Текст книги "Атрибут власти"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

РОССИЯ. МОСКВА. 16 ЯНВАРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Утром Гейтлер выехал в город, предупредив Дзевоньского, что вернется лишь на следующий день.

– Хорошо, – согласился тот, тяжело вздохнув, – я вам верю, но каждый раз, когда вы уезжаете, я теряю столько нервных клеток, что мне гораздо легче поехать вместе с вами.

– До сих пор считаете, что я сбегу? – понял Гейтлер. – Я уже вам говорил, генерал, что вы имеете дело с профессионалом. У меня есть свое понятие офицерской чести. И мне совсем не хочется, чтобы ваши молодчики появились у моих внуков. Это тоже сдерживающий фактор. Можно было бы об этом не говорить, но я все время помню ваши угрозы.

– Можете их забыть, – великодушно предложил Дзевоньский, – это были глупые угрозы.

– Но я помню, – возразил Гейтлер, – постоянно помню. До свидания, пан Юндзилл. Завтра днем я вернусь сюда. Как там с Абрамовым? Ваши люди за ним следят?

– Конечно. Проверяем все его связи, всех знакомых. Установили нашу аппаратуру у него в квартире, прослушиваем все домашние беседы, все телефонные разговоры. Информации уже достаточно. Мы можем взять его в любую минуту, когда вы решите, что настал такой момент.

– Рано, – отозвался Гейтлер. – Мы ведем наблюдение всего несколько дней. Этого мало. Нужно не меньше двух недель. К концу января мы будем готовы. Куда думаете его привезти?

– Сюда, – ответил Дзевоньский, – у нас есть винный склад в подвале. Мы уже начали его осторожно освобождать. Там метров сорок, вполне достаточно. Посадим его на цепь. Или наденем наручники.

– Это опасно, – предупредил Гейтлер, – не забывайте, что его будут искать.

– Именно поэтому. О его появлении здесь будут знать только два человека. Вы и Карл Гельван. Больше никто. Я буду чувствовать себя намного более уверенно, если этот журналист будет сидеть в нашем подвале.

– А если его обнаружит наша кухарка? Или кто-нибудь из охранников?

– Не думаю. Мы постараемся все предусмотреть. Они в подвал никогда не спускаются. Повесим там замок, а ключ будет только у меня. Я даже думаю установить в подвале небольшую видеокамеру, чтобы за ним следить.

– А если он начнет кричать?

– Его не будет слышно, я проверял. Кроме того, можно поставить легкую музыку у дверей. Например, включить какой-нибудь магнитофон.

– Это вызовет подозрение… Вы же не можете все время держать там магнитофон.

– Тогда избавимся от кухарки. Перейдем на заказы из ресторанов. Наверное, так будет правильно. Мы с вами как-нибудь проживем. Всегда можно заказать еду в ресторане. Сейчас это не проблема. А кухарке объявим, что она нам пока не нужна. Я продумаю детали, можете не волноваться.

– Хорошо, – сдержанно согласился Гейтлер, – но у нас в разведке не принято все яйца класть в одну корзину. Российские спецслужбы могут вычислить нас и выйти на него. Или наоборот, выйти на него и вычислить нас. С точки зрения профессионала, это ошибочный ход.

– Именно поэтому я его и делаю, – усмехнулся Дзевоньский. – Ни один офицер спецслужбы не заподозрит, что в доме, где скрываются два бывших генерала спецслужб, может находиться еще и заложник. Это нелогично, неправильно и непрофессионально. Пусть так все и думают. Иногда нужно поступать не совсем логично, чтобы сбить с толку другую сторону. А мне будет спокойнее.

– Делайте, как считаете нужным, – согласился Гейтлер, – и достаньте мне бланки двух местных паспортов. Можно даже заполненные. Два или три местных паспорта.

– Зачем? – нахмурился Дзевоньский.

– Это мое дело, пан Юндзилл. Вы же не думаете, что я могу сбежать с паспортами, номера которых вам заранее известны. Желательно, чтобы эти паспорта были чистыми. Они мне нужны.

– Постараюсь найти. Что-нибудь еще?

– Если вы посадите его в подвал, то как быть с его туалетом? И учтите: он будет у нас не один день и не одну неделю. Вы собираетесь лично выносить за ним его ночной горшок?

– Для этого есть Гельван, – улыбнулся Дзевоньский, – но я продумал и этот вопрос. Уже заказал биотуалет. Не забывайте, что наша «фирма» занимается ландшафтным дизайном, составной частью которого могут считаться и подобные «объекты».

– Вы заказали один?

– Конечно, нет. Десять. Мы действительно можем предложить их возможным клиентам фирмы. И разместить один у себя в подвале. Что-нибудь еще?

– Нет, ничего. Похоже, вы действительно не теряли времени зря. Прекрасная работа. Завтра днем я вернусь. Пусть обратят внимание, куда он ездит по воскресеньям. У Абрамовых, кажется, есть небольшая дача. Нужно побывать там и все выяснить на месте. Можно ли там оставаться зимой? Нам будет важно выиграть время…

– Понимаю, – кивнул Дзевоньский, – мы все проверим.

– До свидания. – Гейтлер вышел.

В машине его уже ждал водитель. Николаю Салькову было за шестьдесят. Бывший водитель такси подрабатывал на своем автомобиле, совершая рейсы в основном в центре города. Сальков был достаточно разумным человеком и понимал, что нельзя соваться в аэропорты и на вокзалы, где была своя местная «мафия». Зарабатывал он неплохо – в месяц доходило до трехсот долларов, что было ощутимой прибавкой к его пенсии. Когда ему предложили работу за пятьсот долларов, он сразу же согласился. И в течение последних нескольких месяцев ни разу об этом не пожалел. Гейтлер ездил не очень много. В основном предпочитал пешие прогулки, часто отпускал водителя домой. Это устраивало обоих.

Салькову нравился этот немногословный и немного замкнутый чех, который так плохо говорил по-русски. Гейтлеру приходилось коверкать свой превосходный русский язык, чтобы не вызвать подозрений у своего водителя. Они направились в центр города, и Гейтлер заехал в два магазина, прежде чем отпустил Салькова и остался один. Еще полтора часа он проверял, нет ли за ним слежки. А затем взял попутную машину и отправился по известному ему адресу. Еще через полчаса он уже сидел в квартире Риты.

Теперь можно было не торопиться. Он с удовольствием подумал, что может позволить себе остаться в этой квартире на целые сутки. Рядом с женщиной, которая ему так нравилась. Это иллюзорное ощущение некой устойчивости, некой опоры, ощущение нормального дома, исчезнувшее много лет назад. Он подумал, что платил слишком большую цену за право оставаться самим собой. Но прежде чем окончательно расслабиться и забыть, зачем они находятся здесь, он должен еще раз переговорить с Ритой.

– Схема охраны, – напомнил Гейтлер, – я сделаю чертеж, а ты постарайся все вспомнить. Кто и где находился. Как они действовали. Надеюсь, у тебя не осталось никаких записей?

– Остались, – улыбнулась Рита, – у меня хорошая память, но не такая, как у тебя. И, кажется, я уже говорила, что их никто не сумеет прочесть.

Она достала листки бумаги, на которых были изображены фрукты и овощи.

– Ты все-таки рисковала, – нахмурился Гейтлер. – Такие записи легко прочесть. Не нужно считать себя умнее других. Покажи, как они стояли в момент нападения. Кто и где находился. Мне важно увидеть схему их расстановки. Сможешь вспомнить?

– Сейчас начерчу, – согласилась Рита.

У нее действительно была хорошая память. И, будучи внимательной, она заметила многие мелочи. Гейтлер смотрел, как Рита уверенно чертила схему перемещения охранников в момент нападения.

– Они подстраховывали друг друга, – пояснила она. – Я думаю, что, если бы вместо этого несчастного Иголкина там оказался настоящий террорист, у него тоже не было бы ни единого шанса напасть на президента. С ножом это практически невозможно. Все равно остановят и перехватят. Не дадут сделать и нескольких шагов.

– А если с пистолетом?

– Тоже сложно. Я видела, как они перекрыли все секторы. Если бы в руках у нападавшего был пистолет и он попытался бы стрелять, то успел бы сделать один, ну, максимум два выстрела. Его все равно схватили бы, не дав нормально прицелиться.

– Иногда одного выстрела достаточно, – задумчиво произнес Гейтлер.

– Но не в этом случае, – резонно возразила Рита, – ему не дадут прицелиться и выстрелить. Не разрешат подойти ближе. Я видела, как они работают, Гельмут, это абсолютно бесполезное занятие.

Гейтлер, внимательно глядя на ее схему, думал о чем-то своем.

РОССИЯ. МОСКВА. 24 ЯНВАРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК

В этот день Гейтлер и Дзевоньский решили, что можно начинать. Теперь оба генерала ждали сообщений от Карла Гельвана, который выехал с группой на захват заложника.

Утром этого же дня молодой, но уже известный тележурналист Павел Абрамов проснулся в одиннадцатом часу, естественно, не подозревая, что вскоре его жизнь серьезно изменится. Несколькими часами раньше его супруга Лена отвезла дочь Алину в детский садик и сама отправилась на работу. Ее больница, где она работала врачом-ларингологом, находилась в ста метрах от детского садика. Это было удобно, мать всегда могла забрать дочь, как только сама освобождалась. В семье Абрамовых были две машины: белая «Ауди А4», на которой ездила Лена, и новенький синий «Пежо» четыреста седьмой модели, который принадлежал Павлу.

Жили Абрамовы на улице Сурикова, в районе метро «Сокол» в небольшой трехкомнатной квартире. Это жилье они приобрели давно, но переехали сюда лишь полтора года назад, после затянувшегося ремонта.

Павел зарабатывал неплохо. В тележурналистике вообще в последние годы начали платить приличные деньги, и успешные тележурналисты стали зарабатывать на уровне своих европейских коллег. Рекламный рынок рос стремительными темпами и уже опережал в своем развитии и по своим ценам многие европейские страны. Так что Абрамовы могли позволить себе ежегодные выезды за рубеж, отдых в Испании или Италии. Купили небольшую дачу в девяноста километрах от Москвы. И даже перевезли родителей Лены в двухкомнатную квартиру на окраине города, в тихом зеленом массиве.

Абрамов вел на телевидении сразу несколько популярных передач, был узнаваемым лицом канала, а вместе с популярностью росли и его гонорары. Сегодня он должен был приехать на работу к трем часам дня и поэтому, проснувшись привычно поздно, никуда не торопился.

Павел не был москвичом, он родился в Саратове, а в семнадцать лет приехал в столицу поступать в университет на факультет журналистики, что с первой попытки сделать не удалось, и парню пришлось отслужить три года на Северном флоте. Это было с восемьдесят четвертого по восемьдесят седьмой годы, когда в стране назревали решающие перемены. Затем он снова сделал попытку сдать экзамены в МГУ и снова провалился. Конкурс на факультет журналистики всегда был огромным, но стал прямо-таки невероятным в конце восьмидесятых, когда газеты и журналы начали выходить невиданными миллионными тиражами и многие мгновенно раскупались. К тому же несколько ослабла цензура, и журналисты почувствовали себя гораздо свободнее. В восемьдесят девятом Павел наконец стал студентом. Следующие годы были самыми драматичными и самыми интересными и в его жизни, и в жизни страны. Распалась одна страна, на ее месте появилась другая. На глазах Абрамова произошли августовские события девяносто первого года и октябрьские события девяносто третьего. С девяносто первого Павел уже работал на радио, постепенно приобретая заслуженную популярность. С девяносто шестого перешел на телевидение. Сначала был ассистентом режиссера, затем помогал ведущим. И лишь несколько лет назад начал сам вести аналитическую программу, быстро получившую широкий общественный резонанс.

Телезрителям нравился спокойный, выдержанный тон Абрамова, его независимый взгляд на события, некоторая отстраненность и неангажированность, оказавшиеся очень выигрышными в сравнении с манерой поведения других ведущих. Чуть выше среднего роста, подтянутый, курносый, светловолосый, он нравился женщинам и импонировал мужчинам.

Павел позвонил на канал и попросил свою ассистентку Галину приготовить нужные ему документы, чтобы самому не терять время на их поиски.

– Когда ты будешь? – спросила она.

– Мы же договаривались к трем часам, – напомнил он.

– Лучше в половине третьего, – попросила Галина, – ровно в три у нас начнется встреча, а я хочу успеть передать тебе документы.

– Договорились, – согласился Абрамов, – приеду в половине третьего, постараюсь успеть. Мне еще надо заехать в издательство.

– Имей в виду, сейчас везде пробки, особенно в центре, – напомнила Галина.

– Не опоздаю. Издательство рядом с Останкино. Они недавно сюда переехали. Хотя говорят, что скоро съедут и оттуда. Забегу к ним и сразу на работу. У меня еще полно времени.

Он положил трубку и отправился одеваться. Из дома Павел вышел десять минут первого, чтобы успеть попасть в издательство до перерыва, и не обратил внимания на новый автомобиль, стоявший во дворе. Это был черный внедорожник «БМВ», в котором находились двое мужчин, невидимых за темными стеклами. Еще один мужчина стоял около «Пежо» Павла, терпеливо ожидая, когда он наконец выйдет на улицу. Это был Карл Гельван, который точно знал время появления Абрамова, так как слышал все его разговоры по телефону. В руке Гельван сжимал небольшой шприц, которым нужно было незаметно уколоть журналиста. Состав лекарства в нем был рассчитан на почти мгновенное действие. После укола оставалось только подхватить падающее тело и поместить его в подъехавшую машину.

Третий подручный Гельвана сидел в автомобиле «Мицубиси галанте», стоящем у выезда со двора на улице. И должен был подстраховать первую машину в случае какой-либо непредвиденной неудачи.

Но Карлу не удалось близко подойти к журналисту. Павел вышел из подъезда не один. Рядом с ним шел его сосед по лестничной клетке, офицер Генерального штаба, который тоже направлялся к своей машине. Увидев человека в форме, Гельван благоразумно отступил. Павел еще несколько минут разговаривал с соседом, а Карл терпеливо ждал. Но офицер отошел от Абрамова, только когда тот уселся в «Пежо». Гельван неслышно выругался, а журналист неторопливо выехал на улицу. Карл схватил мобильник и велел водителю «Мицубиси» не мешать выезжающей машине.

– Едем за ним, – приказал он своим помощникам, сидящим в «БМВ». И запрыгнул на заднее сиденье.

Абрамов ездил аккуратно. В девяносто шестом он разбил свой «жигуль» и побывал в больнице, после чего запретил себе лихачить на дорогах. До издательства все три автомобиля добрались без приключений.

Популярное издательство, выпускавшее большое количество литературы, располагалось в огромном доме еще сталинской постройки. Вход в него был с угла. Абрамов припарковался неподалеку и вошел в здание.

Почти сразу следом за ним внутрь поспешил один из помощников Гельвана. Сам Карл и водитель «БМВ» остались в машине. Рядом с ней мягко пристроился «Мицубиси». Все трое терпеливо ждали.

Помощник Гельвана успел вбежать в кабину лифта вместе с журналистом и поднялся с ним на пятый этаж. Там Павел повернул налево, а его сопровождающий замешкался у лестницы.

В издательстве Абрамова принял главный редактор, моложавый мужчина лет сорока. В другой жизни, до развала страны, он был успешным математиком и даже защитил кандидатскую диссертацию. Но в девяностые годы, сменив профессию, стал главным редактором популярного издательства, зарабатывая гораздо больше своих коллег, занятых наукой. Подобные повороты судьбы в те времена пережили многие. Так, один из владельцев этого издательства был выпускником консерватории.

Главный редактор, мужчина высокого роста, все время улыбался, разговаривая, немного шепелявил. Он был благожелательно настроен ко всем к нему приходящим. Другое дело, что большинству отказывал, некоторым разрешал зайти еще раз и лишь очень немногим обещал издать их рукописи. А с теми немногими писателями, на которых в основном держался бизнес издательства – беллетристах, делающих ему тиражи и имя, главный редактор держался подчеркнуто уважительно. Абрамов не был раскрученным автором, и его книга не обещала стать бестселлером. Однако он был популярным журналистом известного телеканала, и потому с ним следовало дружить. К тому же его книга публицистики оказалась в меру интересной и острой, а такие издания тоже необходимы для имиджа издательства, даже если они выходят небольшим тиражом.

Учитывая все это, главный редактор благосклонно принял журналиста, сообщив, что его книга появится на прилавках ровно через два месяца. Разумеется, о гонораре не может быть и речи, пока она не будет распродана. В этом вопросе издательство придерживалось абсолютно выигрышной тактики. Деньги вперед, по предъявлении рукописи, выплачивались только уже хорошо известным авторам, гарантирующим раскупаемость тиражей. Хотя и они в последнее время переводились на «роялти», ибо издательству так выгоднее расплачиваться с авторами.

Разговор продолжался около пятнадцати минут, после чего Абрамов вышел из кабинета главного редактора и спустился вниз на лифте, не заметив, что на лестнице все еще стоит тот самый человек, вместе с которым он недавно поднимался. А если бы даже и заметил, то не удивился бы. У каждого свои дела.

Когда створки кабины лифта захлопнулись, этот человек немедленно позвонил вниз. Гельван тут же вылез из машины, дав знак водителю «Мицубиси» быть готовым к действиям.

На этот раз Павел вышел на улицу один. Он ступал осторожно, стараясь не поскользнуться. Рядом с его машиной стоял какой-то высокий мужчина, и Абрамов шагнул в сторону, чтобы с ним не столкнуться, при этом не заметив другого прохожего, спешившего мимо. В последнюю секунду Павел инстинктивно посторонился, почти прижавшись к высокому мужчине, и в этот момент почувствовал какой-то укол в ладонь.

«Наверное, ключи», – недовольно подумал он, однако, сделав еще шаг, с изумлением осознал, что у него подкашиваются ноги. Потом успел понять, что высокий мужчина подхватил его под руки, и далее не помнил ничего.

Карл действительно успел подхватить падающего журналиста. Водитель «Мицубиси», заставивший Абрамова прижаться к Гельвану, помог поддержать Павла с другой стороны.

В следующую секунду они вдвоем втолкнули журналиста в «БМВ». Карл вскочил в машину следом и коротко приказал:

– Быстрее!

Водитель «Мицубиси», подобрав выпавшие из руки журналиста ключи от «Пежо», бросил их выбежавшему из здания и успевшему подскочить к ним третьему участнику операции. Затем «БМВ» рванул в одну сторону, а «Мицубиси» и «Пежо» – в другую.

Они не хотели рисковать. Поэтому, свернув в первый же переулок, оставили «Пежо» возле какого-то киоска. Продавщица, увидев, что рядом припарковалась незнакомая машина, зло крикнула, чтобы здесь не останавливались – ей должны были вот-вот привезти очередную партию товара. Но водитель, которого она так и не увидела, ее не послушался. Выйдя из автомобиля, он быстро пересел в «Мицубиси», который сразу же отъехал. Когда женщина вышла из ларька, рядом стояла лишь пустая машина. Она зло пнула ее, мстительно отметив, что оставила на капоте царапину, и, довольная собой, вернулась обратно в свою будку.

Через пятнадцать минут водитель «БМВ» остановился и вышел из машины. За руль уселся Карл Гельван, который развернул внедорожник и помчался на дачу, где его ждали. Ни один из похитителей, кроме самого Гельвана, не знал, куда он едет. Когда через час Карл въехал на территорию дачи, там уже все было готово к приему захваченного журналиста. Гельван подогнал автомобиль к самому дому, достал несчастного и внес его в дом. Там спустился в подвал, нацепил наручники на правую руку и правую ногу Абрамова, после чего проверил состояние его пульса. Пульс был нормальный, журналист просто спал. Гельван прикрепил наручники к железным стойкам стеллажа с деревянными полками, где прежде хранились в горизонтальном положении бутылки. Вытащил из карманов Абрамова мобильный телефон, деньги, документы, ключи, записную книжку, какие-то бумаги и поднялся наверх. Там молча протянул ключи от наручников Дзевоньскому. Тот кивнул, взял ключи. Гельван выложил все вещи, изъятые у журналиста, на столик.

– Возьми телефон, выключи его и выброси в реку. Где-нибудь подальше, – посоветовал Дзевоньский.

Гельван все так же, в молчании, забрал аппарат.

– Молодец, – добавил Дзевоньский.

Наблюдавший за ними Гейтлер заметил, как Карл улыбнулся. Гейтлер отвернулся, подумав, что этот латыш действует ему на нервы.

Павел Абрамов не приехал в этот день на работу. Его ждали в половине третьего, потом в три. В четыре начали искать. В пять уже серьезно забеспокоились. В шесть позвонили к нему домой. В девять его жена и сотрудники Павла начали обзванивать больницы и морги. В половине одиннадцатого нашли главного редактора издательства, который подтвердил, что Абрамов был у него. В три часа ночи патрульная машина милиции обратила внимание на припаркованный в неположенном месте «Пежо». В пять утра на опознание машины в милицию приехала супруга Абрамова. В шесть утра они еще раз обзвонили все больницы и морги, так и не уснув в эту ночь. С началом следующего дня стало ясно, что журналист исчез. Словно испарился. Его видели в половине первого в издательстве, после чего он вышел оттуда и исчез, а его машину позже нашли на соседней улице. Еще через два дня было возбуждено уголовное дело по факту исчезновения известного тележурналиста Павла Абрамова. На всякий случай следователь прокуратуры изъял из издательства его рукопись. В ней не нашлось ничего, что могло бы навести на след журналиста.

Жена, коллеги и друзья недоумевали, куда Павел мог деться. Высказывались самые невероятные предположения, искали повсюду, вплоть до того, что звонили его первой жене, матери в Саратов и даже друзьям Павла по службе на Северном флоте. Но все было безрезультатно. Абрамова найти не удавалось. Жена сходила с ума, коллеги беспокоились, друзья переживали. Через неделю по всему городу развесили портреты журналиста, а еще через несколько дней на телевизионном канале сделали передачу об исчезнувшем Павле Абрамове. Руководство канала даже пообещало крупное вознаграждение любому, кто поможет в его розысках. Но все было тщетно. Абрамов нигде не объявился.