Текст книги "Федоскины каникулы"
Автор книги: Даир Славкович
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
На бригадном дворе
Солнце стоит высоко. Дома тетя Настя и Федос.
– Тетя Настя, а тетя Настя, можно, я к Андрею сбегаю, а?
– На бригадный двор? Сбегай, деточка.
Теперь получить разрешение стало легче, чем раньше. Тетя уже не так сильно волнуется за Федоса. Он заметно изменился: окреп, понравился, загорел, стал крепче спать, аппетит у него появился отличный.
Бригадный двор от дома недалеко – «шишкой добросишь», как любит говорить дядя Петрусь.
Обычно, пока пройдешь по длинной-предлинной улице, разных людей встретишь: и взрослых, и детей. А сейчас – ни души. Даже возле магазина никого не видно. Все на уборке. Страдная пора!
Бригадный двор – в самом конце села. Уже издалека слышны доносящиеся оттуда голоса. Но вот Федос у околицы. Он видит бригадный двор. Вот так двор! Да это ведь не двор, а площадь! И всюду – машины.
– Эй, друг, не зевай! Беги-ка поскорее вон туда! Там твои товарищи давно уже работают, – сказал колхозник, в котором Федос тотчас же узнал отца Сергея.
Не прошло и минуты, как Федос был уже рядом со своими приятелями. Сергей и Лена стояли на вершине огромного скирда и утрамбовывали ногами солому, которую вилами подавали им снизу два колхозника.
– Здравствуйте! – сказал Федос.
– Приветик! – откликнулся сверху Сергей.
– Давай к нам! – весело закричала Лена, увидев Федоса.
– Хитренькая! Как это я до вас доберусь?
– А ты зайди с другой стороны. Лестница там.
Федос обогнул скирд и благополучно добрался до верху, но едва ступил на мягкую поверхность, как тут же провалился по колени в солому. Едва выкарабкавшись, принялся бегать по стогу.
– Смотри, малый, на вилы напорешься, – сказал один из колхозников, стоявших внизу.
– Пришел, так работай, а не прыгай, как жеребенок, – добавил другой.
Федосу пришлось заняться делом. Но не прошло и получаса, как старший колхозник скомандовал:
– А ну, босоногая команда, живо вниз! Кто-нибудь до амбара бегом – бригадира надо найти.
– Поехали! – Лена схватила Федоса за руку и, прежде чем он успел опомниться, потащила вниз. Они съехали со стога в кучу соломы, лежавшей внизу.
Лена вскочила первой. Поправила платьице, помогла подняться Федосу.
– Не рассыпался?
– Нет!
– Ну и хорошо. Побежали дядю Андрея искать.
В противоположном конце бригадного двора стоял необычный дом: всего-навсего две стены и крыша.
– Не достроили. Наверно, досок не хватило, – сказал Федос.
– Да ты что! – засмеялась Лена. – Это же весы.
– Весы? Разве весы бывают такие?
– Да, это весы, но не простые, а те, что машины и телеги взвешивают. Въедет на них груженая машина или телега, и видно, сколько она вместе с грузом весит. Потом груз выгрузят и порожний транспорт взвесят. Вычтут из первого веса второй, вот и получится, сколько тянет сам груз. Ну, например, картошка там или свекла.
Федос с интересом посмотрел на дом-весы.
В это время нагнал их Сергей.
– Вы что так быстро помчались?
– Так, пожала плечами Лена.
– А почему вон у той хатенки совсем стен нет? – спросил Федос, показывая на какую-то крышу с подпорками.
– А это крытый ток. Если зерно не совсем сухое убирают, то его высыпают на этот цементный пол. Здесь его сушат, перелопачивают с боку на бок, – объяснил Сергей и добавил: – У нас в колхозе и механизированную сушилку строят.
– А те вон хлева зачем?
– Не хлева, а амбары, – сказала Лена. – В них зерно хранят.
– А почему они на ножках?
– Столбики для того, чтобы вода до пола не доставала, чтобы амбар проветривался и чтобы мышам да крысам подступа не было. – Сергей говорил медленно, с чувством, с толком, с расстановкой, ну прямо как учитель в школе, и все становилось ясно.
На стене одного из амбаров увидел Федос красный щит с ведрами, лопатами, топориками.
– На случай пожара, – не дожидаясь вопроса, сказал Сергей. – Вот этот баллон с двумя ручками – это ручной огнетушитель.
Федос с уважением смотрел на своих друзей: все они знают!
Бригадира Андрея Петровича, как его здесь все называли, ребята нашли в амбаре, когда поднялись туда по высоким ступеням.
Лошади
Не так уж много времени прошло с того дня, как Федос впервые побывал на бригадном дворе, а кажется – целый год. Все теперь было знакомо до мелочей. Да что бригадный двор! Даже в конюшне Федос своим человеком стал. Бегает сюда с Сергеем почти каждый день. С колхозным конюхом дядей Степаном познакомился.
У дяди Степана лицо рябое. Он в детстве болел оспой. А брови у него густые, широкие. На вид дядя Степан угрюмый. А на самом деле – добрый.
Кто показал Федосу, как запрягать и распрягать лошадь? Он. Для Сергея все это – пустяки. А для Федоса – не так-то просто.
А кто разрешает по двору – до самого желоба водопойного и обратно – на пустой телеге проехаться? Опять-таки он, дядя Степан. И лошадей поить, и в конюшню их заводить, и сена им подбрасывать – все это удалось Федосу проделать много раз только потому, что дядя Степан и разрешил, и научил.
Сегодня Федос и Сергей возили воду к комбайну. Коня Князя дали Сергею, а ездили на нем оба. Вожжами правили по очереди: когда ехали в поле – Сергей, обратно – Федос.
Правит Федос как настоящий колхозник. Сам дядя Степан хвалит:
– По вождению «пятерка». Осталось двигатель изучить.
Наверно, и Лена похвалила бы, если увидела. Жаль, ее нет: к родственникам в город уехала.
Вечерело. Красный шар солнца опускался за горизонт. Но Федос и Сергей не уходили из конюшни. Они собирались вместе с дядей Степаном вести лошадей в ночное. Что такое «ночное»? А вот что. Время от времени лошадей ночью выгоняют на пойму[7]7
По́йма – заливной луг, то есть заливаемая во время половодья и паводков низкая часть речной долины, где растут хорошие травы.
[Закрыть], чтобы они подкормились там да полакомились травами сочными и вкусными.
Договорились с тетей Настей и с родителями Сергея, что дети проводят табун до поймы, а потом воротятся домой. Дядя Степан останется на пойме.
Перед отправкой лошадей надо было напоить. Пили они из длинного деревянного желоба. Пили по-разному. Одни тихо и как-то очень жадно, видимо истомившись от жажды, раздувая розовые ноздри. Другие – нехотя, поминутно вскидывая головы и всхрапывая, встряхивали густыми гривами и только тогда вновь припадали к желобу.
Наконец дядя Степан объявил «посадку».
Сергею горя мало. Вцепился в гриву Вороного, ногою в его колено уперся – рраз! – и он уже на спине коня. Сидит, как в кресле, покачивается.
А Федос? Он ведь никогда в жизни верхом не ездил. Взялся за уздечку и думает: как же все-таки на спину Князя забраться?
– Что, брат, троллейбус двери не открывает? – смеется Сергей.
– Подожди. Отнесу вот ведро и подсажу, – говорит дядя Степан.
Федосу и стыдно, и обидно.
– Ты Князя к телеге подведи, с телеги запросто залезешь, – советует Сергей. А сам на Вороном красуется. Сидит, как настоящий кавалерист.
Федосу завидно. А куда денешься? Подвел Князя к пустой телеге. Думает: «Хорошо еще, что Лены нет. Вот посмеялась бы сейчас надо мной».
Князь не сразу встал, как нужно. Сперва головой к телеге приткнулся. Но вот Федос поставил его рядом с телегой и с телеги кое-как взобрался на широкую, гладкую спину коня. Однако тут же спохватился: поводья-то внизу остались. Забыл их Князю на шею забросить.
Выручил дядя Степан. Улыбнулся, подошел, подал поводья.
Зато как здорово мчался Федос по селу! Сперва лошади шли потихоньку. Но едва Сергей пришпорил коня, все остальные помчались догонять. И Князь тоже.
Федос вцепился в гриву, боясь, как бы он не сбросил его на полном скаку. Ногами крепко сжал лошадиные бока.
И не упал. Даже весело стало: не такое уж хитрое это дело – верховая езда!
Тут лошади пошли спокойнее, и Федос даже подогнал Князя:
– Н-но!
Но у Князя на этот счет собственное мнение. Он шел, не торопясь и не меняя аллюра[8]8
Аллю́р – вид ходьбы лошади (например, галоп, рысь, иноходь).
[Закрыть].
Льняной поезд
Четверо ребят: Сергей, Федос, тот самый рыжеволосый Петька, с которым в клубе на подоконнике рядом сидели и который горохом угостить не хотел, и еще один мальчик. У каждого запряженная лошадь. Вывозят лен с поля. Нагружают по очереди. Сперва один воз, потом другой, третий… А едут цугом – один за другим. Это Сергей придумал. Так и грузить сподручней, и ехать веселей.
Рядом с ребятами только один взрослый. Он работает вместе с ними.
И вот льняной поезд, как называет Федос колонну из четырех телег, отправляется в очередной рейс по полевой дороге.
Скрипят старые колеса, пылит дорога под копытами лошадей.
Федос, который успел приобрести повадки деревенского мальчика, лежит на животе поверх аккуратно уложенных льняных снопов и легонько шевелит вожжами:
– Н-но, Князь! Н-но!
Но Князем не больно покомандуешь, сам знает, где как идти. Что ж, это еще лучше. Можно даже на некоторое время довериться лошади, перевернуться на спину и ехать, глядя в высокое-высокое, голубое-голубое, чистое-чистое небо, любоваться белыми шелковистыми облаками. Облака, наверно, мягкие как пух. А лен, когда в снопках, не мягкий, а жесткий как проволока.
Но что снопики льна под боком в сравнении с небом, которое так высоко и которое рождает смелые мечты. Смотришь на небо, и кажется, что ты летишь в ракете. В космической. Спокойно так летишь и летишь. Кругом тишина, тишина и простор. Там, внизу, на Земле, мама волнуется. И Лена – тоже. Она даже плачет. Сергей ее успокаивает. А она ему: «Отстань, пожалуйста! Садись на свой велосипед и катись!» А тетя Настя только руками разводит: «Ну кто бы мог подумать, что наш Федос…»
А ракета летит, летит…
Вперед, к звездам!
Тррах тарарах!
Федоса бросило в сторону.
«Ракета сломалась?.. Ой, да это ведь с телегой что-то случилось!..»
– Ребята! – закричал Федос. – Телега переворачивается!
Но задние колеса громыхнули, и телега снова встала в исходное положение.
– Не спи! – наставительно произнес Сергей, оборачиваясь. – Совсем с дороги сбился.
И правда: когда Федос опустил вожжи и перестал управлять Князем, конь свернул с дороги в клевер. Если бы Федос не закричал, ребята, которые ехали впереди, не оглянулись бы, да так и оставили бы его одного.
Федос осторожно выехал на дорогу и теперь уже не сводил с нее глаз.
На перекрестке – машины. Льняной поезд уступает дорогу технике. Бензовоз останавливается, из кабины высовывается Марыля:
– Ну, как работается, Федос?
– Хорошо! Вот бы дала нам еще сигнал и транзистор!
Марыля смеется. «ЗИЛ» фыркает и скрывается за поворотом.
Лес горит
Дядя Петрусь озабочен. Дома бывает редко. На вопрос, что случилось, отвечает коротко:
– Жара. В небе сушь, как в печи.
Каждому понятно, почему это так беспокоит дядю Петруся. В такую пору от искорки до пожара – один шаг, одно мгновение. Порой неизвестно, от чего загорается лес. Поэтому и не вылезает лесник из лесу. Переночует дома, наскоро перехватит чего-нибудь – и был таков.
Молча ест дядя Петрусь. Один. Федос сидит напротив, посматривает на потемневшее, небритое лицо лесника, на шершавые ладони его. Спрашивает не без робости:
– А можно мне с вами после обеда пойти?
Дядя отодвигает пустую тарелку, откладывает в сторону ложку.
– Что ж, пошли, если хочешь.
…Они идут лесной тропинкой. Велосипед лесник ведет за руль. Молодая сосновая роща не спасает от невыносимой жары. Песок на дороге, как горячая зола, ступни так и обжигает: ведь Федос последнее время ходит, как все деревенские дети, босиком. Духота. Дядя Петрусь часто останавливается, углубляется в кусты, принюхивается.
– На днях дождь должен быть, тогда полегчает, – говорит он. – А пока лес в опасности.
– Но ведь пожар сам по себе не вспыхнет?
– Сам по себе нет. Но в такую погоду он через малейшую щелочку пролезть может.
– Как так?
– Разложили, например, костер. Пастухи или кто другой. Собрались уходить, потушили. А искорка в горячей золе тлеет. Дунул ветер – и побежал огонь по сухому вереску, по иголкам… От курильщиков тоже беды много бывает. Да и вообще, мало ли что может случиться.
– Куда же мы сейчас?
– Пройдем болотце, перейдем через ручей, в лесок заглянем. Там нынче лес валили. Чего доброго, еще надумают сучья жечь.
Болотце невелико. А вот и ручей с кладкой-жердочкой. По ней и перешли. Велосипед дядя в руках перенес.
За ручьем – холмик. Федос разогнался и взбежал на вершину холма, поглядел вниз, осмотрел все кругом, но ничего не заметил. А дядя Петрусь нахмурился, помрачнел.
– Не нравится мне, как себя здесь птицы ведут. Встревожены они чем-то…
Прошли еще с полкилометра. И вдруг увидел Федос: навстречу им, людям, во весь опор мчалась лиса, не обращая на них никакого внимания.
– Лиса! Лиса! – закричал Федос.
Но дядя Петрусь даже и не глянул на лису: настолько был занят своими мыслями.
Не прошло и минуты, как выскочил из кустов большой заяц. Казалось, он бежит наперегонки со своим врагом.
– Дядя Петрусь, дядя Петрусь! – снова закричал Федос. – Смотрите, смотрите, заяц за лисой гонится!
Но лесник словно окаменел. Непонятно было: прислушивается он к звукам или принюхивается к запахам. А из лесу теперь уже явственно тянуло гарью. Дядя Петрусь встрепенулся. Прищурился.
– Пришла-таки беда… Горит лес.
– Где? Не видно.
– Видно. Спасать надо лес… Дорогу домой найдешь?
– Найду.
– Я записку напишу. Беги в колхоз. В правление.
Лесник быстро расстегнул потертую полевую сумку. Карандаш забегал по бумаге.
– Держи! – сурово, тоном приказа произнес дядя Петрусь. – Быстрее, как можно быстрее! Понятно?
– Ага. Мне бы велосипед ваш…
– А ты умеешь?
– Умею.
– А через ручей? Через кладку?
– Переберусь как-нибудь.
– Бери. И помни: в случае чего – леший с ним, с велосипедом. Бросай и беги: лес спасать надо.
– А вы как же?
– Я топор возьму – и на линию. Тут рядом. Попробую молодняк вырубить. Может быть, хоть немного огонь задержу.
И дядя Петрусь отвязал от велосипедного багажника топор.
Федос взял велосипед, залез на раму и помчался.
До болота не доехал – долетел. Вот и ручей. Как тут быть? Попробовал идти по кладке, ведя велосипед по дну ручья. Не получилось. Дно оказалось илистым, колеса засасывало. Перенести в руках, как дядя Петрусь, – об этом нечего было и думать: не под силу такое мальчишке. Тем паче, что идти надо по жердочке.
«Неужели и в самом деле придется бросить велосипед? Пешком когда еще до правления добежишь! А лес горит…»
Снова попробовал провести велосипед по дну. Снова не вышло. Да еще еле назад вытащил.
Беспомощно осмотрелся, в растерянности уселся на кочку.
Из лесу тянуло дымом. Над головой летели и летели птицы – всё в одном направлении. Они спасались от лесного пожара.
– Что же делать?! – в отчаянии воскликнул Федос, вскакивая с кочки. – Неужели бросать велосипед? До села и за час не добежишь. Но и на месте сидеть не дело…
Где-то рядом заметил Федос два еловых кола. На них, наверно, кто-то опирался, когда переходил ручей весной, в половодье.
– Вот бы доску еще… Хоть одну… Да ведь где ее, доску, в лесу-то возьмешь?! А что, если… – И Федос бросился туда, где лежали колы. Быстро разделся. Связал колы посередине майкой, по краям – брюками и рубашкой. В следующую минуту сооружение легло на воду рядом с жердочкой. Федос взял велосипед и взошел на кладку. Как только переднее колесо наехало на плот, все сооружение, а за ним и велосипед опустились на дно ручья. Но велосипед не затягивало больше в ил!
Медленно и осторожно двигался Федос, нащупывая колесами затопленный самодельный мостик из связанных кольев.
На середине ручья кладка закачалась. Федос почувствовал, что теряет равновесие и вот-вот упадет в воду.
«Утонет велосипед – все пропало, – промелькнуло в голове. – Огонь погубит лес, а может быть, в борьбе с огнем погибнет и дядя Петрусь… Нет, надо удержаться, надо, надо во что бы то ни стало!»
Федос напрягся, качнулся – и удержался!
Еще немножко, совсем немножко… Мостик, миленький, хорошенький, не качайся, полежи спокойно одну секундочку, только одну!..
Гоп! – и Федос на берегу. Вот и все!
Дрожащими руками вывел велосипед на тропинку. Залез на раму, с радостью нащупал ногами педали. Скорей, скорей!..
Он не знал, долго ехал или нет. Нажимал на педали, казалось, сильнее, чем мог.
Вон и село! Близко, совсем близко. Но на повороте, где утрамбованная тропинка стыковалась с песчаной дорогою, велосипед наскочил на корень старой березы, что росла у самой обочины. Федос со всего маху трахнулся набок и больно ушиб колено.
– А-а-а! – закричал он от боли. Слезы горохом посыпались из глаз.
Едва поднялся. Осмотрел велосипед. Цел. Скорее в правление!
…Он вбежал в контору, тяжело дыша. И растерялся: записка – в кармане брюк, а брюки – на дне ручья. Стоял и не мог вымолвить ни слова.
– Что случилось? – Председатель и колхозники, находившиеся в правлении, окружили Федоса. Он был весь перепачкан торфом. Даже лицо. Колено в крови. С трудом выдавил из себя:
– Скорее!.. Лес горит!..
– Где?
– За ручьем… Николай Захарович, там дядя Петрусь!
– Один?
– Один.
– Тридцать первый квартал, – сказал председатель и, обернувшись к счетоводу, добавил: – Антон Филиппович, звоните в район. Остальные – в село: собирайте народ с лопатами, топорами. Я – на поле. Возьму оттуда две машины, людей, соберу нашу колхозную противопожарную дружину.
– Мне что делать? – спросил у Николая Захаровича Федос.
– Отдыхай. Ты свое дело сделал.
И председатель вышел из конторы.
Федос был уже дома, когда по дороге промчались в лес грузовики с мужчинами. Следом за ними прогрохотали две пароконные подводы. Тоже с людьми.
Вечером стало известно: пожар удалось сбить. Потушили лес. Эту весть принес Микола.
Вернулся и дядя Петрусь. Был он обессиленный, пропахший дымом, со следами копоти на лице и обожженными бровями. Одежда лесника местами обгорела.
Федос понимал, что сейчас не до него, и не заводил никаких разговоров. Но дядя Петрусь сам подошел к племяннику.
– Спасибо, брат, – как равному сказал он. – Я и не думал, что ты так быстро управишься.
Потом спросил:
– А с коленом что?
– Ушиб немного. Распухло.
– До свадьбы заживет. Лес спасли. Это главное…
Тетя Настя ходила по хате и все охала.
На следующее утро районное радио передало сообщение о лесном пожаре. Федос услышал, как в числе других, кто особенно отличился в борьбе с огнем, были названы фамилии дяди Петруся и его, Федоса.
Сперва даже не верилось. Но Марыля и Микола стали Федоса поздравлять.
– Да бросьте вы! – смутился Федос. – Я ведь и огня-то не видел. Наверно, это не меня называли, а моего однофамильца.
– Какой там однофамилец! Ясно было сказано: «Петр Михайлович Каляда и Федос Малашевич».
Сердце Федоса радостно заекало.
Через два дня Федоса с дядей Петрусем вызвали в правление колхоза.
Дяди дома не было: еще на рассвете отправился в лес. С Федосом пошла тетя Настя.
В правлении сидело несколько мужчин. Один из них, совершенно незнакомый Федосу, одет был в темный китель с зелеными петлицами и нарукавными знаками лесного хозяйства. На столе лежала перед ним желтая кожаная папка.
– Так вон ты какой, Малашевич! – Незнакомец поднялся и, как взрослому, протянул Федосу руку. – Парень что надо. Настоящий защитник природы. За смелость и решительность при тушении лесного пожара районный отдел лесного хозяйства награждает тебя грамотой.
– Да я и не тушил… – покраснел Федос.
– Ты сумел быстро вызвать людей на помощь. Они ликвидировали очаг… – Незнакомец вынул из папки грамоту: – Да бери же, заслужил!
– А… дяде Петрусю?..
– Нет, вы посмотрите на молодца! Не хочет брать грамоты, пока не узнает, наградили ли его дядю! – засмеялся человек в кителе. – Бери-бери. Петра Михайловича мы вызовем специально в район и там, в присутствии всех лесников, наградим.
– А это тебе от правления колхоза, – председатель Николай Захарович протянул Федосу сверток. – Новый костюм.
Футбол в комнате
Второй день идет дождь. Нудно барабанит по стеклам. Омытая дождем картофельная ботва словно заново зазеленела в огороде.
Над садом время от времени пролетают мокрые вороны.
На молодой яблоне поблескивает хрустальными каплями густая листва. Яблоки, румяные и золотистые, настолько красивы, что как-то даже не верится, что они настоящие. Кажется – игрушечные, сняли их с новогодней елки и повесили сюда.
Колено у Федоса уже давным-давно не болит. Да только скучно. Носа за двери не высунешь. А смотреть в окно надоело. Правда, дядя Петрусь говорит, что дождь – это ох как хорошо. Он, наверно, прав: в самом деле дождя давно не было. Но пока приходится сидеть дома одному. Взрослым не скучно: дождь или солнце – они все равно каждый день уходят на работу. Конечно, если разобраться, то Федос в доме не один.
Кот Пыжик тоже не очень-то любит лазить по набрякшему водой песку, по мокрой траве. В такую погоду он отдает предпочтение печке или удобно усаживается в уголке кровати.
О еноте Дутике и говорить нечего: он всегда там, где сухо, уютно и три крыши над головой. Иными словами – под столом. Свернулся косматым пушистым кольцом и дремлет.
– Дутик! Пыжик! Хватит валяться, вставайте!
Пыжик отвечает «мяу!», а Дутик лежит, не шелохнется, словно и не слышал ничего.
Тогда Федос идет на хитрость. Он достает из кухонного шкафа кувшин с молоком и наливает оттуда малость в кошачье блюдечко.
– Кто первый!
Кто? Оба!
Молока чуть-чуть, на самом донышке. Несколько раз лизнули – и нет. Енот сердится: стоило ли тревожить из-за такого пустяка. Кот тоже невесел.
А Федос на енота не обращает внимания. Ему поиграть бы. Привязал нитку к бумажному мячику – и давай таскать по полу.
Пыжик смотрел, смотрел – не выдержал, бросился догонять. Бумажный мячик, ведомый Федосом, переместился к Дутику. Тот попытался отогнать его от себя, но вместо мяча угодил лапой в кошачий нос. Кот зашипел от гнева и бросился на невольного обидчика.
Он вскочил на енота и цапнул его когтями за ухо. Но и енот не лыком шит. Стряхнул с себя полосатого забияку, зубами его за холку, зарычал грозно.
Федос уж и сам не рад, что такое затеял. Еле растащил разбушевавшихся драчунов.
Бросил им яичную скорлупу.
И легкая скорлупка, похожая на белую лодочку, запрыгала по комнате.
Федоса осенило.
– Так гонять бесполезно, – объявил он. – Ворота поставим. С двух сторон.
Дутик и Пыжик против ничего не имели: ворота так ворота, и спокойно смотрели на Федоса, который в одном углу комнаты поставил на пол картонную коробку из-под обуви, а в противоположном – два пустых глиняных кувшина.
– Футбол так футбол, – сказал Федос. – По всем правилам. – И, выпрямившись, как настоящий судья, громко и торжественно провозгласил: – Объявляю начало матча между командами «Острая мордочка» и «Пушистый хвост»!
В следующее мгновение Федос резко и коротко свистнул и покатил скорлупу по полу.
Команда «Пушистый хвост» в лице своего единственного игрока Пыжика молниеносно загнала два гола в ворота противника. Затем три – в свои собственные. Но вот инициативу, то есть скорлупу, перехватила «Острая мордочка» и потащила ее сперва на край поля, иначе говоря – под стол, а оттуда – к печке. Судья Федос вернул мяч в игру, и Дутик сразу взял прицел на ворота. Только с другой стороны, сзади.
Пыжик припал на передние лапы, нетерпеливо пошевелил длинным полосатым хвостом и вопреки элементарным правилам игры бросился силой отбирать мяч.
В ответ енот цапнул кота зубами за хвост.
Строгий судья предупредил:
– Тот, кто еще хоть раз применит силовые приемы, будет немедленно удален с поля. Это вам не хоккей.
Но то ли правило оказалось слишком сложным, то ли игроки просто-напросто вошли в раж, только Федос не успел оглянуться, как увидел Пыжика сидящим верхом на Дутике. Кот трепал противника зубами за холку и одновременно когтями задних лап изо всех сил драл енотовую шубу.
Пришлось вывести безобразника из игры.
Но он, пренебрегая указаниями судьи, рвался обратно.
За такие вещи по головке не гладят. И Федос посадил Пыжика в стоявший у печи чугун. В тот самый, в котором тетя Настя варила картошку для свиней. Сверху он прикрыл чугун фанеркой, на фанерку поставил большую деревянную солонку.
– На три минуты выведен из игры, – объяснил судья наказанному игроку и засек время по ходикам, висевшим на стене.
Нельзя сказать, что такой оборот дела обрадовал енота. Он уселся посреди комнаты и, тревожно озираясь, заскулил.
– Ничего не могу сделать. Пыжик грубо нарушил правила. Проси не проси – три минуты отсидит.
Кот, как почти все провинившиеся, не был согласен с судьей и истошно вопил, а енот никак не мог понять, откуда эти вопли доносятся.
Кот, словно чувствуя, что его жалеют, разошелся еще больше.
Но судья по-прежнему был неумолим.
– Вот, вот, поплачь. В другой раз не будешь вести себя так. Матч – это матч. Это тебе не мышей ловить.
В ответ на эту нотацию из чугуна послышалось злобное ворчание.
– И не угрожай. Отсидишь – выпущу. Минута осталась.
Чугун начал ходить ходуном, а потом даже закачался.
– Напрасно. Ничего не получится.
Теперь Дутик, кажется, догадался, откуда исходят вопли кота. Он подбежал к чугуну и вспрыгнул на край фанерки. И в тот же миг грохнулся на пол вместе с фанеркой и солонкой, из которой посыпалась соль. А из чугуна ракетой вылетел ошалелый кот.
Первым делом он прыгнул прямо на голову своему мучителю. Федос еле успел прикрыть ладонями глаза. Но Пыжик расценил это движение по-своему. Ему, наверно, показалось, что эти руки хотят поймать его, чтобы снова посадить в ужасный чугун. И он с перепугу прошелся когтями по голове и по рукам судьи.
– Ай-я-яй! – закричал Федос.
Кот же с силой мяча, посланного одиннадцатиметровым штрафным ударом, полетел вниз и угодил в один из кувшинов, который совсем еще недавно служил штангой ворот. Стук и звон черепков подняли в душе Пыжика целую бурю. Не помня себя, он бросился на марлевую шторку у печи. Она затрещала. Кот брякнулся об пол, а потом шуганул в закрытое окно. Дзенькнуло и посыпалось стекло. В кухне стало тихо.
В эту минуту хлопнула дверь, и вошла тетя Настя.