Текст книги "Избранное"

Автор книги: Даниил Хармс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Ефимовне, и Якову Семеновичу, и Тамаре Александровне. Вы все для

меня настолько памятны, что порой кажется, что я вас и забыть не

смогу. Валентина Ефимовна стоит у меня перед глазами как живая,

и даже Леонид Савельевич как живой. Яков Семенович для меня как

родной брат и сестра, а также и Вы как сестра или в крайнем слу

чае как кузина. Леонид Савельевич для меня как шурин, а также

Валентина Ефимовна как некая родственница.

На каждом шагу вспоминаю вас, то одного, то другого, и всегда

с такой ясностью и отчетливостью, что просто ужас. Но во сне мне

никто из вас не мерещится, и я даже удивляюсь, почему это так.

Ведь если бы во сне мне приснился Леонид Савельевич – это было

бы одно, а если бы Яков Семенович – это было бы уже другое. С

этим нельзя не согласиться. А так же если бы приснились Вы,

было бы опять другое, чем если бы мне во сне показали Валентину

Ефимовну. Что тут на днях было! Я, представьте себе, только со

брался куда-то идти и взял шляпу, чтобы надеть ее, вдруг смотрю,

а шляпа-то, вроде и не моя, будто моя, а будто бы и не моя. Фу

ты! – думаю, – что за притча! Моя шляпа или не моя? А сам шляпу

то надеваю и надеваю. А как надел шляпу и посмотрел в зеркало,

ну, вижу, шляпа будто бы моя. А сам думаю: а вдруг не моя. Хотя,

впрочем, пожалуй, моя. Ну, оказалось, шляпа-то и впрямь моя. А

также Введенский, купаясь в реке, попал в рыболовную сеть и так

сильно опечалился, что как только освободился, так сразу же при

шел домой и деркал. Пишите и Вы, как вы все живете. Как Леонид

Савельевич, на даче или уже приехал?

Даниил Хармс.

1 августа, 1932 года. Курск.

("Вопросы литературы",1973 год. №11)

* * *

Милая, дорогая Тамара Александровна!

Зачем Шурка мой друг! Какая насмешка судьбы! Ведь не знай я

Шуру, я бы и Вас не знал!

Нет!...

Или вернее да! Да, только Вы, Тамара Александровна, способны

сделать меня счастливым.

Вы пишите мне: "...Я не Ваш вкус".

Да что Вы, Тамара Александровна! До вкуса ли тут!

Ах! Слова бессильны, а звуки неизобразимы!

Тамарочка, радуга моя!

Твой Даня.

5 декабря 1930 года.

* * *

Халдеев*, Налдеев и Пепермалдеев

однажды гуляли в дремучем лесу:

Халдеев в циллиндре, Налдеев в перчатках,

а Пепермалдеев с ключом на носу.

Над нами по воздуху сокол катался

в скрипучей тележке с высокой дугой.

Халдеев смеялся, Налдеев чесался,

а Пепермалдеев лягался ногой.

Но вдруг неожиданно воздух надулся

и вылетел в небо, горяч и горюч.

Халдеев подпрыгнул, Налдеев согнулся,

а Пепермалдеев схватился за ключ.

Но стоит ли трусить, подумайте сами?

Давай мудрецы танцевать на траве:

Халдеев с картонкой, Налдеев с часами,

а Пепермалдеев с кнутом в рукаве.

И долго, веселые игры затеяв,

пока не проснутся в лесу петухи,

Халдеев, Налдеев и Пепермалдеев

смеялись: ха-ха, хо-хо-хо, хи-хи-хи!

1930-е годы

– 125

ВОСПОМИНАНИЯ ОДНОГО МУДРОГО СТАРИКА

Я был очень мудрым стариком.

Теперь я уже не то, считайте даже, что меня нет. Но было вре

мя, когда любой из вас пришел бы ко мне, и какая бы тяжесть не

томила его душу, какие бы грехи не терзали его мысли, я бы обнял

его и сказал:"Сын мой, утешься, ибо никакая тяжесть души твоей

не томит и никаких грехов не вижу я в теле твоем", и он убежал

бы от меня счастливый и радостный.

Я был велик и силен. Люди, встречая меня на улице, шарахались

в сторону, и я проходил сквозь толпу, как утюг.

Мне часто целовали ноги, но я не протестовал, я знал, что до

стоин этого. Зачем лишать людей радости почтить меня? Я даже

сам, будучи чрезвычайно гибким в теле попробывал поцеловать себе

свою собственную ногу. Я сел на скамейку, взял в руки свою пра

вую ногу и подтянул ее к лицу. Мне удалось поцеловать большой

палец на ноге. Я был счастлив. Я понял счастье других людей.

Все преклонялись передо мной! И не только люди, даже звери,

даже разные букашки ползали передо мной и виляли своими хвоста

ми. А кошки! Те просто души во мне не чаяли и, каким-то образом

сцепившись лапами друг с другом, бежали передо мной, когда я шел

по лестнице.

В то время я был действительно очень мудр и все понимал. Не

было такой вещи, перед которой я встал бы в тупик. Одна минута

напряжения моего чудовищного ума – и самый сложный вопрос разре

шался наипростейшим образом. Меня даже водили в Институт мозга и

показывали ученым профессорам. Те электричеством измерили мой ум

и просто опупели. "Мы никогда ничего подобного не видали",

сказали они.

Я был женат, но редко видел свою жену. Она боялась меня: ко

лоссальность моего ума подовляла ее. Она не жила, а трепетала, и

если я смотрел на нее, она начинала икать. Мы долго жили с ней

вместе, но потом она, кажется, куда-то исчезла: точно не помню.

Память – это вообще явление странное. Как трудно бывает что

нибудь запомнить и как легко забыть! А то и так бывает: запом

нишь одно, а вспомнишь совсем другое. Или: запомнишь что-нибудь

с трудом, но очень крепко, и потом ничего вспомнить не сможешь.

Так тоже бывает. Я бы всем советовал поработать над своей па

мятью.

Я был всегда справедлив и зря никого не бил, потому что,

когда кого-нибудь бьешь, то всегда жалеешь, и тут можно перебор

щить. Детей, например, никогда не надо бить ножом или вообще

чем-нибудь железным. А женщин, наоборот, никогда не следует бить

ногой. Животные, те, говорят, выносливее. Но я производил в этом

направлении опыты и знаю, что это не всегда так.

Благодаря своей гибкости я мог делать то, чего никто не мог

делать. Так, например, мне удалось однажды достать рукой из

очень извилистой фановой трубы заскочившую туда случайно серьгу

моего брата. Я мог, например, спрятаться в сравнительно неболь

шую корзинку и закрыть за собой крышку.

Да, конечно, я был феноменален!

Мой брат был полная моя противоположность: во-первых, он был

выше ростом, а во-вторых, – глупее.

Мы с ним никогда не дружили. Хотя, впрочем, дружили, и даже

очень. Я тут чего-то напутал: мы именно с ним не дружили и всег

да были в ссоре. А поссорились мы с ним так. Я стоял: там выда

вали сахар, и я стоял в очереди и старался не слушать, что гово

рят кругом. У меня немножечко болел зуб, и настроение было не

важное. На улице было очень холодно, потому что все стояли в

ватных шубах и все-таки мерзли. Я тоже стоял в ватной шубе, но

сам не очень мерз, а мерзли мои руки, потому что то и дело при

ходилось вынимать их из кармана и поправлять чемодан, который я

держал, зажав ногами, чтобы он не пропал. Вдруг меня ударил кто

то по спине. Я пришел в неописуемое негодование и с быстротой

молнии стал обдумывать, как наказать обидчика. В это время меня

ударили по спине вторично. Я весь насторожился, но решил голову

назад не поворачивать и сделать вид, будто я ничего не заметил.

Я только на всякий случай взял чемодан в руку. Прошло минут

семь, и меня в третий раз ударили по спине. Тут я повернулся и

увидел перед собой высокого пожилого человека в довольно поно

шенной, но все же хорошей ватной шубе.

– Что вам от меня нужно? – спросил я его строгим и даже слегка

металлическим голосом.

– А ты чего не оборачаваешься,когда тебя окликают? – сказал он.

Я задумался над смыслом его слов, когда он опять открыл рот и

сказал:

– Да ты что? Не узнаешь, что ли, меня? Ведь я твой брат.

Я опять задумался над его словами, а он снова открыл рот и

сказал:

– Послушай-ка, брат. У меня не хватает на сахар четырех рублей,

а из очереди уходить обидно. Одолжи-ка мне пятерку, и мы с тобой

потом рассчитаемся.

– 112

СЛУЧАЙ НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ

Как-то бабушка махнула

и тотчас же паровоз

детям подал и сказал:

пейте кашу и сундук.

Утром дети шли назад

сели дети на забор

и сказали: вороной

поработай, я не буду,

Маша тоже не такая

как хотите может быть

мы залижем и песочек

то что небо выразило

вылезайте на вокзале

здравствуй здравствуй Грузия

как нам выйти из нее

мимо этого большого

на заборе – ах вы дети

вырастала палеандра

и влетая на вагоны

перемыла не того

кто налима с перепугу

оградил семью волами

вынул деньги из кармана

деньги серые в лице.

Ну так вот, а дальше прели

все супа – сказала тетя

все чижи – сказал покойник

даже тело опустилось

и чирикало любезно,

но зато немного скучно

и как будто бы назад.

Дети слушали обедню

надевая на плечо

мышка бегала в передник

раздирая два плеча,

а грузинка на пороге

все твердила. А грузин

перегнувшись под горою

шарил пальцами в грязи.

1926 год.

Собрание стихотворений.

Сборник Ленинградского Союза

поэтов. Ленинград. 1926 год.

СТИХ ПЕТРА ЯШКИНА*

Мы бежали как сажени

на последнее сраженье

наши пики притупились

мы сидели у костра

реки сохли под ногою

мы кричали: мы нагоним!

плечи дурые высоки

морда белая востра.

Но дорога не платочек

и винтовку не наточишь

мы пускали наши взоры

версты скорые считать

небо падало завесой

опускалося за лесом

камни прыгали в лопату

месяц солнцу не чета

сколько времени не знаю

мы гналися за возами

только ноги подкосились

вышла пена на уста

наши очи опустели

мох казался нам постелью

но сказали мы нарочно

чтоб никто не отставал

на последнее сраженье

мы бежали как сажени

как сажени мы бежали

! пропадай кому не жаль !

все

1927 год.

"Костер." Сборник ленингадского

Союза поэтов. Ленинград. 1927 г.

– 114

ПОДРУГА

На твоем лице, подруга,

два точильщика-жука

начертили сто два круга

цифру семь и букву К.

Над тобой проходят годы,

хладный рот позеленел,

лопнул глаз от злой погоды,

в ноздрях ветер зазвенел.

Что в душе твоей творится,

я не знаю. Только вдруг

может с треском раствориться

дум твоих большой сундук.

И тогда понятен сразу

будет всем твой сладкий сон.

И твой дух, подобно газу,

из груди умчится вон.

Что ты ждешь? Планет смятенья

иль движенье звездных толп?

или ждешь судеб смятенья,

опершись рукой на столб?

Или ждешь, пока желанье

из небес к тебе слетит

и груди твоей дыханье

мысль в слово превратит?

Мы живем не полным ходом,

не считаем наших дней,

но минуты с каждым годом

все становятся длинней.

С каждым часом гнев и скупость

ловят нас в свой мрачный круг,

и к земле былая глупость

опускает взоры вдруг.

И тогда, настроив лиру

и услышав лиры звон,

будем петь. И будет миру

наша песня точно сон.

И быстрей помчатся реки,

И с высоких берегов

будешь ты, поднявши веки

бесконечный ряд веков

Наблюдать холодным оком

нашу славу каждый день.

и на лбу твоем высоком

никогда не ляжет тень.

1933 год.

"День поэзии" Советский писатель

Л.1965 год.

БАСНЯ

Один человек небольшого роста сказал: "Я согласен на все, то

лько бы быть хоть капельку повыше."

Только он это сказал, как смотрит – стоит перед ним волшебни

ца.

– Чего ты хочешь? – спрашивает волшебница.

А человек небольшого роста стоит и от страха ничего сказать

не может.

– Ну? – говорит волшебница.

А человек небольшого роста стоит и молчит. Волшебница исчез

ла.

Тут человек небольшого роста начал плакать и кусать себе ног

ти. Сначала на руках все ногти сгрыз, а потом на ногах.

* * *

Читатель, вдумайся в эту басню, и тебе станет не по себе.

1935 год.

( ЛГ №27 1970 г. )

– 116

ПИСЬМО

Дорогой Никандр Андреевич,

получил твое письмо и сразу понял, что оно от тебя. Сначало по

думал, что оно вдруг не от тебя, но как только распечатал, сразу

понял, что от тебя,а то было подумал, что оно не от тебя. Я рад,

что ты уже давно женился, потому что когда человек женится на

том, на ком он хотел жениться, то значит, он добился того, чего

хотел. И вот я очень рад, что ты женился, потому что когда чело

век женится на том, на ком хотел, то значит, он добился того,

чего хотел. Вчера я получил твое письмо и сразу подумал, что

это письмо от тебя, но потом подумал, что кажется, что не от те

бя, но распечатал и вижу – точно от тебя. Очень хорошо сделал,

что написал мне. Сначала не писал, а потом вдруг написал, хотя

еще раньше, до того, как некоторое время не писал – тоже писал.

Я сразу, как получил твое письмо, сразу решил, что оно от тебя,

и, потом, я очень рад, что ты уже женился. А то, если чело

век захотел жениться, то ему надо во что бы то ни стало женить

ся. Поэтому я очень рад, что ты наконец женился именно на том,

на ком и хотел жениться. И очень хорошо сделал, что написал мне.

Я очень обрадовался, как увидел твое письмо, и сразу даже поду

мал, что оно от тебя. Правда, пока распечатывал, то мелькнула

такая мысль, что оно не от тебя, но потом все-таки, я решил, что

оно от тебя. Спасибо, что написал. Благодарю тебя за это и очень

рад за тебя. Ты, может быть, не догадываешься почему я так рад

за тебя, но я тебе сразу скажу, что рад я за тебя потому, что ты

женился, и именно на том, на ком и хотел жениться. А это,

знаешь, очень хорошо жениться именно на том, на ком хочешь же

ниться, потому что тогда именно и добиваешься того, чего хотел.

Вот именно потому я так рад за тебя. А также рад и тому, что ты

написал мне письмо. Я еще издали решил, что письмо от тебя, а

как взял в руки, так подумал: а вдруг не от тебя? А потом думаю:

да нет, конечно, от тебя. Сам распечатываю письмо и в то же вре

мя думаю: от тебя или не от тебя? От тебя или не от тебя? Ну, а

как распечатал, то и вижу, что от тебя. Я очень обрадовался и

решил тоже написать тебе письмо. О многом надо сказать, но бук

вально нет времени. Что успел, написал тебе в этом письме, а

остальное потом напишу, а то сейчас совсем нет времени. Хорошо,

по крайней мере, что ты написал мне письмо. Теперь я знаю, что

ты уже давно женился. Я и из прежних писем знал, что ты женился,

а теперь опять вижу – совершенно верно, ты женился. И я очень

рад, что ты женился и написал мне письмо. Я сразу, как увидел

твое письмо, так и решил, что оно от тебя, и что ты опять женил

ся. Ну, думаю, это хорошо, что ты опять женился и написал мне

об этом письмо. Напиши мне теперь, кто твоя новая жена и как это

все вышло. Передай привет твоей новой жене.

1933 год.

( ЛГ №31 1973 г. )

– 118

МЕДНЫЙ ВЗГЛЯД*

– Видите ли, – сказал он, – я видел, как вы с ними катались

третьего дня на лодке. Один из них сидел на руле, двое гребли,

а четвертый сидел рядом с вами и говорил. Я долго стоял на бере

гу и смотрел, как гребли те двое. Да, я могу смело утверждать,

что они хотели утопить вас. Так гребут только перед убийством.

Дама в желтых перчатках посмотрела на Клопова.

– Что это значит? – сказала она. – Как это так можно особенно

грести перед убийством? И потом, какой смысл им топить меня?

Клопов резко повернулся к даме и сказал:

– Вы знаете, что такое медный взгляд?

– Нет, – сказала дама, невольно отодвигаясь от Клопова.

– Ага! – сказал Клопов. – Когда тонкая фарфоровая чашка пада

ет со шкапа и летит вниз, то в этот момент, пока она еще летит

по воздуху, вы уже знаете, что она коснется пола и разлетится на

куски. А я знаю, что если человек взглянул на другого человека

медным взглядом, то уж рано или поздно он неминуемо убьет его.

– Они смотрели на меня медным взглядом? – спросила дама в же

лтых перчатках.

– Да, сударыня, – сказал Клопов и надел шляпу.

Некоторое время оба молчали. Клопов сидел, опустив низко го

лову.

– Простите меня, – вдруг сказал тихо он.

Дама в желтых перчатках с удивлением смотрела на Клопова и

молчала.

– Это все неправда, – сказал Клопов. – Я выдумал про медный

взгляд сейчас, вот тут, сидя с вами на скамейке. Я, видите ли,

разбил сегодня свои часы, и мне все представляется в мрачном

свете.

Клопов вынул из кармана платок, развернул его и протянул даме

разбитые часы.

– Я носил их шестнадцать лет. Вы понимаете, что это значит?

Разбить часы, которые шестнадцать лет тикали у меня вот тут,

под сердцем? У вас есть часы?

("Аврора" №2 1974 г.)

ПЬЕСА

Шапкин (стоя посреди сцены.):

У меня сбежала жена. Ну что же тут поделаешь? Все равно, коли

сбежала, так уж не вернешь. Надо быть философом и мудро воспри

нимать всякое событие. Счастлив тот, кто обладает мудростью. Вот

Куров этой мудростью не обладает, а я обладаю. Я в Публичной би

блиотеке два раза книгу читал. Очень умно там обо всем было на

писано.

Я всем интересуюсь, даже языками. Я знаю по-французски счи

тать и знаю, как по-немецки живот. Дер маген. Вот как! Со мной

даже художник Козлов дружит. Мы с ним вместе пиво пьем. А Куров

что? Даже на часы смотреть не умеет. В пальцы сморкается, рыбу

вилкой ест, спит в сапогах, зубов не чистит... тьфу! Что называ

ется – мужик! Ведь с ним покажись в обществе: вышибут вон, да

еще и матом покроют – не ходи, мол, с мужиком, коли сам интелли

гент.

Ко мне не подкопаешься. Давай графа – поговорю с графом. Да

вай барона – и с бароном поговорю. Сразу даже не поймешь, кто я

такой есть.

Немецкий язык, это я, верно, плохо знаю, хотя знаю: живот -

дер маген. А вот скажут мне: "Дер маген финдель мун",– а я уже и

не знаю, чего это такое. А Куров тот и "дер маген" не знает. И

ведь с таким дурнем убежала! Ей, видите ли, вон чего надо! Меня

она, видите ли, за мужчину не считает. "У тебя, – говорит, – го

лос бабий!" Ан не бабий, а детский у меня голос! Тонкий, дет

ский, а вовсе не бабий! Дура такая! Чего ей Куров дался? Ху

дожник Козлов говорит, что с меня садись да картину пиши.

(Литературная газета №46 1968 г.)

– 120

КАК Я РАСТРЕПАЛ ОДНУ КОМПАНИЮ

1. Однажды я пришел в Госиздат и встретил в Госиздате Евгения

Львовича Шварца, который, как всегда, был одет плохо, но с пре

тензией на что-то.

Увидя меня, Шварц начал острить, тоже, как всегда, неудачно.

Я острил значительно удачнее и скоро в умственном отношении

положил Шварца на обе лопатки.

Все вокруг завидовали моему остроумию, но никаких мер не пре

дпринимали, так как буквально дохли от смеха. В особенности же

дохли от смеха Нина Владимировна Гернет и Давид Ефимович Рахми

лович, для благозвучия называвший себя Южиным.

Видя, что со мной шутки плохи, Шварц начал сбавлять свой тон

и, наконец, обложив меня просто матом, заявил, что в Тифлисе За

болоцкого знают все, а меня почти никто.

Тут я обозлился и сказал, что я более историчен, чем Шварц и

Заболоцкий, что от меня останется в истории светлое пятно, а они

быстро забудутся.

Почувствовав мое величие и крупное мировое значение, Шварц

постепенно затрепетал и пригласил меня к себе на обед.

2. Я решил растрепать одну компанию, что и делаю.

Начну с Валентины Ефимовны. Эта нехозяйственная особа пригла

шает нас к себе и вместо еды подает к столу какую-то кислятину.

Я люблю поесть и знаю толк в еде. Меня кислятиной не проведешь!

Я даже в ресторан другой раз захожу и смотрю, какая там еда. И

терпеть не могу, когда с этой особенностью моего характера не

считаются.

Теперь перехожу к Леониду Савельевичу Липавскому*. Он не пос

теснялся сказать мне в лицо, что ежемесячно сочиняет десять мыс

лей.

Во-первых, врет. Сочиняет не десять, а меньше.

А во-вторых, я больше сочиняю. Я не считал, сколько я сочиняю

в месяц, но должно быть больше, чем он....

Я вот, например, не тычу всем в глаза, что обладаю, мол, ко

лоссальным умом. У меня есть все данные считать себя великим че

ловеком. Да, впрочем, я себя таким и считаю.

Потому-то мне и обидно, и больно находиться среди людей, ниже

меня поставленных по уму, прозорливости и таланту, и не чувство

вать к себе должного уважения.

Почему, почему я лучше всех?

3. Теперь я все понял: Леонид Савельевич – немец. У него даже

есть немецкие привычки. Посмотрите,как он ест. Ну, чистый немец,

да и только! Даже по ногам видно, что он немец.

Не хвастаясь, могу сказать, что я очень наблюдательный и

остроумный.

Вот, например, если взять Леонида Савельевича, Юлия Берзина и

Вольфа Эрлиха и поставить их вместе на панели, то можно сказать

"мал мала меньше".

По-моему, это остроумно, потому что в меру смешно.

И все-таки Леонид Савельевич – немец! Обязательно при встрече

скажу ему это.

Я не считаю себя особенно умным человеком и все-таки должен

сказать, что я умнее всех. Может быть, на Марсе есть и умнее ме

ня, но на земле не знаю.

Вот, говорят, Олейников очень умный. А по-моему, он умный, да

не очень. Он открыл, например, что если написать шесть и пере

вернуть, то получится девять. А по-моему, это неумно.

Леонид Савельевич совершенно прав, когда говорит, что ум че

ловека – это его достоинство. А если ума нет, значит, и достоин

ства нет. Яков Семенович возражает Леониду Савельевичу и говорит

что ум человека – это его слабость. А по-моему, это уже пара

докс. Почему же ум это слабость? Вовсе нет! Скорее крепость.

Я так думаю.

Мы часто собираемся у Леонида Савельевича и говорим об этом.

Если поднимается спор, то победителем спора всегда остаюсь я.

Сам не знаю почему.

На меня почему-то все глядят с удивлением. Что бы я ни сде

лал, все находят, что это удивительно. А ведь я даже и не стара

юсь. Все само собой получается.

Заболоцкий как-то сказал, что мне присуще управлять сферами.

Должно быть, пошутил. У меня и в мыслях ничего подобного не

было.

В Союзе писателей меня считают почему-то ангелом.

Послушайте, друзья! Нельзя же в самом деле передо мной так

преклоняться. Я такой же, как и вы все, только лучше.

4. Я слышал такое выражение: "Лови момент!" Легко сказать, но

трудно сделать. По-моему, это выражение бессмысленно. И действи

тельно, нельзя призывать к невозможному.

Говорю я это с полной уверенностью,потому что сам на себе все

испытал. Я ловил момент, но не поймал и только сломал часы. Те

перь я знаю, что это невозможно.

– 122

О ВРЕДЕ КУРЕНИЯ

Надо бросить курить, чтобы хвастаться своей силой воли. При

ятно, не покурив неделю и уверившись в себе, что сумеешь воздер

жаться от курения, прийти в общество Липавского*, Олейникова и

Заболоцкого, чтобы они сами обратили внимание на то, что ты це

лый вечер не куришь. И на вопрос их: почему ты не куришь? – от

ветить, скрывая в себе страшное хвастовство: я бросил курить.

Великий человек не должен курить.

Хорошо и практично, чтобы избавиться от порока курения, испо

льзовать порок хвастовства.

Винолюбие, чревоугодие и хвастовство меньшие пороки, нежели

курение.

Курящий мужчина никогда не находится на высоте своего положе

ния, а курящая женщина способна положительно на все.

А потому бросим, товарищи, курить.

1933 год.

(Литературная газета 11 дек. 1968 г.)

ПИСЬМА К ДРУЗЬЯМ

Матушка моя, дорогая Тамара Александровна,

не люблю писать зря, когда нечего. Ничего ровно не изменилось

с тех пор, как Вы уехали. Так же все Валентина Ефремовна ходит к

Тамаре Григорьевне, Тамара Григорьевна к Валентине Ефремовне,

Александра Григорьевна к Леониду Савельевичу, а Леонид Савелье

вич к Александру Ивановичу. Абсолютно так же ничего не могу ска

зать и о себе. Немного загорел, немного пополнел, немного похо

рошел, но даже и с этим не все согласны.

Вот разве опишу вам казус, случившийся с Леонидом Савельеви

чем. Зашел раз Леонид Савельевич ко мне и не застал меня дома.

Ему даже дверь не открыли, а только через дверь спросили: кто

там? Он спросил сначала меня, а потом назвал свою фамилию, поче

му-то Савельев. А мне потом передают, что приходила ко мне ка

кая-то барышня по имени Севилья. Я лишь с трудом догадался, кто

был на самом деле. Да, а на днях еще такой казус вышел. Пошли мы

с Леонидом Савельевичем в цирк. Приходим перед началом и, пред

ставьте себе, нет ни одного билета. Я говорю: пойдемте, Леонид

Савельевич, на фу-фу. Мы и пошли. А у входа меня задержали и не

пускают, а он, смотрю, свободно вперед прошел. Я обозлился и го

ворю: вон тот человек тоже без билета. Почему вы его пускаете? А

они мне говорят: это Ванька-встанька, он у нас у ковра служит.

Совсем, знаете, захирел Леонид Савельевич и на Госиздат рукой

машет, хочет в парикмахеры поступить. Александр Иванович купил

себе брюки, уверяет, что оксфорт. Широки они, действительно,

страшно, шире оксфорта, но зато коротки очень, видать где носки

кончаются. Александр Иванович не унывает, говорит: поношу – раз

носятся. Валентина Ефремовна переехала на другую квартиру. Дол

жно быть и оттуда турнут ее в скором времени. Тамара Григорьевна

и Александра Григорьевна нахально сидят в Вашей комнате; сове

тую обратить внимание. Синайские, между прочим, мерзавцы.

Вот примерно все, что произошло за время Вашего отсутствия.

Как будет что нибудь интересное, напишу обязательно.

Очень соскучились мы без Вас. Я влюбился уже в трех красавиц,

похожих на Вас. Леонид Савельевич написал у себя под кроватью

карандашом по обоям: "Тамара А.К.Н." А Олейников назвал своего

сына Тамарой. А Александр Иванович всех свих знакомых зовет Та

мася. А Валентина Ефремовна написала Барскому письмо и подписа

лась "Т" – либо "Твоя" либо "Тамара". Хотите верьте, хотите не

верьте, но даже Боба Левин прислал из Симбирска письмо, где пи

шет "...ну как живешь, кого видишь?" Явно интересуется, вижу ли

я Вас. На днях встретил Данилевича. Он прямо просиял и затрепе

тал, но, узнав меня, просто осунулся. Я, говорит*, вас за Тама

рочку принял, теперь вижу, обознался. Так и сказал: за Тамароч

ку. Я ничего не сказал, только посмотрел ему вслед и тихо про

бормотал: сосулька! А он, верно, это расслышал, подошел быстро

ко мне, да как хряснет меня по щеке неизвестно чем. Я даже за

плакал, очень мне жаль Вас стало.

Не могу больше писать карандашом.

Ваш Даниил Хармс.

17 июля 1931 года.

Надеждинская,11,кв.8.

( пишите мне на этот адрес)

????????????????????????????????????????????????????????????????

* – В этот момент тетушка отобрала у меня чернила.

Пишу письмо из царского села. Д.Х.

– 124

* * *

Летят по небу шарики,

летят они, летят,

летят по небу шарики,

блестят и шелестят.

Летят по небу шарики,

а люди машут им,

летят по небу шарики,

а люди машут им.

Летят по небу шарики,

а люди машут шапками,

летят по небу шарики,

а люди машут палками,

летят по небу шарики,

а люди машут булками,

летят по небу шарики,

а люди машут кошками,

летят по небу шарики,

а люди машут стульями,

летят по небу шарики,

а люди машут лампами,

летят по небу шарики,

а люди все стоят,

летят по небу шарики,

блестят и шелестят.

А люди тоже шелестят.

1933 год.

ПАДЕНИЕ ВОД

Стукнул в печке молоток,

рухнул об пол потолок:

надо мной открылся ход

в бесконечный небосвод.

Погляди: небесных вод

льются реки в землю. Вот

я подумал: подожди,

это рухнули дожди.

Тухнет печка. Спят дрова.

Мокнут сосны и трава.

На траве стоит петух

Он глядит в небесных мух.

Мухи, снов живые точки,

лают песни на цветочке

Мухи:

Поглядите, мухи в небо,

там сидит богиня Геба.

Поглядите мухи, в море,

там уныние и горе

над водой колышут пар.

Гляньте, мухи, в самовар!

Мухи:

В самовар глядим, подруги,

там пары встают упруги,

лезут в чайник. Он летит.

Воду в чашке кипятит.

Вьется в чашке кипяток.

Гляньте, мухи, эпилог!

Мухи:

Это крыши разлетелись,

открывая в небо ход,

это звезды развертелись,

сокращая чисел год.

Это вод небесных реки

пали в землю из дыры.

Это звезд небесных греки

шлют на землю нам дары.

Это стукнул молоток.

Это рухнул потолок.

Это скрипнул табурет.

Это мухи лают бред.

ВСЕ

24 января 1930 года

Альманах "Поэзия".

Из-во "Молодая гвардия" 1975 год

– 126

Я стал раздумывать о том, почему брату не хватает четырех

рублей, но он схватил меня за рукав и сказал:

– Ну так как же: одолжишь ты своему брату немного денег? – И с

этими словами он сам расстегнул мне мою ватную шубу, залез ко

мне во внутренний карман и достал мой кошелек.

– Вот, – сказал он. – я, брат, возьму у тебя взаймы некоторую

сумму, а кошелек, вот смотри, я кладу тебе обратно в пальто. – И

он сунул кошелек в наружный карман моей шубы.

Я был, конечно, удивлен, так неожиданно встретив своего бра

та. Некоторое время я помолчал, а потом спросил его:

– А где же ты был до сих пор?

– Там. – отвечал мне брат и показал куда-то рукой.

Я задумался: где это "там", но брат подтолкнул меня в бок и

сказал:

– Смотри: в магазин начали пускать.

До дверей магазина мы шли вместе, но в магазине я оказался

один, без брата. Я на минуту выскочил из очереди и выглянул че

рез дверь на улицу. Но брата нигде не было.

Когда я хотел опять занять в очереди свое место, меня туда не

пустили и даже постепенно вытолкали на улицу. Я сдерживая гнев

на плохие порядки, отправился домой. Дома я обнаружил, что мой

брат изъял из моего кошелька все деньги. Тут я страшно рассер

дился на брата, и с тех пор мы с ним никогда больше не мирились.

Я жил один и пускал к себе только тех, кто приходил ко мне за

советом. Но таких было много, и выходило так, что я ни днем, ни

ночью не знал покоя. Иногда я уставал до такой степени, что ло

жился на пол и отдыхал. Я лежал на полу до тех пор, пока мне не

делалось холодно, тогда я вскакивал и начинал бегать по комнате,

чтобы согреться. Потом я опять садился на скамейку и давал со

веты всем нуждающимся.

Они входили ко мне друг за другом, иногда даже не открывая

дверей. Мне было весело смотреть на их мучительные лица. Я го

ворил с ними, а сам едва сдерживал смех.

Один раз я не выдержал и рассмеялся. Они с ужасом кинулись

бежать кто в дверь, кто в окно, а кто и прямо сквозь стену.

Оставшись один, я встал во весь свой могучий рост, открыл рот

и сказал:

– Принтимпрам.

Но тут во мне что-то хрустнуло, и с тех пор, можете считать,

что меня больше нет.

(1936 ?)

( ЛГ №25 1987 г. )

VII

ДНЕВНИКОВЫЕ ЗАПИСИ, ПИСЬМА И ПРОЧЕЕ...

– 129

ПОДСЛУШАННЫЙ МНОЮ СПОР "ЗОЛОТЫХ СЕРДЕЦ"

О БЕШЕМЕЛИ

Мчался поезд, будто с гор,

в окна воздухи шумели.

Вдруг я слышу разговор,

бурный спор о бешемели.

Ночь. Не видно мне лица,

только слышно мне по звуку:

Золотые всё сердца!

Я готов подать им руку.

Я поднялся, я иду,

я качаюсь по вагону,

если я не упаду,

я найду их, но не трону.

Вдруг исчезла темнота,

в окнах станция мелькнула,

в грудь проникла теснота,

в сердце прыгнула акула.

Заскрипели тормоза,

прекратив колес погони.

Я гляжу во все глаза:

я один в пустом вагоне.

Мне не слышно больше слов

о какой-то бешемели.

Вдруг опять, как средь лесов,

ветры в окна зашумели.

И вагоны, заскрипев,

понеслись. Потух огонь.

Мчится поезд, будто лев,

убегает от погонь.

18 февраля 1936 года.

Дорогая Лиза,

поздравляю Кирилла с днем его рождения, а также поздравляю

его родителей, успешно выполняющих предписанный им натурой план

воспитания человеческого отпрыска, до двухлетнего возраста не

умеющего ходить, и затем со временем начинающего крушить всё

вокруг, и, наконец, в достижении младшего дошкольного возраста,

избивающего по голове украденным из отцовского письменного стола

вольтметром свою любящую мать, не успевшую отвернуться от весьма

ловко проведенного нападения своего,не совсем еще дозревшего ре

бенка, замышляющего уже в своем недозрелом затылке, ухлопав ро-

дителей, направить всё своё преостроумнейшее внимание на убелен

ного сединами дедушку, и, тем самым, доказывающего свое по летам

развернувшееся умственное развитие, в честь которого сего года

28 февраля соберутся кое-какие поклонники сего, поистине из ряда

вон выходящего явления, и в числе которых, к великому моему при