уголь или что-то подобное. Любой адсорбент, – сказал я.
– Посмотри там, в белом навесном шкафчике, на второй полке. Возьми, сколько надо. Уголь есть, – сказала она и добавила: – Даже не знаю, как тебя и благодарить, Сережа. Ты же меня сейчас, по сути, спас.
– Совет мне еще ваш нужен, – решил воспользоваться ситуацией я. – Понимаете, мой халат совсем не белый. И я обнаружил это буквально только что. А завтра комиссия. Скажите, чем его за ночь отстирать можно? «Белизна» же не пойдет? Он же пожелтеет от «Белизны», да? Или лучше в порошке замочить? Но я боюсь, что не отстирается.
– Не отстираешь, – задумчиво покачала головой Алла Викторовна, – что же ты так, в последний момент? Да и не высохнет он за ночь. А еще же выгладить нужно…
Она умолкла, прикрыла глаза. Я сходил на кухню, нашел там активированный уголь, взял один блистер. Когда вернулся обратно – глаза соседки блеснули:
– Сережа. Посмотри там, на антресоли, должен пакет быть… такой… синий… Поищи.
Я полез на антресоль, и действительно, среди барахла был синий пакет.
– Нашел!
– Открой его. Там должен быть белый халат. Я, когда в больнице работала, у меня пятьдесят шестой размер был. Это сейчас разнесло. Тебе должен подойти.
– Спасибо большое! – обрадовался я, вытаскивая белоснежный халат.
Примерил. Со скрипом, но сошелся. Пусть он был старого образца, но зато отстиранный и даже выглаженный – небольшие заломы не в счет. Все равно это гораздо лучше, чем то безобразие, в котором был сегодня Сергей.
Алла Викторовна просияла.
– Я завтра на работу схожу, потом выстираю, поглажу и верну, – пообещал я.
– Да не надо! – улыбнулась соседка. – Мне он больше ни к чему, на пенсии-то. Так что дарю! На счастливую профессиональную судьбу!
Я искренне поблагодарил. Мы немного поболтали. Я еще раз измерил ей уровень сахара в крови и, убедившись, что все уже нормально, взял честное слово, что она через полчаса съест что-то из быстрых углеводов, например, кусок хлеба с вареньем, а завтра обязательно сходит в поликлинику.
– Если опять станет плохо, Алла Викторовна, звоните мне, – сказал я, – даже ночью. Положите мобильник возле подушки. У вас же есть мой номер?
Она кивнула.
– Вот и замечательно. Звоните, если надо будет, – сказал я и вышел из ее квартиры.
На площадку как раз поднялась, тяжело отдуваясь, какая-то расфуфыренная тетка. Волосы она красила в вульгарный ярко-рыжий цвет – тот самый, который в народе называют морковным. Отросшие темные корни выдавали, что последний поход в салон был месяца три назад, а может, и больше. Наращенные кукольные ресницы торчали пучками, придавая взгляду одновременно удивленное и хищное выражение.
Тетка была в обтягивающих черных лосинах в крупный горох, которые немилосердно подчеркивали все лишнее, и в розовом худи с принтом в виде котика с короной. На ногах красовались стоптанные кроссовки – явно не первой свежести. Все это безобразие венчала дешевая бижутерия: массивные серьги-кольца и несколько цепочек на шее, путающихся друг с другом.
Она остановилась на площадке, придерживаясь за перила и переводя дыхание. Видимо, подъем без лифта давался нелегко, хотя она всего-то на второй поднялась.
Заметив меня у двери Аллы Викторовны, она прищурилась, и на лице проступило выражение злорадного любопытства.
– Смотрю, к Драчихе заглядываешь? – усмехнувшись, протянула она неприятным визгливым голосом. – Типа надеешься, что она на тебя квартирку перепишет?
Женщина поправила выбившийся локон жирных волос, и я невольно отметил огромные искусственные ногти – длинные, острые, ядовито-синего цвета с какими-то блестками. Почти как у Росомахи из комиксов, только вульгарнее. Как она вообще с такими когтями в быту обходится? Как ту же картошку чистит? Даже не представляю. У Росомахи они, помнится, въезжали внутрь, а вот как у нее – вообще непонятно.
– Так у нее типа племянник есть, – продолжала она, явно наслаждаясь возможностью посплетничать. – В Москве живет, большой человек. Так что зря бегаешь, Епиходов!
Она едко хихикнула, и этот звук прошелся по нервам, как ногтем по стеклу. В ее голосе читалось торжество – мол, вот я тебя раскусила, голубчик, знаю я таких!
Меня вдруг накрыло раздражение. Весь этот день – смерть, перерождение, тело на грани, долги, а тут еще и эта особа с ее нелепыми домыслами.
– Так она уже на меня переписала, – невозмутимо сказал я, решив потроллить неприятную соседку.
– Да ладно⁈ – Глаза у Росомахи округлились и чуть не вылезли из орбит. Рот приоткрылся, обнажив неровные зубы с золотой коронкой спереди. Она даже на шаг вперед качнулась, забыв про одышку. – Серьезно⁈
– Уметь надо, – бросил я подчеркнуто гордым голосом, разворачиваясь к своей двери.
Ключ в замке провернулся со знакомым щелчком.
– Да погоди ты! Кому говорю, постой! – заголосила тетка, но я уже переступил порог.
– Спокойной ночи, – вежливо пожелал я и захлопнул дверь прямо перед ее любопытным носом.
За дверью еще секунд десять слышалось возмущенное сопение и топот, а потом звук удаляющихся шагов.
Я прислонился спиной к двери и усмехнулся. Завтра весь подъезд будет обсуждать, как Драчиха квартиру на Епиходова переписала.
Ну и пусть. Может, хоть злопыхателей немного поубавится.
Глава 4
Дома выпил сразу шесть таблеток активированного угля и продолжил искать документы, которые могли бы прояснить хоть что-то из жизни Сергея.
Поиски в квартире существенных результатов не дали. Никаких дневников или подробных записей о жизни прежнего Сергея. Только разбросанные медицинские заметки, несколько учебников и куча неоплаченных счетов.
Счета я откладывал в отдельную кучку. С ними тоже еще предстояло разбираться.
Завибрировал телефон. На этот раз звонил кто-то, обозначенный в контактах как Михаил Петрович. Я вспомнил, что это имя упоминалось в разговоре с Харитоновым. Похоже, это единственный человек в больнице, который еще не списал прежнего Сергея со счетов.
– Алло? – осторожно ответил я.
– Сергей, это Михаил Петрович. – Голос звучал устало, но доброжелательно. – Как ты?
– Нормально, – неуверенно ответил я.
– Ростислав совсем озверел сегодня, – вздохнул Михаил Петрович. – Но, честно говоря, я его понимаю. Три летальных исхода за месяц – это перебор даже для нашей больницы.
Я молчал, не зная, что ответить.
– Сергей, я обещал твоему отцу приглядывать за тобой, но ты не оставляешь мне выбора. Если комиссия министерства обнаружит все твои… скажем так, несоответствия в диагностике, тебя не просто уволят. Под суд пойдешь. И однозначно сядешь.
Отец? У прежнего Сергея, конечно же, должны быть родители. И, судя по всему, Михаил Петрович имел с ними какие-то связи.
– Понимаю, – наконец выдавил я.
– Ничего ты не понимаешь, – проворчал он. – Слушай, завтра я перевожу тебя в отделение неотложной помощи. Будешь под моим непосредственным надзором. Может, так удастся избежать новых… инцидентов.
– Спасибо, – искренне ответил я. Работа в неотложке под руководством человека, который, похоже, единственный еще верит в меня, – это звучало неплохо.
– Считай это последним шансом. И, Сергей… завязывай с выпивкой. Я чувствую запах перегара даже в твоих диагнозах, понимаешь?
– Понимаю. Я уже решил бросить.
– Да ну? – В его голосе звучало явное недоверие. – Что ж, будет приятно увидеть тебя трезвым на работе. До завтра, Сергей. И постарайся не опаздывать. Ты сейчас «под колпаком», сам же понимаешь.
Он повесил трубку, а я остался сидеть, обдумывая услышанное. Итак, у казанского Сергея есть отец, который, судя по всему, знаком с Михаилом Петровичем. Это может быть полезно.
Телефон завибрировал снова. На этот раз пришло сообщение с неизвестного номера: «Твоя машина на штрафстоянке. Не благодари».
Я отложил телефон, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Видимо, кто-то позаботился о том, чтобы усложнить мне жизнь. Кто бы это мог быть? Рамиль, который звонил после консилиума? Или кто-то еще?
Происходящее все больше напоминало кошмарный сон. Я, успешный московский нейрохирург, внезапно оказался в теле неудачника из Казани. Неудачника, погрязшего в долгах, профессиональных ошибках, с репутацией алкоголика и, судя по всему, со множеством врагов. Как будто после смерти попал в свой личный ад.
Я подошел к окну и посмотрел на вечернюю улицу. Снаружи готовился ко сну чужой город, враждебный и незнакомый. Как и вся эта новая жизнь.
В отражении стекла я снова увидел чужое лицо. Жирное, лоснящееся, с отвисшими щеками, нездоровым цветом кожи, воспаленными глазами. И все же это было теперь мое лицо. Не лицо, а жопа бегемота, мать его! Моя новая реальность. Второй шанс, каким бы сомнительным он ни казался.
– Хорошо, – прошептал я, глядя в отражение, и дернул себя за ухо. – Давай попробуем исправить то, что ты натворил, Серега.
Сразу после этого интерфейс Системы снова мигнул перед глазами:
Текущий статус носителя: истощение адаптационных резервов.
Рекомендуется: сон не менее 8 часов, отказ от психоактивных веществ.
Эта штука начинала меня раздражать своими очевидными рекомендациями и в то же время поражала точностью диагностики. Никакого МРТ, никаких анализов крови – просто мгновенная оценка состояния организма.
Я отошел от окна, застелил кровать найденным в шкафу более-менее чистым пододеяльником и лег, закинув руки за голову. Необходимо было выработать план действий. За неделю мне предстояло найти триста двадцать тысяч, чтобы расплатиться с Михалычем. И двадцать – мой долг в продуктовом. И на жизнь, конечно, на коммуналку.
Одновременно надо восстановить профессиональную репутацию и подготовиться к комиссии в министерстве. И при этом начать приводить в порядок разваливающееся тело, которое мне досталось непонятно за какие грехи.
И не смогу в таком виде появиться перед Иринкой, моей женой в той жизни. А ведь мне надо ее увидеть!
Слишком много задач. Но самое главное – разобраться с этой загадочной Системой. Если она действительно способна видеть то, что недоступно обычному врачебному взгляду, это могло бы стать моим тайным преимуществом.
Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Как именно работает эта Система? Запускается ли она по моему желанию или активируется автоматически?
– Диагностика, – тихо произнес я, обращаясь в пустоту.
Ничего не произошло.
– Активировать, – попробовал я другую команду.
Снова ничего.
Я вздохнул. Похоже, управление голосом не работает. Может, мысленные команды? Я сосредоточился, визуализируя активацию Системы.
Тишина. Только где-то надо мной соседи включили музыку.
Ладно, разберемся с этим позже. Я поднялся с кровати, аккуратно повесил подаренный соседкой халат на плечики (единственные во всей квартире, между прочим). Остро встал вопрос – а в чем я завтра пойду на работу? Да, там я надену этот халат. Но до работы же еще дойти в чем-то нужно.
То, в чем был Сергей в момент моего переноса в его тело, вызывало много вопросов. Я бы такое не надел, даже в молодости. Узкие штаны, которые обтягивали толстую задницу, какой-то куцый пиджак, такое впечатление, что Епиходов в нем еще в детском саду на выпускном утреннике зайчика изображал. О футболке я даже говорить не хочу. Да, Серега носил футболку немаркого серого цвета. Но даже темная одежда должна быть чистой.
Я открыл шкаф. Да уж… Особым модником мужик явно не считался.
Хотя одеться ему было во что. Но в каком все виде! Похоже, мой предшественник даже не подозревал, что грязную одежду не нужно вешать рядом с чистой.
Тщетно порывшись, я с печалью констатировал, что надеть мне завтра на работу нечего.
И что же теперь делать?
Оставались антресоли. Пришлось лезть туда. И, к моей радости, я обнаружил там старые коричневые брюки со стрелками, явно от костюма, и голубую рубашку в клеточку (такие, помнится, носили еще при Советском Союзе).
Теперь лишь бы влезть в этот антиквариат.
Влез. В принципе, даже ничего, могу и присесть, и согнуться.
Я пару раз присел, покрутил корпус, с удовольствием констатировав, что хотя это жирное тело приседает с трудом, но колени не хрустят и не болят так, как у меня настоящего. Вот что значит молодость!
С трудом, но я таки нашел утюг – на холодильнике! И тот даже работал. Гладильной доски у Сергея не имелось, пришлось расположиться на столе. Но я преодолел и этот квест.
Последний штрих – обувь. Сергей носил кроссовки невнятного цвета, чья подошва, когда-то белая, теперь была затертого сероватого цвета. Я, как смог, отмыл их, порадовавшись современной моде. Если бы это было во времена моей молодости, когда ходили в туфлях, пришлось бы искать ваксу или гуталин. И вряд ли я нашел бы тут подобные изыски.
А так под краном помыл, щеточкой поелозил – и красота!
Точнее, относительная красота.
Пока занимался одеждой, немного пришел в себя. Спасительная рутина. Обычные, простые действия помогали обрести контроль над ситуацией, сделать хоть что-то понятным и управляемым в этом хаосе.
Зазвонил телефон. На экране высветилось: «Папа». Я замер. Что сказать человеку, которого никогда не встречал, но который считает меня своим сыном?
Звонок прекратился. Затем телефон пиликнул, сообщая о новом голосовом сообщении. Я нажал на воспроизведение.
«Сережа, сынок, как ты? Михаил Петрович звонил… – Голос был старческим, немного дребезжащим. – Говорит, у тебя снова проблемы на работе. Может, заедешь к нам на выходных? Мама пирогов напечет. Поговорим. – Он помолчал, вздохнул и добавил чуть заискивающим голосом: – Мы скучаем, сынок».
Я ощутил странное чувство вины, прям захлестнуло. Хотя это был не мой отец и не я игнорировал его звонки все это время.
Решив отложить этот вопрос до завтра, я продолжил уборку. За кроватью обнаружил початую бутылку дешевого коньяка. Рука непроизвольно потянулась к ней, аж задрожала – тело требовало привычного расслабления. Но я преодолел импульс и вылил содержимое в опустевшую раковину.
Кухонные часы показывали почти полночь. Пора было ложиться – завтра предстоял первый рабочий день в отделении неотложной помощи.
Я уже почти заснул, когда через приоткрытое на проветриватель окно услышал странный звук с улицы. Открыв глаза, прислушался. Звук повторился – отчетливый скрип тормозов.
Подошел к окну и осторожно отодвинул штору. Внизу у подъезда остановился черный внедорожник с тонированными стеклами. Из него вышли двое мужчин, один из которых показался мне знакомым – вроде тот самый, со шрамом над бровью, что приходил за долгом. Они остановились, осматривая окна дома.
Один посмотрел наверх, и я инстинктивно отпрянул от окна.
– Да куда он свалит? – донеслось снизу. – У него ж даже на автобус ща бабла нет, голяк!
– Пусть только попробует… – угрожающе хмыкнул второй. – В этот раз Михалыч ему ноги переломает, если попытается соскочить.
– Да хорош трындеть, просто проверь – и погнали, – огрызнулся первый. – Через неделю вернемся за баблом. Или за его почками.
Они обошли дом и скрылись из виду. Я прислонился к стене, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. Хоть они и дали мне неделю, но явно не доверяли… Черт, машина-то моя на штрафстоянке!
Через минут пять в дверь постучали. Ногами.
Открыв, я увидел обоих коллекторов Михалыча, делая вид, что они меня разбудили.
– Тут он, тля! – облегченно вздохнул тот, что со шрамом на брови, и угрожающе спросил: – Где тачка?
Мопсоподобный взял меня за ворот майки и рыкнул:
– Отвечай!
– На штрафстоянке…
– Че она там делает? – усилил нажим тот.
Внезапно интерфейс Системы вспыхнул перед глазами:
Внимание! Стрессовая ситуация!
Зафиксировано критическое повышение уровня адреналина и кортизола.
Негативное влияние на сердечно-сосудистую систему!
Прогноз продолжительности жизни уточнен: 9 дней 23 часа 58 минут 17 секунд.
Ну мать вашу так, на ровном месте стресс!
– С ментами поговорите, – огрызнулся я. – Мне-то почем знать? Может, нарушал я, не помню.
Мопс отпустил ворот, недоверчиво прищурившись.
– Совсем охренел? – не поверил он. – Ты зачем нарушал?
Шрамобровый положил ему руку на плечо, усмехнулся:
– Ну, ты это, не нагнетай, Рама. И так, видишь, побеспокоили Серого.
– Да, – кивнул я, снова зевая. – Вообще, ребят, вы чего ночью-то явились? Завтра мне людей оперировать, а вы тут…
– Че? – переспросил шрамобровый, словно услышал что-то на китайском.
– Говорю, завтра с утра в больницу, в отделение неотложки. Первый день выхожу. – Я потер переносицу. – А вы меня среди ночи будите. Как я завтра нормально работать буду, если не высплюсь?
Коллекторы переглянулись.
– Ты хирург, что ли? – с подозрением спросил мопсоподобный Рама.
Шрамобровый почесал бровь над шрамом.
– Нифига себе… Хирург. А лох лохом же. Че, прям людей режешь?
– Угу. Так что дайте мне выспаться, завтра я выйду на смену, начну зарабатывать. Неделю вы мне дали. Постараюсь хоть часть собрать.
Мопс шумно выдохнул, явно не ожидавший такого поворота.
– Ладно, хирург. Спи. – Он ткнул меня пальцем в грудь. – Только учти: если попробуешь смыться, Михалыч тебе ноги так переломает, что никакой хирург не соберет. Понял?
– Понял, – кивнул я.
– И тачку со штрафстоянки забери, – добавил шрам. – Продал бы лучше, тля!
– Да куда я продам? – устало усмехнулся я. – Кому сдался этот хлам.
– И то верно, – заржали оба.
И ушли, громко топая по лестнице. Я закрыл дверь, прислонился к ней спиной и выдохнул, уставившись на цифры, медленно отсчитывающие секунды остатка моей жизни.
Похоже, выжить в этой новой реальности будет сложнее, чем я думал.
С этой вдохновляющей мыслью я завалился спать.
* * *
Утро принесло две новости, и обе, как ни странно, не были однозначно плохими. Первая – в мессенджере ждало голосовое сообщение от Михаила Петровича, начальника отделения неотложной помощи, где мне теперь предстояло работать. Сухо и по-деловому он известил о необходимости явиться к Ростиславу Ивановичу для официального перевода.
Вторая – никотиновая ломка обрушилась на меня всей мощью похмельного синдрома.
Голова раскалывалась, руки подрагивали, а во рту стоял отвратительный привкус. Каково это – отказаться от привычки, которой даже не помнишь? Сказать странно – это не сказать ничего. Я смотрел на свои руки, тело, отражение в зеркале, но все это казалось чужим, позаимствованным ненадолго. Вот только здесь и сейчас другого тела у меня не было. Да и этому осталось девять с половиной дней.
Я встал над раковиной и облил голову и шею холодной водой. Это помогло прояснить голову, но не уняло дрожь в руках. Организм требовал никотина, как наркоман – дозы. Я налил себе чашку крепкого чая без сахара – хоть какая-то замена. Мысль о том, что первую рабочую смену в новом отделении придется проводить с такими руками, вызывала профессиональную тревогу. Хирург с тремором – это как пьяный сапер. Второго шанса никому не дается.
Система никак не реагировала на мои попытки ее вызвать. Это тоже напрягало. Выходит, она активировалась только в определенных ситуациях? Или имела собственную волю? Глупо зависеть от инструмента, которым не умеешь управлять, и который управляет тобой.
Я резко почувствовал себя марионеткой.
Точнее, жирной марионеткой-неудачницей.
За окном было пасмурно – плотные серые облака обещали дождь. Такая же хмурая погода царила и в моей душе. Я медленно выпил терпкий чай, обойдясь без завтрака, и собрался на работу. Любой другой, скорее всего, сделал бы бутерброды, но этому телу пока лучше обойтись без хлеба, а то до диабета всего шаг.
На работу пошел пешком. И денег не нашел, и машина на штрафстоянке, и, что самое главное, каждый шаг будет реально продлевать мне жизнь.
Доказательство этому я получил примерно через полчаса быстрой (для Сереги) ходьбы. Система проснулась и вывела:
+1 час 12 минут к продолжительности жизни.
Буквально с каждым шагом к моему существованию прибавлялись секунды, и к моменту, когда я добрался до места работы, обновленный прогноз почти откатился к вчерашним значениям:
Прогноз продолжительности жизни уточнен: 9 дней 21 час…
Девятая городская больница Казани производила приятное впечатление даже на мой искушенный взгляд. Светлое, оранжевое, как апельсин, ухоженное здание с современной пристройкой, обновленной, но сохранившей черты старой архитектуры, а внутри – аккуратные коридоры с ровным, блестящим линолеумом, свежая покраска стен в мягкие, теплые тона. В воздухе ощущался легкий запах чистоты и антисептика – спокойный, внушающий доверие и уверенность в порядке.
