Текст книги "Исповедь жертв (СИ)"

Автор книги: Дамир Берхеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава 26

***

«Что стоит в центре вселенной? В уже позабытом прошлом некто Пифагор говорил, что цифры. Они действительно вокруг нас. Все измеряется в цифрах. Все легенды можно подогнать под математику. Цифры… Время измеряется в цифрах, вес вещества измеряется в цифрах, скорость полета веществ измеряется в цифрах, начало всего можно подогнать под цифру «ноль» и начать именно с него. Любая вероятность в нашей жизни – это математическая закономерность. Наверное, каждый замечал, что в определенный период его жизнь волнообразно повторяется. Если у него все идет отлично, то настанет период, когда все будет плохо. И так из определенного времени до определенной точки, возможно меняющейся в геометрической прогрессии.

Да что уходить в философию вселенной. Можно все это локализовать до минимума одной жизни. И эта человеческая половина скажет, что центр вселенной в достатке, опять же в математическом. Если мой банковский счет перешагнет определенную цифру, то я могу считаться счастливым человеком. Счастье измеряется в цифрах! Сколько же оно должно стоить? Не знаю почему, но ублюдки которых я отлавливал на побережье Флориды, говорили, что миллиона долларов им бы хватило с лихвой. Счастье – это один миллион долларов!

Математика способна убивать и давать жизнь. Некоторые более глубоко посмотрят на цифры. И этим людям денежных ресурсов едва-ли хватит. Им нужно время… Единственный ресурс, который невозможно восстановить. Время… Во вселенной это система меры относительна на каждой из планет. Чем больше планета, тем дольше протекает день. Я, будучи где-то в уголке души философом, могу сказать точно, что в формуле судьбы обязательным критерием является время. А судьба в свою очередь решает, сколько продержится твоя вселенная. Не исключено, что ты канешь в небытие уже в первый день своей жизни. И твоя вселенная рухнет уже через 24 часа, через 1440 минут, через 86400 секунд. Просто досчитай до этой цифры и умри. Все это цифры, но тут все решила судьба… Ведь, какой-то псих, который лишился жены во время родов, решил поджечь родовое отделение, и тем самым сократить твою жизнь со ста лет до одного дня. Судьба.

Для других центром вселенной является цель. Жизненная цель. Идея. Смысл жизни. На смертном одре, буквально в минутах перед шагом в бездну каждый начинает вспоминать моменты проигрыша. Почему я не сделал ей предложение, почему я не уволился с этой работы, почему я не написал письмо моему другу, почему я не сделал ей подарок, почему не дал ему сдачи… По какой– то причине мне приходит на ум история моего знакомого, который был боксером. Целью его жизни было стать лучшим в своем виде спорта. Годы тренировок, незыблемая цель, неотступность от своей идеи, пошаговое достижение мечты, мелкие победы… Затем идея закончилась после тяжелого поражения. Проигрыш, травма, инвалидность, депрессия, одиночество, смерть…

Я же думаю, что в центре вселенной ползает брюхом вниз младенец. В моем мире это была девочка. Беззащитная, с переменным настроением, наивная, но с точной уверенностью, что, если она будет хорошо себя вести – Санта Клаус принесет ей подарки на Рождество. Ее детское сердце верило, что светлые ангелы хранят ее сон по ночам, а огнедышащие драконы стерегут ее покой. Что в следующий свой день рождения она будет кататься верхом на серебристом единороге, а эльфы будут сопровождать ее прогулки по лесному царству. Возможно так все и было, но судьба все решила, и мой центр вселенной пропал. Точнее ее убили. Специально или нет. Но факт остается фактом, что моей дочери не стало. Моя вселенная рухнула. К нам часто ходил священник и говорил, что человеку Всевышний дает испытания, который он способен преодолеть… Я это испытание не прошел… Какой бред… Как можно преодолеть смерть смысла жизни. Я только и защищал свой городок, что бы моя дочь росла в мирной стране, где нет подонков. Где царствует мир справедливости… Она даже не успела пойти на первый свой урок, чтобы затем прочитать это самое слово «справедливость». Ненавижу этот мир. Но будем сосредоточены с ненавистью. Те, кто переступает закон или считает себя выше него, моя ненависть будет направлена именно на них… Элизабет… Как бы я хотел поговорить с тобой… Обнять… Вдохнуть аромат твоих волос… Услышать твой звонкий смех… Детский смех…»

– Я тебя иногда боюсь, – сворачивая с переулка на малую дорогу, сказал Митч, видя задумчивого напарника. – Ты постоянно думаешь, это вредно. Надо иногда расслабляться. Забивать на работу, на проблемы, на прошлое.

– Кто много думает, тот мало ошибается – Леонардо да Винчи, – смотря в окно, добавил Курт.

– Лучше пару раз получить по голове, чем каждый раз ломать мозг над несуществующими проблемами. Кто-то поговаривал, что случившееся – это 10% события и 90% нашего отношения.

– Эту стандартную галиматью рассказывают на базовой подготовке копов, в случае если подстрелили твоего напарника, чтобы тебе хватило мозгов и нервов для оказания первой медицинской помощи.

– Может быть, но доля правды в этом есть… Меня что-то начал доставать этот свежий воздух. Сейчас заберем Фитцжеральда, и надеюсь мы сюда больше не вернемся.

– Никогда не задумывался, почему психбольницы и тюрьма делают на окраине города?

– Чтобы эти психи и заключенные не вырвались в город и не могли затеряться в толпе. Тут же все просто.

– Пользой для государства, друг мой, является прикрытие структур, занимающихся их охраной. Если кто-то решит сбежать – то его могут грохнуть без зазрения совести, а затем прикрыть это отговорками «при попытке к бегству», «сердечный приступ», «несчастный случай» или «умственно отсталый решил покончить жизнь самоубийством». Легко можно замести следы. Да и проверки, в принципе, не так часто приезжают. Кому охота тащится в такую задницу.

– Приехали, – останавливаясь у шлагбаума КПП, сказал Митч лишь бы оборвать очередную байку напарника.

– Добрый день, – с улыбкой его встретил молодой охранник. – Предъявите, пожалуйста, ваши документы.

Митч продемонстрировал значок со словами:

– А раньше тут вредный старикашка работал. Где он сейчас?

– Он ушел на пенсию. Отслужил свое, – все также не снимая с лица улыбку, ответил юноша.

– Понятно. Могу поспорить, что он тоже первые лет пять улыбался, а потом стал тем, кем стал – имей ввиду и подумай о новой работе.

– Спасибо, мистер, но мне нравится моя работа, – так же с дружелюбным настроем ответил охранник.

– Обращайся, – отъехав чуть дальше, Митч добавил. – Псих чертов. У них даже охранники немного того.

Просторный кабинет заведующей психиатрической лечебницей «Ломпак» мало чем отличался от кабинетов главных врачей в платных поликлиниках: мебель из темного дерева, настенные часы, монотонно отсчитывающие время, обои-хамелеон, меняющие свое раскраску под разными углами обзора, деревянный паркет и огромный письменный стол у стены, где и сидела Эмма Уилли.

Она уже знала, зачем приехали полицейские и заранее пригласила к себе пациента Фитцжеральда, который на данный момент смотрел в пустоту и походил на умалишённого как никогда больше.

– Здравствуйте и до свидания, – даже не смотря на доктора, бросил Митч. – Вставай, псих, ты нам нужен на улицах Нью-Йорка.

– Я остаюсь, – тихо произнес Алекс, даже не смотря на полицейского.

– Да ты точно двинулся. Хватит шуток, погнали. У нас мало времени.

– Мне нужно разобраться с одним делом…

– Мы уже неделю разбираемся с одним делом. И слава Богу, что этот маньяк грохнул еще одного, не то мы бы тебя никогда отсюда не вытащили, – видя, что слова не произвели эффекта, лейтенант обратился к мисс Уилли. – Это вы промыли его мозги?

– Это решение мистера Фитцжеральда, а не мое, – парировала женщина. – Официально он прошел нужный курс реабилитации, подозрения с него сняты, учитывая особенность его психи и сверхспособностей мы бы конечно могли оставить еще на временное содержание, но заслуги детектива перед городом помнят все. И с раннего утра поступил звонок от мэра с просьбой ни секунды не задерживать мистера Фитцжеральда.

– Что случилось? – уже спокойно спросил Митч, пока Курт уселся на диван, предполагая долгий разговор.

– У меня нет никакой болезни. Как я понял мои способности эволюционировали, и те, кто умер приходят ко мне. Но я никак не пойму – чего они хотят от меня. Мне до сих пор не понятно, почему именно замешанные в этом деле жертвы приходят ко мне, а не какой-нибудь старик из Аризоны. Вот чтобы во всем этом разобраться мне нужно время и наставник. А тут достаточно и первого, и второго.

– Послушай, – уже с серьезным выражением лица, обратился Митч, смотря в глаза Алексу. – Мне по барабану на твои сверхспособности и твой дар. Повремени с этим, старина, сейчас нам нужен матерый детектив, способный без всякой телепатии разобраться в происходящем дерьме. А дерьмо происходит. В психушку мы тебя запрятать успеем. После этого дела, обещаю я сам буду ходатайствовать о твоем закрытии. А сейчас пойдем.

Спустя пять минут наша троица уже двигалась в сторону многомиллионного города. Митч, пользуясь разгруженностью дорог, практически не спускал ноги с педали газа.

– Если даже вылетим в кювет, то эта детка все равно нас вывезет, – смеясь, говорил водитель.

– Что можете рассказать о своих видениях, детектив? – обратился пассажир, сидящий впереди.

– Они приходят где-то в три ночи, видения бесцветные, как туман, и с их приходом я начинаю мерзнуть, будто оказываюсь в морозильной камере. Иногда призраки произносят непонятные фразы. Я чувствую, что они хотят что-то сказать, но не понимаю их. Мой брат…

– Чокнутый из Манхэттена, – пояснил Митч.

– Мой брат, тоже оказываясь в аду, иногда беседует с покойниками, но и те редко идут на контакт. А вы верите в призраков?

Только Алекс задал вопрос, как за окном Курт увидел Элизабет, махающему ему рукой. На ней буквально не было лица, словно ее заставляют приветствовать своего отца. Картина становилась еще устрашающей из-за окровавленного сарафана. «Вишневый сок пролили на белую ткань», – подумал про себя пассажир.

– Я верю в призраков, мистер Фитцжеральд, – произнес он. – Я за теорию энергии. Не может же источник, содержащий столько энергии, мыслей, идей, силы, прошлого опыта – просто исчезнуть.

– Это да, – подтвердил Алекс. – Какие планы, господа?

– Нужно навестить Шульца, – вступился Митч. – У него загородный дом, где он устраивает типа клоунады для богачей, а на самом деле развел бордель.

– А ордер есть?

– Кто нам даст ордер. Но если будет еще одно убийство, то думаю уже все равно за что уволят. Статья превышение полномочий звучит круче, чем за несоответствие занимаемой должности. Тем более с нами мастер переговоров. Один из самых тактичных детективов, которых я видел. Наверное, в Майами вас как-то по-другому воспитывают.

Глава 27

***

Добрый день, полиция Нью-Йорка, отдел убийств! – Курт буквально ввалился в кабинет предпринимателя.Ззздраавствуйте, – протянул хозяин дома, не понимая происходящего. – Чем могу быть полезен?Вы обвиняетесь в укрывательстве преступника, убившего десять человек, – вынимая наручники, детектив одним движением приковал его руки в металлические браслеты, пожилой бледный мужчина в красном халате явно не рассчитывал на подобное утро.Я...Я вас не понимаю...У вас есть право хранить молчание. Все что вы скажете может быть обращено против вас в суде.Я никуда не поеду! – уже оклемавшись, худощавый мужчина отступил к стене, даже находясь прикованным наручниками.Офицер, зафиксируйте сопротивление властям при задержании, – хватая за халат хозяина дома, проговорил детектив.Нет проблем, детектив, – поддакивал Митч, приблизительно находясь в том же состоянии непонимания, что и задержанный.Укрывательстве кого?! – практически вопил хозяин дома. – Может вам нужна какая-то информация? Я не понимаю. Вы вообще ни имеете право? У вас есть ордер?Ты что, мать твою, не слышал в чем тебя обвиняют? – голос Курта не позволял использовать бас или даже повышенные тона, но для подобных случаев он всегда добавлял холодный оттенок, и слова, сказанные детективом, становились еще устрашающее. – Если этот суки сын ускользнет из-за тебя мы ходатайствуем о пожизненном для тебя. Будь уверен.Ааааа кто маньяк? – в голосе задержанного уже читались расслабленность и страх.Джейсон Морис.Этого не может быть... Ааааааа, кажется я понял, – уже более уверенно сказал мужчина. – Вы плохой полицейский, а он хороший, – смотря на лейтенанта, предположил хозяин дома.Нет, приятель, – с печальным видом произнес Митч. – Хороший полицейский остался в тачке. Мы оба засранцы.Вчера твоя охрана не позволила проехать оперативной группе и задержать его. Из-за этого в четверти мили от твоего особняка было совершено еще одно убийство, – снова включился холодный тон Брэдли. – Вчерашняя жертва исключительно на тебе.Джейсон Морис не мог никого убить.Почему?Отпустите меня, и я покажу.

Особняк был просто огромным. Бесчисленные комнаты были прикрыты дверьми из темного орехового дерева, длинные коридоры были расстелены красными ковровыми дорожками, на стенах висели головы животных и древние оружия в виде клинков, саблей, мечей.

– Если бы вы сняли с меня наручники мы бы смогли передвигаться быстрее, – заметил хозяин дома.

– Мы никуда не торопимся, мистер Шульц, – придерживая за локоть мужчину, заметил Курт.

– Как меня зовут вы знаете, а как ваша фамилия?

– Конор, – даже не дернув нервом на лице, произнес Брэдли. – Так куда нам идти?

– Я обязательно свяжусь с вашим руководством, детектив Конор.

– Можешь связываться хоть с президентом. Но за подобные вечеринки, которые проходили у тебя вчера ответить придется.

Краска с лица задержанного спала. Он бросил мимолетный взгляд на Брэдли, но тот явно говорил серьезно.

Зайдя в комнату, взгляду предстали множество мониторов.

– Твою мать, – только и произнес Митч, увидев запись, которую продемонстрировал хозяин дома.

– Теперь, надеюсь, никаких вопрос ко мне и к мистеру Морису не осталось.

– Всего доброго, – только и произнес Томсон, покидая комнату с мониторами.

***

– И кто же мог знать, что этот сукин сын голубой, – попивая клюквенный сок, произнес лейтенант. – Единственный подозреваемый и тот слился.

На позолоченных часах Алекса, стрелка медленно подбиралась к трем часам дня.

– Рассматривал вариант, что он мог покидать место преступления? И точно-ли это был он? – поинтересовался Фитцжеральд, аккуратно разделывая яблочный пирог.

– На видео все подробно видно. В течение пяти часов он находился в зоне видимости, – рассматривая свой бухгалтерский блокнот, произнес Курт.

– Только подумай – два часа ему вставлял негр. Просто жееееесть, – объявил Митч.

– Ты видео изъял?

– Я что похож на извращенца, мать твою.

– Проводя анализ, можно опять вернуться к фактам. У нас 10 трупов. Из ни 9 трупов объединяет криминальное прошлое, – размышлял в слух Курт.

– Один, мать его, бармен.

– Спасибо, Митч.

– Плюс ко всему их объединяет судебное производство. Все они были подзащитными Мориса и были освобождены, – добавил Алекс.

– Кроме бармена.

– Спасибо, Митч, – уже хором сказали напарники.

– У всех покойников найдены игральные карты… Даже у бармена. Эксперты сообщили, что 99% из ста – действовал один и тот же персонаж. Подчерк похож, а именно убивал ножом, точным попаданием в артериальные вены. Жертвы умирали от потери крови. Причем по нашим предположениям у нас есть портрет убийцы: физически сложенный мужчина, военный, прошедший подготовку либо в морских котиках, либо в рейнджерах, имеет четкую цель. Перед убийством играет с жертвой. Убийства всегда происходят около леса, затем он их оставляет на пустыре. Вроде, как все, – Курт захлопнул блокнот. – По крайней мере, что есть у меня. Есть кому, что дополнить?

– Видения… Ко мне по очереди приходили четыре жертвы. Поньо, Линтер, один из мексиканцев и одного не рассмотрел. Все призраки обращались ко мне. Вид у них был явно недружелюбный. После того, как они произносили пару слов, они садились за стол и играли в карты.

Курт задумался от сказанных слов. Минутное молчание прервал лейтенант:

– Не обращай внимания на последние показания. Он же псих. Не забывай откуда мы его забрали час назад.

В этот момент телефон Курта завибрировал.

– Есть контакт, – спокойно произнес, Курт. – Мы знаем, где еще работал этот бармен. Айтишники взломали почту и прислали адрес.

– Не томи, не будь Фитцжеральдом вторым, – буркнул Митч.

– 72 авеню.

– Погнали.

***

Пламя ада рано или поздно поджарит наши задницы. Но больше я боюсь за испепеленную душу… Как же часто на одни и те же вещи мы смотрим разными глазами, и почему-то мне вспоминается книжная лавка на углу Бродвея. Я помню ее с самого детства, в то время она мне казалась кладезю никому ненужной бумаги, даже не понятной для чего. Когда стал повзрослее начал думать о количестве сказок, мифов и легенд, исписанных узорчатыми шрифтами и яркими картинками. А сейчас думаю о продавце, который за столько лет ни разу не сменился, а просто старел. Каждый новый взгляд предавал мне очередную порцию для размышления.

Так и сейчас. Это была маленькая деревушка на юге Кореи. Я с детства любил пальмы. Для меня они были символами чего-то теплого, чего-то неизведанного, знаки отдыха и южных побережий. Однако, за время военных действий, проведенных мной в Африке и Азии я возненавидел пальмы. Сейчас они были для меня предвестниками войны. Причем бессмысленной. Я как Форест Гамп во время Вьетнамской войны искал какого-то Чарли, а зачем и для чего не знал. Однако, в отличие от главного героя художественного фильма я умел убивать. Причем самые профессиональные киллеры могли курить в стороне над моими методами ликвидации абсолютно различного количества противников. Но что-то в этом задании мне не нравилось. Все чувства говорили мне: «Жди беды». Возможно из-за того, что операция была моей последней перед уходом на покой, возможно потому что мне бросила писать сестра, а может что-то внутри меня научилось определять опасность. Не знаю, что, но у меня даже руки начинали трястись, хотя такого у меня не было уже лет пять, еще с военной академии. Опыт все-таки дает о себе знать. Все делалось на автомате. Даже вспарывание брюха человеку может стать автоматическим действием, если это специфика каждодневной рутинной работы. Говорю ужасные вещи на деловом языке. Этому, кстати, тоже учат. Нас учат всему. Как нужно правильно дышать, когда бежишь, как правильно дышать, когда стреляешь, как правильно дышать, когда маскируешься. И это только простое действие дышать. А человек помимо того, что дышит выполняет сотни других действий.

Можно очень много об этом мусолить, но если уже удосужились читать мысли психопата, то могу погрузить вас в свой мирок. Обещаю описывать только самые запоминающиеся мелочи. Например, бревно. Обожаю это упражнение. Стоишь по шее в воде, а тут дождь хлещет на твою лысую макушку, и ты думаешь о бревне, которое держишь над собой. Веселое упражнение, но кто-нибудь именно после простого упражнения льет слезы и уезжает обратно в свой штат. Слезы могут быть разными. Слезы победы, когда мы только выпускались из этого ада, называемого начальной школой подготовки военной воздушных сил США. Или слезы слабости, когда не прошел какое-нибудь испытание и сломался. А тут ломались все. Просто кто-то слишком явно, а кто-то тихо внутри себя. И это считалось нормальным. Чем больше мы ломались, тем полезнее для нас были те или иные испытания.

Сегодня погода выдалась просто благоприятная. Луна полным диском освещала гораздо лучше любого мощного прожектора. Все были здесь. Наш дембельский аккорд. Последняя нота, последний рубеж. Ничего сложно – просто ликвидировать небольшое селение. Было много вариантов. К примеру, с воздуха, как мы делали это раньше. Но было решено отправить штурмовой отряд. Меньше шума – больше эффекта. Нас всегда было 14 человек. Но вчера мы схоронили Весельчака, и нас осталось 13. А я до чертиков был суеверным.

Кровавый эльф поднял руку. Во всех войсках мира этот жест означал одно и тоже. Всем остановиться и притаиться.

Тишина перед бурей всегда кажется идеальной. Даже падающие капли кажутся пустыми и тихими. И вот они, те самые пальмы – сочные-зеленые, наполненные соком жизни. Сейчас они были маскировочным элементом американских солдат, нас послал сам дьявол для ликвидации деревни. Наш отряд проделывал подобные операции десятки раз. Но почему-то именно перед последним заданием душа не на месте. Проклятье! Нужно сосредоточится и сделать тоже самое, что мы делали и раньше... Мои братья со мной! Плечом к плечу мы обогнули пол света, но ни как путешественники, а как терминаторы. И остался последний шаг... Господи, хоть бы все прошло гладко... Хотя, когда такое было?Поднятая рука опустилась и указала три направления. Снайпер остался на этом же месте, три группы в быстром темпе веером начали огибать небольшую деревню. Кто-то сверху включил дождь на полную, и водяной занавес стал еще одним союзником, ведь именно в таких условиях проходили все тренировки в военных академиях. Никто не проронил ни слова. Что-то из поэзии – гении творят в тишине. Ровно 113 секунд. К этому времени все должны были занять свои позиции. Еще мгновение до начала.

Кого мы стираем с лица земли? Зачем это нужно? Какая от них угроза? К черту все эти вопросы... Еще немного и домой!

По звуку можно было определить какой калибр пули пустили в ход. 7.62 летел, прорезая воздух и ливень. Спустя мгновение послышался женский истерический крик, будто сирена завыла на полную мощь! Стратегия неожиданности и выгодного месторасположения являлась ключом завершения любой войны, что уж говорить о мелких столкновениях. Начался переполох. Все жители деревни начали бежать подальше от начавшегося ада, хотя ад даже не открыл свои врата. Кто-то обняв младенца, кто-то схватив заранее заготовленный сверток, кто-то быстро, кто-то хромая... Похожие на мелких насекомых, чей муравейник начали засыпать отравленной жидкостью, они спасались. Будто и впрямь веря в положительный исход. И вот тут и началась заветная часть операции, которую по праву называет «Преисподней».

Ракеты, пущенные из базуки, влетали в соломенные хижины. Ближайшие дома поджигались из огнеметов. Возможно, если вы сидите в кинотеатре и наблюдаете эту картину, то она до ужаса прекрасна: проливной дождь, перемешанный вместе с горящей соломой и кусками тростника. Что может быть прекрасней, когда две противоположности объединяются. Вода и огонь – заклятые враги, но сейчас делают одно и тоже дело – помогают убивать. Но они находились там и чувствовали обжигающую боль огня и терзающую словно лезвии ножей капли тропического ливня. Хижины горели подобно факелам.

Хватило трех минут для завершения и этой части операции. Дальше по плану «Чистка». Огнеметы прекратили пускать языки пламени, взрывы гранат затихли. Это могло означать только одно – кульминация битвы прошла. Сейчас нужно прочесать деревню и добить оставшихся. Крики и рыдания мирных жителей постепенно затухали. С каждым выстрелом с каждой секундой. В тот момент мы были предвестниками смерти, всадниками апокалипсиса в военных камуфляжах. Тогда я и увидел их. Мальчика лет пяти и девочку лет четырех.

Они сидели, обнявшись в углу хижины, которая чудом не полыхала, хотя была расположена в центре деревушки. Слезы на их лицах еще не высохли, прокладывая влажную дорожку на загорелых и грязных азиатских лицах. И эта картина была куда страшнее ада. Если я даже попаду в преисподнюю, то у меня есть рассказы, от которых даже у самого Дьявола волосы на дыбы встанут. В этом маленьком доме пять на пять метров не было ни кишащих чудовищ из фильма ужасов, ни серийных маньяков с бензопилами... Единственным чудовищем здесь был я. Может кто-то и ощущает власть, когда его боятся. Я же в тот момент чувствовал себя настоящим зверем, которому уготована лишь клетка. Этого зверя нельзя любить, так как он не способен ответить взаимностью. А если решите угостить его из рук, то он откусит руку по самый локоть. Чудовище … Это я!.. Вы понимаете это?!! Тогда я пытался успокоить детей. Я сложил автомат за плечи и протянул руку...

Ввалившийся Сэм пустил очередь. Какая-то яркая вспышка ослепила военных. Спустя мгновение послышался раскат грома. А тела детей больше не излучали боль или ненависть.

– Ты что творишь?! – вскрикнул офицер. – Это же дети... – Приказ ликвидировать всех. Я не хочу из-за мелкой оплошности еще месяц заниматься этим. Пошли!

Я уже служил не первый год, но эта была последняя капля... Во мне что-то сломалось. То чем мы занимались не было защитой страны от врагов, не было святой миссией. Мы творили зло. Отстрелить себе половину черепа – не вариант. Это слишком простой способ решить проблему. Как перейду на гражданскую жизнь – все оставшиеся дни буду искупать грехи за эти багровые реки. Клянусь!