Текст книги "Человек на поводке"

Автор книги: Чарльз Вильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Повесив трубку, Ромстед подумал, стоит ли звонить Майо еще раз, однако решил, что нет смысла волновать ее раньше времени. Тем более что он чувствовал полное доверие к Мердоку.

Ромстед набрал номер Полетт Кармоди. Кармелита сообщила, что ее нет дома: она играет в бридж и вернется к полуночи. Ладно, разговор с Полетт можно отложить до завтра.

Глава 7

Уже почти рассвело, когда Ромстед, наскоро позавтракав яичницей-болтуньей и запив ее апельсиновым соком и двумя чашками кофе, вышел из кафе «Логан» на Эспен-стрит и сел в машину. Он надел легкие брюки и спортивную рубашку, полный бачок с водой стоял на полу возле переднего сиденья. Рядом лежала карта округа Стедман и цейсовский бинокль1212
  Карл Цейс Йена – немецкая фирма по производству оптических приборов и оптического стекла.


[Закрыть] с тридцатикратным увеличением. Взглянув на счетчик, он отметил его показание на карте:

6327, 4 мили . Улица в этот час была почти пустынной, в прохладном воздухе раннего утра желтым светом перемигивались светофоры, и Ромстед, выбрав южное направление, выехал из города.

Как и два дня назад, когда он таким же ранним утром посетил кладбище, на востоке розовело небо. Ромстед посмотрел в ту сторону, но на его лице не отразилось никаких чувств. Потом он вспомнил о Джери Боннер; не сегодня ли ее похороны? Все те же вопросы беспрестанно сверлили мозг, но он усилием воли отогнал их от себя. Он не собирался тратить сегодняшний день на догадки и предположения, основанные на тех скудных фактах, которые имелись в его распоряжении; слишком многие противоречили друг другу. Он здесь для того, чтобы решить совершенно конкретную задачу. Конечно. Поиски этого загадочного места могут обернуться пустой тратой времени, но он обязан сделать все возможное, чтобы найти его.

Через несколько минут на сумрачные вершины Сьерры далеко справа упали первые солнечные лучи. Двухрядная широкая асфальтовая дорога врезалась прямо в просторную долину, поросшую полынью. С обеих сторон ее окаймляли скалистые уступы. Ни спереди, ни сзади никого не было видно, и Ромстед давил на акселератор, пока спидометр не показал семьдесят миль в час.

Теперь Ромстед принялся следить за счетчиком. Впереди он заметил грунтовую дорогу, свернул на нее, остановился и посмотрел на счетчик: 6341, 1. Затем произвел вычитание и там, где на карте дороги соединялись, пометил: 13, 7. Восьми миль в каждом направлении будет достаточно. Ромстед огляделся по сторонам – отсюда было видно в обе стороны почти на все восемь миль. Затем, опустив стекла и распахнув форточки, двинулся дальше. Жара еще не стала настолько нестерпимой, чтобы включать кондиционер.

Дорога была сильно разбитой и ухабистой, поэтому пришлось сбавить скорость. Позади клубилось облако пыли, и Ромстед порадовался тому, что впереди него никого нет. По днищу машины громыхала щебенка. Перед самым носом дорогу перебежала куропатка; несколько раз он видел прыгающих посреди полыни длинноухих зайцев, но нигде не заметил следов обитания человека. Проехав пять миль, он оказался на невысоком холме, а впереди раскинулась бескрайняя равнина. Притормозив, Ромстед вышел из машины и принялся разглядывать ее в бинокль. Дорога исчезала вдали, а вокруг не было ни дома, ни сарая, ни ветряка, никакой другой постройки. Двигаться дальше в том же направлении не имело ни малейшего смысла. Отец должен был ездить в такое место, где имелось хоть какое-то жилище. Или же его туда привозили силком.

Развернувшись, Ромстед поехал назад. Он проверил показания счетчика и продолжил путь на восток – еще восемь миль по гравию. И снова ничего. Затем вернулся на шоссе и направился в город. Когда он проезжал мимо мотеля, у него возникло желание заскочить в свой временный приют и позвонить Майо, но он решил, что еще слишком рано. Еще не было восьми утра; вряд ли она встала.

Движение все еще было незначительным, однако светофоры уже работали. Остановившись на Третьей улице, Ромстед проверил счетчик и занес на карту новые показания: 6380, 8. Проехав через весь город, он выбрался на шоссе, на этот раз в северном направлении. На дороге уже появилось несколько машин, и он обогнал два больших дизельных трейлера. Примерно через десять минут Ромстед добрался до первой из грунтовых дорог, ведущей на запад. Чтобы свернуть налево и попасть на нее, ему пришлось подождать, пока проедет встречная машина. Остановившись, он сверился со счетчиком и занес на карту новые данные: 6391, 1.

Дорога змейкой вилась по долине. Ее поверхность была очень неровной, со множеством ухабов, словно специально созданных для того, чтобы испытывать на прочность редко заезжающие в эти края автомобили. Позади машины Ромстеда пыль стояла столбом. Навстречу, громыхая и так же отчаянно пыля, выехал старый пикап. Они разминулись, но Ромстеду пришлось сбросить скорость до черепашьей, ожидая, пока осядет поднявшаяся пыль, из-за которой ровным счетом ничего не было видно. Ветра совсем не чувствовалось, и неподвижный воздух раскалялся с каждой минутой. Ромстед включил кондиционер. Проделав миль восемь по счетчику, он выехал на очередной холм и, остановив машину, выбрался с биноклем наружу.

Дорога круто спускалась с холма и поворачивала на север, на очередную заросшую полынью равнину. Вдалеке Ромстед разглядел купу хлопковых деревьев, загоны и крошечное строение ранчо. «По меньшей мере еще четыре мили, – подумал он. – Слишком далеко, если даже допустить небольшое расхождение в показаниях счетчиков обеих машин». Развернувшись, он снова выехал на шоссе, отметил показания счетчика и двинулся дальше на север, до следующей дороги. Она оказалась такой же пыльной и ничем не отличалась от предыдущей. Проехав двадцать две мили, Ромстед повернул обратно.

Возвратившись в город, он припарковался перед своим коттеджем в мотеле. Выйдя из машины, Ромстед обнаружил, что она стала теперь такой же пыльной, как и «мерседес» отца. Ромстед вошел внутрь и заказал разговор с Майо, но трубку никто не брал. Беспокойство нарастало, хотя умом он понимал, что ничего страшного произойти не могло. Куда бы она ни отправилась, с нею должен неотлучно находиться человек Мердока.

Ромстед позвонил в агентство Мердока.

– Мистер Мердок вышел, – сообщила секретарша. – Мистера Шнайдера тоже нет.

Назвавшись, он спросил, не поступало ли сообщений от человека, приставленного к мисс Фоли.

– Нет, – ответила девушка, – позвонил в восемь, когда заступил на дежурство. Но он и не должен отчитываться в течение дня, если только не потеряет ее из виду.

Ромстед вынужден был признать, что это разумно. Немного успокоившись, он поблагодарил девушку и повесил трубку. Потом набрал номер местной станции и попросил соединить с Полетт Кармоди. Она сама подошла к телефону.

– О, Эрик? Вы могли меня не застать. Я как раз собиралась уходить.

– Извините, – ответил он. – Я перезвоню потом.

– Да ничего. Я иду в церковь, сегодня панихида по Джери, но у меня еще есть несколько минут. А что такое?

– Ничего особенного. Я хотел кое-что узнать о том парне из команды, которого, как вы рассказывали, старик посадил под замок за провоз героина на борту судна…

– А, тот ненормальный радист. Он что, появился в поле зрения? Послушайте, а откуда вы звоните?

– Я в Колвиле. В «Конестоге».

– Прекрасно. Дорогой, я весь день буду дома. Почему бы вам не зайти и не выпить со мной, а я тем временем обо всем вам расскажу. Это потрясающая история!

– Я приеду, – пообещал Ромстед.

– Ну тогда до встречи.

Он повесил трубку. Радист? Раздраженно тряхнув головой, Ромстед снова направился к машине. Нечего попусту тратить время на всякие невероятные предположения, когда забот полон рот. «Сначала закончи дело, – одернул он себя. – Отыщи то место или признайся, что был не прав». Отметив на карте показания счетчика, он поехал по Эспен-стрит, затем свернул направо на Третью и выбрался на асфальтовое шоссе, уходящее на восток от города.

Местность в этом направлении оказалась гораздо более пересеченной: кремневые холмы и гряды, извилистые овраги. Солнце поднялось уже высоко, и над горячим асфальтом стояло душное марево. Добравшись до ведущего на север проселка, Ромстед свернул на него. Указатель со стрелками гласил: «Кенделл-Маунтин 19» и «Ледисмит-Спрингс 22». Взглянув на счетчик, он записал на карте очередные цифры: 9, 2. Дорога, перебираясь через гребень, бежала вдоль высокого плоскогорья с расселинами по обеим сторонам. Она была такой же разбитой и пыльной, как и те, на которых Ромстед уже побывал, а серо-белая мелкая пыль походила на тальк. Позади ничего не было видно.

Добравшись до развилки, Ромстед остановился, чтобы снова свериться с показаниями счетчика: 13, 4. Старые указатели, раздолбанные и изрешеченные выстрелами, указывали направление. Ранчо «Ледисмит-Спрингс» находилось справа. Ромстед пожал плечами: какая разница, куда ехать? На дороге появился еще один пикап с длиннющим шлейфом пыли. Водитель помахал ему из окошка и проехал дальше в сторону шоссе. Выбрав дорогу на «Ледисмит», Ромстед снова двинулся в путь. Примерно через милю по левую руку показался небольшой огороженный участок с полуразвалившимся сараем, в котором, видно, когда-то хранили зимние запасы сена. А потом опять ничего, кроме полыни, камней, мелкой пыли и уходящей за горизонт гряды покатых холмов. Впереди по-прежнему не было видно никаких признаков присутствия человека. Когда счетчик показал, что пройдено двадцать три мили, Ромстед остановился, выпил воды и, подождав, пока не осядет поднятая им пыль, повернул обратно. На развилке снова Ромстед заметил показания счетчика и свернул к «Кенделл-Маунтин». До сих пор удача не сопутствовала его настойчивым поискам, и он уже почти признал свое поражение.

Это был последний шанс. Две или три мили дорога шла по дну неглубокого каньона, а когда выбралась наверх, то с правой стороны показался забор. Он тянулся вдоль дороги аж до следующего гребня. Когда показания счетчика приблизились к критической отметке, Ромстед проехал мимо деревянных ворот на высоких столбах. Дальше начиналась узкая дорога, исчезавшая за невысоким забором примерно в двухстах ярдах от ворот. Вскоре забор повернул направо, пересекая череду Невысоких холмов, тянувшихся в восточном направлении.

Ромстед был уже в двадцати двух милях от города, когда дорога резко пошла под уклон, и он смог разглядеть, что находилось впереди на следующем плоскогорье. Нигде никаких признаков жилья. Проверив счетчик, Ромстед повернул обратно. До ворот было три мили. «Значит, от города девятнадцать», – подумал он, затем притормозил и вышел из машины.

Раскаленное солнце теперь стояло в зените. На небе ни облачка. После прохладного салона машины жара казалась особенно невыносимой, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра. Вокруг было очень тихо, и пока Ромстед шел по пыльной дороге к воротам, звук его шагов нарушал почти абсолютную тишину этого места. Ворота были обмотаны куском тяжелой цепи и заперты на ржавый висячий замок, который выглядел так, словно его не отпирали уже несколько лет. По другую сторону ворот Ромстед разглядел в пыли отпечатки автомобильных шин, они были нечеткими, полустертыми пустынными ветрами, поднимавшимися в этих краях после полудня. Их вполне могли оставить и несколько месяцев назад. На машине проехать в ворота было невозможно. С биноклем в руках Ромстед пробрался через забор из трех горизонтальных рядов колючей проволоки и пошел вдоль дороги. Когда его взору открылась небольшая долина, он почувствовал легкое возбуждение.

Внизу раскинулось что-то наподобие котловины в форме чаши, и там вдали, за небольшой осиновой рощицей, стоял домик. Ромстед поднес бинокль к глазам. Рядом с домиком находились амбар и небольшой сарай, за ним тянулся загон для скота, а чуть в стороне высился ветряк и огромный резервуар для воды. Ромстед глубоко вздохнул, чувствуя, как в нем крепнет уверенность. До строений было добрых две мили да еще плюс девятнадцать до ворот – получалось как раз то, что надо. Но есть ли там кто живой?

Никаких машин видно не было. Конечно, в сарае или за домом могло стоять что-нибудь четырехколесное, но Ромстед сомневался в этом. Отпечатки на дороге выглядели слишком старыми. Он посмотрел в сторону ветряка. Нескольких лопастей, кажется, не хватало, но на таком расстоянии трудно сказать что-то наверняка. Также невозможно определить, есть ли в резервуаре вода. В пределах видимости не было никаких животных: ни собак, ни кур, ни лошадей. Нет и пасущегося скота.

Неожиданно Ромстед заметил какое-то движение в кустах полыни – примерно в четверти мили от дома. Это несколько грифов собрались вокруг падали на земле. Пока он разглядывал птиц, один из грифов оторвался от земли, взмахнул крыльями и взмыл ввысь. В небе парили еще два или три. Ромстед вернулся к осмотру строений ранчо. Судя по всему, оно давно заброшено. Не было ни почтового ящика, ни ведущих к дому проводов – ни телефонных, ни электрических.

Ромстеду предстояло пройти пешком эти две мили под палящим полуденным солнцем, поэтому он решил как следует напиться. Когда Ромстед вернулся к воротам, собираясь пролезть обратно между рядами колючей проволоки, его внимание неожиданно привлекла цепь, обвивавшая столб. Она оказалась порванной.

Кто-то выхватил кусачками в одном из звеньев сегмент в четверть дюйма величиной, и к тому же совсем недавно. Чистые серые железные края среза резко отличались от остальной цепи, покрытой ржавчиной. Потом сломанное звено аккуратно пристроили с обратной стороны столба, чтобы с дороги ничего нельзя было заметить. «Это наверняка то самое место», – подумал Ромстед. Он разомкнул цепь, открыл ворота, проехал на территорию ранчо и повесил цепь на место. Все это время его не покидала мысль, что он, возможно, единственное человеческое существо в этой части Невады. Вдоль дороги, на сколько хватало глаз, не было видно клубов вздымаемой колесами пыли, не слышно шума автомобильного мотора. Как только Ромстед съехал с покатого склона на равнину, разглядеть его машину уже было нельзя с дороги, и его присутствие могло выдать лишь пылевое облако, тянущееся за ним хвостом. Он вел машину медленно, не сводя глаз с построек, пытаясь обнаружить малейшие признаки жизни. Вокруг все было спокойно, только потревоженные грифы взмыли в небо, когда он проезжал мимо них. Падаль, которую они клевали, скрывали заросли полыни.

Приблизившись, Ромстед увидел, что большая часть оконных стекол в старомодных рамах выбита. Это был небольшой дом, крытый потемневшей от времени и непогоды дранкой, его собрали из дощатых щитов, которые давно не красили. Покосившееся крыльцо. Каменный дымоход. Остановившись перед домом в тени одного из деревьев, Ромстед вышел из машины, снова окунувшись в безмолвный, пышущий жаром полдень.

Ветряк и большой оцинкованный резервуар для воды стояли ярдах в пятнадцати правее дома. Примерно половина лопастей ветряка отсутствовала, а его каркас и лестницу изъела ржавчина. Загон для скота и амбар находились за ветряком; оба строения уже настолько разрушились, что вряд ли их можно было восстановить. Ромстед решил, что прошло немало лет с тех пор, как на этом ранчо жили люди. Однако, по всей видимости, здесь недавно кто-то побывал. На иссушенной солнцем земле двора виднелись следы по крайней мере двух машин; одни скорее всего принадлежали грузовику – отпечатки шин были более широкие и глубокие, чем оставленные другой машиной.

Ромстед прошел на задний двор. На него выходило небольшое крылечко. Оконные стекла здесь тоже были разбиты. Отпечатки шин грузовика продолжались на заднем дворе, где его ставили под большим хлопковым деревом, росшим недалеко от крыльца. Об этом свидетельствовали пятна от натекшего с коленчатого вала масла. Тут же были видны многочисленные следы ног, свидетельствовавшие о том, что здесь побывало несколько человек, хотя земля настолько спеклась, что из этих неясных отпечатков невозможно было извлечь какую-то полезную информацию. Пристроенное к амбару сооружение служило в свое время курятником; сразу за ним находилась старая уборная.

Продолжая изучать следы на земле, Ромстед приблизился к амбару. Широкие двойные двери были распахнуты и болтались на петлях, земля внутри оказалась помягче – смесь пыли, песка и старого навоза. В дальнем конце находились стойла и ларь для корма. В потолке виднелся люк, ведущий на сеновал, но от лестницы остались всего лишь две верхние перекладины. Одну из машин – ту, что полегче, как решил Ромстед, – загоняли сюда. В том месте, где она стояла, на земле осталось несколько капель масла, однако определить, сколько времени она здесь находилась, было невозможно. С одного автомобиля столько масла накапает за несколько часов, а с другого – за месяц.

Обойдя дом вокруг, Ромстед вернулся к заднему крыльцу. Дверь была закрыта, но, когда он попробовал толкнуть ее, она легко распахнулась. Похоже, здесь кто-то орудовал ломом или монтировкой, хотя, наверное, довольно давно, поскольку дерево, расщепленное в том месте, где из косяка выламывали замок, уже потемнело. В потолке зияла дыра от печной трубы, следовательно, эта комната некогда служила кухней, но теперь в ней не было ничего, кроме стола, брошенного последними жильцами при переезде: он явно не стоил того, чтобы тащить этакую махину из грубосколоченных досок с собой. Но во всем этом было что-то очень странное, и неожиданно Ромстед сообразил – что именно.

Он обошел несколько комнат: нигде никакой мебели, во всех окнах выбиты стекла. Тончайший слой пыли повсюду, и никаких следов пребывания человека. Дом подметали. Надуваемые в разбитые окна пыль и песок, экскременты грызунов и мертвые насекомые за годы запустения должны были толстым слоем покрыть пол, но кто-то все это вымел. Зачем? Чтобы уничтожить следы? Люди находились в доме несколько часов или даже дней, но нигде не было заметно ни окурка, ни пустой пачки от сигарет, ни пластиковой бутылки, ни жестяной банки. Сознательные взломщики? Поборники чистоты окружающей среды?

Озадаченный увиденным, Ромстед вернулся на кухню, и тут его внимание привлек какой-то блестящий предмет, застрявший в щели между половицами. Присмотревшись, он заметил еще несколько таких же блесток. Отломив тонкую щепку от развороченного дверного косяка, Ромстед опустился на колени и выковырнул одну. Она была похожа на капельку белого металла. «Припой? – подумал Ромстед. – Здесь?» Он выковырнул еще одну. Никаких сомнений. Припой попал в щели, когда подметали пол. Электричества в доме не было, значит, пользовались паяльной лампой. Но кому, черт побери, вздумалось здесь что-то паять? Недоуменно пожав плечами, Ромстед вышел на улицу.

Нигде не видно ни мусорного бака, ни помойки. Ромстед снова направился к курятнику, заглянул внутрь, потом обошел вокруг. Ничего. Вернувшись к дому, он остановился поддеревьями, испытывая такое же разочарование, как и после беседы с Рихтером. На ранчо побывало несколько человек на двух машинах; они проникли сюда, разрезав цепь на воротах. Ромстед был уверен, что именно в это место приезжал или был привезен под дулом пистолета его отец; однако у него нет никаких доказательств. Никакого намека на то, кем были эти люди. Что толку сообщать об этом Брубейкеру; он здесь тоже ничего не найдет. Хотя он-то наверняка знает, кто владелец этого ранчо, да только что это даст? Хозяева открыли бы ворота ключами, а не кусачками.

Вздохнув, Ромстед сел в машину и поехал обратно к воротам. Из зарослей полыни снова взлетели потревоженные грифы. Повинуясь внезапному порыву, он остановил машину и вылез наружу. Возможно, это всего лишь скелет зайца или теленка, но ему захотелось убедиться в этом. Пробираясь сквозь бурьян, Ромстед заметил вздымающийся над дорогой длинный шлейф пыли. Он приближался с юга, однако саму машину не было видно из-за невысокой гряды, тянувшейся по эту сторону ворот. Ромстед остановился. Пылевое облако поравнялось с воротами и двинулось дальше. Он пошел вперед и вскоре почувствовал тошнотворный запах. Наконец он увидел скелет. Это был бурро1313
  Ослик (исп.).


[Закрыть], точнее, то, что от него осталось.

Вокруг валялись зеленовато-черные перья и белый птичий помет. Грифы и стервятники помельче несколько дней, – а может, даже недель, – клевали падаль. От мягких тканей почти ничего не осталось – пернатые хищники знают свое дело. Там лежал только скелет, жесткие сухожилия и довольно большой кусок шкуры – вполне достаточный, чтобы определить, какому животному она принадлежала. Ромстед собрался было повернуть назад, когда увидел нечто странное. Почти все ребра несчастного осла были переломаны.

Это действительно странно. После того как Сгниют сухожилия, стервятники могут растащить кости, но им ни за что не сломать твердые ребра. Что тогда послужило причиной гибели животного? Единственным хищником в Северной Америке, у которого на такое хватило бы сил, был только гризли, но гризли не водятся в пустыне, если вообще их можно встретить где-либо, кроме Йеллоустоуна1414
  Йеллоустоунский национальный парк.


[Закрыть].

Ромстед пожал плечами. Все это, конечно, очень подозрительно, но, скорее всего, не имеет особого значения. Осла на дороге могли сбить машиной или грузовиком, а потом оттащить сюда, чтобы не мешал. Ромстед направился обратно к машине, на всякий случай поглядывая себе под ноги. Он успел сделать всего несколько шагов, как вдруг заметил какой-то металлический предмет и поднял его. Это был небольшой алюминиевый колпачок, вид которого вызвал у Ромстеда нервную дрожь еще до того, как его взгляд наткнулся на другой предмет, лежащий на земле, – тонкую полоску шпона той же длины, что и сигары «Упманн». И хотя она сплющилась и слегка выцвела на солнце, не оставалось ни малейшего сомнения, что это такое.

Господи, что делал старик здесь, рядом с трупом бурро, – если предположить, что он уже валялся здесь, когда он приезжал сюда? И где цилиндр от сигары? Ромстед вернулся к пиршественному столу стервятников и принялся изучать дюйм за дюймом землю, в надежде найти хоть малейшую зацепку, которая подскажет, где искать ответы на все эти многочисленные загадки. Несколько раз он натыкался на следы каблуков, однако земля была слишком твердой, чтобы определить, принадлежали ли они одним и тем же ботинкам. Солнце палило нещадно, и пока Ромстед не отошел от скелета, он едва мог дышать от невыносимой вони. Совершенно ясно, что бурро сюда не притаскивали – нигде не осталось следов от колес, но Ромстеда интересовало другое. Прошло целых десять минут, пока он сделал еще одну находку; на этот раз это был не цилиндр от сигары, но Ромстед уже знал, что не найдет его, и догадывался почему.

Это была полоска пластика или пропитанного парафином картона чуть более дюйма длиной и около дюйма шириной, слегка изогнутая с одного конца, зазубренная и опаленная по краям. Глядя на этот ошметок, Ромстед мог себе представить только гильзу от дробовика или динамитную шашку, но судя по маркировке, полоска имела другое происхождение. На завившемся конце стоял значок «плюс», а на другом, оборванном и обугленном, можно было разобрать строчные буквы: «fcb». Есть ли в английском языке слова, оканчивающиеся на «fd»? Ромстед не сумел припомнить ни одного. Он сунул пластинку в карман рубашки.

От трех банок из-под пива было еще меньше толку. Ромстед нашел их, когда находился уже в пятидесяти ярдах от бурро. Они случайно привлекли его внимание, когда на них упал луч солнца. Он подошел к ним. Банки были новыми и блестящими, их недавно опорожнили и связали друг с другом коротким куском мягкой медной проволоки, наподобие самодельной погремушки для ребенка, которую можно таскать за собой. Ромстед извлек банки из куста полыни и недоуменно покачал головой.

Все это не имело никакого смысла. Банки свидетельствовали лишь о том, что здесь на протяжении нескольких дней находились нормальные люди, а не какие-то особенные существа, добывающие себе пропитание из воздуха – вроде орхидей или лишайников. Однако оба этих факта Ромстед уже установил, когда наткнулся на колпачок от сигарного цилиндра. Зашвырнув банки обратно в кусты, он вернулся к машине и снова поехал к дому. Одно из двух: или они увезли весь мусор с собой – в таком случае ему ничего не удастся найти; или же оттащили подальше от дома, а потом сожгли или закопали.

Оставив машину в тени деревьев на заднем дворе, Ромстед отправился на поиски мусора, прихватив с собой бинокль. Поначалу земля была ровной, но примерно через двести ярдов начался подъем. Вскарабкавшись по невысоким уступам наверх, Ромстед повернулся, приставил бинокль к глазам и осмотрел плоский участок между домом и тем местом, где он сейчас находился. Ничего. Он прошел еще немного вперед вдоль одного из извилистых оврагов. Пот заливал лицо. Начинала мучить жажда, и Ромстед пожалел, что не напился вдоволь перед тем, как отправиться сюда. Из зарослей полыни выскочил заяц и вприпрыжку умчался прочь. Чуть севернее над скалистой грядой поднимались колеблющиеся волны раскаленного воздуха. Спустя полчаса, когда Ромстед отошел от дома уже на добрых четверть мили, он наконец нашел то, что искал.

Глубокий и узкий сток – шириной всего в шаг и глубиной футов в двенадцать – ответвлялся от одного из оврагов, а на его дне, наполовину прикрытые сухими кустами перекати-поля, виднелись остатки костра, груда почерневших жестянок и битых бутылок. Ромстед отыскал место, где можно было спуститься в овраг, и полез в этот узкий сток.

Втиснувшись в него, он окунулся в жаркую духоту и двинулся вперед, сбивая по пути засохшие шарики перекати-поля.

Отыскав короткую палку, оставшуюся от костра, Ромстед принялся ворошить кучу, разделяя и сортируя ее содержимое. Все надписи на банках обгорели, но по крайней мере дюжина из них была из-под консервов, – крышки на них удалили механическим консервным ножом. К ним прибавилось семь жестянок от сока с пробитыми крышками и сорок пять банок от пива. Откладывая в сторону пивные банки, Ромстед остановился в замешательстве. Девять из них оказались связанными короткими кусками медной проволоки – три в одной связке и шесть в другой; точно как те, найденные им на пустыре.

Ромстед отбросил их в сторону. Над этой загадкой можно будет поломать голову и потом. В куче обнаружилось несколько помятых подносов из алюминиевой фольги – видимо, от какой-то замороженной еды, баночка от горчицы и банка от соленых огурцов, а также осколки двух бутылок, скорее всего из-под виски. Потом Ромстед извлек большую пряжку. Она почернела от огня, а то, к чему ее крепили, сгорело полностью. Затем он выудил короткий кусок медного провода с сплавившейся изоляцией. И снова пряжка, той же формы и того же размера, еще несколько обрывков провода, и наконец в самом низу он нашел то, что искал, – цилиндрические футляры для сигар. Они были сплющенными, помятыми, обожженными со всех сторон, однако не оставалось никаких сомнений, что они от сигар «Упманн». На некоторых можно было прочитать даже несколько букв. Всего их набралось двадцать три. Ромстед отшвырнул палку и выпрямился.

Невозможно определить, сколько людей побывало здесь и не курил ли кто-нибудь из них сигары, как и его отец. Но даже в этом случае, судя по количеству банок, они должны были прожить здесь около пяти дней. Очевидно, они привозили с собой все необходимое, включая холодильник и плиту; тогда возможно, что та машина, что потяжелей, была походным пикапом. Надежды на то, что кто-то заметил их, пока они находились здесь, почти не было. Это место нельзя разглядеть с дороги. Однако кто-нибудь мог видеть, как они приезжали или уезжали отсюда. Теперь надо как можно быстрее сообщить о своей находке Брубейкеру, чтобы тот начал опрашивать людей, регулярно пользующихся этой дорогой. Ромстед выбрался из оврага. Его лицо заливал пот, рубашка прилипла к телу.

Он направился к дому, но не успел сделать и нескольких шагов, как увидел, что на большой скорости к дому неслась машина. Спрыгнув обратно в овраг, Ромстед поднял висевший на шее бинокль. Спортивная машина. Он не успел толком разглядеть ее, как она скрылась из виду за деревьями. Оставалось только дожидаться, когда машина снова выедет на открытое место у дома. И через минуту Ромстед узнал «порше» Боннера.

Резко затормозив, Лью Боннер собственной персоной вывалился из машины и стремглав помчался к дому, прижался к простенку между окнами, и тут Ромстед разглядел у него в руке плоский автоматический пистолет. Боннер не увидит его машину, пока не завернет за угол. Пот слепил глаза, так что ему пришлось опустить бинокль, чтобы протереть их. Когда он снова поднес его к глазам, Боннер скользил вдоль стены, намереваясь заглянуть в окно кухни.

Потом он поднялся на крыльцо и толкнул дверь, вошел внутрь. «Да, этот парень не из трусливых, – подумал Ромстед, – не боится, что кто-то поджидает его внутри, чтобы размозжить башку. Для этого требуется недюжинная смелость или дикая, ослепляющая ярость». Он уже обратил внимание, что Боннер одет в темный костюм, белую рубашку и галстук; видимо, приехал прямо с похорон сестры.

Появившись с другой стороны дома, Боннер размашистым шагом приблизился к взятой напрокат машине, открыл дверцу и наклонился. «Изучает регистрационную карточку», – решил Ромстед. Верзила выпрямился, держа в руке карту округа Стедман. С минуту он разглядывал ее, потом швырнул обратно на сиденье и опустил пистолет в карман пиджака. Он подошел к амбару, не найдя там ничего достойного своего внимания, направился к курятнику и заглянул внутрь. Оглядев пустырь, Боннер зашагал в сторону холмов и оврагов – туда, где находился Ромстед.

«Вряд ли он по мою душу, – решил Ромстед, – если только не рехнулся от бешенства и не перестал соображать, но все-таки стоит убедиться в этом до того, как он нависнет надо мной со своей пушкой. Лучше иметь с ним дело на открытом пространстве где-нибудь на расстоянии ярдов пятидесяти, чтобы можно было успеть убрать с дороги задницу». Ромстед сделал вид, будто только что выбрался из оврага, и направился навстречу Боннеру. Заметив его, Боннер не потянулся к пистолету, а только ускорил шаг, потом побежал вверх по склону в сторону уступа, на котором находился Ромстед. Он добежал до вершины, сбавил скорость и, перейдя на шаг, раздраженно закричал:

– Ромстед! Какого черта вы тут делаете?

– То же, что и вы, – отозвался Ромстед. Они были ярдах в двадцати друг от друга, когда произошло нечто неожиданное. Откуда-то справа, со скалистой гряды, донесся треск ружейного выстрела. Боннер неестественно дернулся, повернулся вокруг оси и, потеряв равновесие, начал падать. Раздался еще один выстрел, и тело Боннера содрогнулось в падении. Ромстед нырнул в спасительный овраг. Он скатился на дно и, пока отплевывался от забившей рот пыли и протирал глаза, услышал еще один выстрел.