Текст книги "Счастье"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Глава 14
В июле Мел и Сэм улетели в Европу с Сарой и ее французским другом, и Оливер перебрался опять в нью-йоркскую квартиру, так как не имело смысла каждый день ездить из Перчеса в агентство и обратно. Теперь можно было спокойно оставаться дольше в офисе. Олли и Дафна много времени проводили за совместной работой, а по вечерам в понедельник и пятницу отправлялись на ужин в один из баров. Остальные три вечера Дафна встречалась со своим любовником, о котором иногда говорила с Оливером.
– Зачем тебе это? – морщился Олли. – В твоем возрасте, Даф, тебе следовало бы выйти замуж и жить с человеком, который мог бы уделять тебе больше времени, чем три вечера в неделю. Ты этого достойна.
Дафна в ответ всегда только пожимала плечами и смеялась. Такое положение дел ее устраивало. Она неоднократно хвалила замечательные качества своего друга – ум, доброту, великодушие. Дафна его любила, а брак, ввиду отсутствия детей, не считала таким уж обязательным.
– Ну и пожалеешь об этом в один прекрасный день.
– Я так не думаю, – не соглашалась Дафна.
Олли признавался ей, что без детей чувствует себя одиноко. После без малого двадцатилетней супружеской жизни тяжело было по вечерам возвращаться в пустую квартиру.
В Перчес он теперь ездил только для того, чтобы навестить отца и повидаться с Бенджамином. Сандра с каждым часом увеличивалась в размерах, а Бенджамин показался измученным и бледным. Он из-за постоянной занятости на двух работах совершенно не бывал на воздухе. Днем Бен заправлял машины на бензоколонке, а вечером мыл посуду в ресторане. Он старался собрать достаточное количество денег, чтобы обеспечить Сандре приличные условия в больнице, оплатить квартиру и содержать ребенка. Когда Олли предложил ему помощь, тот отказался.
– Нет, папа, теперь это моя обязанность, а не твоя.
– Но это же смешно. Ты ребенок. Тебе следует учиться в школе, получать образование и быть на иждивении родителей.
Но Бенджамин познавал другие науки: как сложна жизнь, когда тебе восемнадцать и приходится содержать семью. Сандра в конце концов бросила работу: у нее опухали ноги, и врач опасался токсикоза. Бенджамин забегал днем домой и готовил ей обед, а она тем временем лежала на диване, смотрела телевизор и жаловалась, что целыми днями его не видит. Вечером Бен старался приходить раньше, но обычно работал до двух часов ночи. Оливера все это приводило в ярость. Он продолжал предлагать Бену деньги и наконец нашел простое решение – стал давать их Сандре, та никогда не отказывалась. Еще Олли настаивал, чтобы они бывали в его доме и хотя бы пользовались бассейном, но Сандра не хотела никуда ходить, а у Бенджамина не было времени.
«Весь в мать», – подумал как-то Оливер о Бене, когда заполнял чек для Сандры на пятьсот долларов. Вручая его, он велел будущей маме купить все необходимое для ребенка.
В самом деле, Сара со дня своего отъезда не взяла у него ни цента. Она жила на деньги, полученные в наследство от бабушки, и считала неправильным, чтобы Олли ее содержал. Сара себя во многом ограничивала, дети постоянно докладывали, что во время поездок в Бостон не имели того-то и того-то, потому что «мама себе это не может позволить». Но такой образ жизни Саре всегда нравился. Жизнь, которую ей обеспечил муж, больше ее не привлекала. В Перчесе она оставила горы своих вещей, многие из которых подарила Мелиссе. Сама же ходила в джинсах, футболках и сандалиях. Они с Жан-Пьером гордились, что путешествуют по Европе без гроша в кармане. Несколько раз дети присылали Оливеру видовые открытки, но звонка не было ни одного, и установить их местонахождение было невозможно, что вызывало у него некоторую нервозность. Сара же только сказала, что во Франции они будут останавливаться у родственников Жан-Пьера, а в других странах – в молодежных общежитиях. Хотя для детей такие условия были, безусловно, чем-то новым, Олли усматривал определенную пользу в подобном опыте. К тому же он не сомневался, что Сара как мать о них надлежащим образом позаботится, в этом плане он ей всегда доверял. Теперь, когда все разъехались, Олли сам удивлялся, как по ним скучает. Агги он тоже дал отпуск до конца лета. Уборку в квартире делали раз в неделю уборщицы из бюро услуг. Дом в Перчесе стоял запертый, сеттера Оливер отвез к отцу, которому необходимо было общение, хотя бы с собакой. Когда в одно из воскресений Олли приехал навестить отца, то был трону-, видя, с какой заботой тот ухаживает за садом, выращенным руками жены. Джордж раньше терпеть не мог возиться в земле, но теперь все свое время проводил в саду, выращивая розы.
– Как дела, папа?
– Ничего. Только вот ужасно тихо стало, особенно после того, как дети уехали и ты. Мы с Маргарет время от времени выбираемся куда-нибудь поужинать. Очень много приходится заниматься вопросами маминого наследства.
Джордж в тот момент оформлял налоговые документы, кроме того, кое-какие акции, которыми владела Филлис, намеревался перевести на внуков.
Вечером Олли в грустном, задумчивом настроении возвращался на электричке в Нью-Йорк. Машина находилась в ремонте, от поездов он уже успел отвыкнуть. Он занял место, достал книгу и стал читать. Через несколько остановок кто-то сел рядом. Оливер искоса взглянул и увидел, что это была девушка с длинными темными волосами и коричневым загаром.
– Извините, – сказала она, нечаянно толкнув его сумкой. Казалось, при ней было все, что только можно забрать с собой на уик-энд. Притороченная к сумке теннисная ракетка била Оливера по ноге, пока девушка наконец ее не подвинула.
– Извините за беспокойство.
Олли кивнул, ответил, что все в порядке, и снова углубился в свою книгу, а она достала нечто похожее на рукопись и стала делать пометки. Оливер заметил, что девушка иногда поглядывала на него. Наконец он с улыбкой поднял глаза. Попутчица была очень привлекательна: голубоглазая, без грима, с легкими веснушками на молодом лице (на вид не более двадцати пяти – двадцати шести лет), волосы собраны сзади.
– Как вам нравится книга? – спросила она, когда поезд притормаживал у очередной станции.
– Неплохая.
Это был бестселлер летнего сезона, Оливер читал ее с интересом, хотя не особенно любил романы. Книгу дала ему Дафна и очень рекомендовала прочитать.
– А рукопись вы читаете свою? – поинтересовался Олли.
Девушка рассмеялась, покачав головой, и показалась ему как бы немного старше в тот момент. На самом деле ей было тридцать лет, но своей естественностью и свежестью она напоминала Оливеру некоторых подруг Мелиссы. От его внимания не ускользнуло, что у незнакомки приятный тембр голоса и умные глаза, пока она дружелюбным тоном объясняла, что читает и почему:
– Я редактор, мы выпустили книгу, которую вы читаете. Поэтому я вас и спросила, нравится ли она вам. Вы живете за городом?
Она проявила к Оливеру интерес, но, похоже, ее интересовали все люди, о чем свидетельствовали открытость и легкость в общении. Кроме того, Олли заметил, что у нее очень красивые руки и плечи.
– Раньше я жил за городом. А теперь живу в Нью-Йорке. Во всяком случае, большую часть времени.
«Все ясно, – решила она про себя, – субботне-воскресный папаша».
– Детей навещали?
Олли покачал головой, дивясь прямолинейности ее вопросов:
– Нет, отца.
– Я тоже, – улыбнулась она. – У них с женой недавно родился ребенок.
Она объяснила, что ее шестидесятитрехлетний отец женат в третий раз, а мать тоже вышла замуж и живет в Лондоне.
– Интересное семейство.
– Да, – ухмыльнулась симпатичная попутчица. – Его жена на четыре года моложе меня. Папочка никогда не терял зря времени.
Она, правда, не рассказала Оливеру, что мужем матери является лорд Бронсон, и не стала хвастаться замками, поместьями отчима и роскошными приемами. В свое время она решила сбежать от этого всего и уехала работать в Нью-Йорк, как поступают многие люди во всем мире. Образ жизни родителей ей не подходил.
– А чем вы занимаетесь?
Олли рассмеялся. Забавная попалась девушка. Забавная, открытая, милая и чертовски хорошенькая.
– Работаю в рекламном бизнесе.
Она хотела спросить, женат ли он, но сдержалась.
– Да что вы говорите? Как мой папа. Его зовут Роберт Таунсенд, может, вы его знаете?
Так вот оно что. Таунсенд был одним из китов рекламы.
– Я его встречал. Но не могу сказать, что хорошо с ним знаком.
Теперь Олли решил, что пора представиться.
– Меня зовут Оливер Ватсон.
Она крепко пожала ему руку:
– Меган Таунсенд.
А потом отложила рукопись, и остальную часть пути они проболтали. За разговором Олли про свою книгу тоже забыл. Когда же поезд прибыл на Центральный вокзал, предложил Меган подвезти ее домой.
Она жила на углу Парк-авеню и Шестьдесят девятой улицы, всего в пяти кварталах от его квартиры, поэтому, высадив ее из такси, Олли решил пройтись до дома пешком. Вечер был теплый, да и вообще ему нравился летний Нью-Йорк. Город почти вымирал, оставались только немногие истинные его любители и еще люди, фанатично преданные работе, вроде самого Оливера. Толпы туристов бродили по улицам.
Едва Олли переступил порог квартиры, зазвонил телефон. Он подумал, что это Дафна. Теперь, когда дети были в отъезде, никто больше не звонил, разве что отец иногда. Но с удивлением услышал в трубке голос девушки, с которой только что расстался. Звонила Меган Таунсенд.
– Привет, это опять я. Знаешь, мне пришла в голову идея. Не хочешь зайти ко мне на салат и стаканчик чего-нибудь? Я не ахти какая повариха, но это мне под силу. Ну как?
В ее тоне появилась неуверенность, Меган подумала, что Оливер женат, как большинство мужчин его возраста. Но он бы сказал об этом, он производил впечатление вполне прямодушного человека.
– Я с удовольствием.
В практике Олли такого еще не случалось – чтобы женщина сама с ним знакомилась и приглашала в воскресный вечер к себе на ужин. А он даже не сообразил спросить у нее номер телефона. Да, права была Дафна. Он совершенно потерял навык.
– Мне что-нибудь принести?
– Не надо, у меня все есть. Скажем, в восемь, подойдет?
– Великолепно, – ответил Оливер и добавил: – Я рад, что ты позвонила.
– Я понимаю, что поступила, наверное, немного бесцеремонно, – рассмеялась она в трубку, чувствуя себя уже совсем непринужденно, – но жизнь такая короткая. Мне понравился наш разговор в поезде.
– Мне тоже.
Тогда Меган решила спросить его, не откладывая в долгий ящик. Женатые мужчины – не в ее вкусе, хотя время от времени она принимала от них приглашения поужинать.
– Кстати, а ты женат?
– Я...
Оливер не знал, как ей ответить. Он был женат, но не так, чтобы принимать это в расчет, и поэтому решил сказать ей правду.
– Да... Но мы уже семь месяцев живем порознь.
Его ответ вроде бы устроил Меган.
– Сегодня, когда я впервые тебя увидела, то подумала, что ты ездил навещать детей.
– Нет, двое моих детей до конца лета уехали в Европу. А старший сын в Перчесе, работает.
Олли умолчал, что Бенджамину восемнадцать лет, что он живет с подружкой, которая ждет от него ребенка.
– Ну, тогда до восьми.
Меган с улыбкой положила трубку, довольная своим поступком. Оливер тоже, казалось, был доволен, когда спустя полчаса шел по Парк-авеню в направлении ее дома.
Квартира Меган была на последнем этаже небольшого, изысканного здания и имела выход на солярий. Простая служащая не могла бы позволить себе такое жилье, однако Олли знал, что Роберт Таунсенд не только преуспевал в своем бизнесе, но также происходил из очень респектабельной бостонской семьи, и отпечаток этого чувствовался у Меган во всем, от макушки до пяток: в красивых ухоженных волосах, хороших туфлях, правильной речи, дорогой блузке белого шелка, которую вэтот вечер она надела с джинсами. Меган слегка накрасилась, распустила волосы, Оливеру очень понравилось, как они падают на ее спину и плечи. Теперь он понял, что эта девушка не просто хорошенькая, а по-настоящему красивая и очень привлекательная.
Она провела его в просторную гостиную, выдержанную в белых тонах. На бело-черном мраморном полу под огромным стеклянным столом были небрежно брошены две шкуры зебр. Одна стена была вся зеркальная и отражала вид из окна. В маленькой столовой стеклянный столик был накрыт для двоих. Хотя на Меган были только джинсы и шелковая блузка, всю ее окружала атмосфера изысканности.
– Какая красота! – восхищался Олли, когда она проводила его на террасу, вручив джин с тоником.
– Это единственный случай, когда я позволила себе роскошь.
Отец хотел на тридцатилетие купить ей отдельный дом, но Меган решительно отказалась. Квартира ей нравилась и была достаточно большая. Оливер ее вполне понимал.
– Я провожу здесь большую часть времени, зарывшись в рукописи, даже уик-энды.
Она непринужденно рассмеялась. Олли в ответ улыбнулся:
– Бывают судьбы и потяжелее.
Ему вдруг захотелось побольше узнать о Меган Таунсенд, и он решил принять ее игру:
– А как насчет тебя? Замужем? Разведена? Многодетная мать?
Последнее, правда, представлялось наименее вероятным. По всему чувствовалось, что она ничем не обременена и свободна.
– Замужем не была. Детей нет. Кошек, собак, птиц не имею. Женатых любовников тоже.
Оба рассмеялись, но Олли сразу приуныл:
– Значит, мне не на что рассчитывать?
– А ты что, возвращаешься к жене? – спросила Меган, когда они уселись в шезлонги, изготовленные по проекту Брауна Джордана.
– Нет. – Оливер посмотрел ей прямо в глаза, но не сказал, что еще недавно имел такое желание. – Наши жизни пошли в совсем разных направлениях. Она теперь аспирантка Гарварда и начинающая писательница.
– Что ж, это неплохо.
– На первый взгляд. – Когда Олли с чужими говорил о Саре, в его голосе все еще звучала горечь. – Но она бросила меня и троих детей, чтобы туда уехать.
– Вот это скверно.
– Было – да.
– А теперь?
Меган задавала вопросы, желая его лучше узнать.
– Иногда. Но в последнее время лучше. Нельзя же все время сердиться. – Оливер грустно улыбнулся. – Хотя я дулся довольно долго. Она все обещала, что вернется, но теперь, думаю, эта игра уже позади. Дети привыкают... и я тоже... – Он с улыбкой взглянул на собеседницу и, внезапно рассмеявшись, добавил: – Однако должен тебе признаться, что это мое первое свидание за двадцать лет, поэтому мое поведение может тебе показаться несколько несуразным.
– Ты ни с кем не встречался с тех пор, как она тебя бросила?
Меган была потрясена. Его жена, вероятно, была необыкновенной женщиной. Сама она в жизни не оставалась без мужчины дольше месяца и не выносила одиночества. Ее последний любовник покинул ее всего три недели назад после спокойных шести месяцев, на протяжении которых он курсировал между ее солярием и собственным домом на Пятой авеню. Меган вращалась среди элиты, но что-то в Оливере ее заинтриговало: его глаза, его шарм и еще что-то, подсказывавшее, что он очень одинок.
– Ты серьезно?
Олли вдруг вспомнил поклонницу женской борьбы и опять расхохотался:
– Нет, вру... Пару месяцев назад у меня было свидание, но очень неудачное. Оно меня почти отрезвило.
– Бог ты мой, Оливер. – Меган, смеясь, допила остатки джина с тоником. – Так ты практически девственник.
– Можешь это так называть, – все в том же шутливом тоне ответил Олли, а потом задумался над ее словами. У него не было близости с женщиной семь месяцев, и он не знал, что будет, если такая возможность представится. Может, вообще ничего и не получится? На протяжении семи месяцев он никого не хотел, кроме Сары. И ни с кем другим не спал все предыдущие двадцать лет. Он никогда не изменял жене, а эта девушка, похоже, привыкла менять мужчин как перчатки. Внезапно живший в нем мальчишка захотел удрать как можно скорее домой. Олли встал и снова пошел полюбоваться на вид с террасы, а Меган тем временем заканчивала приготовление обещанного салата.
– Предупреждаю тебя, я готовлю из рук вон плохо. Салат по-императорски и карпаччо – это предел моих возможностей. Ну еще разве что пицца.
– Я весь – нетерпение. Это мои любимые блюда. Сама она ему тоже нравилась, хотя и немного пугала. Ужинать сели в столовой. Говорили о ее и его работе.
Олли снова почувствовал себя раскованно, а когда Меган наконец спросила о его детях, он постарался их описать.
– Они тяжело пережили уход матери, я, впрочем, тоже. Но теперь ребята, кажется, приходят в себя.
Что, конечно, не касалось Бенджамина и катастрофы, которую он учинил вместе с Сандрой.
– Ну а ты? Как теперь твое самочувствие?
После нескольких глотков хорошего французского вина Меган, похоже, стала деликатнее, да и Олли тоже расслабился. Они очень мило беседовали о жизни за нехитрым ужином.
– Не знаю. Я больше об этом не думаю. Я просто занят работой и детьми, и мне некогда копаться в своих ощущениях. Может, это и хороший симптом.
– Ты по ней по-прежнему тоскуешь?
– Конечно. Странно было бы, если б я не тосковал. Мы прожили в браке восемнадцать лет, а до того четыре года встречались. Для любого это большой период. Для меня – половина жизни.
– Тебе сорок четыре?
Она улыбнулась, а Олли кивнул.
– Я думала, тебе лет тридцать девять.
– А я думаю, что тебе двадцать пять.
– Мне тридцать. Оба рассмеялись.
– Ну и как ты это воспринимаешь? Так ли это ужасно, как говорят? Сара была в отчаянии, когда ей исполнилось тридцать, ей казалось, что вся жизнь позади. А что уж говорить о тридцати девяти... сорока... сорока одном. Мне кажется, это ей все время не давало покоя. Она была впанике, что по-настоящему состарится, так ничего и не достигнув, и поэтому сбежала. Но дело-то в том, что достигла она многого, по крайней мере я так считаю. Сара считала иначе.
– Я не придаю этому значения, наверное, потому, что не замужем и не имею детей. Я всю жизнь делала только то, что мне хотелось. Ты, наверное, посчитаешь, что я избалована.
Она сказала это с таким веселым видом, что Олли тоже стало смешно. Он оглядел дорогую обстановку и подумал, что Меган права.
– А что для тебя важно? Я имею в виду, что тебя на самом деле волнует?
«Я сама», – чуть не призналась она, но все-таки решила не быть такой откровенной.
– Наверное, моя работа. Моя свобода. Возможность делать в жизни именно то, что нравится. У меня не получается быть альтруисткой или приспосабливаться к другим людям. Все мы играем по своим правилам, и мне нравятся мои. Я не понимаю, почему кто-то долженчто-то делать, выходить замуж, рожать детей, подлаживаться под чьи-то правила. Я поступаю по-своему, и это мне нравится.
– Ты избалована, – констатировал Олли, одновременно сознавая, что ему это нисколько не мешает.
– Моя мама всегда учила меня не следовать чьим-то правилам, и я так и делала. Мне кажется, я всегда могу поставить себя выше их. Иногда в этом моя сила, иногда слабость. Иногда это препятствие, потому что мне непонятно, почему люди так усложняют себе жизнь. Надо делать в жизни то, что хочешь, только это важно.
– А если ты причинишь кому-то обиду своим поступком?
Она ступила на зыбкую почву, но была достаточно умна, чтобы понимать это.
– Иногда такую цену приходится платить. С этим приходится жить, но надо жить и с самим собой, что иногда гораздо важнее.
– Мне кажется, так же рассуждала Сара. Но я с этим не согласен. Иногда бываешь в большем долгу перед другими людьми, чем перед собой, и надо себя переломить и делать то, что хорошо для них, даже в ущерб себе.
В этом он принципиально расходился со своей женой и, вероятно, с Меган.
– Единственный человек, которому я что-то должна, – это я сама, и пока меня такой принцип устраивает. Поэтому у меня нет детей и потребности выходить замуж, хотя мне тридцать. Кажется, именно об этом идет у нас речь. В каком-то смысле я с тобой согласна. Если у тебя есть дети, ты должен думать и о них, а не только о себе. А если не хочешь жить ради них, то и не надо их иметь. Я не хочу брать на себя такую ответственность и потому их не имею. Но у твоей жены они были. По-моему, главной ее ошибкой было то, что она вышла за тебя замуж и обзавелась детьми.
Меган была проницательнее, чем сама думала. К удивлению Оливера, она постигла самую суть философии Сары.
– Я думаю, это была моя ошибка. Я подбил ее на все это. А потом... через двадцать лет, она вернулась к тому, от чего отказалась, когда мы познакомились... и удрала...
– Не стоит винить себя за это. На ней тоже лежит ответственность. Ты же не вел ее под венец под дулом пистолета. Ты делал то, во что верил. Нельзя нести ответственность за поступки других.
Она была абсолютно самостоятельной женщиной, не зависящей ни от кого и ни от чего, и совершенно этого не скрывала.
– А что твои родители думают о твоем образе жизни? Меган на мгновение задумалась.
– Знаешь, по-моему, он их раздражает. Но они махнули на меня рукой. Отец только и делает, что без конца женится и плодит детей. У него двое от моей матери, четверо от второй жены, а теперь вот родился седьмой. Моя мать только выходит замуж, а рожать детей как-то забывает, что, впрочем, и хорошо, потому что она их, по правде говоря, не любит. Мы с сестрой начиная с семи лет большую часть жизни провели в дорогих пансионах. Родители отдали бы нас туда и раньше, если б там принимали.
– Какой ужас.
Оливер не мог себе даже представить, как бы он отдал детей куда-то. В семь лет Сэм был маленьким несмышленышем.
– И на вас это отразилось? – спросил Олли, но тут же понял, что задал глупый вопрос. Теперь стало ясно, почему она не была привязана ни к чему и ни к кому.
– Наверное, да. У меня не получаются так называемые «прочные союзы». Люди приходят и уходят. Так в моей жизни происходило всегда, и я к этому привыкла... были, правда, исключения.
Она вдруг погрустнела и принялась убирать со стола.
– А вы с сестрой близки?
Меган прервала уборку и как-то странно посмотрела на него.
– Были близки. Очень. Она была единственным человеком, на которого я могла всегда рассчитывать. Мы были двойняшками, ты можешь себе это представить. Двойные заботы. Правда, она была полной моей противоположностью: доброй, ласковой, хорошо воспитанной, порядочной, вежливой, она поступала исключительно по общепринятым правилам и всем во всем доверяла. Когда ей был двадцать один год, она влюбилась в женатого. И покончила с собой, когда он не захотел бросить жену.
Для Меган тогда все изменилось, Оливер видел это по ее глазам, пока она рассказывала.
– Грустная история.
– Да, очень. Больше у меня не было такого друга, как она. Словно я потеряла половину себя. Лучшую половину. В ней было все то хорошее, чего никогда не было во мне и не будет.
– Ты чересчур самокритична.
Оливер говорил с ней очень мягким тоном, но его доброта только усиливала ее боль.
– Нет, я просто честна. Будь я на ее месте, я бы убила этого сукина сына или его жену. А себя бы убивать не стала.
Меган помолчала и с болью в голосе продолжила:
– Когда сделали вскрытие, то обнаружили, что она на пятом месяце беременности. Она мне об этом не говорила. Я училась здесь, а она жила в Лондоне с матерью. – Она потемневшими глазами посмотрела на него. – Хочешь кофе?
– Да, спасибо.
«Удивительная история, – подумал Олли. – Чего только не бывает в жизни людей: трагедии, боль, чудеса, переломные моменты. Меган наверняка была совсем другой до гибели сестры, но какой – мне никогда не узнать».
Он пошел за ней на кухню. Меган тепло ему улыбнулась:
– Ты хороший человек, Оливер Ватсон. Я обычно не рассказываю людям о себе, тем более при первом знакомстве.
– Очень польщен, что удостоился такой чести. Ее рассказ в самом деле многое прояснил.
Они вернулись на террасу с чашками ароматного напитка и снова стали любоваться прекрасным видом. Меган сидела очень близко, и Олли чувствовал, что она чего-то от него ждет, Ноне был готов на это «что-то». Для него все разворачивалось слишком стремительно, он еще не мог решиться на близость с женщиной, которая не была Сарой.
– Ты не хотела бы пообедать со мной как-нибудь на этой неделе?
– Очень бы хотела, – улыбнулась Меган. Он был таким милым и невинным и в то же время таким сильным, порядочным и добрым. Олли воплощал все, чего она всегда боялась и что ее никогда не привлекало. – А ты хотел бы провести со мной здесь ночь?
Вопрос был прямой и застал Оливера врасплох в тот момент, когда он ставил на столик свою чашку. Он посмотрел на нее с улыбкой, которая делала его еще привлекательнее и моложе.
– Если я скажу нет, ты поймешь, что это не отказ? Я не люблю спешку. Ты достойна большего. Мы оба достойны.
– Но я больше всего хочу именно этого.
Меган была с ним честна. Это была одна из немногих ее добродетелей.
– Зато я хочу большего. И ты должна хотеть. Представь, мы переспим, нам будет хорошо, а потом разойдемся в разные стороны, и что? Что это нам даст? Даже если мы проведем друг с другом только одну ночь, лучше, если бы это имело для нас обоих большее значение.
– Не относись к этому так серьезно.
– Может, проще будет сказать, что я не готов? Или так говорят только неудачники?
– Оливер, помнишь, что я сказала? Надо следовать своим правилам. У тебя они одни. У меня другие. Я согласна на ленч, если мое предложение тебя не очень шокировало.
Оливер рассмеялся, снова чувствуя себя непринужденно. Она, казалось, умела со всем соглашаться, была податливой и нетребовательной и к тому же вызывала такое влечение, что Олли сам себя проклинал за то, что не набросился на нее сразу, пока она не раздумала.
– Я позвоню тебе завтра.
Он встал. Пора было идти, пока не случилось то, о чем потом пришлось бы жалеть, пусть даже не ей.
– Спасибо за замечательный ужин.
– Всегда рада.
Провожая Оливера до дверей, Меган внимательно в него всматривалась, а потом поглядела ему прямо в глаза. В ее взгляде было то, что видывали немногие мужчины. Хотя спала она со многими, мало было таких, кто по-настоящему знал ее.
– Оливер... спасибо тебе... за все...
– Я ведь ничего не делал, кроме как ел, болтал и радовался общению с тобой. За что ты меня благодаришь?
– Спасибо тебе за то, что ты такой... даже если ты никогда мне не позвонишь.
Меган была к этому привычна, так часто случалось после ночей, полных неудержимой страсти. Как она и сказала Оливеру, мужчины в ее жизни приходили и уходили. Но если бы он не позвонил, она бы все-таки жалела.
– Я тебе позвоню, – пообещал Олли, а потом наклонился, обнял ее и поцеловал. Она была первой женщиной, которую он целовал, с тех пор как жена ушла от него. Губы Меган были горячими и манящими, а тело сильным и пленительным. Больше всего на свете Олли хотел близости с ней, но в то же время понимал, что надо идти. Он хотел все хорошенько обдумать. Меган была слишком сильной женщиной, чтобы относиться к ней несерьезно.
– Спокойной ночи, – прошептала она, когда пришел лифт.
Оливер улыбался и смотрел ей в глаза, пока не закрылись двери. Меган долго стояла на площадке, потом медленно вернулась к себе в квартиру и закрыла дверь, вышла на террасу, села, размышляя о нем... и о сестре, о которой много лет ни с кем не говорила. И, сама не зная почему, стала тихо плакать.
