Текст книги "Том 3. Тигр на улице"
Автор книги: Даниил Хармс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
1930
«Друг за другом»К нам в редакцию пришел человек в мохнатой шапке, в валеных сапогах и с огромной папкой под мышкой.
– Что вам угодно? – спросил его редактор.
– Я изобретатель. Моя фамилия Астатуров, – сказал вошедший. – Я изобрел новую детскую игру. Называется она «Друг за другом».
– Покажите, – сказал редактор.
Изобретатель развернул папку, достал из нее картон и разложил его на столе. На картоне было нарисовано 32 квадрата: 16 желтых и 16 синих. Изобретатель достал из папки 8 картонных фигурок и поставил их перед доской.
– Вот, – сказал изобретатель, – видите восемь фигурок: четыре желтых и четыре синих. Называются они так: первая фигура изображает корову и называется «корова».
– Простите, – сказал редактор, – но ведь это не корова.
– Это не важно, – сказал Астатуров. – Вторая фигура – самовар и называется «врач», желтые и синие фигуры совершенно одинаковы.
– Позвольте, – сказал редактор, – но желтый врач совсем не похож на синего.
– Это не важно, – сказал Астатуров, – сейчас я вам объясню, как надо играть в эту игру. Играют двое. Сначала они расставляют фигуры по местам. Желтые фигуры на желтые квадраты, синие – на синие.
– Что же дальше? – спросил редактор.
– Дальше, – сказал Астатуров, – игроки начинают двигать фигуры. Первый – желтый самовар, второй – синий самовар. Постепенно фигуры идут навстречу друг другу и, наконец, меняются местами.
– А что же дальше? – спросил редактор.
– Дальше, – сказал Астатуров, – фигуры идут обратно в том же порядке.
– Ну и что же? – спросил редактор.
– Всё, – торжествующе сказал Астатуров.
– Поразительно глупая игра, – сказал редактор.
– То есть как глупая? – обиделся изобретатель.
– Да к чему же она? – спросил редактор.
– Для времяпровождения, – сказал изобретатель Астатуров. Мы не выдержали и рассмеялись.
– Смеетесь, – сказал Астатуров, сердито собирая со стола фигуры и доску, – и без вас обойдусь. Пойду в Комитет по делам изобретений.
Астатуров хлопнул дверью и вышел.
– Товарищи, – сказал редактор, – хорошо бы сходить кому-нибудь из нас в Комитет по делам изобретений. Надо думать, что среди очень ценных изобретений попадаются и смешные. Ведь мы можем дать в журнал рассказ о таких же веселых изобретателях, как изобретатель Астатуров. Кто хочет идти?
– Я, – сказал я.
– Так идите же скорей, сейчас же, – крикнул редактор. – Кстати, узнайте об изобретателях вообще.
Я пришел в Комитет по делам изобретений при ВСНХ. Меня провели к сотруднику патентного отдела.
– Что вам угодно? – спросил сотрудник патентного отдела.
– Мне бы хотелось узнать, что надо изобретателю, чтобы делать значительные и полезные изобретения, – сказал я.
– Раньше всего, – сказал сотрудник, – давайте решим, что мы будем считать полезным и значительным изобретением, – с этими словами он порылся в кипе бумаг, которые лежали по всей комнате, достал две бумажки и сказал:
– Я прочту вам две заявки на изобретения, поданные двумя изобретателями. Выслушайте их и скажите, какое из этих изобретений для нас более важное и полезное.
Я сел и приготовился слушать.
– Вот, – сказал сотрудник, – первое изобретение: изобретатель Лямзин. Изобретение называется «Солнцетермос» [2]2
Все указанные изобретения действительно были поданы в Комитет по делам изобретений при ВСНХ. № заявки на «Солнцетермос» 2767 <прим. авт.>.
[Закрыть]. Изобретение состоит вот в чем: «два шара из стекла, один внутри другого, помещаются на высокой мачте. Устройство дает на весь мир ослепительный свет, от которого можно укрыться только плотными шторами». Теперь слушайте второе изобретение. Изобретатель Серебряков. Он изобрел способ производства картона из отбросов бумаги, опилок, древесной коры и мха.
– Конечно, – сказал я, – важнее и полезнее «Солнцетермос».
– Вы ошибаетесь, – сказал сотрудник. – Изобретение Серебрякова для нас и важнее и полезнее «Солнцетермоса».
– Почему? – удивился я.
– Очень просто, – ответил сотрудник. – «Солнцетермос» может быть и замечательная штука, но, во-первых, – оно не осуществимо, так как оно совершенно не подтверждено наукой, а во-вторых, оно нам сейчас и не нужно вовсе, тогда как производство картона из отбросов, если оно будет применено во всей бумажной промышленности, даст нам в год 23 миллиона рублей экономии, или – такое незначительное на вид изобретение, как золотник для паровоза, изобретенный Тимофеевым, даст нам в год экономии в пять миллионов рублей.
– Что же надо изобретателю, – сказал я, – чтобы дать полезные и нужные изобретения?
– Во-первых, – сказал сотрудник патентного отдела, – изобретателю надо много учиться. Мы часто видим у изобретателей стремление разрешить крупные задачи без достаточной для этого научной подготовки. – Во-вторых, – продолжал сотрудник, – изобретатель должен знать все, что сделано в его области до него, не то он может запоздать со своим изобретением лет на 50. Один изобретатель изобрел двухконечные спички, которые можно зажигать с двух концов. Изобретатель имел благую цель – экономию древесного материала. Но его труды пропали даром.
– Почему? – спросил я.
– Потому что такие спички изобрели уже в Германии 20 лет тому назад, – ответил сотрудник. – В-третъих, всякое изобретение должно быть экономно. Один человек изобрел способ механической разводки пилы. Способ сложный и дорогой. А к чему он? Разводка пилы от руки и проще, и удобней, и дешевле. Наконец, всякое изобретение должно быть разумно. К нам в год поступает свыше 20 000 заявок на изобретения. Среди очень ценных и полезных изобретений попадается немало изобретений вздорных и нелепых.
– Вот как раз это второе, о чем я хотел вас расспросить, – сказал я сотруднику патентного отдела.
– Кое-что я вам могу рассказать, – сказал сотрудник, – слыхали вы о таком Мясковском?
– Нет, – сказал я, – не слыхал.
– Замечательный человек этот Мясковский, – сказал сотрудник, – к нам от него поступает множество бесполезных и нелепых изобретений. Вот одно из них.
Сотрудник порылся в папках, нашел бумажку и прочел:
«Зонтик для работающих в поле. Делается он так: на деревянные стойки натягивается полотно. Стойки ставятся на колеса. Ты работаешь на поле и по мере работы на другом месте передвигаешь за собой палатку».
– Да зачем же это надо? – спросил я.
– То-то и оно-то, что не надо, – сказал сотрудник. – А вот вам изобретение другого такого же изобретателя: «способ раскроя платья: животное (изобретатель, по-видимому, подразумевает шкуру убитого животного) рубят на две части. Срезывается шея и хвост и получаются два пиджака. Один из них со стоячим воротником». Портных не надо, – сказал сотрудник, – а вот вам новый способ самосогревания.
– Какой же это способ, – спросил я.
– Способ простой, – ответил сотрудник, – проще быть не может.
Он достал другую бумажку и прочел: Способ самосогревания: дыши себе под одеяло, и тепло изо рта будет омывать тело. Одеяло же сшей в виде мешка.
Я захохотал.
– Это еще что, – сказал сотрудник, улыбаясь, – тут нам один человек принес способ окраски лошадей.
– Зачем же их красить, – спросил я.
– Ясно, что ни к чему, – сказал сотрудник, – но вы послушайте способ окраски: «чтобы окрасить лошадь в другой цвет, надо связать ей передние и задние ноги и опустить ее в чан с кипяченым молоком».
Я хохотал на всю комнату.
– Подождите, – крикнул сотрудник, – вы прочтите вот это объявление из американской газеты. Оно перепечатано в советском журнале «Изобретатель».
Я взял журнал и прочел следующее. «Ново? Небывало! Необходимо всем и каждому! Прибор, помещающийся на голове, при помощи которого шляпа снимается автоматически. Достаточно небольшого наклона головы, чтобы шляпа приветственно поднялась вверх. Незаменимо, когда обе руки заняты чемоданами».
Едва я успел дочитать до конца, как в комнату ворвался человек.
– Я опять к вам, – крикнул он сотруднику патентного отдела.
На лице сотрудника выразился испуг. Я оглянулся и увидел человека в мохнатой шапке, в валеных сапогах и с огромной папкой под мышкой. Я сразу узнал его – это был Астатуров. Но Астатуров, не замечая меня, подлетел к столу, разложил папку и крикнул:
– Я изобрел новую детскую игру «Друг за другом». Хочу получить на нее патент. Сейчас я вам ее покажу.
– Да это и не надо, – сказал сотрудник. – Вы подайте заявку на патент и напишите объяснение.
Но Астатуров не слушал сотрудника, он уже расставил фигуры по местам и объяснял.
– Первая фигура изображает корову и называется «корова». Вторая – самовар и называется «самовар», третья – паровоз и называется «паровоз», четвертая человека и называется «врач».
– Хорошо, – сказал сотрудник, – но вы подайте письменное заявление. Астатуров продолжал.
– Игроки начинают играть: первый игрок передвигает желтую корову, второй передвигает синюю, первый – желтый самовар, второй – синий… Постепенно фигуры идут навстречу друг другу, и, наконец, меняются местами…
– Да вы подайте же заявление, – перебил Астатурова сотрудник патентного отдела.
– Слушайте дальше, – кричал Астатуров, – переменявшись местами, фигуры идут обратно в том же порядке.
– Ну и что же? – спросил сотрудник.
– Всё, – торжествующе сказал Астатуров.
– Да какая же это игра? – сказал сотрудник патентного отдела. Но тут я не выдержал и рассмеялся.
– Смеетесь, – крикнул Астатуров, – и без вас обойдусь.
Он схватил свою шапку и выбежал из комнаты. Я кинулся следом за ним. Астатуров промчался по двум-трем улицам, и я видел, как он завернул в большой магазин детских игрушек.
Я постоял немного на улице, а потом не вытерпел и заглянул в магазин.
Астатуров стоял перед прилавком и говорил:
– Третья фигура паровоз и называется «паровоз», четвертая – человек и называется «врач».
1930
«В редакцию вошли два человека…»В редакцию вошли два человека.
Оба сняли шапки и поклонились.
Один был курчавый, а другой совершенно лысый.
– Что вам угодно? – спросил редактор.
– Я писатель Пузырёв, – сказал совершенно лысый.
– А я художник Бобырёв, – сказал курчавый.
<1930>
«В Америке в каждой школе висит плакат…»В Америке в каждой школе висит плакат:
«Каждый мальчик и каждая девочка должны есть горячую овсянку.»
– Я не хочу горячей овсянки, – сказал Том Плампкин.
– Она такая паршивая, – сказал Дэви Чик.
– И вонючая, – сказал Том Плампкин.
– И щёлкает на зубах, – сказал Дэви Чик.
Том Плампкин достал из кармана кусок бумажки. сложил её фунтиком, переложил туда с тарелки овсянку, и спрятал фунтик обратно в карман.
Дэви Чик достал из кармана металлическую баночку из-под зубного порошка и тоже переложив туда свою овсянку спрятал баночку в карман.
1930–1931 гг.
1933
Профессор ТрубочкинI
В редакцию «Чижа» вошёл человек маленького роста, с чёрной косматой бородой, в длинном чёрном плаще и в широкополой чёрной шляпе. Под мышкой этот человек держал огромный конверт, запечатанный зелёной печатью.
– Я – знаменитый профессор Трубочкин, – сказал тоненьким голосом этот странный человек.
– Ах, это вы профессор Трубочкин! – сказал редактор. – Мы давно ждём вас. Читатели нашего журнала задают нам различные вопросы. И вот мы обратились к вам, потому что только вы можете ответить на любой вопрос. Мы слыхали, что вы знаете всё.
– Да, я знаю все, – сказал профессор Трубочкин. – Я умею управлять аэропланом, трамваем и подводной лодкой. Я умею говорить по-русски, по-немецки, по-турецки, по-самоедски и по-фистольски. Я умею писать стихи, читать книжку, держа её вверх ногами, стоять на одной ноге, показывать фокусы и даже летать.
– Ну, это уж невозможно, – сказал редактор.
– Нет, возможно, – сказал профессор Трубочкин.
– А ну-ка, полетите, – сказал редактор.
– Пожалуйста, – сказал профессор Трубочкин и влез на стол.
Профессор разбежался по столу, опрокинул чернильницу и банку с клеем, сбросил на пол несколько книг, порвал чью-то рукопись и прыгнул на воздух. Плащ профессора распахнулся и защёлкал над головой редактора, а сам профессор замахал руками и с грохотом полетел на пол.
Все кинулись к профессору, но профессор вскочил на ноги и сказал:
– Я делаю всё очень скоро. Я могу сразу сложить два числа любой величины.
– А ну-ка, – сказал редактор, – сколько будет три и пять?
– Четыре, – сказал профессор.
– Нет, – сказал редактор, – вы ошиблись.
– Ах да, – сказал профессор, – девятнадцать!
– Да нет же, – сказал редактор, – вы ошиблись опять. У меня получилось восемь.
Профессор Трубочкин разгладил свою бороду, положил на стол конверт с зелёной печатью и сказал:
– Хотите, я вам напишу очень хорошие стихи?
– Хорошо, – сказал редактор.
Профессор Трубочкин подбежал к столу, схватил карандаш и начал быстро-быстро писать. Правая рука профессора Трубочкина стала вдруг мутной и исчезла.
– Готово, – сказал профессор Трубочкин, протягивая редактору лист бумаги, мелко-мелко исписанный.
– Куда девалась ваша рука, когда вы писали? – спросил редактор.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся профессор. – Это, когда я писал, я так быстро двигал рукой, что вы перестали её видеть.
Редактор взял бумагу и начал читать стихи:
Жик жик жик.
Фок фок фок.
Рик рик рик.
Шук шук шук.
– Что это такое? – вскричал редактор. – Я ничего не понимаю!
– Это по-фистольски, – сказал профессор Трубочкин.
– Это такой язык? – спросил редактор.
– Да, на этом языке говорят фистольцы, – сказал профессор Трубочкин.
– А где живут фистольцы? – спросил редактор.
– В Фистолии, – сказал профессор.
– А где Фистолия находится? – спросил редактор.
– Фистолия находится в Компотии, – сказал профессор.
– А где находится Компотия? – спросил редактор.
– В Чучечии, – сказал профессор.
– А Чучечия?
– В Бамбамбии.
– А Бамбамбия?
– В Тимпампампии.
– Простите, профессор Трубочкин, что с вами? – сказал вдруг редактор, вытаращив глаза. – Что с вашей бородой?
Борода профессора лежала на столе.
– Ах! – крикнул профессор, схватил бороду и бросился бежать.
– Стойте! – крикнул редактор.
– Держите профессора! – крикнул художник Тутин.
– Держите его! Держите его! Держите его! – закричали все и кинулись за профессором. Но профессора и след простыл.
В коридоре лежал плащ профессора, на площадке лестницы – шляпа, а на ступеньках – борода.
А самого профессора не было нигде.
По лестнице вниз спускался мальчик в серой курточке.
Редактор и художник вернулись в редакцию.
– Смотрите, остался конверт! – крикнул писатель Колпаков.
На столе лежал конверт, запечатанный зелёной печатью. На конверте было написано:
«В редакцию журнала „Чиж“.»
Редактор схватил конверт, распечатал его, вынул из конверта лист бумаги и прочел:
«Здравствуй, редакция „Чижа“.
Я только что вернулся из кругосветного путешествия. Отдохну с дороги и завтра приду к вам.
Я знаю всё и буду давать ответы на все вопросы ваших читателей.
Посылаю вам свой портрет. Напечатайте его на обложке „Чижа“ № 7.
Это письмо передаст вам Федя Кочкин.
Ваш профессор
Трубочкин».
– Кто это Федя Кочкин? – спросил писатель Колпаков.
– Не знаю, – сказал редактор.
– А кто же это был у нас и говорил, что он профессор Трубочкин? – спросил художник Тутин.
– Не знаю, не знаю, – сказал редактор. – Подождём до завтра, когда придёт настоящий профессор Трубочкин и сам всё обьяснит. А сейчас я ничего не понимаю.
II
Писатель Колпаков, художник Тутин и редактор «Чижа» сидели в редакции и ждали знаменитого профессора Трубочкина, который знает решительно все.
Профессор обещал прийти ровно в 12 часов, но вот уже пробило два, а профессора всё ещё нет.
В половине третьего в редакции зазвонил телефон. Редактор подошёл к телефону.
– Я слушаю, – сказал редактор.
– Ба-ба-ба-ба-ба! – раздались в телефоне страшные звуки, похожие на пушечные выстрелы.
Редактор вскрикнул, выпустил из рук телефонную трубку и схватился за ухо.
– Что случилось? – крикнули писатель Колпаков и художник
Тутин и кинулись к редактору.
– Оглушило, – сказал редактор, прочищая пальцем ухо и тряся головой.
– Бу-бу-бу-бу-бу! – неслось из телефонной трубки.
– Что же это такое? – спросил художник Тутин.
– А кто его знает, что это такое! – крикнул редактор, продолжая мотать головой.
– Подождите, – сказал писатель Колпаков, – мне кажется, я слышу слова.
Все замолчали и прислушались.
– Бу-бу-бу… буду…бу-бу… больше боль… балы балу…ту-бубу! – неслось из телефонной трубки.
– Да ведь это кто-то говорит таким страшным басом! – крикнул художник Тутин. Редактор сложил ладоши рупором, поднёс их к телефонной трубке и крикнул туда:
– Алло! Алло! Кто говорит?
– Великан Бобов-бов-бов-бов! – послышалось из телефонной трубки.
– Что? – удивился редактор. – Великанов же не бывает.
– Не бывает, а я великан Вобов, – ответила с треском трубка.
– А что вам от нас нужно? – спросил редактор.
– Вы ждёте к себе профессора Трррррубочкина? – спросил голос из трубки.
– Да, да, да! – обрадовался редактор. – Где он?
– Хра-хра-хра-хра-хра! – захохотала трубка с таким грохотом, что редактору, писателю Колпакову и художнику Тутину пришлось зажать свои уши.
– Это я! Это я-хра-хра-хра поймал профессора Трррррубочкина. И не пущу его к вам-ам-ам-ам!! – крикнул странный голос из трубки.
– Профессоррррр Трррррубочкин мой враг-раг-раг-раг, рык-эрык-кыкырык… – затрещало что-то в трубке, и вдруг стало тихо. Из телефонной трубки шёл дым.
– Этот страшный великан кричал так громко, что, кажется, сломал телефон, – сказал редактор.
– Но что ж с профессором? – спросил писатель Колпаков.
– Надо спасать профессора! – крикнул редактор. – Бежим к нему на помощь!
– Но куда? – спросил художник Тутин. – Мы даже не знаем, где живёт этот великан Бобов.
– Что же делать? – спросил писатель Колпаков.
Вдруг опять зазвонил телефон.
– Телефон не сломан! – крикнул редактор и побежал к телефону.
Редактор снял телефонную трубку и вдруг опять повесил её на крючок. Потом опять снял трубку, крикнул в неё:
– Алло! Я слушаю, – и отскочил от трубки шагов на пять.
В трубке что-то очень слабо защёлкало. Редактор подошёл ближе и поднёс трубку к уху.
– С вами говорит Федя Кочкин, – послышалось из телефонной трубки.
– Да, да, я слушаю! – крикнул редактор.
– Профессор Трубочкин попал к великану Бобову. Я бегу спасать профессора Трубочкина. Ждите моего звонка. До свидания. – И редактор услышал, как Федя Кочкин повесил трубку.
– Федя Кочкин идёт спасать профессора Трубочкина, – сказал редактор.
– А что же делать нам? – спросил писатель Колпаков.
– Пока нам придётся только ждать.
<1>
Редактор схватил со стола первый попавшийся конверт, вынул из него бумажку и прочёл вслух: «Дорогой профессор Трубочкин! Я и мой приятель Миша Баранкин купались вчера в реке и вдруг увидели под водой живую курицу. Что бы это могло быть?»
– Ну что? – сказал редактор. – Можете ответить на этот вопрос?
– Может быть, это действительно была курица? – сказал писатель Колпаков.
Редактор махнул рукой.
– Нет, посмотрим другой вопрос, – сказал редактор.
Художник Тутин распечатал другой конверт и прочёл: «Товарищ профессор Трубочкин! сколько нужно взять красных и синих воздушных шариков, чтобы они подняли меня на воздух? Женя Перов».
– Ну, – сказал редактор, – кто может ответить на этот вопрос? Я лично не могу.
– Я тоже, – сказал писатель Колпаков.
– И я тоже не могу, – сказал художник Тутин.
– Тогда что же делать без профессора Трубочкина?
В редакцию вошел курьер и принёс ещё пачку конвертов.
– Профессору Трубочкину! – сказал курьер и ушёл.
<2>
Профессор Тубочкин в опасности
Профессор Трубочкин знает всё. Но есть один человек, который считает, что профессор Трубочкин ничего не знает. Этот человек Софрон Бобов. <Себя он называет великаном Бобовым. Действительно он очень высокого роста и очень сильный>. Вот портрет Софрона Бобова, нарисованный художником Тутиным. Как видите, портрет очень не ясный, но это потому, что у художника Тутина, когда он рисовал Софрона Бобова, очень тряслись руки. А руки у Тутина тряслись потому, что Софрон Бобов мог каждую минуту разорвать верёвки.
<3>
Я, писатель Колпаков, хожу теперь с повязанной головой. Я уже два месяца не брился, пятнадцать ночей не спал и десять дней не обедал. Я бегал по всему Ленинграду и разыскивал профессора Трубочкина. Но я его не нашёл. Профессор Трубочкин пропал. Зато вчера мне удалось отыскать великана Бобова. Оказалось, что Бобов совсем не великан. Даже я выше его ростом. Но зато Бобов обладает страшным голосом. Когда я спросил его: «где профессор Трубочкин?», Бобов начал мне что-то объяснять, но с таким грохотом, что я ничего не понял. Сначала у меня зазвенело в ушах и закружилось в голове, а потом вдруг стало совсем тихо. Я видел, как Бобов открывал и закрывал рот, и как от этого дрожит на столе посуда, качается на потолке лампа и лежащая на полу катушка с нитками то закатывается под диван, то опять выкатывается из-под дивана обратно. Тогда я понял, что я оглох. Я выскочил на улицу, сел в трамвай и поехал в редакцию. В трамвае передо мной стоял какой-то человек. Я спросил его: «Вы сейчас выходите?» Он мне ничего не ответил. Я подождал немного и спросил опять: «Вы сейчас выходите?» Он опять ничего мне не ответил. Тогда я сказал очень громко: «Да вы выходите сейчас или нет?» Человек повернул ко мне голову и, молча глядя мне в глаза, восемь раз открыл и закрыл рот. Тут я обозлился и закричал на весь вагон: «Да вы выходите или нет!» Вдруг все повернули ко мне головы и стали молча открывать и закрывать рты и махать руками. Тогда я вспомнил, что я ведь оглох. Я поскорее слез с трамвая и пешком пошёл в ушиную лечебницу. Доктор долго ковырял чем-то у меня в ушах, а потом забинтовал мне всю голову. Теперь я хожу с повязанной головой и ничего не слышу. Но где профессор Трубочкин!? Если кто услышит что-нибудь о профессоре Трубочкине, то пусть немедленно сообщит об этом по адресу: Ленинград, Дом Книги, Редакция журнала «Чиж», писателю Колпакову.
<4>
Профессор Трубочкин лежал на полу, связанный по рукам и ногам толстой верёвкой. Рядом на табурете сидел очень толстый человек и курил трубку. Это был великан Бобов.
Великанов нет, есть только очень высокие люди. А Бобов даже не был очень высоким человеком. Но сам себя он называл великаном.
– Ты, профессор Трубочкин, знаешь всё, – говорил великан Бобов. – А я ничего не знаю. Почему это так?
– Потому что ты лентяй. Вот почему ты ничего не знаешь, – сказал профессор Трубочкин. – А я знаю так много, потому что я всё время что-нибудь изучаю. Вот даже сейчас, я лежу связанный, разговариваю с тобой, а сам в голове повторяю таблицу умножения.
– Ох, эта таблица умножения! – сказал великан Бобов. – Сколько я её ни учил, так и не мог выучить. Одиножды один – четыре! Это я ещё запомнил, а уж зато больше ничего в голове не осталось!
– Да, наука легко не даётся…
III
Секретное письмо
Я, писатель Колпаков, получил сейчас телеграмму от Феди Кочкина. Федя сообщает, что он нашел профессора Трубочкина и великана Бобова, и послезавтра приведет их в редакцию. Я сказал об этом только художнику Тутину. Больше об этом никто ничего не знает. Вы, ребята, тоже молчите, никому не говорите, что скоро профессор Трубочкин придет в редакцию. Вот-то все удивятся! А я вам в 12-м номере «Чижа» расскажу, как все произошло.
Писатель Колпаков
IV
В редакции «Чижа» был страшный беспорядок. На столах, на стульях, на полу и на подоконниках лежали кучи писем с вопросами читателей к профессору Трубочкину.
Редактор сидел на тюке писем, ел булку с маслом и раздумывал, – как ответить на вопрос: «почему крокодил ниже бегемота?»
Вдруг в коридоре раздался шум, топот, дверь распахнулась – и в редакцию вбежали писатель Колпаков и художник Тутин.
– Ура! Ура! – крикнул художник Тутин.
– Что случилось?
Тут дверь опять отворилась и в редакцию вошел мальчик в серой курточке.
– Это еще кто такой? – удивился редактор.
– Ура-а! – вскричали Колпаков и Тутин.
На шум в редакцию Чижа собрались люди со всего издательства. Пришли: водопроводчик Кузьма, и типограф Петров, и переплетчик Рындаков, и уборщица Филимонова, и лифтер Николай Андреич, и машинистка Наталья Ивановна.
– Что случилось? – кричали они.
– Да что же это такое? – кричал редактор.
– Ура-а! – кричал мальчик в серой курточке.
– Ура-а! – подхватили писатель Колпаков и художник Тутин.
Никто ничего не мог понять.
Вдруг в коридоре что-то стукнуло раза четыре, что-то хлопнуло, будто выстрелило, и согнувшись, чтобы пролезть в дверь, вошел в редакцию человек такого огромного роста, что, когда он выпрямился, голова его почти коснулась потолка.
– Вот и я, – сказал этот человек таким страшным голосом, что задребезжали стекла, запрыгала на чернильнице крышка и закачалась лампа.
Машинистка Наталья Ивановна вскрикнула, переплетчик Рындаков спрятался за шкап, раздевальщик Николай Андреич почесал затылок, а редактор подошел к огромному человеку и сказал:
– Кто вы такой?
– Кто я такой? – переспросил огромный человек таким громким голосом, что редактор зажал уши и замотал головой.
– Нет, уж вы лучше молчите! – крикнул редактор.
В это время в редакцию вошел коренастый человек, с черной бородкой и блестящими глазами. Одет он был в кожаную куртку, на голове его была кожаная фуражка.
Войдя в комнату, он снял фуражку и сказал:
– Здравствуйте.
– Смотрите-ка! – крикнул типограф Петров, – его портрет был помещен в седьмом номере «Чижа».
– Да ведь это профессор Трубочкин! – крикнула уборщица Филимонова.
– Да, я профессор Трубочкин, – сказал человек в кожаной куртке. – А это мой друг великан Бобов, а этот мальчик – мой помощник, Федя Кочкин.
– Ура! – крикнул тогда редактор.
– Я был у великана Бобова, – сказал профессор. – Два месяца подряд мы вели с ним научный спор о том, кто сильнее: лев или тигр. Мы бы еще долго спорили, но пришел Федя Кочкин и сказал нам, что читатели «Чижа» ждут ответов на свои вопросы.
– Давно ждут, – сказал редактор и показал рукой на груды открыток и конвертов, больших пакетов и маленьких записок. – Видите, что у нас тут делается. Это все вопросы от наших читателей.
– Ну, теперь я на все отвечу, – сказал профессор Трубочкин. – Бобов, собери, пожалуйста, все эти конверты и бумажки, и снеси их, пожалуйста, ко мне на дом, пожалуйста.
Бобов засучил рукава, достал из кармана канат, связал из писем и пакетов четыре огромных тюка, взвалил их себе на плечи и вышел из редакции.
– Ну вот, – сказал профессор Трубочкин, – тут осталось еще штук двести писем. На эти я отвечу сейчас.
Профессор Трубочкин сел к столу, а Федя Кочкин стал распечатывать письма и класть их стопочкой перед профессором. Федя Кочкин делал это так быстро, что у всех присутствующих закружились головы, и они вышли из редакции в коридор.
Последним вышел редактор.
– Ура! – сказал редактор. – Теперь все наши читатели получат ответы на свои вопросы.
– Нет, не все, – сказали писатель Колпаков и художник Тутин, —
А ТОЛЬКО ТЕ,
КТО ПОДПИШЕТСЯ
НА «ЧИЖ»
НА
1934 ГОД.
1933
Собраны фрагменты текста про Трубочкина из журнала «Чиж» и из черновиков (номера в угловых скобках).
