Текст книги "Ранчо"

Автор книги: Даниэла Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Об этом не может быть речи – для меня, – твердо заявил он. – Иди одна, если тебе так хочется. – Он закрыл дверь ванной изнутри. Выходя, он увидел на лице жены решительное выражение.

– Хорошо, – согласилась она, упрямо посмотрев на мужа, словно ждала возражений.

– Ты о чем? – Она совершенно сбила его с толку. Если бы он не знал ее так хорошо, то подумал бы, что она выпила лишнего. Ее поведение показалось ему очень странным. Он не обратил внимания ни на ее спокойствие, ни на то, как она похорошела.

– Я пойду на прием, – твердо проговорила Мэри Стюарт.

– Прекрасно! А я не могу. Надеюсь, ты меня понимаешь? Тебе будет интересно повращаться среди таких людей. У Тани много забавных знакомых, чему, впрочем, не приходится удивляться.

Казалось, он сразу забыл об этом разговоре и взял с собой в постель стопку журналов, чтобы просмотреть статьи на темы юриспруденции и бизнеса, среди которых были и материалы о его клиентах. Мэри Стюарт заперлась в ванной и вышла оттуда в белой ночной рубашке. Что бы на ней ни оказалось – хоть кольчуга, хоть власяница, – муж не обратит на это ровно никакого внимания. Пока он читал, она тихо лежала рядом, вспоминая разговор с Таней и думая о себе и Тони.

Права ли Таня? Действительно муж собрался от нее уйти или он еще способен передумать? Мэри Стюарт казалось верхом несправедливости его нежелание поддерживать Таню, но та как будто уже смирилась с его малодушием и ничего другого от него не ждет. Может быть, Тане следовало проявить характер и поднажать на мужа, заставить его дать задний ход?

До чего же просто рассуждать о чужой жизни и решать за других, как им надо поступить! Зато в ее собственной никак не удавалось навести порядок. Вот уже целый год она не может достучаться до Билла. Муж стал недосягаем, отгородился ледяной стеной, день ото дня становившейся все толще. Ей казалось, они уже много месяцев не общаются друг с другом. Мэри Стюарт совершенно не представляла себе, как сложится их будущее, и не заводила с ним разговор на эту тему, боясь, что Билл не так ее поймет. Сегодня он уже принял ее за умалишенную, а она всего лишь вернулась домой в приподнятом настроении, с улыбкой на лице. Он смотрел на нее, как на инопланетянку. Не приходилось сомневаться, что их супружеские отношения, любая близость между ними остались в далеком прошлом.

Мэри Стюарт до конца осознала, как все плохо, только после приезда дочери домой на Рождество. Алиса пришла в ужас и сразу же стала собираться обратно в Париж. Однако Мэри Стюарт не имела ни малейшего понятия, как положить этому кошмару конец.

Закончив чтение, Билл выключил свет, не сказав жене ни единого словечка. Она лежала на боку, закрыв глаза, притворяясь спящей. Станет ли он когда-нибудь прежним, захочет ли обнять её снова? И. вообще: появится ли в ее жизни еще мужчина, который прикоснется к ней, признается в любви? Или все это в прошлом?

В сорок четыре года ее жизнь, казалось, окончательна разбита.

Глава 4

Следующим утром Мэри Стюарт устроилась перед телевизором. Очень скоро она пришла в такую ярость, что ей захотелось разбить экран. Задав Тане всего один вопрос – о детстве в маленьком техасском городке, интервьюер сразу же перешел к свежим сплетням о ее романе с инструктором, а потом подло намекнул на иск сотрудника, пострадавшего от домогательств поп-звезды. К удивлению Мэри Стюарт, Таня и бровью не повела, лишь отделалась снисходительной улыбкой, отмахнувшись от обвинений, как от шантажа и очередных вымыслов желтой прессы.

Но спокойствие далось певице не просто. После окончания съемки она и рукой не могла шевельнуть от напряжения, и все тело покрылось холодной испариной; голова раскалывалась от нестерпимой боли.

– Хватит с меня телевидения, – пожаловалась она сопровождавшей ее даме.

Встреча с издательским агентом, предлагавшим ей написать книгу о себе, также разочаровала. От нее ждали только сенсаций и отмахивались даже от намека на серьезный тон будущего произведения. Устав от всего этого, она позвонила Джин и узнала, что о ней снова трубят все газеты Лос-Анджелеса: раскопали, что ее муж проводит уик-энд в Палм-Спрингсе с молоденькой актрисой, имя которой не называли.

– Уж не с проституткой ли? – поинтересовалась она у Джин.

Та рассмеялась и вместо ответа прочла ей о развитии истории с иском. Слушая, Таня с трудом сдерживала слезы. Уволенный телохранитель заявлял, что Таня неоднократно пыталась его соблазнить, разгуливая по дому нагишом, когда они оставались одни. В другое время она бы просто посмеялась, но навалившиеся неприятности лишили ее сил.

– Хотелось бы мне вспомнить, когда я в последний раз оставалась в этом доме одна! – огрызнулась она.

О том, как на это прореагирует Тони, не хотелось даже думать. На предложение Джин зачитать сообщения, касающиеся его самого, она ответила отказом. Повесив трубку, она сама сходила за газетой и, изучив материал, беспомощно развела руками. На фотографиях фигурировал Тони, пытающийся скрыться от фотографов, и смутно знакомая Тане актриса максимум лет двадцати. Было совершенно невозможно понять: фотографии – подлинные или компьютерная подтасовка с целью выпачкать обоих? В наши дни можно усомниться в подлинности любой фотографии, однако эта мысль не успокаивала. Немного поколебавшись, Таня позвонила мужу в офис, поймав его перед самым уходом.

– Кажется, мое имя снова озарено светом рампы? – посетовала она, найдя силы для шутки даже в самой отвратительной из всех возможных ситуаций.

– Вот именно! Твой приятель Лео немало про тебя знает. Ты читала? – Он был настолько вне себя, что даже не старался этого скрыть.

– Я услышала об этом от Джин. Полнейшая ересь! Надеюсь, тебе не надо объяснять?

– Я уже ни в чем не могу быть уверен.

– То, что они написали про меня, ничуть не хуже откровения насчет тебя и девки, которую ты якобы таскал с собой в Палм-Спрингс. В газетке даже есть твоя фотография. – Ей хотелось его подразнить. – Ведь это тоже липа. Чего тут переживать?

Последовала долгая пауза, после которой он медленно проговорил:

– Это правда. Я как раз собирался все тебе рассказать, но не успел: ты уехала.

У нее было такое впечатление, будто ее огрели тяжелой дубиной. Он изменяет ей, и это становится известно презренным фоторепортерам, да еще смеет в этом сознаваться! Настала ее очередь выдержать продолжительную паузу. Что тут скажешь?

– Вот это да! Ну и какой же, по-твоему, должна быть моя реакция?

– Ты вправе рвать и метать, Таня. Я не стану тебя обвинять. Кто-то навел журналистов на след. Не могу себе представить, как они нашли отель. Я надеялся, что это не попадет в газеты.

– Ты староват, милый, для такой наивности. Столько лет проторчать в Голливуде и не знать, как работает его кухня! Ну и кто, по-твоему, вызвал фотографов? Она сама! Это же для нее шикарная реклама: ведь встречается с мужем самой Тани Томас! Нет, Тони, девица попросту не имела права упустить такой шанс.

Конечно, она говорит гадости, но даже гадость может быть правдой. Прозрение пришло к нему слишком поздно. Он долго, нестерпимо долго молчал.

– Теперь вы тоже знаменитость, мистер Голдмэн. Нравится?

– Собственно, мне нечего тебе сказать, Тан.

– Это точно. Мог бы на худой конец действовать с оглядкой или присмотреть бабенку, которая не выдала бы тебя и меня со всеми потрохами.

– Не хочу играть с тобой в игрушки, Таня, – проговорил он смущенно и одновременно сердито. – Завтра же переезжаю.

Он снова надолго умолк. Она же молча кивала, борясь со слезами.

– Так я и думала, – хрипло отозвалась Таня.

– Не могу больше так жить! Кто это вытерпит – служить постоянной мишенью для чертовых журналистов?

– Я тоже не в восторге, – грустно молвила она. – Разница только в том, что у тебя есть выбор, а у меня – нет.

– Сочувствую. – Его тон был неискренним, в нем вдруг появились злобные нотки.

Что ж, поймали со спущенными штанами – чему тут радоваться? Тони не устраивает роль второй скрипки, ему не нравится, когда его продают и выставляют на посмешище. Словом, ждет не дождется, когда наконец уйдет из ее дома и из ее жизни, выскользнет из лучей рампы, в которых оказался, женившись на ней. Сначала ему нравилась известность, но потом лучи стали чересчур жгучими, а это, как выяснилось, невозможно долго выносить.

– Прости, Тан... Не хотел говорить все это по телефону. Я собирался побеседовать а тобой завтра, дома. – Она кивнула, заливаясь слезами. – Ты меня слушаешь?

– Слушаю.

Ей казалось, что она вот-вот распадется на кусочки. Удар слишком жесток, перспектива одиночества невыносима. Таня столько всего перенесла, ее нещадно эксплуатировали, подвергали такому бесчеловечному обращению! Менеджер, за которого она сдуру выскочила замуж, обчистил ее до нитки... А Тони не выдержал и трех лет, сломался и стал таскаться в Палм-Бич развлекаться со статистками! Неужели он воображал, что газеты закроют на это глаза? Надо же оказаться настолько беспечным болваном!

– Мне очень жаль!.. – пролепетал он, но она уже ничего от него и не ждала.

– Знаю. Ничего, вот вернусь, тогда и поговорим. – Ей не терпелось от него отделаться: слишком больно он ранил ее. Вдруг она кое-что припомнила: – А как же Вайоминг?

– Возьми с собой детей. Им это пойдет на пользу, – сказал он с облегчением. Ему не терпелось поскорее сорваться с крючка, хотелось быстрее отплыть в Европу, прихватив с собой ту самую статисточку.

– Спасибо. Да, Тони... Мне тоже жаль. – Чтобы не разразиться рыданиями, она поспешила повесить трубку.

Когда телефон зазвонил снова, Таня еще пребывала в слезах и не хотела отвечать, уверенная, что это опять Тони – заботливый муж, беспокоящийся о настроении обманутой жены. Но она ошиблась: звонила Мэри Стюарт.

Подруга сразу поняла, что Таня чем-то сильно расстроена. Всхлипывая, та объяснила, что ее только что бросил Тони. Она поведала об обеих статейках и об измене Тони в Палм-Спрингсе. Рассказ был путаным, и понять что-либо было очень трудно, но Мэри Стюарт разобралась и настояла на встрече. До приема оставалось еще много времени, если они вообще на него пойдут. Тане теперь хотелось одного – домой, но самолет должны прислать за ней только на следующее утро.

– Немедленно приезжай! Выпьешь чашечку чаю или стакан воды, умоешься. Перестань! Смотри, не приедешь – нагряну сама. – У Тани на душе скребли кошки, но ее тронула настойчивость подруги.

– Со мной все в порядке.

Поверить в это было трудно: через секунду она разрыдалась пуще прежнего.

– Хорош порядок! Ах ты, лгунья! – И тут Мэри Стюарт прибегла к самой страшной и действенной угрозе: – Если не приедешь, я обзвоню все газеты.

Таня прыснула.

– Ну надо же! – Смех ее звучал сквозь слезы. – Целый год тебя не видела, а стоило повстречаться, пожалуйста, через два дня – развод.

– Вот и хорошо, что я рядом: кто же еще тебя утешит? Поторопись, пока я не начала звонить в «Энквайер», «Глоб», «Стар» и вообще повсюду. Может, мне самой за тобой приехать? – мягко спросила она.

Таня высморкалась.

– Не надо, сама доберусь. Буду через пять минут.

Через пять минут она предстала пред очи Мэри Стюарт всклокоченная, с красным носом и зареванными глазами. Но даже это не могло затмить ее красоту, о чем подруга поспешила ее уведомить, обнимая и успокаивая, как обиженное дитя. У Мэри Стюарт богатая практика на этот счет: она была хорошей матерью Тодду и Алисе и за двадцать два года поднаторела в утешении. Но Тодда она утешала недостаточно, иначе все сложилось бы по-другому...

– До сих пор не верю... Все рухнуло за какие-то несколько минут! – твердила Таня, продолжая оплакивать свое замужество. И не имело сейчас никакого значения, что обе знали: в действительности разрыв назревал давно. Тони не первый день выражал недовольство, негодовал по поводу ее образа жизни, просто до поры до времени помалкивал. Оглядываясь назад, она была вынуждена признать, что улавливала тревожные симптомы, но закрывала на них глаза.

Несмотря на жаркий день, Мэри Стюарт вскипятила чай. Таня присела с горячей чашкой в безупречно белой кухне.

– Чем ты тут занимаешься? – спросила она, озираясь. – Заказываешь по телефону готовые блюда?

– Нет, готовлю сама, – коротко ответила Мэри Стюарт, улыбаясь подруге. Та выглядела раздавленной, но уют благотворно сказывался и на ней. – Просто мне нравятся чистота и порядок.

– Нет, – возразила Таня, – твой идеал – полное совершенство, и не отрицай. Но полное совершенство не всегда возможно, иногда все идет кувырком, и мы не властны что-либо изменить. Тебе необходимо это признать. У меня впечатление, что ты терзаешься из-за случившегося. – Так оно и было, и сейчас Тане больше всего на свете хотелось избавить подругу от мучения, которое явно читается в ее взгляде.

– Разве ты на моем месте не обвиняла бы себя? – тихо промолвила Мэри Стюарт. – Что еще мне остается? Билл тоже меня винит... Он даже смотреть в мою сторону не может. Живем как чужие люди. Даже не враги больше. Сначала были ими, а теперь никто друг другу.

– Он будет на приеме? – поинтересовалась Таня, жалея обоих. В последнее время жизнь обходилась с ними жестоко.

Мэри Стюарт отрицательно покачала головой:

– Он сказал, что будет работать допоздна.

– Прячется от людей.

Подобно большинству смертных, Таня была мудрой провидицей в отношении других и беспомощной в отношении себя, не в силах найти себе подходящего мужа. Таков уж ее удел.

– Знаю, – ответила Мэри Стюарт, направляясь с подругой в гостиную. – Он прячется, а я не нахожу. Ищу повсюду – и все без толку. Здесь живет мужчина, с виду – Билл, только я знаю: это не он – и понятия не имею, куда подевайся настоящий.

– Главное – не прекращать поиски, – с пылом проговорила Таня, удивив Мэри Стюарт своей убежденностью, и добавила: – Пока еще не все кончено.

Каким-то образом Таня чувствовала, что брак подруги стоит того, чтобы за него побороться. Недаром они с Биллом прожили вместе двадцать два года. Шутка ли! Но, с другой стороны, люди расстаются, прожив вместе и еще дольше. Если Мэри Стюарт так и не найдет его, то надо рвать – нечего продолжать за него цепляться. Просто Таня не советовала ей так быстро сдаваться, поддавшись горю. А Билл, конечно, несправедлив, обвиняя жену в разразившейся трагедии.

– К тебе это тоже относится? – спросила Мэри Стюарт. По дороге в гостиную, они миновали одну запертую дверь за другой – Таня заподозрила, что это спальни. – Насчет конца?

– Думаю, мой случай особый, – ответила Таня со вздохом. – Вероятно, брак с Тони с самого начала был ошибкой, и его вообще не стоило затевать. Наверное, конец наступил раньше, просто я отказывалась смотреть правде в глаза, не понимала, каким несчастьем обернется для него вся эта грязь. Что ж, если он сходит от всего этого с ума, я ничего не могу поделать. – Она не переставала его любить, но со свойственной ей проницательностью признавала свое поражение. С самого начала их отношения строились на слишком зыбкой почве, что она давно понимала, но не желала признавать.

Подруги устроились в гостиной и долго беседовали. Через некоторое время Таня встала и отправилась принять ванну. В холле была небольшая туалетная комната для гостей. Таня направилась туда, зажгла свет – и ахнула.

Она поняла, что ошиблась дверью и забрела в комнату Тодда, увешанную призами, картинками и памятными вещицами. Все здесь оставалось на своих местах, словно он вот-вот вернется из Принстона.

– Я больше сюда не захожу, – прошептала Мэри Стюарт.

Таня вздрогнула и оглянулась: она не слышала, как Мэри Стюарт подошла сзади. Взгляд подруги был таким затравленным, что Таня инстинктивно заключила ее в объятия. Напрасно комнату оставили нетронутой – она превратилась в святилище Тодда. Одна мысль о близости этого храма должна была стать для матери невыносимой. На письменном столе стояла чудесная фотография парня с двумя школьными друзьями. Как похож улыбающийся Тодд на мать! Таня не могла удержаться от слез.

– Мэри Стюарт... – пробормотала она, видя, что глаза подруги тоже наполняются слезами. – Прости меня! Я открыла не ту дверь, я не хотела...

Мать парня улыбнулась ей сквозь слезы и сделала шаг назад. Стоя рядом с Таней, она не спускала взгляда с фотографии на столе.

– Он был такой хороший, Танни... Чудесный мальчик! Всегда поступал правильно, всегда блистал. Все хотели ему подражать, все его любили... – Слезы медленно катились по ее щекам. Тане казалось, что юноша с фотографии сейчас заговорит или появится в своей комнате. Увы, обе знали, что этого не произойдет.

– Да. Отлично его помню. Он был так похож на тебя, – тихо проговорила Таня.

– Все еще не верю, что это произошло.

Мэри Стюарт присела на кровать. Она не появлялась здесь с самого Рождества. В Сочельник пришла сюда, упала на кровать сына, обняла подушку и прорыдала несколько часов. А позже не посмела признаться Биллу, что была в комнате Тодда, – муж считал, ее лучше запереть. Когда она спросила, как поступить с вещами Тодда, Билл разрешил ей действовать по собственному усмотрению. У нее же не хватило духу что-либо отсюда вынести.

– Может, тебе лучше убрать его вещи? – грустно предложила Таня. Она догадывалась, как тяжело это будет, но полагала, что в конце концов принесет пользу. Возможно, правильнее было бы вообще продать эту квартиру. Но посоветовать такое она не осмелилась.

– У меня не поднялась рука, – ответила Мэри Стюарт. – Не могу. – От мысли о сыне, жившем здесь, слезы потекли по ее щекам ручьями. – Я так по нему горюю... все мы горюем. Билл помалкивает, но я-то знаю, что и ему больно...

Она знала, как известие сразило Алису. Однажды она видела, как та заглянула в комнату брата. Мать догадывалась, почему дочь хочет остаться в Париже. Никто не стал бы ее за это винить. Дома у нее разрывалось от горя сердце, и искать утешения было не у кого. Ни мать, ни отец не оправились от удара.

– Ты не виновата, – твердо произнесла Таня, обнимая подругу и глядя ей в глаза. У Мэри Стюарт мелькнула мысль, что она забрела сюда не по ошибке. – Пойми, не виновата! Когда он принял решение, ты уже не могла его остановить.

– Как же я проглядела, что с ним творилось? Я так его любила и оказалась настолько слепа! – Мэри Стюарт знала, что никогда не простит себе случившегося.

– Мальчик вырос и имел право на секреты. Он не хотел, чтобы ты знала, иначе сказал бы. Ты не могла знать всего, даже того, что творится в душе собственного ребенка. Поверь! – Сама Таня не могла и представить себе, как Билл мучил жену весь истекший год, не позволяя ей расстаться с чувством вины. Наоборот, он убеждал ее в этом чувстве – своими поступками, молчанием...

– Я обречена на чувство вины, – грустно молвила Мэри Стюарт, но Таня не выпустила ее из объятий, полная решимости извлечь подругу из бездны горя. В этом и состоит дружба. Иначе Мэри Стюарт долго не выдержит.

– Ты не имела тогда для него никакого значения, – тихо произнесла она жестокие, ранящие слова. – Как бы ты его ни любила, для него оказалось важнее другое. У него была собственная жизнь, свои друзья, мечты, разочарования, беды. Как бы ты ни хотела, ты бы не смогла заставить его делать то, чего ему не хочется, и не делать того, что хочется. Другое дело – если бы он сам к тебе прибежал, умолял его остановить... Но он никогда бы так не поступил: он был слишком погружен в себя – совсем как ты сейчас. – Таня говорила серьезно, как никогда, понимая, что подруге нужны именно эти слова.

– Я бы ни за что так не поступила, – возразила Мэри Стюарт, прикованная взглядом к фотографии сына, – казалось, мать спрашивает его, почему это случилось. Впрочем, все давно знали ответ. Все до смешного просто.

Девушка, которую он любил четыре года, погибла в автокатастрофе на обледенелом шоссе в Нью-Джерси, и Тодд четыре месяца пребывал в непрекращающейся депрессии. Никто не догадывался о силе его страданий, его отчаяния после гибели любимой. На Пасху он вроде бы повеселел, и все решили, что Тодд начал приходить в себя. Но никто не догадывался, что он тогда, вернувшись в Принстон, принял страшное решение. Как близки в те дни были мать и сын! Они долго гуляли в парке, беседовали на философские темы, смеялись, он даже затрагивал, пусть в общих чертах, свое будущее и признался, что теперь верит в вечное счастье. И в первую же ночь после возвращения из дома его получил – покончил с собой за две недели до двадцатилетия в своей комнате в Принстоне.

Его нашел парень, живший по соседству; пришел о чем-то попросить и обнаружил Тодда в постели спящим. У парня сразу же возникли подозрения – он его осмотрел, попытался сделать искусственное дыхание, потом вызвал пожарных и полицию. Как выяснилось, Тодд пролежал к этому времени мертвым несколько часов.

Юноша оставил каждому в семье по записке: наконец-то он спокоен и счастлив. Конечно, это трусость с его стороны, он сожалел, что причинил им боль, но жизнь без Натали невозможна – он проверял, – и просил простить его и найти утешение в мысли, что отныне они с Натали навечно пребудут вместе на небесах. Родители считали, что сын еще молод для женитьбы, но он все равно собирался сделать это летом, после выпуска. Теперь они в некотором смысле обвенчались...

И сразу же после случившегося и еще долго потом Билл обвинял в трагедии жену. Он твердил, что это Мэри Стюарт вбила сыну в голову разные глупости и романтические иллюзии, позволила ему слишком сильно увлечься Натали и на целых четыре года потерять рассудок. Если бы мать не сделала его настолько религиозным, он не заразился бы абсурдной верой в Бога и загробную жизнь. По убеждению Билла, Мэри Стюарт подготовила трагедию, а посему самоубийство Тодда лежит всецело на ее совести. Подобные обвинения она бы еще стерпела, но сама не могла пережить ужас утраты единственного сына – первенца, света в окошке, подарившего ей столько радости, внушавшего матери такую гордость...

Слушая Мэри Стюарт, Таня воображала, как хватает Билла за плечи, и что есть силы трясет. Никогда еще она не слышала до такой степени безумных обвинений мужа в адрес матери его детей – ясно, что он пытается облегчить собственную боль, заставляя мучиться Мэри Стюарт. Последствия для самой Мэри Стюарт тоже нетрудно угадать: душа ее уже мертва – при смерти может оказаться и плоть.

– Бедный мальчик! – Мэри Стюарт беззвучно рыдала, сидя с подругой в комнате сына. – Он был настолько влюблен, что, узнав об аварии, едва не умер. – В конце концов, это и случилось. Авария убила не только его, но и всю семью. От Мэри Стюарт, Билла, их брака не осталось почти ничего. Все умерло вместе с Тоддом. Во всяком случае, самое главное – сердца, души, мечты...

Слишком несправедливо обошлась с ними судьба, отняв сына, которого они так любили.

– Ты хотя бы разозлилась на него? – спросила Таня.

Мэри Стюарт вздрогнула:

– На Тодда?! За что?

– За боль, которую он вам причинил. Он украл часть твоей жизни. Сдрейфил, когда надо было найти силы и жить дальше. Не признался родной матери, как сильно страдает.

– Я должна была сама его понять. – Мэри Стюарт упорно обвиняла одну себя. Тане необходимо было избавить бедную женщину от самобичевания.

– Обо всем догадаться невозможно. Ты не телепатка, а обыкновенный человек. И великолепная мать. Он не должен был так с тобой поступить.

Мэри Стюарт никогда не позволяла себе подобных мыслей, даже слушать такие речи ей было страшно.

– Сама знаешь, как это несправедливо с его стороны. А теперь несправедлив Билл: какое право он имеет тебя винить?! Может, настало время на них рассердиться? Слишком тяжелую ношу они на тебя взвалили, Мэри Стюарт.

Она долго смотрела на Таню, не произнося ни слова.

– С той минуты, когда я узнала о его смерти, обвиняла в ней одну себя.

– Знаю. Это удобно всем. А сейчас настало время поделиться ответственностью за содеянное с самим Тоддом. Заодно и с Биллом. Нельзя же покорно соглашаться с обвинениями и молча тащить такой груз! Тодд вошел в историю как герой, а не как слабак, дурачок, совершивший непростительную глупость и обрекший близких на вечные угрызения совести. Ладно, чем бы он ни руководствовался, такова, видно, его судьба. Сделанного не воротишь. Все это – дело его собственных рук. Билл не имеет права клеймить тебя и при этом обелять себя. Если уж говорить о вине, то о совместной. Пускай и он помучается. Ты вовсе не единственная виновная, Мэри Стюарт, а козел отпущения.

– Знаю, – тихо отозвалась она. – Я уже давно пришла к такой мысли. Но разве она что-то меняет? Билл никогда этого не признает. Ему непременно надо кого-то обвинять. И он давно нашел кого – меня.

– В таком случае брось его! Или хочешь позволить ему казнить тебя по гроб жизни? Готова простоять еще сорок – пятьдесят лет на коленях, шепча покаянную молитву? Не чересчур ли велик срок для искупления вины? Ты еще молода. – Ее слова производили поразительное действие: казалось, в темной комнате раздвинулись тяжелые занавески, до этого не пропускавшие яркий солнечный свет. Мэри Стюарт целый год просидела в темном углу, скорбя и посыпая голову пеплом. Самое странное, что все говорилось именно в этой комнате. Казалось, рядом стоит сам Тодд. Сказанное Таней буквально всколыхнуло в ней все, что накопилось за год. Ей вдруг захотелось обозлиться на Билла, наорать на него, как следует наподдать. Как можно быть таким глупцом! Почему он не щадит их брак?

– Не знаю, что и подумать, Тан. Все так запутанно... Представь ужас бедняжки Алисы, когда она приехала на Рождество! Она застала нас в таких растрепанных чувствах, что сразу стала рваться обратно в Париж. – В итоге дочь улетела да четыре дня раньше, чем усугубила чувство вины, сжигающее мать.

– В твоем распоряжении время, чтобы наладить с ней отношения. В данный момент важнее заняться собой, собственными потребностями. Хватит позволять Биллу над собой измываться! Пора примириться со случившимся. Хорошо об этом подумай, потом потолкуй с Биллом – уж больно легко он выкрутился!

– Вряд ли, – возразила Мэри Стюарт, качая головой, – По-моему, он весь покрылся льдом, а теперь боится оттаять, что еще больнее.

– Если не решится, погубит тебя и ваш брак.

Если уже не погубил... Таня еще не разобралась, до какой степени подруге необходимо спасение. Она была рада, что забрела в комнату Тодда.

– Спасибо, Танни, – Мэри Стюарт встала, Таня положила руку ей на плечо, Мэри Стюарт распахнула шторы, и комната наполнилась светом. – Он был славным мальчиком. Мне все еще не верится, что его больше нет.

– Мы никогда его не забудем, – подбодрила ее Таня. Они покинули комнату рука об руку, со слезами на глазах.

Таня выпила вторую чашку чая и уехала в отель переодеться для приема.

После ее ухода Мэри Стюарт еще раз заглянула в комнату сына и задернула занавески. Закрыв дверь, она вернулась к себе. Возможно. Таня права. Вероятно, она не так уж и виновата, а виновен один Тодд и никто другой. Но сердиться на него она все равно не могла. Гораздо проще рассердиться наего папашу, так же как последнему – свалить вину на Мэри Стюарт за то, что случилось.

Она сидела и размышляла, когда позвонила Алиса. Поболтав немного с дочерью, Мэри Стюарт рассказала о Тане, но о разговоре в комнате Тодда промолчала. Она сказала, что Таня зовет ее с собой к Фелиции Дейвенпорт, но Мэри Стюарт хочет отказаться – чувствовала себя эмоционально опустошенной.

Алиса возмутилась, что мать собирается упустить такую возможность:

– Ты с ума сошла! Тебе ведь никогда больше не представится такого шанса! Ступай, мама. Приоденься и ступай. Я вешаю трубку, чтобы тебя не отвлекать. Надень черное платье от Валентино.

– Которое ты сама все время носишь?

Разговор с дочерью ее оживил. Они всегда были близки, а после смерти Тодда стали еще ближе. Алиса никогда не подводила мать, всегда была рядом, пусть и не в прямом смысле. Мэри Стюарт хотела извиниться перед ней, что так долго хандрила, но решила не говорить о грустном.

Повесив трубку, она заставила себя принять ванну, привела в порядок и натянула платье, которое ей посоветовала надеть дочь.

В красивом платье, в туфлях на высоком каблуке, с расчесанными до блеска волосами она преобразилась в утонченную, элегантную даму. Она очень умело нанесла косметику, надела бриллиантовые Серьги – давний подарок Билла – и, осмотрев себя в зеркале, удовлетворенно улыбнулась.

Она осталась довольна своим видом, только непривычно появляться на людях без мужа...

Таня позвонила и обещала за ней заехать. Мэри Стюарт спустилась вниз и дождалась лимузин подруги. Сев в машину, она затаила дыхание; на Тане была свободная, почти прозрачная розовая шифоновая блузка и черные атласные брюки, подчеркивавшие потрясающую фигуру – плод усилий умелых тренеров. На ногах – черные атласные туфли на высоком каблуке. Светлые густые волосы выглядели роскошно. Она была невероятно красива и привлекательна. Впрочем, и вид Мэри Стюарт тоже не вызывал нареканий.

– Ты так элегантна! – воскликнула Таня. – Не придерешься.

Одно из достоинств Мэри Стюарт, всегда вызывавшее у нее восхищение, – безупречность. Та была аккуратна до мельчайших деталей, вплоть до ноготка и волоска. У нее – бесподобные ноги, отличные волосы. Сегодня впервые за целый год ее карие глаза, огромные и теплые, не смотрели затравленно.

– Ты уверена, что я тебя не скомпрометирую? – робко поинтересовалась Мэри Стюарт.

– Ошибаешься. Скорее ты весь вечер только и будешь делать, что отмахиваться от кавалеров. – Таня усмехнулась и приподняла одну бровь. – Или найдешь, кому отдать предпочтение...

Мэри Стюарт печально покачала головой – она никого не искала, во всяком случае, пока. И это покагрозило превратиться в никогда. Несмотря на обнадеживающий разговор с Таней в комнате Тодда, свет в конце тоннеля для Мэри Стюарт еще не зажегся...

Прием оказался даже лучше, чем они ожидали. Фелиция Дейвенпорт была очень внимательна и ласкова с обеими. Они с Мэри Стюарт долго обсуждали Нью-Йорк, театральные события города, даже детей. Мэри Стюарт она понравилась.

Таня провела почти весь вечер в окружении мужчин, у Мэри Стюарт тоже хватало восхищенных поклонников. Она ни от кого не скрывала, что замужем, и не прятала обручальное кольцо. Прием благотворно подействовал на ее настроение. Уезжала она в отличном расположении духа. Таня предложила еще разок побаловаться гамбургерами, но Мэри Стюарт предпочла поехать прямо домой – она еще не совсем готова злоупотреблять только что обретенной независимостью и бросать вызов Биллу.

Таня довезла ее до дому. Мэри Стюарт пригласила ее зайти, но Таня спешила в гостиницу – ей необходимо сделать несколько звонков и отдохнуть.

– Большое тебе спасибо за вечер. И не только за него. – Мэри Стюарт благодарно улыбнулась. – Как обычно, ты помогла мне. Поразительно, тебе всегда это удается!