Текст книги "Железная мистерия"
Автор книги: Даниил Андреев
Жанры:
Драматургия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Акт 7. Гефсимания
Крипта, едва различимая в темноте, кажется опустившейся глубже. Выше нее все укрыто мраком. Оттуда, из Небесной России, льются голоса, но тьма редеет лишь минутами и лишь настолько, чтобы световые очерки Великого Собора и Предстоящих вокруг него казались еле видимыми сквозь густой туман.
Голос Яросвета
Прежде вступления молящихся множеств во храм,
Сосредоточим себя
на общении сердца с Христом.
Старший из святителей на лестнице собора
– Сердца имеем горе!
Яросвет
– Мироздания лоза нетленная,
Солнце праведных,
Бог —
Сын!
Состраданием во всей вселенной
древле распятый
Бог —
Сын!
Цепь закона преодолевающий
изнутри
Бог —
Сын!
Плоть исконную преображающий
в блеск зари,
Бог —
Сын!
Примиряющий, вочеловечившись,
двух врагов,
Плоть —
Дух!
Устремляющий в лоно Вечности
из веков,
Путь
Двух!
Поднимая к Твоим обителям
нашу скорбь,
Взор,
Слух,
Русь Небесная ждет наития
Твоих сил,
Наш
Друг!
Клир
Боже великий! Бездна видна!
Мукам нет дна.
Скорби нет дна!
Голос Императора-Искупителя
Умножать ли борьбу нам
с мощью воинств багровых,
Совмещая усилья
с силой ярых во зле
Уицраоров чуждых,
мир повергнуть готовых
В непроглядное горе
там внизу, на земле.
Клир
Имени нет
горю тому!
Бою тому!
Мраку тому!
Император-Искупитель
Иль отбросить оружье,
этим силы утроив
Уицраора Жругра
в его жгучей крови,
Чтоб враги его царства
отступили без боя…
Выбор страшен, о, Боже.
Укажи! Вдохнови!
Клир
В Вышнюю Русь
сумрак проник,
Холод проник,
Ужас проник.
Старший из святителей
Твою помощь в бою с Погибелью
Молим все.
Твоей Правды при грозном выборе
Молим все.
Мимошествия бури близкой
Молим все!
О кромешной стране Российской
Молим все!
Клир
– Господи! Помилуй!
Святитель
От мора, голода ее, от обнищания
Защити!
От властелинов с печатью Каина
Защити!
От лжезаконов их беззаконных
Защити!
От кар и казней многомиллионных
Защити!
Клир
– Господи, помилуй!
Святитель
От оскудения рек духовности
Оборони!
От моря ненависти, от смерти совести
Оборони!
От суховеев с пустынь порока
Оборони!
И от рабствования духу Мрака
Оборони!
Клир
– Господи, помилуй!
Защити ее нами, нашим бденьем бессонным;
Белый камень устоя
в жарких душах восставь!
Серафимов, архангелов,
верных даймонов сонмы
На пресветлую помощь
в наш Град
направь!
Святитель
Поругание
народом русским
чужих святынь
Предотврати!
Расширение
им духовных,
злых пустынь
Предотврати!
Дрожащих стран
им покорение
под Цитадель
Предотврати!
И тиранствование
над народами
всех земель
Предотврати!
Клир
– Господи, помилуй!
Нет утешенья в радугах рая,
Нет утоленья
в криницах его,
Если видим:
становится
Россия земная
Открытой дорогой
князю мира сего.
Святитель
От темных пастырей, от предтеч его
Огради!
От пришествия его во человечестве
Огради!
От кощунственного его чествования
Огради!
От захвата им мировластвования
Огради!
Клир
– Господи, помилуй!
Святитель
Если же путь его неуклонен
и неотвратим,
Если трон его в человечестве
предрешен —
Сокращению жертв и сроков
научи!
Неимоверные муки мира
облегчи!
Рыцарь-монах
Муку выбора
полной чашей
Перед нами
судьба поставила!
. . . . . . .
Не отринь же молений этих,
Что текут Тебе с нашей паперти:
О младенцах, о малых детях,
И об огненной
боли матери;
И о тех, кто еще не плачет,
Кто не видит горя встающего,
Тропам чьим конец предназначен
В необъятных пожарах грядущего!
Голос Навны
О плавающих{51},
о затерянных
меж двух непроглядных зол;
О плачущих,
неприласканных,
неутешенных;
О канувших
нераскаянными,
неоплаканными в шеол;
О гибнущих,
о расстрелянных,
о повешенных!
И о тех,
кому жребий вынется —
сгинуть в пламени,
пасть в крови,
Тех, кто бросится
в хляби времени
непроглядного —
Укрепи меня!
Облеки меня
властью милости
и любви
Против бурного,
против черного,
беспощадного!
Тихий голос из Мировой Сальватэрры
Мои бедные! Зол обоих
Сам Отец
не предотвратит.
И укрыться
от муки Выбора
В мире некуда.
Яросвет
Тогда мне вынести
всепепелящую
мою тоску
Дай сил!
Что искупается
великим трауром
вина всех вин —
Дай знак!
Что завершается
век уицраоров,
о Божий Сын,
Дай знак!
Что предвещается
за бурно-водными
годами – тишь,
Дай знак!
Что брак мой чаемый
с Душой Народною
Благословишь —
Дай знак!
. . . . .
. . . . .
Голос из Мировой Сальватэрры
Силы – в тебе.
Право – пойми.
Знаком
свободу не связываю.
Тишина.
Яросвет
Слышишь ли, Запад?
Слышишь ли, Юг?
Душит заклятый круг!
Еле сквозит, как синь за огнем,
День
за завтрашним днем…
Отдаленные голоса демиургов
Первый
. . . . .
Второй
Не о пепелище, Яросвет,
Не о всесожжении молись:
Дальше – обетованный рассвет,
Выше – ослепительная высь!
Третий
Ведать не дано нам, для чего
Избран ты, но духи и земля
Ждут, что донесется торжество
К ним из запредельного Кремля.
Всеобщее молчание.
Второй удар колокола.
Голос старшего из святителей
О сокращении
жертв и сроков,
снегов и пламени —
Молим все!
Об умягчении
пути загробного
жертвам времени —
Молим все!
Обетованных
подъемов горних
им в лоно света —
Молим все!
О браке жданном
Души Соборной
и Яросвета —
Молим все!
Клир
Из эфирного золота
несравненными лирами
Семь веков окружали мы
созидаемый храм:
Зазвенеть их заставят
лишь архангелы крыльями,
Весть о браке напутствую
по мирам и мирам.
Святитель
Выражение
Предвечной Женственности
в их дивной Дочери
Благослови!
Ее рождение
в живой пространственности
Руси Полночной
Благослови!
Да будет плоть Ей —
всечеловеческое
земное братство:
Благослови!
Да станет кротостью Ее
просвечено
земное царство:
Благослови!
Клир
От ясного детства
до мудрого старчества,
В семье и содружествах,
в трудах живых,
Да станут вседневным
Бого-сотворчеством
Деянья людей
и дыханья их!
Святитель
Мы Розой Мира
зовем то зодчество;
все страны, грады все
Заблещут в ней:
Духо-веселие,
Бого-сотворчество,
миро-сорадование
Грядущих дней.
Жизнь просветленна
в трудах и праздниках,
в игре, хвале, —
То впереди
Предвозвещённое
блаженство праведных
на всей земле,
Гряди! гряди!
Яросвет
О, Родник сострадания!
Вечно-чуждая гнева!
Вновь звучат Тебе гимном
все чертоги души, —
Нет, не имя – лишь слово
Госпожа-Приснодева,
Как в старинных преданьях
повторять разреши!
Все приму: воздаянье
вечной стужей и мраком,
Лишь улыбкой надмирной
просквози в этот край,
Не снимай благодати
с предрешенного брака,
Путеводного взора
с наших душ не снимай!
Пусть – ни солнца, ни рая,
ни жезла, ни короны,
Пусть до дальних низовий
ураган, мятежи, —
Прав ли я, отвергая
древний долг обороны,
Попуская День Крови?
Отзовись! Укажи!
Весь Синклит и все воинство
Все созвездия зиждущая
Красотой совершенной.
От возмездия милующая
Дева-Матерь вселенной!
Всех сердец утешительница
Неоскудной любовью!
Всех ночей озарительница —
Отзовись славословью!
Ответ из запредельных сфер, не вместимый ни светом, ни звуком, прикасается к Мировой Сальватэрре [15]15
Мировая Сальватэрра – высший из миров Шаданакара, обитель Планетарного Логоса.
[Закрыть], преломляется – низливается к куполам храма в Небесном Кремле и дробится на множество блистающих радуг.
Яросвет – Рыцарю-монаху
Был ты в жизненном следовании
Всеблагою привечен;
Строг в Ее исповедовании,
Ее розой отмечен, —
Помоги же разгадыванием
Тайны, явленной в знаке,
Утоли меня радованием
О взыскуемом браке!
Рыцарь-монах
Демиурга ль могущественного
Человек прозорливей?
Отзвук мира Божественного
Невмещаем во слове;
Речь немеет, истаивающая
В приближении к раю…
Тщетно мыслью расслаивающей
Тайну в звук облекаю.
Радуги медленно меркнут, но одна осеняет лоб и грудь Рыцаря-Монаха.
Лишь одну отраженную
Мысль вмещаю словами…
Говорит Всеблаженная:
– Выбор сделан – другими:
Все, благое и злое,
Брат твой бросит огню.
Взор с тебя не снимаю.
Твою Дочь осеню.
Глубокая тишина.
Старый священник в крипте
Ныне отпущаеши
раба твоего, Владыко,
по глаголу Твоему,
с миром.
Тихо и медленно начинают гудеть все колокола Собора.
Яросвет
Так взойдем к созерцанию
Изначального Логоса
Перед спуском Синклита
К бою в темный Друккарг.
Третий удар великого колокола.
Слышно, как распахиваются двери, и внутреннее пространство храма Солнца Мира на миг приоткрывает свою звуковую жизнь. Поднимающаяся волна невыразимого напева ангельских клиров начинает медленно удаляться, как бы заслоняясь новыми и новыми средостениями, словно горная вершина, все ледники и фирны которой зазвучали в едином сверхчеловеческом гимне, удаляется, уплывает, возносится ввысь.
В катакомбах тишина.
Даймон
Встаньте. – Такие служенья
Неприкосновенны для слуха:
Они разорвали бы сердце
У бедных детей земли.
Голоса в крипте
Друг наш! Неизреченно
Испытанное душою:
Теперь начинает брезжить
Каждому
его долг.
Неизвестный
Не знаю, чем я достоин
Видеть и то, что видел,
Слышать и то, что слышал —
Бликами…
как зыбь волн,
Даймон
Когда, младенцем, ты спал
в зыбке,
Тоскуя в смутном земном
сне,
Сам Яросвет твой подъем
зыбкий
Измерил, счел и вручил
мне.
Твори! Готовься к иным
севам!
Уж стены тюрем грозят
пасть,
И те из вас, кто силен
гневом,
Возьмут горчайшую из нош —
власть.
Когда ж умолкнут кругом
грозы
И поколенье пройдет,
мы
Спуск лучезарной, твоей
грезы
Благословим в глубину
тьмы.
Иных побед и другой
славы
Перед тобой расстелю
плат,
Чтоб дни склонялись, как ниц
травы,
У ног твоих, наш земной
брат!
Вся помощь рая – в твоей
силе,
В судьбе – народных судьбин
суть,
И Млечный Путь
в небесах России
Глядит, как пастырь, на твой
путь.
Неизвестный
Но что я должен?
К чему назначен?
Что, кроме песен, доступно мне?
Даймон
Ты – тот, кто принял
в зените ночи
Весть о грядущем с высот
дне.
Ты утвердишь мировой
град свой —
Не гнет державный, но мощь
скреп,
Что свяжут мир круговым
Братством,
Живым, как воздух,
простым, как хлеб.
Голос Ректора
Друзья! Наш старый священнослужитель
Умер.
В катакомбах замешательство.
Он скончался, преклонив колена,
Смертью праведных.
Одна за другой тают звуковые преграды, защищавшие катакомбы со всех сторон. Гул машин с поверхности города передается по вздрагивающим земным пластам. Сквозь него прорываются отдельные выкрики: там, волею Автомата, подготавливается новое потрясение умов.
Акт 8. Спуск
На городских часах только что пробило десять. Это поражает; течение времени кажется замедлившимся необычайно. Звуки, достигающие, до катакомб, расслаиваются. Монотонно гудят под городскими кварталами! установки засекреченных заводов.
Ясно слышатся низкие, басовитые голоса работающих в самом глубоком этаже:
– Носим антрацит, носим,
– Втащим, раскачаем, бросим,
– Месиво в котлах месим,
– Гипер-циклотрон высим.
Не так отчетливо звучат баритоны из кабинетов и лабораторий:
– Рефикс…. позитрон… Точно!
– Надо их дослать кучно.
– Этот вел себя склочно…
– Дайте ваш приказ зычно!
Из надземных этажей долетают лишь реплики бодрых теноров, в интонациях чувствуется приподнятость настроения и даже резвость:
– Лампочки в софит… Браво!
– Ту – на сантиметр вправо…
– Лучше бы… чуть-чуть… криво.
– Эврика! Совсем ново!
Собравшиеся в крипте сосредоточены и молчаливы. Недавно пережитое заметно сплотило участников, сгустило серьезность в их настроении.
Молодой интеллигент
Закончилось странствие
Хранителя-старца:
В другие пространства
Отпущено сердце…
Ректор
А мы предоставлены
Игре отражений…
Кем будет возглавлен
Ход наших служений?
Девушка
Тем из нас, кто внимал
первым
Звону истинного Кремля;
Чьи созданья
голубым перлом
Светят, горе нам убеля.
Неизвестный молчит, но Голос его Даймона теперь улавливают минутами и другие собравшиеся.
Крест ответственности,
груз знания
Вправе взять теперь только ты.
Неизвестный
Но пора ли? Ведь накануне я
Как слепец бродил сквозь пласты,
Я скользил, плутал, а ты видел,
Обо мне скорбя, как в былом
Создал я свой тотем, идол
Из забавы добром и злом,
До сих пор не забыть
песни,
Что влекла меня внутрь, вниз,
И все круче был спуск, отвесней,
К тем берлогам, что спят
в нас.
Даймон
Молодой интеллигент
Успеть ли? Покой – лишь краткий
отрезок
На темном и бурном шелку
эпох,
И кажется всем нам: час боя
близок,
Час неба и ада,
Гагтунгр и Бог.
Успеем ли слышать – сквозь слух героя
Творящееся на потаенном дне?
Даймон
Лишь духом сойдет он. Вдвое и втрое
Я сокращу ему путь в глубине;
Но в этот последний час перед боем
Он видеть обязан все до конца,
Чтоб вынести умудренной душою
Гнет венца.
Ректор
Этот гнет вынес бы, не колеблясь,
Я и с той мудростью,
что теперь.
Даймон
Если ты понял ту область,
О которой речь – друг, не спорь:
Что ты можешь знать об ученье,
Низводимом к вам
сквозь него,
О грядущем тройном венчанье
Брата младшего твоего?
Ректор молчит.
Шумы города начинают удаляться.
Неизвестный
Вот, спускаюсь…
К плотному камню
Не притрагивается нога,
Будто в лоно материка мне
Спуск распахивается…
Река,
Пустыри… пустыри… – Пятна
Фонарей…
Даймон, слышишь —
совсем внятный
Голос мрака?
Даймон
Слышу. Бодрей!
Это – только Порог Жизни
Человека. – Будь смел. Иди.
Неизвестный, отрывисто и глухо
Тороплюсь… Но душно! Скорее
Сквозь преддверие проводи.
Даже отблеска фонарей
Нет в воде…
Хриплый напев старческого голоса
Медленно лижет земную породу,
Зыблется топкое тло…
Вязкую, тяжкую, плотную воду
Глухо колышет весло.
Узкий причал мой блюдут издалека
С черных окрайн фонари —
Злые молчальники, стражи потока,
Светочи – нетопыри.
Вязок и медленен ток Ахерона,
Нем с неподкупным слугой…
Неизвестный
Даймон, какие кромешные страны!
Что за угрюмый покой…
Тишина.
Близкие всплески весел.
Даймон
В этом челне воздержись от движенья,
Зоркость утрой…
Господи! Помоги возвращенью,
Силы даруй.
Неизвестный
Я готов. Я должен. Но смертная
Леденит мою кровь тоска…
Ночь плотнеет? Здесь – тьма спертая,
Несдвигавшаяся века…
Даймон
Сердце того, кто выйдет на берег
Этих отверженных стран,
Испепелится, и дух его горек
Станет, как сам Ахерон.
Голос перевозчика, глухо
Взад и вперед – неподвижно движенье,
Плотные волны – все те ж…
Вечная полночь! Избавь от служенья,
Сном непробудным утешь…
Тишина.
Теперь крипта представляется высоко вверху, превратившись в неясно светящееся пятнышко. Посвистывает ветер.
Даймон
Ты видишь?
Неизвестный
Не знаю… Я чувствую
Смещение координат,
Томящее головокружение…
Неясность пути назад…
Немыслимое сооружение —
Нет, кажется, груды гор…
Пульсирование их и движение,
Как чаш под грузами гирь…
Даймон
Не с той ли, быть может, громады могучей
Когда-то услышал ты пенье?
Неизвестный
Но голос тот был и пьянящ и летуч,
И смутен, как нежная тень…
Даймон
Что же пела она?
Неизвестный
Не знаю… Слова напрасно ловлю,
До сознанья лишь стих долетел:
«Нищ твой удел —
Стать на краю,
Робко взирающим в пропасть мою:
Не на краю —
Лишь в глубине
Горшей из бездн
причащаются мне».
Пауза.
Помню образ: «Здесь, за Ахероном,
Охраняя тайный мой приют,
Кружат луны в траурных коронах
И поют, волшебные, поют…»
Пауза.
Я думал: то Велга, свое колдовство
Сплетая над городом, пела…
Но нет: необъятная, как божество
Звала за последний предел.
Тишина.
Кажется, будто ветер приобрел большую силу и заунывность, налетая порывами, похожими на вздохи великанов.
Еле слышные голоса в крипте
– Станем вокруг спускающегося
Братством суровых клятв!
– Обережем тоскующего
Собором наших молитв!
Ты стал в эту ночь вдохновения
Для нас – духовным окном…
– Чьи жалобы, чьи воздыхания
Сквозь слух твой сочатся к нам?
Неизвестный, слабо вскрикивая
Это они! Узнаю! Их державный
Облик, багровую ткань покрывал…
Вон, среди них тот колосс, что недавно
Из саркофага смертного встал!
Даймон
Пленники, вечные кариатиды,
Ныне поддерживающие Цитадель;
Те, кто ковал былые победы
Царства,
теперь растущего вдаль;
Ваши прапрадеды,
ваши деды,
Старых триумфов былая скрижаль.
Неизвестный
Да, – сединою нездешней седы
Бурые лики… Щемяще жаль
Мне этих узников. Но… как странно:
Нет, они движутся! Камень и сталь
Медленно приподымают… Туманно
Вижу унылый и жесткий стиль
Сумрачных зданий этой вселенной,
Этих дорог багряную пыль…
Голоса движущихся кариатид – смутные, невнятные, – отдельные слова, еле связанные друг с другом; стенания, почти лишенные смысла
– Строй,
раб,
поддерживай
Свой
плен —
Груз глыб живой!
– Пусть
труд
бездомника:
Жар
магм
припомни-ка!..
– Смерть
если б
смилостивилась…
– Ночь
если б
сжалостивилась!
– Хоть
в персть
развеивание…
– Хоть
в прах
расслаивание…
– Хоть
в пыль
размалывание!..
Нет
нам
помилования.
Безмолвие. Никакого ответа. И опять стоны, похожие на мольбу.
—Дух!
Храм
вверх
строящийся!
– друг,
брат,
брат
кающийся!
– Ты,
гнет
барм
сбросивший!
– Ты,
смысл
карм
взвесивший!
—Ты
знал
крест
царствования;
– Ты
блюл
долг
бодрствования…
Голос Императора-Искупителя с огромной высоты, далеко над катакомбами
Схожу,
но порог ваш засыпан
и взгорблен,
Правящий игва мудр, как Ликург,
И гекатомбы неслыханной скорби
Спуск преградили
в ваш
Друккарг.
Теперь уже не ветер, не стоны кариатид, но медленные удары глухого, с огромными интервалами, всю землю сотрясающего пульса различаются в звуках, которые недавно казались порывами ветра.
Даймон
Ты мечтал о траурных лунах —
смотри, поэт!
Других
в преисподних лонах
Нет.
Три светила тусклого цвета, похожего на темно-лиловый, проступают в рыжем пространстве среди несущихся паров. Одно из них кажется почти черным. Представление верха и низа сдвигается: область лун кажется то небом, то глубиной пропасти.
Даймон
Так видят игвы
миры страданья,
Тлеющие
в средоточье земном,
Преддверья обратного мирозданья,
Первые
из его наружных хором.
Смотри, коли смеешь, на это солнце,
Яснеющее
сквозь клочья паров:
Его ль инфракрасные протуберанцы
В твой сон возносились
со дна миров?
Неизвестный
Его.
Даймон
Любуйся ж на дымные космы, —
Лик ада, рассматриваемый в ребро:
Это – не солнце: лишь Антикосмос,
Творчества дьявольского ядро.
Теперь крипта катакомб кажется затерянной в недоступной высоте и едва мерцает, как звезда.
Неизвестный
Вижу неимоверную крепость,
Подобно хребту —
острием
вниз:
Да, конус из черных базальтов
в пропасть
Венцом повис.
Черными молниями
ширяют,
Снуют вокруг —
Не знаю, кто – помавают, реют,
Блюдут порог.
Голоса игв
– Упитаны ли по стойлам бойцы?
– Вскармливаются;
– Ох, вскармливаются.
– Просачивается ли шемойя в сердца?
– Всачивается…
– Ох, всачивается!
– Готовы ли раругги соседних шрастр?
– Вскидываются…
– Ух, вскидываются…
– Наш луч пепелящий достаточно ль остр?
– Взлизывается!
– Ух, взлизывается!
Даймон
Сквозь них… напрямик… твердо,
Не оборачиваясь – спеши:
Всем ярусам этого города
Открой слух души!
Точно порыв раскаленного воздуха опаляет окрестность. Слышится клокотание, стремительное снование, сплетание и расплетание чьих-то обширных «я», объединенных тревожным и поспешным трудом.
Голоса раруггов
– Всплеснулся ль к мирам демиурга наш круг?
– Всплескивается…
– Ух, всплескивается!
– В Небесном Кремле нерушим ли порог?
– Взламывается!
– Да: взламывается!
Резкий голос Великого Игвы
С подземного Юга грядут войска
Раругги
– Вздыбливаются!
– Вздыбливаются!
Великий Игва
Уж рвутся из Северного тайника —
Раругги
– Вспучиваются!
– Вспучиваются!
Игва
С подземного Запада летят, как смерч.
Раругги
– Взвеиваются!
– Взвеиваются!
Игва
Из скважин Востока змеятся вверх.
Раругги
– Взвихриваются!
– Взвихриваются!
Неизвестный
Так вот чье господство чествовали
Наши народы в гимнах…
Вот кого мы предчувствовали
В корне зол повседневных…
Даймон, не в этом пространстве ли
Небесная наша царевна?
Даймон
Вот.
Внезапно приоткрывается необозримое по своей длине, но невысокое сооружение, может быть, небольшая часть кольцеобразной крепости, окаймляющей Друккарг. Ее стены местами излучают слабое голубое сияние: других источников синего или зеленого цвета в этом слое нет.
Неизвестный опускается на колени.
Молчание.
Голос Навны
Подошел? Приблизился? – милый
Мой мальчик, искатель мой смелый!
Поведаешь людям, что видел,
Что горестный дом мой проведал…
Теперь ни в гробу, ни в темнице,
Ни в самом глубоком колодце
Мой отблеск тебе не затмится,
Лазурная нить не порвется.
Неизвестный молча целует багряную землю Друккарга.
Даймон
Но разве не видишь местами
От крепости отсвет другой?
Неизвестный, поднимаясь
Да, странное, зыбкое пламя
Оранжево-рыжей дугой.
Здесь я не думал встретить другую, —
О, ее тоже, как встарь, узнаю, —
Боже, но те ли
слова ее рдели
Пурпуром страстным
в юность мою?
Стенающий голос
Жгут меня душные глыбы…
Жмут меня крепкие скобы…
Жажда палит мои губы…
Вздернуто тело на дыбы!
Голоса в Цитадели
Безрассуден твой гнев,
мать темная:
– Иль не видишь – растет
рать шумная,
– Крепнет наших фаланг
стать дымная,
Неуемная!
Афродита Всенародная
Что мне до огненной мощи?
Рвут меня крючья и клещи, —
Все беспощадней, все резче
Ветер из бездны горящей!
Плоть моя плачет все горше
Каждым бездомным ребенком!
По лагерям и застенкам!
По безымянным поминкам!
По очагам разоренным!
По колумбариям! Урнам!
По искалеченным кармам!
Камерам! каторгам! тюрьмам! —
Голос уицраора
Если б мудрость
твою колеблющуюся
умчало
То видение,
что владычествует
во мне —
Как померкло бы
для тебя
этих дней начало
В этом городе,
в этой сумеречной стране!
Афродита Всенародная
Что мне до лютой гордыни
Зодчих вот этой твердыни?
Ропщет вся кровь от страданий,
В красных стигматах ладони!
Ты обещал мне, как чудо,
Новые дивные чада,
Но от твоей благодати —
Только чугунные дети!
Строите этот чертог вы
Мудростью старшего игвы,
Проклято черное семя!
Рухнет в ничто ваше имя.
Уицраор
Это – призраки
твоей ревности
и безумья!
Что мне игва
с его рассудочным чертежом?
Лишь – орудье мое покорное,
только – зубья,
Лишь – до времени,
перед огненным
рубежом.
Вижу солнцем себя ликующим,
и монады,
Что вращаются,
торжествующе
и звеня —
Мне покорствующие
мириады
и мириады,
С гимном ангелов
погружающиеся
в меня.
Сломан стержень
перенапрягшихся
коромысел!
Иль ты все еще,
ослепляясь,
не поняла,
Что подобного
вседержителя
не возвысил
Никогда еще
дробный хаос
добра и зла?
Неизвестный – шепотом
Вижу его непроглядную ауру,
Бурю в мерцающем взоре…
Отдаленный голос Карны
Горе последнему из уицраоров,
Горе!
Голос Великого Игвы в тайнике великого капища, среди посвященных
Гордыня бешеная и слепая
Окрепнет пусть:
Полезна власть его над толпою,
И гнев, и злость;
Чтобы мятежника-демиурга
Швырнуть в Уппум;
Чтоб мир, бушующий вне Друккарга,
Нам стал рабом.
Великий Игва впадает в транс.
– Смотрю в геенну. Мой дух в ознобе,
Лишь ей слуга.
Инфра-лиловая в черном небе
Горит дуга.
Пылает, блещет от края к краю,
Мостом вверху…
Какому гимну доверю тайну,
Хвалам, стиху?..
Гагтунгр! Я внемлю! Я зрю воочью
Сквозь весь Энроф [17]17
Энроф – космическое трехмерное пространство, астрономическая вселенная.
[Закрыть]
Метагалактики средоточье —
Итог миров:
Обитель господа Люцифера
В живом огне…
Замкни уста мне. Пусть эта сфера —
Тебе и мне.
Великий Игва погружается в беспамятство.
Неизвестный
А, сатанинская мистика!
Верность глубинной скверне!..
Это – хитрей, чем свастика
И пентаграмма черни…{52}
Так вот какого владычества,
Царства какого ради
Длит балаган свой жречество
В нашем, в наземном граде…
Слабо различаемый голос Ректора в катакомбах
…За эту химеру немыслимую
Мы платим в круговороте
Золотом жизней бесчисленных,
Ценою народной плоти…
Даймон – грозно
Народного духа!
Молчание.
– Дальше, ниже:
Где души – как клочья дыма…
Он плачет о плоти?
Взгляните же
На то, что непоправимо.
Теперь делается ясно, что источник ударов, казавшихся ударами пульса, стал ближе. Крипта, мерцавшая слабой звездой вверху, исчезает окончательно. Чувствуется колоссальная глубина. Обоих спускающихся охватывает мглистый, едва освещенный туннель со слабым уклоном вниз. Над медленно текущим по дну потоком возникают как бы завитки промозглого тумана, бессильные оторваться от бесцветных вод. Однако они еще одарены способностью жалобных, почти бессловесных звучаний.
Неизвестный
Кто это?.. чьи это голоса,
Дух надрывающие?
Даймон
То – неимеющие наименования
владельцы карм
всё
длят
свой
плен:
Кишат, и носятся, и опускаются
уже без форм,
в хлябь,
вниз,
в глубь
пен:
Скорлупы дряблые,
недоразвеянные
там, на земле —
сор
дней,
шлак
душ,
Когда-то прядавшие
по стокам города
в поддонной мгле
жерл,
ям,
рвов,
луж…
Неизвестный
Вижу – вижу в них
отсветы
Прожитых наверху
дней, —
Стойл, квартирок,
углов выцветших,
Суету
праздных теней…
Всплески слабых голосков
– По хлябям вспучиваемся…
– Во мгле раскачиваемся…
– Чуть-чуть вскарабкиваемся…
– От волн отталкиваемся…
– Ах, если б в теплышко!
В родное дуплышко!
– Ах, в норку б черненькую…
– Ох, в тельце б жирненькое…
Даймон
Это – те, кто растлен
капищем,
Кто – без ядер, кто стал
скопищем.
Неизвестный
Но они ж невиновны, даймон!
Тяжесть страшных вин —
на других…
Объясни мне, ответ дай мне:
Что взыскать Ему с малых сих?
Даймон
Не знает взысканий, струит благодать
Великое Сердце Вселенной
Творя, как Отец, и тоскуя, как Мать,
Как Сын выводя из геенны.
В боренье с богоотступными «я»
Законы и карма возникли:
Они – не всеобщи для форм бытия,
Но царственны в нынешнем цикле.
Они – равнодействующая, итог;
Мы волим их снять, уничтожить;
Страданье впивающий Противобог
Их грузность стремится умножить.
Неизвестный – упорно
Что же тем, кто растлил «малых»{53}?
Кто несет всю вину
воль?
Даймон
Скоро, в ужасе небывалом,
Ты простишь им всю кровь и боль.
Неизвестный
Им?!
Самому Иисусу не вывести
чьих зол след?!
Пощады от человеческой совести
Им – нет!
Нет им за этих несчастных, извергнутых
Вспять,
в муть волн,
Мукою чьей сердце Бога истерзано,
Сам рай полн!
Источник ударов, казавшихся биением пульса, теперь становится очевидным. Только слои, несравненно более глубокие, чем Друккарг, способны были бы привести в движение этот океан, подкатывающийся на берега всей тяжестью своих чугунных спондеев.
Даймон
Вспомни же миф о бесстрастности мойр{54},
Режущих грешные судьбы:
Пояс бушующих магм,
Укарвайр,
Смог ли ты перешагнуть бы?
Неизвестный – резко
Я знаю. Я должен. Ступивший на край
Ждет спусков до дна, а не свадьбы.
Спуск продолжается.
Чувствуется минование новых и новых слоев, может быть, целых миров нисходящего ряда, пока внизу не начинают вздыматься, изгибаясь кривою необозримой длины, гороподобные волны, мутно светящиеся красновато-рыжим сиянием.
Даймон
Напрасны яростные,
задыхающиеся
хулы,
Напрасны самые испепеляющие
из покаяний,
Когда расплющивают
ометалличивающиеся
валы
Неповторимейшее
и драгоценнейшее
из достояний.
Неизвестный, содрогаясь
