Текст книги "Человек на поводке"

Автор книги: Чарльз Вильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 4

На одном из ночных столиков стоял телефон. Ромстед схватил трубку, но аппарат молчал: видимо, был отключен. В этот момент он заметил кучу битого стекла у стены. Подойдя к окну, он раздвинул гардины. Окно было затянуто сеткой от насекомых. Эта женщина выбила стекло, затем вырезала – скорее всего, кухонным ножом – отверстие в сетке, дотянулась до щеколды и открыла ее. Ромстед выглянул наружу. Под окном на земле стоял деревянный ящик и валялись обрезки сетки. Все это находилось с торцевой стороны дома, поэтому Ромстед ничего не заметил, когда осматривал задний двор.

Но какого черта она влезла именно в этот дом? Разве мало на свете мест, где можно спокойно уколоться? Ромстед перевел взгляд на раскиданное содержимое ящиков комода, молчаливо свидетельствовавшее о ее нетерпении, и по его спине пробежал мороз. Но, черт побери, ведь Брубейкер же обыскивал дом! «Не стой как остолоп, шевелись», – приказал он себе и побежал к машине.

Уже сидя за рулем, Ромстед вспомнил, что даже не запер входную дверь. Ладно, черт с ней. Он чуть не вылетел в кювет, когда на предельной скорости сворачивал с дороги в сторону дома Кармоди. «К чему такая спешка, – мелькнуло у него в голове, – если эта женщина мертва еще с прошлой или даже позапрошлой ночи?» «Порше» Боннера стоял на закругленной асфальтированной подъездной дорожке под большими деревьями. Ромстед остановился за ним, выпрыгнул из машины, бросился к входной двери и вдавил кнопку звонка. Внутри дома послышался звон посуды, и немного погодя симпатичная темноволосая кареглазая женщина открыла дверь.

– Можно от вас позвонить? – выдохнул Ромстед.

– Я спрошу, – ответила женщина, с опаской глядя не незнакомого мужчину с дико вытаращенными глазами. – Как вас зовут?

– Ромстед. – В этот момент в маленькой прихожей позади женщины появилась Полетт.

– Заходите, Эрик. Что случилось? Он вошел:

– Мне необходимо воспользоваться вашим телефоном. Тут кое-что произошло. Полетт улыбнулась служанке:

– Ты можешь быть свободна, Кармелита.

Женщина удалилась. Полетт провела Ромстеда в длинную гостиную, из окон которой открывался живописный вид на фруктовый сад. Французские стеклянные двери выходили на мощенную плитами террасу и бассейн, там под большим зонтом за столиком сидел Боннер. При виде Ромстеда он поднялся.

Телефон находился в противоположном конце гостиной. Ромстед схватил справочник, просмотрел телефоны срочного вызова и набрал номер.

– Так в чем все-таки дело? – спросила Полетт. – Что случилось?

– В доме женщина. Мертвая.

– О Господи! Где?

– В дальней спальне. Утонула в ванне.

– Приемная шерифа. Орд слушает, – ответили в трубке.

– Мне нужно поговорить с Брубейкером.

– Подождите минутку. – Послышалось несколько щелчков.

– Брубейкер слушает.

– Это Эрик Ромстед, – начал он. – Я звоню от миссис Кармоди. Я только что из дома отца, там в ванной комнате мертвая женщина…

На плечо Ромстеда легла чья-то здоровенная лапа – на него свирепо уставился Боннер.

– Сколько ей лет? Как она выглядит? Ромстед выдернул руку.

– Не знаю я, сколько ей лет. – Он поднес трубку к уху как раз вовремя, чтобы услышать рев помощника шерифа.

– ..Черт возьми, что там происходит? В чьей ванной мертвая женщина?..

– Капитана Ромстеда. Она влезла в окно.

– Будем на месте через пять минут. Не входите в дом.

Ромстед положил трубку, и на него снова набросился Боннер:

– Как она выглядит, черт вас побери?

– Не знаю, – ответил Ромстед. – У нее рыжие волосы.

Со скоростью пули верзила устремился к выходу.

– Брубейкер велел никому туда не входить! – крикнул вдогонку Ромстед, но тот уже исчез.

Не успели они с Полетт выйти из дома, как услышали рев двигателя «порше» и визг покрышек – Боннер мчал по дороге. Усевшись в машину Ромстеда, они с Полетт спустились с холма и выбрались на шоссе. Когда Ромстед заворачивал в проезд между загонами для скота, «порше» уже стоял перед домом, а Боннер бежал к входной двери. Ромстед остановился позади «порше». Посмотрев на Полетт, он увидел, что она плачет.

– Может, это не она. – Ромстед неуклюже попытался ее обнадежить.

– Она. – Полетт глубоко вздохнула. – Джери была одной из самых красивых девушек, которых мне доводилось видеть. К тому же у нее темно-рыжие волосы.

– Она сидела на наркотиках? Там валялся шприц.

– Лью давно это подозревал.

– А где она жила?

– В Сан-Франциско.

– Она знала старика?

– Да. Правда, не знаю, насколько близко. Она находилась вместе с мужем и со мной на той самой яхте, когда Гуннар подобрал нас тогда в море. Что с ней случилось? Она упала в ванну и ударилась головой, или здесь кроется что-то еще?

– Не знаю, – ответил Ромстед. – Но мне кажется, она приняла слишком большую дозу наркотика. – И он рассказал о пакетике героина – или какой-то другой дряни – и о том, в каком растерзанном состоянии находится комод.

– Этого не может быть, – запротестовала Полетт. – Я ни за что не поверю…

Она осеклась, увидев показавшегося на крыльце Боннера. Он шел, еле переставляя ноги. Они выбрались из машины, приблизились к нему, но задавать вопросы было излишним.

– Мне так жаль, Лью, – произнесла Полетт.

Он не ответил. Опершись руками о крышу «перше», Боннер стоял, опустив голову и уставившись невидящим взглядом в землю. «Лучше мне ничего не говорить, потому что из этого не выйдет ничего хорошего, – подумал Ромстед. – Может, он только и ждет повода для ссоры. Но, с другой стороны, просто так промолчать тоже нельзя».

– Я вам сочувствую, Боннер, – сказал он. – Очень сочувствую.

Не оборачиваясь, Боннер произнес глухим прерывистым голосом:

– Не трогайте меня. И лучше не приближайтесь.

В комнате было жарко. В напряженной тишине они дожидались, пока Брубейкер и другие полицейские закончат дела в ванной. Чтобы хоть немного освежить воздух, Ромстед отдернул портьеры и открыл раздвижную стеклянную дверь, но и это не слишком помогло. Боннер стоял, повернувшись ко всем спиной, и смотрел на террасу. Полетт курила уже третью сигарету подряд. Ромстед от нечего делать блуждал взглядом по книжным полкам. Коронер и помощник шерифа с фотоаппаратом только что ушли. На пороге ванной комнаты появились двое мужчин с накрытым простыней телом на носилках. За ними шел Брубейкер. Он с мрачным видом наблюдал за тем, как носилки вынесли из дома и поместили в поджидавшую «скорую помощь».

– Наркота, – произнес он. – Проклятая наркота.

– Однако она знала, где ее искать, – не оборачиваясь, выдавил Боннер.

Ромстед промолчал. Да и что он мог сказать? Его голова раскалывалась от вопросов, найти ответы на которые он был не в силах. Зачем обманывать себя и других, настаивая на том, что девчонка притащила это дерьмо с собой. Ведь не проделала же она пешком четыре мили в потемках и влезла в чужой дом лишь для того, чтобы принять ванну! Бессмысленно строить догадки насчет того, каким образом наркотик оказался в доме; одно бесспорно – он здесь был. Из-за него погибла девушка, а теперь и Боннер находился на грани нервного срыва, поэтому сейчас самое лучшее – держать язык за зубами.

– Похоже, банальная передозировка, – произнес Брубейкер. – На теле нет никаких следов, то есть она не упала и не ударилась головой. Не обнаружено никаких признаков того, что в комнате побывал кто-то еще. Мы непременно займемся поисками отпечатков пальцев, однако уже сейчас совершенно ясно, что в пакетике вместо смешанного четыре или пять к одному оказался чистый героин, и девушка приняла слишком большую дозу. Вскрытие и лабораторные исследования должны это подтвердить.

– Но почему она оказалась в ванне? – вмешалась Полетт.

– Не забывайте, что она только что отшагала четыре мили, а может, и пробежала половину пути бегом, мучаясь от ломки, симптомами которой являются повышенное потоотделение и предельное нервное напряжение. И вот она добралась до наркоманского рая – недельный запас зелья и спокойное место, где ее никто не найдет и не отберет отраву. У нее было одно желание – ширнуться в вену, расслабиться в горячей ванне, чтобы успокоить нервишки, а потом несколько дней парить в нирване. Так вот, к тому времени, как ванна наполовину наполнилась, героин сделал свое дело. По всей видимости, она сидела на краю, пробуя ногой воду, когда свалилась в нее. Формально она захлебнулась, на самом же деле она была мертва уже до этого.

– Если хотите задать мне какие-нибудь вопросы, – хрипло произнес Боннер, – то не тяните, спрашивайте. Мне хотелось бы поскорее убраться отсюда.

– Вы говорите, что ваша сестра вернулась в Колвиль на прошлой неделе? На чем она приехала?

– На автобусе. Сказала, что ушла с работы и хочет побыть здесь несколько недель, пока не решит, что делать дальше. Но ее поведение вызывало у меня беспокойство.

– Что именно?

– Джери ни на чем не могла остановить свой выбор. Она собиралась то в Нью-Йорк, то в Лос-Анджелес или Майами. Хотела попробовать себя в качестве модели; потом вдруг решала заняться изучением компьютерного обеспечения. Я говорил ей, что дам денег на любые курсы, какие она только выберет, или даже на колледж – если захочет вернуться туда. Она было соглашалась, но тут же передумывала и строила новые планы: собиралась поступить на работу на крупный пароход или отправиться вокруг света с какой-нибудь семейной парой. Но при этом ни разу не упомянула о возвращении в Сан-Франциско, что довольно странно – ей там всегда очень нравилось.

Брубейкер нахмурился:

– Хорошо. А она встречалась с кем-нибудь из своих старых друзей?

– Нет, даже не хотела, чтобы кто-то знал о ее приезде. Нервничала и все время расхаживала туда-сюда, словно пантера в клетке, но ни шагу из дома. Я говорил ей, что она может брать машину, когда захочет, предлагал навестить Полетт и поплавать у нее в бассейне – но нет, она никого не хотела видеть. А когда звонил телефон или дверной звонок, прямо подпрыгивала от испуга…

– А вы знали, что она сидит на игле? У нее ведь все руки исколоты.

– Да будь оно все проклято! А может, я и не хотел знать! К тому же она всегда носила одежду с рукавами – вот такими. – Боннер провел ребром ладони по своему предплечью.

– Три четверти, – уточнила Полетт.

– Когда вы видели ее в последний раз? – спросил Брубейкер.

– Сегодня ночью, около двух часов.

– Когда вернулись домой?

– Да. Дверь в ее спальне была закрыта; я заглянул внутрь и увидел, что она спит. Брубейкер покачал головой:

– Видимо, притворялась, дожидаясь, когда вы завалитесь спать, чтобы тайком ускользнуть. Если она решила проделать четыре мили пешком и влезть в чужой дом, то поверьте мне – она не спала.

– Может быть. Но зачем она ждала, пока я вернусь домой? Я находился в магазине с шести вечера, и она могла бы сбежать в любое время.

. – До какого-то момента у нее еще хватало сил терпеть и бороться с ломкой. Вероятно, она захватила с собой немного порошка еще в Сан-Франциско. И к тому же после двух ночи на дорогах почти нет машин и ее никто бы не заметил. Не спрашивала ли она о капитане Ромстеде?

– Насколько я помню – нет.

– Но она знала, что он мертв?

– Да, я сам рассказал ей об этом, но не уверен, что она вообще прислушивалась к тому, что ей говорили. Похоже, ее это известие не заинтересовало.

– Скажите, она бывала в этом доме раньше? Лицо Боннера потемнело от гнева.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, очевидно, она знала, что в доме есть наркотик, а также где он находится. Тут вмешалась Полетт:

– Нет, не думаю, что она бывала здесь. Насколько я могу припомнить, с тех пор, как капитан Ромстед поселился здесь, она приезжала домой только один раз, на пару дней, в прошлое Рождество, а он тогда находился в Сан-Франциско.

Брубейкер задумчиво кивнул:

– Но остается открытым вопрос: почему она была так уверена, что найдет здесь наркотик… Кажется, это все. Лью. Примите мои искренние соболезнования.

Боннер собрался уходить. В дверях он обернулся и спросил Полетт:

– Тебя подбросить домой?

– Нет, спасибо, Лью. Мне нужно еще немного поговорить с мистером Брубейкером. – Однако она встала и вышла вместе с Боннером.

– Сколько ей было? – спросил Ромстед.

– Двадцать четыре – двадцать пять. Господи, это-то больше всего и удручает.

Брубейкер достал из кармана сигару и принялся снимать с нее целлофановую обертку. За окном послышался звук отъезжающей машины. Через минуту Полетт вернулась в дом.

– Господи помилуй, – воскликнула она с порога, – только не эту вонючую головешку, если вы не хотите, чтобы мы потом жаловались на жестокость полиции. Держите.

Полетт откинула крышку черного чемоданчика, достала из него коробку сигар и протянула Брубейкеру. Тот с невозмутимым видом взял один из футлярчиков и отвинтил колпачок, наблюдая при этом, как Полетт тщательно расправляла и складывала коричневый халат, чтобы можно было закрыть чемодан. Ее лицо при этом выражало прямо-таки детскую невинность.

– Ну ладно, – произнес Брубейкер, выдохнув ароматный дым. – Выкладывайте, что там у вас.

Полетт рассказала о поездке в Лас-Вегас. Брубейкер сходил в гараж, чтобы взглянуть на показания счетчика «мерседеса». Вернулся он еще более угрюмым и задумчивым.

– Значит, он ездил в Сан-Франциско с кем-то еще, – заявил он. – Возможно, с членом той шайки, с которой был связан.

– Но куда он ездил по такой пыльной дороге? – спросил Ромстед. – И с какой целью? Если бы нам удалось найти это место…

– Вы имеете представление, сколько тут в радиусе двадцати семи миль старых проселков, заросших полынью и алкали? Они ведут к ветрякам, пастбищам и заброшенным рудникам. Даже если вы отыщете это место, то обнаружите лишь следы колес или вмятину от хвостовой опоры легкого самолета.

– Почему самолета?

– Да потому, что именно таким способом из Мексики доставляется большая часть зелья. Точно так же ваш отец мог добраться до Сан-Франциско.

Ромстед почувствовал, что бьется головой о бетонную стену, и все-таки предпринял еще одну попытку:

– Послушайте, капитан Ромстед вернулся сюда в пять часов утра, а двумя часами позже уже звонил своему брокеру, чтобы тот собрал двести пятьдесят тысяч долларов наличными. И ни слова о поездке в Сан-Франциско или о сделке. По всей видимости, за эти два часа что-то произошло. И нам необходимо выяснить, что именно.

– Ну конечно. Вы так считаете, потому что он ничего никому не сказал, – устало проговорил Брубейкер. – А вы хоть раз слышали, чтобы кто-нибудь перед тем, как отправиться за грузом наркотика, заказывал время для выступления по телевидению или помещал объявление в газете? С этим все ясно, не о чем даже говорить. Я полагаю, гибель Джери Боннер подтвердила наши догадки и отмела все сомнения на этот счет.

«Все опять сводится к наркотикам, – подумал Ромстед, – и даже возразить нечего». Тем временем Брубейкер продолжал:

– Должен признать, что я кое-что прошляпил: я обыскал дом и не заметил наркотика. В оправдание могу сказать лишь то, что я высматривал что-нибудь размером с этот чемодан, а не с чайный пакетик.

– Кстати, – спросил Ромстед, – где находился чемодан? Вы обнаружили его здесь на диване?

– Нет, он лежал в багажнике машины. Сюда его принесли мы. Видимо, его поджидали в гараже…

– Если хотите знать мое мнение… – начала Полетт.

– Давайте, интересно послушать.

– Вся ваша теория – дерьмо собачье. У меня нет ни малейшего представления, кто и почему убил капитана Ромстеда, но торговлей наркотиками он не занимался. И хотя Джери нашла в его доме героин, я уверена, что он тут ни при чем.

– Но почему вы так считаете? – спросил Ромстед.

Он привез Полетт домой, и теперь они сидели в прохладной гостиной с бокалами «Кровавой Мэри» в руках. Было уже слишком жарко, чтобы сидеть на террасе возле бассейна, а из-за смерти Джери Боннер никто из них и думать не мог о еде. Дом капитана снова заперли, и Брубейкер обещал сообщить Сэму Боллингу о разбитом стекле. Заодно Ромстед попросил вернуть ему ключ.

– Я тоже не думаю, что он знал о хранящемся в доме героине, – продолжил он, – но почему вы так уверены в этом?

– Потому что я знала его лучше, чем кто-нибудь другой. – Полетт поставила свой коктейль на кофейный столик и прикурила сигарету. – Я знала, что он думает о наркотиках. Как и по любому другому поводу, его позиция в этом вопросе была очень твердой. Гуннар не испытывал к наркоманам ничего, кроме презрения, хотя, конечно, у него самого были собственные «наркотики»: гаванские сигары, бренди и сортовое шампанское. Но еще большее отвращение он питал к толкачам и поставщикам любого зелья, даже марихуаны. На «Фэрайле» – последнем судне, на котором служил ваш отец, – он арестовал одного из членов команды за попытку провезти героин. Понимаете, он поступил с ним по законам восемнадцатого столетия: запер в каюте, а потом, когда корабль пришел в порт, передал федеральным властям. А ведь это произвол, и за это вполне могли выгнать со службы или подвергнуть бойкоту со стороны профсоюза моряков – если бы тот человек оказался невиновным. Но в качестве доказательства у капитана был героин, поэтому парень предстал перед судом и сел в тюрьму. И это не сказки о морских нравах – я успела хорошо изучить этого чокнутого. Да, Гуннар Ромстед был немного не в себе и носился как с писаной торбой со своими ста шестьюдесятью процентами коэффициента интеллект та… Но я ведь собиралась рассказать вам, как мы познакомились. Это случилось почти пять лет назад.

Полетт немного помедлила, помешивая соломинкой лед в своем бокале. Когда она подняла на Ромстеда глаза, они светились лукавством.

– А это забавно – рассказывать сыну о любовной интрижке с его отцом. Я чувствую себя потаскухой или даже растлительницей несовершеннолетнего.

– Будет вам, – отмахнулся Ромстед. – Для своих тридцати шести лет я довольно неплохо развит.

– Ну хорошо. Уверена, что так оно и есть… Произошло это в 1967 году. Мой муж, Стив, был бизнесменом, занимался недвижимостью и земельными участками в Неваде и Южной Калифорнии; однако у него возникли проблемы со здоровьем, и он потихоньку отошел от дел. Жили мы тогда в Ла-Джолле, у нас там был дом, и мы часто ходили на яхте в море. В юности Стив был помешан на океанских регатах, но когда здоровье стало его подводить, оставил это занятие. Продал свою тридцатидевятифутовую спортивную яхту и купил тридцатишестифутовый прогулочный шлюп, с которым вполне можно было справиться вдвоем; на нем-то мы и собирались отплыть в Гонолулу. А тут Лью Боннер попросил прихватить с собой Джери. Лью в то время работал у Стива, управлял складом строительных материалов. Мы оба знали Джери и любили ее. Она была очень милым подростком, но понемногу стала хипповать, и это начало беспокоить Лью. Ведь спортсмены в большинстве своем отличаются весьма консервативными взглядами – ой! Чувство такта я унаследовала от семейки Кармоди – не сразу сообразила, что вы тоже спортсмен.

Ромстед пожал плечами:

– Я никогда не выступал за Национальную лигу.

– Ну так вот. Их родители умерли, и Лью заботился о девочке с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать. Джери ходила в государственную школу в Сан-Диего, но потом бросила учебу и стала болтаться с компанией непутевых подростков в Дель-Мар. Она была влюблена в море и конечно же ожидала, что путешествие будет полным отпадом – или как там они выражались тогда, – и поэтому с радостью поехала с нами.

Все шло отлично, пока где-то в тысяче миль от Гонолулу мы не попали в самую настоящую переделку. Шторм не шторм, но ветер постоянно усиливался, и не успели мы опомниться, как стало ясно, что у нас слишком много парусов, а спускать их слишком поздно. Нас закружило, завалило набок, мачта с парусами полетела за борт, а шлюп зачерпнул столько воды, что затопило весь трюм. Но самое ужасное было то, что Стив в какой-то момент потерял равновесие и его сильно швырнуло через всю палубу. Он налетел на что-то прямо солнечным сплетением. Он страдал от адской боли и еле двигался. Радио испортилось, и мы не могли вызвать подмогу, а вдвоем с Джери нам было не справиться со всем этим хаосом на борту. Мы устроили Стива как можно удобней, дали ему обезболивающих таблеток из аптечки, но сами оказались совершенно беспомощными.

К счастью, мы находились вблизи пароходной линии Лос-Анджелес – Гонолулу и на исходе того же дня заметили на горизонте корабль. Мы несколько раз выстрелили сигнальными ракетами, но нас то ли не заметили, то ли не обратили внимания – в общем, корабль ушел. На закате солнца умер Стив. Когда мне порой снится эта страшная ночь, я до сих пор просыпаюсь в холодном поту. Мы с Джери думали, что никогда больше не увидим рассвет, но мы были в таком состоянии, что нам уже было все равно. А с наступлением утра показался еще один корабль. Мы выпустили остаток наших сигнальных ракет, нам оставалось только молиться. И тут корабль изменил курс и приблизился к нам. Это был «Фэрайл».

Ваш отец выслал за нами шлюпку. Когда мы прибыли в Гонолулу, Стиву сделали вскрытие, и врачи объяснили, что мой муж умер от внутреннего кровотечения из-за разрыва селезенки. Тогда я решила, что до конца жизни не ступлю на палубу корабля. Вернувшись домой и немного оправившись от этого ужасного приключения, я написала благодарственное письмо вашему отцу и всей команде, а также в пароходную компанию, превознося морские таланты капитана Ромстеда и ту королевскую обходительность, с которой с нами обращались, когда подобрали в открытом море.

Этим могло бы все и закончиться, если бы год спустя я не отправилась в Сан-Франциско за покупками и, выходя из «Парижа», не столкнулась с ним нос к носу. Он пригласил меня выпить. Через три дня «Фэрайл» снова вышел в плавание, а я вернулась в гостиницу и рухнула без сил; по-моему, пока я спала, часовая стрелка дважды обошла циферблат. Ваш отец был потрясающим и необыкновенно обаятельным мужчиной, и к тому же умел обращаться с женщинами, о чем вы, вероятно, наслышаны.

Когда он вернулся из этого плавания, я уже ждала его в Сан-Франциско, потом полетела самолетом в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с ним там, а потом в Гонолулу. В следующее плавание я отправилась с ним вместе – в Гонконг, Коби и Манилу. Может, вам известно, что на «Фэрайле» имелись каюты для двадцати пассажиров. В течение следующих трех лет я еще несколько раз плавала с ним на Восток, а когда Гуннар вышел в отставку, то поселился здесь – в какой-то степени из-за меня. О Ла-Джолле капитан даже не хотел и слышать.

Мы никогда не говорили о женитьбе. Я вообще не торопилась снова выходить замуж, и уж конечно не за него. А Гуннар с самого начала наших отношений заявил, что ни за что на свете не совершит подобной глупости еще раз, он считал себя совершенно непригодным для семейной жизни. К тому же я не питала иллюзий насчет его верности. В Сан-Франциско у него была другая девица, а может, и не одна, но не думаю, что Джери Боннер принадлежала к их числу. Во-первых, ей было всего лишь двадцать четыре, а, как это ни удивительно, он не увлекался молоденькими. Может быть, это и противоречит классическому образу престарелого Дон-Жуана, которому для удовлетворения страсти требуются все более юные девицы, но кто знает, видимо, он приберегал эту фазу этак лет для восьмидесяти или даже девяноста. Его теория заключалась в том, что женщины моложе тридцати ничего не смыслят в сексе. Во-вторых, наркотики; если она уже тогда употребляла героин, он не стал бы иметь с ней никаких дел.

«И все же героин находился в его доме, и Джери знала об этом, а также где его найти, – подумал Ромстед. – Никаких ответов – одни только новые вопросы». И хотя Полетт ему нравилась, дифирамбы, расточаемые миссис Кармоди его отцу как искусному любовнику, начинали действовать на нервы – как никак Ромстед двадцать дней пробыл в море и, если можно так выразиться, соскучился по женскому обществу. Он поблагодарил ее за коктейль, затем вернулся в мотель и позвонил Майо.

– И что ты узнал? – спросила она.

– Ничего достоверного, – ответил он. – Расскажу, когда вернусь. Приеду часов в одиннадцать вечера.

– Я буду ждать у тебя дома.

– Это ты хорошо придумала.

– Конечно. Так что расскажешь обо всем, пока будешь охлаждаться под душем.

– Тогда не в одиннадцать, а в десять.

Ромстед зашел в контору мотеля, заплатил за междугородный разговор и попросил разбудить его в пять.

Еще не было десяти вечера, когда он вышел из лифта многоэтажного жилого дома на холме с видом на Эмбаркадеро и залив и направился по коридору, устланному ковром, заглушавшим звук шагов, к своей квартире.

В гостиной царил полумрак. Майо Фоли, облаченная в домашний халат, под которым, очевидно, ничего не было, слушала Равеля, водрузив свои длинные босые ноги на кофейный столик рядом с бутылкой шампанского в ведерке. Она улыбнулась, и в ее темно-синих, подернувшихся поволокой глазах появилось так хорошо ему знакомое выражение страсти.

– Ты как раз вовремя, Ромстед, – сказала она, – я уже собиралась начать без тебя.