Текст книги "Кесарь (СИ)"

Автор книги: Даниил Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 13.

«Должно быть быстрым на войне»

Силий Итальянский

Едва ли не бегом мы спешим к стоянке людей Шуйского. Время утекает очень быстро, я ощущаю это словно физически – что с каждой минутой враг может быть все ближе к князю… Ну, это если нам противостоят отчаянные фанатики, готовые пойти на смерть ради цели, типа одиозных ассасинов.

Или же наоборот, враг уже спешно покидает лагеря – наверняка ведь у фрязя, напавшего на Михаила, был хоть один товарищ в паре! А тот вполне мог стоять вблизи шатра и просто мониторить ситуацию – тот же «Антоний», к примеру… И слава Богу, что «парный» не заметил спешащей к шатру Рады, да не рискнул напасть на малый конвой князя при его транспортировке в дом кухарок! Один точный выстрел и… Аж холодок по спине побежал при этих мыслях…

– Себастьян! – подняв руку, наперерез к нам бежит «Степан».

А вот теперь внутри меня все натурально захолодело:

– Что-то с кесарем?!

Запыхавшийся финн замер в паре шагов – и, сделав два глубоких вдоха, отрицательно мотнул головой:

– Нет, великий князь спит под присмотром лекаря, в избе кухарок всем заправляет Джок. Так вот я и подумал, что шотландец справится со всем без моего участия – от рейтар внутри уже итак тесно. А вот тебе я мыслю, моя помощь будет куда как нужнее!

Поколебавшись всего пару мгновений, я согласно мотнул головой:

– Хорошо. Мы направляемся к стоянке детей боярских, что отправил в лагерь Дмитрий Шуйский; последние ни в чем не виновны, и служили лишь прикрытием для наемников, посланных убить князя. Один из них готов, осталось пятеро – если поспешим, успеем перехватить!

Финн с энтузиазмом откликнулся:

– Надеюсь, воины Шуйского окажутся достаточно благоразумны, чтобы не упорствовать – и выдадут нам татей!

Я кивнул в сторону стрельцов, ведущих Микитку под руки; а ведь дворянин, да и не самый захудалый – ну а мы с ним этак, по-простецки:

– Вон их «голова». Скажет, чтобы оружие сложили – надеюсь, послушаются…

Суеты в лагере пока что не наблюдается. Лошади мирно жуют припорошенное снегом сено, а в кострах весело трещит дерево; аппетитно пахнуло кулешом на сале. Повсюду слышатся расслабленные разговоры и смешки воев – замирающие, впрочем, при виде моих рейтар. В принципе, совершенно обычная жизнь воинской стоянки, когда враг далек и очередного сражения в ближайшие дни ждать не приходиться…

– Думаешь, они настолько глупы, чтобы остаться в лагере? – прервал молчание товарищ.

– Если убийцу в шатре князя никто не страховал… Впрочем, это вряд ли, конечно. Но все решает время – и их готовность рисковать. Микитку мы взяли – но могли и не взять, и не выпытать, что вместе с сотней его детей боярских Дмитрий Шуйский направил и убийц. А значит, если совсем рисковые да отчаянные, могут сегодня еще раз попытаться добраться до кесаря… Но тогда им нужен новый план – а значит и время! Так что повторюсь, время сейчас решает все.

Тапани с сомнением покачал головой:

– А сложить два и два и понять, что Микитка не вернулся к себе, когда все вернулись, они не смогут?

– Хм… Ну они же не за всеми офицерами на собрании следили – да и закончилось оно, по сути, совсем недавно. Кроме того парный – если он вообще был! – наверняка вернулся к своим, как только выяснилось, что покушение не удалось… Хотя в этом они также не могут быть наверняка уверены; лекарь мог не разобраться с раной, а яд – вполне способен прикончить Михаила даже сейчас. И это повод остаться в лагере, чтобы дождаться точный новостей… Ну и потом, Микитка вполне мог встретиться с кем из знакомых – и банально задержаться в пути.

Йоло кивнул:

– Резонно. Так что это за тати такие, кто решился напасть на горячо любимого всеми кесаря?

– Наверняка не знаю; могу лишь сказать, что и Рада, и Микитка называют их фрязями, то есть итальянцами. Но итальянцы или нет, на самом деле неизвестно… Если возьмем – узнаем наверняка.

Последние слова я произнес, ускоряя шаг. Стоянка Микиткиных конников уже близко; на ходу бегло проверил свои пистоли – лишним точно не будет!

– Рейтары! Обходим людей Шуйских, берем всех их в кольцо; пистоли к бою изготовить, но без особой нужды не палить. Но ежели кто попытается бежать, стреляйте по ногам!

Воины послушно кинулись окружать стоянку; сидящие подле костров дети боярские это заметили, и кто-то уже потянул сабельки из ножен… Понимая, что наемникам терять нечего, и что они наверняка попытаются спровоцировать конфликт – а после бежать в сумятице боя, я шагнул вперед, ведя за собой Микитку. Чуть позади нас следуют стрельцы князя, а за спиной "головы" держится понятливый Тапани, уперевший последнему дуло пистоля в спину – и тихо, сквозь зубы процедивший:

– Без глупостей!

Напряженный, бледный Микитка только кивнул в знак согласия – а я, выйдя в свет костров, громко воскликнул:

– Спокойно! По велению великого князя Михаила я, полковник рейтар Себастьян фон Ронин, имею поручения имать фрязей, скрывающихся среди вас. Эти фрязи – опасные тяти. И один из них, именем Антоний, сегодня убил старшую кухарку Глафиру... Ваш "голова" подтвердит мои слова:

Тапани слегка подтолкнул Микитку вперед – и последний, дав петуха голосом, едва ли не завопил:

– Немец говорит правду!!!

Тем не менее, дети боярские из числа воев Дмитрия Шуйского не спешат убирать оружие, угрюмо, с недоверием и настороженностью следя за своим "головой" – и моими рейтарами, взявшими московитов в кольцо. Спеша упредить возможную провокацию, я возвысил голос:

– Также эти тати совершили куда как худшее преступление – они отравили вино, желая сгубить наших офицеров. Потому укрывательство их наказуемо – а вот за помощь обещана награда, и награда немалая... Ну так что, есть ли среди вас фрязи?

В этот раз молчание прервалось быстро: от ближнего ко мне костра встал дюжий такой детина, чернявый, с кривым шрамом на правой щеке – тот придает воину этакий разбойный вид. Но заговорил он без всякого вызова, даже несколько подобострастно:

– Господин полковник, с татям мы не знались – а сами фрязи незадолго до вашего прибытия ушли конными.

Твою же ж… Эх, не успели!

– А двинулись куда? В сторону московской дороги?

Детина отрицательно мотнул головой, указав рукой противоположное направление:

– Да нет, вроде тудой…

Последнего единодушно поддержали сразу несколько ратников, немного успокоившихся и понявших, что никакого кровопролития с нашей стороны не планируется:

– Да, ушли в ту сторону!

– Игнат верно говорит…

– Вот фрязины, собаки поганые…

Я ненадолго замер, напряженно размышляя. Врут, укрывают? Если так, нужно проверить стоянку, что весьма проблематично – ведь никого из наемников в лицо я не знаю, а посылать за Радой – так потеря времени… Обернувшись к Микитке, кто всех фрязей как раз знает хорошо, я коротко спросил:

– Врут?!

Тот также тихо ответил мне:

– Не должны, господин полковник, мои люд…кха-кха…

Закончить «голова» не успел: не менее, чем со ста шагов – и именно с той стороны, куда указал рукой детина, – вдруг грохнул выстрел! И Микита, поперхнувшись кровью, начал оседать на колени – а на груди его расплывается красное пятно…

Первым успел среагировать Тапани – молниеносно ринувшись вперед, он свалил меня с ног – и вторая пуля, предназначенная уже мне, лишь вжикнула над головой… И я, как назло, без кирасы! Последняя на таком расстоянии могла бы и спасти…

– "Голову" убили!

– Немцы "голову" убили!

– Бей немцев!!!

Второй крик раздался из темноты – оттуда же, откуда стреляли. Впрочем, это поняли далеко не все – и сразу несколько детей боярских подхватили брошенный наемниками клич! Московские ратники вновь схватились за оружие – вскинули пистоли и рейтары, окружившие стоянку! Еще немного – и по глупости любого из воев прольется кровь, а уж там бой будет не остановить!

– СТОЯТЬ!!! Стоять, дурни, зашибу!!! Куда за сабли хватаетесь, фрязи же стреляли, из карабина пальнули!!! Рейтары – опустить пистоли!!!

Мой отчаянный, яростный крик (сам не ожидал от себя такого рева!) несколько отрезвил обе стороны – а впереди уже послышался торопливый перестук копыт сразу двух лошадей... Поднявшись с колен, я рванул к ближнему костру, где рядом с Игнатом (так, кажется, его назвали товарищи) разглядел новенький кавалерийский карабин.

– Заряжен?!

Детина лишь утвердительно кивнул; подхватив чужое оружие, я по самое «не могу» упер его приклад в плечо, пытаясь поймать на «мушку» силуэт одного из всадников, все же подсвечиваемых попутными кострами… Для верности открыл оба глаза – так очень неудобно целиться, но выше шансы, что разглядишь саму цель; и ведь мне повезло! Я четко увидел лишь немного смазанную тень одного из всадников на фоне яркого костра! После чего, вынеся прицел на фигуру вперед, с поправкой на скорость движения, потянул спусковой крючок, паля скорее интуитивно, нежели прицельно…

Выстрел!

Чужое оружие здорово дернуло в руках и толкнуло в плечо, поведя корпус назад – но впереди раздался-таки вскрик боли!

– Тапани, за мной!

Я рванул вперед, прямо сквозь стоянку детей боярских, стараясь не врезаться в воинов Шуйского. Охотничий азарт погони, когда ты вот-вот настигнешь жертву и остро чувствуешь это, захлестнул меня с головой! А от переизбытка чувств я во все горло закричал:

– Слово и дело государево!!!

Формулировка войдет в обиход лет так сто спустя – но сейчас мои слова буквально ошарашили нерасторопных детей боярских, замерших на пути. Заслышав же мой крик, ратники все же шарахнулись в стороны, дав нам с Тапани дорогу…

Впрочем, не только мы с Йоло бросились в погоню; несколько толковых рейтар – увы, спешенных! – находящихся ближе к врагу, также ринулись вслед за наемниками. Неожиданно ночную темноту пронзила вспышка очередного, пистолетного выстрела – только направлен он был не в сторону преследователей, а к земле…

Добил!!! Своего же добил!!!

В отчаяние я вскинул пистолет и выстрелил почти вслепую. Замер на мгновение – но тут же увидел в свете очередного костра, что второй всадник беспрепятственно улепетывает верхами, грозясь уйти…

Выстрел!

Справа от моей головы громыхнул пистоль Йоло – и к моему вящему изумлению, тотчас завизжала лошадь фрязина! А мгновением спустя раненый то ли в круп, то ли в одну из задних ног конь завалился набок, придавив всадника… После чего, отчаянно молотя копытами по воздуху, сполз в сторону, попытался встать – и снова упал; кажется, на ногу вскрикнувшего от боли наемника...

– Брать живым!!!

Мы со «Степаном» вместе ринулись к поверженному всаднику, пытаясь опередить рейтар – но когда до врага осталось всего пятнадцать шагов, фрязь огрызнулся выстрелом. Точнее, мне показалось, что огрызнулся… Несколько растерявшиеся рейтары, памятуя мой приказ, замедлились в нерешительности – убивать-то нельзя, но и зазря лезть под пулю никому не хочется… В итоге первым с убийцей поравнялся чуть обогнавший меня Йоло – и ударом ноги вышиб пистоль из руки наемника.

Что впрочем, было совершенно излишне…

Я поспешил следом – но только поравнявшись с Тапани осознал, что руки фрязина чересчур безжизненно раскинулись. А после рассмотрел и кровавую лужу у его головы… Подоспевшие солдаты окружили нас плотным кольцом, закрыв труп фрязина от взглядов столпившихся было зевак. Набежали как дети боярские, так и прочие вои, свидетели нашей погони; один из них экономным ударом клинка добил мучающуюся лошадь… А между тем «Степан», опустившись на корточки к поверженному, негромко произнес:

– Конь ему не только ногу поломал, но кажись и ребра, и живот помял… Тать лишь оборвал свои мучения.

Я согласно, скорее даже неосознанно кивнул – увы, только теперь до меня окончательно дошло, что мы упустили практически стопроцентную нить, способную вывести и к Шуйским – обличив хотя бы Дмитрия! – и остальным «ассасинам». И осознание это очень удручает... Кроме того, меня нехорошо так впечатлила дерзость наемников – и их безжалостность по отношению к соратникам, и отчаянная решимость…

Между тем Тапани поднялся на ноги – после чего подхватил с земли карабин фрязина, выпавший из седельного чехла при падении коня. И немного покрутив его в руках, Йоло восхищённо воскликнул:

– Себастьян, ты только посмотри! Так это же штуцер с нарезным стволом!

По инерции я принял трофейное оружие – и только после осознал, что держу в руках средневековый аналог винтовки, в семнадцатом – да и восемнадцатом веке не очень популярный из-за продолжительной и сложной зарядки. Однако же укороченный штуцер, вполне способный послужить и всаднику, уже сейчас отличается точностью и кучностью боя пули, прошедшей по нарезному стволу… А еще и дальностью выстрела, и убойной мощью! Кроме того, сверху на оружие я разглядел диоптрический прицел – и вот тут-то меня проняло уже по-настоящему…

– Да, мой друг. Сегодня ты без преувеличения спас мою жизнь! Выродок прибил бы меня пулей из штуцера, будь я даже в кирасе… Это оружие не солдат – это оружие убийц.

В ответ Тапани разразился эмоциональной тирадой на родном финском:

– Perkele! Menkää helvettiin! Anna koirien ja karhujen pureskella luitasi!

В иное время я бы обязательно попросил перевод – но сейчас оторопь от того, насколько я был близок к смерти, а заодно и невольное восхищением «ассасинами», столь солидно экипированными и столь хладнокровно идущими на убийства и смерть… Короче да, я под впечатлением.

Большим впечатлением…

Сев на корточки и прихватив пригоршню чистого снега, я тщательно втер его в лицо, стараясь заставить себя думать в нужном направлении, без эмоций. Итак: у нас на руках попытка убийства, совершенная очень искушенными, отчаянными до безрассудства наемниками… Хотя наемниками ли? Можно ли называть человека, столь легко идущего на смерть ради цели, простым наемником?! Нет, тут попахивает изрядной долей фанатизма, присущей первым поколениям настоящих ассасинов из Аламута… Впрочем, закат исмаилитского ордена начался задолго до его падения под натиском монголов в тринадцатом веке, и вряд ли мифы о уцелевших в Европе членах ордена имеют под собой реальную основу.

Издалека послышался какой-то крик, его поддержали – но я не стал вслушиваться, сосредоточившись на своих мыслях.

Итак, кто тогда? Безусловно, не сами русичи – отравленное лезвие и «снайперская винтовка», серьезно?! В теории, конечно, все возможно – но на практике в моей версии прошлых событий жизнь Михаила унес яд, поданный супругой Дмитрия Шуйского в чаше с хмельным медом или вином (точно не помню)...

Нет, фряжский след во всей этой истории прослеживается неспроста, и он не отвлекает внимание от реальных исполнителей убийства – а дает четкий ориентир… Очевидно, верна именно первая моя догадка – за Михаила взялись иезуиты – правда, объединив усилия с Дмитрием Шуйским! Специалисты по ядам, оказывающие весьма значительное влияния на религиозную и политическую жизнь Европы, в настоящее время, весьма влиятельные… Да и с фанатизмом, думаю, у них все на должном уровне.

В их присутствии в России также нет ничего удивительного – еще первого Лжедмитрия к царскому трону вели именно иезуиты…

В подтверждение своих мыслей я приблизился к фрязину – и с трудом подавив брезгливость, запустил руку за ворот кафтана, нащупав тесемку крестика. Вряд ли же ассасин-исмаилит, пусть и европейского происхождения, будет носить крестик?!

Потянув за тесемку, я вытащил на грудь мертвеца крест; на ощупь явно не медь. Увы, в темноте практически не видно – разве что ясно, что именно крест; чуть покрутив его в пальцах, кончиками их я нащупал какую-то неровности – вроде гравировку.

– Факел!

Не прошло и минуты, как всполохи пламени осветили действительно серебряный крест.

Я приник к нему взглядом – и, как и предполагал, на задней стороне креста обнаружил гравировку с четырьмя буквами по граням креста: A, M, D, G.

– Что там, Себастьян? – склонился надо мной чуть успокоившийся саам.

– Смотри. – я указал ему на буквы. Тапани в удивление покачал головой:

– И что это значит?

– Ad majorem Dei gloriam. Хитроумный Лойола выбрал для своего детища прекрасный девиз: «К вящей славе Божьей»... Это иезуиты.

– Кто? – переспросил «Степан».

– Мы ищем тайных агентов папского престола, отправленных Римом. А может и самим черным папой, действующим на своё усмотрение…

Я сорвал с шеи заговорщика заветный крест.

– И что это нам дает? – спросил финн.

– Теперь мы точно знаем, что Дмитрий Шуйский, а то и сам царь сговорились с викарием! И на этом можно сыграть – ведь иезуиты не помогают просто так, а их убийц не купишь ни за какие деньги… Помогая первому Лжедмитрию в его походе на Москву, они требовали от самозванца церковной унии, как и у ляхов. А также открытия иезуитских коллегий, да чтобы новый царь разрешил католическим миссионерам открыто проповедовать на Руси... Самозванец, однако, сыграл с ними втемную, воспользовался помощью – а, захватив власть, выдворил из страны. Или поверил, что выдворил… И дело тут, возможно, даже не в твердости его в православной веке – просто царя, продвигающего унию, русский народ сам поднимет на колья! Ну, или уж точно отвернется от него…

Закончить свою мысль я не успел: ширящиеся со всех сторон крики стали звучать более отчетливо, оборвав мою речь. Причём в лагере, лишь недавно сонном и мирном, началось какое-то нездоровое, хаотичное движение... По спине так и повеяло предательским холодком: а что, если иезуиты смогли согласовать свое покушение с Сапегой?! И тот, получив подкрепления от Ружинского, решил внезапно атаковать нашу стоянку – пусть даже с одной лишь только кавалерией?!

Однако же очередной крик, прозвучавший совсем близко, мне все-таки удалось разобрать:

– Иноземцы взяли Михаила Васильевича в плен, собираются его убить! Делагарди хочет стать воеводой! Немецкие рейтары держат великого князя в избушке кухарок!

Твою же ж!!! Конечно, это не нападение литовцев – но ситуация не сильно лучше! Иезуиты не смогли поднять против нас сотню детей боярских – что же, теперь они поднимают всех русских ратных людей на шведских наемников…

И моих рейтар!

– Братцы, бегом к Джоку, к кухаркиной избушке!!! Игнат – бери своих детей боярских, идете с нами: всю правду откроете о подосланных убийцах-фрязях!!!

Глава 14.

«Даже храбрейшие подвержены внезапному страху»

Тацит.

Мы было рванули вперед всей массой двух сотен – и я побежал впереди всех ратников, довольно плохо соображая из-за хаоса мыслей в голове. При этом в сердце пульсирует огромный комок страха – а в голову лезут откровенно пугающие вопросы, один страшней другого… Удастся ли усмирить уже раззадоренную толпу? Успеем ли мы добраться до Лермонта ранее, чем прольется кровь? Не пострадает ли Рада – да и в общем-то, вся сотня моих рейтар? И что еще сумеют выкинуть боевики иезуитов, покуда мы спешим к князю?

Особенно, если завяжется настоящий бой?!

Мысли, одна страшнее другой, приводят меня в бессильную ярость. Враг пока что на пару шагов опережает нас… А взволнованные воины, встающие от костров, с напряжение и недоверием посматривают в нашу сторону – правда, пока еще не решаясь преградить пусть столь значительному числу служивых.

Пока еще… И да – все вновь упирается во время.

Немножко осмыслив происходящее, я замер как вкопанный:

– Рейтары, стой! Дети боярские – вас тоже касается!!!

– Себастьян, что?! – встревоженный «Степан» замер рядом.

– Я делаю глупость. Бежим пешими, теряя время – и премся всей толпой, покуда в наших солдатах не опознали рейтар… Не успеем. Тапани, сейчас я обменяюсь верхней одеждой с любым из наших воинов, а ты распорядись привести мне коня подстреленного мной фрязя – он ведь вернулся к павшему… Ты, в свою очередь, веди солдат на нашу стоянку – берите лошадей, заодно поднимайте твою сотню. На провокации не ведитесь, драки старайтесь избежать до последнего!

Насупившийся Йоло, явно не желающий подчиняться новому приказу и оставлять меня одного, все же согласно кивнул – у финна с дисциплиной все как нужно.

– Воинов с кирасами старайтесь держать в глубине сотен так, чтобы внешне наши люди не отличались от прочих детей боярских… Веди всех к избе кухарок – и обязательно отправь посланников к Давыду Жеребцову и генералу Делагарди: первый пусть также ведет своих стрельцов к князю, сейчас на него вся надежда! А вот Якобу и шведам стоит сняться с места – и пока что отступить, хотя бы ненадолго покинуть лагерь. Сделаешь?!

Финн вновь кивнул и тотчас громко позвал рейтар, привести коня – а я уже подозвал к себе детину из числа воев Шуйского, коего я счел достаточно смелым, понятливым и вменяемым:

– Игнат! Определи старшего по сотне, пусть держит ратников на вашей стоянке, и чтобы не случилось – им ни во что не встревать! Сам же скорее возвращайся, бери коня – и со всех ног скачи к избе кухарок кесаря, там буду ждать тебя; расскажешь людям все, как было!

– Слушаюсь!

Разбойного вида детину как ветром сдуло; за последним, пусть и неохотно, но потянулись прочие дети боярские – похоже, что я не ошибся с выбором «исполняющего обязанности» сотенного головы!

Между тем, ко мне подскочил один из елецких ратников, схожих со мной по комплекции; кажись, зовут его Фролом. Последний скинул с себя стеганный тягиляй, подбитый мехом у воротника и ватный шлем-шапку, именуемый «бумажным шеломом». Вроде бы и броня – а вроде бы и верхняя, довольно теплая одежда… Впрочем, холода я особо не ощущаю – и также скинув с себя шляпу, плащ и дублет, я быстро натянул чужую броню. После чего разом взлетел в седло подведенного под уздцы коня, с удовлетворением отметив, что в седельных кобурах последнего все еще покоятся как штуцер, так и пара неразряженных кавалерийских пистолей.

– Все братцы, не поминайте лихом! Жду у вас у князя… Вперед!!!

Я пришпорил чужого коня – благо, что «родные» сапоги со шпорами не снимал, и скакун бодро рванул вперед, мгновенно почуяв на себе уверенного в себе наездника, не терпящего проволочек…

Лишь бы успеть!!!

– От немчура поганая князя нашего загубить решила!

– Ох и зададим мы немцам жару!

– Подкупили, значится ляхи свеев!

До моего слуха грозной разноголосицей доносятся крики ратников. И с какой же пугающей легкостью треклятым иезуитам удалось пустить подлый слух – да поднять лагерь, сыграв на недоверии московитов к шведам и прочим нерусям! И насколько же легче все было опровергнуть, коли Михаил находился бы в сознании…

Ох, не ждать вам от меня пощады! Отдам Леграну, пусть поупражняется в своем нелегком искусстве, вспомнит былой навык палача!

Н-да… Подобными мыслями я стараюсь заглушить животный страх, ширящийся в моей груди – вновь физически ощущая, как сквозь пальцы утекает драгоценное время… Но до единственной на весь лагерь избушки осталось уже недалече – и, к своему вящему изумлению, я смог разглядеть «полковое» знамя архангельских стрельцов с изображенным на нем двуглавым орлом и апостолом Петром! А после – и ровные ряды архангельских и мангазейских стрельцов, кои уже обступают избу, строясь вокруг княжеского убежища и моих рейтар удивительно четким квадратом.

Право слово, пехотное каре! А Дадыд-то, Давыд… Все сделал четко, не дожидаясь иных понуканий – выступил, как видно сразу, как только в лагере начались волнения! Собственно, все в его стиле – вон, и ратники слушаются беспрекословно, безмерно уважаю своего воеводу…

Ну, буду жив – жбаном лучшего хмельного меда проставлюсь, лучшего коня отдам, лучший клинок! Да все, что угодно отдам, кроме Хунда и отцовского пистоля фон Ронина!!! Ничего не жалко!!!

– Сто-о-о-й!!! Куды прешь?! Не видишь, нельзя сюда, остолоп?!

Не намереваясь пасовать перед стрелецким головой, вышедшим вперед своих ратников, я громогласно воскликнул:

– Вели звать воеводу, дурень, коли сотником желаешь остаться! Скажи, что от Сабастьяна фон Ронина, командующего русскими рейтарами волею великого князя!

Несколько опешивший стрелец отступил на шаг – но тотчас насупился, никоим образом не спеша выполнять мое поручение. Однако же из-за спин стрельцов уже послышался знакомый, зычный голос:

– Пропустить полковника!!!

Заслышав рев воеводы, стрелецкий сотник изменился в лице – и тотчас приказал своим ратникам дать мне дорогу; проследовав за ряды построившихся в каре воинов, я спрыгнул с коня, и с чувством обнял Давыда Васильевича:

– Братец, на таких как ты – земля русская держится!

Жеребцов смущенно хохотнул – после чего легонько так ткнул меня вбок пудовым кулачищем, коим можно и коня убить ударом в лоб:

– А ты вижу, скинул немецкое платье, да наконец-то одел нормальную одежду? Выглядишь, как заправский русак!

Теперь хохотнул уже я – нервно, но ощущая при этом, как слабеет груз страха и ответственности на моих плечах, немалую часть которой принял на себя Давыд:

– Боюсь, путешествуя по лагерю в немецком платье да в одиночку, сейчас я бы пал жертвой набирающей ярость толпы… Прошу тебя, не спеши пускать пищали в ход! Со стороны взбунтовавшихся может раздаться несколько выстрелов – но палить будут предатели-фрязи, надеясь, что тогда уже все стрельцы дадут ответный залп! И начнется бой между самих русичей, в ходе которого княжеское войско погибнет, не потерпев поражения в полевом бою… И не выходи вперед стрельцов, прошу тебя! Вороги вооружены укороченными штуцерами, те палят раз – но далеко и точно; есть и приспособа, позволяющая послать пулю в цель. Не рискуй собой попросту, сейчас твое влияние на простых воев куда как выше, чем у того же Делагарди…

Разом насупившийся, посерьезневший воевода злобно прохрипел:

– Вот ведь выродки поганые! Ну я их…

Я согласно кивнул:

– Желаю того в не меньшей степени, Давыд Василич, в не меньшей степени… Есть ли какие вести от князя, не пришел ли в сознание?

Жеребцов, чуть успокоившись, только мотнул головой.

– Вестей нет, вроде как спит… Ничто, с Божьей помощью встанет на ноги! Вон, личный лекарь Якоба Делагарди со учеником прибыли, вельми ученый человек! Дай Бог, поставит-то кесаря на ножки.

И снова по спине моей обдало могильным холодком…

– Лекарь? Личный?

Жеребцов как ни в чем не бывало кивнул:

– Да, лекарь – ученый человек, вроде как немец по виду; может, прибыл со свеями? В годах уже, по латыни шпарит – дай Бог каждому! За него больше ученик изъяснялся…

Я не дослушал воеводу – и одним прыжком вскочив в седло трофейного коня, отчаянно пришпорил скакуна.

Время!

Как же дорого время…

Дико заржавший конь (шпоры ранили бока животного, но сейчас нет возможности его беречь) рванул к виднеющейся всего в пятидесяти шагах избушке – и домчал меня за несколько секунд!

Не все мои рейтары успели узнать меня в новом обличье – и когда я резво соскочил с чужой лошади (попутно отметив еще двоих на коновязи) да рванул ко входу в избу, мне решительно заградил дорогу один из караульных:

– Стой! Велено не пущ…

– С дороги!!!

Прохор – так зовут старшего в паре караульного (уж солдат своей сотни я знаю в лицо поименно) шарахнулся в сторону, узнав голос:

– Господин полковник…

– Дверь!!!

Я рванулся вперед, в распахнутую дверь, уже достав первый пистоль, ввалился в сени – и, ругнувшись, ринулся вперед, едва не снеся еще двоих стражей, замерших у входа в горницу! Нет времени хоть что-то объяснять… Солдаты же схватились за рукояти сабель – да вовремя признали командира…

Еще один шаг – и я, едва ли не рыча от отчаяния и полного ощущения разверзнувшейся под ногами пропасти, ввалился в горницу, вскинув пистолет! Да тотчас замер, несколько удивленный происходящим – заметив вначале раскрытый деревянный короб с множеством колбочек со всякими микстурами, да уловив специфический запах средневековой аптеки… После чего я перевел взгляд на вполне мирно беседующего с лекарем Сергием седого немца – и его еще совсем юного ученика, покорно сидящего на лавке у ближней ко мне стенки. Последний с непритворным страхом уставился на направленный в его сторону пистолет… Удивленно вылупился на меня и Лермонт, и двое его рейтар, стоящие у ложа спящего Михаила, придвинутого ближе к печке – и Рада, протирающая лоб кесаря смоченным прохладной водой полотенцем.

– Сергий, это настоящий лекарь?!

Прервав повисшее было в горнице молчание, я обратился напрямую к травнику, единственному из нас способному распознать в немце лжеца – но тот несколько испуганно закивал:

– Да, конечно… Зовут Иоганном Штраусом – говорит, что учился в Салернской врачебной школе… Послан к Михаилу Васильевичу генералом Делагарди!

– А ты что, по латыни разумеешь? Или он с тобой по-русски изъяснялся?

– Да латынь немного разумею, батюшка…

Сергий ответил с некоторой опаской – а я с трудом подавил нервный смешок: шестидесятилетний старик называет меня батюшкой! Между тем сам я, ввалившись в избу, пугаю настоящего доктора… Ну вот никак не похожа пара врачевателей на злобных иезуитских убийц! И еще совпадение это дурацкое – Иоганн Штраус, тезка знаменитого австрийского композитора…

– Фух, ложная тревога.

Испытывая неимоверное облегчение, я опустил ствол пистолета, походя уточнив у травника:

– Ты понял, чем он предлагает лечить рану?

Наш лекарь охотно кивнул:

– Да, состав трав подобран грамотный, могу озвучить на латыни.

Я отрицательно мотнул головой:

– Не обязательно. Слава Богу…

Уже готовясь отступить назад, в сени – ну а чего мешать врачевателям, когда настоящие иезуиты подбивают толпу? – я ненароком бросил взгляд на ученика доктора. И что-то в глазах его промелькнуло этакое… Нет, не страх – скорее какая-то затаенная злоба, не совсем объяснимая даже тем испугом, что я мог вызвать, ввалившись в горницу…

– А ты, голубчик, по-русски разумеешь?

Худощавый юноша лет так восемнадцати аж вскочил с лавки – и, глубоко поклонившись, подобострастно воскликнул:

– Так точно, господине!

– Так точно, говоришь…

То ли события этой ночи так запугали меня, что я готов видеть иезуитских убийц едва ли не в каждой тени, то ли обострившееся ощущение тревоги действительно предупреждает меня об опасности. В любом случае, я решил не рисковать – и обратился к Лермонту:

– Джок, не своди глаз с немца, пусть повременит со своими лекарствами… Рейтары – а вы возьмите голубчика под белы ручки; нужно кое-что выяснить.

Удивленный шотландец выгнул брови – но ничего не сказав, молча кивнул, подав знак солдатам; те, впрочем, уже и сами двинулись к врачу, прибывшему от Делагарди. Якобы… Тут же подал голос и запинающийся от волнения ученик:

– Г-г-господине… Но зачем? Нас послал…

– Я знаю, кто вас послал. Генерал Якоб Делагарди мой близкий друг, если вдруг вы о том не знаете… А я, к слову, никогда не видел вашу пару среди лекарей корпуса. Так что… Покажи-ка свой крестик, добрый молодец.

От меня не укрылся быстрый взгляд мальца, брошенный в сторону своего «мастера»; возникло острое желание проследить за ним – но вместо этого я сосредоточил все внимание на ученике, вслух обратившись к хайлендеру: