Текст книги "(не)любимый препод (СИ)"
Автор книги: Дана Блэк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
– Как? – рядом Егор с шипением открывает минералку. Жадно пьет. – Другую ювелирку грабануть? На пятьдесят лямов. Они расстроятся, что мы больше урвали, и позвонят, да?
– Не идиотничай, – Николь отбирает бутылку, и он давится, кашляет. – Серьезно, надо что-то придумать. У меня мама спятила.
У меня в кармане вибрирует телефон. Достаю по привычке. А, да, не мне сообщение. Мария проснулась:
Саш, куда поехал, немедленно приезжай обратно!
Глава 14
В «Биг Босс» привели бороду в порядок. Откромсали несколько сантиметров волос, и теперь не подергать. В страховой Игорь выцыганил мою любимый коньячок, который я из командировки привез. Маше дома скучно, карикатурная сварливица-р-р-львица, но не светская, а с гривой в бигудях или куда там она наматывает хаер.
Что-то мне все утро смешно, не могу.
Смотрю на часы – половина второго, с пары у журналистов уже был дзынь. Парковка возле института в оккупации – студенты чешут домой. Или не домой, суббота. Я бы тоже с удовольствием до бильярда прокатился, боулинга, в кино бы сходил, вай нот. Вечерком.
Примеряюсь, куда выбросить бычок, вокруг так чистенько. Закапываю в снег за машиной. Мимо, в шубе до пят плывет Ольга Евгеньевна. Пристает к студенткам:
– Соколова, ты мне ответь, как проект собираешься готовить, если границу между парафразом и плагиатом вообще не видишь?
Выпрямляюсь, отряхиваюсь, и ох, солидарен с Соколовой. Тоже ничего больше не вижу, ни границы, ни погранца. Моим миром правят длинные русые волосы, стянутые в хвост и широкая улыбка, мне адресованная, и ресницы в снежинках, моя картинка, веселая, идет, размахивая рюкзаком.
Из-за Кристины едва не пропускаю Егора.
Удерживаю сына за рукав пуховика. Бронепоездом прет, и это подзаколебало меня. В конце концов, долго мне с ним няньчиться? Воспитывать рублем не выход, но как просто было бы – урезал содержание, и язык бы сразу развязался.
– Постой, на две минуты. Вань, и ты, – киваю Хромову, плетущемуся следом.
– О, Александр Александрович, здрасьте, – гаркает Ваня. – Вы на нас за клуб поди греетесь? То, что накидались вчера? Первый и последний раз, клянусь, гадом буду.
– Какое помпезное вранье, Хромов, – отмахиваюсь. – Нет, по другому поводу. Ребят…
– Так вы нас ждете? – Николь облокачивается на капот. Переводит взгляд с меня на Кристину. – Что-то случилось? Или соскучились?
– Соскучился, – знал, что выслушивать подколы придется не на раз-два и не от нее одной, и все таки тянет в ершик растрепать получасовые старания парикмахера, и прячу руки в карманы. Ну какое дело этой ослихе до чужого амура. Втягиваю воздух. Откашливаюсь. – Ребят, сразу по теме. Предлагаю стажировку в издательстве, оплачиваемую. График подберем. Поработаете в журнале, с профессионалами. Отличная возможность. За несколько месяцев в общих чертах всю образовательную программу освоите. Как смотрите?
– Конечно, еще бы! – Кристина смотрит положительно. Умница таки. Подпрыгивает, сдвигает брови и щелкает пальцами перед лицом Николь. – Ты мне рассказывала, "Провокатор", называется?
– Да-да! – Николь энергично кивает. Отлипает от капота. – Александр Александрович, вы серьезно, можно? А в газетах писали, что вы акции продали.
– Газеты часто преувеличивают.
– А когда?!
– Да ну нафиг, – хмыкает Егор. Кривится на девчачий восторг. – У тебя все? Ванек, поехали, – вертит брелок на пальце.
– Егор, погодь, – Ваня чешет кудрявую голову. – А вы это…ну…журнал ведь топовый, мы вам там не подгадим статус, со студентами до третьего курса неохотно связываются?
– И ты туда же, – Егор рыхлит снег ботинком, комки летят в разные стороны. – Ладно, Вань, на созвоне.
– Сам замечаешь, как глупо себя ведешь? – хватаю его за рукав. – Куда пошел? Так и будешь в уголовную ерунду с Винни-Пухом играться? Я предлагаю реальное место и реальные деньги, голову включи, Егор.
– Александр Александрович, – он вырывается. Отряхивает куртку. – У вас в издательстве с кадрами совсем беда, что уже нас уговаривать прикатил? Я сказал – нет. Пока.
Смотрю, как сын разболтанной походкой тикает к машине. На ходу машет растопыренной пятерней девчонкам-одногрупницам, мол, красотки, садитесь, домчу с ветерком.
Устраивать разборки на учебной парковке у всех на виду стремно, и непедагогично, и, трэш из семьи выносить на люди несдержанно, но психологический мысленный треп катится в оставку, у меня нет больше длинной бороды, зато есть раздражение, бьет прибоем, топит здравый смысл, кого-то ушатаю щас, и я делаю шаг.
– Саш, ты куда, не ходи, – на пути тут же вырастает Кристина. Упирается в грудь и трогает мою щеку. – Дать зеркало? Спорим, испугаешься? – понижает голос до шепота. – Кошмарный видок. Правда, страшно. И мы тебя ждем так-то.
Перевожу на нее глаза. Она наклоняет голову набок и детским жестом дергает меня за пальто:
– Купишь по дороге мороженку?
– Что? – отрываю от себя ее пальцы. Осмысливаю банальную просьбу и невольно улыбаюсь.
Она смеется:
– Всё, ты не злишься? Я пошутила. Поехали в редакцию щас прям? Мы очень хотим.
Сын упаковывает девушек в тойоту и газует. Достаю сигареты и фломастер. Разворачиваюсь к авто.
– Едем? – Николь вопросительно поднимает брови.
Киваю. Сажусь за руль. Рядом плюхается Ваня. Шумно отодвигает кресло и с задних сидений доносится писк: "каланча, аккуратнее нельзя? Ты меня прижал".
Дышу дымом в приоткрытое окно. Смотрю на часы.
Плевать, дома с ним побазарю. Зачем отказывается, дурак. Упирается бараном. Но я взрослый человек, и подстраиваться под его капризы не буду, баста. Диктовать мне как жить, с кем, где работать – борзеет, и дальше хуже будет, а я не пресекаю. Попал ты, Егор.
Торможу на заправке и оглядываюсь назад:
– За мороженым пойдете, Кристина?
Она задумчиво жует губу и делает мне одолжение:
– Ладно, так уж и быть.
Хромов рядом закатывает глаза. У парня хватает деликатности не комментировать ситуацию, но мне напряжно.
Хлопаю дверью.
Они что, не влюблялись никогда, к чему эти многозначительные молчанки и хиханьки, бесят друзья. Преподский имидж вынуждает нацепить маску клоуна, большой дяденька скрывается и не может взять девушку за руку.
Но заявление уже написал, отрабатываю в инсте до конца семестра, и тогда…
Расплачиваюсь с кассиршей и смотрю на Кристину. Топчется рядом, запахивает расстегнутую куртку. Поражаюсь собственной выдержке, ночью ее отделяли от меня крупицы рассудка, повторять как мантру, пока она спит "не буди, не вздумай, трезвой ей понравится больше" и не свихнуться – давайте сюда медальку.
– Привет, – говорю, наклоняясь. Обхватываю ладонями ее лицо и целую. На языке остаётся ее помада, как конфета, сладко. – Ты с каждым днем все вкуснее. Выспалась? Я будильник ставил.
– Ага. А тебя потеряли, – она облизывает губы. Достает из кармана мой телефон. – Мария, в основном. Текстом кричит: вернись, Саша, куда ты поехал, – передразнивает.
Очень похоже. Гашу ухмылку.
– Ззаежал утром к ней, надо было, – тоже достаю телефон. – Вот. Новый. Симкарта там. Как тебе? Симпатичный?
Кристина вертит со всех сторон розовый корпус и хмыкает:
– Может, я твой себе оставлю, а этим сам будешь пользоваться?
– Розовым?
– А ты в себе не уверен?
– Договоришься, – шлепаю ее по заднице. Она шлепает в ответ. Ловлю руку, тяну за собой к колонке. – Хорошо, карты только поменяй тогда. В магазин собираешься? – киваю на желтую вывеску павильона.
– За мороженкой? Нет, вечером купите, Александр Александрович. Шоколадное. Ведерко.
– А вас не разбарабанит, Кристиан?
– За пять часов активного секса сгорит пятьсот калорий.
– Если ты сверху будешь.
Она краснеет и шмыгает в машину. Смешная. И чего выпендривается, если боится? Да и я жестить не собираюсь, разницу между ней и клубными перепихонами вижу, разумеется.
Сажусь в авто. Включаю музыку и рулю в издательство.
В редакции не протолкнуться, хотя выходной. Полмесяца до нового года, и работа превращается в балаган.
Здороваюсь с секретаршей и проталкиваю застопорившихся спутников мимо ресепшен:
– Не стесняйтесь, коллеги.
Студенты таращатся на прелести огромного офиса. Беготня, суета, один стол на три квадратных метра. Раньше и ночевал здесь, теперь заскакиваю на полчаса, когда моя подпись нужна. По сопливому грустно, все таки дело всей жизни, здороваюсь с галдящим народом и улыбаюсь. Пересекаю офис и захожу в кабинет к Антону.
Солнце бьёт ему в спину, за столом тёмный силуэт на фоне песочной палитры стен и паркета. Ещё полгода назад сам сидел в этом кресле, и обстановку под себя подбирал.
– Сань? – директор поднимает голову от бумаг и выползает из-за стола.
Ламинированный финляндский "салли" с беспроводной повер-кис-системой. И на полках вдоль стены моя коллекция ножей-стимпанк. И мои монстеры в белых керамических горшках на высоких гнутых ножках. И мой элитный спиртной бар в углу за диваном.
– Какими судьбами? – Антон жмет мне руку. Ежедневный чёрный костюм, туфли блестят, и постригся под ежик сегодня с утра. Вчера лохматый был. – Вроде вчера с документами разобрались?
– Да. Я практикантов привёл, – открываю жалюзи. Сквозь стеклянную стену ищу глазами девчонок, но вижу только Ваню. Показываю Антону. – Вон. Журфак, второй курс. Лучшие студенты.
– Шутишь? – Антон вглядывается в копошащийся офис. Смотрит на Хромова. Тот вертит головой и не замечает секретаршу с подносом. Налетает на нее спиной, и на пол валятся кружки-ложки. Шумоизоляция, но парень, похоже, извиняется, страдальческая мимика. Он бухается на колени и собирает осколки. Секретарша помогает. Они чему-то смеются. К ним подходят Кристина с Николь, тоже хихикают. Антон поворачивается. – Отлично. И на кой мне здесь этот детский сад?
– Работать.
– У меня штат укомплектован.
– Найдём, куда пристроить. Это важно.
– Сань… – начинает он с раздражением.
– Антох, – перебиваю. – Владелец я вроде как? Они в историю влипли, и мне надо, чтобы ребята никуда не лезли. Спокойненько тут потусуются.
– Ты нарываешься, – Антон резко дергает шнур и жалюзи хлопают по стеклу. – Сначала спонсоров ищешь, потом тащишь в контору молокососов. У нас с партнёрами договор, что ты во внутреннюю кухню не лезешь, или я не допер?! Фу, черт, – достает из кармана платок и вытирает лоб. – Чем закончим? Мордобоем опять? Прощайте инвесторы, – картинно хлюпает носом и машет мне платком.
– Да пошел ты, – беззлобно огрызаюсь и открываю дверь. – Я тогда думал, что они шлепнуть меня пытаются.
– Может, не от них заказ шел. А Маша твоя постаралась.
– Маша убить меня хотела? – ржу. – Антош, напомни, почему моим другом считаешься?
– Александр Александрович! – Николь, за ней Кристина огибают столы и торопятся к нам. С горящим лицом Николь вываливает. – У вас здорово! – тычет пальцем в растянутую на всю стену черно-белую фотографию модели с яркими розовыми ногтями. – Я на нее в инстаграм подписана! Здесь вау-вау!
Антон, растерянный от их бурного ликования, поправляет гарнитуру в ухе. Смотрит по сторонам, на заинтересованных сотрудников, и снова на девушек.
– Не знаю, честно, чем им тут заниматься, Саш, – говорит, не скрывая неодобрения. – И без них забот по горло. Корпоративы начались, работа простаивает, разрываюсь. Предлагаешь следить, чтобы еще они не накосячили?
– Мы не накосячим, – возмущается Николь.
– Я не с тобой разговариваю, – отрезает он.
– Не накосячат, – подтверждаю. Друг бесится, а у меня расслабуха. Не колышет, перетопчется, Антон.
Кристина хмурится и бесцеремонно влезает:
– А вы кто?
– Антон Геннадьевич, – снисходительно поясняет друг. Веско добавляет. – Директор, – смотрит на часы. – Ладно, будет время – подумаю на счет вас.
– Тридцать пять тысяч курьеров, – бормочет Кристина.
Усмехаюсь. Права малыш, у Антона больше понтов.
– Что, прости? – он уже шагнул в сторону кабинета, но оборачивается.
– Что? – она невинно хлопает ресницами.
– Гоголя я тоже читал, – цедит Антон. – Ты мне хамить пытаешься? И ждешь, что я в офис тебя возьму?
– Антох, у тебя задачи, кажется, на повестке, – хлопаю его по плечу. – Пойдем, я, кстати, коньяк заберу, Игорю обещал.
– Ты где эту девицу откопал? – Антон сбрасывает мою руку. Быстрым шагом идет в кабинет. – Тридцать пять тысяч курьеров, – повторяет. – Соплюха. В лицо мне вякает, что я фуфлом страдаю, хрен тут выращиваю. Нормальный сотрудник? Я ее не возьму, Сань.
– Она пошутила, – в кабинете открываю стеклянные дверцы и осматриваю батарею бутылок. – Ты чего взъелся-то? Не упахиваешься, правда, сидишь, макеты утверждаешь. Ну, в пасьянс играешь. А главред лямку тянет за всех.
– Намекаешь, что я штаны протираю? – Антон с грохотом ворошит папки на столе. – Да из меня только за это утро типография все жилы вытянула.
– Боже упаси, Тох, – загребаю круглую ребристую бутылку и хлопаю дверцей. – Правая моя рука, не серчай. Я поеду, если что на телефоне.
– Доброго пути, Александр, – он утыкается в комп.
Честно, у него с нервами что-то.
За дверью налетаю на Кристину.
– Он злится? – она отлипает от стены, теребит пуговицу на блузке. – Может, извиниться? Я думала, он не услышит.
– Он бывает, не в духе, привыкнешь, – отбрасываю хвост ей за спину. – Что-то я хотел…А! – лезу в карман. Отдаю ей права и ключи. – Вписал тебя в страховку, машину пригнал во двор к вам. Документы в бардачке. Сократите с Николь время на дорогу, между издательством и институтом сложно мотаться. Да?
Кристина грызет ноготь. Неуверенно забирает брелок.
– Машина в мое личное пользование? – она осторожно улыбается. – А если я плохо вожу?
– Часов в семь заеду, покатаешь меня. Оценим тебя.
– Хэй, кучер, – она смеется и закидывает руки мне на шею. – Признался бы, что просто водителя хочешь бесплатного.
– Ты бы тогда отказалась, – кошусь на подчиненных. Лупятся, не скрывая, я скриплю зубами. Сплетни поползут, едва в лифт зайду. Не привык на витрине отсвечивать, а сам швыряю нас в эпицентр, метнитесь, дорогие, почесать языками в курилке.
– Нда, – она отстраняется. – Думают, тупую любовницу пристроил типо работать, – цепляется в собачку на куртке и возит туда-сюда молнию. – Но у тебя ведь серьезно?
– Серьезней некуда, – соглашаюсь. Оглядываюсь, ищу Хромова и Беркут. – Оставлю вас, походите, посмотрите. Вечером позвоню?
– Ок, – протягивает мне розовый телефон. – Симка там.
В лифте пролистываю сообщения от Маши. В машине перезваниваю и уточняю, дома ли Егор. В поселке перед воротами торможу и сигналю, куда-то пульт потерялся, может, вчера, когда с Германом пьяниц затаскивали, выпал.
Маша высовывается на крыльцо, и взмахивает рукой.
Бросаю машину возле ели, и пока иду в дом, осматриваю тропинку.
– Егор в душе, – сообщает она, запираясь за мной. – Не поняла, что там с издательством? – ее тон повышается со скоростью света и переходит в крик. – Ты правда хотел сына вместе с любовницей в редакцию запихнуть?!
– А что ты предлагаешь? – растегиваю пальто и поднимаюсь по лестнице. – Они так и будут расследования свои дурацкие вести, если их не занять ответственным умственным трудом.
– Взял бы мальчиков, а проституток этих малолетних куда тащищь? – она стоит у подножия, держится за перила и визжит. – Саша, я не допущу, чтобы твоя проныра сунулась в семейный бизнес! Не мечтай!
– Она не проныра. И бизнес у нас с тобой разный. Ты в издательских делах ни черта не смыслишь.
– Саша, ты меня слышал!
И почти оглох. Захожу в комнату к Егору и прикрываю дверь. Белый ковер с длинным ворсом по всему полу, пульта нет. Заглядываю под стол. Откидываю сброшенное с кровати черное покрывало и вижу черную коробочку. Так, пульт есть.
– Что за… – отодвигаю рюкзак и вытягиваю красный блестящий баллон. Портативный, на десять литров. Для гелия. На записях в интернете Пятачок с таким таскается.
Верчу в руках, отбрасываю.
Хватаю за лямку рюкзак и вытряхиваю на ковер содержимое. По ногам бьет склад оружия.
Елки-моталки, вот умельцы.
Поднимаю гранату. Отставляю руку, приближаю к глазам. Муляж Ф-1. Только в упор и отличишь, а с двух метров вряд ли. В ювелирке же не отличили.
Японский бог…
Макаровские пистолеты еще краше. Охолощенные, плохо завороненные дешевым химическим составом боковины затвора, потертости, но если стукнуть такой штукой по витрине, а потом размахивать перед напуганными девушками – никому в голову не придет, что ты шутишь.
Потрошу рюкзак. Быть не может. Он что, в край долбанулся? Какая-то ошибка, точно. Это не его. Подкинули.
Ага.
Полный капец.
Сплю.
Щелкает ручка, в комнату, вместе с паром, вплывает Егор. Трет полотенцем мокрые волосы. Смотрит на меня. На разбросанные по полу игрушки. Помолчав, говорит:
– Пап, ты все не так понял.
Глава 15
В субботу он не позвонил. Ни в семь, ни во сколько. Вот так, нельзя доверять мужчинам, они бессовестные вруны.
И на мои два звонка он не отреагировал. Но я не Бог, и троицу не люблю, унылых гудков без ответа хватило моим ушам.
Я самодостаточная женщина.
Так себе самовнушение. Подражать стиляге Дьяволу и носить Прада у меня не срослось. Всю ночь украшала внешность покрасневшими глазами и обвешивалась соплями, не поняла, меня бросили или как.
По-моему, где-то тут закралась несправедливость.
Утро не обрадовало и солнечный воскресный день обошел стороной.
А вечером полиция задержала шайку придурков в костюмах у детского сада "Винни-Пух и все-все". Шесть старшеклассников украли пару бутылок вина из алкомаркета. Пристроились у садика на заборчике и невозмутимо распивали шардоне под задорное "если я чешу в затылке – не беда, в голове моей опилки да-да-да"!
Допелись до бобика с мигалками и штрафа.
Все окончательно спятили с этим медведем, и мы должны что-то сделать. Но посиделки с Ваней и Егором у нас за чашечкой чая с тегом #выкуримбанду провалились, как и само чаепитие. Мама Николь резко осознала, что наша кухня "Орхидея" жутко грязная, нет в ней того тонкого тропического аромата цветов, заявленного в названии мебельного поставщика. И хозяюшке срочно пришлось надраивать шкафы вонючей полиролью и беспалевно коситься в нашу сторону: ага, все ясно, они разрабатывают план нового ограбления, дайте-ка я притворюсь, что убираюсь, а сама подкручу локаторы на их частоту.
Сегодня понедельник, через неделю начинается кошмар с жуткой пометкой "сессия", а мы вместо того, чтобы похоронить себя среди талмудов по медиа, с одиннадцати утра торчим в полиции.
Стражи порядка кой-чего проверили, похлопаем же в ладоши их сообразительности. Когда мультяшки угнали машину возле музея, наш Ваня сам был в автошколе. А когда они разбили витрину и сперли шубу, у Николь как раз шел дурацкий конкурс на увеличение груди. И еще какие-то мелочи, и всё вместе тянет на красивую строчку из уголовного права:
А-ли-би.
И, вообще, нас четверо, а не шестеро, недобор.
Мы с Николь прикатили в отделение на новенькой черно-желтой ауди.
Без внимания полицаев машинка не осталась, и они строго вопросили: гражданка, а откуда кроссовер. Видимо, решили, что я идиотка, распродаю награбленное и тачки себе покупаю. А когда я показала Аверинские документы на машину, пришлось ловить их падающую челюсть. Интересная версия, наш квартет плюс Алекс и Мария, и ву-а-ля, секстет. Никто не ведь не знает, сколько лет чувакам в костюмах, а вдруг как раз наши главари – сорокалетние предки одного из подозреваемых?
Но серьезно, от нас, кажется, решили отстать. Полицейских мало кто любит, и под шумок им прилетают мелкие пакости от разных мультяшных шаек, то тут, то там кто-нибудь гадит на закон. И круг подозреваемых у них теперь размером с кольцевую систему Юпитера.
Настоящая путаница.
Нас отпускают на волю в половину третьего. Сорок минут, чтобы доехать до института. Первые две пары семинары у Алекса и мне не терпится объяснить человеку, что так себя вести нельзя. Все выскажу. Я ребро-демон, зловредный дух, бес, и седины в бороду ему набросаю не жалея.
Но все таки круто он придумал с машиной. Сегодня похолодало, а с голыми ногами до авто дойти можно.
Да и она классная очень.
И так смотрится, что вах. Хотя брутальная модель, но по мне – она идеальна.
– Крис, тебя надо снимать в сериале "Реальная мистика", – говорит Егор, когда мы спускаемся с крыльца отделения. – Ты до сих пор не собрала по дороге все столбы и никого не сбила – нонсенс.
– А резиденты "камеди" должны предупреждать: умоляем, если вы Егор, то не пытайтесь повторять за нами и шутить, – достаю ключи из рюкзака.
Его шоу одинокого комика все утро транслируется. Как увидел меня за рулем папиной ауди, так сразу и прорвало.
Крис, не насосала, а подарили.
Крис, отгадай загадку: четыре колеса, резиновые шины, мотор и тормоза, и что это…?
Крис, потом обязательно принесу тебе в больницу апельсины и книжечку такую, с картинками, ПДД называется.
– Крис, забьемся, кто быстрее до института? – спрашивает он через крышу своей тойоты. – Проигравшему фофан.
– Я тебе прям здесь могу в лоб дать, если хочешь, – складываю пальцы в колечко и показываю ему.
– Ну конечно. Очко-то жим-жим.
– У тебя.
– Дура.
– Захлопнись.
– Ты первая.
– Захлопнитесь оба, достали, – просит Ваня. Садится к Егору.
– И поехали уже, – поддерживает Николь. Садится ко мне. – Вообще не пойму, чего вы собачитесь все время, – говорит, когда я забираюсь в салон. – Алекс официально в разводе, полгода. Приличный срок.
Достаю очки из футляра и цепляю на нос. Разворачиваю машину и выезжаю со стоянки вслед за Егором.
Я бы его, может, и обогнала, ауди мощнее его тойоты. И гонять я люблю. Но у меня давно практики не было.
Он впереди и сигналит. Бип-бип-би-би-бип. Открывает окно и высовывает средний палец.
Добавляю скорость. Ну все, сам напросился.
Сказала, как отрезала.
Николь включает радио и скептически наблюдает за моими потупами вырваться вперёд. Красное глянцевое пятно меня не пускает и маячит бельмом на глазу. Его заносит на поворотах, и на светофорах он раздражающе громко тормозит.
Уже почти возле института от позора меня спасает чудо, проскакиваю между двумя вазовскими машинами и оставляю Егора глотать засыпанный реагентом снег.
– Вправо-вправо! – обретает веру в меня Николь, ерзает на сиденье. – Крис, красавчик, дави-дави! На лежачем подпрыгивай, давай дальше!
Дальше не получается. Егор подрезает меня у ворот, и мы оба, едва не влетаем в торговую палатку. Препод по экономике, ежедневно порицающий кучку курильщиков за бычки мимо урны, смотрит на нас с садистской улыбочкой.
– Приехали, – комментирует Николь, и следующие пять минут наши с Егором умственные способности экономист подвергает сомнениям под дружный ржач никотинозависимых.
На семинар мы опаздываем. Алекс, не поднимая головы от планшета, машет рукой – садитесь.
Два академических часа обсуждаем презентации на фильм "Доброе утро". Типы продюссеров, продюссирование, как творчество, и так далее.
Он даже не прикидывается, что якобы слушает. И вид у него неважный. Таблетки ест. Чем-то запивает из фляжки. Коктейль из психотропов и рома, мужчина, вы перепутали преподскую кафедру с барной стойкой? О чем вы думаете?
Рассчитываю привлечь внимание на второй паре, моя очередь выступать. Но на мои кривляния у проектора и эффектное отбрасывание хвоста за спину, когда волосы умопомрачительно взметаются в воздух и выбрасывают в атмосферу запах страсти от "Бруно Банани" ему плевать. Смородина, манго и амбра меня предали, поэтому включаю режим заучки.
Не красотой так умом возьму.
– … и как результат – мы определим место и задачи продюссера в конкретном медиапроекте, – с гордостью заканчиваю свою блестящую рецензию.
Разумеется, я не ждала аплодисментов и чтобы он меня букетами роз забросал. Но он говорит себе под нос:
– Спасибо, Абрамова, садитесь.
И все.
Иду на свое место, но на ступеньках торможу. Внаглую поднимаюсь выше и сажусь на третий запретный ряд. Один раз Алекс выгнал Егора, когда тот нарушил бредовое правило "два первых и два последних, и не смейте бросить кости в середине".
– Александр Александрович, – с последнего ряда стукачит недоделанный стритрейсер. – С каких пор у нас вето снято и каждый где хочет сидит, м?
Алекс отрывается от планшета. Хмуро смотрит на меня – неужто проняло.
– Кристина, если вас не затруднит, вернитесь на место, – цедит он.
– Извините, ноги затекли, – откидываюсь на спинку. – Встать не могу.
– Тогда ползите в коридор. Сделаете разминку и вернетесь.
Смотрю в его серьезное лицо и лечу на водопаде обиды в ущелье гнева. Одногрупникам смешно надо мной, и виной всему он.
– Кристина, или пересядьте, или выйдите вон.
Пошел к черту.
Задираю подбородок.
Встаю, поправляю водолазку, иду вниз, и мой шикарный конский хвост болтается в такт шагам, пока я не скрываюсь за дверью.
Да блин, просто бедрами вилять не умею. И очень заметно, что я ну ни разу не американская актриса-модель, чья эффектная попка не помещается на экране.
А так хоть что-то.
До конца пары сижу внизу у автомата, пью кофе и листаю конспект по арт-критике.
С бородатым самцом все понятно. Дарвин, подвинься, у меня зреет теория, что не все люди произошли от обезьян. Аверин – потомок паразитов, мерзкий клещ, укусил меня, и я больна. Такое чувство, что это навсегда, отравлена моя кровь. Он под кожей, вырвать не смогу, и умру.
Со звонком поднимаюсь наверх за вещами. Закидываю рюкзак на плечо, мы остаёмся одни в аудитории, он ждёт, когда я выйду, чтобы закрыть кабинет. Шесть вечера, за окном темень, и свет падает только из коридора, и студенты тихие, большинство разъехались. Обожаю, когда институт полупустой.
Алекс говорит:
– У меня не было времени позвонить, извини, Кристина.
Он безукоризненный, как обычно, выглаженный и деловой, но от него ромом пахнет.
– Прикольно на парах бухать? – останавливаюсь возле двери и загораживаю выход. – И девушку тогда угости. Вместе бахнем.
– Ты меня отчитываешь сейчас? – он усмехается, щелкает крышкой на пузырьке с таблетками. – Давай, я этого не слышал. Позже поговорим, на пару иди, малыш, – подталкивает меня.
– Ага, буду просто смотреть, пока ты колёса свои горстями глотаешь, – вырываю из его пальцев капсулы. – Случилось что-то? Скажешь, может?
– Дай сюда.
– Хватит их пить. У тебя привыкание.
– Не делай из меня неврастеника, – он неожиданно грубо рявкает. – И лечить меня не надо. Себя полечи перед зеркалом. Все, мне некогда.
Машинально отступаю в сторону, и даю ему дорогу. Я ведь забочусь о нем. А он. От возмущения задыхаюсь:
– Идите в жопу, Александр Александрович.
– Сами идите в жопу, Кристина, – повторяет, не оборачиваясь.
Достаю ключи от машины и швыряю в него. Попадаю в ухо.
Он смотрит на брелок-ауди, шлепнувшийся на паркет. Возвращается из коридора в кабинет и я жалею, что не сдержалась. Большой и злой, а вокруг никого.
Каменным голосом он предупреждает:
– Кристина, ещё раз так сделаешь – получишь.
– Ха! – во мне растет протест. Лезу за его телефоном и пуляю следом.
Он ловит сотовый. Меняется в лице. Я жалею, дубль два.
Он проверяет время. Хлопает дверью, слышу, как поворачивает ключ. Становится ещё темнее, тянусь к выключателю. Он хватает меня за талию. Отступаю назад, но он и сам, как взрывная волна сметает с ног, сапоги едут по полу, меня тащит по кабинету, пока не врезаюсь поясницей в подоконник.
Алекс ставит сумку на стол, роется внутри и достаёт ленту блестящей фольги.
Квадратики с херомантиями. Похоже, что у него кончилось терпение, а я все таки роковая женщина, от которой мой препод теряет голову прямо в институте.
– Может, после пар…
Мысль о моей власти греет несколько секунд. Он не слушает, разворачивает меня лицом к стеклу и давит на спину, чтобы я легла.
Безумная страсть – это когда жаркие поцелуи, и с тебя срывают одежду, все знают. А когда сзади щелкает пряжка ремня, пальцы сдвигают в сторону трусики, и он пытается в тебя пролезть – на это я не подписывалась.
– Подожди, – дергаюсь.
Я не готова, не возбуждена, и смазка на контрацептиве не помогает, он со своей дубиной может не соваться.
– Сама подожди.
Он размеренно отвоевывает территорию, сантиметр за сантиметром продирается в меня, двигается туда-сюда насколько влез, и я привыкаю к толщине, дискомфорт проходит, внутри скользко становится, и чувствую, что вот-вот он рванет на всю длину.
Хвост сработал таки. Он вплетает пальцы в мои волосы, и тянет, выдыхает в них: держись, малыш.
Звенит звонок.
Другой рукой обхватывает за грудь и толкает на себя, одновременно подается навстречу, и звон в моих ушах тоже все студенты слышат, железно, я познаю свою глубину так остро, словно он меня только что напополам рассек. Оконная ручка в ладони поворачивается, и ветер бросает колючий снег в лицо, эта уличная оплеуха спасает, уже открыла рот, но дыхание выбивает, и я падаю на подоконник.
Он даже меня не поцеловал, никак не подготовил к сексу, тупо голый хрен, а не прелюдия. И теперь я не шевелюсь, не помогаю ему. Но его движения, глубокие и протяжные, адажио, пальцы ласково гладят мои бедра, и мне так приятно, что едва держу стоны.
Он поднимает к себе, целует затылок и ускоряется. Шлепает меня бубенцами чпок-чпок, в этом звуке похоть безграничная, совсем уже недопустимая. Осязаемость его внутри меня зашкаливает, и я сдаюсь. Завожу руки за спину и толкаю его ближе. Приспущенные брюки врезаются ему в кожу. Я и ремень сжимаем его отличную круглую задницу. Ремень меланхолично, а я кайфую.
Его темп меняет мои ощущения, от сладких к пряным, во мне зреет шаровая молния, я делю ее с ним. Он ставит меня удобнее, опирается на поясницу, и вышивка жемчугом на водолазке скребет пластик. Задирает мою ногу наверх, я давлю коленом на подоконник, но не могу устоять, тяну руки в окно и цепляюсь за карниз.
Пальцы загребают снег, ладони немеют от холода а между ног печка. Дикарь яростным трением добывает мой огонь. Рвано и беспорядочно дышит, как пещерный мужлан выплескивает в меня ярость, это не секс, он потрошит мою тушку, и я пищу, и, дворник, наверное, думает, что где-то неподалеку свихнулись кошки, решили, что на календаре март, сезон охмурения котиков.
Если бы не держал меня, я бы вывалилась, но он держит и вколачивается. Принимаю еще четыре крышеносных удара, и он тормозит. Нет, только не это. Толкается по инерции, пульсирует у меня внутри, и что-то неразборчивое выдыхает в спину.
Не могу думать, что это все, я хочу дальше. Но он выскальзывает. Снимает меня с окна.
Неловко поправляю юбку. Он скатывает забитую белым резинку и швыряет в мусорное ведро. Застегивается.
Кончил дело – гуляй смело, наглядно. И пофигу, что некоторые дела не закончили. И надеялись на продолжение.
– Мог бы спросить. Не онанизмом занимался.
– Что?
– В любви женщина ребро, а в сексе, судя по твоей логике, рука. С рукой не советуются – будем дальше до мозолей или ты все, устала?
