Текст книги "Все наши тени (СИ)"

Автор книги: Даниэль Брэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Был еще и чердак, но я понятия не имел, как туда забираться, и меньше всего я хотел сломать себе что-нибудь. Поэтому поисковую операцию в доме я малодушно свернул.

– Опять тебя где-то носит, – благодушно укорила меня баба Лиза и посмотрела внимательно, даже несколько с подозрением. Я не смог понять, то ли ей интересно, где я был, то ли она хочет узнать, не приходили ли ко мне ночью странные гости.

– Да я к себе ходил, – сказал я. – Вы меня этим «ведьминым домом» заинтересовали. Ничего ведьминского я там не нашел, а жаль… Зато, представляете, увидел, где он горел.

– А, – протянула баба Лиза. – Молоко будешь? Правда, остыло уже, наверное. Ну и бутылочки вон твои.

Отказываться я не стал. Заодно сравнил на вкус коровье молоко и козье. Особых отличий не увидел, зато почувствовал себя сытым.

– Да оба пожара потушили быстро, – тем временем рассказывала баба Лиза. – Один раз сама Красовская выбежала, второй в ночи полыхнул. Хорошо, что Петро еще после первого раза посоветовал ей запасные ключи возле двери повесить. И чего она от нас прятала, ума не приложу? Но ключи повесила, да. Если бы не они, угорела бы.

«Бинго», – похвалил я себя и спросил:

– А что, у нее какие-то ценности были? Вы говорили, она вернулась с деньгами.

– С деньгами да. – Баба Лиза ушла в кухню, но ее басок я прекрасно слышал и оттуда. – Дом она чинила. Он после войны стоял, считай, вообще никакой, один фундамент. Вот года два она шабашников нанимала, а потом… а, да ты и не помнишь, наверное, в девяносто втором все ее денежки пшиком пошли.

Я действительно такого не помнил. В девяносто втором мне было всего пять лет, и меня мало интересовали глобальные экономические проблемы. Да меня вообще тогда мало что интересовало, кроме игрушек и мультиков.

– Так и жила она – печь да стулья.

Баба Лиза вернулась, поставила пару бутылок с молоком на стол, вытащила тетрадку, стала в ней что-то записывать.

– Стул один, – настороженно сказал я.

– Второй Петро на пожаре сломал, – объяснила баба Лиза. – Размахивалась-то она сильно, вон, бревна какие, огнеупорные. Вообще Петров батька, тогда еще жив был, все думал, что Ермолину поджигают, но нет, дом изнутри оба раза горел. А нечего было нанимать шелупонь, – строго заметила баба Лиза, закрывая тетрадь. – Ну и где эта пьянь, скажи на милость? Отец вон какой участковый был, капли в рот не брал, даром что инвалид войны, царствие ему небесное, а сын – тьфу, пропойца.

После этих слов – об участковом – версию с поджогами я тоже исключил. Если до меня ее проверяла полиция, то есть тогда еще милиция, мне с ними тягаться не стоило.

– Значит, Ермолина хоромы хотела строить?

– А то, – хохотнула баба Лиза. – Тот дом, который твой, хотела отдать под баню. Вот откуда у нее деньги взялись, скажи? – Она в упор уставилась на меня, и я понятия не имел, почему. Я ведь Ермолиной даже не приходился родственником.

– А хотите, я вам молоко сам отвезу? – Мне очень нужен был повод еще раз наведаться в Белоселье. – Я все равно купить кое-что хотел.

– Ну отвези, – милостиво разрешила баба Лиза. – Там магазин в Белом селе – «Дядя Степа», для дачников. Спросишь Андрея или Марину, им передашь. За все они тебе должны четыреста рублей.

Мне пришлось заняться погрузкой молока под бдительным оком бабы Лизы, и вот тут я сполна вкусил ее строгости. Не так положил, не так закрепил, так побьется, так прольется. Но в конце концов с молочной логистикой я кое-как справился, и баба Лиза посоветовала мне перед долгой дорогой перекусить. Я начал опасаться, что к концу отпуска не влезу ни в одни штаны.

– А почему вы все-таки мне спать-то в доме не советовали? – как бы вскользь спросил я. – Комфорта там, понятное дело, никакого, но…

– Да Петро там видел кого-то, – ответила баба Лиза. – Понятно, что не с трезвых глаз, но – сам понимаешь. Красть там нечего, бродяг у нас нет, вон, даже собак не держим, мое дело предупредить. То ли огонек в окне, то ли тень какая. Да и как комендант помер, я еще помню. Здоров был как бык, а то и недели не прожил.

Мне стало интересно, знает ли она насчет того, что в ее доме тоже водятся призраки.

– А как же она не боялась в таком доме сама жить? – усомнился я. – Если он горел. А керосинка? У нее что же, вообще никого не было? Ни родни, ни друзей?

– Насчет родни я не знаю, вон, супруга твоя оказалась родней? А друзья… какие друзья у фашистки?

– А Зоя, ну, та цыганка с ребенком, куда потом делась? – продолжал допытываться я. Бабу Лизу моя настойчивость, похоже, начинала уже понемногу злить.

– Уехала куда-то после войны. Родня мужа сгорела, муж на фронте погиб. Ну, давай, поезжай, а то молоко совсем остынет. Дачникам все равно, что пить, а перед Андреем неудобно. Да куртку надень, сейчас дождь ливанет.

Небо и в самом деле нахмурилось, тучи почти задевали верхушки деревьев. Резкие и короткие порывы ветра гнали по деревне листья и сухой песок. Баба Лиза пошла загонять в сарай скотину, а я завел машину и поехал.

Первые капли дождя шлепнулись на лобовое стекло, когда я выехал на разбитый асфальт. Сначала одна, потом и вторая, потом пару секунд было тихо, а в следующий миг разверзлись хляби и окатили мой несчастный автомобиль по самое не могу. Старые стеклоочистители не справлялись, машину повело, дорога в одно мгновение превратилась в кипящий поток. Я сбавил скорость и полз еле-еле, тем более что и ветром меня начало мотать из стороны в сторону. Ругаясь почем свет, я кое-как добрался до указателя на Белое село, но проще мне не стало. Ветер теперь дул прямо навстречу, и машина с трудом преодолевала сопротивление.

Магазин «Дядя Степа» оказался закрыт, хотя увидел я его еще издали, несмотря на ливень. Владельцы знали, как привлечь внимание к своему бизнесу, и указатель в виде знаменитого милиционера был приметен в любую погоду. Хотя я и не знал, какое отношение Дядя Степа имел к торговле товарами народного потребления, – подозреваю, что никакого, – но с потребителем он работал неплохо. Досадуя на несданное молоко, я решил не тратить времени зря и заехать еще в одно место, которое должно было быть открыто в любую погоду.

Наверное, что-то случилось там, наверху, и моя карточка – или что у них? – сегодня была вместо джокера. Первый, кого я увидел, был Фома, и он вешал привезенные мной иконы на стену.

– А! – крикнул он, но, впрочем, довольно негромко, хотя и радостно. – Димыч. Проголодался?

Я не знал, радоваться мне в ответ или нет. Его фигуру я точно не мог перепутать. Или все-таки мог?

– Привет, – сдержанно сказал я. – Да нет, я сейчас сытый. Поговорить надо.

Фома наклонил голову, многозначительно покорчил рожицы, выражая этим, наверное, удивление. Я ждал.

– Говори? – полувопросительно разрешил он. – Отец Сергий приболел немного, я не хотел бы храм оставлять. Или… разговор такой будет, что лучше не в церкви?

– Разговор как разговор, – пожал плечами я. – А что, боитесь, что кто-то ограбит?

– Мало ли, кто зайдет, – спокойно объяснил Фома и занялся другой иконой. – Помочь там или что. Хотя в такую погоду…

– Скажи, а где был тот дом, в котором ты нашел бумаги Красовской?

Фома так удивился, что даже положил икону на лавку.

– А какая разница? – В голосе его не звучало вражды. – Недалеко отсюда. А в чем дело-то?

Он был так искренне удивлен, а я настолько измотан своими мыслями, что, сам того не желая, так и продолжая стоять в куртке, которая успела промокнуть за полминуты, и теперь с меня натекла на пол церкви лужа, скороговоркой выложил ему все, с самого начала. С того момента, как приехал в этот дом, как лег спать, как кто-то ко мне наведался ночью… Прекрасно понимая, что ко мне и на помощь никто не придет, если что, и пути к отступлению я Фоме сам начертил, если он хоть как-то ко всему этому причастен. Закончил я под оглушительный грохот грома, а Фома утер лоб рукавом и выдохнул.

– Вот это да.

Мне ничего не оставалось, как только кивнуть.

– Так ты поэтому говорил про письма, – продолжал Фома. – Эх… слушай, а разве что можно сделать? Обратиться куда, в архивы, на телевидение? В военкомат, может быть? Но ведь я… Может, отец Сергий мог бы?

Я тоже думал об этом, но вряд ли бы это сработало.

– Не уверен, – признался я. – И дело тут не в тебе. Не в том, что у тебя даже паспорта нет. Просто… сколько времени с тех пор прошло? Даже тем, кто в сорок пятом в восемнадцать на фронт ушел, уже девяносто. Как ты думаешь, много их осталось? Кто теперь подтвердит, да хотя бы хоть что-то?..

– Но у нас есть бумаги! – загорячился Фома. Он сказал «у нас», и мне почему-то это понравилось. Не то чтобы я ему безоговорочно верил… но он был готов поделиться своей находкой с другим людьми. – Мы можем их показать. Отдать кому надо. Пусть сомнения останутся, но и другие сомнения тоже появятся! Что не продажная она тварь, а герой.

– Мы этого точно не знаем, – заметил я.

– А точно и не надо. Пусть хоть какой-то, но будет шанс. Разве нет?

Я не мог не согласиться, что он прав, хотя вчера не видел в нем подобного энтузиазма. Но, возможно, человека надо просто увлечь. Днем ранее я не был настолько убедителен.

– Может, она о сожженной деревне писала, – продолжал Фома. – Надо пойти ко мне и все еще раз перечитать. Вдруг ты заметишь, что я упустил?

– А как же справедливость там? – и я указал пальцем наверх.

– Там она все равно будет, – уверенно сказал Фома. – Но и тебе не случайно все это стало известно. Сейчас я закончу – и сразу пойдем.

Новый удар сотряс церковь.

– Погоди, – остановил я Фому. – Бумаги мы всегда посмотреть успеем. Я хочу знать, где тот дом, в котором ты их нашел. – И пояснил: – Баба Лиза сказала, что у Красовской друзей и родных не было. Но кому-то она писала все эти письма, у кого-то хранила те фотографии, даже с немцами. Значит, кому-то она доверяла. Я обязательно должен выяснить, кому.

И тут я понял, что знаю, совершенно точно знаю, в чьем доме хранились все эти письма.

Глава 8. Герой с закрытыми глазами

С иконами мы провозились еще примерно с час – все равно лило так, что на улицу нос совать было бессмысленно. О том, чтобы ехать куда-то, тем более речи быть не могло, зато обсудить мы все успели не торопясь.

– Странный этот Иван, – поделился со мной Фома. – Говорит, что историк. А сам клады ищет.

– Меня больше генератор волнует, – возразил я и тут же попал себе по пальцу молотком. Собирался было заорать и выдать многоэтажную тираду, но вспомнил, что я в церкви, и застыдился, только зашипел и запрыгал, сжимая здоровой рукой пострадавшую. – Он совершенно точно про него наврал.

– Это к бабке не ходи. Генератор он мог тут купить, в Белоселье, «Дядя Степа» такими торгует, для дачников. Но дорогу ты видел. Он бы на половине скончался его до твоей деревни на тачке переть.

 – Думаешь, у него есть сообщник?

– Дай сюда молоток, – скомандовал Фома. – Руки у тебя… точно говорю, растут не из плеч. Ну кто так гвозди вбивает?.. Может, есть, может, нет, а ты уверен, что это не он приходил к тебе ночью?

– Да ни в чем я уже не уверен, – простонал я. – Ошибиться я мог, это запросто. Но смотри: дверь открыта? Да. Ключ был сломан. Это тоже факт, ну, примем его за таковой условно. – Фома согласно кивнул. – Иконы повесили недавно, но явно хотели, чтобы кто-то подумал, что висят они там довольно давно. Вопрос: зачем? А вся эта история с пропавшей иконой… такая, странная. Отцу Сергию верить можно.

Я то ли утверждал, то ли спросил, и Фома тут же взвился:

– Можно! Я тебе больше скажу, мы, когда храм реставрировать начали, по домам ходили, спрашивали, кто готов иконы отдать. Как понимаешь, мало кто согласился, да и мало у кого что уцелело. Тут поколения безбожные выросли и состарились, да в войну, наверное, чего только не жгли! Выживать людям надо было, хотя и грех… Не мне их судить. Но я тогда даже в епархию ездил, к отцу Игнатию. Мы хотели икону одну выпросить, список с Казанской, не дали, конечно. Отец Игнатий сказал – самая ценная икона в нашей области. Список, понимаешь? Ну, то есть это не то чтобы копия, но…

Я закивал. Я понял, что он имел в виду.

– О такой целительной иконе бы знали… Да если зайти на сайт епархии или тем более...

Я взвыл и со всей силы хлопнул себя по лбу.

– Ах я дурак!

Фома хохотнул.

– У меня же планшет есть. Черт… в смысле, тьфу ты, почему я в интернет не залез? Пару дней тут живу – и уже одичал.

Фома меня явно не понимал. А меня понесло: ведь все было так просто! Как я мог не подумать об этом сразу?

– Есть у меня одна мыслишка… только вот интернет вместе с планшетом в деревне остался.

От досады я был готов биться головой об стену, а Фома с преувеличенным равнодушием и даже не смотря на меня сказал:

– Да есть тут у нас интернет. Правда, медленный…

Через пять минут мы, вымокшие как цуцики, сидели в крохотной мастерской церковной лавки. Компьютер был настолько старый, что еле-еле работал, но тот, кто периодически делал ему необходимый апгрейд, дело знал. Браузер открывался минуты три, но связь была довольно стабильной.

– Набирай.

– Как я сразу не догадался? – бормотал я, печатая в поисковой строке запрос. – Дебил я, как есть дебил.

На мой запрос оказалось ответов довольно много, но ни один из них на первый взгляд под нужное не подходил.

– Пробуй еще, – потребовал Фома. – Ты где-то ошибся. Давай, пробуй. Я чем надо чувствую, что ты прав.

Возможно, мне не хватало данных. Я даже не знал, как называется та икона. Я пытался еще и еще, но ничего не находил и начал понемногу отчаиваться. Фома торчал у меня за плечом и подбадривал легкими тычками в спину. Я из-за этого чувствовал себя как на защите диплома и поэтому постоянно опечатывался.

– В уныние не впадай, – наставительно сказал Фома и пошел обратно в церковь, добавив, что там от меня проку меньше, а от него, напротив, гораздо больше. И я продолжал искать.

Гроза и не думала утихать, трясла село и церковную лавку, так что я даже начал опасаться, что молния возьмет и ударит в церковный шпиль. Еще я боялся, что отрубится интернет, но, видимо, даже в такой глуши связь была налажена на отлично. Если бы компьютер постоянно не подвисал, дело бы шло гораздо быстрее, но приходилось работать с тем, что есть. И вот, после очередного сотрясения земли, я ворвался к Фоме в церковь с воплем:

– Нашел! Я нашел!

Фома повернулся ко мне и с достоинством и укоризной заметил:

– В храме Божьем не ори. Молодец.

Работу свою он закончил, я от нетерпения был сам не свой, и, несмотря на погоду, которая была против нас, мы поехали в дом, где Фома отыскал бумаги Ермолиной. Решить это было проще, чем сделать – я почти ничего не видел, скорость была километров двадцать, и ветер швырял машину из стороны в сторону. Фома деликатно заметил, что можно было и подождать, но я был непреклонен.

Деревня, в которой он первое время пересидел, называлась Гусево, и на самом деле это были две деревни, во времена Союза ставшие одной. Сейчас, по словам Фомы, там оставалось всего три жилых дома, и те, в которых он сначала жил, стояли на отшибе, давно заброшенные.

Гусево находилось от Белого села дальше, чем моя деревня. Мы проехали указатель на Дьяконово – сейчас там был мемориал, не очень посещаемый, но отец Сергий регулярно приезжал в часовню служить молебны. В одном месте нам пришлось простоять минут десять в ожидании товарняка, а потом мы считали лениво ползущие вагоны.

Я понимал, почему Фома забрался так далеко: все-таки человек без паспорта, со справкой. Я не спрашивал, почему он не вернется в город, не получит документы, как все люди, да и вообще не задавал ему вопросов. Ему вроде бы нравилась та жизнь, которой он теперь жил, и мне не хотелось лезть к нему с нравоучениями.

Понемногу ливень стал утихать. Гроза уходила на запад, и в Гусево нас уже не заливало. Под ногами чавкала глина, но я даже не обратил на это внимания. Фома указал куда-то в заросли то ли осин, то ли ив, и я, уже устав удивляться, просто послушно пошел за ним.

За осинами были дома. Старые, покосившиеся, в них черт знает сколько лет никто не жил. Я подумал, что ни за что бы не полез туда по доброй воле: крыши на половине домов держались на честном слове.

– Вот в том, – Фома махнул рукой влево, – я первое время жил. Там я в подвал провалился.

– Ты говорил, – пробурчал я и решил, что надо быть сумасшедшим, чтобы к этому дому хоть на выстрел подойти.

– А вот в этом я бумаги и нашел…

Этот дом выглядел понадежней прочих. Крыша, по крайней мере, не грозила обрушиться нам на головы, а крыльцо выглядело вполне крепким. Фома на правах бывшего хозяина гостеприимно распахнул передо мной дверь. Я оказался в темноте и тишине, дождя за стенами дома словно и не было, только еле слышное шуршание. Фома легонько подтолкнул меня в плечо.

– Тут спокойно можешь ходить.

– А сколько ты тут прожил?

– Да недели две.

– Давно?

– В августе три года будет.

Три года!.. Мне казалось, что Фома появился здесь совсем недавно, но я напомнил себе – он мне об этом не говорил, я сам сделал такой вывод, ни на чем не основываясь. Фома сказал только, что полгода не курит, но это совершенно не значило, что именно полгода назад он освободился.

И сколько раз, и когда я делал поспешные и неверные выводы – я даже предположить не мог. За жизнь набежало немало...

– Вот тут я их и нашел.

Мы стояли в большой комнате. Люди будто только недавно покинули ее, наверное, даже дачи, оставленные на зиму, были более заброшенными, только вот обои клочьями свисали со стен. Электрическая лампочка, тумба под телевизор, диван советского образца, обеденный стол, стулья, обитые выцветшей тканью. Фома показывал на тумбу, потом подошел и выдвинул ящики.

– Ничего уже не осталось. Я тут все просмотрел.

– Это ты дом в порядок привел?

– Я его почти и не трогал, – поморщился Фома. – Наверное, в деревенских домах есть что-то… души бывших хозяев сюда приходят? Стараешься их не беспокоить.

– А разве здесь кто-то умер?

Мне стало не по себе. Визит ночной гостьи я вспомнил отчетливо, пусть и сознавал, что все это – выдумки и разыгравшееся воображение.

– Не кто-то, я даже знаю, кто. Хозяйка. Я, когда пришел, нашел в соседней комнате фотографию и свечку. Односельчане, наверное, поставили. – Он прошел к закрытой двери, повернул круглую ручку. – Я ничего не трогал, даже свечу не зажигал. Но вообще ты прав, надо бы узнать, кто это, помянуть хотя бы…

Я вошел в маленькую уютную спаленку, очень деревенскую, такую, какие я видел на фотографиях. Старая, теперь уже можно сказать – старинная металлическая кровать, подушки одна на другой, посеревшая от времени кружевная накидка, синее покрывало с вязаными кружевами, легкая кисея на окне. На маленьком узком столике стояла фотография, и, хотя я никогда не видел человека, который был на ней изображен, я его тотчас узнал.

И моя догадка была абсолютно правильной.

– Есть имя Зоя в церкви? – спросил я.

– Есть, конечно, – удивленно ответил Фома. – Зоя Вифлеемская, Зоя Римская… Откуда ты знаешь?

– Та самая Зоя, в которую был влюблен Серафим. Это именно ей писала Красовская свои письма. Зоя, Заюшка. – Я протянул руку, взял фотографию со столика и прочитал надпись. – Зоя. Фамилию не разобрать. Тысяча девятьсот восемьдесят третий год, ей больше шестидесяти. И еще – «Любимой Танечке от мамы». Таня – ее дочь. Сейчас ей тоже уже много лет… Она родилась до войны. Наверное, в этом доме жил кто-то из родни мужа Зои. Может, какая тетка? Вышла замуж и уехала из Дьяконовки…

– Может быть, – тихо согласился со мной Фома. – Поставь. Я запишу в помянник Зою.

Он просительно посмотрел на меня, достал из кармана спички, зажег огарок старой свечи перед фотографией. Я догадался, что он хочет сделать, вышел, не стал ему мешать, и прикрыл дверь.

В комнате я сел на диван и задумался.

Была ли Зоя партизанской связной? С маленьким ребенком, с цыганской кровью, если бы кто-то донес, ее бы немедленно повесили. Но скорее всего – да, была, и определенно была связана с Ермолиной. Та верила ей настолько, что писала в письмах все как есть, не уточняя, а это значило, что Зоя и так была в курсе. И вместе с тем Ермолина не просила помочь ей, выступить в ее защиту. Не хотела или просто понимала, что Зое тоже никто не поверит? Потому что кто-то выходил на связь с партизанами из самой комендатуры, и это была не Зоя, иначе баба Лиза сказала бы прямо. Серафим? Был с самого начала с партизанами или просто его вынудили? Это тоже был вариант, и в пользу этой версии говорило то, что его убили. Раскрыли?

Меня мало интересовала загадочная смерть коменданта. Специалистом я не был, но детективов читал достаточно, чтобы понимать – криминалистика в те времена была в зачаточном состоянии, и имелась тысяча и одна причина его внезапной необъяснимой смерти. Немцы все списали, возможно, на партизан, а деревенские – на проклятье. А вот Ермолина, Зоя и Серафим не давали мне ни минуты покоя, и я дал себе слово, что обязательно все выясню. Понимал, что это невероятно сложно, что прошло слишком много времени, что многие архивы утеряны, что концов уже можно вообще не найти… Но все равно поклялся, что сделаю, что смогу. Поеду в архив области, найду эту самую Таню, если она еще жива, поговорю с ней, возможно, мать говорила ей что-то. А быть может, что-то знают ее внуки? Я был готов к любым сложностям, к любым разговорам, мне казалось это тем, ради чего я родился на свет: добиться, чтобы спустя столько лет люди узнали правду, какой бы она ни была…

На обратном пути мы почти не разговаривали, только Фома пару раз уточнил, точно ли я справлюсь сам и не нужна ли мне его помощь. Дождь кончился, я обогнал ползущий рейсовый автобус, и Фома попросил, чтобы я высадил его на следующей остановке.

– Он как раз до Белоселья идет, до самого храма, – сказал он. – А ты заезжай ко мне завтра. Расскажешь все, съездим в епархию, поговорим с отцами. Там много умных людей, наверняка подскажут, даже помогут. Надо докопаться до правды. Ты мне глаза открыл, – улыбнулся он. – Сидел я с этими письмами, читал их, а ведь даже не думал, что так можно: взять – и сделать что-то. Спасибо тебе за это.

– Да мне-то за что, – вяло пробормотал я, но Фома уже вышел из машины, нещадно хлопнув плохо закрывающейся дверью.

Автобус маячил в зеркале заднего вида, и я, посигналив Фоме на прощание, уехал.

Мысль идти после такого ливня в лес была так себе, да и дорогу я помнил плохо, но все равно, поставив машину возле своего дома, направился к лагерю Ивана. Сначала я старался идти по тропе, но дождь прибил всю траву в округе, и через какое-то время я понял, что заблудился.

Кругом был лес, в который я сунулся, вообще не оценив обстановку. Но испугаться я не успел, потому что услышал легкое тарахтенье. Это был или мотоцикл, или генератор, и, прислушиваясь, я пошел на звук.

Сначала я выбрал не ту тропинку, звук стал тише, я замер, опасаясь, что теперь потерялся в лесу по-настоящему. Но тарахтенье в конце-концов разобрал, теперь уже еле слышное, и второй раз был осторожнее – прислушивался через каждые несколько шагов, а потом внезапно оказался на неплохо утоптанной тропке. Эту тропинку я помнил прекрасно. Когда мы шли с Иваном, я обратил на нее внимание и даже счел ее накатанной, а сейчас убедился, что по ней действительно ездила машина. И не очень давно.

Теперь мне было ясно, куда идти. Хотя тропинка и сворачивала потом куда-то в сторону, треск уже не давал мне сбиться с дороги.

Иван сидел на бревне недалеко от палатки, в ярком оранжевом плаще, вытянув ноги и положив их на деревянный чурбан, был он в зеленых носках, и я подходил ближе и смотрел на эти носки, а потом остановился, потому что картинка сложилась в голове у меня полностью.

– Привет. Ведь ты не Иван, – сказал я, продолжая пялиться на носки. Чтобы посмотреть в лицо лже-Ивану, мне требовалось набраться смелости.

– И тебе не хворать. Я тебя ждал, – усмехнулся он. – Точнее, услышал. По лесу ты ходить не умеешь.

Я поднял голову. Лже-Иван смотрел на меня с легкой насмешливой улыбкой, и он даже не поменял своей позы, разве что ногами пошевелил. Я не считал, что он пошел на преступление, но любопытство было сильнее.

– А где настоящий Иван?

– Дома, – усмехнулся лже-Иван. – Где ему быть? Давно догадался?

Рядом с ним оставалось достаточно места, чтобы сесть и мне. И, хотя бревно было порядком намокшим, я так и сделал.

– Если честно, то вот только что. Носки подсказали.

– Носки? – удивленно протянул лже-Иван и уставился на свои ноги. – А что с ними?

– Да все хорошо. Только ты, когда вещи засовывал, бросил синий носок, а тут оба зеленые. Настоящий Иван ведь и в самом деле дальтоник? И он об этом писал на форуме.

– Ну да, – рассмеялся лже-Иван. – Он-то да. И ладно, его сообщения я бы подправил, но там народ уже нацитировал. Можно было бы и их ломануть, но зачем, все помнят, только шуму бы наделал лишнего.

– Но он об иконах ничего не писал, – сказал я.

– Да он теоретик, – рассмеялся лже-Иван. – Я тоже Дмитрий, тезка твой… будем знакомы по новой? – Он протянул мне руку, но я не двинулся. – Ладно… Ты себе неизвестно что вообразил, наверное. На самом деле все проще. Что ты успел прочитать?

– Про славянские поселения и докладную точно успел.

– Ну, в общем, оно так и было. Там тема, если ты помнишь, как раз о ценностях, которые немцы вывезли. Или не вывезли. Я так и не понял до конца, там же любителей и дилетантов масса. Я и рассчитывал, что ты в сеть зайдешь, только не думал, что тебе столько времени понадобится. И читал ты точно не с начала, потому что в начале речь совсем о другой области шла…

– А тебе-то все это зачем? – Я немного расслабился. Все это мало походило на преступление, скорее на розыгрыш? Шутку? Ну, может, мошенничество? – В этой теме половина народу – копатели, я посмотрел их профили, кого смог. Тоже решил покопать?

Дмитрий махнул рукой, потом усмехнулся.

– Покопать… Все эти громкие находки меня на мысли и натолкнули. Думаешь, откуда новости появляются? А ниоткуда, нет новостей – сделай сам. Я когда-то был админом этого форума. Так, подрабатывал, сначала сам пробовал искать, потом понял, что это все бесполезно. На поиски деньги нужны, оборудование, люди. Заходил по старой памяти, а потом, когда эту тему читал, решился. Иван там один из самых авторитетных, хотя и не лез никогда никуда, больше советы давал. Но если попробовать народ задурить, что он отыскал что-то ценное, под это дело можно собрать деньги. Да нет, все я присваивать не собирался. Но, знаешь, если у тебя в руках финансы… тысяч триста я рассчитывал заработать, а может, и больше. Где-то металлоискатели купить бэушные вместо новых, где-то билеты по дешевке, чеки подделать, где-то еще что. Моя бывшая вон сидела на кошачьих передержках… Раза три в год в Турцию ездила.

– А что, там такие деньги крутятся? – опешил я. О жизни за пределами своей унылой конторы я знал катастрофически мало.

– Если с умом крутить, на жизнь хватит, – туманно отозвался Дмитрий. – Ну, вот я и поехал сюда. Назанимал, конечно, микрозаймы, не знаю, чем отдавать, но у меня и без них долгов куча.

Жажда наживы толкала людей и не на такое, и мотивы Дмитрия я понимал, а вот порядок действий пока не очень.

– А иконы в моем доме зачем?

– Ты это уже нашел! – Я так и не понял, восхитился он моей прозорливостью или был раздосадован. – Ну, раз такой умный, мозги-то напряги? Кто деньги будет давать, если не выложить доказательства?

– Фотографии, – простонал я. – То есть ты…

– Ну а как иначе. Фотографии, да. Я, пока подходящую деревню нашел, пока иконы подобрал, столько времени потерял. – Я подумал, что он давит на меня и пытается вызвать подобие сострадания. Людей с долгами я понимал, да и знал их немало, ситуации у всех были разные, и далеко не каждый тратился на айфоны или крутые тачки. Но о Дмитрии я знал слишком мало и чтобы осуждать, и чтобы сочувствовать. – Да я приперся со всем оборудованием, пока бабки спят, а тут ты. На машине. Еще и орать начал. Хорошо, я на всякий случай плащ-палатку надел. Ты орал, а я шел назад и думал, что сейчас навернусь со всем этим богатством, а оно не мое, и так под залог машины оставил. Тут одна фотокамера стоит больше твой телеги.

– Так, значит, тебя на машине сюда и привез тот, кому ты ее в залог оставил?

– Ну да, Вован, фотограф. Он, к счастью, немного не в своем уме, ему деньги до лампочки, а то мог бы и в напарники напроситься. Ну, что я с бардаком переборщил, я и так уже понял.

– Ты с картой переборщил, – небрежно бросил я. – Какой дальтоник будет рисовать синие крестики на зеленых черточках? Да то же и с носками. Зачем ты меня-то в это втянул?

Дмитрий поднялся, потянулся. Вид у него был абсолютно не тот, какой мог быть у человека, пойманного на чем-то горячем.

– Одно дело фотки, другое – почти свидетель. Я, правда, и сам не понял, какую роль тебе отведу, то ли человека, который вместе со мной искать будет, то ли вообще рассчитывал, что ты погром увидишь да и сбежишь из этой деревни куда подальше. Мало ли, вдруг ты пугливый. Вообще-то мне нужна была убедительность… Я был в шоке, когда от твоей хаты к себе возвращался. Так все продумать и так погореть! А потом, посидев, подумав, решил, что, может, оно и к лучшему. Да даже если бы ты на пару фоток попал, уже замечательно. А если бы еще и увлекся и на форум пришел! Я, знаешь, с тобой даже бы поделился.

– А как же настоящий Иван? – растерялся я. Ведь я с этого начал! – Он-то хоть в курсе, что ты себя за него выдаешь?

– Нет, конечно, – рассмеялся Дмитрий. – Я же его аккаунт взломал. Ну, а форум… Он древний, там костылей как у дурака фантиков. Скорее всего, Иван решил, что это какие-то сбои, а потом и забил на форум, пошел на другой. Но я искал его, не нашел. Наверное, выбрал себе занятие поинтереснее. Или вон, докторскую где-нибудь пишет. Времени-то много прошло, полгода точно.

Дмитрий пошел к своей кухне, а я сидел и переваривал все, что от него услышал. Не сказать, что что-то подобное я и ждал, напротив, все оказалось слишком просто. Выдать себя за известного, авторитетного, но лично никому не знакомого человека, от его имени закрутить поиски несуществующей пропавшей иконы – а что, к мнению Ивана прислушивались, возможно, и деньги бы быстро нашли. Ну а что потом оказалось бы все обычным пшиком – бывает. Клады только в кино за полночи выкапывают.

– А я твои иконы, – сказал я деревянным голосом, – уже отвез.

– Куда? – удивился Дмитрий. Он обернулся, в руках держал ложку, с которой капала овсянка.

– Какая разница? – теперь уже удивился я, хотя и догадывался, что семи пядей во лбу ему быть не нужно, чтобы понять – куда. Вариантов было немного. – Отвез и отвез.

– Ну и ладно, – неожиданно легко согласился он. – Бабка, у которой я их купил, правда, думала, что я в храм их отдам, а я вот… Да и черт с ним со всем. Попробую в квартире сделать кошачий приют.