Текст книги "Семейный альбом"

Автор книги: Даниэла Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Ночью, когда все спали, Энн тихо собрала вещи и вылезла через окно спальни, как делала и раньше, желая повидаться с Лаем. Она оделась в джинсы и теннисные туфли, заплела косу, надела теплую куртку. Девушка понимала, что там будет холодно. Все ее вещи уместились в небольшую сумку.

Даже не оглянувшись на дом, она ушла. Ей плевать на них всех; даже больше, чем им на нее. Крадучись, она выбралась на дорогу и пошла в сторону Лос-Анджелеса. Там, на Фривэй, повернула на север. Энн удивилась, как легко было поймать машину; первому же притормозившему водителю она сказала, что возвращается в Беркли с рождественских каникул. Тот ни о чем не спрашивал и довез ее до Бейкерсфилда, где и высадил.

А к тому времени Фэй нашла ее записку. Энн не заперла комнату, и записка лежала на кровати.

«Ну что ж, ты избавился сразу от двоих, отец. До свиданья, Энн». И больше ни слова. И ничего для Фэй. Сердце матери едва не остановилось, когда она нашла этот клочок бумаги на постели дочери. Тэйеры сообщили в полицию. Фэй позвонила и Лайонелу, и он обнаружил в ящике кусок газеты. В жизни Фэй не было худшего мига. Она не знала, сумеет ли пережить это. Ждали полицию. Вард, ошарашенный, сидел в кресле, держа записку в дрожащих руках. Она не могла далеко уйти. Девочка, вероятно, у подруги. Но Валери безжалостно сообщила: – У нее нет подруг.

Печально, но это правда. Единственным ее другом был Лайонел. А отец его выгнал. Фэй безмолвно наблюдала за его бессильной яростью, и в этот момент прозвенел звонок. Пришли из полиции. Фэй молила Бога, чтобы с Энн ничего не случилось. Она не написала, куда отправилась, но ее нет уже несколько часов.

22

После того как первый водитель высадил ее в Бейкерсфилде, Энн понадобилось несколько часов, чтобы найти другую машину. Но на этот раз ее подвезли прямо во Фримонт, а потом она поймала еще одну, до Сан-Франциско, и за двенадцать часов добралась до места. К ее удивлению, это оказалось довольно легко. К ней все очень хорошо отнеслись, принимая за студентку колледжа; двое, правда, посмеялись, пошутили, не из «детей ли цветов» она, не хиппи ли, но никто не догадался, что всего несколько недель назад ей исполнилось четырнадцать лет. Доехав до Сан-Франциско, Энн направилась на Хейт-Эшбури, и ей показалось, будто она идет по улице из сказки. Повсюду молодые люди в ярких нарядах. Бритоголовые кришнаиты в мягких оранжевых одеяниях, юноши с волосами до талии, в потертых джинсах, девушки с цветами, вплетенными в волосы. Все такие счастливые и довольные жизнью. Некоторые ели прямо на улице, кто-то предложил ей бесплатно ЛСД, но она с робкой улыбкой отказалась.

– Как тебя зовут? – спросил какой-то человек, и она тихо прошептала:

– Энн.

Именно об этом месте она мечтала годами. Свободном от чужаков, с которыми она связана кровно и которых так ненавидела. Она была рада, что все кончилось. Лайонел узнает, что она любит его несмотря ни на что, а другие… На них ей плевать. Энн очень надеялась, что никогда больше не увидит своих родственников. По дороге на север она всерьез подумала о том, как сменить фамилию, но, оказавшись здесь, поняла, что это никого не интересует. Попадались ребята моложе ее, и она чувствовала себя так, будто вернулась к своим. Энн выглядела скромно: обыкновенная блондинка, не такая яркая, как Ванесса с бледно-золотистыми волосами, или как Вэл, огненно-рыжая, словно пламя. Близняшки не смогли бы раствориться в толпе, даже очень захотев. Но Энн знала: она затеряется где угодно. Она привыкла прятаться даже в собственном доме, никто не знал, когда она там, а когда нет. Она свыклась с извечным вопросом: «А где Энн?..»

– Хочешь есть, сестра? – Она повернулась и увидела худенькую девушку, замотанную в белую простыню, поверх которой накинута старая фиолетовая теплая куртка. Девушка улыбалась и протягивала ей кусок морковного пирога. Энн заподозрила, что в нем наркотик, но девушка заметила ее колебания. – Нет, он чистый. Ты новенькая?

– Ага.

Девушке было лет шестнадцать. Она жила здесь уже семь месяцев, приехав в конце мая из Филадельфии. Родители до сих пор не нашли ее. И хотя она видела объявление в газете, не имела ни малейшего желания возвращаться. По улицам бродил священник и предлагал помощь, например, связаться с родителями, если кто-то захочет. Но это прельщало немногих.

– Меня зовут Дафна. У тебя есть ночлег? Энн робко покачала головой.

– Пока нет.

– Найдется местечко на Уоллер. Живи сколько хочешь. Там надо будет помогать убирать, варить, когда тебе скажут.

В этом местечке было уже две вспышки гепатита, но Дафна не сказала об этом Энн. Внешне здесь было весьма мило. А крысы, вши, дети, умершие от большой дозы наркотика, – все это не обсуждалось с вновь прибывшими. Тем более что такое случается повсюду. Это было особенное время в истории человечества – время мира, любви, радости. Волна любви явилась протестом против бессмысленных смертей во Вьетнаме. Обитатели здешних мест находились вне времени, и смысл имело только то, чем жили они все, – любовь, мир, дружба.

Дафна нежно поцеловала ее в щеку, взяла за руку и повела к дому на Уоллер-стрит.

Там проживали человек тридцать—сорок, одетых в индийские наряды всех цветов радуги, кое-кто был в залатанных джинсах, одеяниях с перьями и блестками. Энн почувствовала себя маленькой, простенькой птичкой в своих джинсах и старом коричневом свитере. Но девочка, встретившая ее на пороге, сразу предложила переодеться. И Энн вдруг обнаружила, что она уже в выцветшем розовом шелковом платье из дешевого магазина, сует ноги в резиновые сандалии, расплетает косу и вставляет в волосы два цветка. Она чувствовала себя одной из них. Все ели индийскую еду, кто-то испек хлеб; потом Энн несколько раз затянулась из чьей-то сигареты с марихуаной, улеглась на спальник, ощущая тепло и доброжелательность, исходящее от окружающих. Девушка поняла, что будет здесь счастлива. Прошла целая жизнь с тех пор, как она оставила родной дом на Беверли Хиллз, со злобными проповедями отца о Лайонеле… с непроходимой глупостью Грегори… эгоизмом близняшек и женщиной, которая называла себя ее матерью и никогда не понимала, что это такое. А теперь Энн здесь, в своем мире, на Уоллер-стрит, с новыми друзьями.

Когда через три дня после появления ее решили посвятить в члены секты, казалось, все так и должно быть, все правильно и хорошо. Это был акт любви, происходивший в комнате, заполненной воскурениями и благовониями; от очага шло тепло, и галлюцинации переносили Энн с небес в ад и обратно. Она поняла, что, проснувшись, станет другим человеком; ей так сказали раньше, когда она ела грибы, после чего дали маленькую таблетку ЛСД с кусочком сахара. Через какое-то время ее окружили духи-друзья, комната заполнилась людьми, которых она уже знала. Потом появились пауки, летучие мыши, отвратительные чудовища; но, когда она вдруг завыла, закричала, ее крепко взяли за руки, а когда тело начала терзать мучительная боль, ей стали петь песни и баюкать, как никогда не делала родная мать… и даже Лайонел.

Энн пересекла пустыню и оказалась в прекрасном лесу, полном эльфов; она чувствовала на себе их руки, и духи запели чудную песню. Теперь лица, склонившиеся над ней, ждали, когда она освободится от искушающего дьявола прошлой жизни… Энн поняла, что очистилась и теперь принадлежит им. Дьявольские духи убиты, вышли из нее, и она чиста… Ритуал можно было завершить… Ее осторожно раздевали, умащивали маслами, гладили нежную плоть… тело болело, но женщины так ласково массировали ее, готовя, медленно проникая в нее и что-то растягивая. Энн кричала, пыталась оттолкнуть их, но они шептали какие-то нежные слова, и она слышала тихую музыку…

Ее заставили выпить теплую жидкость, потом вылили на нее еще масла, и две стражницы стали нежно массировать интимные места; она корчилась под их руками, завывала от агонии и удовольствия, а потом пришли ее новые братья и духи, которые будут теперь принадлежать ей, они сменят других, оставленных позади, изгнанных. И каждый из них склонялся над ней под пение сестер, и братья один за другим входили в нее, а музыка звучала все громче и громче, и птицы летали высоко над головой, и острые стрелы боли пронзали ее время от времени, сменяясь волнами экстаза, и снова и снова духи входили в нее. Это продолжалось бесконечно; они держали ее, не оставляли, пока не вернулись сестры и не стали целовать, проникая все глубже в нее, пока она уже перестала что-то чувствовать и слышать. Музыка смолкла, комната погрузилась во тьму, прошлая жизнь ушла.

Энн шевельнулась, пытаясь понять, сон ли это. Она села и огляделась. Увидела людей, ожидающих ее. Ее долго здесь не было, и она удивилась, как их много. Но узнала всех и, плача, протянула к ним руки, и все они обнимали ее… Она стала женщиной, посвящение закончено, и она теперь всем им сестра. Ей дали в награду еще таблетку ЛСД, и на сей раз она воспарила вместе с ними в одной стае, одетая в белое, а потом братья и сестры снова пришли к ней, и на этот раз она была одной из них, они целовались… Она так же касалась сестер, как и они ее. Они объяснили, что теперь она тоже имеет такое право, и это было ее выражение любви к ним и их – к ней.

В следующие несколько недель она много раз участвовала в ритуалах, когда кто-то еще появлялся в доме на Уоллер-стрит. Новичков приветствовала Сан Флауэр, девушка со светлыми волосами, перевитыми цветами, и нежной улыбкой… Сан Флауэр, которая когда-то была Энн. Она жила в основном на ЛСД, и никогда в жизни не была так счастлива. Через три месяца после прихода один из братьев забрал ее к себе. Звали его Мун. Он был худой, высокий, красивый, с серебристыми волосами и ласковыми глазами, он брал ее к себе почти каждую ночь и баюкал. И чем-то напоминал Лайонела. Девушка повсюду ходила с ним, и часто он оборачивался к ней с таинственной улыбкой:

– Сан Флауэр… Иди ко мне…

Она знала теперь, как приготовить ему дозу из травок, какие наркотики принести, как ласкать его тело. А когда появлялся новичок и они совершали ритуал, именно Сан Флауэр приходила с сестрами первая и поливала того теплым маслом, приветствуя приход нового члена секты. Ее ловкие пальчики готовили новеньких для остальных. Мун очень гордился ею и давал лишние таблетки. Было странно, как переменилась ее жизнь, наполнившись яркими красками, людьми, которых она любила и которые любили ее. От проклятого одиночества прежней жизни не осталось ничего. Энн забыла всех их, и когда вдруг весной Мун, потрогав живот своей подружки, сообщил, что у нее будет ребенок и она не сможет пока участвовать в ритуалах, девушка заплакала.

– Не плачь, малышка, любимая… Ты должна приготовиться к более великому ритуалу, мы все будем с тобой, когда этот маленький лунный лучик пронзит небеса и снизойдет к тебе. Но до тех пор…

Мун уменьшил ей дозу, хотя и разрешал курить марихуану сколько угодно. Он смеялся, когда у нее удвоился аппетит. Ребенок уже начал шевелиться, когда она как-то вышла на улицу и увидела лицо, показавшееся знакомым по прошлой жизни. Но Энн не поняла, кто это.

Задумчивая, она вернулась к Муну.

– Я видела кого-то знакомого.

Это не взволновало его, они все видели людей, которых когда-то знали, – мысленно, сердцем, а иногда и реально. Его жена и ребенок погибли в катастрофе – разбились в лодке. И Мун из Бостона приехал сюда. Мысленным взором он видел жену и ребенка очень часто, особенно во время ритуалов, и то, что Сан Флауэр увидела знакомого, ничуть не удивило его. Это признак того, что она переходит на более высокий уровень, и ему стало приятно. А ребенок, его часть, возвысит ее еще более.

– И кто это был, детка?

– Я не знаю, не могу вспомнить имя. – Вечером он дал девушке одну редкую таблетку, и имя Иисус запало ей в голову. Но Энн не была уверена, что это именно он.

Мун улыбался; он даст ей побольше грибов и еще таблетку, но ей надо оставаться чистой ради ребенка. Надо поддерживать ее просветленный дух. Но сейчас она не должна воспарять слишком высоко, это испугает малыша. В конце концов, ребенок принадлежит им всем, братьям и сестрам, участвовавшим в его зачатии. Мун был почти уверен в том, что дитя зачато в первую ночь, когда она была главной фигурой ритуала, и потому ребенок станет особо благословенным. Мун напомнил ей об этом, и имя Джон отчетливо всплыло в памяти.

23

– А ты уверен? – Лайонел недоверчиво смотрел на друга. Джон уже дважды говорил ему это. Три месяца назад они оба, ко всеобщему отчаянию, ушли из университета и поехали в Сан-Франциско искать Энн. Вард отказался от поисков и ничего не хотел знать про дочь, а Фэй и Боб Уэлс испугались, что ребята используют бегство Энн как повод бросить учебу, поехать в Сан-Франциско и присоединиться к голубым, которые жили там совершенно свободно.

Но Лайонел уверял, что Энн наверняка поехала туда. Для сбежавших детей это был рай, хотя он ничего не говорил родителям. Беглецы могут жить там годами, и никто никогда их не найдет и не вернет обратно. Они, словно муравьи, тысячами селились в маленьких квартирках на Хейт-Эшбури, раскрашенных во все цвета радуги, с цветами, ковриками, благовониями, наркотиками и спальными мешками на полах. Тут было их место, их неповторимое время, и Лайонел инстинктивно чувствовал: Энн здесь. Он понял это с самого первого мига, как приехал. Вопрос – как ее найти. Они с Джоном с утра до ночи прочесывали улицы, но безуспешно, и времени осталось уже слишком мало. Они пообещали вернуться в университет к июню, к летней сессии, чтобы восполнить пропущенное.

– Если вы за три месяца не найдете ее, – сказал Боб Уэлс, – бросайте поиски. Она ведь может оказаться в Нью-Йорке, или на Гавайях, или в Канаде.

Но Лай знал, что тот ошибается, Энн поехала сюда искать любви, которой, как ей казалось, она никогда не получала от домашних. Джон был согласен с ним и теперь убежден, что видел ее в полубессознательном состоянии, завернувшуюся в фиолетовую простыню, с венком на голове, со стеклянными глазами. Вряд ли она заметила его, хотя в какой-то момент Джону показалось, что девушка узнала его. Он шел за ней вплоть до старого полуразрушенного дома, населенного целой колонией наркоманов. Запах благовоний вытекал на улицу, на ступеньках сидело человек двадцать, распевая индийские песнопения, держась за руки и тихо смеясь. Когда Энн поднялась на лестницу, они расступились, чтобы дать ей пройти, помогая подняться по лестнице, и седовласый мужчина, ожидавший на пороге, повел девушку внутрь. Это было самое странное зрелище, которое Джону доводилось видеть. Сейчас он пытался объяснить все Лайонелу и описать ее.

– Она очень похожа на Энн, но и другие тоже похожи.

Каждый день они расставались и бродили по Эшбури, а ночью возвращались в комнату отеля, снятую на деньги, одолженные у Фэй. Обычно ребята съедали где-нибудь по гамбургеру и ни разу не зашли в единственный бар гомосексуалистов. Они оставались сами по себе. Утром все начиналось снова. Фэй несколько раз приезжала к ним, но Лайонел объяснил, что она только мешает, выделяясь из толпы хиппи в своих крахмальных блузках, украшениях и чистых джинсах. Она выглядела такой, какой и была: матерью сбежавшего с Беверли Хиллз ребенка, и все разбегались от нее, как крысы. Наконец Лайонел прямо сказал ей:

– Мам, поезжай домой, мы тебе позвоним, если что-то узнаем. Обещаю.

Фэй вернулась домой и занялась фильмом. Она настояла, чтобы Вард взял сопродюсера. Муж слишком много пил, и дела шли из рук вон плохо. Он отказывался говорить с Лайонелом по телефону, когда тот звонил с сообщениями с Хейт-Эшбури, и, едва заслышав голос сына, швырял трубку на рычаг. Это сильно осложняло общение Фэй и Лайонела, и она, разъярившись, поставила отдельный телефон в своем кабинете. Дети тоже избегали Лая, опасаясь отцовского гнева. Сестры никогда не подходили к телефону, по которому он звонил, будто Вард мог узнать, кто поднимал трубку. Они подчинились отцу, а Лайонела отторгли – все, кроме Фэй, любившей сына сильнее прежнего из-за сострадания, собственного одиночества и его безумных усилий найти Энн. Она не знала, как благодарить Уэлсов за помощь Джона. Те, казалось, смирились с ситуацией и любили обоих мальчиков, чего нельзя было сказать про Варда, который не разговаривал с Уэлсами с того самого утра, как Боб выгнал его из своего дома.

Да и в жизни Варда и Фэй тоже происходили перемены. Несмотря на бегство Энн, он поехал с Грегом на суперкубок, уверяя всех, что полиция ее сама найдет, и уж когда найдет, то он ее примерно накажет, поставив в железные рамки лет на десять, пока она не образумится. Он совершенно не знал, что со всем этим делать, и просто удрал с Грегом. На соревнованиях Вард неплохо провел время, а вернувшись домой, удивился, что полиция так и не нашла Энн. В следующие недели уже и Вард ночи напролет ходил по комнате, то и дело кидаясь к телефону, поняв наконец, что все достаточно серьезно. Полицейские со свойственной им тупоголовостью сказали, что, возможно, дочери уже нет в живых, а если она и жива, то им вряд ли удастся ее найти. Тэйеры потеряли сразу двух детей, и Фэй понимала, что ей не оправиться никогда. Пытаясь унять боль, она отдалась работе, но все было безуспешно. Старалась как можно больше времени проводить с близняшками… Но девочки тоже были подавлены происходящим. Ванесса казалась еще тише обычного, и даже Валери стала более покорной и меньше красилась. Ее мини-юбки стали не такими умопомрачительными. Все будто ждали чего-то невероятного, невозможного… И с каждым днем Фэй все больше охватывал страх, что ее младшая дочь мертва.

После многолетнего перерыва она начала посещать церковь и ничего не говорила Варду, когда тот не являлся ночевать. Сначала он возвращался домой в час или два ночи, после закрытия баров, и было легко догадаться, где он проводил время, а потом перестал приходить совсем. Когда это случилось впервые, Фэй была уверена, что его убили. Но когда он вернулся в шесть утра и на цыпочках прокрался в дом с газетой под мышкой, выражение его лица испугало ее. Вард был трезв. Фэй не стала требовать объяснений, но вдруг в памяти всплыло давнее имя: Мейзи Абернетти. Она вспомнила, как четырнадцать лет назад Вард уехал с ней в Мексику. Фэй понимала, что сейчас эта женщина ни при чем, но выражение лица мужа было таким же, как тогда, он так же пытался избежать ее взгляда. И тогда Фэй окончательно отдалилась от него. Муж приходил домой все реже, а она отупела от боли постигшей ее трагедии и больше не чувствовала ничего, с трудом умудряясь сохранять здравый смысл. Дни были заполнены работой, ночи – чувством вины, а между этим она делала, что могла, для близняшек… Семья развалилась на части буквально в несколько мгновений.

Наконец до Фэй дошли слухи, что у Варда связь со звездой из популярного дневного шоу, и, судя по всему, связь серьезная. Она молила Бога, чтобы об этом не пронюхали газетчики – ей только не хватало что-то девочкам объяснять. Однажды, когда Фэй буквально задыхалась от невыносимости происходящего, позвонил Лайонел. В тот день они вместе с Джоном вышли из номера и отправились следом за девушкой, похожей на Энн. Девушка в фиолетовом сари неуверенно шла по улице, словно под действием наркотика, и была полнее Энн. Но ребята не сомневались – это она.

Слезы потекли по щекам Фэй, когда она услышала это сообщение.

– Ты уверен?

Лайонел сказал, что почти да, но наверняка сказать пока не может… Девушка была как в полусне, в чудном наряде и в окружении странной маленькой секты. Подойти близко было сложно и окликнуть нельзя. Лайонел не хотел вселить в мать надежду, а потом разочаровать ее.

– Вообще-то мы не вполне уверены, мама, и не знаем, как поступить.

– Немедленно пойти в полицию.

– А если мы ошибаемся?

Очевидно, такое случается. Это может оказаться другая беглянка, которую тоже ищут родители.

В полиции сказали, чтобы звонили сразу. И там есть отец Браун, который всех знает. Он помогает ребятам искать Энн. Они все время поддерживают контакт с ним и с полицией.

– Может, мне вечером прилететь? – Ей теперь нечего было делать после работы. Она почти не видела Варда, и муж не пытался оправдываться за поздние возвращения. Похоже, он ждал скандала, но у Фэй на это не было сил. Иногда она сомневалась в достоверности слухов и серьезности происходящего. После стольких лет развод казался невозможным. Особенно сейчас… Если бы только они нашли Энн. И вернули Лайонела в университет. Тогда бы она могла заняться своими отношениями с Бардом… и разводом. И разводом…

Вдруг среди ночи зазвонил ее телефон, и она поняла – это может быть только Лай. Вард давным-давно не звонил ей и не приходил ночевать.

Она взяла трубку. Дыхание перехватило.

– Лай?

– В полиции тоже думают, что это Энн. Сегодня мы показали им ее. У них есть дюжина подпольных полицейских, которые работают с наркоманами и ищут беглецов из дома. Мы поговорили с отцом Брауном. Судя по всему, девушку зовут Сан Флауэр. И он знаком с ней. Но считает, что она старше Энн.

Энн сейчас четырнадцать с половиной. Но она всегда казалась старше своих лет. Лай не сказал Фэй, что, по словам отца Брауна, девушка живет в секте, предающейся странным эротическим ритуалам с групповым сексом, что полицейские несколько раз устраивали облавы на их прибежище, но не сумели доказать ничего противозаконного. Возможно, некоторые члены секты и несовершеннолетние, но все уверяли, что им уже по восемнадцать. Он не сказал Фэй, что все они употребляют много ЛСД и «магические грибы». И самое худшее – что девушка, за которой они следили, беременна. Он не осмелился сказать о таком матери. Вдруг это не Энн, лишние волнения ей ни к чему.

– Скажи, мам, ты хочешь, чтобы ее задержали или поговорили с ней? – Они никогда раньше не подходили так близко к цели, и сердце Фэй оборвалось при мысли о младшей дочери. Пять месяцев прошло с тех пор, как она видела Энн в последний раз, и один Бог знает, что с ней случилось за это время. Она приказала себе не думать о плохом и как следует вникнуть в слова сына.

– А они могут просто увезти ее и отдать вам? Лайонел вздохнул. Весь день он занимался именно этим.

– Могут, если это Энн. А если нет, если девица не беглянка и к тому же совершеннолетняя? Она же может подать в суд из-за ошибочного ареста. Большинство хиппи очень осторожны, и я думаю, Энн вовлекли в секту обманом. – Голос Лайонела звучал устало, и ее сердце заныло по сыну. Ей захотелось вернуть Энн любой ценой.

– Скажи, пусть делают все, как полагается. Нам необходимо узнать, она это или нет.

Сын кивнул на своем конце провода.

– Я завтра в десять утра встречаюсь с ними. Они подкараулят ее у дома и проследят за ней. Если мы сумеем поговорить, то поговорим, если нет, то ее просто задержат под предлогом, что она под действием наркотиков, или еще что-нибудь придумают.

Фэй была потрясена.

– Так она наркоманка?

Лайонел поколебался, нерешительно посмотрел на Джона. Они до смерти устали от поисков. Грязь, наркотики, мерзость, совокупление, оборванные дети. Они уже готовы были все бросить, но теперь… Если бы только это была она…

– Да, мама, похоже, это все-таки Энн. И выглядит неважно.

– Она больна?

В ее голосе слышалась такая мука, что сердце Лайонела едва не разорвалось.

– Нет. Просто в эйфории. И живет в странном месте, что-то вроде восточной секты.

– Боже мой! – Может быть, Энн побрила голову? Фэй не могла представить себе такого. Само место было за пределами ее понимания, она бывала там с Лайонелом и Джоном, пыталась помочь им в поисках. И если честно, испытала облегчение, когда они отправили ее домой. Теперь Фэй рвалась обратно, она интуитивно чувствовала, что Энн там. Мысленно Фэй представляла дочку такой, как в тот день, когда родила ее. Трудно поверить, что это случилось так давно.

– Мы позвоним тебе завтра, мама. Как только что-то узнаем.

– Я весь день буду в офисе. – И добавила: – Мне заказать билет на дневной рейс на всякий случай?

Он улыбнулся в трубку.

– Просто будь на месте. Я позвоню в любом случае, Энн это или нет.

– Спасибо, дорогой. – Он самый любимый ее сын, мечта любой матери. И неважно, что он гомосексуалист. Она любит его больше Грега… Но Фэй любила обоих. Грег не так эмоционален и тонок, он бы никогда на три месяца не бросил учебу, чтобы искать сестру. Приезжая домой, он все время твердил, что Лайонел полоумный. Вард смотрел на сына зверем только за то, что тот произносил запрещенное имя. И Фэй с трудом сдерживалась, чтобы не наброситься на мужа при Греге. Ей слишком долго приходилось обуздывать себя, чтобы пережить все это, и, может, развод принес бы ей облегчение. Но пока некогда об этом думать. Самое важное сейчас – Энн.

Фэй лежала без сна и вспоминала дочь, когда та была маленькой, ее смешные словечки; как пряталась от всех и льнула к Лайонелу. Она родилась в несчастливое для семьи время, как теперь понимала Фэй. Но в чем же она виновата? Беда, свалившаяся на них вскоре после рождения Энн, заставила Фэй продать дом, вещи, украшения, переехать в ужасный домишко на Монтерей Парк, потом Вард их бросил, и она одна должна была прокормить всех, зарабатывать на жизнь. Энн, конечно, затерялась в этом бедламе. Другие уже к тому времени подросли и не так нуждались в матери. Она успела уделить им достаточно внимания, но Энн… На Энн у нее никогда не хватало времени… С тех пор Фэй работала, работала, работала… Она вспомнила, как няня через несколько месяцев после рождения дочки подходила к ней, предлагала подержать или покормить ребенка. А Фэй отвечала: «Потом… Мне некогда…» – и снова и снова проходила мимо малышки. И вот настал час расплаты. Как же она могла говорить, что у нее нет времени на ребенка? Какое право имеют люди заводить детей, если у них нет на них времени? Но ведь когда она ждала Энн, жизнь была необыкновенно легка. Нет, она плохая мать, плохая мать, плохая мать… Фэй думала, не слишком ли все поздно, не возненавидела ли ее Энн на всю оставшуюся жизнь? А ведь такое возможно, признавалась она себе. Есть вещи, которые не исправить никогда, например, ее нынешние отношения с Вардом… и с Энн. И отношения мужа с Лайонелом… Ткань их семьи за последние несколько месяцев порвалась в клочья. В шесть она встала, так и не сомкнув глаз. Ей было не до сна: мысли, действительно ли Лайонел видел Энн, раздирали мозг.

Фэй приняла душ, оделась, подождала, когда девочки уйдут в школу, и поехала в свой офис. Странно, почему Вард вовсе не пытается оправдываться и даже не звонит. Иногда муж приходил домой, но она не задавала никаких вопросов и уходила спать в комнату Грега. Супруги совсем не разговаривали.

Проходя в то утро через холл, Фэй заметила, как Вард спускался вниз, но не окликнула его. Пока она ничего не хотела говорить ему про Энн, поскольку не была уверена, что нашли именно ее, и когда днем зазвонил телефон, она чуть не потеряла сознание. Секретарша сказала, что это Лайонел, и Фэй поспешно нажала кнопку на своем аппарате.

– Лай?

– Все о'кей, мама. Расслабься. – Его трясло с головы до пят, но он не хотел, чтобы мать поняла это. Было очень трудно вызволить ее оттуда, но полиция справилась, и никто не оказался в обиде, даже Энн. Она была под действием наркотиков и, когда ее уводили, похоже, ничуть не встревожилась, хотя седовласый парень, сидевший неподалеку, сделал знак рукой в сторону Лая с Джоном и объявил, что боги накажут их, потому что они крадут его ребенка. Но девушка дала ребятам себя увести и даже улыбнулась Лайонелу. Вроде бы она его узнала. Но она была слишком накачана, и, возможно, придя в себя, станет буйной, как дьявол. Лай и Джон приготовились к худшему, полицейские вообще к такому привыкли, и рядом доктор.

Фэй затаила дыхание, и у нее вырвалось:

– Это Энн? – Она закрыла глаза.

– Да, мама. С ней все в порядке. Более-менее… Они наконец ее нашли. Лай снова посмотрел на Джона. За последние месяцы связь между ними окрепла, и оба поняли, что это – на всю жизнь. Они выглядели как супруги, прожившие вместе годы. Лайонел заставил себя вернуться к матери, ждавшей на другом конце провода.

– С ней все в порядке, мама. Полиция отдала ее на мое попечение. Я привезу ее домой через пару дней, когда она приспособится.

– Приспособится к чему?

Предстоит многое рассказать ей, но пока рано. По крайней мере – не по телефону. Но надо подготовить мать.

– Она же давно не с нами, мама. Ей снова надо привыкнуть к реальному миру. Здесь у нее была совсем другая жизнь. – Он подыскивал выражения потактичнее и надеялся, что она не услышит всего того, что он сам услышал от полицейских.

Полиции была хорошо известна эта секта, ее ритуалы, и мать умрет, узнав, через что пришлось пройти Энн, хотя внешне она не казалась ни измученной, ни истерзанной. Лайонел находил, что сейчас сестра выглядит даже лучше прежнего, хотя это скорее всего от наркотиков. Когда их действие кончится, она вряд ли покажется такой же счастливой. Полиция обсуждала, как привлечь к суду принудивших Энн к подобной жизни; ведь ей всего четырнадцать, и, возможно, они даже применили бы силу, но потом решили вообще не поднимать шума. Они хотели подождать, не возбудят ли сами Тэйеры уголовное дело против секты за похищение и соблазнение их дочери. Лайонел понимал, что родители должны решать сами. А Фэй все пыталась разгадать, что стоит за словами сына.

– Она под действием наркотиков?

Он поколебался, но что скажешь, кроме правды?

– Да, похоже на то.

– Сильный? Героин?

Фэй побледнела. Если это так, ее жизнь кончена, с героином расстаться невозможно.

– Нет, нет, мама. В основном, марихуана, ЛСД и другие галлюциногены. – Он уже становился экспертом. Фэй вздохнула.

– А сейчас она в полиции?

– Нет. У нас в отеле, она примет ванну, успокоится.

– Я прилечу следующим рейсом.

Лайонел стиснул зубы. Он отчаянно хотел отмыть девушку перед тем, как появится мать. Но следующий рейс не оставлял на это времени. И еще одно ей следовало рассказать. Это уже заметно.

– Мам, но тебе надо знать кое-что еще… Фэй инстинктивно почувствовала: от нее что-то скрывают. Наверное, Энн нездорова… Что-то случилось…

– Мам…

– Что, Лай?

– Она беременна.

– Господи! – Фэй разразилась слезами. – Ей же всего четырнадцать.

– Мне очень жаль, мама…

– А где этот парень?

У него не хватило мужества сказать, что отец ребенка, может, и не один парень, а около тридцати членов секты. Фэй торопливо записала в блокноте:

«Позвонить доктору Смиту». Он может сделать аборт. Смит оказывал такую услугу звезде, снимавшейся в одном из ее фильмов год назад. И если он не сможет помочь девочке, Фэй отвезет ее в Лондон или Токио. Наверное, ее изнасиловали. Мысль о беременности Энн – ужаснее всего, но она напомнила себе: надо благодарить Бога за то, что дочь вообще нашлась. Повесив трубку, она еще долго плакала, закрыв лицо руками, потом глубоко вздохнула, расправила плечи и пошла вниз через холл к Варду. Надо ему рассказать, как бы мало теперь их ни связывало. Это и его дочь. Она ломала голову над тем, как разделить их деловую жизнь. До сих пор Тэйеры работали, как прежде, но теперь, когда нашлась Энн и вернется Лай, она поставит вопрос ребром. Фэй остановилась у его офиса. Секретарша вздрогнула.