Текст книги "Путешествие"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Глава 11
Мэдди выскользнула из студии и отправилась к доктору Флауэрс. Никто не знал, куда она пошла, кроме Билла Александра.
Эугения Флауэрс встретила ее спокойно и по-матерински приветливо:
– Ну, как вы, дорогая?
Накануне в телефонном разговоре Мэдди вкратце изложила ей суть дела.
Они сели в удобные кожаные кресла. Кабинет выглядел очень уютным, хотя всю обстановку, казалось, купили на дешевой распродаже. Отдельные предметы мебели не сочетались по цвету, кресла были потерты, а картины на стенах... казалось, будто их рисовали дети. Однако здесь было чисто и тепло. Мэдди сразу почувствовала себя как дома.
– Тогда, на нашей встрече в Белом доме, я многое от вас узнала, – начала она. – Я из семьи, где отец бил мать всякий раз после получки, напившись допьяна. В семнадцать лет я вышла замуж за человека, который так же вел себя со мной.
Глаза доктора Флауэрс, строгие и внимательные, представляли резкий контраст с ее материнским тоном. Казалось, они видят и понимают абсолютно все.
– Мне очень печально это слышать, моя дорогая. Я знаю, как это больно, и не только физически. Насилие оставляет страшные шрамы в душе. Сколько лет вы прожили с ним?
– Девять лет. За это время он сломал мне ногу и обе руки, я сделала шесть абортов.
– Как я понимаю, вы с ним развелись? Всезнающие глаза напряженно в нее всматривались. Мэдди кивнула.
Стоило ей только заговорить о прошлом, как снова нахлынули мучительные воспоминания. Перед ее мысленным взором предстал Бобби Джо, такой, каким она видела его в день отъезда.
– Я сбежала от него. Мы жили в Ноксвилле. Джек Хантер меня спас. Он купил телестудию, где я работала, и предложил мне работу здесь. Он приехал за мной в Ноксвилл на лимузине. Я сразу же подала на развод. Два года спустя, через год после того как я получила официальный развод, мы с Джеком поженились.
Доктора Флауэрс интересовали не только слова, и слышала она гораздо больше, чем ей рассказывали. Сорок лет она лечила женщин, над которыми издевались мужья и любовники. Она моментально распознавала все признаки насилия еще до того, как ее пациентки их осознавали.
Она долго молча смотрела Мэдди в глаза.
– Расскажите мне о своем нынешнем муже.
– Мы с Джеком женаты уже семь лет. Он всегда прекрасно ко мне относился. Помог сделать карьеру. Мы живем роскошно. У нас есть дом, ферма в Виргинии... правда, она принадлежит ему... есть собственный самолет... У меня прекрасная работа благодаря мужу...
Ее голос замер. Доктор Флауэрс внимательно наблюдала за ней. Она уже знала ответы на все свои невысказанные вопросы.
– У вас есть дети?
– У него два сына от первого брака. Когда мы поженились, он сказал, что не хочет больше иметь детей. Мы очень серьезно об этом поговорили, и он решил... мы решили, что мне следует стерилизоваться.
– Вы довольны, что приняли такое решение, или сожалеете об этом?
Этот прямой вопрос требовал откровенного ответа.
– Иногда сожалею. Когда вижу чужих детей... – Неожиданно она почувствовала, как ее глаза наполняются слезами. – Но Джек, наверное, прав. У нас действительно нет времени на детей.
– Время тут абсолютно ни при чем, – спокойно произнесла доктор Флауэрс. – Это вопрос желания и необходимости. Вы чувствуете, что вам нужен ребенок, Мэдди?
– Иногда. Но теперь поздно об этом думать. Я подверглась стерилизации. Уже ничего не изменишь.
– Можно усыновить или удочерить ребенка, если муж не будет возражать.
– Я не знаю... – Мэдди почувствовала, как у нее сдавило горло. На самом деле ее проблемы намного сложнее. Она лишь вкратце изложила их доктору по телефону.
– Не знаете?!
– Я о муже, о том, как он отнесется к усыновлению ребенка. И еще о том, что вы говорили тогда на нашем собрании. Это произошло сразу вслед за моим разговором с одним коллегой. Он считает... Я... мне показалось... – Слезы заструились по ее щекам. – Мой муж меня мучает. Он меня не бьет, как первый муж. Он меня и пальцем ни разу не тронул. Правда, недавно он меня сильно тряхнул, и еще... в постели он в последнее время очень груб, но я не думаю, что это намеренно, просто он очень страстный... – Она осеклась, подняла глаза на доктора Флауэрс. Нет, она должна сказать все. – Я думала, что это он в пылу страсти, но... на самом деле это настоящая жестокость. Он меня истязает, и, кажется, намеренно. Он постоянно следит за мной. Все решает за меня. Называет меня голодранкой, напоминает о том, что я не получила образования, говорит, что, если он меня выгонит, я скачусь на самое дно, так как никто не возьмет меня на работу. Ни на минуту не дает мне забыть о том, что он меня спас, не позволяет иметь друзей, изолирует меня, постоянно унижает, позорит и заставляет стыдиться самой себя. Он мне лжет. А в последнее время я его просто боюсь. Он ведет себя в постели как насильник, угрожает мне. Раньше я не позволяла себе над этим задумываться, но... он делает почти все то, о чем вы говорили тогда на нашем собрании. Она замолчала. Слезы ручьями лились по ее лицу. Ну вот, она все сказала.
– А вы ему все позволяете, – негромко проговорила доктор Флауэрс. – Вам кажется, что он прав, что вы это заслужили. Вам кажется, что вы постоянно скрываете ужасную тайну, которая заключается в том, что вы на самом деле такая отвратительная, как он говорит, и если вы не будете ему подчиняться, весь мир об этом узнает.
Мэдди непроизвольно кивнула. Какое облегчение услышать эти слова из уст другого человека. Она ведь именно так и думает все время.
– Ну вот. А теперь, когда вы это осознали, Мэдди, что вы собираетесь делать? Оставаться и впредь с этим человеком?
Откровенный вопрос требовал такого же откровенного ответа, каким бы безумным он ни показался.
– Иногда мне кажется, что я его люблю. Думаю, и он меня любит. Не могу отделаться от мысли, что, пойми Джек, что он со мной делает, он бы это прекратил. Может быть, если бы я его больше любила или помогла бы ему понять, что он творит, он бы перестал это делать. Мне кажется, он ненамеренно причиняет мне боль.
– Возможно. Хотя и маловероятно.
Доктор Флауэрс смотрела Мэдди прямо в глаза. Но не произносила ни слова. Она хотела, чтобы та выговорилась, сделала собственные выводы. Больше всего ей хотелось заставить Мэдди задуматься о будущем.
– А если бы вы поняли, что он намеренно причиняет вам боль, вы бы все равно остались с ним?
– Не знаю... может быть. Я боюсь от него уйти. Что, если он прав? И никто не захочет взять меня на работу?
Доктор Флауэрс была потрясена. Как такая великолепная и утонченная женщина может даже подумать о том, что никто не будет ее любить и не захочет взять ее на работу. Но ведь ее действительно никто никогда не любил – ни родители, ни первый муж, ни второй. В этом доктор Флауэрс не сомневалась. И сама Мэдди тут, конечно, ни при чем. Это не ее вина. Просто ей попадались мужчины, желавшие одного – причинить ей боль.
Но это она должна осознать самостоятельно.
– Раньше мне казалось, что все просто. Когда я ушла от Бобби Джо, мне казалось, что я никому больше не позволю над собой издеваться. Я поклялась самой себе, что больше никто никогда меня не ударит. И Джек меня не бьет, пальцем меня не тронул.
– Но на самом деле все не так просто, правда? Есть и Другие формы оскорбления и насилия, которые еще разрушительнее, чем побои. Он ими и пользуется. Он плюет вам в душу, лишает вас самоуважения. Он вас погубит окончательно, Мэдди, он именно к этому и стремится. Семь лет подряд вы беспрекословно позволяли ему это делать. Можете и дальше позволять, дело ваше. Никто не собирается заставлять вас уйти от него, если вы сами не захотите.
– Два человека, которые ко мне по-дружески относятся, твердят, что, если я не уйду, он меня погубит.
– И это вполне возможно. Вероятнее всего, этим и кончится. Ему даже не придется делать это самому. В конце концов, вы сами довершите за него эту работу. Вы перестанете существовать как личность. То, что говорят ваши друзья, вполне вероятно. Вы так его любите, что готовы рискнуть?
– Нет... не думаю... Но я боюсь уйти. И... – она захлебнулась рыданиями, – мне будет его недоставать. Мы так славно жили. Мне так нравилось его общество.
– Как вы себя чувствовали с ним?
– Я... он заставлял меня чувствовать себя тупой и глупой в его присутствии... и думать о том, будто мне повезло, что он меня осчастливил.
– А вы действительно тупая и глупая?
– Нет, – рассмеялась Мэдди. – Только в том, что касается мужчин.
– У вас есть сейчас кто-нибудь еще, кроме мужа?
– Да нет... во всяком случае, не в том смысле. Билл Александр – просто добрый друг. В тот день, после вашего выступления на заседании комитета, я ему обо всем рассказала.
– И что он об этом думает?
– Что я должна как можно скорее собрать чемоданы и бежать от Джека, пока не произошло что-нибудь ужасное.
– Уже произошло, Мэдди. А что Билл? Вы в него влюблены?
– Нет, не думаю. Мы просто друзья.
– Ваш муж об этом знает?
– Нет... не знает.
Доктор Флауэрс внимательно смотрела на нее:
– Вам предстоит еще долгий путь, Мэдди, пока вы окажетесь в безопасности. Но даже и после этого у вас порой будет возникать желание вернуться. Вы будете тосковать по мужу, такому, каким он казался в хорошие моменты. Мужчины-садисты нередко очень умны. Этот яд таит в себе страшную силу, женщинам хочется вкушать его еще и еще, потому что хорошие мгновения кажутся такими сладостными. Но плохие поистине ужасны. В каком-то смысле это то же, что пытаться покончить с наркотиками или бросить курить. Жизнь с садистом при всем ее ужасе засасывает так же, как наркотик.
– Да, я могу в это поверить. Я так привыкла к Джеку. Просто не могу себе представить жизни без него. Но бывает, что мне хочется бежать от него далеко-далеко, где ему меня не достать.
– Возможно, это прозвучит жестоко, но вам необходимо стать сильной, настолько сильной, чтобы он не смог вас достать, где бы вы ни находились. Не смог бы, потому что вы ему не позволите. Это должно исходить от вас самой. Только вы сами сможете себя защитить. Друзья могут найти для вас убежище, могут оберегать вас от мужа, но в один прекрасный день вы сбежите к нему тайком, в поисках наркотика, который он вам дает. Это очень опасный наркотик, может, даже более опасный, чем все остальные. Как вам кажется, у вас достаточно сил, чтобы от него отказаться?
Мэдди задумчиво кивнула. Да, это именно то, что ей нужно. Вот только не хватает мужества. Ее глаза снова наполнились слезами.
– Если вы мне поможете.
– Непременно помогу. Но понадобится время. Постарайтесь быть терпеливой, не досадуйте на себя. Вы сами почувствуете, что готовы уйти, что с вас довольно. Но до этого попытайтесь быть поосторожнее, не позволяйте мужу издеваться над вами больше, чем до сих пор. Он обязательно что-то заподозрит. У садистов, как у лесных зверей, очень острый нюх. Если он почует, что добыча от него уходит, то попытается вас вернуть, загнать назад в клетку угрозами, лишить вас всякой надежды. Будет сводить вас с ума, убеждать в том, что у вас нет никакого выхода, что без него вы ничто. И в глубине души вы будете ему верить, хотя и знаете, в чем дело. Постарайтесь освободиться от веры в доброго, ласкового Джека, не позволяйте себе жить так, чтобы вас унижали, мучили, оскорбляли. Именно это, в конце концов, вас спасет.
Флауэрс ни секунды не сомневалась в том, что Джек из категории садистов. После услышанного сегодня невозможно было в этом сомневаться. По глазам Мэдди она видела, как глубоко страдает эта женщина. Но не все еще потеряно, ее можно спасти. Рано или поздно она выберется, но когда будет сама к этому готова, не раньше. Мэдди сама должна найти выход из положения, иначе спасение не будет иметь для нее никакого смысла.
– Как вы думаете, сколько времени на это понадобится? – с тревогой спросила Мэдди.
Она помнила, что Билл Александр настаивал, чтобы она ушла от Джека в тот же день, когда он услышал от нее эту историю. Но пока она не может этого сделать.
– Вы это сами почувствуете, когда окончательно созреете. Это может занять несколько дней, несколько месяцев или лет, в зависимости от того, насколько вы его боитесь или насколько хотите ему верить. Он будет обещать вам достать луну с неба, будет угрожать и запугивать, любой ценой стремиться вас удержать. Как торговец наркотиками предлагает на выбор любой, чтобы заполучить покупателя. Таким наркотиком для вас сейчас является общество вашего мужа. А когда вы попытаетесь от него отказаться, он из страха вас потерять станет еще более жестоким.
– Ужасная картина!
Мэдди ощущала неловкость оттого, что ее уличили в слабости. И в то же время она сознавала, что в этом есть доля правды. Слова доктора Флауэрс словно затронули в ее душе знакомую струну.
– Ничего не стыдитесь. Многие через это прошли. Но лишь наиболее мужественные в состоянии это признать. Людям со стороны трудно понять, как можно любить человека, который над вами издевался. Однако все начинается гораздо раньше и может зависеть, например, от того, как с вами обращались в детстве. Если вам твердили, что вы никчемная, непривлекательная, отвратительная, это омрачило вашу душу на долгие годы. Теперь наша задача – внушить вам, что вы замечательный, прекрасный человек, что вас ждет светлое будущее. Я могу сказать вам, что вы найдете другую работу в первые же пять минут после своего освобождения. Множество хороших мужчин, нормальных, со здоровой психикой, окажутся у ваших ног, узнав, что вы свободны. Но все это не имеет значения, пока вы сами в это не поверите.
Мэдди рассмеялась. Ах, какую приятную, успокаивающую картину нарисовала доктор! Она почувствовала себя намного лучше. У нее появилась уверенность в том, что Флауэрс способна вытащить ее из пропасти, в которой она оказалась. Она испытывала к ней бесконечную благодарность за готовность помочь, притом, что доктор очень занята и Мэдди это знала.
– Приходите ко мне через несколько дней, расскажете о том, что изменилось в ваших чувствах по отношению к мужу и к самой себе. Я дам вам номер телефона, по которому вы можете мне звонить в любое время дня и ночи. Если почувствуете опасность, если вас что-то испугает или просто расстроит, обязательно позвоните. Я повсюду ношу с собой мобильный телефон.
Телефон доверия. Мэдди почувствовала огромное облегчение и еще большую благодарность.
– И еще я хочу, чтобы вы знали, Мэдди, вы не одиноки. Много людей готовы вам помочь. Если вы захотите.
– Я хочу, – произнесла она неуверенно, почти шепотом. – Поэтому и пришла сюда. Я просто не знаю, как это сделать. Как освободиться от мужа. В глубине души я все-таки верю, что ничего без него не смогу.
– Он только этого и добивается. Тогда он сможет делать вами все, что ему заблагорассудится. В нормальной здоровой семье не решают друг за друга, ничего не скрывают, не говорят другому, что он недотепа, голодранец, что плохо кончит. Это самое настоящее насилие, Мэдди. Джеку нет необходимости уродовать вам лицо хлорной известью или прижигать горячим утюгом. Ему это ни к чему. Достаточно умело разрушать словами вашу психику. Зачем пускать в ход кулаки, когда слова воздействуют гораздо эффективнее?
Мэдди молча кивнула. Через полчаса она вышла от доктора Флауэрс и направилась обратно на студию. Заходя в здание, она не обратила внимания на девушку с длинными черными волосами, которая снова стояла у дверей, наблюдая за ней. И вечером, после передачи, когда Мэдди вышла и села в машину, девушка снова стояла там же. Казалось, она чего-то ждет. Однако Мэдди ее так и не заметила. Джек вышел немного позже и подозвал такси. Девушка поспешно отвернулась, чтобы он ее не узнал. Они уже все сказали друг другу. Девушка поняла, что от него нечего ждать помощи.
Глава 12
На следующий день, когда Мэдди вместе с Брэдом работала над материалом о сенатском комитете по этическим вопросам, в офисе зазвонил телефон. Кто-то долго молчал в трубку. На какое-то мгновение Мэдди почувствовала страх. Еще один псих? Через некоторое время на другом конце провода положили трубку, а потом Мэдди забыла об этом звонке.
Вечером то же самое произошло дома. Она рассказала об этом Джеку, однако тот лишь безразлично пожал плечами. Может быть, кто-то просто ошибся номером. Он стал ее поддразнивать, сказал, что после нападения маньяка она пугается собственной тени. Учитывая ее популярность, в попытке изнасилования нет ничего удивительного. Почти все знаменитости подвергаются такой опасности.
– Это издержки твоего положения, – спокойно заметил Джек. – Уж тебе ли не знать. Ты ведь передаешь новости.
В последнее время отношения между ними стали ровнее, хотя она все еще не могла простить Джеку того, что он не потрудился предупредить ее о насильнике. Он сказал, между прочим, что у нее есть для раздумий вещи поважнее, а безопасность звезд экрана – его забота. И все-таки ему бы следовало ее предупредить.
На следующий день позвонила личная секретарша первой леди, чтобы сообщить о переносе следующего собрания их комитета: первая леди отправлялась с президентом в Англию на встречу с королевой в Букингемском дворце. Мэдди с секретаршей попытались назначить собрание на день, удобный для всех одиннадцати членов комитета. Мэдди просматривала записи и даты в своем дневнике, когда в офисе неожиданно появилась девушка с длинными черными волосами, в джинсах и белой майке. Одежда на ней, хотя и недорогая, выглядела чистой и опрятной. Сама же девушка явно нервничала.
Мэдди подняла на нее глаза. Она никогда ее раньше не видела. Может быть, прислали кого-то из другого отдела? Или она явилась за автографом? В этот момент Мэдди заметила, что у девушки в руке пакет с булочками, словно она рассыльная из закусочной. Вот, значит, как ей удалось сюда пройти... Она улыбнулась и махнула рукой, чтобы девушка вышла, но та не двинулась с места. Внезапно Мэдди охватила паника. Еще одна ненормальная? Нет ли у нее пистолета или ножа? В этот момент она осознала, что и такое возможно. Все возможно. Рука потянулась к кнопке сигнала тревоги, но почему-то не нажала ее.
Мэдди закрыла рукой телефонную трубку.
– В чем дело?
– Мне надо с вами поговорить.
Мэдди внимательно смотрела на девушку. Что-то в ее облике вызывало у нее смутную тревогу.
– Подождите, пожалуйста, за дверью.
Девушка неохотно вышла из комнаты, вместе со своим пакетом с булочками.
Мэдди сообщила секретарше Филлис Армстронг три возможные даты на выбор, и та пообещала связаться с ней в ближайшее время. После этого Мэдди позвонила по внутреннему телефону служащей на входе:
– Меня ждет какая-то девушка. Пожалуйста, поговорите с ней, выясните, что ей нужно, и перезвоните мне.
Очередная охотница за автографами? За знаменитостями? А может быть, ищет работу? Но как легко и непринужденно она к ней прошла... После того вечернего происшествия Мэдди все еще нервничала.
Через несколько минут внутренний телефон зазвонил. Мэдди поспешно сняла трубку.
– Она сказала, ей очень нужно поговорить с вами. По личному делу.
– Какому? Может, она собирается меня убить? Пусть скажет, какое у нее ко мне дело, иначе я с ней не встречусь.
Девушка внезапно появилась на пороге с самым решительным видом.
– Послушайте, так у нас не принято. Я не знаю, что вам нужно, но вам придется сначала сказать нашим служащим, в чем дело.
Мэдди произнесла это твердым и спокойным тоном, хотя ее сердце бешено колотилось, а рука все еще лежала на кнопке сигнала тревоги.
– Так что же вам от меня нужно?
– Поговорить... всего несколько минут. Неожиданно Мэдди почувствовала, что девушка вот-вот заплачет. И пакет с булочками куда-то исчез, заметила она.
– Не знаю, смогу ли я вам помочь.
Мэдди пришло в голову, что это может быть связано с ее работой в Комитете по защите прав женщин, а может, с каким-нибудь из ее материалов о женщинах. Девушка, наверное, решила, что Мэдди отнесется к ней сочувственно.
– Ну, так в чем же дело? О чем вы хотели со мной поговорить?
– О вас.
– Обо мне?! И о чем же именно?
Руки у девушки дрожали. Внезапно Мэдди охватило какое-то непонятное, необъяснимое чувство.
– Я думаю, что вы моя мать, – едва слышно прошептала девушка.
Мэдди съежилась в кресле, как от неожиданного удара.
– Что?!
Теперь у нее тоже задрожали руки. Нет, это какая-то ненормальная!
– У меня нет детей.
– И никогда не было?
Теперь у девушки дрожали и губы, в глазах застыло отчаяние. Три года провела она в поисках матери и вот, кажется, снова оказалась в тупике.
– Скажите, у вас никогда не было ребенка? Мое имя Элизабет Тернер, мне девятнадцать лет, я родилась пятнадцатого мая в Гэтлинберге, штат Теннесси. Насколько я знаю, моя мать была родом из Чаттануги. Я расспрашивала всех, кого могла, но выяснила только, что мать родила меня в пятнадцать лет. Кажется, ее звали Мэдлен Бомон, но я в этом не Уверена. Один человек, с которым я разговаривала, сказал, что я очень на нее похожа.
Рука Мэдди медленно оторвалась от кнопки сигнала трети. Она смотрела на девушку, не веря своим ушам.
– А почему вы решили, что я ваша мать?
– Сама не знаю... Просто... вы из Теннесси... я прочитала об этом в одном из интервью... и ваше имя Мэдди, и., я действительно чуть-чуть на вас похожа... и... понимаю, что все это звучит глупо. – По ее щекам текли слезы от нервного перенапряжения и разочарования. – Может, мне просто очень хотелось, чтобы это оказались вы. Я видела вас по телевизору много раз, и вы мне очень нравитесь.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Мэдди пыталась разобраться в происходящем. Что же теперь делать?.. Она не сводила глаз с девушки. Казалось, рушились одна за другой стены, ограды, которые она возводила внутри себя, стены, скрывающие потаенные места ее души, которых она до сих пор избегала касаться. Не позволяла себе этого. То, что происходит сейчас, не должно было случиться. Но теперь ничего не изменишь. Конечно, можно очень быстро покончить с этим. Сказать девушке, что она не Мэдлен Бомон, что в Теннесси полно женщин с таким именем. Можно сказать, что она никогда не бывала в Гэтлинберге, что ей очень жаль, и пожелать девушке всяческих успехов. Можно легко избавиться от этой девушки и никогда больше ее не видеть. Однако Мэдди уже поняла, что не сможет так поступить.
Она молча встала, закрыла дверь офиса и обернулась к посетительнице, утверждавшей, что она и есть тот ребенок, от которого Мэдди отказалась в пятнадцать лет и никогда в жизни не ожидала снова увидеть. Ребенок, по которому она долгое время тосковала и плакала и о котором позже запретила себе даже вспоминать. Джеку она ничего не говорила об этом ребенке. Он знал только о ее абортах.
– Как вы можете доказать, что вы действительно моя дочь?
Ее голос прервался от волнения. Снова вспомнилась вся боль, вся тоска тех дней. После рождения она никогда больше не видела свою дочь. Только один раз держала ее на руках. Эта девушка может быть кем угодно – ребенком медсестры, работавшей тогда в роддоме, или соседской девочкой. Наверняка мечтает сейчас с помощью шантажа выманить у нее деньги. О том, что у Мэдди был ребенок, знают немногие. Слава Богу, ни один из них ее не побеспокоил. Когда-то она очень этого боялась.
– У меня с собой свидетельстве о рождении, – услышала она сдавленный голос девушки, которая уже вынула документ из сумки.
Вместе с маленькой фотографией младенца она протянула его Мэдди. Мэдди смотрела на фотографию, не в силах отвести от нее глаз. Точно такая же, какую дали и ей самой в роддоме. Ее сделали сразу после рождения ребенка. Младенец с красным сморщенным личиком, завернутый в розовую пеленку. Много лет Мэдди хранила фотографию в портмоне, но потом, в конце концов, выбросила из страха, что Джек может ее обнаружить. Бобби Джо знал о ребенке, но его это не интересовало. В то время многие из их знакомых девушек беременели – некоторые в еще более раннем возрасте, а потом оставляли новорожденных, которых усыновляли или удочеряли другие люди. Однако для Мэдди это обстоятельство ее жизни на долгие годы стало самой мрачной тайной.
– Это может быть чей угодно младенец, – холодно произнесла она. – Или вы могли взять эту фотографию у кого-нибудь в том роддоме. Она ничего не доказывает.
– Можно сделать анализ крови. Если вы считаете, что я все-таки могу быть вашей дочерью.
Разумно... Внезапно сердце Мэдди рванулось к этой девушке. Она отважилась на отчаянный шаг, а Мэдди вовсе не облегчает ей эту задачу. Но... эта девица, Элизабет, собирается разрушить всю ее жизнь, заставляет ее взглянуть в лицо тому, что она, Мэдди, давно похоронила в своей душе. И как она скажет об этом Джеку?..
– Присядьте, пожалуйста, на минутку.
Мэдди медленно опустилась в кресло, по-прежнему не сводя глаз с девушки. Ей нестерпимо захотелось протянуть руку и дотронуться до нее. Они с ее отцом учились в одной школе, только он был постарше. Они даже толком не знал; друг друга, но Мэдди он нравился. Несколько раз во время ссор с Бобби Джо она ходила к нему на свидания. Через три недели после рождения ребенка тот парень погиб в автомобильной катастрофе. Мэдди к тому времени уже отказалась от ребенка. Бобби Джо она так и не сказала, кто отец девочки, но его это не очень волновало.
– Где ты живешь, Элизабет? – Мэдди произнесла это имя очень осторожно, словно все еще не решаясь покориться судьбе. – Как ты сюда добралась?
– В Мемфисе. Приехала автобусом. Я работала с двенадцати лет для того, чтобы скопить денег на поездку. Всегда мечтала найти свою настоящую мать. Отца я тоже пыталась найти, но так и не смогла ничего о нем узнать.
Девушка все еще нервничала, ведь Мэдди ничего определенного ей до сих пор не сказала.
– Твой отец погиб через три недели после твоего рождения. Хороший был парень. Ты немного на него похожа.
Она гораздо больше похожа на нее, теперь Мэдди ясно это видела. Те же черты лица, тот же цвет волос... Теперь от нее будет нелегко отказаться, даже если бы Мэдди этого захотела. Невольно в ее голове возникла мысль о том, каким подарком будет эта история для бульварных изданий.
– А откуда вы о нем знаете?
Элизабет растерянно смотрела на Мэдди, пытаясь сообразить, что это может для нее означать. Кажется, она очень неглупая девочка, только потрясена происходящим, так же как и сама Мэдди.
Мэдди долго молча смотрела на девушку. Вот и исполнилось ее самое сокровенное желание – иметь ребенка. А что, если в конце концов все обернется кошмарным сном, если девица окажется наглой мошенницей? Да нет, вряд ли. Мэдди открыла рот, пытаясь что-то произнести, но вместо слов из ее горла вырвалось рыдание. Руки сами собой потянулись к девушке. Она крепко обняла дочь. Но не сразу смогла выговорить слова, которые уже никогда в жизни не надеялась произнести:
– Я твоя мать.
У Элизабет перехватило дыхание. Из глаз полились слезы. Она вскинула руки, обняла Мэдди за шею и крепко к ней прижалась. Так они сидели, крепко обнявшись, и плакали.
– О Боже... о Господи... Я ведь даже не надеялась, просто хотела вас спросить... о Господи...
Они сидели долго, покачиваясь, не в силах оторваться друг от друга. Элизабет улыбалась сквозь слезы. Мэдди всю трясло, ее мысли путались. Ясно одно, через годы и расстояния они с дочерью каким-то чудом снова нашли друг друга. Но что же теперь делать... Это ведь только начало.
– Где твои приемные родители? – спросила она наконец.
О тех людях Мэдди знала только то, что они из Теннесси, бездетны и хорошо зарабатывают. Вся информация об обеих сторонах удочерения хранилась в строгом секрете, чтобы мать и ребенок никогда не смогли найти друг друга. Позже, с годами, законы, касающиеся приемных детей, стали помягче, но Мэдди ни разу не предприняла попытки разыскать дочь. Поздно, решила она, пусть все остается как есть. И вот теперь дочь сама ее нашла...
– Я их не знала. – Элизабет вытерла глаза, теснее прижалась к матери. – Они погибли в железнодорожной катастрофе, когда мне исполнился год. До пяти лет я воспитывалась в детском доме в Ноксвилле.
У Мэдди все внутри перевернулось. Подумать только, она в то время тоже жила в Ноксвилле, была замужем за Бобби Джо и могла бы взять дочь к себе! Но она тогда не знала, где ее ребенок.
– Я скиталась по приютам. Некоторые были сносные, другие хуже некуда. Я все время переезжала, ни в одном не задерживалась больше полугода. Везде я чувствовала себя чужой. А в некоторых со мной ужасно обращались.
– И больше никто не хотел тебя удочерить?!
Элизабет покачала головой:
– Поэтому, наверное, мне так и хотелось найти свою настоящую мать. Несколько раз меня собирались удочерить, но потом оказывалось, что моим будущим приемным родителям это не по карману. У них уже были свои дети, еще одного ребенка они не могли себе позволить. Я с ними потом поддерживала отношения, особенно с последними. Они очень хорошо ко мне относились, хотя у них было пятеро своих детей, и все мальчики. Я чуть было не вышла замуж за самого старшего брата, но потом подумала, что это будет выглядеть немного странно. Сейчас я живу одна в Мемфисе, учусь в колледже и работаю официанткой. После колледжа, наверное, перееду в Нэшвилл и попытаюсь найти работу певицы в каком-нибудь ночном клубе.
– Ты поешь? – удивленно спросила Мэдди.
Внезапно она почувствовала жгучее желание узнать о дочери все. Она по-настоящему страдала, представляя себе Элизабет в приютах и детских домах, без родительской ласки и тепла... Однако каким-то образом девушке удалось выжить. Она, похоже, унаследовала живучесть от своей матери. А какая она симпатичная. Неожиданно Мэдди заметила, что они обе положили ногу на ногу совершенно одинаковым движением. Совершенно одинаковым...
– Я люблю петь. И кажется, у меня неплохой голос. По крайней мере, люди так говорят.
– В таком случае ты не моя дочь.
Мэдди рассмеялась сквозь слезы. Ее захлестывали самые противоречивые чувства. Они сидели, взявшись за руки. И самое странное, что никто их не прерывал. Редкий случай, особенно по утрам.
– А что еще ты любишь?
– Люблю лошадей. Они меня слушаются. Но коров терпеть не могу. У одной семьи, которая хотела меня удочерить, была молочная ферма. После этого я поклялась, что ни за что не выйду замуж за фермера.
Обе расхохотались.
– Я люблю детей. Переписываюсь почти со всеми своими приемными братьями и сестрами. Большинство из них хорошие люди. Мне нравится Вашингтон. – Она улыбнулась Мэдди. – Люблю видеть вас на экране. Люблю красивую одежду, люблю мальчиков. Люблю загорать на пляже.
– Я люблю тебя, – вырвалось у Мэдди. – И тогда, в самом начале, я тебя любила. Но не могла тебя взять из роддома. Мне было всего пятнадцать. Родители ни за что не позволили бы мне тебя забрать. Я потом столько плакала из-за этого. И все думала, где ты, хорошо ли тебе. Пыталась себе внушить, что тебя удочерили прекрасные люди, которые наверняка хорошо к тебе относятся.
