Текст книги "Счастье"

Автор книги: Даниэла Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Глава 28

Следующая неделя выдалась жуткой, газетчики не давали Шарлотте проходу. Она получила громадную премию, и на предстоящий год ей повысили жалованье. Помимо того, поступали десятки различных предложений: сниматься в кино и на телевидении, и, наконец, одно, которого она ждала всю свою жизнь. Импресарио позвонила ей на студию, и Чарли не знала, что ей ответить. Ей самой хотелось заниматься именно этим, но она сказала, что должна посоветоваться с Оливером. С его мнением тоже надо было считаться. Для Шарлотты решение было серьезным, от него многое зависело. Например, судьба контракта на роль в телесериале, который принес ей приз «Эмми». Возможно, пришлось бы его расторгнуть.

В тот вечер, когда Олли после работы заехал за ней, Шарлотта выглядела взволнованной. Они собирались поехать ужинать к ней домой и обсудить планы свадебного путешествия. Оливер настаивал на Бора-Бора, но не успел он вытащить рекламные проспекты, как понял, что что-то случилось.

– Чарли, в чем дело?

Он научился хорошо разбираться в ее настроениях. Такая натянутость с ним была для нее необычна. Не откладывая в долгий ящик, Шарлотта сообщила ему, что получила предложение играть в серьезной пьесе на Бродвее, в такой, о которой всегда мечтала. Такой возможности могло больше не представиться. Репетиции начинались в декабре. В случае положительного решения пришлось бы переехать в Нью-Йорк не менее чем на год, а может, и на более длительный срок, смотря сколько пьеса будет в репертуаре.

Олли сидел ошеломленный, не веря ни своим ушам, ни выражению ее лица. Чарли была врастерянности, а у него сердце готово было разорваться.

– А как же сериал?

Ему хотелось закричать: «А как же я?!»

– Мне пришлось бы расторгнуть контракт. Импресарио считает, что, если мы подойдем к этому толково, они согласятся.

– Тебе этого хочется?

– Не знаю. Мне всегда хотелось. Для меня Бродвей всегда был вершиной, квинтэссенцией актерского искусства. – Шарлотта была с ним, как всегда, откровенна. – Я говорю тебе только то, что знаю. Я сама еще не решила. Я сказала импресарио, что должна сперва посоветоваться с тобой. Но... Олли... я всегда хотела играть в пьесе на Бродвее, тем более в такой, как эта.

– Что это будет для нас означать? Что, по-твоему, я должен делать в течение этих двух лет? Сидеть здесь? Я не могу бросить здесь работу, я тут всего год, это место для меня важно на длительную перспективу, если не навсегда. Все мои дети учатся, я не могу их бросить или снова срывать с обжитого места. Они и так испытали это дважды в течение года. Понимаешь, Чарли, не могу. Не могу я все бросить и уехать, хотя очень хотел бы, чтобы ты занималась тем, что тебе нравится.

Оливер должен был думать и о своей карьере, и о своей семье. На лице Шарлотты отразилась мука. Она не хотела отказываться от предложения даже ради него, и это было видно.

– Я могла бы прилетать.

Ее слова ударили его словно электрический ток. Олли вскочил и стал расхаживать по комнате.

– Не говори мне этого, Чарли, – наконец произнес он. – Я уже один раз испытал такое с женщиной, которую любил. Она даже не попыталась выполнить свое обещание. Но даже если ты и попытаешься, как долго сможет продолжаться летание туда-сюда, чтобы провести вместе один день в неделю? Это смешно, это не получится. Мы еще не выстроили наших отношений, а ты хочешь подвергнуть их такому испытанию! Я бы предпочел расстаться сразу. Для нас обоих это будет менее болезненно, чем ждать год. Забудь об этом. Я не хочу слышать о «челночных – полетах».

Затем Олли попытался успокоиться и войти в ее положение.

– Послушай, Чарли, ты должна поступить так, как будет правильнее для тебя.

Он слишком сильно ее любил, чтобы запрещать, чего бы это ему ни стоило. Олли знал, что не имел права становиться на ее пути. Если бы он так поступил, в любом случае оба бы проиграли. Такой урок он давно усвоил.

– Определись, чего тебехочется.

Оливер прикрыл глаза от пронзительной боли. Но боль он испытывал и раньше, как, впрочем, и одиночество, и отчаяние, и готов был пережить их еще раз. Ради нее.

– Я думаю, тебе следует принять это предложение. Ты всегда будешь жалеть, если откажешься, и все равно придется за это расплачиваться. Соглашайся, крошка... Ты имеешь на это право. Ты сейчас на вершине карьеры. Такой шанс может больше не представиться. Но не жди, что я буду летать туда-сюда... и не верь, что можно иметь все. Это неправда. Иногда в жизни приходится выбирать. Сделай для себя правильный выбор. У меня нет других пожеланий.

У Олли на глазах выступили слезы, он отвернулся, чтобы Шарлотта их не видела.

– Ты хочешь сказать, что между нами все будет кончено, если я поеду?

Она была потрясена и тоже чувствовала, что ее сердце готово разорваться.

– Да. Но не потому, что хочу тебя к чему-то принудить, например, остаться здесь ради меня. Я просто говорю тебе, что один раз уже такое испытал и второй раз не могу. Так не получается. В конечном итоге мы все равно проиграем. Я лучше пожелаю тебе всего хорошего и поцелую на прощание, со слезами в душе. Но лучше сейчас, чем через год или два, когда может даже появиться ребенок. Да и мои дети вряд ли безболезненно пережили бы такую потерю. Я должен думать и о них. Я люблю тебя, Чарли, и поэтому готов разрешить тебе делать то, что ты хочешь. Теперь я поехал домой, а ты все продумай и позвони, когда решишь. Я пойму... Правда пойму.

Оливер плакал. Шарлотта не могла поверить, что он сказал такое, но все-таки смысл его слов до нее дошел.

– Мне не хочется только одного – узнать о твоем решении из газет.

И, не оборачиваясь, он вышел.

Сэм еще не спал, он играл на кухне с морской свинкой. Вошел Оливер, на нем буквально лица не было.

– Привет, па, – улыбнулся было мальчик, но тут же посерьезнел. Морская свинка была забыта. – Что случилось?

– Ничего. Работы сегодня было много. Я пошел спать. Он взъерошил сыну волосы и, не сказав больше ни слова, пошел прямо к себе в комнату. Сэм с испуганным видом побежал в спальню сестры.

– С папой что-то стряслось! – сообщил он. – Он вернулся домой весь зеленый!

– Может, заболел? Ты спросил его, в чем дело?

– Он сказал, что сегодня было много работы.

– Это возможно. Оставь его в покое. Утром он, наверное, будет в порядке.

Но наутро прогноз Мел не подтвердился. Все заметили, что Олли бледен и неразговорчив. Он поздно спустился вниз и не притронулся к яичнице. Сэм многозначительно посмотрел на сестру.

– Пап, ты болен? – спросила та нарочито будничным тоном.

А Сэм, не подозревая того, попал в самую точку. Оливер аж вздрогнул, услышав его вопрос:

– Ты вчера вечером поссорился с Чарли?

– Нет, конечно, нет.

Но она так ине звонила после его отъезда, а он всю ночь не мог сомкнуть глаз. Страх потерять ее преследовал Оливера, но он слишком любил Шарлотту, чтобы цепляться за то, чего никогда не мог бы иметь.

Он поехал на работу, чувствуя себя как зомби, но вздрогнул от неожиданности, когда во второй половине дня секретарша сообщила ему, что Шарлотта ждет его в приемной. Он вдруг испытал страх перед встречей с ней, страх услышать то, что она собиралась сказать. Когда секретарша с благоговением впустила Шарлотту в кабинет, Олли почувствовал себя в ловушке и даже не поднялся – ноги у него стали ватными.

– Ты здоров? – озабоченно посмотрела на него Чарли и медленно подошла к письменному столу, глядя ему прямо в глаза. Она была бледна, но не более, чем Оливер.

– Ты уже приняла решение, не так ли?

Чарли кивнула и опустилась в кресло напротив его стола.

– Мне нужно было прийти именно сейчас. В шесть это будет в новостях. Продюсеры спектакля договорились с телекомпанией, к Рождеству меня согласились отпустить.

Рождество... Их бракосочетание... намечавшееся.

– И ты будешь играть в пьесе? Олли с трудом произносил слова.

Шарлотта медленно кивнула, напряженно вглядываясь в него:

– Я полагаю. – А потом схватила его ладони и с мольбой спросила: – Неужели ничего нельзя придумать? Неужели нельзя хоть попытаться найти компромисс? Я тебя люблю. Ничто не изменилось.

У нее был отчаявшийся вид, но переубедить Оливера не удалось.

– Возможно, пока не изменилось. Но в конечном итоге чаша переполнится. Мы станем чужими. Ты будешь жить в Нью-Йорке, играть в пьесе, вести свою жизнь. А я буду здесь, с детьми. Что это за жизнь?

– Да, будет непросто и нелегко, но стоит на это пойти. Другие люди так поступают, и ничего. Олли, клянусь тебе, я буду часто прилетать.

– Каким образом? У тебя два выходных. День лететь сюда, день обратно. И что нам останется? Ночь в аэропорту? И сколько, по-твоему, это будет продолжаться?

Он наконец поднялся, обошел стол и встал перед ней.

– Ты сделала правильный выбор. Ты, Шарлотта, талантлива. И имеешь право быть лучшей.

– Но я тебя люблю.

– Я тебя тоже. Но я не могу сделать невозможное возможным. Я уже усвоил этот урок. И очень твердо.

Раны были слишком глубоки, боль слишком сильна. Глядя на любимую женщину, он понимал, что уже потерял ее.

– Что же теперь будет?

Шарлотта выглядела надломленной и отчаявшейся.

– Поболит и перестанет. Будем жить. У тебя есть работа. У меня мои дети. Вот и будет нам утешение. В конце концов зарубцуется.

Как это было с Сарой. Тогда непрестанная мука продолжалась всего лишь год. Всего лишь... Но перспектива потерять Шарлотту казалась все же хуже, у них было столько радости, любви, столько планов, а теперь всему этому наступил конец.

– Ты говоришь об этом, как о какой-то простой вещи, Олли.

Она горестно посмотрела на него. Олли ласково взял ее ладони в свои:

– В том-то и дело, что это не просто.

Несколькими минутами позже она, заплаканная, вышла из его кабинета. Олли перед уходом домой налил себе виски.

Дома Агги и Сэм кормили ужином Алекса и смотрели по телевизору новости. Диктор как раз сообщал, что, согласно слухам, Шарлотта Сэмпсон больше не будет играть в своем сериале и отправляется в Нью-Йорк, где получила роль в пьесе на Бродвее.

Сэм на это громко засмеялся:

– Что за ерунда, а, пап? Чарли ведь не едет в Нью-Йорк. Она останется здесь, и у вас будет свадьба.

Он, улыбаясь, посмотрел на отца, и вдруг лицо у мальчика застыло. Оливер перевел остекленевший взгляд с телевизора на Сэма и отрешенно покачал головой:

– Нет, сынок, сомневаюсь. Она получила очень хорошее предложение играть в интересной пьесе. Для нее это очень важно.

Агги с Сэмом изумленно уставились на него. На кухню зашел Бенджамин и застал немую сцену, не понимая, что ее вызвало. Алекс захныкал и протянул к папе полненькие ручонки, но на этот раз, похоже, никто его не услышал.

– Па, а мы тоже вернемся в Нью-Йорк? – спросил Сэм с испугом и в то же время с надеждой, но отец покачал головой, чувствуя себя постаревшим за один день на добрую сотню лет.

– Нет, Сэм, мы не можем этого сделать. Вы все здесь учитесь, а мне надо вести дела фирмы. Я не могу ежегодно срываться и переезжать на новое место.

– Но разве ты этого не хочешь?

Сэм не понимал, что происходит, как, впрочем, и Олли.

– Хочу. Но в то же время не желаю вмешиваться в чью-либо жизнь. У нее своя жизнь, а у нас – своя.

Наступило молчание, а потом Сэм кивнул, тихонько смахнув со щеки слезинку.

– Это вроде как с мамой, да?

– Вроде.

Сэм снова кивнул и вышел из кухни. Бенджамин ласково коснулся плеча отца. Агги забрала Алекса с его высокого стульчика и вместе с ним направилась за Сэмом. Ей было ясно, что опять наступили тяжелые времена, и мальчик будет очень переживать. Он был без ума от Шарлотты. И в этом они с отцом были схожи.

– Папа, я могу тебе чем-нибудь помочь? – тихо спросил Бенджамин. Его тронуло грустное выражение отцовских глаз. Но Оливер только покачал головой, похлопал старшего сына по плечу и пошел наверх, в свою комнату. Всю ночь он пролежал, думая о ней, и к утру чувствовал себя совершенно разбитым.

Это было несправедливо, что такое испытание снова выпало на его долю. Было несправедливо, что он ее терял. Олли хотел бы возненавидеть Шарлотту, да не мог. Он ее слишком сильно любил. Парадоксальность ситуации с новой силой поразила его под утро, когда после бессонной ночи он выбрасывал проспекты курорта Бора-Бора. Его специальностью стало влюбляться в женщин, которым вжизни недостаточно было просто замужества'. Оливер не мог себе представить, что способен снова еще кого-нибудь полюбить. Думая о ней, он глядел в окно, не в состоянии сдержать слезы. Ему безумно хотелось быть с Шарлоттой, но он понимал, что из этого ничего не получится. Надо было отпустить ее и порвать узы, несмотря на боль.

Весь день Олли подавлял в себе желание позвонить ей. Газеты смаковали сенсацию не только в этот, но и в течение последующих нескольких дней, а Чарли все не звонила и не звонила. Лишь ближе ко Дню благодарения Оливер наконец перестал вздрагивать, слыша ее имя. Он не мог дождаться ее отъезда в Нью-Йорк, чтобы не испытывать больше соблазна проехать мимо ее дома или притормозить у студии с целью повидать ее. Она уедет и будет вести другую жизнь, отдалится от него. Иного не дано.

Глава 29

Накануне Дня благодарения прилетела Сара, чтобы забрать Мел и Сэма в Сан-Франциско погостить у друзей. Она даже согласилась взять с собой Агги и Алекса, а Бенджамин собирался в Скво-Вэлли, покататься на лыжах по первому снегу. Сара несколькими неделями раньше закончила свою книгу и, на взгляд Оливера, выглядела неплохо. Странно, но он поцеловал ее в щеку уже как чужую. Она больше не возбуждала его, и даже запах духов у нее был какой-то незнакомый. По ночам его мысли занимала только Чарли. Сердце у Олли по-прежнему болело каждый раз, когда он о ней вспоминал или видел в газетах ее имя.

– Олли, когда вы женитесь? – спросила Сара перед отъездом. На коленях у нее сидел Алекс. Дело происходило на кухне.

Оливер опешил:

– Я думал, дети тебе скажут.

Голос у него был тихий и напряженный.

– Что скажут? – удивилась Сара. В этот момент малыш преспокойно обслюнявил ее чистую блузку. Агги не было, она вышла собирать детей в дорогу.

– Шарлотте предложили роль в пьесе на Бродвее. Она должна скоро туда отбыть. Знаешь... Мы решили, что для нее это будет лучший вариант, чем замужество.

Олли изобразил улыбку, но Сару трудно было обмануть. Она слишком хорошо его знала, понимала, как ему больно, и очень сочувствовала. Ее история с Жан-Пьером была другой, но любая потеря болезненна.

– Мне кажется, это моя специальность – влюбляться в такого рода дам, умных и целеустремленных.

– Ты, Олли, обязательно найдешь подходящую пару. Ты этого заслуживаешь.

Сара на самом деле так считала.

– Не уверен, найду ли я для нее время, если даже отыщу такую, – улыбнулся Оливер, чтобы скрыть огорчение, и взглянул на Алекса. – Этот парень не дает нам расслабиться.

Зашел Бенджамин, взял малыша и понес его в арендованный Сарой «понтиак-универсал». Он вообще-то не хотел расставаться с сыном, но Оливер убедил, что отдых ему будет очень полезен. Сам Олли был рад, что Сара забирает детей, поскольку еще не оправился от разрыва с Шарлоттой и пребывал отнюдь не в праздничном настроении.

Вскоре Сара с младшими ребятами отправилась в путь, чуть позже и за Бенджамином заехали его друзья. Олли остался дома один, пытаясь разобрать кучу счетов и корреспонденции. Наступила непривычная тишина. Оливер откинулся в кресле и вздохнул, еще не зная, хорошо ли это. Затем он снова поймал себя на мыслях о Чарли и даже о Саре. Он задавался вопросом, могло бы у него сложиться с ними иначе или нет, но в глубине души понимал, что не могло бы. Может, если бы с самого начала он повел себя по-другому, Сара и не сбежала... Но предположение сразу же показалось ему дурацким. Она в любом случае поступила бы так, как поступила. Ей на роду написано быть свободной, жить одной и писать романы, точно так же, как Чарли – играть на Бродвее, Меган – радоваться жизни в ее модерновой квартире с террасой, а Дафне – иметь любовника, который так никогда и не бросит свою жену. Его только злило, что Чарли столько рассуждала о браке, детях и важности для нее «реальной жизни», а потом в конце концов выбрала то же самое, что остальные, – самостоятельность, пьесу, Нью-Йорк. И дала обещание регулярно прилетать – несбыточное даже при самых добрых побуждениях.

Наступил вечер, когда Олли встал от письменного стола и пошел приготовить себе сандвич. И тут он в окно увидел Чарли, которая в нерешительности стояла у своей машины неподалеку от его дома. Да, сомнений быть не могло – это была она: в футболке, джинсах, со знакомыми косичками, делавшими ее похожей скорее на одну из подружек Мелиссы, чем на женщину, которая разбила его сердце и расторгла их помолвку. Она долго так стояла, глядя сквозь окно на Оливера, а он не знал, открыть дверь или нет. Он подумал, что с ее стороны жестоко приходить ради того, чтобы сказать «гуд бай». Но в конце концов, не в силах совладать с собой, подошел к двери и медленно открыл. Шарлотта вошла. Она, похоже, очень волновалась.

– Я не знала, дома ли ты... Я уже собиралась оставить тебе записку...

Олли увидел, что она держит ее в руке, но не хотел читать.

– Наверное, надо было сначала позвонить...

– Гораздо проще было бы отправить по почте.

Ему нечего было больше ей сказать. Он уже все сказал. И слишком часто плакал.

Шарлотта заглянула ему за спину, на кухню, словно в надежде увидеть детей, но там было пусто и тихо.

– Как остальные?

Она ловила его взгляд.

– О'кей, – кивнул Олли, ему так и не было понятно, зачем она приехала.

– Я по ним скучаю, – призналась Чарли с грустным и виноватым видом. Она пришла не для того, чтобы объясняться. Она понимала, что это было бы слишком больно.

– Они по тебе тоже.

– Как малыш?

– Великолепно, – улыбнулся Олли. – Бенджамин с ним прекрасно справляется.

– А где они все?

– Уехали на праздники.

Он хотел было пригласить ее зайти, но подумал, что ничего, кроме лишней боли, это не принесет. Однако затем пожал плечами, отступил назад и, показав рукой в направлении комнат, все-таки спросил:

– Не зайдешь на минутку?

Шарлотта кивнула и прошла за Оливером на кухню, думая, как же он хорош собой, и чувствуя, как сильна по-прежнему ее любовь. Там она огляделась и сунула в карман свою записку.

– Когда ты отправляешься в Нью-Иорк?

Чарли, похоже, колебалась, словно не знала, что ему сказать. Она понимала, как сильно его ранила, и исправить это уже было нельзя. Но нужно было объяснить и с чего-то начать...

– Это долгая история.

– Ты, должно быть, сильно волнуешься?

Олли старался придать своему голосу оттенок равнодушия, но безуспешно. В нем звучали гнев, печаль, обида и любовь, которая бы все равно не угасла, как бы Оливер ни силился ее убить.

– За последнее время много всего произошло, – пыталась объяснить Шарлотта. Минувшие несколько недель были для нее адом, но она этого не сказала. По его глазам она видела, что опоздала и приехала зря.

– Хочешь чашку кофе? – предложил Олли. С одной стороны, ему хотелось, чтобы Чарли ушла и оставила его снова наедине с печалью, но, с другой стороны, хотелось, чтобы она осталась. Навсегда.

Она посмотрела на него долгим взглядом, взглядом женщины, которая заплатила дорогую цену за свой поступок. А потом очень тихо произнесла:

– Олли, я на Бродвей не еду.

– Не едешь?!

Оливера словно поразило громом. Что она имеет в виду? Она же сказала тогда. А потом в теленовостях и в газетах сообщали. Что изменилось? Когда и почему?

– Нет, не еду. Я остаюсь и буду сниматься здесь в сериале.

– Они не согласились расторгнуть контракт?

– Согласились, но...

Олли, ошарашенный, ждал конца истории.

– ...я решила, что уезжать будет нехорошо.

– Для твоей карьеры?

– Для нас. Хотя я думаю, что уже опоздала. Но мое прежнее решение было неправильным, и я это наконец поняла. Я постоянно говорила, как много для меня значат брак и семья, а потом захотела все бросить и убежать, не обращая внимания на то, как всем от этого больно: и тебе, и мне, и детям. Это была ошибка. Отвергать любимого человека – такую цену я не смогла бы заплатить даже за роль на Бродвее. Поэтому я отказалась. И даже если окажется, что я потеряла вас безвозвратно, об отказе жалеть не буду, зная, что поступила правильно. – Шарлотта горько улыбнулась. – Как только я изменила планы, мне сразу стало легче.

Оливер в недоумении смотрел на нее, потом усмехнулся:

– Они, наверное, пришли в ярость.

– О да, – подтвердила Чарли с улыбкой. – Я думаю, теперь на Бродвее можно поставить крест. Но телекомпания меня любит. – И добавила: – Я боялась, Олли, тебе звонить.

– Почему?

– Потому что я тебя так обидела. То собираюсь тебя бросить и улететь в Нью-Йорк, то прихожу и говорю, что все о'кей. Я не имела права так с тобой поступать. Вот это и написано в записке. Я решила, что надо тебе сообщить, пока ты не прочтешь где-нибудь сам, и посчитала, что если ты захочешь отозваться, то отзовешься. Но вообще-то надежд у меня почти не было.

Она говорила это таким тоном, будто ничего уже от него не ждала и намеревалась горевать о своем поступке до конца жизни.

Олли пытался уяснить себе все сказанное, и вдруг Чарли, словно желая разрядить атмосферу, оглядела кухню и, не увидев клетку со свинкой, спросила:

– Кстати, а как поживает мой тезка?

Олли усмехнулся, чувствуя, что многопудовый груз свалился с его плеч:

– На время отсутствия Сэма сослан в гараж, шуму от этой маленькой твари слишком много. У меня и так со сном нелады, чтобы еще слушать, как он забавляется.

– Я тоже все это время мучилась бессонницей. Неплохо я все понапутала, а, Олли? – спросила она тихим, грустным голосом.

' Оливер кивнул:

– Возможно. – И слегка ей улыбнулся. – Может быть... а может, и нет. В жизни важен окончательный поступок. Все мы делаем ошибки.

Они продолжали неловко стоять на кухне, их глаза выражали боль, опасение, напряжение – ведь решалась их судьба. Так много можно было потерять... и так много выиграть. Все зависело теперь от него.

– Я по тебе скучала, Олли. И буду скучать долго-долго, если ты меня не простишь.

Она настолько его любила, что пришла просить прощения.

– Каждый день я хотела тебе позвонить... или приехать... чтобы сказать, что сожалею... что была круглая дура... что ошиблась, считая пьесу на Бродвее важнее тебя. Я поступила мерзко, хоть потом и одумалась.

– Ты поступила честно, – поправил ее Олли. – Именно этого тебе всегда хотелось. И ты, Чарли, имела на это право.

– Ты для меня был важнее. Я просто до конца этого не понимала, пока не потеряла тебя. Но потом было уже поздно.

Глядя в его глаза, Шарлотта подумала было, что приехала напрасно, но Оливер с тем же странным выражением лица медленно приблизился к ней.

– Кто тебе это сказал? – прошептал он и привлек ее к себе. – Кто тебе сказал, что было поздно? И кто говорит, что ты ошибалась, а я был прав? Я себе тысячу раз говорил, что мог бы переехать с тобой обратно в Нью-Йорк, что мы могли бы поселиться в моем доме в Перчесе. Какое я имел право становиться на твоем пути?

– Ты имел полное право... Тебе надо думать и о твоих детях. А я думала только о себе.

– А теперь?

Олли говорил с трудом. Он все так же сильно ее любил, и снова стоять с ней рядом было для него мукой.

– Я тебя, Олли, так сильно люблю.

Чарли словно легонько выдохнула эти слова, и тогда он медленно поцеловал ее. Только это он и хотел услышать, только это его интересовало, только ради этого он жил с тех пор, как расстался с ней.

– Я тебя тоже люблю... Ты не представляешь, как я по тебе тосковал. Думал, что с ума сойду...

– И я думала.

Она вдруг улыбнулась, а Олли подхватил ее и понес по дому.

– Куда ты меня тащишь? – смеялась Шарлотта. Она снова была счастлива. Любимый обнимал ее, он не сердился на нее и был также удручен разрывом. Слава Богу, что она отказалась от Бродвея. – Что ты делаешь?

Он торжественно шагал по лестнице в направлении своей спальни.

– Несу тебя в свою кровать, там тебе место, пока не научишься себя вести... чертова знаменитость... Больше ты мне такой фокус не выкинешь!

Олли, бранясь, пронес ее в дверь. Шарлотта смеялась – его глаза снова были такими теплыми и счастливыми.

– Олли, прости меня...

Он продолжал держать ее в объятиях, словно действительно не желал больше отпускать.

– Не надо. Я тоже был круглым дураком.

– А теперь?

Оливер уложил ее на кровать.

– По-моему, мы оба дураки и достойны друг друга, – Шарлотта улыбнулась и протянула к нему руки.

Это был сказочный уик-энд: все четыре дня они провели преимущественно в постели. Дети по возвращении нашли ее на кухне босой, в джинсах и отцовской футболке. Сара ехала прямо в аэропорт и зашла только на минутку, проститься с Оливером, ее заинтриговала взъерошенная, счастливая особа, занятая стряпней.

– Это она? Я правильно догадалась? – шепнула Сара с улыбкой, когда Олли провожал ее к машине.

Он пытался их познакомить, но Сэм с Алексом устроили такой гам, что ничего не было слышно, да и Шарлотта немного стеснялась, что ее застали босиком у Оливера на кухне.

– Она.

– Значит ли это, что ты переезжаешь в Нью-Йорк?

Сара была рада за него, она с веселым и довольным видом села за руль. Уик-энд им удался.

– Нет, я не переезжаю в Нью-Йорк, – ответил Олли снекоторым самодовольством. – Это она остается.

– Она? – удивилась Сара.

Олли улыбнулся ей:

– Мне, кажется, повезло. На этот раз.

– Нет, Олли, – улыбнулась в ответ Сара. Прошлое больше не причиняло им боль. – Просто она умница. Поздравляю вас обоих, или, может, это преждевременно?

– Немного, – расплылся в улыбке Олли, и оба рассмеялись.

– Ну, тогда – удачи.

Сара помахала и уехала, а он вернулся на кухню, все еще недоумевая при виде Шарлотты, одной рукой обнимающей Сэма, другой Алекса и оживленно беседующей с Мел. Агги среди всей суматохи готовила горячий шоколад.

– Я не могу поверить своему счастью, – шепнула Чарли, когда они сели за кухонный стол.

– Везучий я парень.

– Мы оба везучие.

Она вспомнила про кольцо, которое вернула ему, и подумала: что с ним случилось? При этом Чарли посмотрела на свою руку, а когда подняла глаза, то увидела, что Олли смеется.

– Что тебя так рассмешило?

– Ты! Отвечаю на твой вопрос: я его выбросил.

На самом деле он не решился сдать его обратно в магазин, оно лежало в сейфе в его спальне.

– А как ты догадался, о чем я думаю?

– Потому что я стал умнее и люблю тебя.

Они обменялись долгими улыбками. Олли чувствовал, что произошло чудо, чудо вернуло ему ее.

– Хочешь взамен простое золотое колечко?

Он хотел поймать Шарлотту, пока та снова не передумала, пока не подвернулись очередная пьеса, кинофильм или симпатичный актер. Олли не склонен был даже ждать четыре недели, оставшиеся до Рождества.

Но Чарли в ответ кивала, в ее взгляде было написано все, что он желал знать: она остается, чтобы жить с ним и продолжать свою карьеру столько, сколько пожелает. На этот раз оба знали, что это осуществимо. Она сделала свой выбор в пользу его и детей.

Она будет иметь все: телесериал, «Эмми», морскую свинку, любимого человека, троих замечательных ребят и даже приемного внука. И своих детей, если захочет. Олли был готов дать ей все. Их разрыв был и для него серьезным уроком.

– Когда? – спросил Олли с горящими глазами, забирая у нее с коленей Алекса и передавая его Агги.

Та унесла малыша и быстренько увела из кухни Сэма, оставив их одних обсуждать будущее.

– Завтра? На следующей неделе? – рассмеялась Шарлотта.

– Не позже, – нахмурился Оливер и привлек ее к себе, чтобы поцеловать.

В этот момент зашел Бенджамин с дорожной сумкой на плече.

– Извини, пап.

Он радостно улыбнулся, увидев Шарлотту. Олли отмахнулся от него, и Бен с той же улыбкой побыстрее удалился, а его отец снова предпринял, теперь уже удачную, попытку поцеловать любимую. Оба рассмеялись.

– Так что, в следующие выходные? – переспросил Оливер весело, но с нотками отчаяния в голосе.

– Завтра! – с ласковой улыбкой назначила Чарли то событие, которое чуть было не сорвалось.

– Я тебя люблю, – прошептал Олли, чувствуя биение ее сердца рядом со своим.

– Я тебя тоже люблю, – шепнула Шарлотта в ответ. Им было слышно, как дети носятся по лестнице, смеясь и обсуждая хорошую новость.

Через неделю ее сообщили газеты, но к тому времени Шарлотта Сэмпсон и Оливер Ватсон уже поженились и на неделю отправились на Гавайи, с разрешения се продюсеров. Репортеры выведали дату их прилета, поджидали в аэропорту и сделали множество снимков.

Встречал их Бенджамин с Алексом. Бен улыбался, а Алекс крепко спал у него на руках спокойным, счастливым сном.

– Надеюсь, наш будет такой же милый, – шепнула Оливеру Шарлотта, когда они шли за Бенджамином забрать багаж.

Олли улыбнулся и обнял жену. Его это не волновало. У него было все: жизнь, какую он хотел, и женщина, которая придавала ей смысл. Еще он знал, без тени сомнения, что является самым счастливым из всех людей.

– Все забрали? – спросил он у Бена, помогавшего нести вещи.

Тут к ним подбежала какая-то женщина и восторженным – голосом спросила:

– Вы... вы, случайно, не Шарлотта Сэмпсон?

– Нет, – вежливо улыбнувшись, покачала головой Чарли. – Моя фамилия Ватсон.

– Ой...

Женщина извинилась и исчезла. А они дружно рассмеялись и поехали домой.