Текст книги "Птичка для дракона. Улететь и спасти(сь) (СИ)"

Автор книги: Дамина Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава 3

Моя драконья форма оказалась вполне симпатичной. Небольшая, изящная драконесса, не с блестящей, как у того Ассту, а матовой кожей, и Тольвейр заявил, что она была ещё и мягкой там, где её не покрывали светло-серые чешуйки. В доказательство своих слов он не раз погладил меня лапой – большой, поистине великолепный чёрный дракон, чья стать заворожила меня, ещё когда я впервые его увидела.

– Ты очень хороша, Феолике, – сказал мне Тольвейр, когда мы с ним неторопливо летели бок о бок в сгущавшемся красном тумане. Стояло раннее утро, и было прохладно. – Я рад, что ты здесь, со мной.

Я ответила ему тёплым, любящим взглядом. О происшествии в деревне я не забыла – это оставило некое тягостное чувство внутри. Но упрекать Тольвейра в излишней жестокости я не собиралась; не появись он вовремя, мне успели бы хорошенько подпалить пятки.

– Сюда ещё должны прилететь квизари, а с ними – твои родители. Ты же пропал и не подавал о себе вестей, – я задумалась о том, почему никто не появился до сих пор. Странно.

И Тольвейр ответил на мой невысказанный вопрос:

– Боюсь, Феолике, нам не стоит их ждать. Жрица, о которой ты слышала, устроила так, что Гиркантию отрезало от всего мира мощнейшей тёмной магией. Любой, кто попытается сесть на берег, потерпит неудачу. И хорошо, если его – или её – не отбросит далеко в море!

– Тогда как же мне удалось прорваться? – приуныв, спросила я.

– А вот это загадка, – признался Тольвейр, – может быть, всё дело в нашей любви? Я ведь звал тебя, и это могло стать лучом, пронзившим мрак…

Его слова влили в меня столько радости и бодрости, что я замахала крыльями гораздо быстрее, и Тольвейру пришлось догонять меня.

– Ты имеешь в виду… Но… У нас ведь ещё нет связующей нити!

– Уверен, скоро она появится, – и Тольвейр подмигнул мне. – Мы – истинная пара, Феолике.

Я была так счастлива, думая о нити, которая нас объединит, о любви, способной одолеть тёмную магию, что закружилась в воздухе, будто птица. Из моей груди вырвался победный, ликующий крик.

– Феолике, ты прекрасна, – посмеиваясь, Тольвейр наблюдал за мной.

– А знаешь что? – Я подлетела к нему и, слишком воодушевлённая, чтобы стесняться, прижалась к своему дракону, чувствуя тепло его сильного тела, полного энергии и огненной магии, бежавшей по жилам вместе с кровью. – Если наша любовь так сильна, может, она эту тёмную магию разрушит полностью! И всё плохое сгинет!

Тольвейр погладил меня крылом.

– Да, Феолике. Бесспорно. Впереди грандиозное будущее! Видишь, Кровавое Солнце взошло, словно благословляя нас своими лучами!

Зрелище было жутковатым, но красивым: солнце за пеленой красного тумана, поднявшееся в небеса. Я замерла, любуясь им, а затем спустилась следом за Тольвейром к дворцу, вырубленному из скал. Сразу принять человеческую форму не вышло, и я нараспев произнесла выплывшую из глубин памяти фразу: «Хагрна лехмес». Так говорили дети, тренируясь выходить из драконьего облика. Так говорила я до тех пор, пока на мою ногу не надели сдерживающий магию браслет. Как же радостно было сознавать, что всё это закончилось!

– Пойдём, – Тольвейр подал мне руку и ввёл меня в Скальный Дворец. Здесь всё казалось вычищенным до блеска, и в коридорах, освещённых факелами, нам кланялись слуги. Вскоре любимый дракон ввёл меня в комнату, где обстановка очень напоминала покои недостойной Сандрены из рода Тэрль. Только мебель была не из пайинуса, а из неведомого светлого камня, достаточно мягкого, чтобы из него можно было вырезать пару кресел и небольшой столик, но прочного. Всё устилали коврики и покрывала из шёлка и других тонких тканей. Под самым потолком располагалось круглое окошко, и сейчас в него просачивались солнечные лучи.

– Я знал, что скоро ты вернёшься ко мне, – проникновенно сказал Тольвейр, усаживая меня на кровать, и сел рядом. Взяв мою руку, он поднес её к губам, поцеловал, обжигая своим дыханием. Взгляд его чёрных глаз волновал душу. – Моя прекрасная обманщица Феолике… Ну, давай же, рассказывай о своих приключениях!

Пока я говорила, он создал на ладони иллюзорный колокольчик и позвал двоих слуг. А те принесли нам жаркое, сосуд с чем-то рубиново-красным, похожим то ли на кровь, то ли на вино – судя по запаху, всё же последнее, – и парочку бокалов. Слуги водрузили свои подносы на столик перед нами и, беспрерывно кланяясь, отступили к двери. Движения их были странными, словно у марионеток, которых весёлый кукольник дёргал за ниточки. Я поблагодарила их, но слуги в ответ только ещё раз поклонились и вышли.

– Значит, возвращаться на Риллону тебе в любом случае было бы опасно, – выслушав меня, подвёл итог Тольвейр. Я кивнула, пододвинув к себе поднос, и, слыша, как бурчит в животе, нетерпеливо взялась за вилку. В комнате жужжала муха, но я не обратила на это внимания.

– Тем лучше, что мы пока застряли здесь.

Я чуть нахмурилась, вспоминая, как беспокоились его родители о пропавшем сыне. Тольвейра, казалось, это ничуть не трогало.

– Да, но…

– Я понимаю, о чём ты хочешь сказать, – улыбнулся Тольвейр и разлил вино по бокалам. – Все ищут меня, тревожатся, куда я пропал, и, боюсь, наставником в академии Эльдрейни мне уже не бывать. Вместо меня поставят кого-то другого из рода Ирр. Или Тэн.

Я ела и слушала его, слишком занятая пережёвыванием мяса, чтобы вставить хоть слово. Да, Замок-Артефакт определённо готовил лучше.

– Но так ли всё это важно, – Тольвейр протянул мне бокал, – когда у меня… у нас здесь другая миссия, несоизмеримо важнее? А именно, избавить Гиркантию от преступной жрицы и демонопоклонников… с благословения Великой Матери?

Я отпила из бокала, глядя на воодушевлённого Тольвейра, думая о том, как же сильно он изменился. Не могла разобраться в собственных чувствах. Меня тянуло к нему, любовь по-прежнему грела сердце, но что-то было в этом драконе чужое, непонятное. И это приводило в замешательство.

– А она… Великая Мать… как вернула тебя к жизни? – тихо спросила я. Сколько ни слышала о разных чудесах, нигде и никогда не говорилось о чём-то подобном. Пусть мы, драконы, и были потомками Невидимого Бога, но до сих пор наяву видели только демонов.

Тольвейр усмехнулся:

– Поцелуем.

– Поцелуем?! – я так изумилась, что больше ничего не смогла добавить, а мой дракон рассмеялся:

– Да, я мог бы поклясться, что меня коснулись губами. Но, надеюсь, ты не будешь ревновать, Феолике, ведь ревность к божеству – это кощунственно.

Я выпила ещё вина и была вынуждена согласиться, а Тольвейр продолжал, отставив на поднос нетронутый бокал:

– Тем более, что ты и сама убедишься, что больше всего я жаждал именно твоих поцелуев, и ничьих других, – с этими словами он придвинулся ближе и расстегнул пару пуговиц на моём платье.

Я мгновенно забыла и про еду, и про вино. Мне стало жарко и хорошо; позабыв о каких-либо подозрениях, чувствуя себя непривычно, стыдно и волнующе, я пробормотала:

– Это ужасное платье…

– Сегодня же у тебя будет новое, – Тольвейр привлёк меня к себе, и я проворно стащила с него сюртук, а затем, ужасаясь собственной смелости, запустила руки дракону под рубашку. Ох, какие же у него были твёрдые мускулы!

– Достойное благородной драконессы из рода Ари? – выдохнула я, чувствуя губы Тольвейра на своей шее. То ли вино, то близость любимого ударила мне в голову, и я не отстранилась бы от него, даже если бы грянул гром, или сама Великая Мать появилась посреди комнаты.

– Приличествующее её высокому статусу, – и Тольвейр спустил платье с моих плеч так нетерпеливо, что порвал ткань. Да и демоны с ней! Я ничуть не более церемонно обошлась с его рубашкой. И прикрыла глаза, когда Тольвейр уложил меня на кровать, осыпая такими жадными поцелуями, что я вся запылала и вцепилась ногтями в его голые плечи. Отчего-то в памяти выскочило осуждающее лицо Сандрены со сжатым в тонкую линию ртом, и я тихо хихикнула.

– И драгоценности будут?

– Любые, – и, вымолвив это, Тольвейр впился губами в мои ждущие, приоткрытые губы.

Глава 4

Тольвейр

«Я призываю тебя. Явись перед мои очи, Тольвейр. Немедленно».

Проснувшись от голоса, который металлом зазвучал в ушах, я встал и оделся, стараясь не разбудить Феолике. Вчерашний день мы провели вместе – лишь изредка она отпускала меня, и всё не могла насытиться ласками и любовью.

Теперь Феолике крепко спала, сбросив с себя покрывало, в кружевной ночной рубашке. В лунном свете волосы, рассыпавшиеся по шёлковой подушке, казались жидким серебром. Настоящая Ари, утончённая и хрупкая, красивая неяркой, но благородной красотой. Я остановил взгляд на кольце, украшавшем её левую руку. Родовой артефакт, который нельзя было украсть или силой забрать у владельца. Полезная штука.

«Тольвейр!»

Я бесшумно зашагал к двери. Скользкую Богиню, легендарную Ти-Амату, желавшую повергнуть весь мир к своим ногам, не следовало заставлять ждать.

Я нашёл её в зале для ритуальных жертвоприношений. Здесь Грэйлек – Первый жрец, встреча с которым станет сюрпризом для моей Феолике, – убивал пленников во славу Богини. И чем больше она насыщалась кровью, тем сильнее становилась. Я равнодушно подумал, как повезло гиркантийцам, что мощь Ти-Аматы прибавлялась не только от крови, но и от веры людской. Иначе на полуострове не осталось бы в живых ни одного человека.

– Тольвейр, – голос Ти-Аматы смягчился. Она сидела на троне, составленном из осколков кристалла, в котором Богиня проспала несколько тысячелетий. Я благоразумно держался подальше от этого трона; кристалл, способный удержать Ти-Амату, даже в разрушенном виде казался опасным.

– Богиня, – я коротко поклонился ей и затем выпрямился, разглядывая чешуйчатое зеленоватое платье, облегавшее её стройную фигуру. Широкий пояс из металлических пластин обхватывал талию Ти-Аматы. В руке она держала старинный кубок в форме черепа и время от времени пила из него особым образом сохранённую ритуальную кровь.

Цветом эта кровь очень походила на вино, которым я вчера поил Феолике.

– Я хотела бы узнать, почему ты расправился с пятью деревенскими жителями, чтившими меня как Великую Мать, – голос Богини казался обманчиво мягким. Я перевёл взгляд на пальцы с длинными тонкими когтями, стиснувшие кубок.

Ти-Амата знала обо всём, что происходило в её владениях. Поэтому я даже и не надеялся от неё что-то скрыть. Но оценил доброту Богини, которая сначала дала мне приятно провести время с Феолике, а потом уже призвала к ответу.

– Эти ничтожества хотели убить драконессу, которая послужит вам лучше, чем они, – и мысленно добавил: «А если не послужит, то я сам удушу её за тонкую белую шею».

Некая хищная страсть овладела мной при мысли о Феолике. Я тяготился тем, что вынужден быть с ней чересчур ласковым, когда хотелось вести себя грубо, не считаясь с её желаниями. Видеть её страх передо мной, наслаждаться её беспомощными стонами, криками и жалобами.

Ти-Амата, кажется, прочитала мои мысли. Она понимающе улыбнулась, поставила кубок на подлокотник трона и поднялась. А затем, медленно ступая, приблизилась ко мне, облизывая губы. Алые глаза её горели.

– Знаешь, что я почувствовала, когда умерли верующие? – Богиня обошла меня кругом, зашептала на ухо: – Знаешь, что произошло?

Я молчал, полагая, что ответ не требуется. И напрягся, ожидая всего, чего угодно.

– Я почувствовала, что моей силы стало меньше, – в голосе Ти-Аматы вновь прозвенел металл, и спину обожгло болью, когда по ней прошлись острые когти, располосовав рубашку и кожу. Потекли тёплые струйки крови, и Богиня ударила ещё раз – сильнее. Я не издал ни звука.

– Ты отвечаешь за эту девчонку, Тольвейр, – она остановила кровь и, взмахнув золотыми волосами, вернулась к трону. Уселась, закинув ногу за ногу, опять взяла в руки кубок. – И вот что. Постарайся сделать так, чтобы моя сила впредь только увеличивалась.

Я криво усмехнулся, думая о том, что полностью заслужил это наказание. Но как бы ни саднили раны, нанесенные божественными когтями, раскаяния не испытывал. В конце концов, я делал для Ти-Аматы всё, что мог. Ей не в чем было упрекнуть меня до сих пор.

Но теперь появилась Феолике.

– Нет-нет, – уловив мою мысль, Богиня расслабленно махнула рукой, – я не ревную к твоей девчонке. Меня, дорогой Тольвейр, больше всего на свете волнует то, как вернуть себе былую силу, власть, которой я обладала тысячи лет назад. Когда меня чтили и боялись не на одном клочке суши, а во всём мире. Тогда веровали во многих богов, – Ти-Амата ностальгически вздохнула, – и я могла быть тем, кто я есть – Скользкой Богиней. Мудрой Змеёй. Но теперь, когда твои, Тольвейр, предки везде распространили свою веру, мне приходится играть роль Великой Матери. Не очень-то это справедливо, – прищурилась она, допивая ритуальную кровь. – Ничего, когда мы установим мою власть на всей Гиркантии, а потом и на Санхане, у нас будет огромная армия, а у меня – столько силы, что драконий мир содрогнётся!

– И покорится, – добавил я.

– И покорится, – согласилась Ти-Амата, поигрывая пустым кубком. Я ждал, что она ещё скажет, и мой взгляд прошёлся по зале. По алтарю, который представлял собой гигантскую плоскую чашу, на дне которой засохла кровь. Я предвидел, что Феолике может нечаянно забрести сюда, и укрыл залу иллюзией; любой, заглянувший сюда, решил бы, что это совершенно пустая комната с затянутыми древней паутиной углами.

– Дикари в горах Пельтенна ещё сопротивляются? – спросила Ти-Амата, отвлекая внимание на себя. Я посмотрел ей в лицо, красивое, как только может быть красиво лицо божественной Змеи:

– Им недолго осталось. Кровь, которую вы только что выпили, Богиня, текла в жилах одного из величайших пельтеннских воинов. Я сам ранил его и отдал в руки Первого жреца.

– Ах, вот почему она была так приятна на вкус, – улыбнулась моя собеседница. – А что с теми, которые нашли убежище и отстреливались из луков, не пропуская твоих воинов?

Я улыбнулся ей в ответ:

– К ним пришло Пламя Богини.

– Замечательно, Тольвейр! – Она рассмеялась своим металлическим смехом, но тут же погрозила мне когтистым пальцем: – И всё же, не увлекайся. Помни, что мне важнее, чтобы в меня уверовали, чтобы мне покорились. Бездумное уничтожение местных людишек ни к чему хорошему не приведёт. Надо знать меру.

– Истинно так, – подтвердил я. Было ли это предостережением Богини, или чем-то, что ещё оставалось во мне от Вильгерна, но я действительно знал меру. Не проявлял бессмысленной жестокости.

– Жрица, – скривилась Ти-Амата, с грохотом отбросив кубок на пол, – вот кто не даёт мне покоя… Но ты, кажется, говорил, что у тебя есть план?

– Есть, – и я встретился глазами с её испытующим взглядом, – а для выполнения этого плана у меня есть Феолике.

– Так вот для чего ты приволок девчонку сюда! – Ти-Амата провела когтистым пальцем по нижней губе, и в алых глазах её заплясали искорки. – Признаться, я недооценивала тебя, Тольвейр. Решила, будто бы это остатки прежней любви, и ничего больше… Чем же хороша Феолике?

– Она – серая драконесса, а значит, в состоянии принять облик кого угодно и чего угодно. Она – не одна из нас, а значит, сможет обмануть жрицу своей невинностью. И уж тем более, пройти за барьер, созданный её молитвами. И, наконец, у Феолике на руке кольцо, которое охраняет её от слежки, – продолжал я, а Богиня вновь соскользнула с трона и, заинтересованная, подошла ко мне. – Никто не сможет узнать, что Феолике прилетела к нам, улетела от нас и вообще имеет какое-то отношение к нам. И деревенские болваны тоже будут молчать. Я им приказал.

Ти-Амата обвила мои плечи руками. Спустив рубашку, провела пальцами по моей спине. Я стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть от резкой боли.

– Я довольна тобой, – прошептала Богиня, наклоняясь, и коснулась губами следов от когтей на моей спине. – Постарайся же угодить мне, Тольвейр. Я брошу к твоим ногам всё, что ты ни попросишь.

И, высунув раздвоенный язык, она принялась жадно слизывать кровь с моих ран.

Глава 5

– Вот ваши драгоценности, госпожа, – ровным, лишённым каких-либо эмоций тоном произнесла служанка, вручила мне красивую резную шкатулочку и поклонилась.

Я внимательно посмотрела на девушку. Такая же подозрительно чистенькая и аккуратная, как остальные слуги, она прекрасно выполняла свои обязанности и, укладывая мне волосы, не произнесла ни единого лишнего слова. А её движения… Они совершенно чётко напоминали «вторую Дару», некогда созданную Вильгерном, чтобы помочь мне со стиркой. Неужели он – вернее, Тольвейр – оказался настолько силён, что сумел сотворить множество слуг-иллюзий, и они были во многом неотличимы от настоящих людей?!

– Благодарю, – я натянуто улыбнулась, думая, нужны ли благодарности иллюзиям. Испытывают ли они хоть что-нибудь, похожее на человеческие или драконьи чувства.

Когда служанка ушла, мне вспомнилась смотрительница Замка-Артефакта, Эллейн. Тоже ведь иллюзия, но она десятилетиями наблюдала за тем, как вели себя драконы, и была в состоянии размышлять, высказывать здравые идеи и даже обижаться. А при виде меня в кошачьем облике порой вела себя, как самая настоящая мышь – убегала, только розовый хвост и мелькал в коридорах!

Я открыла шкатулку, всё ещё думая об иллюзиях, и ахнула от восторга. Ну, уж драгоценности-то были настоящими! Они сверкали и переливались, поистине ослепляя своим блеском! Я прикрепила тяжёлые серьги к ушам, наклонила голову вбок, наслаждаясь звоном.

– И кто бы мог подумать, – сказала я вслух, надевая на руки браслеты с великолепными алмазами, – что вот эта очаровательная драконесса в фиолетовом шёлковом платье – вчерашняя простушка Дара! «Благородная Феолике из рода Ари» звучит, осмелюсь заметить, намного лучше! Ну, а теперь ожерелье. Только не испортите себе причёску, госпожа Ари! Вам её ещё успеет испортить благородный Тольвейр, – смеясь и болтая сама с собой, я поправила волосы. Они были собраны в какую-то немыслимую башню, скреплённую множеством жемчужных шпилек. Такую я неоднократно видела на голове Тэрль-Сандрены, и, надо сказать, мне высокая причёска шла больше, чем ей. Сразу бросалось в глаза, что у меня красивая шея и плечи, и эта мысль наполняла гордостью. Невеста благородного Тольвейра должна быть чудо как хороша, чтобы он гордился ею!

Невеста… Моя рука, только что застегнувшая на шее ожерелье, дрогнула. А не рано ли я подумала о таком? Да, Вильгерн готов был жениться на простушке Даре, но хотел ли Тольвейр связать себя узами брака с Ари-Феолике?

Он ясно дал понять, что простил меня за всю ложь и обман. Что я по-прежнему нравлюсь ему. Более того, я видела, чувствовала, испытала на себе всю глубину его страсти. Тем не менее, всё это не означало, что Тольвейр предложит мне руку и сердце. Да и сам он пока ничего не говорил. Мой прекрасный принц изменился, не был таким откровенным, как прежде… и стал гораздо жёстче.

Я закусила губу, глядя на своё сосредоточенное отражение в зеркале с серебряной рамой. Меня терзала неясная тревога, однако не успела она оформиться в какую-то мысль, как дверь комнаты открылась, и вошёл Тольвейр. Задумчивый, не выспавшийся, в расстёгнутой на три пуговицы чёрной рубашке, чёрных же кожаных штанах и сапогах. Прядь непослушных кудрей падала ему на лоб.

– Всё хорошо? – Я улыбнулась ему, готовая поцелуем стереть морщинку между бровей. Тольвейр ничего не рассказывал о своих делах, но я смутно догадывалась, что создавал он не только слуг, но и воинов, которые могли сражаться с демонопоклонниками, посланными той жрицей, или самими демонами.

– Всё в порядке, Феолике, – после паузы ответил он, остановившись в трёх шагах от меня. – Тебя кое-кто ждёт за дверью, но я хотел сначала предупредить. Решил, – Тольвейр усмехнулся, отбрасывая волосы со лба, – что ты можешь не захотеть его увидеть.

– Его – это кого? – спросила я, поплотнее застегнув браслет на левом запястье.

– Первого жреца. Грэйлека из рода Тэн, – спокойно пояснил Тольвейр, и моё сердце замерло.

Грэйлек? Отец?!

– Но… Что он здесь делает, он ведь сидел в крепости Ирлигард! – воскликнула я, нисколько не обрадованная. – Выходит, он сумел улететь… Тольвейр, мой отец – убийца, мучитель, он плохой дракон! Я не хочу его видеть, не хочу даже слышать…

– Тихо, тихо, – мой возлюбленный шагнул ближе и успокаивающе положил мне руку на плечо. – Феолике, твой отец двадцать с лишним лет просидел в клетке. И он страданиями искупил свою вину. Могу честно сказать, что благородный Тэн-Грэйлек изменился, раскаялся и пообещал вечно служить Великой Матери. Узнав о тебе, он и вовсе разволновался. Я еле уговорил его подождать, пока ты придёшь в себя. Всё это время Грэйлек мечтал увидеть тебя – свою единственную дочь. Ты откажешь ему в этом?

Я опустила глаза, чувствуя на себе прожигающий взгляд Тольвейра. И, теребя обеими руками складки своего красивого платья, глухо пробормотала:

– Ладно. Пусть… пусть заходит. Я поговорю с ним.

Тольвейр сжал моё плечо, словно подбадривая, и затем двинулся к выходу. После того, как он ушёл, в комнату, чуть прихрамывая, вошёл невысокий дракон в плаще, сшитом из двух половинок: чёрной и коричневой.

У Грэйлека из рода Тэн и правда был измученный вид. Карие глаза лихорадочно блестели, на подбородке темнела щетина. Неопрятные волосы обрамляли его лицо, в котором я не увидела ни малейшего сходства со своим. Выходит, что внешне я целиком и полностью пошла в род Ари.

– Дочь, – Грэйлек протянул ко мне руки и тут же опустил их, потому что я не спешила бросаться в его объятия. Да и отцом называть не желала.

– Приветствую вас, достойный, – это слово далось мне с трудом, – Грэйлек из рода Тэн. Садитесь, пожалуйста, – я указала ему на второе кресло.

– Вот оно, значит, как, – чёрный дракон постоял, невесело усмехнулся, и, наконец, всё-таки сел. – Феолике… Ты так похожа на свою мать.

Я сплела пальцы на коленях, стараясь унять внезапную дрожь.

– Такая же красивая и гордая… Я мечтал покорить сердце Эллеке, выполнял все её прихоти и задумки… Сколько ошибок мы наделали! И самая главная – не уберегли тебя, – сокрушённо вздохнул Грэйлек. – Прости нас, Феолике. И мёртвую, и живого. Эллеке сполна за всё заплатила, а я… как видишь, мучаюсь. Но Великая Мать…

Если до сих пор он скорее походил на артиста, играющего драматическую роль, то теперь Грэйлек преобразился. В его голосе зазвучало искреннее переживание:

– Великая Мать дала мне возможность начать новую жизнь! Сослужить ей службу. Я счастлив! Надеюсь, что и ты, Феолике, найдёшь себя в нашей прекрасной вере. И во имя Богини простишь своего бедного, преступного отца, – Грэйлек вновь вернулся к преувеличенно-скорбному тону. Я мысленно вздохнула, отметив, что он ни словом не упомянул о своих жертвах. О том, как гнусно и мерзко было экспериментировать на невинных человеческих существах. Всё только «я» да «я». Всё о себе и своих непомерных страданиях, коими он, кажется, упивался.

Моё волнение улеглось. Грэйлек оказался именно таким, каким я его себе представляла, а значит, глубоких чувств не заслуживал.

– Я постараюсь простить вас, – найдя на столе иллюзорный колокольчик, я позвала таких же иллюзорных слуг. Каков бы ни был мой гость, его следовало угостить. Я не стала задаваться вопросом, настоящая ли еда в Скальном Дворце.

Грэйлек оживился, увидев бутылку вина. Прогнал муху, которая так и норовила присесть на ломоть хлеба с сыром, и принялся расспрашивать меня о замке Хеннет. Я отвечала без особой охоты; мне не хотелось живописать свои несчастья, чтобы опять не услышать театральные интонации в голосе Грэйлека. Но он, кажется, больше интересовался бытом и артефактами белых драконов, чем мной.

Когда, наконец, с трапезой и выпивкой было покончено, и Грэйлек поднялся с кресла, я испытала неимоверное облегчение.

– Не обнимешь своего несчастного отца на прощанье? – спросил он, и я была вынуждена скрепя сердце шагнуть навстречу. И вытерпеть поцелуй в щёку.

– Я очень рад, что у меня такая взрослая и красивая дочь, – Грэйлек утёр скупую слезу и вздохнул. – Да благословит тебя Богиня, Феолике! Я каждый день возношу ей молитвы за тебя и за твою покойную мать. Уверен, что она тоже каялась перед смертью, а потому не растворилась в небытие. Где-то витает её душа… Молись и ты за своих родителей!

Я молча кивнула, мечтая только об одном – чтобы он скорее ушёл. А когда шаги Грэйлека в коридоре, наконец, замерли, прислушалась к себе. Ничего. Ни тоски, ни каких-либо всколыхнувшихся дочерних чувств. Только усталость и тусклое раздражение.

Махнув на всё это рукой, я вернулась к зеркалу и продолжила примерять украшения. Сейчас меня интересовало лишь одно: как я понравлюсь в них Тольвейру.