Текст книги "Семейный альбом"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
20
Осенью начались занятия. Лайонел и Джон были счастливы как никогда, и никто в доме ни о чем не догадывался. Лайонел обменялся с товарищем комнатами, и все были довольны. Они с Джоном на ночь запирали свои двери, и никому не приходило в голову, кто в чьей постели проводит ночь. Они ходили на цыпочках, крадучись, говорили шепотом, сдерживали стоны экстаза. И только изредка выпадали ночи, когда в доме никого не было, все спали у подружек или ездили на уик-энд – тогда друзья позволяли себе раскрепоститься. Но все равно осторожничали, чтобы никто не догадался. Лайонел еще ничего не сказал Фэй. Он просто сообщал, что с учебой все в порядке, но личными новостями не делился, а она не выпытывала, хотя и подозревала, что в жизни сына кто-то появился, судя по счастливому блеску глаз. Она надеялась, что этот «кто-то» – порядочный человек и не принесет Лаю несчастья. Ей казалось, что в этом сексуальном мирке слишком много бед, неразборчивости, неверности. Не такой жизни она хотела для старшего сына, но поняв, что выбора нет, смирилась. В ноябре Фэй пригласила сына на премьеру своего последнего фильма. Он с восторгом принял предложение, и она не удивилась, увидев его вместе с Джоном Уэлсом. Она знала, что Джон снимал комнату там же, где и Лайонел, и собирался учиться в университете. Но в конце вечера, когда они пошли на ужин с шампанским в «Чейзон» вместе с близняшками и коллегами, Фэй вдруг увидела, как приятели обменялись какими-то особыми взглядами. Она не была уверена до конца, но что-то почувствовала. Джон казался более взрослым, чем в июне, – за несколько месяцев он возмужал. Юноша заметил, что Фэй незаметно наблюдает за ним, и насторожился, но та ничего не сказала. Она очень испугалась, когда перед сном Вард, прервав ее оживленный рассказ о фильме, реакции публики и своих надеждах на хорошие отзывы, нахмурился и буквально ошарашил ее вопросом, стоя перед ней в брюках и с обнаженной грудью:
– Тебе не кажется, что Джон Уэлс педераст?
– Джон? – Фэй изобразила удивление, пытаясь выиграть время. – Бог мой, Вард, что ты говоришь! Конечно, нет. А с чего ты взял?
– Не знаю. Мне вдруг показалось, он как-то чудно выгладит. Ты ничего не заметила сегодня вечером?
– Нет, – солгала она.
– У меня какое-то странное ощущение. – Он медленно подошел к своему шкафу, повесил пиджак и еще больше нахмурился.
Фэй похолодела. Не подозревает ли он и Лайонела? Как и сын, она совсем не была уверена, что муж переживет горькую правду. Хотя, рано или поздно, он все равно узнает. А пока Фэй твердо решила все скрывать.
– Может, предупредить Лайонела? Он, вероятно, сочтет меня сумасшедшим, но если я не ошибся, то когда-нибудь будет благодарен мне. Грег тоже находит Джона странным, особенно после того, как он отказался от стипендии.
Да, для них самый важный критерий – стипендия. Фэй было очень не по себе. Внезапно она почувствовала раздражение.
– Только из-за того, что он не хочет играть в футбол, ты считаешь его гомиком. Может, мальчика интересуют другие вещи.
– Но он никогда не бывает с девочками. – Они и Лайонела сроду не видели с девочками. Но Фэй не стала заострять на этом внимание. Пусть Вард считает, что Лай держит в секрете свои любовные похождения. Варду и в голову не приходило, что старший сын может иметь дело с мужчинами.
– По-моему, это нечестно. Все равно, что охота на ведьм.
– Я просто не хочу, чтобы Лайонел жил с каким-то проклятым педиком, не зная об этом.
– По-моему, он достаточно взрослый, чтобы разобраться.
– Может, и нет. Он поглощен этими дурацкими фильмами, и иногда мне кажется, что он полностью ушел в свой мирок.
Наконец-то он хоть что-то заметил в своем старшем сыне!
– Лай – творческая натура. – Ей хотелось переключить внимание Варда, но она и сама признавала, что сегодня Джон действительно выглядел странно, и инстинктивно чувствовала: его надо защитить. В нем было нечто, несвойственное мужчинам. А по Лаю ни о чем подобном невозможно догадаться. Джон слишком много говорил о дизайне, об интерьерах. Может, на самом деле предупредить Лайонела? – А ты видел последний фильм сына, дорогой? По-моему, очень любопытный.
Вард вздохнул и сел на кровать. В свои сорок восемь он был все еще красив и так же хорошо сложен, как его сыновья.
– Ну только между нами, Фэй. Подобное искусство не в моем вкусе.
– Да, это новая волна, дорогой.
– Я этого не понимаю.
Она улыбнулась. Вард был мастер своего дела, но с трудом воспринимал всякие новшества. Он готовил базу для ее фильмов, и его не интересовали ни новинки, ни экзотические тенденции в кино. Его просто мутило от Каннского фестиваля, и он был разочарован, что в этом году Фэй не получила награду. Он купил ей красивое кольцо с изумрудом, чтобы отметить событие – как в прежние дни, еще до 1952 года, когда все у них так резко изменилось.
– Но ты должен дать Лаю шанс, любимый.
Настанет время, и он удивит тебя, завоевав награду за свои странные фильмы. – Она в этом нисколько не сомневалась, но, похоже, Вард не разделял ее уверенности.
– Ладно. Грег не звонил? Он обещал сообщить, на какой уик-энд нас ждет.
– Нет, не звонил. И я вряд ли смогу поехать. В следующие три недели у меня встречи с автором нового сценария.
– Это точно?
– В общем-то да. А почему бы тебе не взять с собой Лайонела?
Вард неохотно согласился. Однако у него появилась прекрасная возможность поговорить с сыном, и он пригласил его зайти.
– Как ты думаешь, Лай, Джон не педераст? – с места в карьер спросил Вард.
Лайонел терпеть не мог этого слова и с трудом сдержался, чтобы не ринуться на защиту друга.
– Бог с тобой, с чего ты взял? Вард улыбнулся.
– Ты реагируешь прямо как твоя матушка. Я ее тоже об этом спросил. – Он посерьезнел. – Он чудно выглядит и без конца бубнит про свои декорации.
– Но это смешно. Разве только гомосексуалисты занимаются декорациями?
– Нет, конечно, но будь осторожнее и смотри, чтобы он к тебе не приставал. А если заметишь что-то странное, выкидывай его к чертям из дома. Ты ничем ему не обязан.
Впервые в жизни Лайонел боролся с собой – сейчас он мог ударить отца. Но сумел сохранить спокойствие и ничем не выдать себя. По дороге домой он гнал со скоростью восемьдесят миль в час. Ему хотелось убить кого-нибудь и больше всего – отца. Приехав, он изо всех сил хлопнул входной дверью, потом – дверью своей комнаты и заперся. Соседи никогда не видели его в таком состоянии и были потрясены. Джон зашел к себе, тоже заперся и через ванную, соединявшую их комнаты, торопливо вошел к Лайонелу.
– Что случилось, любимый?
Лайонел пылающими глазами взглянул на Джона и признал, что Джон действительно становится похожим на гомика, несмотря на хорошо развитое мускулистое тело. Его лицо было не по-мужски гладким и чистым, как-то не так причесаны волосы, на нем была идеально сшитая, слишком стильная, слишком аккуратная одежда. Но он любил мальчика, его талант, его теплое сердце – Джон отдавался ему и телом, и душой. Он любил в нем все, и если бы это была девушка, они бы давно объявили о помолвке, и никто бы не удивился. Но Джон не девушка, и потому его называли педерастом.
– Что случилось? – повторил Джон и сел в кресло, ожидая ответа.
– Ничего. Я не хочу говорить об этом. Джон спокойно посмотрел в потолок, потом перевел взгляд на друга.
– Глупо. Почему бы не облегчить душу? – Внезапно он заподозрил, что тут есть какая-то связь с ним. – Я что-то не так сделал, Лай? – Он заволновался, чувствуя, как больно его другу.
Лайонел подошел к Джону, коснулся его щеки.
– Нет… Ты здесь ни при чем… Это не имеет к тебе отношения. – Но это было напрямую связано с Джоном, и Лай не мог найти нужных слов. – Ничего страшного, просто отец разозлился на меня.
– Он говорил про нас? – Вчера он поймал на себе любопытный взгляд Варда. – Может быть, догадался?
Лайонел хотел увильнуть, но Джон не отступал.
– Возможно. По-моему, он что-то чувствует…
– А ты что ответил? – забеспокоился Джон. Вдруг Вард скажет что-то Уэлсам? Этого нельзя допустить! А если его арестуют? Вышлют куда-то… или… страшно подумать. Но Лайонел поцеловал его в шею и спокойно заговорил. Он разделял тревогу друга.
– Расслабься. Он сказал просто так, абстрактно. Он ничего не знает.
На глаза Джона навернулись слезы.
– Ты хочешь, чтобы я уехал?
– Нет! – почти закричал Лайонел. – Во всяком случае, пока я сам не уеду. Но я и не собираюсь.
– А как ты думаешь, твой отец скажет что-нибудь моему?
– Перестань сходить с ума. Он просто прощупывал почву и злился на меня. Еще не конец света.
Чтобы успокоить отца, Лайонел поехал с ним в Алабаму посмотреть на игру Грега, и это был самый скучный уик-энд в его жизни. Он ненавидел футбол, как и Джон, и ему не о чем было говорить с отцом. Хуже того, после моментов болезненного молчания Вард вдруг впадал в неистовство, наблюдая за игрой. Когда один из лучших игроков получил травму, тренер выпустил вместо него Грега, и тот забил гол за две с половиной минуты до конца матча, чем принес победу команде. Вард был счастлив, Лайонел изо всех сил изображал восторг, но получалось неискренне.
По дороге домой Лай попытался объяснить отцу, что за фильм он сейчас делает. Но как он сам ощущал себя пришельцем с другой планеты, глядя на игру Грега, так и отец, слушая описание последнего авангардистского фильма, чувствовал себя не в своей тарелке.
– Ты действительно думаешь, что сможешь на чем-то подобном делать деньги?
Лайонел оторопело посмотрел на него. Такой цели он никогда не ставил, просто пытался довести язык кино до совершенства. При чем тут деньги? Есть вещи гораздо важнее. И мужчины уставились друг на друга, будучи абсолютно убеждены, что его визави – полный идиот, и лишь положение обязывает соблюдать приличия. И для отца, и для сына поездка оказалась страшно напряженной, и оба с облегчением увидели Фэй, встречавшую их в аэропорту. Вард без конца твердил о замечательном голе Грега и сокрушался, что она не смотрела игру по телевизору. А по отчаянному взгляду Лайонела Фэй поняла – он ни секунды больше этого не вынесет, и мысленно улыбнулась, слишком хорошо зная, какие они разные – сын и отец. Но она любила их обоих. И младшего сына, и девочек… Но уж очень они не похожи, и каждому от нее нужно свое.
Сперва Фэй завезла домой Варда, пообещав подбросить сына и вернуться сразу же, чтобы немного выпить с мужем. У нее появилась возможность уделить несколько минут старшему сыну.
– Ну что, было ужасно, милый? – Фэй с улыбкой взглянула на него, а Лай, застонав, откинулся на сиденье. Никогда еще он так не уставал. Это все равно, что попасть на другую планету – весь уик-энд говорить на чужом языке.
Фэй подумала, от того ли это, что спорт так скучен ему, или от необходимости изображать безумный интерес, но уточнять не стала.
– Бедняжка. А как Грег?
– Как всегда.
Ей ничего не надо было объяснять, она понимала, как мало у братьев общего, иногда невозможно поверить, что оба – ее сыновья. Потом Фэй спросила о том, что не давало ей покоя все выходные:
– Отец говорил с тобой о Джоне?
Лицо Лайонела напряглось, он выпрямился.
– Нет, а что? Он что-то тебе сказал?
Лай поймал взгляд матери и понял, что она обо всем догадалась. Интересно, что она думает по этому поводу?
– Тебе надо быть осторожнее, Лай.
– Я и так осторожен, мама.
Он казался совсем юным, и ее сердце защемило от любви к нему.
– Ты в него влюблен? – напрямик спросила Фэй. И он серьезно кивнул.
– Да.
– Тогда оба будьте настороже. А Уэлсы знают о Джонс?
Лайонел покачал головой. И Фэй, возвращаясь одна домой, почувствовала, как по спине ползет страх. Однажды все выйдет наружу, и многим не поздоровится. Джону… Лайонелу… Уэлсам… Варду… Вообще-то она не слишком беспокоилась о Джоне и его семье, хотя они ей нравились, но ее охватывал ужас при мысли о том, как поведет себя Вард. А Лайонел? Она подумала, что Лайонел выдержит шторм, он уже взрослый и подсознательно готовил себя к столкновениям, и не только с отцом – со всеми. Лайонел не из тех, кто всю жизнь станет прятаться. Больше всего Фэй волновал Вард. Это убьет его. Но она ничего не могла сделать. Лайонел пообещал держаться осмотрительнее… В то время, когда она предавалась мучительным размышлениям, ее сын запер дверь своей спальни и тихо целовал Джона, истосковавшись по нему за этот кошмарный уик-энд.
21
На Рождество Лайонел приехал домой на традиционный праздничный ужин. Грег тоже завернул на несколько дней, хотя ему скоро надо было возвращаться обратно; намечена еще одна важная игра, и Вард собирался отправиться с ним. А потом они полетят на суперкубок. Вард настаивал, чтобы и Лайонел присоединился к ним, но старший сын сослался на другие планы. Вард разозлился, но Фэй отвлекла всех огромной индейкой и шампанским. Валери довольно много выпила и постоянно подтрунивала над Вэн. Ванесса была очень хороша в новом платье и с новой прической. Впервые в жизни она влюбилась в мальчика, познакомившись с ним в школе на танцах, и вдруг внезапно повзрослела. Даже Энн заметно изменилась за этот год. В последние несколько месяцев она вытянулась и стала такой же высокой, как близняшки, хотя ей еще расти и расти. Лайонел поднял за это тост, и девочка покраснела, а он напомнил всем, что через несколько недель ей исполнится четырнадцать. После ужина Лайонел и Энн разговорились у камина.
Он видел ее реже, чем хотел бы, но не потому, что уехал из дома; просто увлекся своим фильмом. Лай обожал сестру, и это чувство было взаимным. Энн удивила его, спросив про Джона, и ему показалось, что девочка соскучилась по нему. Лайонел поразился – как он не понял этого раньше? Энн такая скрытная, не удивительно, что он ничего не заметил.
– У него все прекрасно. Он хорошо учится. Я довольно редко его вижу.
– Он все еще живет в твоем доме? Я встретила Салли Уэлс, и она сказала, что ему там очень нравится. – Салли была ровесницей Энн, но гораздо лучше разбиралась в некоторых вещах, и Лайонел молил Бога, чтобы та не догадалась и ничего не сказала сестренке. Но, похоже, ей ничего пока не известно. Энн выглядела такой невинной, а глаза светились надеждой на взаимность.
– Да, пока живет он там.
– Я очень давно его не видела. – Она печально поглядела на брата, и ему хотелось рассмеяться, так она была мила в этот момент.
– Я передам ему привет от тебя. Девочка кивнула.
Вошли остальные, Вард разжег камин, все радовались рождественским подаркам, а Вард и Фэй смотрели друг на друга поверх детских голов. Хороший выдался год.
Соседи Лайонела и Джона уехали на каникулы, и весь дом был в их распоряжении, не надо было прятаться, запирать свои спальни; было так приятно остаться одним, расслабиться. Нелегко все время быть настороже, особенно тяжело приходилось Джону, который, казалось, день ото дня становился все более женственным. Теперь он мог наконец заполнить дом цветами, проводить часы в постели с Лайонелом и не вставать до полудня. Но Лай в каникулы работал над фильмом. Они много гуляли, говорили, готовили еду, пили у камина горячий пунш или белое вино.
Они жили, как взрослые живут семейной жизнью, и совсем не беспокоились, заперта ли входная дверь, поэтому не услышали, как приехал отец Лайонела. Был следующий день после Рождества. Вард хотел уговорить сына все-таки поехать с ним на юг посмотреть на игру Грега, а потом всем втроем махнуть на суперкубок. Но эта мысль напрочь вылетела из головы, как только он вошел в дом. На его стук никто не ответил, он прошел в комнату и увидел ребят, лежавших у камина. Они были одеты, но голова Джона покоилась на коленях Лайонела. Лай, склонившись над ним, что-то шептал ему в ухо.
Вард замер как вкопанный, а потом закричал, и этот вопль был страшен. Мальчики вскочили и уставились на него. Лицо Лайонела смертельно побелело. Вард подошел к Джону и зло, наотмашь ударил его. У того кровь хлынула носом. Вард качнулся в сторону Лайонела, но сын перехватил его руку, предупреждая удар. В глазах Лайонела стояли слезы, а отец орал в гневе и сыпал оскорблениями.
– Вы, сукины дети… Грязные гомики… – кричал он Джону и сыну.
Он ослеп от ярости и слез и не верил своим глазам. Он хотел, чтобы все это оказалось неправдой и они немедленно разуверили его. Но все было именно так, и больше им нечего скрывать друг от друга. Лайонел из последних сил удерживал отца. Джон заплакал при виде этой кошмарной сцены, но Лайонел пытался сохранить спокойствие. Сейчас на карту ставилась его жизнь. Надо все объяснить отцу… Отец должен понять, что его сын устроен иначе, чем Грег, чем все другие… Но как найти нужные слова? Лайонел даже не почувствовал отцовского удара, когда тот наконец высвободился и влепил ему пощечину.
– Отец, пожалуйста, я хочу поговорить с тобой…
я…
– Я ничего не собираюсь слушать об этом! – Варда трясло. Лайонел вдруг испугался, что отца хватит удар. – Я больше не хочу тебя видеть. Вы два педераста. – Он обвел взглядом обоих. – Подонки. – Потом Лайонелу: – Ты мне больше не сын. Ты, педрила, больше не показывайся мне на глаза и не появляйся в моем доме, ты не получишь больше от меня денег. Вон из моей жизни! Ясно? И держись подальше от моей семьи! – Он зарыдал в голос и угрожающе двинулся на Джона.
Все мечты Варда рассыпались в момент. Старший сын – педераст! Это гораздо страшнее, чем потерять все свое состояние, как случилось много лет назад. Гораздо страшнее, чем угроза потерять жену… Такое он тоже пережил. Для Варда это было подобно смерти. Утрата, которую он не в силах вынести. И здесь была доля его вины… Но сейчас Вард этого не понимал.
– С тобой покончено, ясно?
Лайонел молча кивнул, и Вард стал отступать к двери, в которую вошел несколько минут назад. По лестнице он спускался почти вслепую. Потрясение было слишком велико, и он, завернув в соседний бар, проглотил четыре порции скотча. В восемь вечера встревоженная Фэй позвонила Лайонелу. Ей не хотелось беспокоить сына, но выхода не было: в шесть пришли гости, а Варда нет. На студии сказали, что он ушел рано, еще днем, и она не могла представить себе, где находится ее муж.
– Дорогой, отец сегодня к тебе не заходил? Лайонел будто онемел. Джон уже несколько часов рыдал на диване, ошеломленный и напуганный тем, что Вард расскажет родителям. Лайонел пытался успокоить его, заставил положить лед на разбитую щеку и нос, и сердце его разрывалось от муки и боли. Голос дрожал, и сначала он не сумел ничего ответить матери.
Похолодев, Фэй поняла – что-то случилось.
– Лай, дорогой… У тебя все в порядке?
– Я… гм… Я… У меня… – Слова не шли, и он зарыдал, а Джон сел и уставился на него. Лайонел, его спокойный, сильный друг, тоже рухнул. – Мам… Я не могу…
– О, мой Бог! В чем дело? – Может, неприятности с Бардом, и они позвонили Лайонелу? Фэй почувствовала, что ею овладевает паника, комком подступая к горлу. – Успокойся, скажи, в чем дело? Что случилось?
– Приходил отец… – Судорожные рыдания вырвались из груди Лая. – Он… Я…
И мать все поняла.
– Он застал тебя с Джоном? – Она вообразила худший вариант – мальчики были в постели, и ей показалось, что пол уходит из-под ног. Фэй и саму шокировала бы такая сцена, как бы терпимо ни относилась она к сыну.
Но Лайонел не успокоил ее, не рассказал, что все было достаточно невинно, и смог выдавить из себя только одно слово:
– Да… – Он еще долго не мог говорить, но потом его словно прорвало: – Он сказал, что не хочет больше видеть меня. И что я больше не его сын…
– Боже мой, дорогой. Успокойся. Ты же знаешь, все это неправда. Отец погорячился. Он придет в себя.
Фэй говорила с ним около часа; гости давно ушли, выпив по нескольку коктейлей. Она хотела приехать и поговорить с ними обоими, но Лай предпочел остаться с Джоном наедине. Мать была рада. Лучше, если она дождется Варда.
При виде мужа Фэй ужаснулась. Он явно побывал не в одном баре и был сильно пьян. Ноги его не держали, но он помнил события сегодняшнего дня. Вард взглянул на жену с ненавистью и отчаянием и сразу набросился на нее:
– Ты знала? Знала?
Фэй не желала лгать, но и не хотела, чтобы муж подумал, будто они что-то скрывали от него.
– Я подозревала Джона.
– Да пошел он куда подальше, сукин сын… Вард повернулся к ней, и она увидела на рубашке кровь – выходя из последнего бара, он упал и поранил руку. Но муж не подпустил ее к себе.
– Я имею в виду нашего сына, или теперь я должен называть его дочерью? – Он дыхнул перегаром, и Фэй отшатнулась, но он схватил ее за руку. – Так кто он такой? Ты знала? Знала?!
– Вард, он же наш сын. И неважно, что он сделал. Он порядочный человек и хороший мальчик… Он не виноват, что такой…
– А кто виноват? Я?
Вот что его бесило. Почему Лайонел стал таким? Вард мучил себя этим вопросом, переходя из бара в бар, и его не удовлетворял ни один ответ, приходивший на ум… Он позволил Фэй слишком много возиться с мальчишкой… А сам уделял ему мало внимания… Он путал его… Не любил сына, как надо… Всегда предпочитал Грега. Упреков к себе скопилось множество. Но итог был один: его сын – педераст. Где он научился этому? Как? Как вообще могло такое случиться? Вард воспринимал это как личное оскорбление собственному мужскому достоинству… Его сын – педик! Это слово жгло огнем, и сейчас он смотрел на Фэй со слезами на глазах.
– Перестань винить себя, Вард. – Она обняла его, повела к постели, присела рядом, и он тяжело привалился к ней.
– Я не виноват…
Он хныкал как испуганный ребенок. Год назад Фэй задавала себе тс же самые вопросы. Но для Варда они гораздо труднее. Она всегда понимала, что муж слабее ее и не настолько уверен в себе.
– Никто не виноват, ни ты, ни я, ни он, ни Джон. Лай просто такой, какой есть, и ты обязан это принять…
Вард оттолкнул ее, встал, покачиваясь, и так сильно стиснул ее руку, что она сморщилась от боли.
– Нет, этого я никогда не приму! Никогда! Ты поняла? И ему я так и сказал – он мне больше не сын!
– Нет, сын! – теперь разъярилась она и вырвала руку. – Он наш сын! Даже если он хромой, калека, немой, умственно отсталый, убийца или не знаю кто еще… Слава Богу, он всего лишь гомосексуалист. Он мой сын, до моего или его смертного дня, и твой сын тоже на всю жизнь, нравится он тебе или нет, одобряешь ты его или нет.
Варда потрясли слова жены и ее ярость.
– Ты не можешь выбросить его ни из своей, ни из моей жизни. Он никуда не денется, и лучше примирись с этим или пошел ко всем чертям, Вард Тэйер! Я не позволю тебе повергнуть мальчика в еще большее отчаяние, чем то, через которое ему уже пришлось пройти. Ему и без того тяжело.
Глаза Варда горели.
– Вот почему он такой! Ты всю жизнь его защищала. Ты всегда находишь для него оправдание. Прячешь его под своей юбкой! – Он упал в кресло и зарыдал. – А теперь он уже носит твои юбки, черт бы тебя побрал. Слава Богу, не ходит в платьях по улицам.
Не выдержав, Фэй дала ему затрещину. Вард не двинулся с места, лишь посмотрел на нее таким холодным и тяжелым взглядом, что она испугалась.
– Я больше не хочу видеть его в своем доме. Если он вдруг заявится, я вышвырну его вон! Я сказал ему об этом, теперь говорю тебе и скажу всем остальным. И если вы не согласны, тоже можете убираться. Лайонела Тэйера больше нет. Ясно?
От ярости Фэй потеряла дар речи, ей хотелось убить его голыми руками. Впервые в жизни она пожалела, что вышла за него замуж. Она так и сказала ему, прежде чем хлопнуть дверью. В ту ночь Фэй спала в комнате Лайонела, а утром за завтраком Вард окончательно разбил ее сердце. За ночь он постарел лет на десять, и она вспомнила свои слова, сказанные Лайонелу: правда убьет отца. Похоже, такое вполне может случиться. А после завтрака ей захотелось, чтобы эти слова сбылись. Вард молча выпил чашку кофе, уставился в газету и, не отрываясь от нее, заговорил – безжизненно, ровно… Это было редкое утро: на завтрак собрались все. Грег проводил дома последние дни перед отъездом на большую игру; близняшки встали рано, что казалось невероятным; буквально через несколько минут вниз спустилась Энн. Все молча смотрели на Варда. Отец сообщил, что Лайонела с сегодняшнего дня для них больше не существует, поскольку он гомосексуалист и находится в связи с Джоном Уэлсом. Девочки замерли в откровенном ужасе, Ванесса залилась слезами, а Грега, казалось, сейчас вырвет. Он вскочил и заорал на отца. Фэй вцепилась в стул.
– Вранье! – вопил Грег, больше защищая старого друга, чем брата, который всегда был ему чужим. – Это неправда!
Отец посмотрел на него, будто собираясь ударить.
– Сядь и заткнись. Это правда.
Лицо Энн посерело, как пепел. Фэй почувствовала, что вся ее семья, вся жизнь рушится. И возненавидела Варда за то, что он сделал с ними. И с ее первенцем.
– Лайонел больше не войдет в мой дом. Его больше нет. Вам запрещается видеть его, и если я узнаю, что кто-то общался с ним, может убираться тоже. Я больше не буду содержать его, встречаться с ним, разговаривать. Всем ясно?
Они деревянно кивали, с трудом сдерживая слезы. Вард вышел из-за стола, спустился во двор, сел в машину и поехал к Бобу и Мэри Уэлсам. Фэй и дети молча смотрели друг на друга. Грег только что не рыдал, думая о том, что скажут друзья, когда узнают. Худшего и придумать нельзя. Ему хотелось умереть. И убить Джона Уэлса. Этакое дерьмо… Он сам должен был догадаться, когда тот отказался от стипендии… Педрила поганый! Грег сжал кулаки и беспомощно смотрел на родных, а Ванесса пыталась заглянуть в глаза Фэй.
– А как ты к этому относишься, мама?
Вэн не сомневалась в том, что отец сказал им правду. Он застал этих двоих… Никто из детей не мог вообразить ничего более страшного. Все казалось непонятным, пугающим, ужасным; все они представили себе отвратительную сцену, якобы открывшуюся глазам отца, хотя на самом деле мальчики всего лишь сидели у камина, и голова одного лежала на коленях другого. Фэй посмотрела на детей, остановила взгляд на Ванессе и заговорила ровным, тихим голосом. Казалось, никогда раньше она не испытывала такой боли. Вард разрушил все, что она с огромным трудом построила за двадцать лет. Что будет с детьми? Кем они будут считать Лайонела? А самих себя? Отец вышвырнул старшего брата из их жизни только за то, что она позволила ему быть таким, какой есть… Детям надо объяснить… Черт с ним, с Вардом.
– Я по-прежнему люблю его. И если он такой, значит, такой, и все тут. Но Лай порядочный человек, и его сексуальные предпочтения тут ни при чем. – С детьми надо быть честной до конца. – Я всегда буду рядом с ним. И хочу, чтобы знали вы все: что бы вы ни делали, куда бы ни поехали, какие бы ошибки ни совершили, какими бы ни стали – хорошими или плохими, – я останусь вашей матерью и вашим другом. Вы всегда можете прийти ко мне, и у меня найдется для вас место в сердце, в моей жизни, в моем доме. – Фэй подошла к каждому в отдельности и поцеловала. Все четверо плакали – из-за брата, которого только что потеряли, из-за отца, от разочарования и потрясения. Все это было выше их понимания, но слова матери дошли до каждого.
– Ты считаешь, папа передумает? – Голос Вэл звучал глухо. Никто не заметил, как ускользнула Энн.
– Не знаю. Я поговорю с ним. Думаю, со временем к нему вернется здравый смысл. Но сейчас он не сможет понять.
– Я тоже не могу. – Грег грохнул кулаком по столу и встал. – Ничего более ужасного и отвратительного мне никогда не приходилось слышать.
– Как ты относишься к этому, Грег, дело твое. Мне плевать, чем они занимаются. Они никому не вредят. Они такие, какие есть. Я их принимаю такими.
Фэй посмотрела сыну в глаза. Казалось, между ними выросла стена. Как же он похож на Варда! Его разум закрыт, а сейчас закрыто и сердце. Он пошел наверх, хлопнув дверью. Тут все заметили, что за столом нет Энн. Фэй, понимая, что для девочки эта новость стала ударом, решила пойти и поговорить с ней. Но дверь Энн была заперта, и она не отвечала на стук. Близняшки тоже попрятались по комнатам. Как будто в доме покойник… Позже Фэй позвонила Лайонелу – ребята уже были в курсе того, что Вард ходил к Уэлсам.
Боб и Мэри Уэлс валялись в истерике, лились реки слез. После их звонка Джон пошел в ванную и его вывернуло наизнанку. Но, при всех воплях и упреках, Уэлсы хотели, чтобы Джон знал – он их сын и они не разделяют точку зрения Варда Тэйера. Они любят его и принимают, и Лайонела тоже. На глаза Фэй навернулись слезы, и она в душе злорадствовала по поводу того, что Боб, как сообщил Лайонел, выкинул Варда с порога дома.
Днем Фэй поехала навестить мальчиков. Она хотела, чтобы Лайонел еще раз убедился в том, что мать на его стороне. Они с сыном долго стояли обнявшись, потом Фэй повернулась и обняла Джона. Нелегко принять такое, и, конечно, она не выбрала бы для сына этот путь. Но так уж вышло, и Лайонел должен знать – у него есть дом и он член их семьи, что бы ни говорил отец. Теперь она будет платить за его учебу и оплачивать все расходы. Лайонел заплакал и пообещал найти работу, чтобы жить самостоятельно. Джон тоже намеревался искать место, но родители соглашались продолжать поддерживать его, так что для него пока ничего не менялось.
Однако Вард, вернувшись вечером, вел себя в том же духе. Его не было с утра, и по его виду Фэй сразу поняла, что муж весь день пил. Он вновь напомнил всем за ужином, что Лайонел больше не должен появляться в доме, что он мертв для всех. При этих словах Энн встала и с ненавистью посмотрела на него.
– Сядь!
Он впервые груб с ней. Энн продолжала стоять, на удивление всем. Да, такое в их семье не скоро забудется.
– Не сяду. Меня тошнит от тебя.
Она села, но к еде не прикоснулась, а потом, в конце ужина, подняла на него глаза и сказала:
– Он лучше, чем ты.
– Тогда вон из моего дома!
– Хорошо, я уйду.
Энн швырнула салфетку на тарелку, к которой не притронулась, и исчезла в своей комнате. Она услышала, как взревела машина отца. Ванесса и Валери озабоченно посмотрели друг на дружку. Они обе боялись за Энн, зная, как та любила брата.
В ту ночь Энн улизнула из дома и пошла прямо к Лайонелу. Она звонила, стучала, хотя света в квартире не было. Никто к ней не вышел. Она пошла на угол – звонить по телефону, но трубку не брали. Ребята слышали звонки, но не давали о себе знать, притаившись в гостиной. Кошмар длился уже двадцать четыре часа, и они едва с собой справлялись. Джон хотел было спросить, кто там, но Лайонел не разрешил.
– Если кто-то из ребят приехал пораньше, то у всех есть ключи. А вдруг это пьяный отец.
Измученные, они решили не открывать и даже не выглянули в окно. Энн нашла в кармане карандаш, оторвала кусочек от газеты, валявшейся среди мусора, и написала Лайонелу записку: «Я люблю тебя, Лай. И всегда буду любить. Э.».
Слезы стояли в глазах девушки. Она так хотела повидаться с братом перед отъездом. Впрочем, сейчас это уже неважно… Она сунула клочок бумаги в почтовый ящик. Вот и все, что ему надо знать. Он не должен думать, что и она против него. Этого никогда не случится. Но терпение Энн лопнуло, дома стало совершенно невыносимо после его отъезда. А дальше будет еще хуже. Она никогда больше его не увидит. Ей оставалось только принять решение.
