Текст книги "Смерть под парусом"

Автор книги: Чарльз Перси Сноу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава седьмая
Почему пятеро милейших людей ненавидели Роджера?

Когда мы разместились за небольшим столом и приступили к обеду, я всё пытался заставить себя поверить в то, что увиденное мною было наяву, а вовсе не плод моего воображения. Напротив меня сидел Уильям и спокойно отвечал на какое-то замечание Филиппа. Белое пламя пущенной на полный фитиль керосиновой лампы в центре стола освещало волевое, умное лицо, и я старался уверить себя, что Уильям всегда выглядел так и только так… что я никогда не видел того лица, искажённого злорадной ухмылкой… что всё это было лишь причудливой игрой света в темноте.

Долгое пребывание в тёмной комнате наложило свой отпечаток на настроение всей компании. Никто, кроме меня, не видел ухмылки Уильяма – если это и в самом деле не было всего лишь игрой воображения, – зато все слышали слова Эвис: «А теперь Роджера нет…» – и эти несколько слов как бы сняли запрет с темы, которую мы уговорились не затрагивать. Когда мы приступили к ростбифу (надо сказать, что кухня миссис Тафтс не отличалась ни искусством, ни разнообразием, и обед был точной копией ленча, с той лишь разницей, что вечером подавался ещё и порошковый суп), Кристофер сказал:

– В этом убийстве есть одна загадочная деталь, которая заинтриговала меня больше всего.

– Какая деталь? – живо откликнулся Уильям.

За столом все примолкли и волей-неволей стали слушать, хотя предпочли бы вообще не притрагиваться к этой теме. Наше состояние напоминало человека, которого всё время так и тянет коснуться языком больного зуба.

– Исчезновение судового журнала, – ответил Кристофер. – Мне кажется, что он пропал не без причины, но вот что это за причина – вопрос.

– А что там было? – как бы между прочим спросил Финбоу.

– Да просто описание всего, что произошло за день, – ответил Кристофер, – с разбросанными тут и там топорными шуточками: Роджер почему-то мнил себя остряком. – Лицо Кристофера посерьёзнело. – Бедняга!

– Должно быть, Роджер написал нечто такое, что убийца хотел скрыть, что-то явно компрометирующее его, – заключил Уильям.

– Но эта версия не объясняет исчезновение вымпела, – возразила Тони. – Почему же тогда пропал и вымпел?

– Я не вижу логической связи, – согласился Уильям.

– А разве не могло быть, – предположил Кристофер, – что убийца бросил вымпел за борт именно потому, что для этого не было никакой видимой причины. Допустим, что у него была достаточно серьёзная причина отделаться от судового журнала и он швырнул его за борт… а потом выбросил и вымпел с тайной надеждой запутать следствие: пусть, мол, думают, что между двумя исчезнувшими предметами существует какая-то связь. Мне кажется, что это вполне возможный вариант.

– Хитроумно придумано, – заметил Уильям.

Во время этого обмена мнениями меня не покидала горькая ирония: один из нас наверняка знал, почему исчезли судовой журнал и вымпел! Для одного из сидящих за столом это загадочное происшествие не представляло никакой тайны! А между тем сама комната и все окружающие нас предметы имели такой обыденный, домашний вид, как будто мы просто зашли сюда компанией скоротать уик-энд. Я окинул всех беглым взглядом, Уильям, например, как бы выражая своё полное согласие с Кристофером, залпом осушил стакан пива; Кристофер разделывался с последним куском ростбифа; Эвис, отодвинув от себя тарелку, крошила в своих тонких пальцах кусочек хлеба; Филипп был занят тем, что смешивал пиво с сидром, намереваясь угостить этой мешаниной Тони, а та с интересом наблюдала за его манипуляциями. Мы встретились глазами с Финбоу, и я с любопытством подумал, что полезного для себя извлёк он из только что закончившегося разговора. За нашими спинами живым укором маячила фигура миссис Тафтс, нетерпеливо ожидающая удобного момента, чтобы поскорее унести со стола оставшееся мясо.

Мы переменили тему, и теперь разговор шёл о прочитанных книгах.

Миссис Тафтс принялась убирать со стола сыр. Вдруг Эвис, передёрнув плечами, сказала:

– Меня что-то знобит.

– Что с тобой? – обеспокоено спросил Кристофер. – Тебе нездоровится?

– Нет, я здорова, – ответила Эвис, – просто продрогла. Миссис Тафтс, нельзя ли затопить камин у нас в спальне?

– Затопить камин? – возмущённо воскликнула миссис Тафтс. – Это в такую-то пору?!

Бледное, расстроенное лицо Эвис приняло не свойственное ей упрямое выражение.

– Я прошу затопить камин, миссис Тафтс, – произнесла она непреклонным тоном.

Миссис Тафтс шагнула к столу.

– Обойдётесь и без камина, – отрезала она. Тогда поднялся Кристофер.

– Миссис Тафтс, – приказал он, – вы сию же минуту пойдёте и растопите камин в комнате мисс Лоринг.

– И не подумаю, – ответила миссис Тафтс. – Не хватало ещё, чтобы молодые, здоровые девицы жгли камин, когда теплынь на дворе. Обойдётесь как-нибудь. Да и вообще, в доме нет угля.

– А нельзя ли достать хоть немного угля в деревне? – Кристофер нахмурился.

– Нельзя, – ответила миссис Тафтс. – Я уже ходила туда сегодня, да всё понапрасну. – И она с воинственным видом продефилировала к двери.

– Вот видишь, дорогая, – обратился Кристофер к Эвис. – Мы, кажется, бессильны что-либо сделать.

– Не может быть, чтобы во всём графстве Норфолк не нашлось горстки угля, – возразила Эвис, и уголки её губ капризно изогнулись.

– Да, но его проищешь всю ночь, – ответил Кристофер. – Сейчас не настолько холодно, дорогая. Выпей чего-нибудь – сразу согреешься.

– Я хочу, чтоб затопили камин, – твердила Эвис, – неужели тебе трудно сделать это для меня?

– Да ты что, хочешь послать человека в Норидж только потому, что тебя немного знобит?! Ведь здесь даже машины нет! Что же, он должен идти в такую даль на своих двоих, что ли? – вмешалась Тони.

На протяжении всего дня чувствовалось, что отношения Тони и Эвис сложились не лучшим образом, а перепалка, невольным свидетелем которой я стал, не оставляла сомнений на этот счёт.

– Я разговаривала с Кристофером, – заявила Эвис. Её бескровные щёки порозовели от гнева. – И остальных это не касается. Кристофер, я не так уж часто тебя о чем-нибудь прошу. – Теперь в её тоне появились просительные нотки.

Кристофер недоуменно пожал плечами.

– Я готов ради тебя на всё, дорогая. Но сейчас ты ведёшь себя неблагоразумно, пойми.

Эвис натянуто улыбнулась.

– Наверное, ты прав. Это всё нервы, – пробормотала она. – Пойду и постараюсь согреться. Спокойной ночи, друзья.

Она поднялась из-за стола и медленной, изящной поступью вышла из комнаты, остальные проводили её взглядом.

– Она, очевидно, просто переутомилась, – как бы извиняясь, произнёс Кристофер. – Да это и понятно после такого дня.

– Этот день был одинаково скверным для всех, – заметила Тони. – Но представьте себе, что было бы, если бы мы все стали капризничать, словно избалованные прима-балерины?!

– Это мне напоминает анекдот, – вступил в разговор Финбоу. – Один старшина отчитывает новобранцев, которых поймал с нечищеными пуговицами: «Что было бы, если бы все солдаты английской армии явились на парад с такими же грязными пуговицами?» На этот вопрос существует единственный ответ, но, насколько я знаю, никто ещё не рискнул так ответить. Он напрашивается сам собой: «Тогда бы вся английская армия вышла на парад с грязными пуговицами».

Тони рассмеялась, а Финбоу продолжал:

– Пускать в ход такой аргумент – недостойный приём в споре, Тони.

Эпизод с Эвис был забыт за приготовлениями к бриджу, но у меня всё же остался неприятный осадок. Мне нередко приходилось видеть её грустной или погружённой в чёрную меланхолию, но никогда прежде она так явно не проявляла своего плохого настроения. Мои мрачные предчувствия усиливались.

В подавленном настроении сел я за ломберный столик в гостиной в паре с Финбоу, машинально сдавал карты и машинально играл. К моему великому облегчению, ход выиграл Финбоу и этим хоть на время избавил меня от необходимости делать вид, что мои мысли сосредоточены на игре. На диванчике за спиной Финбоу, почти касаясь лицом друг друга, о чём-то шептались Филипп и Тони. Снова обратившись к бриджу, я увидел, как Финбоу с блеском проводит рискованную комбинацию «четыре пики». Я был плохим партнёром, но игра всё же рассеяла мои страхи.

Я играю в бридж почти всю свою сознательную жизнь и без хвастовства могу сказать, что благодаря своей незаурядной памяти считаюсь игроком выше среднего уровня. Но я явно не мог состязаться со своими партнёрами в тот вечер. Финбоу слыл, как говорили в Гонконге, «карточным асом к востоку от Сингапура». С его живым умом и богатой практикой, приобретённой во время скучных, долгих вечеров вдали от родины, иного быть и не могло. Уильям и Кристофер тоже были первоклассными игроками, я бы даже затруднился сказать, кто из них троих играет лучше. Но у каждого был свой стиль игры, который сильно отличался от стиля двух других. Уильям сидел, потирая подбородок, нарушая молчание только тогда, когда того требовала игра, он с математической точностью определял все шансы и ни на йоту не отступал от того, что подсказывал ему разум. Игра Финбоу была смешением классического бриджа с рискованным покером. Однажды после очередного головокружительного блефа он сказал: «Бридж – это жалкая замена доброй беседы. Однако у меня в жизни ещё не было беседы, оставляющей такое же чувство удовлетворения, какое испытываешь после удачно проведённого блефа», Кристофер улыбнулся:

– Судя по тем немногим беседам, свидетелем которых я был, я бы не сказал, что вы испытываете от них меньше удовольствия.

У Кристофера, как я заметил, тоже было чутьё игрока, которого я лично лишён начисто.

Пока шла игра, я забыл о своих тревогах. Даже ни разу не вспомнил о нашем напряжённом ожидании в темноте. К слову сказать, несмотря на то, что все три моих партнёра были в этот вечер в ударе, я выиграл фунт стерлингов – мне шла хорошая карта.

Около половины двенадцатого закончился третий роббер, и мы разошлись по комнатам. Я уже начал снимать пиджак, как вдруг Финбоу остановил меня.

– Постой, – сказал он, – пойдём покатаемся на лодке. Нам надо поговорить.

В другое время я бы стал возражать – у людей определённого возраста привычки, как известно, становятся второй натурой, а я даже в молодости не питал пристрастия к полуночным прогулкам на лодке, – но при последних словах Финбоу все мои смутные догадки и опасения ожили снова. Возраст не властен над такими чувствами, как волнение и тревога, и я довольно искренне ответил:

– С удовольствием!

– Только нам нужно подождать полчасика, – тихо сказал Финбоу, закуривая сигарету, – пока наши молодые люди не заснут. А ты пока почитай что-нибудь – не стоит начинать разговор в этих стенах.

Я пытался читать «Дизраэли» Моруа – я сунул эту книгу в чемодан, собираясь в дорогу, – но пламя свечи дрожало и мигало, буквы сливались в сплошное жёлтое пятно… а драматические события, развёртывающиеся в романе, казались далёкими и малозначительными по сравнению с событиями, в водоворот которых попал я. Волей-неволей мой взгляд устремился к Финбоу, в его профиле было всё-таки что-то лошадиное, впрочем, это не лишало его своеобразного благородства. Он сидел у туалетного столика и что-то строчил на листке бумаги. Я пытался снова читать, но мне это удалось ещё меньше, чем прежде.

Наконец Финбоу бесшумно поднялся и шёпотом произнёс:

– Выйдем через веранду.

В одних носках мы прокрались к двери, стараясь производить как можно меньше шума, открыли её и вышли на веранду.

– Жди меня где-нибудь здесь, – сказал Финбоу. – Я схожу за лодкой.

Его длинная тень исчезла за кустарником в правой половине сада. Луна заливала светом всё вокруг, и мне пришлось укрыться в плотной тени дома. Подождав с минуту, я двинулся не спеша на берег реки, к тому месту, где меня мог подобрать Финбоу. Вдруг я услышал какой-то шорох и, холодея от страха, увидел, что в кустах маячит чья-то тёмная фигура.

Трудно сохранять хладнокровие, если живёшь под одним кровом с убийцей. Одного вида этой тёмной фигуры в освещённом лунным светом саду было достаточно, чтобы привести меня в трепет, я почувствовал, что сердце готово выскочить из груди. Но я стиснул зубы и не произнёс ни звука, боясь сорвать затею Финбоу. Я заставил себя идти, не прибавляя шага, к берегу реки, но сам всё время чувствовал, что за мной по пятам движется позади кустов чья-то тень.

Дойдя до берега, я обернулся и стал ждать неизвестного – будь что будет! Я был напуган: утром этого дня я уже видел человека с пулей в сердце. Тёмная тень отделилась от кустов и направилась ко мне. Я приготовился к обороне.

Но тут лунный свет упал на моего преследователя, и я чуть не расхохотался. Это был Алоиз Беррелл. Подойдя ко мне вплотную, он спросил:

– Куда это вы собрались, мистер Кейпл?

– Покататься на лодке.

– Вот как? – удивился он, глядя на меня с вызовом.

– С мистером Финбоу, – невинно добавил я. Лицо Беррелла вытянулось.

– О, тогда другое дело, – нехотя согласился он. Тут я услышал тихий всплеск, и вскоре Финбоу пристал к берегу.

– Добрый вечер, сержант Беррелл, – приветливо сказал он.

– Добрый вечер, сэр.

– Прошу тебя, убеди сержанта Беррелла, что я не собираюсь никуда бежать, – попросил я Финбоу.

– Мы просто решили покататься на лодке, – объяснил Финбоу. – Нам, старикам, нужно немного поразмяться перед сном.

– Тогда всё в порядке, сэр, – ответил Беррелл. – Дело в том, что я, как вы знаете, должен следить за этим домом в оба, как бы там, чего доброго, не произошло ещё одно убийство.

– Ещё одно убийство? – озадаченно спросил Финбоу.

– На этом дело не кончится, уж я-то знаю, – отвечал Беррелл, входя в раж. – Перестрелять всю компанию одного за другим – вот что нужно злоумышленнику.

– О, вы не должны этого допустить ни в коем случае, – со всей серьёзностью заявил Финбоу. – Очевидно, вам придётся задержаться здесь в связи с этим.

– Именно так, – подтвердил Беррелл. – Мне необходимо найти пистолет, и, кроме того, я обязан быть на посту на тот случай, если будет сделана новая попытка совершить покушение.

– Желаю удачи, сержант, – пробормотал Финбоу, усаживаясь в лодку.

Он грёб молча, пока мы не потеряли сержанта из виду, а когда мы свернули к Кендал-Дайк, тихо рассмеялся.

– Этот тип, – сказал он сквозь смех, – скоро сведёт меня в могилу.

– Боюсь, что он скорее сведёт в могилу меня, – ответил я тоскливо.

– Да-а, Иен, это просто великолепно! Ты в роли охотника за черепами! – хохотал Финбоу, не переставая грести. – Беррелл, наверное, начитался мистера Ван Дайна и находится под впечатлением его идей.

– Зачем ты вытащил меня из дому? – набросился я на него. – Мы с таким же успехом могли поговорить и в нашей комнате.

– Нет, – невозмутимо ответил Финбоу, – там очень тонкие стены, а проверить, слышно ли что-нибудь сквозь них в соседних комнатах, у меня ещё не было возможности. Поэтому я и решил во избежание риска поговорить вне дома.

Мощными рывками вёсел он резал воды Дайка; слева на берегу тянулись бескрайние мертвенно-серые в лунном свете поля, тут и там мелькали в окнах огоньки. В другое время я был бы рад отдохнуть душой и насладиться общением с природой, но в тот момент этот ничем не нарушаемый покой равнины вызывал раздражение и ещё больше нагнетал нервное напряжение. Я ждал новых откровений Финбоу и вопросительно взглянул на него.

Он улыбнулся понимающе и продолжал грести с прежней энергией против течения. Сдерживая нетерпение, я закурил сигарету. Наконец мы доплыли до изборождённого сетью рукавов и заросшего тростником устья Хайгем-Саунда; вдаль уходила серебристая лунная дорожка, на которой тут и там темнели пятнами покачивающиеся на водной глади островки кувшинок. Где-то прокричала ночная птица.

– Итак, – сказал Финбоу, опуская вёсла, – в этом твоём убийстве есть кое-какие странные обстоятельства.

– Что тебе удалось выяснить? – спросил я.

– Боюсь, что не много, – глубокомысленно произнёс он. – Я лишь добавил один или два вопроса к тем, что записал днём. Во-первых, почему Тони находится в таком же смятении чувств, что и Эвис?

– Ничего подобного, – возразил я.

– В том-то и дело, что да. Только она лучше умеет владеть собой. Присмотрись к ней, Иен. Когда за ленчем Уильям сказал что-то об убийстве, она чуть не вскрикнула. А потом, когда Эвис заметила, что Роджер не раз бывал в Ницце, она вообще вышла из себя. Ты сам слышал, как Филипп рассказывал мне, что она была в подавленном настроении в свой первый вечер пребывания на яхте. Почему, спрашивается? И что произошло в Ницце? Конечно, это может и не иметь никакого отношения к Роджеру. Может быть, у неё с Ниццей вообще связаны неприятные воспоминания… скажем, бросил любимый человек или оказалась на мели и не было денег даже на губную помаду. Я готов биться об заклад, что мисс Тони не рассказала о себе и десятой доли того, что могла бы рассказать.

– И ты полагаешь, что Филипп знает что-то, чего не знаем мы? – спросил я.

– Боюсь, что он знает и того меньше, – улыбнулся Финбоу. – Ещё сегодня утром я высказал предположение, что Филипп не причастен к убийству Роджера. Теперь я могу сказать это с полной уверенностью.

– Но почему? – меня начинал раздражать его безапелляционный тон. Не скрою, я восхищался Финбоу, но, в конце концов, я тоже не слепой и вижу всё не хуже его, а своих молодых друзей знаю даже лучше, чем он. – Это всё твои психологические выверты: «поскольку двухгодовалым ребёнком он любил свою двоюродную тётушку, став двадцатилетним мужчиной, он не мог сделаться убийцей Роджера».

– Нет, – ответил миролюбиво Финбоу. – Я говорю это, опираясь на вполне убедительные реальные данные… постольку, поскольку волосы человека вообще могут служить убедительным доказательством его виновности или невиновности.

– Ты что, обнаружил на теле Роджера чьи-то волосы? – спросил я, содрогнувшись.

– Да нет, что ты, – ответил Финбоу. – Убийцы, как правило, не рвут на себе волосы, перед тем как пристрелить свою жертву. Ты присмотрись повнимательнее, как Тони треплет шевелюру Филиппа.

Я не знал, что и думать, ибо никак не находил связи между этой идиллической картинкой, нарисованной Финбоу, и невиновностью Филиппа. А Финбоу тем временем продолжал:

– Любопытно, что Тони готова бежать к алтарю хоть сейчас. Ты слышал, как я советовал им поехать на Балеарские острова? Как ты, наверное, догадался, я просто хотел проверить их реакцию. Так вот, Тони хочет сыграть свадьбу как можно скорее.

– А Филипп? – спросил я.

– Он тоже хочет жениться на этой девушке, если он вообще способен испытывать какие-либо желания. Но Филипп не в счёт. Стоит Тони захотеть, и она своего добьётся, – сказал Финбоу, пристально глядя на воду.

– Послушай, Финбоу, ты что, подозреваешь Тони?

– Это не по правилам – задавать вопросы в лоб, – мягко упрекнул он меня. – Я с тобой более откровенен, чем любой другой на моём месте… к тому же я нарочно рассуждаю вслух, чтобы ты мог следить за ходом моих мыслей. Я сам ещё не знаю, подозреваю я Тони или нет. Одно я знаю твёрдо: она смертельно напугана и непременно женит на себе Филиппа, как только ей удастся заманить его в бюро регистрации браков. С другой стороны, Эвис сейчас почему-то не хочет выходить замуж за Кристофера. И это довольно странно, доложу я тебе.

– Побойся бога, Финбоу, – возразил я, – ты делаешь массу выводов на основании того, что Тони рвётся замуж за Филиппа. Но нелепо делать подобные же выводы в отношении Эвис, потому что та, наоборот, не хочет замуж. Нельзя всё валить в одну кучу.

– Можно, – ответил Финбоу. – И я собираюсь доказать тебе это. Дело не столько в желании или нежелании выйти замуж, а в том, что это желание или нежелание так или иначе вызваны смертью Роджера.

В камышах по протокам медленно проплыл лебедь. Его появление как бы подчеркнуло зловещий смысл слов Финбоу. По какой-то необъяснимой ассоциации мне вспомнилась жёсткая, кривая усмешка, мелькнувшая на миг в свете зажжённой спички.

– Финбоу, ты ничего не заметил, когда сегодня вечером в темноте закуривал сигарету? Эвис как раз в это время говорила что-то о Роджере, – вырвалось у меня.

– А ты думаешь, я случайно закурил именно в эту минуту, не раньше и не позже? – мягко спросил он.

– Значит, ты видел, какое выражение лица было у Уильяма?

– Да, лицо Уильяма поразило меня… своей необычностью, – ответил он.

– Он как будто бы даже злорадствовал, – продолжал я, и перед моими глазами снова отчётливо возникла улыбка Уильяма.

– Я думаю, он и в самом деле злорадствовал, – сказал Финбоу. Его голос звучал как-то необычно встревожено. – Но здесь пока ничего не ясно. Всякий раз, когда я думаю об Уильяме, у меня недостаёт каких-то штрихов для завершения картины. И в то же время такое чувство, будто я однажды уже нащупал нечто вполне конкретное, что так или иначе определяет место Уильяма в этой истории… и упустил. Это не отпечатки пальцев… и не поспешность, с которой он схватился за штурвал… и не его исчезновение в каюте перед большим разговором. Нет, всё не то. Не могу ни за что ухватиться, хоть убей. Но как бы там ни было, завтра утром я еду в клинику Гая.

Мне показалось, что я догадался зачем, и я спросил:

– Выяснить, как может эта история отразиться на будущем Уильяма?

– Выяснить, – спокойно продолжал Финбоу, – как доктор Роджер Миллз отзывался о своём молодом, подающем надежды коллеге докторе Уильяме Гарнете.

– Никогда в жизни не видел, чтобы улыбка была способна так изменить лицо человека, – заметил я.

– Я тоже. – Финбоу опустил руку в воду, и лодку медленно стало сносить по течению. – И будь у меня хоть капля сообразительности, я думаю, мне бы не пришлось завтра ехать в клинику.

– Пожалуй, – согласился я. И, вспомнив инцидент за чаем, спросил: – А почему ты его так резко осадил за столом, когда он заговорил об убийстве?

– Я всего лишь человек, – признался Финбоу со спокойной улыбкой. – И злился на него за то, что он задал мне головоломку… в то время как я твёрдо был убеждён, что должен знать разгадку.

– Ну а теперь ты знаешь эту разгадку? – спросил я.

– Пока нет, – ответил он, глядя на меня в упор. – Но я буду знать её завтра.

Он стал грести к дому. Сделав несколько рывков, он опустил вёсла, и лодку тихо-тихо понесло вниз. Уставившись на дно лодки, он вдруг сказал тоном, от которого у меня мурашки пошли по телу:

– У меня возник ещё один вопросик, на который мне хотелось бы получить ответ.

– Какой ещё вопросик? – спросил я почти грубо, нервы были на пределе.

– Почему все пятеро молодых людей испытывали такую лютую ненависть к Роджеру? – сказал Финбоу.