Текст книги "Атомный поезд"

Автор книги: Данил Корецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Настроившаяся было ждать дрезину с краном, бригада ремонтников вмиг заменила злополучную шпалу вручную, кувалды, мелькая как носы дятлов, заколотили костыли, путевой обходчик Гаврилыч поднял зелёный флажок, стрелочник Мишаня приосанился и даже как будто принял стойку «смирно».

Литерный тронулся с места, парни в камуфляжках быстро вскочили на подножки и исчезли в вагонах, поезд резво набрал скорость.

Рабочий люд в оранжевых жилетах проводил его долгими тоскливыми взглядами. От чего им было тоскливо: от небывалого аврала, от монотонного и безысходного бытия, от давления атмосферного столба или оттого, что некоторых застрявший поезд оторвал от традиционной для мужской компании ёмкости с прозрачной жидкостью, способной вмиг развеять тоску и улучшить настроение, – этот вопрос для психолога или непосредственного железнодорожного начальника, сами они не могли разобраться в запутанных лабиринтах собственных душ. Да и, сказать по правде, не были приучены это делать.

– Ну че, пошли? – Мишаня незаметно подмигнул Игорю Ходикову, и тот с готовностью отделился от родной бригады.

– Давайте, дверь не заперта, я сейчас, – сказал Гаврилыч. Через несколько минут они зашли в сторожку путевого обходчика.

– Гля, чего это такое было? – спросил Ходиков.

– Ты ж слыхал: за этот поезд Талубеева сняли. Вместо него Ромашкина поставили, говорят, он так в трубку орал, что у Петровича чуть ухо не лопнуло! Ладно, давай начнём…

Худой, жилистый и прокалённый солнцем стрелочник азартно подцепил видавшим виды складнем крепко насаженную пробку.

– Гля, и впрямь заводская!

– Не, западло, давай Гаврилыча подождём, – не согласился Игорь. – Обидится. Лучше сало пока порежь…

– Сало так сало. Только где он ходит…

Хозяин сторожки в ту же минуту вошёл в дверь. В руке он держал только что вырванные из земли цибули – крупные белые луковицы на жёстких зелёных хвостах.

– Ну и дела! Как раньше, ещё в те времена! Талубеева и Ромашкина сняли, грозятся в тюрьму посадить. С литерным, окаянным, шутки плохи! На-ко, обмой, – он протянул цибули Игорю, и тот, привычно зачерпнув из ведра кружкой, на пороге смыл с них комочки земли и серую пыль.

Потом Мишаня привычно разлил водку в дешёвые пластиковые стаканы и сделал это мастерски – всем поровну и ни капли не уронив на замызганную клеёнку.

– Ну, будем!

Стаканы бесшумно чокнулись. Игорь Ходиков, вечно небритый, лохматый парень лет двадцати восьми, поднял тару на уровень побитого оспой лица, внимательно посмотрел, сглатывая, и быстро выпил, тут же закусив луковицами и неловко пристроенным на чёрствый чёрный хлеб грубо нарезанным салом. Руки у него были в татуировках: перстни, традиционное восходящее солнце и надпись «Колыма».

Мишаня ничего не рассматривал: чокнулся и выпил, а закусил вначале салом, а уже потом заел луком.

Гаврилыч – крепкий, хотя и не первой молодости мужчина с седыми, зализанными назад волосами и огромным, в пол-лица, носом – пил долго, мелкими глотками, потом, полузакрыв глаза, посидел неподвижно, смакуя вкус и послевкусие, как опытный дегустатор.

– А ведь знаете, пацаны, не обманула баба – водка настоящая, из пшеницы, – удовлетворённо произнёс он, внимательно осмотрел толстый ломтик сала, аккуратно и даже с некоторой нежностью водрузил его на ломоть чёрного хлеба и прежде, чем впиться давно не леченными зубами, с удовольствием обнюхал бутерброд.

– Настоящая редко попадается, – поддержал разговор Мишаня.

– А зачем её делать, если и самогонку пьют, и стеклоочиститель глотают, – Ходиков разлил остатки. Вышло по полстаканчика, и все трое огорчённо покрутили головами.

– Надо было, Гаврилыч, тебе у проводников купить, – сказал стрелочник.

– У каких проводников? Это же литерный! – усмехнулся Гаврилыч. – Видел, какие там проводники стояли? Они тебя сразу на голову укоротят.

– Посмотрим ещё, кто кого укоротит, – по-блатному растягивая слова, процедил Игорек. Он сразу изменился: сузил глаза, искривил губы. – А ведь в таком чего-то ценное возят. Вот бы грабануть!

– Гра-а-а-ба-а-ну-уть! – растягивая слоги, передразнил Гаврилыч. – Ты уже пробовал арбузы из вагонов таскать! Мало показалось? А тут тебе сразу пулю засадят…

– Да херня это всё, – скривился Ходиков. – Понты колотят. Пугают народ.

– Херня? – вскинулся Гаврилыч с таким видом, будто услышал личное оскорбление. – А знаешь, что на сто двадцатом километре было? Мужики-охотники из города сидели под насыпью, водочку попивали да разговор тёрли, вот прямо как мы сейчас. А тут мимо литерный несётся, они всегда на полном ходу… А один там такой же борзой, как ты, ружьё вскинул и как бабахнет в борт вагона!

Гаврилыч сделал театральную паузу.

– А там снайпер сидел наготове! Чпокс! И парню этому в голову… Прям промеж глаз засадил!

– Херня! – вновь лаконично повторил Игорек, закуривая и выпуская дым через ноздри. Лицо его вновь приняло обычное выражение. – Слышал я про эту историю. Пуля о корпус срикошетила – и все дела.

– О корпус! От обычного небось не отскочит… Значит, вагон бронированный! – не сдавался Гаврилыч. – Как же ты его грабить будешь?

– Как, как, – скривился Ходиков. – Я-то не собираюсь, мне уже хватило. А вообще-то, скажу я вам, все это очень запросто делается!

– Да не бреши лучше! Ты на Колыме был? Нет! А наколку сделал!

Когда собутыльники начинают сомневаться в лучших душевных свойствах друг друга, дело неминуемо идёт к скандалу. Опытный Мишаня это хорошо знал.

– Ладно, хватит лаяться, пацаны, – вклинился он, хлопнув себя по колену мозолистой ладонью. – Давайте лучше выпьем за дружбу!

– И то правда, – кивнул Гаврилыч, и Игорек с ним согласился. Пластмассовые стаканы бесшумно соприкоснулись.

***

Они были похожи друг на друга, как близнецы. Их так и называли – и начальство и сослуживцы. Оба – высокие, статные, плечистые. Оба с короткими светлыми стрижками и голубыми глазами. Они даже одеты были одинаково. В светлые летние костюмы, которые оба считали пижонскими. Только у одного костюм был светло-серым, а у второго – бежевым. Существовало и ещё одно отличие, позволяющее различать двух атлетических блондинов. У обладателя бежевого костюма имелся широкий косой шрам на шее с правой стороны, и ему не удавалось скрыть эту броскую примету с помощью специально подобранной рубашки с высокой стойкой.

Парни степенно выбрались из салона видавшей виды белой «Волги» без опознавательных знаков и, шагая почти в ногу, целеустремлённо направились к центральному входу в «Ночной прыжок». Сейчас всё здесь выглядело не так, как обычно. Вдоль тротуара вместо навороченных иномарок стояли два скромных «Опеля» с милицейской раскраской, микроавтобус «РАФ» и «УАЗ» с синими милицейскими номерами. На запретном месте косо приткнулся «БМВ» пятой серии с проблесковым маячком над дверью.

Вокруг крутились милиционеры в форме и штатском, всех посторонних старались удалить, лишь несколько изрядно подвыпивших и явно не удовлетворивших потребности посетителей околачивались в стороне, перебрасываясь словами со стайкой девушек, нелепо выглядевших на улице в своих суперсексуальных нарядах.

Близнецов никто остановить не пытался, и они беспрепятственно зашли внутрь заведения. Здесь стоял охранник, который заметно утратил уверенность, но продолжал выполнять свои обязанности.

– Вы к кому? – спросил он Близнецов, намётанным глазом определив, что их «пижонские» светлые костюмы стоят меньше, чем мятые маечки завсегдатаев «Ночного прыжка».

– Стой здесь и никуда не уходи, – не останавливаясь, бросил Влад Малков. – Ты ещё понадобишься.

В холле к ним сразу же подошёл один из наблюдателей, который и сообщил о происшествии. Невысокий, коренастый, с неприметным незапоминающимся лицом, он не должен был открыто контактировать с гласными сотрудниками, но сейчас чрезвычайность ситуации меняла дело.

– По времени всё шло нормально: объект вышел, Марина должна была выйти следом, мы стояли в пределах прямой видимости… И тут вдруг закрутилось: милиция, шум, гам, всех выгнали из бара…

– Зачем? – спросил Ломов. – Это же свидетели!

– Не знаю, – пожал плечами он. – Она в женском туалете на втором этаже. Там работает группа осмотра. Ну, я пошёл?

– Давай. Мы сами доложимся.

Осмотр был в разгаре. Малков предъявил старшему – пожилому следователю прокуратуры служебное удостоверение.

Если оно и произвело впечатление, то внешне это никак не проявилось.

– Ничего не трогайте и не мешайте, – сухо сказал следователь. – Тело было в кабинке, вещи из сумочки выброшены на пол. Все вопросы потом.

Девушка в чёрно-белой одежде лежала на чёрно-белом кафеле. У неё было меловое лицо и чёрный синяк поперёк горла. Как будто талантливый, но патологически жестокий режиссёр снимал сцену фильма, которым замахивался на приз Каннского кинофестиваля. И без того короткая юбка задралась кверху, обнажая узкие кружевные трусики, но на этот раз она не была виновата в таком бесстыдстве… Как и в неаккуратности – белые сетчатые чулки порвались в нескольких местах. Карие глаза широко распахнуты. Безжизненный взгляд устремлён в зеркальный потолок, в котором отражалась вся эта сюрреалистическая картина.

Судмедэксперт диктовал, криминалист фотографировал, следователь писал, положив бланк на твёрдую папку. Двое в штатском, очевидно, оперативники уголовного розыска, складывали в пакет вещи: ключи, пудреницу, презервативы.

– У неё был телефон, – сказал Ломов.

Сыщики пожали плечами.

– Всё, что было, – вот здесь.

Диктофона тоже не оказалось.

– Нашли свидетелей?

– Нет. Тут собирается публика, которая не любит давать показания. К тому же всех выгнали до нашего прихода.

– Пальцы остались? – спросил Малков у криминалиста.

– Вряд ли. С тела не снимешь, а вещи он не трогал. Впрочем, в лаборатории проверим.

– Пошли, Влад, – сказал Ломов. – Ты раньше бывал в женском туалете? Я – впервые. Чего ты такой угрюмый?

– Маринку жалко.

В интонации Малкова его напарник уловил горестные нотки. Вроде незаметно для внешнего восприятия, но всё-таки голос слегка дрогнул. Влад прищурился, закурил и глубоко затянулся. Выпустил дым под потолок.

– Ты её лично знал?

Влад кивнул.

– Немного. Хорошая девушка, – и после короткой паузы добавил: – Была.

– И красивая, – поддержал его напарник. – Жаль. Честное слово. А все из-за этой гадюки!

– Я его раздавлю, – выругался Влад. – Пойдём с местными поговорим.

Охранник стоял на месте, рядом с ним ожидал худощавый подтянутый человек в очках, с отблескивающими иридиевым напылением стёклами.

– Я старший менеджер, – с акцентом представился человек. – Какие у вас вопросы к нашему служащему?

– Почему вы выпроводили всех посетителей? Они ведь нужны для следствия! – напористо спросил Влад.

– У нас частный клуб. Мы не уполномочены вести полицейские процедуры. Но мы обязаны ограждать покой наших гостей.

– Даже если среди них убийца?

Менеджер развёл руками. Держался он очень спокойно, как человек, уверенный в своём будущем.

– Мне очень жаль. Повторяю, мы не ведём расследований.

– Вы иностранец? – спросил вдруг Толик.

– Да, я гражданин Федеративной Республики Германия, – с достоинством ответил тот.

– Ладно, это потом… Нам нужна плёнка видеоконтроля посетителей. За целый день.

Дорогие очки отрицательно качнулись из стороны в сторону.

– Я объяснил: у нас частный клуб. Милиция не может вмешиваться в личную жизнь наших клиентов. Нужен судебный ордер!

Терпение оперативников лопнуло, сдержанная вежливость испарилась.

– Мы не милиция, мы – госбезопасность! – капитан Малков привычно поднёс к синеватым стёклам раскрытое удостоверение. – У вас действительно частный бордель, но страна пока что не частная. Её вы не приватизировали. Поэтому сейчас мы заберём плёнку, а потом вы предъявите вид на жительство и поедете с нами.

Госбезопасность уважают до сих пор. Особенно иностранцы. Менеджер дрогнул.

– Плёнку вы можете взять под расписку. И вид на жительство покажу, он у меня в порядке. Но если вы захотите меня арестовать, то вначале вызовем моего адвоката.

Через несколько минут плёнка была у оперативников.

– Ладно, на сегодня хватит, – сказал Влад и похлопал менеджера по плечу. – Живи пока… Но помни, что я сказал! Страна не продаётся!

На лица оперативников вернулась прежняя вежливая невозмутимость и бесстрастность.

– Отзвонись шефу, Толик, он должен докладывать генералу. И поехали, посмотрим плёнку.

Ломов достал мобильник и нажал кнопку прямого вызова.

***

Полковник Смартов осторожно спрятал трубку в карман и перевёл усталый взгляд глубоко посаженных глаз на сидящего во главе стола генерала Мезенцева. Для своих сорока четырёх лет и сидячей работы Смартов выглядел отлично: ни избыточного веса, ни синевы под глазами, ни облысения. Даже морщин на лице не было. Генерал, только перешагнувший пятидесятилетний рубеж, на вид годился ему в отцы: лысый, толстый, страдающий диабетом и стенокардией. Может быть, поэтому, может, в силу других причин, но сегодня он смотрел на подчинённого довольно раздражённо.

– Что там? – брюзгливо осведомился генерал и выпустил сигаретный дым в сторону фаната здорового образа жизни Смартова. Сегодня он был очень недоволен – то ли жизнью вообще, то ли конкретно подчинённым, докладывающим неприятные вещи.

– Она мертва, – не отворачиваясь, сказал полковник. – Улик никаких нет. Диктофон и мобильник с камерой пропали. Близнецы изъяли плёнку видеоконтроля на входе. Попробуют что-нибудь раскопать.

– Значит, эта гадюка Фальков с кем-то встречался, – помолчав, изрёк Мезенцев. – Иначе бы её не убили.

– Логично, – кивнул Смартов.

– А ваши люди не отследили контакт, не зафиксировали его и допустили чрезвычайное происшествие – смерть нашего негласного сотрудника!

Полковник опустил голову. Любую ситуацию в наши дни можно оценить и как победу, и как поражение. Причём с одинаковой убедительностью. Всё зависит от того, как надо её оценить.

Сейчас направленность мышления генерала стала совершенно очевидной. Он готовит козла отпущения.

– Мы поправим дело, товарищ генерал! – как можно увереннее сказал он. Потому что другого выхода у него не было.

***

За преддипломную практику в войсках Кудасов получил отличную оценку, Коротков – такую же, Глушак и Смык – по «четвёрке». Это были предпоследние оценки в училище. Оставалась ещё защита диплома, а потом оценивать молодых лейтенантов будет сама жизнь. Которая вроде бы должна быть объективной…

В конце дня курсантов отвезли в гарнизонное ателье на примерку парадной офицерской формы. Отражение в зеркале понравилось всем без исключения. Золотые звёздочки на золотых погонах придавали мальчишкам совсем другой вид. Они становились взрослее, мужественнее и, конечно же, красивее.

– А не пойти ли нам, товарищи офицеры, испить пивка? – бодро спросил Коротков, когда лейтенанты опять превратились в курсантов.

Его широкоплечая массивная фигура, которая в сибирском лесу вроде бы сморщилась и усохла, вновь набрала силу. Город на него действовал положительно. Именно здесь он всегда улыбался и никогда не унывал. На практике он был весел только однажды: когда выпил спирта. Сейчас он вновь находился в отличной форме. Аккуратная стрижка, ровный пробор, старательно зализанные волосы в солнечных лучах поблёскивали от бриолина. Блестели и зелёные, как у кота, глаза. И роль лидера и заводилы, утраченная было в жёсткой обстановке ракетного толка, вернулась обратно. Во всяком случае, он очень хотел её вернуть.

– Если денег нет, я угощаю!

– Пойдём! – из-за массивной спины Короткова проворно вынырнул Боря Глушак. Последний был, в противовес Андрею, маленького роста, щуплой комплекции, с заискивающим выражением в карих зрачках.

– Если Саша пойдёт, то и я пойду, – сказал командир учебного взвода старший сержант Коля Смык. Он был чуть выше Короткова, но, в отличие от грузного, склонного к полноте генеральского сына, обладал атлетической спортивной фигурой.

– Пойдём, – хмыкнул Александр. – Я и сам за себя заплачу.

– А куда? – озабоченно спросил Глушак.

– Пошли в «Гиннесс», – предложил Коротков. – Там хороший выбор пива, и раки, и рыбец, и шемайка…

«Гиннесс» тоже был дорогим местом, и идти туда Саша не хотел.

– В «Гиннесс» нельзя, – резонно сказал Смык. – Мы же в форме. Сразу патруль заметёт!

– Да, точно, – согласился Андрей. – А через две недели и в форме сможем заходить в любой кабак!

– Прям-таки! – не согласился Глушак. – А на какие бабки?

Они шли по пешеходному бульвару. На спинках скамеек, поставив ноги на сиденья, сидели десятки молодых людей. Почти все пили пиво прямо из горлышек бутылок. Девушки не отставали от юношей. Пустую тару бросали здесь же, на газон.

– Давайте и мы точно так же, – кивнул на одну из скамеек Андрей.

– Только не здесь, давай зайдём в парк, – сказал Кудасов. – Спрячемся за кустами.

– Это перестраховка, – снисходительно усмехнулся Андрей. – Пиво сейчас в почёте. От него и умными делаются, и красивыми, и работают хорошо. Не догадались ещё придумать, что оно помогает хранить военную тайну и добиваться успехов в боевой подготовке. То-то был бы успех в армии!

«Да, от такой рекламы отец бы вообще с ума сошёл!» – подумал Саша.

Через некоторое время четверо курсантов сидели на нижней аллее парка имени Пушкина и отхлёбывали из поллитровых бутылок.

– Слышь, Андрей, а за что ты «пятёрку» по практике получил? – неожиданно спросил Смык.

– Откуда я знаю! Что поставили, то и получил.

– Нет, вот с Сашком всё понятно: он и рассчитывает траектории точно, и пахал за двоих, даже в бункере сидел. А ты делал всё то, что и мы с Борькой. Да ещё и считал хуже. Только мы получили «четвёрки», а ты «пятёрку». Почему это?

– Да не знаю я! Чего ты ко мне пристал?

– А насчёт Еремеева ты с отцом поговорил?

– Какого Еремеева?

– Прапорщика рыжего, который нас спиртом угощал.

– Ещё чего! Стану я из-за такой ерунды папашке голову забивать!

– Ничего себе ерунда! У него от этого вся дальнейшая жизнь зависит. И потом – ты же пообещал, он ждёт…

– Не будь дураком! Кто за полстакана спирта такие вопросы решает? Он все правила нарушил! А я пообещал, чтобы отвязаться. Кто это всерьёз воспринял? Так что мы квиты.

Командир отвернулся.

– Квиты, говоришь… Только когда я служил срочную, у нас за такие вещи «тёмную» устраивали.

– Чего это вы сцепились? – вмешался Кудасов. – Лучше скажи, Андрюха, по секрету, куда поедешь служить? Небось уже все знаешь?

– А чего тут не знать, – ухмыльнулся Андрей. – Только не думайте, что сразу к отцу под крыло. Так только дураки делают. Надо сначала карьеру выстроить, фундамент личного дела заложить. Так что придётся в полк пойти. Не в лесной, конечно, и не под землю. В средней полосе тоже есть где служить. Перетопчусь как-нибудь три года.

– И кем же ты хочешь служить?

– Вначале в штабе кем-нибудь. Хоть помощником оперативного дежурного. А потом старшим смены или расчётчиком. Эти должности дальнейший рост обеспечивают.

– Ни фига себе! – Кудасов отставил бутылку. – Ты же считать не умеешь!

– Ну и что… Кому они нужны, эти расчёты? Люди десятки лет считают, а что толку? Все в корзину идёт. И я так же посчитаю!

– А если учебно-боевой пуск?!

Коротков спокойно допил своё пиво.

– Тогда в полк столько спецов нагонят, найдётся кому расчёты сделать!

Кудасов покрутил головой.

– Ну, ты даёшь! А если война? Если настоящий боевой запуск?

– Тогда за промах спрашивать некогда будет. И некому. Да и не с кого.

Андрей отбросил бутылку.

– Чего вы все на меня набросились? Про себя лучше расскажите!

Глушак шмыгнул носом.

– У меня диплом с отличием. Зайду первым, может, чего-то приличное и вытащу…

– А я возьму, что дадут, – сказал Смык. – У меня-то волосатой руки нет.

– А ты, Санек, что думаешь?

– А чего тут думать… Я и под землю могу залезть. Вот только…

– Что только? – живо отреагировал Андрей.

– Я же жениться надумал. А Оксанке это вряд ли понравится.

– Товарищи офицеры, – командным голосом начал Коротков. – А может, нам водочки тяпнуть?

– Грамотно, товарищ лейтенант, – с показной почтительностью кивнул Боря Глушак. – Если за ваш счёт, то я готов!

– А я уже сыт всем этим по горло! – Смык встал.

– Я тоже – пас, – поддержал товарища Кудасов.

Они пошли по нижней аллее, Коротков долго смотрел им вслед.

– А ведь они завидуют мне! Нам с тобой завидуют, Боря! Вот ведь как жизнь оборачивается!

В голосе его была искренняя обида.

***

– Эй, милок! – скрипучий старушечий голос вкрадчиво проник в затуманенное сознание Ладынина. – Просыпайся, тут к тебе пришли!

Виктор открыл глаза. С трудом сфокусировал взор на изборождённом морщинами лице Бабы-яги с метлой в руках. Мгновением позже пришло осознание того, что он лежит на больничной койке, а бабушка в давно не стиранном белом халате держит не метлу, а швабру.

За ней стоял средних лет милиционер с папкой под мышкой. Он деловито приставил к кровати стул, уселся с привычной основательностью, достал какие-то бумаги и только потом взглянул на забинтованного парня.

– Здорово, герой! Я участковый, капитан Вершинин, веду дознание по твоему делу. Как себя чувствуешь?

– Внутри все гудит, – вымолвил Виктор. – Я как трансформаторная будка. И слабость. А боли не чувствую.

– Будка говоришь? Бывает. Ну, рассказывай, как всё было.

Виктор поднял свободную руку, дотронулся до бинтов на голове. Вторая рука была закована в гипс.

– Мотоцикл цел? – озабоченно спросил он.

– Во даёт! – капитан обернулся к санитарке, как бы приглашая её в свидетели. – Чудом на этом свете зацепился, доктора говорят, в рубашке родился, мог без руки остаться, а то и вообще копыта отбросить от кровопотери! А он про мотоцикл спрашивает!

– Так что с мотоциклом? – как зацикленный повторил Ладынин.

– Вдребезги твой мотоцикл! – с лёгким удовлетворением сообщил участковый. – Только в металлолом годится. Так что больше не будешь пьяным гонять…

– Да я трезвый был! Гнал на приличной скорости, а тут шлагбаум опустился… Ночь, тишина, поезда не слышно – я и решил, что успею проскочить. И тут как из-под земли – состав! Я не успел затормозить, так в него и влетел…

– Во сколько это было? – капитан деловито писал протокол.

– В десять, наверное. То есть в двадцать два. Или чуть позже – в двадцать два тридцать!

– Так-так… Что дальше было?

– Дальше ничего не помню…

– Так я и знал! – удовлетворённо сказал капитан Вершинин. – То есть думаете, что вы самые умные? Устроили простенькую имитацию и всех обдурили, а виноватого выгородили?

– Кого обдурили? Кого выгородили? Какую имитацию?

– Выгородили того, кто тебя сбил. Обдурили следствие. А имитация очень примитивная: положили тебя возле рельсов, рядом мотоцикл разбитый – и думаете, что всё в порядке!

– Погодите, погодите, я один был! И никого не выгораживаю! Как было, так и рассказываю…

Капитан отложил протокол.

– Ладно, Витя, давай по душам поговорим. Ты на идиота не похож, да и меня идиотом не считай. Вот смотри, что получается: если бы ты столкнулся с поездом, от тебя бы остались рожки да ножки, – это раз! С двадцати двух до двадцати трёх через полустанок ни один поезд не проходил, – это два! Там как раз в то время молодёжь гуляла, и никто тебя не видел, – это три! К нам позвонили около трёх ночи и сказали, что на переезде лежит раненый, причём лежал ты не на шпалах, а на носилках, прооперированный, в гипсе, с выпиской из больничной карты, – это четыре! Ну, подумай сам, если даже возле тебя мотоцикл искорёженный положить, – кто поверит в твою историю?

Ладынин приподнялся с подушки.

– Кто же это все, по-вашему, устроил? И самое главное – зачем?

– Объясняю для непонятливых. Номер на мотоцикле Тиходонского края, наверняка угнанный. Вы с дружками гоняли по окрестностям пьяными, кто-то тебя своей машиной и сбил. Запахло жареным. Тебя отвезли в больницу, а после операции выкрали, отвезли к рельсам, мотоцикл под товарняк бросили и потом рядом с тобой положили. Осталось в милицию позвонить – и всё! Непонятно только, откуда выписку больничную взяли… Почерк явно женский – красивый, округлый… Ну да это мы выясним, сейчас как раз больницы проверяем. Может, ваша девчонка там медсестрой работает…

Перебинтованный парень бессильно вытянулся.

– Да мои слова легко проверить! Вечером я поехал в Чепраново, на дискотеку. С девушкой своей, Юлей зовут. Спросите, она подтвердит! Там мы с ней поссорились, потому что танцевала со всеми подряд, я обиделся и уехал, около десяти, совершенно трезвый! Расстроенный, правда, был, может, потому все и получилось… А где-то в десять тридцать влетел под поезд на разъезде в Каменоломнях…

– Подожди, браток, ты говори, да не заговаривайся! – Капитан Вершинин встал и нагнулся над пациентом, заглядывая ему в глаза. – Какое Чепраново, какие Каменоломни? Где это?

– Как где? В Тиходонском крае, естественно! Я там живу и мотоцикл там зарегистрирован, потому и номер тиходонский! Чего-то вы меня все путаете…

Участковый щёлкнул пальцами и прошёлся по палате.

– И где ты сейчас, по-твоему, находишься?

– Откуда я знаю… Наверное, в Шахты отвезли…

Капитан прошёлся по палате ещё раз.

– Дело в том, что нашли тебя на Безымянном разъезде в Воронежской области. Это добрых триста километров от твоих краёв. И ты сейчас в Митрофановской районной больнице. А я работаю в Митрофановском РОВД и Тиходонский край, естественно, не обслуживаю. Что ты на это скажешь?

Виктор Ладынин закрыл глаза. Внезапно перед ним возникло видение: круглая слепящая лампа, красивое женское лицо, мягкий успокаивающий голос…

– Что я могу сказать… Что знал, рассказал. Влетел в поезд на полном ходу. Показалось даже, что прошёл насквозь металлическую обшивку и оказался внутри…

Капитан Вершинин озабоченно собрал документы.

– Ладно, братишка, похоже, что ты не врёшь. Наверное, и вправду сильно головой треснулся. Но непонятного тут много. Будем разбираться…

Разбирательство ничего не дало. Через две недели Виктор Ладынин вернулся в родной посёлок Глубокий, из которого так неудачно выехал на дискотеку. Впрочем, история закончилась для него благополучно: операция была проведена качественно, и рука срослась нормально, постепенно прошли головные боли.

Но до конца жизни Виктор Ладынин рассказывал, как после столкновения с поездом его, истекающего кровью, подобрала «летающая тарелка», инопланетяне спасли ему жизнь, вылечили и вернули на землю, но в другое место, как часто в таких случаях бывает. Энтузиасты всего необычного ему верили, тем более что Юля многие факты подтвердила. Скептики на то и скептики, чтобы во всём сомневаться. Но когда через несколько лет Ладынин выиграл в «Бинго» триста тысяч долларов, приписав своё везенье благотворному воздействию инопланетян, то и скептики задумались.