Текст книги "Обещание страсти"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Ты завтра не улетаешь?
– Нет, если ты свободна. – Он ни о чем не хотел просить.
– Я свободна, как птица. Спокойной ночи, Лукас. – Она быстро повернулась в вихре розового шелка, а он молчал, испытывая неодолимое желание дотянуться до нее и остановить. Но Кизия исчезла, прежде чем он сумел что-то сказать ей вдогонку.
– Кизия! – позвал он тихо, но настойчиво.
– Да? – Она выглянула, разыграв на лице удивление.
– Я тебя люблю.
Она стояла молча, не двигаясь. Он лежал, свернувшись на диване и глядя ей в лицо.
– Я… ты мне тоже очень дорог. Люк. Я…
– Боишься?
Она кивнула, опустив глаза.
– Немного.
– Ты не должна, Кизия. Я люблю тебя. И не дам в обиду. Мне не встречались такие женщины, как ты.
Она хотела сказать, что и у нее никогда не было подобных мужчин, но не могла. Она ничего не могла сказать. Стояла молча, страстно желая очутиться в его объятиях.
Завернувшись в простыню, Лукас первым подошел к ней, обнял и прижал к себе.
– Все отлично, малыш… Все просто замечательно…
– Да, конечно. – Кизия взглянула на него просветленными глазами. Все сейчас было по-другому. Не так, как прежде. Это случилось, это серьезно, и Люк теперь знает, кто она на самом деле.
– Лукас…
– Да?
– Я люблю тебя. Я… люблю… тебя.
Он подхватил ее и бережно понес назад, в спальню, в темноту. А когда положил на постель она взглянула на него и улыбнулась. Это была улыбка лукавой, таинственной и нежной женщины.
– Хочешь, я скажу тебе нечто забавное, Люк? Я никогда еще не занималась любовью в своей собственной спальне.
– Я рад.
– Я тоже.
Их голоса перешли в шепот.
Стыдливость исчезла, как только она протянула руки навстречу ему, а он осторожно спустил с ее плеч рубашку. Кизия размотала простыню, которой Люк обернул себя. Он долго ласкал ее тело, и наконец она заснула в его объятиях. Светало.
Глава 12
– Доброе утро, любовь моя. Что собираешься делать сегодня?
Уткнувшись подбородком в его грудь, она улыбнулась.
– Ну, ты ведь знаешь, как обычно… теннис, бридж – все, что принято делать проживающим на Парк-авеню.
– Выше нос.
– Мой нос? Почему мой? Мне он нравится. Он великолепен.
– Ты сошла с ума. Совершенно сумасшедшая девчонка, мисс Сен-Мартин. Может, поэтому я и люблю тебя.
– Ты уверен, что любишь? – Она вела игру как женщина, уверенная в себе.
– Абсолютно убежден.
– Почему? – Она провела пальцем по его шее и дальше вниз, по груди.
– Потому что у меня чешется левая пятка. Моя мать когда-то говорила, что настоящая любовь придет ко мне, когда зачешется левая пятка. Сейчас она чешется. Значит, ты и есть моя настоящая любовь.
– Сумасброд.
Поцелуем он заставил ее замолчать. Она удобнее устроилась в его объятиях, они лежали рядом, наслаждаясь утром.
– Ты красива, Кизия.
– Ты тоже. – У него было худое, но сильное мускулистое тело с гладкой кожей. Она нежно играла его сосками, а он легонько ласкал ее небольшие белые груди.
– Где ты успела загореть?
– Конечно, в Марбелья. И на юге Франции. В «уединении».
– Ты разыгрываешь меня, – сказал он удивленно.
– Нисколечко. Газеты так писали. В действительности же я наняла на Адриатике судно, а по пути в Марбелья собирала материал в газету о Северной Африке. Это было ужасно! – В глазах ее промелькнула тоска.
– Ты и правда путешествовала?
– Да. Помимо этого нынешним летом я провернула массу дел. Послушай, Люк. А не совершить ли нам изумительную поездку куда-нибудь в Европу? Дакар, Марракеш, Камаре во Франции, Англия, Югославия… Может, еще Шотландия. – Она мечтательно смотрела на него, теребя за ухо.
– Звучит восхитительно, но, к сожалению, невозможно. По крайней мере сейчас.
– Почему нет?
– Не могу. Я ведь освобожден условно.
– Какая скука.
Он откинул голову назад и засмеялся, а высвободив ухо, стал искать ее губы для поцелуя. Они долго и жадно целовались, потом он вновь рассмеялся.
– Ты права, мое освобождение действительно скучное занятие. Интересно, как они отреагируют, если объявить об этом.
– Так давай объявим и выясним.
– Подозреваю – на это ты способна.
Кизия капризно усмехнулась, а он стащил с нее простыню, чтобы еще раз полюбоваться ее обнаженным телом.
– Знаешь, что мне нравится больше всего?
– То, что внизу моего животика?
– Да уж лучше, чем твой огромный болтливый рот. Во всяком случае, спокойнее. Но будь серьезной хотя бы минутку…
– Я попытаюсь.
– Помолчи.
– Я люблю тебя.
– О-о-о, женщина! Ты можешь помолчать? – Он горячо поцеловал ее и нежно потрепал за волосы.
– Я так давно ни с кем не разговаривала. Никогда, как с тобой… И это так прекрасно, что не могу остановиться.
– Знаю. – Его рука поглаживала ее бедра, в глазах пылала страсть.
– Ты что-то хотел сказать? – Она лежала и равнодушно смотрела на него.
– Золотко, твое расписание никуда не годится. Я готов снова изнасиловать тебя.
– Нет, ты готов что-то рассказать мне. – Она выглядела невинно, как ангелок.
– Не будь задирой. Я действительно хотел что-то сказать тебе, но ты все время перебиваешь. Я хотел рассказать тебе о невероятных вещах. На прошлой неделе я тебя даже не знал. Три дня назад ты появилась на одном из моих выступлений, а два дня назад я поведал тебе историю своей жизни. Вчера я уже был влюблен. И вот мы здесь. Не думал, что такое возможно.
– Невозможно, но случилось. У меня такое чувство, что знала тебя всегда.
– Именно это я и хотел сказать. Такое ощущение, что мы живем вместе годы. И мне это по душе.
– Ты когда-нибудь ощущал нечто подобное?
– Неуместный вопрос. Но исключительно для тебя – нет. Со мной такого не случалось. Одно, черт возьми, ясно: я никогда до сих пор не терял голову… и никогда не любил наследницу.
Он улыбнулся и закурил сигару. Кизия отреагировала на это с такой радостью, что ее высокородные предки, вероятно, перевернулись в гробу. Сигара в спальне? До завтрака? Боже сохрани!
– Лукас, ты знаешь, что в тебе появилось?
– Дурной запах изо рта?
– Кроме этого. У тебя появился стиль.
– Что за стиль?
– Великолепный стиль, сексуальный, замечательный… Я схожу по тебе с ума.
– Ты уверена? В таком случае мне дьявольски повезло.
– Мне тоже. О, Лукас, я так счастлива, что ты здесь. Вообрази, если бы я не дала тебе номер моего телефона! – Эта мысль привела ее в ужас.
– В любом случае я бы разыскал тебя. – Его голос звучал вполне убедительно.
– Каким образом?
– Нашел бы способ. С помощью ищеек, если бы потребовалось. Я не собирался упускать тебя. Во время выступления той ночью я не мог отвести от тебя глаз. Я не думал, что ты придешь брать у меня интервью.
Было так чудно делиться тайнами первых впечатлений. Кизия чувствовала себя так, будто вновь родилась.
– В то первое утро ты напугал меня.
– Разве? Боже, а я так пытался избежать этого. Я сам боялся, и, может, в десять раз сильнее тебя.
– Но ты не выглядел испуганным. А с каким значением смотрел на меня! Мне казалось, что ты читаешь мои мысли.
– Мне чертовски этого хотелось. Но я не мог себе позволить даже обнять тебя.
– Донжуан. – Она придвинулась ближе, и. они снова поцеловались. – От тебя несет сигарами.
– Почистить зубы?
– Позже.
Он рассмеялся и повернулся на живот. Розовая ночная рубашка все еще валялась в ногах. Он поцеловал Кизию, крепко прижался к ней, широко раздвинул коленями ее ноги…
– Отлично, леди. Вы хотели показать мне город. – Он нагишом сидел в кресле, обитом голубым бархатом, курил вторую за утро сигару и пил пиво. Они только что позавтракали. Посмотрев на него, она засмеялась.
– Лукас, ты выглядишь невероятно.
– Совсем наоборот. Я выгляжу чрезвычайно вероятно. И сам черт мне не брат. Я говорил тебе, малыш, что не принадлежу к классам.
– Ты не прав.
– В чем?
– Относительно классов. Класс – это вопрос достоинства, гордости и чести. В тебе этого с излишком. Я же имела в виду орды людей, вообще не принадлежащих к классам. А в Сохо мне встречались люди, у которых всего этого тонны. Странно, не правда ли?
– Разумеется. – Ни то, ни другое его не волновало. – Так все-таки, чем мы будем заниматься? Кроме любви, естественно.
– Гм… Хорошо, я покажу тебе город.
Она сдержала слово. Заказала лимузин, и они отправились в турне по Нью-Йорку. Проехали на Уолл-стрит, затем в Гринвич-Виллидж, поднялись вверх по шоссе Ист-Ривер драйв, пересекли Сорок вторую улицу, свернули на Бродвей и остановились возле «Стедж деликатес» перекусить пончиками со сливочным сыром. Затем проехали к Центральному парку и далее к отелю «Плаза», где снова сделали остановку, чтобы выпить в ресторане «Оук рум». После чего вернулись на Пятую авеню, поднялись по Мэдисон-авеню, с ее антикварными магазинчиками, и, наконец, попросили водителя остановить машину у музея Метрополитен. Выбрались и отправились в парк. Было уже шесть часов, когда они, разгоняя собравшихся на тротуаре голубей, зашли в «Стэнхоуп» выпить.
– Кизия, ты организовала отличный тур. Эх, мне только что пришло в голову. Не желаешь ли познакомиться с одним из моих друзей?
– Здесь? – спросила она удивленно.
– Нет, глупышка, не здесь. В Гарлеме.
– Звучит соблазнительно. – Она взглянула на него с улыбкой. Идея заинтриговала ее.
– Он красивый парень. Этакий пижон. Думаю, тебе понравится.
– Возможно. – Они обменялись ласковыми взглядами, в которых словно отразилась теплота солнечного дня.
– Не слишком ли вызывающим будет наше появление там в лимузине?
Он тряхнул головой и взял счет.
– Мы отошлем Дживеса домой и возьмем такси.
– К черту!
– Ты хочешь ехать в лимузине? – На это он не рассчитывал. Но, может, она просто не знает иного способа передвижения?
– Конечно нет, дурачок. Мы поедем в метро. Это быстрее и удобнее. И намного благоразумнее.
– Нет, вы только послушайте! «Благоразумнее»! Ты хочешь ехать в метро? – Он стоял и смотрел на нее сверху вниз. Оба смеялись. Кизия полна неожиданностей.
– Как, по-твоему, я ездила в Сохо? Летала на реактивном самолете?
– Думаю, на своем собственном.
– Конечно. Давай отделаемся от Дживеса и прогуляемся.
Шофер приподнял на прощание шляпу и мгновенно испарился. Ленивой походкой они двинулись к метро, спустились вниз, купили жетоны, крекеры и кока-колу.
На Сто двадцать пятой улице вышли из вагона, и Люк под руку вывел ее по лестнице наружу.
– Отсюда несколько кварталов.
– Подумай еще раз, Люк, ты уверен, что он дома?
– Мы идем туда, где он работает, и, конечно, застанем его там. Его невозможно вытащить из этого проклятого места даже поесть.
Люк неожиданно распрямился, расправил плечи, почувствовал себя намного увереннее. На нем был знакомый твидовый пиджак и джинсы. Гарлем. Долгий путь от дома. Для Кизии. Ему все это немного знакомо. Но он проявлял осторожность и знал почему.
– Лукас, у тебя здесь другая походка.
– С этим придется смириться. Не могу отделаться от воспоминаний о Кью.
– Сан-Квентине? – Он кивнул. Они свернули за угол. Лукас посмотрел на здание и остановился.
– Ну вот, малышка, мы и добрались. – Они стояли перед разрушающимся каменным зданием коричневого цвета, на котором едва читалась полуобгоревшая надпись: «Дом примирения». Взглянув на здание, Кизия не посмела бы утверждать, что примирение действительно благосклонно к этому дому.
Он выпустил ее руку, обнял за плечи, и они стали подниматься по лестнице. Два черных подростка и девочка из Пуэрто-Рико с криком и смехом выскочили из дверей. Девочка убегала от ребят, хотя и не слишком старательно. Кизия рассмеялась, взглянув на Лукаса.
– Ну и что же здесь особенного? Люк не ответил на улыбку.
– Отбросы, толкачи, вербовщики, сводники, наркоманы, уличные драки… И не поддавайся фантастическим идеям. Если Алехандро тебе понравится, не приезжай к нему сюда после моего отъезда. Позвони, и он приедет к тебе. Здесь не твой мир.
– Ты хочешь сказать – твой? – Она не обратила внимания на его назидательную речь. Она взрослая девочка, жила как-то и до встречи с Люком. Пусть не в Гарлеме.
– Значит, это твой мир, – повторила она. Он не больше ее подходил для Гарлема.
– Был моим, сейчас нет. Хотя дела здесь остались. Все просто. – Он придержал дверь, пока она не вошла. По его тону Кизия поняла, что Люк имеет в виду только деловые контакты.
В коридоре, оклеенном причудливыми плакатами, витал тяжелый запах мочи и свежей травы. Пространство между плакатами украшали рисунки. Защитные колпаки на электролампочках были разбиты, из огнетушителей торчали бумажные цветы.
Красивая надпись приглашала: «Добро пожаловать в „Дом примирения“! Мы любим вас!» Кто-то зачеркнул «любим» и написал «трахаем». Держа Кизию за руку, Люк направился к узкой лестнице. Напряжение покидало его. Уличный агитатор наносит социальный визит в Гарлем. Неожиданно вспомнив легенды о Старом Западе, она рассмеялась.
– Что смешного, малышка? – С высоты своего огромного роста он смотрел, как она взбиралась по лестнице, легкая, смеющаяся, счастливая.
– Ты Маршал Диллон. Временами ты выглядишь как законченный бунтарь.
– Неужели?
– Да. – Она потянулась к нему, он наклонился, чтобы поцеловать ее.
– Мне это нравится. Очень нравится. – И как только она приблизилась, он начал нежно гладить ее по спине и осторожно подталкивать к неплотно закрытой двери.
– Ты уверен, что он здесь? – Кизия вдруг почувствовала робость.
– Уверен. Он всегда здесь, этот глупец. Губит себя в этом паршивом доме. Губит сердце, душу. Впрочем, увидишь сама.
На двери табличка: «Алехандро Видал». На этот раз ни обещаний, ни лозунгов, ни рисунков. Только надпись. Имя.
Кизия думала, что Люк постучит в дверь. Но вместо этого он изо всей силы пнул дверь ногой и, когда она распахнулась, шагнул через порог.
Сухощавый мексиканец удивленно поднялся из-за стола и вдруг расхохотался.
– Люк, старый черт, как поживаешь? Мне следовало догадаться, что это ты. А я на мгновение подумал, что они наконец пришли за мной.
Небольшой, голубоглазый, бородатый, он восторженно смотрел на Люка, пересекающего комнату. Тот подошел к столу и обнял друга. Несколько минут мужчины не обращали на Кизию внимания, и она успела разглядеть человека, оказавшегося в медвежьих объятиях Люка. В комнате раздавались восклицания: «Que pasa, hombre?» (Что такое, приятель? (исп.)), мексиканские ругательства. Смесь слабого испанского Алехандро с ломаным испанским Люка, которому тот научился в тюрьме. Двусмысленные шутки, невразумительный диалект, состоящий из смеси мексиканского, тюремного и калифорнийского. Их говор был для Кизии китайской грамотой. Неожиданно Кизия оказалась под прицелом добрых улыбок и мягких взглядов друзей. Лицо Алехандро привлекало к себе. Он был из породы тех, кому доверяют свои заботы и отдают сердца. Как Христу или священнику. Он смотрел на Кизию с застенчивой улыбкой.
– Привет. Этот неотесанный злодей, видимо, так и не догадается познакомить нас. Я – Алехандро.
– Я – Кизия. – Она протянула руку, он пожал ее.
Церемонный обмен рукопожатиями их рассмешил. Алехандро предложил гостям два стула – больше в комнате не было, – а сам уселся на стол.
Он был человек среднего роста, слабого сложения – в сравнении с Люком он выглядел карликом. Но телосложение ни при чем. Глаза. Нежные, всезнающие. Они не пронизывали и не притягивали – вы с радостью тонули в них. Алехандро излучал теплоту. Ласковый смех, улыбка, взгляд. Это был человек, немало повидавший на своем веку, но без тени цинизма. Благородный человек, умеющий понять и проявить глубокое сострадание. Чувство юмора помогало ему преодолевать жизненные невзгоды.
В течение часа они с Люком перебрасывались шутками, и все это время Кизия внимательно за ними наблюдала. Алехандро был полной противоположностью Люку, но очень любил его и знал, что тот считает его ближайшим другом. Они встретились давно, в Лос-Анджелесе.
– Давно ли вы живете в Нью-Йорке? – Это был первый вопрос, который она задала Алехандро с момента встречи. Он угощал ее чаем, не выдержав словесного поединка с Люком. Они не виделись год, и им было что рассказать друг другу.
– Я здесь уже три года, Кизия.
– Мне кажется, это более чем достаточно, – вмешался Люк. – Как долго ты, дурачок, собираешься копаться в этой мусорной куче? Когда же ты поумнеешь и подашься домой? Почему бы тебе не вернуться в Лос-Анджелес?
– Потому что здесь я занимаюсь делом. Единственная проблема в том, что дети, которых мы лечим, амбулаторные, а не стационарные больные. Эх, если бы у нас были возможности, мы бы давным-давно завершили эту жалкую операцию, – проговорил он с горящими глазами.
– Вы лечите детей-наркоманов? – поинтересовалась Кизия.
Конечно, он мог рассказать многое. Он ей нравился. Алехандро был из тех, кого хочется обнять. А ведь они только что встретились.
– Да, наркотики и преступления. Это всегда взаимосвязано. – Он моментально ожил, начав рассказывать о своей работе: диаграммы и схемы, планы на будущее… – Но главная проблема – недостаток контроля – так и остается нерешенной. Все начинается снова, едва дети возвращаются на ночные улицы, в разбитые семьи, где их матери занимаются любовью в единственной на всю квартиру кровати, где отец избивает жену, братья колются наркотиками, а сестры промышляют проституцией. Проблема в том, как вытащить их из этого болота. Изменить всю их жизнь. Мы знаем, как, но здесь это сделать непросто. – Он горестно показал на облупившиеся стены. Дом действительно был в ужасающем состоянии.
– И все-таки ты одержимый, – сказал Люк, не скрывая, что ему нравится решительность друга и то, как он действует. Алехандро избивали, грабили, пинали, смеялись над ним, игнорировали. Но сломить не удавалось никому. Он был верен своей мечте. Как и Люк.
– Ты считаешь себя умнее? Ты хочешь добиться отмены тюрем? Hombre (Приятель (исп.)), это утопия. – Он закатил глаза и пожал плечами, выражая этим свое сочувствие.
Кизия слушала их с удивлением. С ней Алехандро говорил на прекрасном английском языке, с Люком – на каком-то уличном жаргоне. Манерном, древнем, шуточном, тюремном – она не могла сказать точно.
– Хорошо, красавчик, посмотрим. Через тридцать лет ни в этом штате, ни в каком другом не будет ни одной действующей тюрьмы.
В ответе она уловила «loco» и «cabeza» («Псих» и «голова» (исп.).), после чего Люк сделал довольно выразительный жест пальцем правой руки.
– Пожалуйста, Люк, с нами женщина. – Сказано это было проформы ради, ибо Алехандро принял ее как свою. Он шутил с ней почти как с Люком.
– А вы, Кизия? Что вы делаете? – спросил он, глядя на нее широко раскрытыми глазами.
– Пишу.
– И довольно хорошо, – добавил Люк. Кизия шутливо толкнула его.
– Подожди до публикации, а потом оценивай. В любом случае ты преувеличиваешь.
Все трое рассмеялись, каждый по-своему. Алехандро был доволен другом. Он сразу понял, что это не мимолетное увлечение, не знакомство на одну ночь. Впервые он видел Люка с женщиной. Женщины были у него тогда, когда он хотел их. Но эта – нечто особенное. Она отличалась от других. Они принадлежали к разным мирам. Интеллигентна, умна, у нее свой стиль. Высший класс! Интересно, где Люк сподобился подцепить ее?
– Хочешь пообедать с нами? – Люк закурил сигару и предложил одну другу. Алехандро охотно взял и, прикурив, удивился:
– Кубинская?
Люк кивнул. Кизия улыбнулась.
Алехандро присвистнул – леди хорошо снабжается. Люк на мгновение почувствовал гордость. У него есть женщина, а у нее – то, чего нет у других: кубинские сигары, например.
– Ну, так как насчет обеда, Великий Эл?
– Лукас, не могу. Мне бы очень хотелось, но… – Он показал на кучу бумаг на столе. – А в семь часов мы собираем родителей некоторых наших пациентов.
– Групповая терапия? Алехандро кивнул.
– Помощь родителям. Иногда полезна.
Неожиданно Кизия подумала, что Алехандро гасит пожар водой из наперстка… Что ж, и это заслуживает уважения.
– Обед, возможно, в другой раз. Как долго ты пробудешь здесь?
– До завтрашнего вечера. Но я вернусь. Алехандро рассмеялся, похлопал друга по спине.
– Знаю. И рад за тебя. – Он тепло посмотрел на Кизию, улыбнулся обоим. Почти благословение. Всем троим очень не хотелось расставаться.
– Ты был прав.
– В чем?
– Относительно Алехандро.
– Да, я знаю.
До самого метро Лукас думал о чем-то своем.
– Когда-нибудь этот чертов упрямец загнется здесь со своим «примирением». Мне хочется вытащить его отсюда куда угодно.
– Он не сможет.
– Да? – удивился Лукас. Его беспокоила судьба друга.
– Это своего рода война, Люк. Ты ведешь свою, он – свою. Ни тебя, ни его не волнует, что вы можете оказаться жертвами. Важен конечный результат. Для вас обоих. Он мало чем отличается от тебя. Делает то, что должен.
Лукас кивнул. Он все еще был рассержен, хотя знал, что она права. И очень проницательна. Иногда это удивляло. Потому что она, не копаясь в своей жизни, как никто могла добраться до сути, когда дело касалось других.
– Хотя в одном ты не права.
– В чем?
– Он не такой, как я.
– Почему?
– Он благороден до мозга костей.
– А ты нет? – Легкая усмешка появилась в ее глазах.
– Тебе лучше поверить, малыш. Ты не пережила того, что пережил я за шесть лет в калифорнийской тюрьме. Тебя превращают в проститутку, ты можешь отдать концы на следующий же день, если не найдешь выхода. – Кизия молчала, пока они не подошли к метро.
– Значит, он никогда не сидел в тюрьме? – Она допускала, что Алехандро мог быть там вместе с Люком.
– Алехандро? – Из груди Люка вырвался глухой смех. – Нет, хотя все его братья сидели. Он навестил одного из них в Фольсоме. Мы познакомились. А когда меня перевели в другую тюрьму, он получил разрешение навещать меня. С тех пор мы стали братьями. Но Алехандро никогда не шел той же тропой. В отличие от своей семьи он избрал другой путь.
– Господи, он такой скромный.
– Потому и красив. У этого пижона сердце из чистого золота.
Шум поезда прервал разговор. До своей остановки они ехали молча. На Семьдесят второй улице Кизия потянула Люка за рукав:
– Выходим.
Он кивнул, усмехнулся и поднялся на ноги. Она видела, что он снова вернулся к ней. Мысли об Алехандро ушли. Лукас переключился.
– Малыш, я люблю тебя. – Он держал Кизию в объятиях, их губы встретились, соединились в долгом поцелуе. Поезд ушел. Неожиданно он взглянул на нее, явно чем-то озабоченный. – Становится жарко?
– Что? – Она не понимала, что он имеет в виду.
– Ну, я знаю, тебе не хочется зарываться в бумаги. Вчера ночью я нагородил немало чепухи и понимаю, как ты себя чувствовала. Но быть собой – одно, а писать для первой полосы – совсем другое.
– Слава Богу, я никогда этого не делаю. Пятая, может быть, четвертая полоса, но никогда первая. Она зарезервирована для самоубийств, изнасилований, биржевых катастроф. – Кизия рассмеялась. – Все в порядке, Люк, пока еще «холодно». Кроме… – В ее взгляде проскользнуло лукавство. – Почему мои друзья не пользуются метро? Как глупо с их стороны. Прекрасный способ передвижения! – Она выглядела как школьница, смотрела на него восторженно, хлопая ресницами. Он строго взглянул на нее с высоты своего роста.
– Я запомню это. – Он взял ее за руку, и они направились вдоль улицы, улыбаясь и размахивая руками.
– Хочешь, возьмем что-нибудь поесть? – спросила она, когда они проходили мимо магазина, где продавались жареные цыплята.
– Нет.
– Ты разве не голоден? – Внезапно у нее засосало под ложечкой. Позади длинный день.
– Да, я голоден.
– Так в чем же дело? – Он все подгонял ее. Кизия недоумевала, но, взглянув в его лицо, все поняла. – Лукас, ты скверный мальчик.
– Об этом скажешь позже. – Он схватил ее за руку, и они, смеясь, побежали к дому.
– Лукас! А швейцар? – Они были похожи на взбалмошных детей: бежали по улице, держась за руки. Опомнившись, медленно подошли к скрипящей двери, ведущей к ее дому; он чинно следовал за ней. Оба старались подавить смех. В лифте стояли как паиньки, а в коридоре, когда Кизия искала ключи, вдруг разразились смехом.
– Ну скорей же, скорей! – Он просунул руку сначала под ее куртку, затем глубже, под рубашку.
– Люк, прекрати! – Все еще смеясь, она усиленно искала ключ.
– Если ты не найдешь этот чертов ключ. пока я считаю до десяти, то…
– Нет, ты этого не сделаешь!
– Сделаю – прямо здесь, в коридоре. – Он улыбнулся и начал губами перебирать ее волосы.
– Люк, ну прекрати же! Подожди… Вот, я нашла его! – Торжествуя, она вытащила ключ из сумочки.
– Чудачка, я надеялся, что ты его не найдешь.
– Бесстыдник. – Дверь открылась, и он потянулся к ней, как только они вошли в комнату, взял на руки, чтобы отнести в спальню. – Лукас, нет! Прекрати!
– Ты шутишь?
Она по-царски изогнула шею, сидя у него на руках, как на троне. Не в силах скрыть радость, она с притворной суровостью смотрела на него.
– Я не шучу. Отпусти меня… Я должна сделать пи-пи.
– Пи-пи? – Люк взорвался от смеха. – Пи-пи?
– Да. – Он опустил ее на пол, она скрестила ноги, все еще смеясь.
– Почему ты не сказала об этом? Если бы я знал, что… – Его смех сотрясал комнату, пока она бежала в розовый туалет.
Кизия вернулась быстро, принеся с собой нежность. Отбросила в сторону туфли, стояла перед ним босая. Длинные волосы обрамляли лицо, огромные глаза сияли, излучая радость.
– Знаешь что? Я люблю тебя. – Он притянул ее к себе и крепко сжал в объятиях.
– Я тоже тебя люблю. Ты нечто такое, о чем я мечтала, но никогда не думала, что найду.
– Я тоже. Мне пришлось бы списать себя в архив, если бы я не обрел тебя и вел прежнюю жизнь.
– Какой она была?
– Одинокой.
– Мне это знакомо.
Молча они прошли в спальню. Пока она снимала джинсы, он разобрал постель.
