Текст книги "По велению сердца "

Автор книги: Даниэла Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

были иными, да и такой душевной близости между ними, пожалуй, не было. Их

отношения развивались размеренно и неспешно, тем более что она была студенткой,

когда они встретились, а он – зрелым мужчиной. Пол тогда не торопил события.

Другое дело сейчас. В их возрасте такая спешка вполне объяснима. Такие истории

были им хорошо известны: люди познакомились и полюбили примерно в таком же

возрасте, уверились в том, что наконец нашли свою половину, и уже через

несколько месяцев вступили в брак. И все же объяснить это кому то будет нелегко.

Прошел всего месяц, а они уже не только влюбились без памяти, но и решили

провести вместе оставшуюся жизнь.

Хоуп решила, что Полу она пока ничего говорить не станет. Не хотелось его

волновать, да и кто знает, как он воспримет эту новость? Правда, она давно уже

живет одна и свободна в своих решениях и поступках. И все же Хоуп понимала, что

Пол вряд ли одобрит ее роман с другим мужчиной. Она решила сначала познакомить

его с Финном – они наверняка подружатся. В отношении Пола Финн пока никакой

ревности не выказывает, и слава богу. В противном случае Хоуп бы нервничала. Пол

занимает большое место в ее жизни, и она его нежно любит, пусть и платонически,

и знает, что так будет всегда, до конца его дней, которых она ему желает как

можно больше. В январе она один раз с ним разговаривала, он все еще находился на

яхте и направлялся в сторону Сент-Барта. Она ничего не сказала ему про Финна. К

тому же Пол может позвонить ей на мобильный, где бы она ни была, а значит, и в

Ирландию, причем нет никакой необходимости оповещать его о том, где и с кем она

находится, разве что ей самой захочется ему сказать. Пока такого желания у нее

не возникало.

Они с Финном в последний раз поцеловались, он прошел досмотр и скрылся из глаз,

а она вернулась в город на той же арендованной машине. Впервые за целый месяц

Хоуп осталась одна, и это было так странно. То, что теперь не придется ни с кем

жаться на узкой кровати, служило слабым утешением. Для них с Финном это был

немыслимый трюк, но он настаивал на том, чтобы спать вместе, причем каждую ночь.

Она пообещала к следующему его приезду попытаться водрузить на антресоль кровать

пошире, что было непросто.

После отъезда Финна ее жилье опустело. Хоуп, вернувшись, какое то время

бесцельно бродила по комнате, потом села за компьютер и ответила на несколько

сообщений, проверила почту, отослала кое какие замечания по работе своему

ретушеру, после чего приняла ванну и с книгой легла в постель. Она уже скучала

по Финну, но не могла не признать, что побыть некоторое время одной тоже бывает

приятно. Финн любил, когда ему уделяют внимание, без конца занимал ее

интересными разговорами и ни на миг не хотел разлучаться. И для разнообразия

было совсем неплохо теперь побыть одной, хотя Финну она в этом ни за что не

признается.

Его звонок разбудил ее в три часа ночи. Финн только что прилетел и звонил

сказать, что любит ее и ужасно скучает. Хоуп сказала, что тоже его любит,

послала ему поцелуй в трубку и снова легла. А в девять он позвонил опять.

Рассказал обо всем, что планирует сделать в доме к ее приезду, и она терпеливо

его выслушала. Финн был как ребенок, и это трогало Хоуп до глубины души. Эта его

детская непосредственность делала его совершенно неотразимым. Рядом с ним легко

забывалось, что он известный и успешный человек. Да и Финн забывал о ее славе,

когда находился с ней. Для них это не имело значения.

Финн звонил Хоуп по три раза на дню, и она часто звонила ему в свободные минуты,

в перерывах между проектами и переговорами, походами в галерею и встречами с

кураторами. Все было прекрасно до того дня, когда Хоуп должна была вылететь в

Лос-Анджелес. Финн снова вспомнил о Роде Бимсе и предупредил, чтобы она не

вздумала с ним флиртовать и чтобы даже в ресторан не вздумала с ним ходить. Хоуп

пообещала этого не делать и напомнила, что у Бимса молодая жена, которая ждет

ребенка, так что ухаживания его ей не грозят.

– Как знать, как знать… – не сдавался Финн. – Лично я предпочел бы тебя любой

молоденькой!

– Вот поэтому я и люблю тебя, – улыбнулась Хоуп. Она уже опаздывала в аэропорт и

поспешила завершить разговор.

Пока она находилась в Лос-Анджелесе, Финн звонил беспрестанно. В конце концов

Хоуп даже была вынуждена на время съемок выключить мобильник, а когда вновь

включила, тут же получила от Финна выговор.

– Чем ты там занимаешься? – накинулся он.

– Фотографирую, дурачок! – попыталась успокоить его Хоуп. Она впервые

сталкивалась с подобной ревностью. Полу бы такое и в голову не пришло, да и ей

тоже. – Я уже закончила, сейчас я в отеле. Завтра утром у меня переговоры в

музее Лос-Анджелеса по поводу выставки в будущем году, и можно лететь. Вылетаю

завтра же. Так что перестань нервничать! А с Бимсом я больше не увижусь. – На

самом деле Род Бимс с женой пригласили ее на ужин, но она отказалась, сдержав

данное Финну слово. И испытывала по этому поводу сожаление. Раньше она всегда

принимала подобные приглашения от объектов своих съемок после завершения работы.

И впервые отказалась от подобного предложения, не желая огорчать Финна. Хоуп

искренне надеялась, что он сумеет совладает со своей ревностью. Его ревность и

раздражала, и одновременно льстила ей. Она чувствовала себя юной красоткой,

внимания которой добиваются мужчины. Она много раз говорила Финну, что для

ревности у него нет причин. Но переубедить Финна было невозможно.

Итак, Хоуп не пошла в ресторан, а скромно поужинала в номере в отеле «Беверли-Хиллз».

Уже ночью позвонил Финн и был страшно рад узнать, что она ужинала в номере. Он

был нежен и внимателен и с нетерпением ждал ее приезда.

На следующий день Хоуп с успехом провела запланированную встречу в музее, после

чего вылетела в Дублин. Перелет был долгим, и, сходя с трапа, она чувствовала

себя совершенно вымотанной. В будущем ей предстояло летать из Нью-Йорка, а это

будет намного более легкий перелет.

Хоуп быстро прошла таможню, а на выходе ее уже ждал Финн. Хоуп кинулась к нему в

объятия. Со стороны можно было подумать, что они не виделись несколько лет. В

руках у Финна был огромный букет роз, красных, белых и розовых – таких роз она в

жизни не видела. Оживленно болтая, они получили ее багаж, и Финн повел ее к

машине. Ей нравилось слышать со всех сторон ирландскую речь, которую Финн

забавно пародировал. С низким поклоном он распахнул перед ней дверцу своего «Ягуара»,

и она села, держа в руках цветы. Хоуп чувствовала себя невестой.

Через час с небольшим езды на юго-запад от Дублина они проследовали через

городок под названием Блессингтон. Следуя указателю, Финн поехал в Руссборо по

узким проселкам, умело управляя машиной с правым рулем, пока наконец не свернул

на гравийную дорожку. Вокруг высились горы Уиклоу, о которых он так много

рассказывал. Склоны были покрыты лесами и цветущими лугами, уже ожившими после

февральских дождей. Было холодно, но не так, как на Кейп-Коде. День был

пасмурный, несколько раз принимался идти дождь. И, едва съехав на гравий,

выстилавший подъездную дорожку к его дому, Финн остановил машину, обнял Хоуп и

крепко поцеловал. У нее даже дыхание перехватило.

– Господи, женщина, я думал, ты никогда не приедешь. Больше тебя никуда не

отпущу! В другой раз полечу вместе с тобой. Никогда еще я так сильно не скучал!

– Я тоже очень-очень соскучилась, – прошептала Хоуп. Она была абсолютно

счастлива. И ей уже не терпелось увидеть дом Финна.

Финн тронул машину. Его темно-зеленый «Ягуар» с бежевой кожаной обивкой салона,

очень элегантный и мужественный, был под стать хозяину. Финн сказал, что она,

если хочет, может в любой момент сесть за руль, но Хоуп боялась левостороннего

движения, тогда Финн галантно предложил быть ее персональным шофером, и Хоуп

благосклонно согласилась. Ну куда же она бы отправилась без него?! Она же

приехала, чтобы быть с ним.

Они целую вечность ехали по обсаженной деревьями гравийной дорожке, а где то

вдали темнел лес. После плавного поворота взору внезапно открылся дом – и у Хоуп

захватило дух. Она лишилась дара речи, а Финн довольно заулыбался. На него этот

вид всякий раз производил ровно такой же эффект – особенно после отсутствия,

пусть даже и недолгого.

– Бог ты мой! – воскликнула Хоуп и повернулась к нему. Он продолжал улыбаться. –

Ты шутил, наверное? Какой же это дом?! Это дворец! – Дом и в самом деле был

необыкновенный. Он был похож на ту фотографию, что он показывал ей в Лондоне, но

она даже не предполагала его истинных размеров и сейчас была поражена.

– Хорош, правда? – с гордостью проговорил Финн и заглушил мотор.

Хоуп вышла из машины. Особняк являл собой величественное зрелище, широкая

лестница была обрамлена изящными колоннами.

– Добро пожаловать в Блэкстон-хаус, любовь моя! – Финн уже рассказывал, что

особняк носит родовое имя его матери, так было с давних пор. Он обнял Хоуп за

плечи и повел вверх по каменным ступеням. Навстречу им вышел пожилой мужчина в

черном переднике, а следом появилась горничная почтенного возраста в форменном

платье. Они казались старше самого дома, но улыбались приветливо, когда Финн их

представлял. Их звали Уинфрид и Кэтрин, позже Финн рассказал Хоуп, что слуги

достались ему вместе с домом.

В доме была длинная галерея, увешанная внушительными фамильными портретами, и

мрачный холл с гобеленами и старинной мебелью. Света было мало, и Хоуп с трудом

могла разглядеть картины. Уинфрид пошел за ее багажом, а Кэтрин удалилась

готовить чай. По обе стороны галереи располагались комнаты, обставленные

солидной старой мебелью. Хоуп приметила несколько прекрасных обюссонских ковров

в приглушенных тонах, давно ждущих реставрации. Сквозь высокие и широкие окна

лился свет. Старинные портьеры потускнели и были заметно потерты.

Столовая была огромной, по словам Финна, за стол можно было усадить человек

сорок, а тяжелые серебряные канделябры невероятных размеров были начищены до

зеркального блеска. За столовой следовала библиотека с несметным множеством книг.

Финн повел Хоуп по внушительной лестнице на второй этаж, где располагались шесть

спален, небольшие гардеробные и гостиные. Во всех комнатах мебель была зачехлена,

занавески на окнах плотно зашторены. И наконец они поднялись на третий этаж, где,

собственно, и обитал Финн. Здесь было очень уютно. Комнаты были небольшие и

светлые, света больше, а мебель и ковры – в лучшем состоянии. Штор на окнах не

было, и в комнатах было светло, несмотря на пасмурный день. Финн заблаговременно

разжег камин и поставил в каждой комнате вазы с полевыми цветами. Уютная спальня

с широкой кроватью под балдахином, несомненно, принадлежала хозяину. И, как и в

его лондонском доме, повсюду были книги, книги, книги, и больше всего – в

комнате, служившей Финну кабинетом.

Через несколько минут в гостиной появилась Кэтрин с серебряным подносом в руках.

На подносе стоял серебряный чайник, блюдо с традиционными британскими бисквитами

и молочник с густыми сливками. Она с улыбкой поставила поднос на стол и бесшумно

вышла.

– Что скажешь? – поинтересовался Финн. Все эти дни его тревожил вопрос:

понравится ли здесь Хоуп и не сбежит ли она через несколько дней. Сам он свой

дом обожал, Финн уже привык к запустению и не торопился приводить его в

идеальный порядок. Финн боялся, что Хоуп особняк покажется чересчур мрачным и

она не захочет остаться. Но вопреки его ожиданиям Хоуп улыбалась и протягивала

ему руки.

– Никогда не видела дома красивее этого, – искренне призналась она. – А тебя я

люблю больше жизни! – От этих слов Финна захлестнула волна любви и на глаза

навернулись слезы.

– Я знаю, над ним еще надо поработать, – сказал серьезно Финн. Хоуп рассмеялась.

– Поработать, конечно, придется, но спешить, по моему, некуда. У тебя наверху

очень уютно. Потом устроишь мне обстоятельную экскурсию? Слишком много

впечатлений сразу. – Хоуп хотелось осмотреть особняк без спешки и, чем возможно,

помочь Финну в устройстве дома.

– Надеюсь, ты быстро освоишься. – Финн налил чай себе и ей, Хоуп взяла бисквит.

– Ты еще ванных комнат не видела, здесь ванны такие, что можно вдвоем

поместиться. А вечером отправимся на прогулку. За домом у меня конюшни, они тоже

очень старые, правда, я пока не решил, что с ними делать. Здесь вообще дел

невпроворот. Вбухиваю сюда все гонорары, а результата не видно – это какая то

прорва! На днях хочу заняться мебелью. Тут же нет ни одного целого дивана или

кресла! Вся мебель досталась мне вместе с домом.

Хоуп хорошо представляла себе, во что может обойтись реставрация такого особняка.

И времени потребуется немало. Она почувствовала своего рода азарт – так ей

захотелось помочь Финну в этом. Это будет захватывающее дело для обоих!

Но едва Хоуп допила свой чай, как Финн увлек ее в спальню и с жадностью на нее

набросился. Хоуп и глазом не успела моргнуть, как он запер дверь и стянул с нее

одежду, после чего занимался с ней любовью до тех пор, пока не насытился сам и

не оставил ее бездыханной. Такой сексуальной активности позавидовали бы и юноши.

Потрясенная Хоуп была наверху блаженства.

– Вот это да! – выдохнула она и подумала удивленно, как это она смогла целую

неделю прожить без него. Она явно все больше привыкала к нему, а их страсть уже

начинала походить на наваждение. Финн доставлял ей такое удовольствие, какого

она никогда не испытывала, о каком и не мечтала.

– Больше никуда тебя не отпущу! – с улыбкой сказал Финн, любуясь ее обнаженным

телом, распростертым теперь уже на их постели. – Вот возьму и прикую тебя к

кровати! Уверен, кто нибудь из моих предков уже прибегал к чему то подобному.

Или просто прикую тебя к себе. – Хоуп рассмеялась.

Потом он показал ей необъятных размеров ванную комнату и гигантскую ванну и

наполнил ее водой. Хоуп порадовалась, что сумела выспаться в самолете, здесь ей,

похоже, выспаться не удастся. Она погрузилась в теплую воду, а Финн принес ей

чай в изящной золоченой чашке лиможского фарфора. Хоуп сидела в ванне, пила чай

и чувствовала себя изнеженной капризной женщиной, которую ублажает любовник.

Сколь разительно это отличалось от простых радостей Кейп-Кода и от ее

спартанской нью-йоркской квартиры! Блэкстон-хаус очаровал ее, а про Финна и

говорить нечего.

Финн не стал спрашивать у Хоуп разрешения и, быстро раздевшись, тоже забрался в

ванну. В следующее мгновение они уже занимались любовью в воде. Финн не уставал

твердить, что никогда в жизни его еще никто так не заводил. Верилось в это с

трудом, но слышать это Хоуп было приятно, особенно после нескольких лет ее

монашеской жизни. Финн стал для нее источником радости и возбуждения.

Наконец они вылезли из уже остывшей воды, оделись и спустились вниз. Теперь они

не спеша обошли все комнаты. Хоуп поднимала жалюзи (при этом многие рассыпались

прямо в руках), раздвигала шторы, чтобы хорошенько осмотреть комнату. Ей

нравилась деревянная обшивка стен с красивой отделкой. Но мебель выглядела жалко,

старинные ковры нуждались в реставрации, а шторы уже ничто не могло спасти.

– Что, если выкинуть все, что сломано или не подлежит восстановлению? Все

вычистить, вымыть, где нужно покрасить? Сначала будет казаться, что в доме

пустовато, но зато можно будет начать с чистого листа. – Хоуп старалась

придумать, как и чем помочь, пока она здесь, а делать это вместе с Финном (или

даже для него, когда он засядет за книгу) будет интересной творческой задачей.

Время у нее сейчас есть.

– Будет не просто пустовато, – рассмеялся Финн. – Будет пустыня. Не думаю, что

здесь хоть что то стоит оставлять. – Большая часть мебели действительно имела

плачевный вид, при ярком свете бросалась в глаза вытертая обивка, некоторые

кресла держались на трех ножках, такие же колченогие столы были придвинуты

вплотную к стенам, обивка мягкой мебели была грязной и потертой до дыр, и

повсюду стоял запах пыли. Уинфрид и Кэтрин были слишком стары, чтобы содержать

такой особняк в чистоте. Они следили за порядком в хозяйских комнатах наверху,

на большее сил у них не хватало. Можно было подумать, что последняя уборка

производилась здесь лет сто назад, о чем Хоуп осторожно сказала Финну.

– Я не затем тебя пригласил, чтобы ты занималась моим хозяйством! – довольно

резко ответил тот, и Хоуп решила больше не делать критических замечаний, чтобы

не расстраивать Финна. Она понимала, как много значит для него это родовое

гнездо.

– Да я с удовольствием этим займусь! Пусть это будет мой творческий проект. Пока

я здесь, можно тут разобраться, не спеша привести в порядок одну комнату за

другой, и ты сам решишь, что оставлять и реставрировать, а от чего избавиться.

– Да ничего тут оставлять не нужно! – воскликнул Финн, обводя глазами комнату и

словно видя ее впервые, как сейчас Хоуп. – Но чтобы сделать все, что тут

требуется, у меня не хватит средств. – Вид у него при этом был огорченный.

– Сначала все отмоем, а там посмотрим. С этого и начнем. Может, даже подберем

подходящий обивочный материал и обтянем заново кресла и диваны, какие покрепче.

Я, ты знаешь, рукастая, – сказала Хоуп с гордостью, а Финн взглянул на нее с

таким вожделением, что она зарделась.

– Это уж точно! Я теперь тоже это знаю, – расхохотался Финн.

После осмотра дома Финн надел на нее свою старую куртку, в которой Хоуп едва не

утонула, и они отправились смотреть конюшню, сад, парк, и так добрели до опушки

леса. Опускался густой туман, и Финн решил, что идти в горы сейчас опасно, хотя

ему и хотелось показать Хоуп местные красоты. Он повез ее в деревню, где показал

местные магазинчики и лавки. Потом они зашли в паб, Хоуп взяла чашку чая, а Финн

заказал темное пиво. Они болтали с другими посетителями, и Хоуп с удивлением

отметила, что в заведении посетители всех возрастов – дети, старики, молодежь,

много женщин. Этот паб был чем то вроде местного клуба и совсем не походил на

американские бары. То ли кофейня, то ли пивная. И люди необычайно дружелюбные.

Правда, Финн начал нервничать – ему не нравилось, как поглядывали на Хоуп двое

мужчин за соседним столиком. Сама Хоуп не обратила на них никакого внимания.

Финн явно проявлял собственнические замашки, но Хоуп знала, что никогда не даст

ему повода для ревности, и потому не испытывала ни малейшего беспокойства. Она и

в юности не была кокеткой и всегда хранила верность своему мужчине. С этой

стороны Финну опасаться было нечего.

Они вернулись домой, и наконец был подан так называемый чай – по сути, настоящий

ужин. Сэндвичи, мясные закуски, картошка, сыр и сытный ирландский мясной суп.

Они едва смогли подняться из за стола. А потом они сидели в небольшой гостиной

наверху перед камином. Спать легли рано. Уставшая Хоуп закуталась в одеяло, не

дав ни малейшей надежды Финну на бурную ночь, и крепко уснула.

Глава 9

На следующий же день Хоуп в сопровождении Финна, старого Уинфрида и Кэтрин

обошла все комнаты, открывая жалюзи и ставни и оценивая состояние мебели и

каждой комнаты. Финн дал ей карт-бланш на любые преобразования, и работа

закипела. Сломанные жалюзи были выброшены, потертые пыльные шторы сняты и

сложены на полу. В парадную гостиную снесли сломанную мебель. Хоуп составила

подробный перечень всего, что предстояло сделать. Станет посуше – можно будет

вынести ковры для проветривания. Пока погода была плохая, весь день то и дело

принимался дождь. Особняк был насквозь пропылен, так что к концу

подготовительных работ на первом этаже Хоуп беспрерывно чихала и кашляла.

Мебелью стоило заняться серьезно, в особняке было много красивых вещей, но все

они нуждались в ремонте. Хоуп решила найти в деревне мебельщика – нет сомнения,

что в округе, где столько старинных имений, такой отыщется. Пока в ее списке на

реставрацию числились шестнадцать предметов мебели, и только семь не подлежали

восстановлению. Ближе к вечеру Хоуп потащила Финна в деревню, чтобы купить воск

– некоторые вещи ей хотелось попробовать отполировать самой. Уинфрид с Кэтрин

благоговейно взирали на то, что она творила, а Финн ахал от восхищения. На

другой день Хоуп занялась вторым этажом. Она обследовала все спальни и кое где

обнаружила под муслиновыми чехлами прекрасную мебель. Все это доставляло ей

удовольствие, а Финн не мог нарадоваться.

– Господи ты боже мой! – улыбался он. – Вот уж не думал, что ты захочешь

заняться благоустройством этого жилища! – Он был растроган ее рвением. Хоуп

трудилась не покладая рук. Она заставила Финна отвезти ее в Блессингтон на

поиски краснодеревщика, которые увенчались успехом, и уже через день мастер

должен был прибыть в поместье. Он явился, как и обещал, и с согласия хозяина

забрал на реставрацию всю мебель, требующую ремонта, а днем позже Финн отвез

Хоуп в Дублин, где она закупила километры обивочной ткани пастельных тонов. Во

всех случаях она согласовывала свой выбор с Финном, но настояла на том, что

оплачивать покупки будет сама. Она хотела сделать Финну своеобразный подарок, и

он не смог ее переубедить.

После этого много дней подряд вместе с Уинфридом и Кэтрин Хоуп наводила в доме

чистоту, и в результате ни от вековой пыли, ни от паутины не осталось и следа.

Кое-какие шторы она после чистки снова повесила, те же, что пришли в

окончательную негодность, были выброшены. Уж лучше пока обойтись вообще без штор,

чем вешать такое старье, решила она. Особняк, казалось, повеселел, а после того

как Хоуп раздвинула темно-зеленые портьеры в галерее, он и вовсе перестал

казаться мрачным. Дом хорошел день ото дня. А Хоуп не уставала повторять, как ей

нравится заниматься обустройством дома.

– Ну, вот что, – объявил Финн однажды вечером, – хватит тебе трудиться, давай

куда нибудь выберемся. Хочу показать тебе местные достопримечательности. – И он

показал Хоуп старинные имения, которые были в округе. Хоуп лишь утвердилась во

мнении, что фамильный дом Финна не имеет себе равных. Блэкстон-хаус, как ни один

другой особняк, олицетворял собой дух этой местности. А Хоуп теперь видела свою

задачу в том, чтобы помочь Финну привести родовое гнездо в порядок. Для одного

человека это был непосильный труд. Была и еще одна деталь: Хоуп заметила, что

Финн тяжело расстается с деньгами, и потому старалась обходиться разумными

средствами и даже по возможности платила из своего кармана, но так, чтобы при

этом не обидеть Финна. Тот был растроган, он понимал, что все это Хоуп делает из

любви к нему. А тем временем усилия Хоуп уже дали первые результаты.

Всякий раз, как Финн садился за работу, Хоуп бралась за полировку мебели, и вот

уже одна комната, а за ней и другая зажили новой жизнью. Часть мебели находилась

в ремонте у краснодеревщика. Местный обивщик взялся за реставрацию диванов и

кресел. В хозяйской спальне, в которой уже много лет никто не жил, Хоуп

обнаружила восхитительную мебель и прекрасные фрески на стенах. Хоуп не уставала

повторять, что это похоже на Версаль.

– Ты меня потрясаешь! – то и дело восхищался Финн.

Когда же Хоуп была свободна от полировки и перестановки мебели, то

фотографировала местных жителей либо обследовала антикварные лавки в поисках

чего нибудь интересного для его дома. Как-то дождливым днем она даже взялась

помогать Кэтрин в чистке столового серебра, и в тот день ужин был подан в

парадной столовой за длинным столом, а не на подносах наверху. Но в доме по

прежнему было холодно. На Хоуп были джинсы и старый свитер Финна, отчего она

стала похожа на девчонку.

– Чувствую себя героем карикатуры в «Нью-Йоркере», – со смехом объявил Финн,

когда Уинфрид прислуживал им за ужином в гигантской столовой. Кухня

располагалась в цокольном этаже и была довольно допотопная, но все оборудование

работало без сбоев, Хоуп и на кухне успела привести все в порядок. С ее приезда

прошло всего две недели, а дом выглядел совершенно обновленным.

После ужина Хоуп отправилась в парадную гостиную фотографировать фрески, чудом

сохранившиеся на потолке. Следом за ней пошел и Финн.

– Как ты думаешь, можно будет оживить краски на этих стенах? – спросила его Хоуп

задумчиво, но он уже заключил ее в объятия и жарко целовал.

– Ты сумасшедшая, но я тебя люблю. Как только я жил без тебя? Дом весь сгнил,

жизнь – сплошной бардак, а я даже не понимал, чего мне не хватает. Теперь то

понимаю! Пожалуй, я не отпущу тебя в Штаты! – Он был серьезен, но Хоуп лишь

весело рассмеялась. Она сама была счастлива от того, что дом уже начинал оживать.

Хоуп видела, сколько радости это приносит и Финну, и получала наслаждение от

сознания своей нужности.

– А давай позовем на ужин твоих соседей? – как-то раз предложила она. – В этих

чудесных домах наверняка живут интересные люди. Ты с кем нибудь из своих соседей

знаком? – оживленно спросила она. Ей уже виделись симпатичные люди за столом в

парадной столовой, а кроме того, ей искренне хотелось познакомиться с людьми,

живущими по соседству с Финном.

– Не знаком ни с кем, – ответил Финн. – Я приезжаю сюда работать, у меня и

времени то нет куда то ходить. Все мои друзья в Лондоне.

– А было бы славно позвать гостей, познакомиться. Вот когда мебель доставят… –

осторожно предложила она.

– Я предпочел бы провести время с тобой наедине, – сухо отрезал Финн. – Ты здесь

будешь недолго, и я не хочу тебя с кем то делить. Вдвоем куда романтичнее. –

Финн жаждал владеть ею безраздельно, а Хоуп с ее интересом к людям стремилась к

общению, к тому же ей ужасно хотелось похвалиться домом.

– Одно не исключает другого, – возразила она. – Можно и встречаться с другими

людьми, и проводить время наедине.

– Ну, может, как нибудь в другой раз, – буркнул Финн, и тут у Хоуп зазвонил

мобильник. Она ответила. Это был Пол. Хоуп вышла из гостиной и присела на кресло

в уголке. Они не разговаривали уже несколько недель. Пол все еще был на своей

яхте в море. Хоуп сказала ему, что гостит у друга в Ирландии в потрясающем

старинном особняке. Ей показалось, у Пола усталый голос, но она не стала

допытываться. Поговорив несколько минут, она завершила разговор, и вернулась к

Финну.

– Кто это был? – спросил Финн, пристально глядя на Хоуп.

– Пол. Я рассказала ему про твой дом.

– Чудесно. Он все еще любит тебя?

– Понятия не имею, я его об этом не спрашивала. И потом, он слишком тяжело болен,

чтобы думать о ком то, кроме себя. Не забывай, это он со мной развелся, сейчас

он для меня просто близкий человек, друг. А как может быть иначе, ведь мы много

лет были женаты.

Финн сухо кивнул и больше не стал задавать никаких вопросов.

Немного позже они отправились прогуляться, и Хоуп собрала целую охапку полевых

цветов и дома поставила их в вазы. Финн смотрел на нее с задумчивой улыбкой, а

вечером опять заговорил о ребенке, хотя раньше и обещал не касаться этой темы.

Хоуп этот разговор казался преждевременным, но Финн твердил, что жаждет иметь от

нее ребенка. Хоуп не стала говорить ему, что на самом деле не хотела заводить

ребенка прежде, чем они зарегистрируют брак. А на этот счет у нее еще были

сомнения, хотя их оставалось все меньше и меньше.

– Я хочу, чтобы у нас была девочка и чтобы она была похожа на тебя, –

мечтательно произнес Финн, обнимая ее после секса. – Я так хочу от тебя ребенка,

Хоуп! – прошептал он ей в ухо.

– Да, дорогой, – отозвалась она, – я тоже, но в моем возрасте это может и не

получиться.

– В наше то время? Все получится, медицина поможет. Есть же все эти новомодные

методики. Теперь с этими проблемами отлично справляются. – Хотя Финн без конца

повторял, что хочет, чтобы она забеременела, но пока они продолжали

предохраняться. Хоуп не была готова принять такое решение. Одно дело –

заниматься любовью, помогать наводить порядок в доме, даже жить вместе, и совсем

другое – заводить ребенка.

– Посмотрим… – тихо ответила она, свернулась калачиком в его объятиях и,

блаженно улыбаясь, подумала, что это самые счастливые дни в ее жизни, во всяком

случае – за последние годы.

Шла третья неделя пребывания Хоуп в Ирландии, когда Финн удивил ее, предложив

провести уик-энд в Париже. У Хоуп и в мыслях не было куда то поехать, но

неожиданно эта идея ей понравилась. Финн забронировал номер в «Ритце», ее

любимом отеле, и в конце недели они вылетели во Францию. На обратном пути они

решили заехать в Лондон, что устраивало Хоуп, так как ей нужно было встретиться

с куратором фотовыставок в галерее «Тейт Модерн». Накануне отъезда она позвонила

и назначила встречу, чем очень обрадовала куратора.

В Париже все было чудесно. Номер в «Ритце» оказался небольшим, но удобным и даже

элегантным, они часами бродили по городу, перекусывали в прелестных старых

бистро на Левом берегу, заходили в антикварные лавки, подыскивая что нибудь для

Блэкстон-хауса. Им было очень хорошо вдвоем в Париже – как и всюду, где они были

вместе. Но романтичный Париж был особенным городом, созданным для любви и

влюбленных.

– Никогда в жизни меня так не баловали, – сказала Хоуп, сделав попытку заплатить

за ужин, но Финн не позволил. А вот расплачиваться за покупки для его дома в

Ирландии он ей позволял. И хотя Хоуп не считалась с расходами, видеть некоторую

прижимистость Финна ей было неприятно. Она знала, его книги хорошо продаются, но,

– говорила себе Хоуп, – у него еще есть сын, которого надо содержать и платить

за университет. Обучение сына целиком лежало на Финне, и даже в Ирландии, не

платя налогов, содержать такой большой дом, как Блэкстон-хаус, было весьма

накладно. У нее же от Пола после развода было достаточно денег. Подчас Хоуп

чувствовала особенно остро неловкость от того, что не помогает Финну больше, чем

он позволяет. Как-то за обедом Хоуп попробовала объясниться на этот счет.

– Ты вряд ли позволишь мне взять на себя часть расходов, – мягко заговорила она,

– но мне после развода досталось целое состояние. Пол как раз продал свою

компанию, и теперь, когда Мими нет, ни ему, ни мне, по большому счету, эти

деньги не особенно нужны. Пол большую часть времени проводит на яхте, да и мои

расходы невелики. И я бы хотела, чтобы ты позволил мне делать свой вклад в общий

бюджет.

– Это не в моих правилах, – твердо сказал Финн и спросил неожиданно: – Теперь,

после смерти Мими, кому ты предполагаешь оставить наследство? – Вопрос Финна

удивил Хоуп, хотя, по правде говоря, она и сама не раз задавалась им. Близких,

кроме Пола, у нее не было, но, будучи на шестнадцать лет старше и с

неутешительным диагнозом, вряд ли он ее переживет, как ни грустно это сознавать.

А ведь все деньги достались ей от него. При разводе она получила от Пола целое

состояние, и как Хоуп ни сопротивлялась, он настоял на своем, твердя, что

намерен обеспечить ей безбедное существование на всю ее жизнь. После его смерти

все состояние Пола должно было перейти к ней.