Текст книги "Квинканкс. Том 1"
Автор книги: Чарльз Паллисер
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Вблизи Риджент-стрит на улицах стало появляться все больше бедно одетых людей. Заметив, что многие из них несут с собой изрядное количество скарба, я спросил об этом матушку, но она только покачала головой. На каждом шагу попадались маленькие девочки (иные много младше меня), продававшие цветы, и я обратил внимание, что нас они не останавливают, а обращаются исключительно к джентльменам – думают, наверное, что те добрее, решил я.
Дом миссис Фортисквинс располагался в западной части тенистой площади, очень уединенной, хотя находилась она в двух шагах от новой оживленной улицы. Мы нашли фамилию Фортисквинс, выгравированную на новой медной дощечке, позвонили, и дверь нам открыла приятная молодая девушка; услышав рассказ матушки, что она родственница миссис Фортисквинс, зовется «миссис Мелламфи» и прибыла в Лондон без предупреждения, она отвела нас наверх, в гостиную, и оставила одних. Комната была отделана роскошными обоями с ворсистым рисунком и весьма элегантно обставлена: ореховые столы и стулья, инкрустированный пристенный столик и над ним зеркало ему под пару, оттоманка, обитая шелком. Пол был покрыт великолепным турецким ковром, в углу стояли большая арфа и нарядное фортепьяно, на крышке которого были раскиданы красивая вышивка и несколько книг. Несмотря на теплую погоду, в камине горел огонь. Мы ждали стоя и ловили отзвуки далеких голосов и стуки дверей, открывавшихся и закрывавшихся где-то в другой части дома.
Наконец с лестничной площадки донеслись шаги и в комнату вошла дама. Она была высока, безусловно, красива и держалась так, словно была намного старше матушки, хотя разделяло их года три-четыре. Высокий прямой нос, пара ясных голубых глаз, энергичная челюсть, тонкий рот. Одета она была в полутраур, отделка чепца состояла из черных кружев и траурных лент. Входя в комнату и закрывая за собой дверь, она двигалась с величием, усугублявшим впечатление от ее внешности. Они с матушкой обменялись долгим взглядом, ни у той, ни у другой губы не дрогнули. Наконец миссис Фортисквинс улыбнулась, и матушка ответила ей робкой улыбкой.
– Мэри, сколько лет, сколько зим! Ты ли это? Матушка шагнула вперед, и они обменялись поспешным объятием.
– Дорогая миссис Фортисквинс, – проговорила матушка.
– Миссис Фортисквинс? – повторила дама. – К чему такая холодность, Мэри? Не помнишь разве, как ты звала меня Джемайма?
– Помню-помню. Конечно помню, Джемайма.
– Так-то лучше, дорогая Мэри. Садись, прошу.
Матушка села, миссис Фортисквинс удобно устроилась на оттоманке, повернулась ко мне, оглядела с загадочной полуулыбкой и только потом мягко произнесла:
– И с юным спутником, совсем взрослым!
– Это Джонни, – пояснила матушка.
– А как же! Сходство поразительное. Ты не думаешь? – Она обратилась к матушке, которая опустила глаза. – Как по-твоему?
– Я… я не знаю.
– В самом деле? Ты меня удивляешь. Прямо вылитый твой отец.
– Мой отец? Ну да, конечно, – с готовностью отозвалась матушка, поднимая взгляд.
Глядя, к моему удивлению, не на меня, а в упор на матушку, миссис Фортисквинс добавила:
– Но с его собственным отцом ничего общего.
Матушка вновь залилась краской и опустила глаза.
– Разве?
– Ровно ничего. А ты как считаешь?
Матушка бросила на нее робкий взгляд, скосила глаза в мою сторону и мимолетным движением приложила к губам палец.
Миссис Фортисквинс, подняв брови, обратилась ко мне:
– Садитесь, молодой человек.
Я взгромоздился на краешек единственного свободного стула, который стоял у самого огня (экран отсутствовал, и жара там была неимоверная).
– Когда же мы виделись в последний раз? – задумалась миссис Фортисквинс.
– Тому уж много лет, – пробормотала матушка.
– Дай-ка подумать, когда это было.
Я заметил, что матушка закусила губу.
– А, конечно, – встрепенулась миссис Фортисквинс. – Как я могла забыть? В ту самую ночь, правильно?
Матушка молча кивнула.
– Дорогая, я сболтнула не подумав. Но ведь столько лет прошло, – задумчиво продолжала миссис Фортисквинс. – И столько всего случилось. Любопытно знать, что привело тебя в Лондон. Нет ли какой-нибудь перемены в скорбных обстоятельствах твоего бедного…
– Мне об этом ничего не известно, – прервала ее матушка и перевела взгляд на меня. – Джонни, не мог бы ты подождать на лестничной площадке, пока я тебя не позову?
– Нет нужды, – проговорила миссис Фортисквинс. – Можешь ничего мне не рассказывать.
Матушка вспыхнула.
– Но тогда мне непонятно, что тебя нынче сюда привело? Удивительно, почему ты до отъезда ничего мне не написала!
– Времени не было. Я объясню. Но, Джемайма, я ни словом не обмолвилась о твоем… Мне так жаль…
Она примолкла.
Миссис Фортисквинс вздохнула:
– Я, конечно, глубоко скорблю. Однако, по крайней мере, это не застигло меня врасплох. Имея супруга намного тебя старше, такое событие можно предвидеть. Но довольно о моих печалях. Расскажи, что привело тебя в Лондон.
– Все понятно с двух слов. Я разорена. У нас с Джонни не осталось ни гроша.
– Кошмар, да и только, – ровным голосом отозвалась миссис Фортисквинс. – Как подобное могло случиться – расскажи, будь добра.
Матушке пришлось изложить всю нашу печальную историю. Миссис Фортисквинс, вначале принявшая новость с философским спокойствием, по ходу рассказа все более оживлялась. Посыпались вопросы о характере спекуляции, условиях аренды, выкупе залога – вопросы столь специфические, что мы не знали, как отвечать; в особенности ее интересовал дословный пересказ советов, данных мистером Сансью, а также финансовые обязательства, взятые на себя матушкой (от последних она пришла в ужас).
Ее любопытство явственно насторожило матушку, и та спросила:
– Как ты думаешь, мистер Сансью меня обманывал? Видишь ли, Джонни считает, раз его советы вышли нам боком, мне не следует больше иметь с ним дело.
– Полная ерунда. – Обернувшись ко мне, миссис Фортисквинс улыбнулась. – У ребенка развито воображение. Дорогая Мэри, я уверена, мистер Сансью был вполне честен. В такого рода спекуляциях всегда присутствует доля риска; ты и сама признавала, что он этого от тебя не скрыл.
– Вот видишь, Джонни. – Матушка торжествующе улыбнулась.
– Строительные спекуляции – дело чрезвычайно прибыльное, – объяснила миссис Фортисквинс, – но они же и разорили в последние несколько лет множество народу. Думаю, тебе обязательно нужно снова повидаться с мистером Сансью. Он посоветует, как вести себя в сложившихся обстоятельствах.
– Спасибо, Джемайма. Наверное, так я и сделаю. – Матушка продолжила: – Но в довершение наших несчастий, по прибытии сюда у нас украли весь багаж.
– Какой ужас, – невозмутимо отозвалась миссис Фортисквинс.
Наступило молчание. Убедившись, что продолжения не будет, матушка опустила глаза и проговорила запинающимся голосом (я сгорал от стыда):
– Пока не прибудут деньги за проданную мебель, нам не на что будет жить – у меня в кармане всего несколько фунтов.
– Очень рада слышать, что вы ожидаете денег. Кому, как не мне, знать, каково приходится, когда наседают кредиторы. Тебя это, может быть, удивит, но мне в настоящее время тоже трудно с деньгами: покойному мужу в последние годы изменило благоразумие, и он оставил мне существенно меньше средств, чем я ожидала. Если бы не это, я бы охотно тебе помогла.
При этих словах матушка не сдержалась и бросила на меня взгляд, в котором выразились разочарование и обида. Я стыдился за нее и одновременно негодовал на миссис Фортисквинс.
– Что ты будешь делать? – спросила та. – Наверное, тебе придется наняться гувернанткой?
– Возможно, – отвечала матушка.
– Только вообразить! – Лицо миссис Фортисквинс осветилось улыбкой. – До чего же странно поворачивается судьба! Ведь когда-то я была гувернанткой, а ты обожаемой дочкой состоятельного джентльмена. – Матушка не ответила на ее улыбку, и она слегка дернулась, словно собралась встать. – Но до чего же любезно с твоей стороны, что ты, как только добралась до Лондона, первым делом пришла меня навестить. Тем более что у тебя и без этого хлопот полон рот.
Поняв, вероятно, по ее голосу, что она считает визит оконченным, матушка сказала:
– Думаю, Джонни, нам пора.
– Как, дорогие, уже? – Миссис Фортисквинс встала и позвонила в колокольчик. Когда мы поднялись на ноги, она спросила с вялым любопытством: – Где вы остановились?
Опередив матушку, я быстро отозвался:
– В «Голден-Кросс», на Пиккадилли.
Матушка смотрела удивленно и испуганно. Я свел брови, показывая, чтобы она молчала.
Поскольку в комнату как раз вошла молоденькая служанка, наш обмен взглядами остался незамеченным. На пороге миссис Фортисквинс поцеловала матушку в щеку.
– Жду вас снова, в скором времени. – Перед последними словами она выдержала паузу, странным образом придавшую им противоположный смысл.
Мы спустились по лестнице, и горничная проводила нас к двери. Как только мы очутились на улице, матушка воскликнула:
– Джонни, зачем ты солгал?
– Она мне не понравилась.
– Это еще почему?
– С чего ей понадобилось, чтобы мы поверили мистеру Сансью?
– Перестань, Джонни. Ты не прав насчет мистера Сансью. Зачем ты сказал ей неправду?
– Мама, а ты не думаешь, что она может быть связана с тем, кто нас ищет, потому-то ей и нужен был наш адрес?
– Нет, Джонни, конечно нет. – Тут она заколебалась: – А впрочем, это нельзя исключить.
– Во всяком случае, проку нам от нее никакого не будет, так ведь?
– Вероятно, ты прав.
– Тогда, мама, объясни, о какой это «той ночи» упоминала миссис Фортисквинс? И о ком вы с нею толковали?
Она стиснула мне руку.
– Не теперь, Джонни. Пожалуйста; я обещаю, когда-нибудь ты все узнаешь. Только не надо выспрашивать сейчас. Мне не следовало брать тебя с собой, но я думала, она…
– Что она, мама?
– Я думала, она поможет если не мне, то хотя бы тебе. Ради других людей.
Глава 29Слова матушки еще более подстегнули мое любопытство, однако она ничего к ним не добавила и обратно мы шли молча. Я обдумывал недавний разговор, стараясь найти объяснение, которое бы не противоречило ничему из мне известного; это было все равно что подбирать из связки ключ к замку. Что происходило в ту давнюю ночь, когда моя мать и миссис Фортисквинс в последний раз встретились? А что это за таинственная личность, о «скорбных обстоятельствах» которой она упоминала? А прежде всего что за тайна связана с моим отцом? И что чувствовала миссис Фортисквинс к моей матери… да и ко мне самому?
В гостиницу мы вернулись к легкому ужину, а затем пошли спать. (Когда я вслух заметил, что наша одежда невероятно грязная, матушка объяснила это условиями Лондона, где полным-полно каминов, которые топятся углем.) Моя первая ночь в Лондоне, на софе у нас в гостиной, прошла неспокойно из-за непривычных шумов: грохота повозок, стука лошадиных копыт по мостовой, выкриков сторожей, объявлявших часы; а на рассвете к этому добавились голоса уличных торговцев и звон церковных колоколов. Проснувшись еще затемно, я лежа прислушивался к звукам в гостинице и раздумывал о том, что сейчас происходит в Мелторпе. Встает ли Биссетт так же рано, как обычно, – одна в пустом доме? Проходит ли по дорожке скот, который гонят на пастбище? Открывает ли уже свою лавку мистер Пассант? Странно было думать, что жизнь в деревне течет как всегда, а нас там нет.
После завтрака матушка поговорила с хозяином и узнала о некоей «Марраблес» с соседней улицы, у которой сдавалось жилье и имелись, вероятно, свободные комнаты. Мы немедля отправились туда и нашли, что дом номер 37 по Кондьюит-стрит выглядит опрятно и респектабельно и то же самое можно сказать о его хозяйке. Свободные комнаты, однако, имелись только на втором этаже в задней части дома: две спальни и гостиная, и стоило все это, включая услуги горничной, четыре фунта в месяц.
Я потянул матушку за рукав и шепнул:
– Это нам не по карману.
– Нужно же нам где-то жить, – шепнула она.
Я не сумел ее отговорить, и, невзирая на мои протесты, она отдала вперед плату за месяц.
Возвращаясь в отель, я упрекнул ее за расточительность.
– Не стану же я выполнять обязанности служанки, – возразила она. – Кроме того, Биссетт скоро пришлет нам денег.
– Мы не знаем сколько, мама. Нам нужно все подсчитать и выяснить, что мы можем себе позволить.
– Послушать тебя иной раз и можно решить, что ты мне не доверяешь, – с горечью проговорила она, и мы вдрызг разругались.
Тем не менее, когда мы вернулись в отель, заказали счет и начали упаковывать вещи, она согласилась сесть за стол и помочь мне разобраться с нашими финансами. Оказалось, что на данную минуту у нас наличествовало двадцать четыре фунта – минус шиллингов восемь, чтобы расплатиться за номер. От Биссетт мы ожидали получить фунтов сорок, и я заявил, что даже после их поступления мы не сможем позволить себе снимать такое дорогое жилье.
– Но ты не взял в учет деньги, которые я получу за мои petit point.[4]4
Вышивка (фр.).
[Закрыть] Ты ведь знаешь, я искусная мастерица, а за хорошую работу люди заплатят немалые деньги.
– Ты в этом уверена, мама?
– Какой ты злой, Джонни, – промолвила она. – Не хочешь поверить в способности твоей матери. Но я разбираюсь в одежде и знаю, сколько платили за наряды, когда я была девочкой, а теперь, не сомневаюсь, цены еще выросли. Кроме того, если потребуется, я всегда могу пойти куда-нибудь гувернанткой.
Я узнал эту фразу, в которой сквозило скрытое нежелание.
– Тебе не понравится эта работа, – запротестовал я. – Ты понятия не имеешь, какой это тяжелый хлеб.
– Как, откуда тебе это известно? – Матушка зло улыбнулась.
– Известно. Когда мы были в Момпессон-Парке, я видел, как леди Момпессон обращается с гувернанткой. И в тот день, когда я убежал из сада – помнишь? – я встречался с девочкой, с которой там познакомился, и…
– Ох, Джонни, – перебила она, – какой же ты противный мальчишка.
– Об этом никто не знал, только я и Генриетта, – негодующе заверил я. – Так вот, она собиралась мне рассказать, как много пришлось натерпеться ее гувернантке, мисс Квиллиам, и как ее в конце концов уволили – в одночасье и ни за что.
Матушка тем не менее колебалась, и я привел другое возражение:
– Но даже если ты сумеешь это выдержать, куда денусь я?
– Тебя можно будет отдать на пансион в школу. Мы найдем какую-нибудь поблизости.
– Мне там не понравится. Если ты собираешься пойти на работу, я тоже пойду.
– Не говори глупости. Ты еще маленький.
– Мои ровесники, мальчики и девочки, сплошь и рядом работают – младшие тоже. Братья и сестры Сьюки, к примеру.
– Это другое дело: они живут в деревне. Смотрят за скотиной и прочее в том же духе. Это не настоящая работа. В Лондоне все по-другому.
– Ну да. Джоуи вот работает.
– Кто такой Джоуи?
– Джоуи Дигвид, мальчик, который был у нас на Рождество с матерью! – возмущенно пояснил я.
– Да, но это совсем другое дело. Да и в любом случае, много тебе не заработать. Будет гораздо лучше, если ты сейчас пойдешь в школу – тогда ты приобретешь профессию и сможешь зарабатывать на жизнь трудом, достойным джентльмена. Но я все же уверена, что это не понадобится.
– Если ты пойдешь работать гувернанткой, сколько, по-твоему, тебе станут платить?
– Думаю, не меньше тридцати фунтов: миссис Белфлауэр получала у меня двадцать пять, а я уверена, что леди – которая, как тебе известно, будет жить в семье как ровня – должна зарабатывать не меньше, чем кухарка.
– Очень хорошо. А сколько нужно будет платить за мое обучение?
– Ну, с учетом того, что во время каникул ты будешь столоваться в школе, все издержки составят фунтов пятнадцать. Будут еще дополнительные расходы: одежда для нас обоих, счета от врачей, лекарства, праздники и всякие непредвиденные случаи; на это положим десять фунтов. Значит, мы сможем откладывать в год пять фунтов, и через пять лет – когда ты сможешь поступить на работу учеником – у нас скопится, вместе с деньгами за мебель, около шестидесяти фунтов, более чем достаточно на первое время.
– Хотел бы я знать, платят ли гувернанткам столько денег. Я вот о чем подумал: почему бы тебе не зарегистрироваться для поиска работы и не узнать, на какое жалованье можно рассчитывать, – тогда мы попросим, чтобы нам прислали список вакансий и выберем ту, которая действительно понравится?
Матушка нехотя согласилась. Мы спустились вниз, и, пока матушка расплачивалась, я забрел в столовую, где, из праздного любопытства, подобрал газету. На передней полосе мне бросились в глаза объявления школ, по большей части примерно такие: «Обучение с пансионом, для сыновей джентльменов. Высокое качество преподавания. 60 фунтов в год плюс дополнительная плата». Самая низкая плата в школах Лондона – да и на сотни миль вокруг – была двадцать пять гиней. В то же время иные объявления (все относились к школам далеко на севере) гласили: «Принимаются дети на самых разумных условиях. Двенадцать гиней за год или тридцать за весь срок». Я заметил также объявления о поиске гувернанток: жалованье колебалось между пятнадцатью и тридцатью фунтами.
Когда за мной пришла матушка, я поспешно положил газету. Вид у матушки был мрачный, скоро я понял почему.
– Счет на четырнадцать шиллингов, Джонни. Жизнь в Лондоне оказалась дороже, чем я ожидала. Знаешь, я думаю, нам лучше перебраться в какой-нибудь провинциальный город.
– Но мы ведь приехали, чтобы спрятаться, мама! – Мне не хотелось так быстро отказываться от мысли стать лондонцем.
Но мы это уже сделали, Джонни. Нас могут проследить разве что до гостиницы «Голден-Кросс». Вероятно, мы сумеем устроиться в каком-нибудь красивом городке. Уверена, нам бы понравился Солсбери. Много лет назад я была там проездом; он такой прелестный, с собором и старой соборной площадью, что я подумала: хорошо бы хоть на денек тут задержаться.
– Или Хартфорд, – вставил я, внимательно за нею наблюдая. – Мне он понравился.
Она вздрогнула и отвернулась.
– Нет, туда мы не поедем.
Мы покинули гостиницу и вскоре добрались до дома миссис Марраблес. Водворившись в своих комнатах, мы разложили свое скудное имущество и затем спустились вниз, в гостиную, где нам полагалось обедать.
Потом, у нас наверху, матушка, приготовив себе горячий пунш, заметила:
– Ну вот, у меня поднялось настроение. Напишу-ка я Биссетт, что у нас появился адрес и мы можем его сообщить.
Против этой идеи у меня имелись возражения, однако мне не хотелось их объяснять.
– Мама, – сказал я, – думаю, с письмом лучше погодить, мы ведь решили, что скоро уезжаем. Не хочешь же ты, чтобы она послала деньги, а мы бы их не дождались?
– Ох, Джонни, до чего же ты надоедливый. Конечно, мы уедем не сразу. Но ладно. Напишу позже. Тем более что у нее не будет еще времени продать все вещи.
Я предложил пойти завтра в бюро по найму, а также начать подыскивать школу.
– А когда мы будем в бюро, не спросить ли адрес мисс Квиллиам?
Матушка рассмеялась:
– Ну что ты, Джонни, нельзя же навязывать свое знакомство человеку, с которым виделся один раз в жизни.
– Но мы ведь не знаем в Лондоне больше ни души, правда? – Матушка промолчала, и я повторил: – Ни души, правда?
– Ладно, мы о ней спросим.
Несколько минут она молчала, а потом промолвила серьезно:
– А потом мне нужно будет сходить кое-куда еще.
– Куда? – удивился я. – Далеко? Мы поедем в карете?
– Я должна пойти одна. А ты не задавай вопросов ни сейчас, ни потом, когда я вернусь.
Я растерялся:
– Но ты говорила, что у тебя нет в Лондоне знакомых, кроме миссис Фортисквинс и мистера Сансью?
– Я сказала, нет друзей. Но я же просила, чтобы ты не допытывался!
Видя, что она расстроена, я перевел разговор на другую тему:
– У нас есть в Лондоне друзья: ты забыла о миссис Дигвид и Джоуи.
– Ах, да. – Она рассмеялась. – Но не представляю себе, чтобы мы возобновили знакомство с ними.
Удачный, полный хлопот день утомил нас, и, едва оказавшись в кровати, я тут же заснул.
Назавтра рано утром мы отправились в самое крупное бюро по найму, которое располагалось неподалеку, на Уигмор-стрит.
По дороге матушка остановилась у витрины магазина и указала на выставленную там вышивку:
– Посмотри-ка. Такую работу могу сделать и я. Войдем, спросим, сколько это стоит.
Мы вошли и, узнав, что вышивка баснословно дорогая, преисполнились лучших надежд.
С помощью моей карты мы добрались до фешенебельного района, где многие улицы и площади были с одного конца загорожены столбами и цепями, а с другого имели ворота, у которых дежурили привратники в ливреях и стояли караульные будки. Пропутешествовав некоторое время, мы поняли, что заблудились; какой-то хорошо одетый джентльмен средних лет обратил внимание, что мы топчемся на месте, подошел и полюбопытствовал, куда нам нужно.
– Уигмор-стрит? – переспросил он. – Первый поворот налево. Вы, наверное, ищете центральное лондонское бюро по найму?
Когда матушка это подтвердила, в добром взгляде джентльмена выразилась печаль.
– Тогда мне от всего сердца вас жалко.
– Это такая ужасная работа? – выдавила из себя матушка.
Он взглянул на нее пристально:
– Знавал я таких несчастных гувернанток, что хуже не придумаешь: воспитанники их третировали, наниматели – унижали. Но так бывает не со всеми. Может, я сумел бы найти вам место в хорошей семье.
Матушка как будто растерялась.
– Вы очень добры, сэр, – пробормотала она.
– Разрешите мне проводить вас до Уигмор-стрит; быть может, я смогу вас убедить не сдаваться на их милость.
Явно удивленная, матушка позволила ему пройти с нами несколько шагов. Затем он сказал:
– Я мистер Парминтер с Кэвендиш-Сквер. Позвольте, я дам вам свою карточку. Пожалуйста, приходите, если понадобится моя помощь.
Он стал рыться в кармане, но матушка внезапно встала как вкопанная:
– Пожалуйста, не трудитесь.
– Но я буду очень рад вам помочь, – проговорил он любезно.
Матушка отступила назад и произнесла, словно стараясь придать своему голосу оттенок высокомерия:
– Спасибо за содействие, сэр, но дальше мы сами найдем дорогу; не смею вас больше беспокоить.
Прежде чем джентльмен успел ответить, она слегка поклонилась и поспешила вперед. Следуя за ней, я обернулся и уловил на лице наблюдавшего за нами джентльмена выражение, которое принял за добродушную насмешку.
– Мама, – заговорил я, догнав матушку, – этот джентльмен как будто очень добрый человек, почему ты не воспользовалась его предложением?
Она только покачала на ходу головой.
Тут же мы оказались на Уигмор-стрит, обнаружили на третьем этаже бюро и вошли внутрь. Согласно объявлению на стене, в бюро имелось две комнаты: одна для нанимателей, другая для гувернанток. В соответствующем помещении вдоль стен тянулась длинная деревянная стойка, за которой какой-то клерк беседовал с сидящей дамой, время от времени заглядывая в большие книги (они грудами лежали вокруг него и стояли сзади на полках). В половине, отведенной для посетителей, дожидались своей очереди еще несколько дам. Мы назвали свою фамилию мальчику, сидевшему за столом рядом с дверью, и рассказали, чего хотим. Он записал фамилию, предложил нам сесть и передал бумажку человеку за стойкой, который бегло на нее взглянул и отложил в сторону.
Дожидаться пришлось долго, но когда наконец раздался вызов «Оффланд», клерк крикнул:
– Поторапливайтесь. Время не ждет.
Это был худощавый человек с печальным, но резко очерченным лицом и редеющими волосами, которые выглядывали из-под маленького паричка. Когда мы подошли, он спросил, не отрывая глаз от книги, куда вносил какие-то записи:
– Где вы служили, миссис Оффланд?
– Служила?
– Ну да, так я и спросил.
– Я никогда не была на службе. Клерк в первый раз поднял взгляд:
Это худо. – Тут он заметил меня. – Ваш малец?
– Да, – признала матушка.
– Вдова?
Матушка покраснела и кивнула.
Клерк смотрел изучающе.
– Он пойдет на пансион в школу, – пояснила матушка.
– Уж точно, – кивнул клерк. – Но все равно, семьям не нравится, когда у гувернантки есть дети. Как правило, гувернантки одиночки. Разумеется, видеться с ним вы будете только по соглашению с хозяевами.
– Этого я не знала.
– Что ж, теперь знаете. И, хоть не полагается мне говорить это, вы, безусловно, готовы вообще о нем не заикаться.
– Что вы имеете в виду?
– Ох, ну не дитя же вы малое. Ладно, об этом я больше не скажу ни слова. Давайте-ка посмотрим, что у вас есть за душой. По-французски разговариваете?
– Да, – кивнула матушка.
– Прямо как в Париже, вроде прирожденной француженки?
Матушка покачала головой:
– Не настолько хорошо.
– Как насчет итальянского? – сурово вопросил клерк.
– Нет, – едва слышно откликнулась матушка.
Он поджал губы, словно смиряясь.
– Ладно, а петь и играть на фортепьянах можете?
– Да, довольно хорошо.
– «Довольно хорошо» – этого семьям мало, им подавай «первоклассно». – Тяжело вздохнув, он потеребил свои манжеты. – Рисуете? – последовал внезапный вопрос.
Матушка испуганно взглянула на меня, я кивнул, чтобы ее ободрить.
– Очень неплохо, – выдавила она из себя.
– Сдается мне, на службу вам не поступить, – угрюмо проговорил клерк. – Уж и не знаю, стоит ли вас записывать. Отозваться о вас есть кому? – Видя, что мы не понимаем, он пояснил раздраженно: – Отзыв о вас представить можете?
Матушка бросила мне еще один испуганный взгляд. Как же мы об этом не подумали?
– Миссис Фортисквинс, – проговорил я.
Матушка удивилась, востроглазый клерк это заметил и поглядел на нас скептически.
– Кто такая миссис Фортисквинс и где она живет?
– Это очень респектабельная леди, вдова юриста, – пояснил я. – Она живет на Голден-Сквер.
Собеседник пренебрежительно прищелкнул пальцами.
– Тьфу на вашу миссис Фортисквинс и на Голден-Сквер. Нам нужен титул или, по самой крайности, шикарный адрес в Вест-Энде.
– Быть может, семья поскромнее удовольствуется и такой рекомендацией? – спросила матушка.
– Может, конечно, вы в этом разбираетесь побольше моего, – грубо рявкнул клерк. – Да скромные семьи привередничают так, что куда там самой что ни есть аристократии. – К нашему ужасу, он вырвал из книги и скомкал страницу, где начал записывать ответы моей матушки. – Мы вас не возьмем. Пустой номер.
– Пустой номер? – повторила матушка.
– Вы можете устроиться разве что няней для детей, – добавил клерк. – Для этого вашей миссис Фортисквинс достанет. Но мы такими работниками не занимаемся. Вам нужно обратиться в бюро по найму слуг. А теперь, пожалуйста, на выход.
Когда он отвернулся, я дернул матушку за рукав:
– Мисс Квиллиам, – напомнил я.
– Не получится, – шепнула она.
– Ты обещала, – настаивал я, и она нехотя возвратилась к стойке.
– Нельзя ли кое о чем вас спросить? – начала она. – Я разыскиваю одну мою знакомую, то есть знакомую моего сына – она, вероятно, у вас зарегистрирована. Мисс Квиллиам.
– Припоминаю такое имя. Но что мне с этого будет?
– Прошу прощения?…
– Что мне будет за беспокойство?
– Он хочет денег, – шепнул я.
– Сколько? – тоже шепотом спросила матушка.
– Два шиллинга, – предположил я, раздумывая, стоят ли того эти сведения.
Матушка извлекла из ридикюля монеты и положила на стойку. Клерк, углубившийся в большой том, который лежал рядом, рассеянно их сгреб. Проследив пальцем строчку за строчкой, он наконец произнес:
– Да, фамилию вроде бы я припомнил. Мисс Квиллиам состояла у нас на учете, когда служила в семье сэра Персевала Момпессона с Брук-стрит и из Момпессон-Парка, Хафем. – Он задумчиво устремил взгляд в пространство, и на лице его появилось мечтательное выражение. – Дом самый изысканный. Пока двое юных джентльменов обучались дома, мы отправили туда немало гувернанток. А в последнее время тоже – для юной леди. Ну да, без счета.
– Не скажете ли, на кого она работает сейчас? – прервала матушка его размышления.
– Нет, не могу, – отрывисто отозвался он и нахмурился.
– Посмотрите, будьте добры, – вмешался я.
– Незачем. Больше она у нас не регистрировалась. Месяц или два назад она вернулась сюда и попросила поставить ее на учет, но я не сумел ничем ей помочь.
Мы с матушкой обменялись испуганными взглядами.
– Не понимаю, – проговорила она.
Таинственный многозначительный взгляд клерк дополнил пантомимой: подпер нос сбоку толстым пальцем и выразительно потряс головой.
– Она уволилась без рекомендации.
Это подтверждало слова Генриетты, но неожиданно затруднило наши поиски.
– Раз так, то, по крайней мере, не будете ли вы любезны назвать нам ее нынешний адрес, – попросила матушка.
– Она его не оставила, это было не нужно.
– Но хоть какой-нибудь адрес у вас есть? – спросил я. Клерк неохотно вернулся к засаленной странице большого тома.
– Согласно записи, до переезда в дом сэра Персевала она обитала на Коулман-стрит, дом двадцать шесть. Тоже очень хороший адрес, из лучших в Сити. Но что толку ее теперь там искать. – Клерк захлопнул книгу. – Больше я ничего не могу для вас сделать.
– Вы все время повторяете, что ничем не можете нам помочь, – запротестовал я. – За что же вы взяли два шиллинга?
– Ступайте прочь, – угрожающе буркнул клерк. – Люди ждут своей очереди.
Матушка взяла меня за руку, и мы уныло отправились восвояси.
– Почему он вел себя так нелюбезно? – спросила матушка.
– Потому что он скотина, – крикнул я.
– Джонни, – немного помолчав, спросила матушка, – как ты думаешь, если бы мне предложили место, имели бы мы право сослаться на миссис Фортисквинс?
Теперь у меня было время подумать, и я ответил:
– Мне кажется, мама, было бы небезопасно выдать ей, где мы находимся.
Она согласилась, и мы пошли дальше. Когда мы добрались к себе и пообедали, матушка надела шляпку и отправилась по своим таинственным делам.
Ожидая ее, я, чтобы себя развлечь, стал просматривать одну из своих любимых книг (она не досталась ворам, потому что я нес ее с собой), но картинки, казавшиеся в Мелторпе такими интересными, выглядели сейчас удивительно скучно. Возможно, причина заключалась в том, что я наконец попал в Лондон и, следовательно, на каждом шагу меня подстерегали приключения, хотя, если это было так, то дом и улица, где я находился, не оправдывали как будто ожиданий. Я захлопнул книгу, подсел к окну и стал наблюдать, как в вечернем небе садилось солнце, как медленно поворачивались колпаки труб, как прыгали воробьи в канаве у домов напротив.
Наконец я услышал, как внизу зазвенел колокольчик и Дженни пошла открывать дверь. У двери послышались легкие шаги, матушка вошла, и я тут же понял: случилось что-то, глубоко ее взволновавшее. Она сняла шляпку и устремила на меня невидящий взгляд, ничего не сказавший мне о том, случилось доброе или плохое. Матушка выглядела возбужденной, словно преисполнилась непредвиденных надежд, но в то же время грустной, словно на нее легла темная тень прошлого. Когда я заговорил с ней, она внезапно отвела глаза и отозвалась далеко не сразу. Пока мы ужинали хлебом и сыром (матушка принесла их с собой), мне стоило немалого труда сдержать свое обещание и не пуститься в расспросы.
