Текст книги "(не)любимый препод (СИ)"

Автор книги: Дана Блэк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Он хмыкает. Целует, бисеринки пота смазываются на меня, смешиваются со снежинками, которые подкидывает ветер.

В коридоре кто-то дергает ручку, потом негромко стучат. Голос Николь шепчет в щель:

– Кристина, ты там? Ты чего ключи от машины раскидала. Берите, катайтесь, кто хочет.

Он отстраняется. Облизываю губы и не знаю, что должна дальше делать. Меня поимели во всех смыслах. И отодрал, и выкрутил мозги. И мне слегонца грустно.

Алекс идет первым, поворачивает ключ. Плетусь за ним.

Выходим в коридор. Он смотрит на часы. Одергивает пиджак и отдает мне телефон.

– Не роняй больше. У меня пара уже началась, увидимся, – целует в щеку. Говорит Николь. – До свидания.

– До свидания, – круглыми глазами она провожает его спину. Смотрит на меня. – В инситуте трах-тарарах, серьезно?

– Пошли на семинар, – иду в другую сторону. – А ты почему, кстати, не на арт-критике?

– Не туда. Антон Геннадьевич звонил, директор наш, – она берет меня под руку и тащит к лестнице. – Скинул адрес ресторана, там корпоратив у рекламщиков, которые с журналом сотрудничают. Послал нас как представителей. И за репортажем. Январский выпуск про вечеринки новогодние.

– Вдвоем едем?

– Вчетвером. Егор с Ваней минут десять назад укатили. А я пока тебя нашла…

– Капец, – ноги подрагивают, держусь за перила. – Этот Антон против нас. Кто посылает четырех журналистов на одностраничную статейку? Он просто не хочет, чтобы мы в журнале крутились, под ногами у него.

– Он грубоватый, – кивает Николь. – Но мне подходит. Тем более, если Аверин занят. Тупить не буду, возьму быка за рога. Антон внешне не хуже. Плюс, он директор издательства.

– И смотрит на нас, как на мусор.

– А мы изменим его точку зрения. Блин, жаль, что я губы-осьминоги так и не успела сделать.

По дороге Николь разрабатывает план "Как захомутать Антона". Включаю музыку погромче – раздражает меня издательский напыщенный индюк. Но Николь права, он все таки директор, и надо искать возможность наладить с ним контакт.

Возможность выпадает через полчаса. В фойе ресторана сталкиваемся с индюком.

– Антон Геннадьевич, и вы здесь? – громко восклицает Николь, углядев мужчину, забирающего у гардеробщицы пальто.

Она виляет к нему, я, вздохнув, следом. Лучше насущное разбирать, чем думать про Аверинских тараканов. Смахивает на то, что мной воспользовались. Как тренажером, напряг сбросить. Но ведь он со мной? Я еще залезу в душу.

– Заскочил проконтролировать, работаете или бесплатное шампанское хлещете, – говорит Антон. С королевским достоинством набрасывает на плечи одежонку. По-любому, на заказ шил.

– Что вы, мы на задании не пьем, – ужасается Николь. Распахивает полушубок и демонстрирует кофточку с глубоким вырезом. – А вы уезжаете? Так рано? Я надеялась с вами проконсультироваться, как с одним из лучших специалистов, – начала атаку. Выжидает реакцию Антона. Тот окидывает ее нетерпеливым взглядом. Щас откажет. Николь тоже понимает, что сыпанула красноречием впустую и тараторит. – Слышали про банду "Винни-Пуха"? В прошлый четверг на двадцать пять миллионов драгоценностей умыкнули. И так вышло, что мы четверо проходим по делу подозреваемыми…

– Девчонки, наконец-то! – из зала выскакивает Ваня. С бокалом шампанского. Я бы засмеялась, но не успела, ибо он ошарашивает. – В интернете вброс появился. Медведь собирает второй флешмоб. Прикол? Либо кто-то под банду косит. Либо они, пока весь этот дурдом вертится, второе ограбление мутят.

Глава 16

– За мной следят.

Смелое заявление в кабинете у психотерапевта.

Ясно, у пациента обострение – так Ярослав мои слова оценивает, судя по мелькнувшей в глазах насмешке.

– И давно пасут? – Яр понимающе кивает. Раскуривает трубку.

Пахнет издевательством. Но я продолжаю:

– Днём до института за мной ехала синяя десятка. Пары закончились в девять вечера. Пока к тебе добирался еще раз её спалил.

– И кому интересно за тобой следить, Саш? Ты такая важная шишка? – он давится дымом и кашляет, тлеющий табак летит в стороны. Допонтовался. С чего он, вообще, курить начал? – Ты меньше двух недель назад за препаратами приезжал, – напоминает. – Ты превышаешь дозу, отсюда твоя тревожность. Последние дни как себя чувствовал?

Бу-бу-бу.

Ну, как. Позавчера узнал, что сын идиот. На вопрос "зачем ты это сделал?" услышал: финансовая независимость, Александр Александрович, или предлагаешь у тебя в журнале всю жизнь пахать? Я сам заработал, видишь?

И я все рассчитал, пап. Если бы нас поймали на мелком хулиганстве – ты бы меня отмазал. Но нас не поймали. А с ювелирным еще легче получилось. Флешмоб – вещь. Ты ведь меня не сдашь. Или сдашь? Чтобы я не мешал тебе личную жизнь устраивать.

Вывалю это врачу – и положит он большой и толстый член (примерно, как мой) на врачебную тайну. И кинется наяривать в полицию.

– В субботу вечером чуть в аварию не попал по дороге домой, казалось, что у тачки колесо отвалится, – говорю. – В воскресенье не мог из квартиры выйти. Брался за дверную ручку с мыслью, что видеофон коротнет и в меня, и прибьет на месте.

Так и было, уверен, вселенское зло притаилось в электроприборах.

– М-м, – Яр ставит пометку в блокноте. Осторожно затягивается. Табак трещит, и по воздуху плывет аромат костра, характерный, лесной. – А сегодня?

Жую губу.

– Сегодня таблетки помогли. Когда горстями ешь. Я в себе. И за мной точно следят. Дружки сына.

– Опять? – он откидывается в кресле. Мелкими глотками пьёт кофе. – Саш, мы ведь с тобой уже прошли эти подозрения. Весной ты на работе кому-то поперёк глотки встал. А Егор тут ни при чем.

– При чем.

– Почему?

– Не могу сказать. Но мне не кажется.

– И как тебе помочь, если разговаривать не хочешь?

Подошвой выбиваю дробь по ковру.

На подлокотнике чашка с чаем стоит, но в меня не лезет Примерно, как в Кристину мой член.

Ни попить, ни поспать не тянет, кабинет с оранжевыми и салатовыми пятнами психоделических картин на белых стенах закручивает мозг в шаманскую воронку. Танцы с бубнами вокруг моей головы.

Как он работает в такой обстановке, свихнуться можно.

Выпускаю сзади рубашку и чешу поясницу. Шрам ноет. Весной в подворотне я отмечал второй день рождения, после нападения, со спины, толпой. Чудом случайный прохожий заметил дядю в луже крови и вызвал скорую. О том, что у меня тогда с собой была куча бабла почти никто не знал.

Они накинулись не случайно, я же не дебил, мне почки вырезать пытались, а не мозг.

Первым делом после больницы отмудохал партнеров. Логично – мои методы работы их не устраивают, они нанимают людей, меня чикают ножичком под предлогом ограбления, издательство переходит к Маше, а с ней проще сотрудничать. Доморощенные гении кругом.

Но потом Егор заявляет, что "кто-то" перечислил ему денег на карточку, и он сам купит мотоцикл, на который я перед этим средства зажал.

В мецената я не поверил, и Егору прилетело по морде. Маша заступалась за сына, я не слушал, дальше моя болезнь и развод. И неизвестно, что хуже. То, что сын ради мотоцикла решил в кому меня отправить, или то, что я его в этом нападении подозревал. Мой дом, моя крепость рухнула, а руины я разворотил сам так, что не собрать.

Егора подставили, конечно, чтобы я дальше не копался, я мешал кому-то сильно. Верил в это, когда в институт работать шел, и помириться с ним старался, и извинялся бесконечно. Выбор был – искать крысу в издательстве, или сына вернуть, выбрал сына, и остальное лесом.

А теперь, оказывается, есть другой расклад, и довольно паршивый, Егор в дурацкой медвежьей шайке, значит, и весной отжать у меня деньги он мог. Что там за банда, он не признался, на наш крик прискакала Маша, и выгнала меня, а переорать ее истерику невозможно, да и мне плевать, главное, что Кристина, Попкова и Хромов не замешаны. Но Егоровские дружки отныне ждут, когда я останусь один в темноте. В подъезде, допустим. Возможно. Как еще шпионство за мной объяснить. Ни черта не соображаю.

В городе так много одинаковых синих машин, а я циклюсь.

Молчу.

– А в редакции как дела? – Яр меняет тему. Все еще старается вытянуть пациента на лечение беседой, но вера в подобную психологическую муть тает, как рафинад в "Липтон", меня спасет лишь фармацевтика, химия и только химия продлевает жизнь.

– Не знаю, – растираю ладонями лицо. – Искал новых инвесторов… – приходит смутная мысль, что я снова лезу в управление издательством и наживаю себе врагов, и если дальше ковырять, впору покупать калькулятор для подсчета недоброжелателей, – встаю на ноги. – Выпиши рецепт, поеду я.

– Сань.

– Яр.

Нажимаем паузу и смотрим друг на друга в упор. Яр вздыхает.

– Надо объяснять, что долго так не протянешь? – поджимает губы и берет чистый бланк. – С Машей не помирились?

– Нет, и не помиримся, – шарюсь в бумажнике, достаю деньги. Не выдерживаю и делюсь. – Но есть одна девушка.

– Девушка? Не женщина? – Яр перестает черкать рецепт и поднимает голову. Знаком с моими предпочтениями касаемо возраста, и с моим обычным небрежным тоном, он видит разницу, и что я улыбаюсь впервые за полчаса. Он улыбается в ответ. – Очень хорошо, Саш, я тебе говорил. На девушке и сосредоточься.

Киваю, кладу деньги на стол.

Сегодня мне было так хорошо. Кристина отбросила все траблы на вечность назад.

Но Кристина не лекарство и не игрушка, она, скорее всего, на простыни в лепестках роз рассчитывала, свечи там, вино вкусное, малыш ведь. А я как мудила поступил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍На улице звоню ей, и она трубку не берет. Звоню еще. Бессмысленные гудки.

Егор втянул их в это дерьмо, чтобы самому все контролировать, и они подтвердили в случае чего: да, вчетвером ведем репортаж, Егор не в банде, мы журналисты, алле.

И так-то, пап, сам прикинь, ты для нее старый – стучит в висках.

Он бы и не подкатил к ней с расследованием, если бы тогда на лестнице в клубе нас не увидел и не надумал всякого бреда. Я, получается, виноват, что ее полиция треплет. Как-то все неправильно складывается.

Заглядываю под днище авто, вдруг бомба. На маршруте аптека-дом высматриваю синюю десятку. Машины нет, и я в сомнениях, что она была. Может, прав Яр, меньше надо жрать таблетки. Но я и так еле сижу ровно, если брошу препараты, скоро некоторым придется свечки за упокой ставить. Шутка? Не думаю.

В подъезде никто с острым-преострым кинжалом меня не караулит.

В квартире варю кофе и складирую на столе учебники, в среду первый экзамен.

Кристина перезванивает в три часа ночи. Наконец-то. Где она шляется. Почему так поздно. У меня нервы из ниток.

– Не спишь еще? – весело спрашивает.

– Нет, – кидаю ручку поверх бумаг и отпиваю кофе. – Ты дома?

– Недавно приехали. У рекламщиков на корпоративе жадный до тусовок народ. А с девяти утра пары, – она зевает. – А ты что делаешь?

– Экзамен по теории медиа готовлю, – пялюсь в телевизор. Идет мультик про недотепу-детектива Гаджета. Девочка разговаривает с собакой и танцует. Я залипаю. Кристины не хватает, хочу поехать и забрать прямо сейчас, мне с ней лучше, но это эгоистично, ей с утра в институт. – До скольки завтра учишься?

– До половины восьмого. Там днем окно в две пары, но с Николь в библиотеку пойдем. Сессия скоро, – она чем-то шуршит, потом говорит с набитым ртом. – А что? Я тебе еще на десять минут нужна?

Скриплю зубами. Она обиду пытается скрыть, но по голосу чувствую, что расстроилась, и мне самому гадко.

– Слушай, Кристин, – перехватываю телефон другой рукой и вытягиваюсь на диване. – Я сегодня не сдержался и был груб. Мне очень жаль. Но то, что произошло – для меня не просто случайный секс. Я серьёзно к тебе отношусь.

– Я тоже, – она перестаёт жеваться. – И ты в субботу мог позвонить и сказать, что не приедешь. Я ведь ждала. А ты забил, а сегодня вообще…

Она молчит, и я молчу. Не объяснять же ей про свои завихрения, и опасения, что меня током убьёт. Или что электромагнитное излучение от смартфона просверлит дырку у меня в черепе. Сам сознаю, что все это полнейшая хрень, но эта хрень вертит моей жизнью уже полгода и края ей не видно.

Откашливаюсь.

– Понял тебя. Такого больше не повторится, – обещаю. – Хорошо?

– Я подумаю, – слышу, как она улыбается и сам улыбаюсь. – Напиши или позвони завтра, – говорит требовательным тоном. – На лбу себе высеки.

– Слушаюсь, босс, – чмокаю воздух.

В динамике звучат её ответные поцелуи. Давненько всякой такой романтической ерундой не занимался, и все эти лобызания считал чем-то лишним, и казалось, уже поздно переучиваться, но я ошибался, как же это приятно, целоваться сквозь телефонные линии.

Через лень продираюсь к бумагам. Пью кофе и зеваю, пока солнце не встает. Четыре часа дремлю, дальше душ и сажусь обратно за учебники. Читаю сообщение от Кристины, что Антон их вызвал на работу.

Завязываю с подготовкой и качу в издательство.

В хвост авто пристраивается синяя десятка. Какого черта.

Бью по тормозам.

Шпион почти бах-бабах в багажник чпокается, но успевает вывернуть руль. Криво обьезжает меня, и даже сквозь закрытое окно доносится его мат:

– Мужик, ты пи-и-и, в шары долбишься?!

Провожаю его глазами, позади мне сигналят, я трогаюсь.

Так и до психушки недалеко. До рассказов в стиле "меня пасут ФСБшники, только т-с-с".

На парковке возле издательства сталкиваюсь с Антоном. Одновременно хлопаем дверями и идем ко входу.

– Сань, – он тянет руку. – Прикатил подопечных контролить?

– Зачем ты их из института дернул? – мимоходом киваю охранникам.

– Сам же просил работу им найти.

– Антон, у них сессия вот-вот, – заходим в лифт. Смотрю на часы. – Ты бы пока не нагружал, а после нового года…

– Шеф, меня все эти разговоры в пользу бедных не касаются, – перебивает он. – У нас производство. Ты сказал – я сделал. Кстати, – он первым выходит на этаже, оборачивается. – Что там за тема с ограблением? Блондинка эта, как её, Николь, наболтала. Правда, Егор твой уголовник?

– Не пори херню, – чешу переносицу. – А Кристина где?

– Ты про то хамло малолетнее? – Антон перегибается через стойку секретаря и что-то ищет. – Девушка фотографу ассистирует.

Смотрю на его гладковыбритый профиль. Он идеально сочетается с блестящей светлой столешницей, так и тянет приложить щекой и возить, пока не научится вежливости.

– Антон, фильтруй базар, – сую руки в карманы пальто, от греха. – Не путай сотрудников с девками своими.

– Сам-то давно разницу выучил? – намекает на мою резкость с подчиненными. Выпрямляется, прихватив какой-то список. – Или к ней требуется особое отношение? За особые заслуги, – подмигивает.

Не успеваю ответить, меня толкают в бок, и над ухом басит Егор:

– Пап, салам. А я твоё предложение рассмотрел, вот, опыта набираюсь.

Сын пьет кока-колу. Антон машет файлом:

– Друзья, я в кабинете.

– Егор, мы с тобой все выяснили, – портится настроение, и я позорно сбегаю, иду мимо столов. – Живи, как хочешь, ради бога. Но дружкам своим передай: если так и будут возле меня шоркаться, по этапу поедете, всей компанией.

– Кто возле тебя шоркается? Маразм крепчал, Александр Александрович, – говорит мне вслед.

Останавливаюсь, возвращаюсь, подхожу к нему вплотную. Мой взгляд, мой подбородок, зачесанные волосы, кусок тату на шее у воротничка белой рубашки – моё продолжение. Брызжет в меня злобой.

– Это ты был весной? – решаюсь на вопрос. И полгода не прошло. Ни разу ещё смелости не нашлось прямо спросить, но терять, вроде как, уже и нечего, мой мир канул в жопу.

– Да ладно, – Егор хмыкает. – Ты мне сам приговор вынес и слушать не стал. Опомнился, – он встряхивает бутылку с газировкой и кривится. – Кристиночка твоя идёт, – кивает мне за спину. – П-с, у худреда кабинет свободен.

Вот так, я его не сейчас потерял, а в мае, но дошло только что. И от этого как-то никак. Банально не верю, видимо.

– Привет, – Кристина сжимает мой зад. Ныряет у меня под рукой. Смотрит в спину удаляющегося по коридору Егора, на меня. – Проблемы?

– Нет.

– А честно? – она хмурится. – Он из-за нас?

– Сами разберемся, не волнуйся, – наклоняюсь и целую в щеку. – У тебя как дела? Есть минутка внизу в кафе со мной посидеть?

– Пойдём, – она тянет меня за руку. Живая, энергичная, захлестывает своими импульсами, и я переключаюсь. Две минуты рядом с ней и ты божество на Олимпе. – Саш, как считаешь, для чего ставить в ассистенты к фотографу двух человек? Чашку с чаем ему вдвоём носить?

– Антон запряг? – усмехаюсь.

– Ага.

– Я с ним поговорю.

– Ты не думай, я не ябедничаю, – торопливо заверяет. – Просто нам даже круг обязанностей не обозначили. Вчера материал собирать для статьи вчетвером ездили. Сегодня второй час с опахалом возле моделей стоим на пару с Николь.

– А тебе чего бы хотелось?

– В рубрику "Скандал недели".

– У нас нет такой рубрики.

– Антон Геннадьевич решил, что со следующего выпуска будет.

Однако. И давно у Антона Геннадьевича решалка выросла?

В кафе на цокольном этаже заказываю Кристине сок и мороженое, себе ром. Сажусь на диван напротив. Она двигает ближе вазочку и тычет ложкой в шоколадный шарик. Ест.

Вокруг темно, как в ночном баре, негромко играет радио, но рабочий день, и мы почти одни. Подношу стакан к губам и смотрю на неё. Она усердно ковыряется в залитой сиропом горке. Отправляет в рот мороженое. На верхней губе остаются разводы от пломбира. Появляется кончик розового языка. Она облизывается.

Ром во рту становится сладким.

Встречаемся взглядами и она хватает салфетку, прижимает к губам.

– Чего прячешься? – улыбаюсь, отвожу её ладонь. – Ты очень красивая.

– Ну-ну, Саш, – она хихикает. Ест мороженое, а я ем её.

Сейчас, когда она напротив сидит, то, что вчера между нами было дымом зволокло, нереально. Я испытываю нечто светлое, но по привычке сделал все быстро и грязно. И мне вкатывало брать её до конца на том подоконнике, и совесть моя не спит, знаю, что так нельзя, но не могу себя заставить жалеть о случившемся, слишком остро память режет фрагменты и толкает мне под нос, её голые бедра в мурашках, сползшие чулки, скатанную на пояснице вишневую юбку, я все вижу в деталях, я смотрю этот фильм на повторе, и та часть меня, что в трусах, рвётся на вторую серию, но жанр я сменю. Наравне с возбуждением растёт нежность.

– Мне надо к Антону заскочить, – смотрю на часы. – Потом можем до торгового центра съездить. По магазинам. Или куда ты хочешь?

– На флешмоб, – она встряхивает волосами. Запивает мороженое ледяным соком. Поворачивает мою руку и всматривается в циферблат. – О, уже шесть. Ты не в курсе? – замечает мою поднятую бровь. – В соцсетях черте что творится. Все думают, что новое ограбление планируется. В этот раз ещё больше толпа соберется.

Кристина самозабвенно болтает, я пью ром.

Егор совсем башки лишился.

Какой к дьяволу флешмоб.

Его же посадят.

– Пошли в редакцию, – резко встаю из-за стола.

Лифт сломался. Идём по лестнице. Набираю сыну, он не берет трубу. На входе у секретаря спрашиваю, где Егор.

Она говорит, что он десять минут назад уехал.

Глава 17

Облокачиваюсь на стойку секретаря, смотрю телевизор и жду, когда Алекс выйдет от Антона.

Из коридора, под ручку, выруливают Николь с Ваней. Равняются со мной, и Ваня подмигивает:

– Ну все, катим на площадь? Ты Егора, кстати, не видела?

– Он вроде уехал уже, – качаю головой.

Зеваю. Стою тут, как на привязи. Николь возмущается, что Егор нас бросил, а мне надо сказать, что я их тоже бросаю. Меня не отпустили на флешмоб, ибо "прекрати, Кристина, эти люди преступники, а для вас все игрой кажется". Чувствую себя ребенком. Мне последний раз что-то запрещали лет в пятнадцать. Я большая и самостоятельная женщина, и не смогла возразить этому бородатому командиру. Позор.

– Ты идешь или как? Опоздаем ведь, – Ваня толкает меня в спину.

Собираюсь ответить, что сегодня без меня, но отвлекаюсь на пиликающий смартфон. Читаю сообщение от Алекса: "я задерживаюсь, посиди пока в кафе", и громко цокаю. Значит, у него с Антоном архиважные дела, а наш репортаж так, ерунда. Он будет строить из себя меганачальника, а я должна ждать возле окна и вышивать крестиком.

– Нет уж, – говорю вслух, и первая ступаю на лестницу.

– Что нет уж? – поднимает бровь Николь.

– Если бы Антон начал командовать, ты бы слушалась? – берусь за перила.

– Он нами и так командует, – хмыкает Николь. Передразнивает. – Беркут, метнись к редактору за макетом. Беркут, сними свои шпильки, ты на них еле ходишь. Беркут, почему кофе несладкий, ты сахар не размешала? – она морщится. – Попроси Алекса, пусть даст нам другую работу. Пока я девочка на побегушках, у меня мало шансов закадрить Антона.

– Вы кроме мужиков о чем-нибудь еще думаете? – вклинивается Ваня. – Заколебали.

Ты прав, парень, стыдно. Мой мир не вертится возле брутального, татуированного, красивого, самого лучшего на свете самца, щас уеду на флешмоб и докажу ему, что я отдельная личность, а не приложение, и нельзя мной распоряжаться, как вздумается. У меня куча своих суперкрутых забот.

Молча спускаемся вниз.

В машине Николь открывает дубль гис. Тщательно изучает карту. Перекрикивая музыку, сообщает:

– Слушайте. На перекрестке на площади с одной стороны дом культуры. С другой бизнесцентр. Налево ночной клуб, где ты работала раньше. И направо парк, в котором моберы соберутся. Ювелирный салон один ближайший. Плюс два ломбарда.

– А банки есть? – спрашивает Ваня с задних сидений. – Вдруг они на банк нацелились. Черт, Егору не могу дозвониться, он оглох что ли.

– Четыре банка, – сверившись с программой, Николь убавляет радио. – И участковый пункт полиции, через дом от парка. Х-м, странно, – тянет она. – Они же не идиоты, под носом у ментов салон обчистить? Походу, это не Винни-Пух. Какие-то подражатели. Заскучали. Впустую что ли едем? Ой, – она сует мне под нос смартфон, – смотри, а в ДК скоро начнется собрание анонимных наркоманов. Всегда интересно было, что они там делают?

– Убери, – отбрасываю ее руку. Нервно сжимаю руль.

Все таки больше хочу по магазинам прошвырнуться с Сашей, среди витрин с гирляндами и силиконовыми елочками, снеговиками, и дедами морозами, где вкусно пахнет, и ненавязчивая музыка, чем таскаться по холодному парку в ожидании преступления. А если он разозлится, что я смоталась от него, и забудет, что серьезно ко мне относится, и решит, что не нужна ему малолетка, у которой вместо головы бочонок с медом, тогда я крупно облажалась.

Мне, в конце концов, плевать на всех них, я встречаюсь со взрослым мужчиной, и хочу ему соответствовать. Ага. А сама тайком еду на площадь, караулить медведя, поросенка, осла, совунью… Вот дура.

Паркуюсь во дворе за парком. Ваня, наконец, дозванивается до Егора. Тот в печали, говорит, что у него спустило колесо, и он будет позже.

Вылезаю из машины, и осматриваюсь. Народу больше раза в два, чем тогда, и почти все ряженые, не улица, а детский утренник. Мы трое не переодевались, боже сохрани, шайка украдет брюлики, а нас опять в отделение потащат.

– Разделимся, – предлагает Ваня. Дает "пять" Николь и широким шагом углубляется в заснеженный, ярко освещенный фонарями парк, к взрывам хохота и крикам.

– Я к ДК, – выбирает Николь.

Топчусь на месте. Прикидываю, где погулять: возле двенадцатиэтажной свечки, забитой офисами или у Сашиного клуба.

Плетусь к клубу. Через полчаса явятся сотрудники, через час он откроется, я ностальгирую. Под окнами замечаю снеговика, но не целого, кто-то спер дилдо и снес ему голову, а мне так обидно становится, просто невозможно, аж губы дрожат. Слепили бы своего и ломали.

Вандалы.

Загребаю варежками снег и леплю новый кругляш. Я его так не брошу. Голова щас даже ещё лучше прежней получится, пусть не расстраивается.

Минут десять спустя любуюсь обновленной версией. Подпрыгиваю от пробирающего куртку холода, и смотрю на электронное табло бизнесцентра. Цифры говорят, что температура воздуха минус пятнадцать, и ждать еще пятнадцать минут. А потом можно валить.

Вдруг успею вернуться, и Алекс не заметит, что меня в кафе не было?

Мою робкую надежду убивает входящий звонок. Пялюсь на его имя на экране и жую щеку. Пока соображаю, что сказать, он сбрасывает.

Вздыхаю. Зря я сюда приперлась.

Иду к светофору, придумываю, что Саше наболтать. Хватит, пусть Ваня с Николь сами стерегут зоопарк. Несолидно.

Обгоняю пару хихикающих Пятачков.

Дожидаюсь зелёного. На той стороне вижу Николь. Она идет ко мне. Встречаемся в середине пешеходного перехода. Она передергивает плечами:

– Фр-рр, холодрыга. У ДК кучка придурков пьют шампусик и танцуют. С Ваней созванивались, у него в парке полицаи тусят. Тоже, походу, соцсети мониторят и банду пасут. А у тебя как, ничего криминального не заметила?

– Неа. Николь, я поехала, – натягиваю капюшон. – Вряд ли что-то будет. Это какие-то задроты на волне Пуховской популярности развлекаются.

– Ну нет, – Николь молитвенно складывает ладони перед собой. – Давай ещё десять минут. В кафе зайдем, погреемся?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Переминаюсь с ноги на ногу.

Светофор пищит, намекая, что время вышло, и чтобы мы убирались с дороги. Торможу пару секунд и киваю:

– У меня ключи от клуба остались, там никого, пошли чай попьем.

Загорается красный, мы бежим обратно к клубу под раздражённые гудки водителей. Николь смешно перебирает каблуками, юбка карандаш ее сковывает, и я радуюсь, что с утра надела легинсы и дутыши.

Пересекаем парковку и шмыгаем в тамбур. Останавливаемся у служебного входа, верчу связку ключей. У меня тут и от съёмной квартиры, и от дома, и от домофонов, так, вот от клуба есть, точно, Алексу забываю отдать. Надеюсь, он не против, что я похозяйничаю немножко.

Внутри тепло и темно, и пахнет моющими средствами, мистер Пропер постарался, но скоро пьяная толпа зальет потом танцпол и испортит кислород перегаром.

Свет в зале не включаю, только лампочки над стойкой. Щелкаю кнопкой чайника.

– Какой будешь? – поворачиваюсь.

– Свари кофе. И коньяка плесни чутка, – Николь сбрасывает на столешницу полушубок и устраивается на высоком табурете. Дует на покрасневшие руки. – Я разбита. Родители достали. С Антоном по нулям. До сих пор не пойму, как ты Алекса окрутила.

– Я не крутила, – жму кнопки на кофемашине. Делюсь сомнениями. – Если у нас секс, и все. Он думает, что всерьез со мной, а скоро поймёт, что со мной нечего ловить. И найдёт состоявшуюся женщину, с дипломом, у которой уже карьера, а не недоучку. Или хуже – к жене вернётся. Надоест со мной нянькаться.

– Просто секс – это плохо, – Николь авторитетно поднимает вверх указательный палец. – Надо его проверить. Когда мужчина занимается твоими проблемами – значит ты ему нужна. А когда отмахивается – тогда ему по барабану на тебя. Попробуй.

– И какие мои проблемы ему подкинуть? – сдвигаю брови. Ставлю перед ней чашку с кофе и скручиваю крышку на бутылке с коньяком.

– Например…

В тамбуре хлопает дверь. Слушаем громкие голоса.

– Ты не заперлась? – Николь отклоняется на стуле и щурит глаза в темноту коридора.

– Заперлась, – убираю бутылку на полку. – Наверное, смена, скоро открытие, – торопливо затираю капли кофе и приглушаю лампы. Котик бесится, если у него за стойкой посторонние торчат, а я здесь даже и не работаю больше. – Николь, давай на диван…

– Т-с, – шикает она, рванувшись на стуле. Пригибается к стойке и бледнеет. – Там…они, кажется.

– Кто? – вглядываюсь в зазор между толстой белой колонной и стеной.

Голоса приближаются. Вспыхивает резкий верхний свет, и в проеме вырастает фигура Винни– Пуха, с закинутым через плечо красным баллоном. У него за спиной Кролик, с большой спортивной сумкой в руках.

У меня волосы дыбом встают. Какого лешего? Я что, правда не заперлась?

Плюхаюсь на пол. Мультяшки спорят:

– Нельзя было стрелять. Пистолет на крайний случай, а теперь получился вооруженный налет.

– Это и был крайний случай, дерева кусок. В новостях говорили, что у нас муляжи, и деньги бы за игрушечную гранату нам не отдали.

– А ты не мог…

Смотрю, как Николь ползет к колонне и прячется. Осторожно высовывается.

Банда поднимается на второй этаж, цепочкой, все шестеро, на ходу бубнят друг на друга. Я напрягаю уши. Мягкие кукольные головы искажают, но все же…

– Голос знакомый, нет? – ползу к Николь.

У нее вибрирует телефон. Она прижимает трубку к щеке, я наклоняюсь с другой стороны. На проводе тараторит Ваня:

– Девчонки, вы где?! Ой, какой тут капец! Они появились, банк хлопнули, я же говорил! Моберы мордой в снегу лежат, полиция всё оцепила, точно не уйдут, они где-то тут!

– Они где-то здесь, – хрипит Николь. – Беги в Аверинский клуб.

Шайка скрывается за лестничным поворотом. Мы переглядываемся.

– Что делать?! – кричит она шепотом.

– Понятия не имею! – так же тихо ору. От неожиданности мысли не собираются в кучу, такой тяжёлый груз, что рухнули все полки. – Вызываем полицию, – достаю телефон.

– Стой, – Николь перехватывает мою руку. – Надо подняться наверх и подслушать.

– С ума сошла? – кручу пальцем у виска. – Их там шестеро, а нас двое.

– Щас Ваня придёт. У нас материал, забыла? Полиция их скрутит и увезет, а нам что останется? Быстренько запишем их на телефон, а потом ментам звякнем. Крис, соображай скорей, – умоляет она.

Она проглатывает окончания, и ее глаза горят азартом. Мы обладатели эксклюзива, на краткий миг представляю, что упустим этот шанс и скриплю зубами. Струсить и слиться?

– Ладно. Ваню впущу.

Выглядываю – путь свободен. Встаю на ноги и несусь через зал, через двойные двери, дрожащими руками отпираю главный вход. Поворачиваюсь. Сквозь стекло Николь посылает какие-то пасы. Набрасывает полушубок, как ниндзя, изворачиваясь, скользит к лестнице. Грызу ноготь и пританцовываю на коврике с надписью "велком".

Ну же, Ванечка, живее, пока они не смотались.

Ваня врывается внутрь вместе с потоком холодного воздуха:

– Честно, они здесь?!

– Да!

– Откуда?!

– Не знаю!

– Во дела…

Перескакивая ступеньки, поднимаемся на второй этаж. В коридоре справа приват-номера, слева кабинеты, костюмерная и бильярд. Николь пристроилась у костюмерной, зажав в вытянутой руке телефон. Крадемся к ней. Шепчу:

– Записала что-нибудь?

Над ухом хлопает дверь. Мы втроем вжимаемся в стену, словно так нас не заметят. И нас не замечают. Из комнаты выходит Сова, по сторонам не смотрит, идет к кабинету Алекса, помахивая спортивной сумкой. Николь провожает птичий полет записью на камеру. Совунья в широких бархатных штанах коричневого цвета, но верх спущен, спину обтягивает белая футболка. Изучаю темноволосый затылок с выбритой чуть сбоку вертикальной полоской и тереблю хвост. Блин. Кто с такой прической ходит, прямо вертится в мозгах…

Пускай за окнами снега, буду помнить всегда, о тебе и про тебя, девочка моя – орет мой телефон.