Текст книги "Генерал Его Величества"
Автор книги: Дафна дю Морье
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)
Твой преданный слуга Ричард Гренвиль».
Я положила письмо в карман и повернулась к Джо.
– Как чувствует себя генерал? – спросила я.
– Как никогда хорошо. – Он усмехнулся. – Когда я уезжал, он как раз – по дороге в Гремпаунд – уплетал жареную свинину, пока слуга начищал его сапоги. Мы захватили десятка два свиней у лорда Робартса, стадо овец и коров голов двадцать, так что солдаты в отличном настроении. Если услышите о наших потерях у Ньюбриджа, не обращайте внимания: чем преувеличенней будут слухи, тем довольнее сэр Ричард.
Затем я подала ему знак, что хочу поговорить наедине, и он удалился со мной в гостиную.
– Так как же насчет Дика? – спросила я.
– Сэр Ричард считает, что лучше будет, если мальчик и мистер Эшли доберутся на рыбачьей лодке до Сент-Моуса. Придется договориться с кем-нибудь из парней в Полкеррисе. Им надо будет держаться поближе к берегу. После того, как они обогнут мыс Додман, плыть останется всего ничего. У меня с собой деньги, чтобы заплатить рыбакам, а заплатить надо хорошо, они ведь рискуют.
– Когда надо отправляться?
– Как можно скорее. Я прослежу за этим и провожу их до берега, а потом вернусь к сэру Ричарду и, если повезет, перехвачу наш отряд где-нибудь на пути из Гремпаунда в Труро. Беда в том, что все дороги забиты беженцами, спасающимися от армии Эссекса. Боюсь, вражеская кавалерия будет здесь очень скоро.
– Что ж, значит, времени терять нельзя. Я попрошу мистера Джона Рэшли дойти с вами до Полкерриса; возможно, он знает там кого-нибудь из рыбаков, кому можно довериться.
Я позвала Джона и торопливо пересказала ему наш план, после чего он сразу же отправился с Джо Гренвилем в Полкеррис, а я попросила передать Герберту Эшли, что хочу с ним поговорить. Учитель пришел ко мне, побледневший от страха, так как понаслушался сплетен о том, что войска Гренвиля разбиты и бегут от бунтовщиков, следующих за ними по пятам, и что война бесповоротно проиграна. Он немного успокоился, когда я сообщила ему, что они с Диком должны немедленно уехать из Менабилли, причем, поедут морем, и тут же побежал собирать вещи, пообещав, что через час все будет готово. Теперь мне предстояло поговорить с моей маленькой тенью. Ребенок стоял у одной из боковых дверей, глядя в сад. Я поманила его к себе.
– Дик, – сказала я, – надеюсь, ты будешь разумным мальчиком. Не пройдет и дня, как этот край, и Менабилли тоже, будет в руках врагов. Твой отец считает, что тебе лучше уехать отсюда, и поэтому я договорилась с мистером Рэшли, что ты и твой наставник отправитесь на лодке в Сент-Моус. Там вы будете в безопасности.
– А вы тоже поедете? – спросил он.
– Нет, Дик, только ты, вам надо торопиться. Остальные пока побудут в Менабилли.
– Тогда и я останусь.
– Нет, Дик. За тебя сейчас решаю я. Тебе лучше уехать.
– И я буду жить с отцом?
– Не знаю. Мне известно только, что рыбачья лодка доставит тебя в Сент-Моус.
Он ничего не ответил, но сразу помрачнел, на лице у него появилось упрямое выражение, однако через секунду все же пошел наверх к учителю.
Все это время у меня сосало под ложечкой от страха – паника заразительна, а в доме у нас царила теперь тревожная атмосфера. Мы группами собирались в галерее – в глазах застыло беспокойство, лица осунулись, а дети Элис, бедняжки, почувствовав нашу тревогу, раскапризничались и громко разрыдались, хватая мать за юбку.
– Если бы у нас был экипаж, мы бы еще успели добраться до Труро, – сказал Вилл, при этом лицо его было серым от страха, – но Джонатан забрал всех лошадей, а на фермерских повозках далеко не уедешь. Куда ушел Джон? Пусть договорится, чтобы нас как-нибудь доставили в Труро.
Его сестры бросали на него озабоченные взгляды, и я услышала, как Гиллиан торопливо зашептала Деборе, что у нее еще ничего не готово и раньше вечера она в дорогу не соберется. Тогда Ник Соул, гордо выпятив грудь, громко произнес:
– Мы с женой остаемся в Менабилли. Если трусы хотят удрать – скатертью дорога, но мне кажется, это не слишком благородно по отношению к хозяину – в минуту опасности бежать из его дома, словно крысы с корабля.
Мери в отчаянии посмотрела на меня и спросила:
– Как ты думаешь, Онор? Нам остаться или лучше уехать? Джонатан не дал мне никаких распоряжений на этот счет. Он уверял, что враги не переправятся через Теймар или, в крайнем случае, будут остановлены мили через две.
– Бог мой! – воскликнула я. – Если ты хочешь прятаться по канавам вместе со скотиной, тогда, пожалуйста, уезжай, но уверена, лучше жить в Менабилли, чем бегать по дорогам. Уж если голодать, я предпочитаю делать это дома, а не под забором.
– У нас полно провизии, – сказала Мери, ухватившись за эту мысль. – Мы ни в чем не будем нуждаться, если только осада не затянется.
Она обратилась за советом к падчерице и невестке, которые все еще старались успокоить малышей, а я сочла за лучшее не подливать масла в огонь и не говорить ей, что как только мятежники захватят поместье, от ее провизии останутся рожки да ножки.
Часы на колокольне пробили три, когда Дик с учителем спустились вниз, готовые к отъезду. Паренек все еще выглядел очень мрачным и отвернулся, когда я захотела попрощаться с ним. Но все же это было лучше, чем потоки слез, которых я так боялась, и бодрым голосом я пожелала ему счастливого пути, выразив надежду, что через неделю, а то и раньше, все наши неприятности закончатся. Он не ответил, и я подала знак Герберту Эшли взять его за руку и последовать за Фрэнком Пенроузом, который должен отвести их в Полкеррис, где их будут ждать Джон Эшли и Джо Гренвиль; к тому времени те уже, наверное, найдут лодку.
Волнения и заботы вызвали у меня приступ боли, и больше всего я сейчас хотела оказаться вновь в своей комнате и лечь в постель. Я позвала Матти, и она с помощью Джоанны и Элис отнесла меня наверх. Солнце било нещадно в окно, выходящее на запад, внутри было жарко и душно. Я лежала в кровати вся липкая от пота, сожалея, что я не мужчина и не могу скакать вместе с Джо Гренвилем в Труро, а вместо этого должна валяться здесь, увечная и больная, и прислушиваться, не раздадутся ли под окнами безжалостные шаги наших врагов. Прошло что-то около часа, я задремала, как вдруг до моего слуха вновь донесся стук копыт. Я кликнула Матти и спросила, кто приехал. Она подошла к окну и выглянула наружу.
– Это мистер Джон, и очень расстроен, если судить по лицу. Что-то случилось.
Сердце у меня упало. Неужели рыбаки в Полкеррисе не рискнули взять их на борт. Через минуту на лестнице раздались шаги, и Джон влетел в комнату, забыв даже постучать.
– Мы потеряли Дика, – сразу выпалил он. – Он исчез, как сквозь землю провалился.
Он стоял и глядел на меня, пот градом лил у него со лба, и я заметила, что он весь дрожит.
– Что ты хочешь сказать? Как это исчез? – быстро спросила я, садясь в постели.
– Мы все собрались на берегу, – начал Джон, тяжело дыша, – баркас уже спустили на воду. В трюме была небольшая каюта, и я сам, собственными глазами видел, как Дик сошел вниз, держа под мышкой свой узелок. Нанять баркас мне не составило труда, оба рыбака – крепкие парни, я их отлично знаю – охотно согласились. Они уже собирались поднять якорь, как вдруг мы услышали топот: от ближнего домика к нам бежали несколько парней и взволнованно кричали, что передовой отряд вражеской конницы перекрыл путь из Каслдора в Тайвардрет и что их войска уже в Полмер Хилл. Тут рыбаки начали поднимать парус, а Джо Гренвиль обернулся ко мне, подмигнул и сказал: «Кажется, мне тоже придется спасаться морем», – и не успел я ответить, как он направил коня в воду и поплыл к песчаным отмелям в полумиле к западу. Уже начался прилив, но он все же добрался туда минут за двадцать пять, повернулся и помахал нам рукой. Думаю, он уже в Госмуре, на полпути к Сент-Остеллу.
– А Дик? Ты же сказал, что потерял Дика.
– Он был на баркасе, – упрямо повторил Джон, – клянусь, он там был, но мы отвернулись, когда слушали парней, а потом все следили за Джо. Боже мой, Онор, я никогда не думал, что этот парень такой смелый, ведь прилив между Полкеррисом и отмелями прибывает очень быстро. А затем Эшли стал звать Дика, но того не было. Мы обыскали весь баркас, с кормы до носа, мальчишка исчез. И на берегу его тоже не было. Его нигде не было. Ради Бога, Онор, что же нам теперь делать?
Я чувствовала себя ужасно беспомощной, мне стало не по себе оттого, что я не оправдала доверие Ричарда. А между тем враги находились всего милях в двух от нас.
– Где сейчас лодка?
– У Гриббина, ждет моего сигнала. На борту этот никудышный Эшли, который думает только о том, как бы скорее удрать в Сент-Моус. Но даже если мы найдем мальчишку, Онор, боюсь, будет уже слишком поздно.
– Прочешите холмы вдоль и поперек, а также парк и пастбища. Ты ему что-нибудь говорил, пока вы шли к морю?
– Не помню. Ничего особенного. Кажется, Фрэнк сказал, что вечером он уже будет с отцом.
Вот оно что, подумала я. Одно неразумное слово – и Дик удрал от них, как школьник с занятий. Конечно, я не могла помочь им в поисках, но посоветовала Джону взять Фрэнка Пенроуза и, не говоря никому ни слова, еще раз прочесать берег. Затем я позвала Матти и попросила ее вывезти меня в парк.
15
Лишь только мое кресло выкатили на мощеную дорожку, проложенную по верху насыпи, я огляделась й увидела, как Фрэнк и Джон пересекли пастбища, вышли к полям и там разошлись в разные стороны. Меня не покидал страх, что ребенок утопился, и поднимающаяся приливная волна прибьет его труп к берегу где-нибудь за скалами Полкерриса. Баркаса на море видно не было, по-видимому, он находился западнее, за Полкеррисом и Гриббином.
Я ездила по дорожке туда и обратно, Матти толкала кресло; вокруг нас не было ни души, лишь вдалеке на холмах паслись коровы, а у самого горизонта ветер гнал волну по пшеничному полю.
Похолодало, и я отослала Матти в дом принести мне накидку, а вернувшись, она рассказала, что в парке собралось уже много беженцев – женщины, дети, старики, все с наспех завязанными узлами за спиной, – что дорога в Труро перекрыта и везде полно мятежников. Мери ломала голову, что сказать этим несчастным, многие из которых уже начали разжигать костры на заднем дворе и устраиваться на ночлег.
– А как раз, когда я выходила, – продолжала Матти, – в поместье в портшезе, который тянула четверка лошадей, прибыла какая-то леди с юными дочерьми, и попросила убежища. Я слышала, как слуги говорили, что они были в пути девять часов.
В душе я вознесла молитву Богу, что мы не потеряли голову и остались в Менабилли, а не пошли скитаться по дорогам наподобие этих несчастных.
– Отправляйся назад, Матти, и посмотри, чем можно помочь моей сестре. Боюсь, остальные слуги последний разум потеряли.
Не прошло и десяти минут после ее ухода, как я увидела, что ко мне через поле идут двое; один из них, заметив меня на дорожке, помахал рукой, другой же рукой он крепко держал своего спутника.
Это был Джон Рэшли, рядом с ним шагал Дик.
Когда они подошли ближе, я увидела, что с мальчика ручьем течет вода, а лицо и руки у него исцарапаны о колючий кустарник, но на сей раз он не пугался вида крови, а, наоборот, смотрел на меня с вызовом.
– Я не поеду, – заявил он, – вы не можете меня заставить.
Джон Рэшли покачал головой и в отчаянии пожал плечами.
– Бесполезно, Онор, – сказал он. – Придется его оставить. Сейчас внизу на берегу очень сильный прибой, и я подал знак рыбакам поднять парус и отвезти учителя на другую сторону залива в Мевагисси или Горран, там пусть сам о себе позаботится. А этого парня я нашел, когда он карабкался вверх по крутому берегу в миле от Полкерриса, а до того он три часа просидел по пояс в воде. Один Бог знает, что теперь подумает о нас сэр Ричард.
– С сэром Ричардом я улажу все сама, – заметила я, – если мы когда-нибудь еще увидим его. А мальчик пусть прежде всего вернется в дом и переоденется во все сухое, а потом подумаем, что с ним делать.
Как я уже говорила, мощеная дорожка в Менабилли была проложена поверх насыпи, и с нее открывался хороший обзор местности и на восток, и на запад, и вот, в этот момент – не могу сказать почему – я повернула голову и бросила взгляд на дорогу в Придмут, идущую по берегу моря из Кумби и Фой, и неожиданно увидела на холме, на фоне неба, четкий силуэт одинокого всадника. Через минуту к нему присоединились другие, они немного постояли там, а затем стремительно понеслись за своим командиром по тропе, ведущей к бухте.
Джон тоже заметил их, наши взгляды встретились, мы молча смотрели друг на друга, пока Дик стоял между нами, опустив глаза и стуча зубами.
Ричард в былые дни очень любил подшучивать над моей вялой, как он говорил, «южнокорнуэльской» кровью, подразумевая, что его «северная» намного горячей, но готова поклясться, в следующие несколько секунд моя мысль работала с такой скоростью, какая ему не снилась.
– У тебя есть ключи от поместья? – спросила я Джона.
–Да.
– Все?
– Все.
– С собой?
– Да.
– Тогда отопри дверь в летний домик.
Он подчинился беспрекословно – слава Богу, суровый отец научил его дисциплине, – и через мгновение мы уже стояли на пороге перед распахнутой дверью.
– Сдвинь половик, который лежит под столом, – приказала я, – и подними плиту.
С удивлением посмотрев на меня, он сделал все, как я просила: половик тут же был отброшен, плита поднята, и перед нами открылся ряд бегущих в темноту ступеней.
– Не задавай вопросов, Джон, для этого нет времени. От этих ступеней к дому ведет подземный ход. Забери Дика, спускайтесь вниз – только не забудьте опустить плиту у себя над головой – и потом ползите по туннелю до самого конца. Там вы увидите крошечную комнату наподобие камеры и еще один ряд ступеней. Проход наверху упирается в дверь, но не пытайтесь открыть ее до того, как я подам вам из дома сигнал.
Я видела, как смысл моих слов медленно доходит до него. В глазах, наконец, мелькнула искра понимания:
– Комната рядом с твоей? Мой дядя Джон…
– Да, да. Давай мне ключи. Теперь – живее…
На сей раз Дика упрашивать не пришлось. По моему поведению он понял, что над ним нависла смертельная опасность и время шалостей прошло. Он нырнул в отверстие, словно испуганный кролик, а Джон, поправив половик, сошел вниз вслед за ним и опустил над головой каменную плиту.
Летний домик вновь стал таким, как прежде – пустым, уединенным. Я наклонилась, повернула ключ в замке, а затем сунула связку в карман. Посмотрев на восток, я увидела, что горизонт пуст, всадники, должно быть, уже добрались до бухты, напоили коней у мельницы и по дальнему склону поднялись наверх. Не пройдет и десяти минут, как они будут в Менабилли.
По моему лицу стекал холодный липкий пот. Я ждала, когда придет Матти и заберет меня – теперь только Бог знал, когда ей это удастся сделать – и думала о том, что отдала бы сейчас все на свете за глоток бренди.
Вдалеке на холме, где высился маяк, я увидела Фрэнка Пенроуза, который все еще разыскивал Дика, а к западу, на лугу, какая-то женщина с фермы звала своих коров, не обращая внимания на всадников, скачущих по аллее.
В этот момент я заметила Джоанну. Она бежала ко мне, ее милое лицо было взволнованным и озабоченным, пушистые темные волосы растрепались.
– Они здесь. Мы видели из окна. Их много, все на лошадях, скачут через парк.
Ее речь прервалась рыданиями, она помчалась со мной по дорожке; меня тоже внезапно охватила паника, и я мечтала только об одном – чтобы как можно скорее широкие двери Менабилли захлопнулись за моей спиной.
– Я не знаю, где Джон, – проговорила она, задыхаясь. – Я везде искала, но его нигде нет. Кто-то из слуг видел, как он шел в сторону Гриббина. Ах, Онор… дети… что же будет с нами… что же будет?
Из парка донеслись громкие голоса, по булыжной мостовой раздался размеренный конский топот – не легкий перестук копыт, как от гуляющей верхом компании, а суровый безжалостный ритм кавалерийского эскадрона, – потом мы услышали, как звякнула сбруя, и тишину прорезал пронзительный вопль вражеского горна.
Все ждали нас у окна в галерее – Элис, Мери, Соулы, Спарки – несчастная горстка испуганных людей, объединенных общей бедой, и еще двое, кого я не знала, – две девочки с расширенными от ужаса глазами, одетые в кружевные шапочки и с широкими кружевными воротниками вокруг шеи. Тогда я вспомнила о незнакомой леди, которая попросила мою сестру предоставить ей убежище, а когда мы пересекли холл, то, бросив взгляд в окно, увидела во дворе все еще нераспряженных лошадей, притащивших носилки. Конюхи успели лишь набросить на них попоны, белые с красным; в уголке каждого покрывала была изображена голова дракона… Голова дракона… Но не успела я вспомнить, почему эта эмблема кажется мне такой знакомой, как уже услышала ее голос, холодный и чистый, заглушивший все другие голоса в галерее:
– Если только это будет лорд Робартс, то, уверяю вас, ничего плохого с нами не случится. Я его знаю уже много лет, и думаю, сумею замолвить за вас словечко.
– Я забыла сказать тебе, – прошептала Джоанна, – она приехала сюда с двумя своими дочками меньше часа назад.Дороги были перекрыты, и они не могли попасть в Сент-Блейзи. Это миссис Денис из Орли Корта.
И в этот момент она обернулась. Те же самые глаза – узкие с тяжелыми веками, которые так часто мучали меня в страшных снах – и золотые волосы, более золотые, чем раньше, видно, искусство вступило здесь в бой с природой и в конце концов победило. Она вздрогнула при виде меня, на секунду в глазах промелькнуло недовольство, но сразу вслед за этим губы ее раздвинулись в медленной, лживой, так хорошо знакомой мне улыбке; она протянула руку и произнесла:
– Ах, Онор, как я рада тебя видеть. Мери не сказала мне, что ты, оказывается, тоже в Менабилли.
Я не обратила внимания на протянутую руку – калека в инвалидном кресле может позволить себе быть невежливой, – и пока я внимательно разглядывала ее, с сердцем, полным нехороших предчувствий, мы услышали, как во двор въехали всадники и вновь прозвучал сигнал горна. Бедная Темперанс Соул тотчас же упала на колени, дети расхныкались, а моя сестра, обняв Джоанну и Элис, стояла, не шевелясь, застывшая и бледная. Только Гартред спокойно обводила всех холодным взглядом, поигрывая концами своего пояса.
– Молитесь, миссис Соул, молитесь прилежно, – сказала я. – Стервятники собираются на пир… – И так как в комнате не было бренди, я плеснула себе воды в стакан и высоко подняла его, не сводя глаз с Гартред.
16
Помнится, дверь им пошел открывать Вилл Спарк, хотя, по иронии судьбы, именно он ранее закрыл ее на засов. Теперь он оправдывался своим высоким дрожащим голосом:
– К чему раздражать врагов с самого начала. Наша единственная надежда – как-то их умилостивить.
Мы стояли у окна, наблюдая, как солдаты, спешившись, по-хозяйски уверенно оглядывали все вокруг из-под низко надвинутых на глаза шлемов, и мне показалось, что все они на одно лицо, все с коротко остриженными волосами и в блекло-коричневых куртках, и эта их нелепая похожесть одновременно удивила и испугала меня. В восточной части поместья, в саду, их расположилось уже довольно много; лошади топтали зеленую траву на лужайках и сшибали молодые тисовые деревца, словно предвещая последующие бесчинства, а воздух не переставая пронзали звуки горна: казалось, это охотник сзывает собак для кровавой расправы. Через мгновение мы услышали тяжелые шаги, которые пересекли столовую, протопали вверх по ступеням, и тот же миг в дверях появился Вилл Спарк, с нервной улыбкой на бледном позеленевшем лице, а за его спиной маячили три офицера. Одного из них – дородного мужчину с длинным носом и тяжелым подбородком, талия которого была перетянута широким зеленым поясом, – я сразу узнала. Это был лорд Робартс, хозяин Лангидрока, поместья, расположенного по дороге в Бодмин, который в далеком прошлом ездил на соколиную охоту с моим братом Китом; впрочем, мы его знали не очень хорошо. Теперь он стал нашим врагом и мог поступать с нами по своему усмотрению.
– Где хозяин дома? – спросил он, глядя на Ника Соула, который тотчас же повернулся к нему спиной.
– Моего мужа нет дома, – ответила Мери, делая шаг вперед, – а его сын где-то в саду.
– Здесь собрались все, кто живет в поместье?
– Да, кроме слуг.
– Вы не скрываете роялистов?
– Нет.
Лорд Робартс повернулся к одному из офицеров.
– Тщательно обыщите дом и территорию, – распорядился он. – Взломайте все двери, которые окажутся запертыми, и проверьте обшивку стен: там могут быть тайники. Прикажите фермерам пригнать сюда коров и вообще всю скотину и выделите людей для охраны скота и амбаров с зерном. Мы забираем эту галерею и все остальные комнаты на первом этаже для своих нужд. Солдат расположите в парке.
– Будет исполнено, сэр! – Офицер отдал честь и отправился выполнять приказ.
Лорд Робартс пододвинул стул ближе к столу, а оставшийся офицер подал ему бумагу и перо.
– Теперь, мадам, – обратился он к Мери, – прошу вас назвать имена всех домочадцев и пояснить, кем они вам приходятся. t
Один за другим мы сообщали ему наши данные, он записывал их, подозрительно глядя на каждого, словно наши имена и возраст были в его глазах уже сами по себе признаком вины. Только когда он дошел до Гартред, его поведение изменилось: он несколько расслабился и оттаял.
– Неподходящее время вы выбрали для путешествий, миссис Денис, – заметил он ей. – Оставались бы лучше в Орли Корт.
– Вокруг бродит множество солдат, которые знать ничего не желают ни о дисциплине, ни об уважении к господам, – томно произнесла Гартред. – Мало удовольствия жить одной, как я, с двумя дочками. Я надеялась, что, отправившись на юг, смогу избежать неприятностей, связанных с войной.
– Вы ошиблись, и, боюсь, теперь вам придется смириться с последствиями вашей ошибки. Вы останетесь здесь вместе с миссис Рэшли и ее домочадцами.
Гартред молча поклонилась. Лорд Робартс встал.
– Когда комнаты наверху обыщут, вы сможете подняться туда, – сказал он, обращаясь к Мери и остальным, – и прошу вас оставаться у себя и ждать дальнейших указаний. Вам будет разрешено раз в день, под охраной погулять в саду. Готовьте себе еду, как хотите. Кухня переходит в наше распоряжение. Кое-какая провизия будет вам выдаваться. Ваши ключи, мадам.
Я увидела, как Мери побледнела, а затем медленно и неохотно отстегнула связку от пояса.
– А сама я не смогу туда заходить? – спросила она.
– Нет, мадам. Чуланы и амбары уже не ваши, они являются собственностью парламента, как и все остальное в этом поместье.
Я вспомнила банки с вареньем на полках у Мери, а также мед, и джем, и соленые сардины в кладовых, и копченый окорок, и вяленый бараний бок. Я вспомнила хлеб в пекарне и набитые мукой лари, и зерно в амбарах, и деревья в садах, усыпанные наливающимися плодами. И все то время, пока я думала о них, над нашими головами раздавались тяжелые шаги, а через окно в комнату врывался вопль вражеского горна.
– Благодарю, мадам. И хочу предупредить вас и остальных присутствующих, что любая попытка бегства или нарушения моих приказаний будут очень сурово караться.
– А как же молоко для детей? – вспыхнув, спросила Джоанна. – У меня болезненный ребенок, у него может начаться круп.
– Кое-какие продукты будут вам ежедневно выдаваться, мадам, об этом я уже говорил, – продолжал лорд Робартс. – Если детям потребуется больше – отдайте свое. У меня здесь пятьсот человек, и их нужды волнуют меня значительно больше, чем каши и ваших детей. Теперь можете расходиться по своим комнатам.
Этого момента я и ждала и, перехватив взгляд Джоанны, кивком попросила ее подойти ко мне.
– Уступи свою комнату миссис Денис, – прошептала я, – и переселяйся ко мне. Я передвину свою кровать в соседние покои.
Она уже открыла рот, чтобы задать вопрос, но я покачала головой. Несмотря на волнение, у нее хватило разума подчиниться, и она тут же подошла с этим предложением к Мери, которая была настолько расстроена утратой ключей, что даже забыла о присущем ей гостеприимстве.
– Ах, умоляю, не надо жертв, – улыбнулась Гартред, обняв дочек. – Мей, Герти и я можем приткнуться где угодно. Этот дом похож на крольчатник, здесь полно разных комнат, я помню это с давних пор.
Я внимательно посмотрела на нее, вспомнив, что Кит и мой нынешний зять были вместе в Оксфорде – старый мистер Рэшли в ту пору был еще жив – и что во время первого брака Джонатана Кит очень часто ездил в Менабилли из Ланреста.
– Так ты была здесь раньше? – спросила я Гартред, впервые обращаясь к ней с того момента, как оказалась в галерее.
– О Боже, конечно. – Она зевнула. – Лет двадцать пять назад Кит и я приезжали сюда на праздник урожая и заблудились в коридорах и закоулках этого дома.
В этот момент лорд Робартс, который до этого о чем-то совещался со своим офицером, повернулся к нам.
– Прошу вас, – сказал он, – разойдитесь по комнатам. Мы двинулись к противоположной двери, где, сбившись в кучу, жались к стене испуганные слуги. Матти и еще две служанки подняли мое кресло. Солдаты уже вовсю хозяйничали на кухне, подкрепляясь мясом жареной говядины, которую готовили нам на обед, а вниз по лестнице спускались еще двое солдат и один сержант, тащившие постельное белье. В руках у них были простыни, кипа одеял и богато вышитое покрывало, которое в ожидании зимы хранилось в бельевом чулане.
– Ну уж этого вы не получите! – воскликнула Мери. – Где офицер? Я должна поговорить с кем-нибудь из старших.
– Я и есть старший, – ответил сержант, – и меня прислали доставить все белье, одеяла и покрывала, какие найдем. Такчто успокойтесь, леди, никто васи слушать не будет.
Они холодно посмотрели на нас, а один из них бросил на Элис наглый взгляд и зашептал что-то на ухо товарищу.
О Боже, как же я их возненавидела в этот момент, я, которая до этого относилась к войне с равнодушием и насмешкой. Теперь, когда это коснулось меня, я запылала гневом. Их грязные сапоги затоптали весь пол, а когда мы поднялись поверх, то поразились бессмысленному разгрому, который они учинили в наших покоях, втыкая копья в деревянные панели и срывая занавеси и гобелены со стен. В комнате Элис они опрокинули все шкафчики и вывалили содержимое на пол, выломали оконную раму, болтавшуюся теперь на един-ственной петле, и побили стекла. Нянька Элис стояла посреди комнаты, ломая руки от отчаяния, так как солдаты не постыдились утащить даже кое-что из детского белья, а один из этих скотов наступил на любимую куклу дочки Элис и размозжил ей голову. Увидев свою игрушку в таком виде, бедный ребенок зашелся плачем, и я вдруг ясно поняла, какая ярость бушует во время войны в сердцах мужчин, заставляя их убивать. В саду мятежники потоптали все клумбы и сбили головки у распустившихся цветов, чьи измятые лепестки теперь устилали землю под грязными копытами лошадей.
Я бросила еще один взгляд вокруг и затем попросила Матти и других слуг отнести меня в мою комнату. В ней царил такой же беспорядок: кровать была разворочена, обивка на стульях зачем-то вспорота. Кроме того, они избавили меня от необходимости отпирать дверь в соседние покои – она была взломана, а щепки усеяли весь пол. Гобелены на стенках были порваны в нескольких местах, но тот, который закрывал вход в тайник, к счастью, не пострадал.
В глубине души я вознесла хвалу Богу за то, что старый Джон Рэшли оказался таким изобретательным, и, попросив Матти подвезти меня к окну, выглянула на улицу. Внизу собрались целые эскадроны солдат, они привязали лошадей и теперь ставили в парке палатки, которые уже тут и там белели среди деревьев; горели костры, мычала скотина – солдаты распределяли животных по загонам – и все время гудел осточертевший горн, пронзительно и монотонно, на одной и той же ноте. Я отвернулась от окна и сообщила Матти, что Джоанна с детьми переселится в мою комнату, а я останусь в этой.
– Мятежники быстро расправились со всеми секретами, – проговорила Матти, оглядев комнату и выломанную дверь. – Но, в конце концов, тут не оказалось никаких ценностей.
Я не ответила, и пока она переносила в новое помещение мою постель и вещи, подкатила к шкафу и увидела, что он пуст – перед отъездом Джонатан убрал оттуда все бумаги.
Когда слуги привели обе комнаты в порядок и вместе с Матти починили дверь, вернув мне, таким образом, долгожданное уединение, я отослала их к Джоанне, чтобы они помогли ей благоустроить покои для Гартред. Суматоха улеглась, тишину теперь нарушал только непрекращающийся солдатский топот под окнами и возня, доносившаяся до меня с кухни. Очень осторожно я подобралась к северо-восточному углу моих новых покоев и приподняла гобелен. Вновь проведя рукой по стене, как и в свой первый визит сюда, когда я встретилась здесь с Джонатаном, я снова не обнаружила никаких выступов и никаких соединений в камне.
Мне стало ясно, что потайная дверь открывается только изнутри, с лестницы – большое неудобство для нас в нашем положении, но, безусловно, разумное решение старого Рэшли, который не желал, чтобы его старший сын-идиот расхаживал по дому туда-сюда, когда ему вздумается. Я забарабанила кулаками по стене – вряд ли они могли услышать эти глухие удары – и негромко позвала: «Джон», не надеясь, впрочем, получить ответ. Его и не было.
Передо мной возникла новая страшная проблема: ведь я предупредила Джона, чтобы он не пытался выйти из убежища, пока я не разрешу ему. Почему-то я решила, что смогу отыскать способ отодвинуть камень с этой стороны. Но теперь мне было понятно, что это невозможно, а Джон и Дик тем временем, сидя внизу в каморке, ждут моего сигнала. Я прижалась лицом к каменной стене и вновь позвала: «Джон… Джон» – так громко, как только позволило мне благоразумие, хотя уже догадалась, что звук моего голоса не сможет проникнуть сквозь неумолимую каменную преграду. И тут я совершенно упала духом.
В коридоре раздались шаги. Быстро опустив гобелен, я вернулась к окну, где сделала вид, будто смотрю во двор. Из моей бывшей комнаты до меня донесся шум, а затем кто-то постучал в дверь, разделявшую наши покои. «Пожалуйста, войдите», – пригласила я. Только что отремонтированная дверь распахнулась, чуть не слетев с петель, и вошел лорд Робартс собственной персоной, в сопровождении своего офицера и Фрэнка Пенроуза, чьи руки были связаны за спиной.
– Простите мое неожиданное вторжение, – сказал лорд Робартс, – но мы только что обнаружили этого парня неподалеку от поместья. Он сообщил нам кое-что любопытное, и думаю, вам есть что добавить к этому, мадам.
Я бросила взгляд на Фрэнка Пенроуза, который, одурев от страха, глядел вокруг словно испуганный заяц, изредка облизывая пересохшие губы.
Так как я ничего не ответила, лорд Робартс продолжал:
