Текст книги "Квинканкс. Том 2"

Автор книги: Чарльз Паллисер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

– Да, – подтвердила миссис Дигвид. – Плохие были времена. Хуже некуда, если начистоту.

– И тогда вы двинулись на север? – подсказал я.

– Верно, – кивнула миссис Дигвид. – Тот самый… ну, приятель Джорджа обмолвился насчет работы – есть, дескать, поблизости от вашей деревни. И вот мы отправились втроем – мы с Джорджем и Джоуи. Оставили… оставили…

Она умолкла, и ее супруг продолжил:

– Мы оставили здесь других наших детей.

Других детей! Неужто теперь они промолчат про Салли, о которой, как я вспомнил, миссис Дигвид упоминала в доме матушки; именно ее, Салли, я видел в окружении Барни.

– Но на новом месте, – возобновила рассказ миссис Дигвид, – никакой работы ни для меня, ни для Джоуи не нашлось, и потому мы перебрались в Стонитон. Там до меня дошла весть о болезни детей – и мы с Джоуи спешно пустились назад. В ту пору и очутились у вашей матушки.

– Случайно? – обронил я.

Миссис Дигвид взглянула на меня с таким неподдельным изумлением, что я невольно поежился при мысли, что оно притворно:

– Конечно. Я о вас до того ничего не знала. А когда вернулась сюда…

Голос у нее задрожал, и она замолчала.

Мистер Дигвид, бережно коснувшись руки супруги, закончил:

– Когда вернулась – надеяться было не на что. Они умерли спустя неделю.

То есть, по их словам, Джоуи – единственный оставшийся у них ребенок. Салли они упорно обходят молчанием! Сомнений в этом у меня не было. Опять-таки из нежелания допустить, что она была в компании Барни. Что еще они скрывают? Надо дать им шанс признать свою связь с Барни.

Не спуская с супругов глаз, я небрежно спросил:

– А вам известно, что вы с Джоуи были в доме у матушки не единственными посетителями из Лондона? Что незадолго до этого у нас побывал взломщик?

Мои вопросы поразили их будто громом: все трое, забыв о еде, уставились в пол.

– Да, и я видел взломщика, – добавил я.

Никто из них не шевельнулся и не проронил ни слова.

– Вы не хотите, чтобы я описал, как он выглядел?

Ответом мне было молчание. Наконец миссис Дигвид нерешительно произнесла:

– И что же, как он выглядел, мастер Джонни?

Я описал внешность Барни так подробно, как только мог. Реакции ни малейшей не последовало. Я был уверен: они знают, что взломщиком был Барни. Но почему они это утаивают? Возможно, не представляли себе, что я узнал Барни и обнаружил его связь с ними.

Мистер Дигвид и Джоуи в ту ночь спать не ложились, а занялись подготовкой очередной таинственной отлучки – и покинули дом часа через два после полуночи. Я слышал, как они уходили, поскольку улегся в постель пораньше: мне было о чем поразмыслить, и я долго не мог сомкнуть глаз, прикидывая, что же мне делать. Если Дигвиды состоят в платном услужении у Момпессонов, тогда я наверняка в безопасности, хотя их связь с Барни очень меня тревожила, а еще больше – их упорное нежелание в этом сознаться. Придется оставаться на месте и ждать, как проявит себя неведомая рука, управляющая моей судьбой.

Глава 85

Наутро я заспался, а проснувшись, увидел, что мистер Дигвид и Джоуи еще не вернулись. Против обыкновения они уже сильно запаздывали, и миссис Дигвид начинала волноваться. Я разделял ее беспокойство, хотя толком и не понимал, о чем, собственно, мне тревожиться, и к десяти часам оба мы готовы были впасть в панику.

Внезапно входная дверь распахнулась, и в проеме сначала показался крючок мистера Дигвида, а потом, когда он сам кое-как втиснулся боком, мы с ужасом осознали, что столь странная повадка вызвана тем, что другой рукой он поддерживал сына, который едва стоял на ногах. Джоуи был бледен, трясся, а по его сапогу текла кровь. Едва я успел это отметить, как в ноздри мне ударило жуткое зловоние, наполнившее всю крохотную комнатку.

Джоуи – не без моей помощи – препроводили в кресло. Миссис Дигвид осторожно сняла с него сапоги и чулки: под завернутой штаниной, чуть выше правого колена, обнаружилась глубокая рана.

Мистер Дигвид, сбросив с себя на заднем дворе непромокаемую накидку, поспешил в больницу, а я бросился помогать его супруге – снять с Джоуи грязную одежду, промыть рану и перенести его наверх.

Явившийся студент-медик наложил на рану компресс и перевязал ее, пустил пациенту кровь, одобрил принятые нами меры и, уже внизу, пряча в карман свой гонорар, заявил:

– Если рана не загноится, то все обойдется. Иначе – пошлите за мной снова. Пусть несколько деньков отлежится, и недельку-другую подержите его дома.

После ухода медика миссис Дигвид принялась готовить для сына, которого боль заметно донимала, снотворный отвар, а мистер Дигвид занялся на заднем дворе чисткой накидок.

Я вышел ему помочь. Он был еще менее обычного настроен на разговор, и какое-то время мы работали молча.

– Мистер Дигвид, – прервал я паузу, – в ближайшие две недели вам понадобится помощь, не так ли? Прошу вас, возьмите меня вместо Джоуи.

Он энергично затряс головой:

– Нет-нет, ни за что!

– Но почему же? – настаивал я.

– Эта работа не всякому годится.

– Но, – возразил я наугад, – без помощника вам с ней наверняка трудно справиться?

– Трудно? – воззрившись на меня, воскликнул мистер Дигвид. – Да в одиночку с ней никак не справиться!

– И как же вы думаете обходиться?

Он с мрачным видом покачал головой. Мы долго мыли сапоги под насосом, потом он вдруг произнес:

– Поглядим, что старуха скажет. Отложим до завтра.

Ночью Джоуи спал хорошо, и на следующее утро никаких признаков воспаления на ране не обнаружилось. Его родители приободрились, и за завтраком я объявил:

– Миссис Дигвид, пока Джоуи не поправится, я тоже хочу работать со стоками!

– Вот так так, – охнула миссис Дигвид. – Выходит, вы давно знаете, чем они занимаются?

Я пояснил, что мне припомнились слова, сказанные ею в Мелторпе.

– Тогда вы должны знать, какая там грязь и как там опасно. Нет-нет, сыну джентльмена это совсем не к лицу, мастер Джонни.

Их пугает опасность, прикинул я, потому как им платят за мою целость и сохранность. Я решил не отступаться; миссис Дигвид долго упорствовала, но потом, видя мою непреклонность, нехотя дала согласие.

– Ладно, – одобрительно заключил мистер Дигвид. – Росточком вы невелики, так что в самый раз.– (Я был и вправду не выше Джоуи, но это замечание меня озадачило.) – К полуночи будет отлив, вечером отправимся.

Весь день я провел как на иголках и с трудом дождался назначенного часа. Мистер Дигвид помог мне натянуть сапоги Джоуи и облачиться в непромокаемую накидку, а также научил, как пользоваться фонарем и обращаться с задвижками.

Когда мы двинулись в путь, уже почти стемнело. К моему удивлению, направились мы не в сторону реки, а к Бишопс-гейт. В этом районе было множество мелких мастерских – в основном швейных. Заглядывая на ходу в окна, я видел портных, сидевших на полу по-турецки и работавших при свете свечи. Неудивительно, что многие из них теряют зрение, подумал я и вспомнил, как в детстве воображал себе слепого крота, который кроил жилетку для мистера Пимлотта.

Мы свернули на Дорсет-стрит, немного прошли дальше и остановились. Я растерянно огляделся, но в почти полной темноте, окружавшей нас в этом неосвещенном уголке, увидел только тихую боковую улочку, единственной достопримечательностью которой был старый кирпичный кулверт самого обычного для тех времен вида, когда даже в фешенебельных районах столицы на каждом шагу встречались сточные трубы и дренажные канавы.

Пока мистер Дигвид зажигал фонари, я перегнулся через низкий крошащийся парапет: на выложенном кирпичом дне кулверта сочилась вода. Чуть дальше виднелся сводчатый проход, загражденный железной решеткой.

Мистер Дигвид велел мне быть наготове, чтобы последовать за ним и точно выполнять все его указания. Он осмотрелся по сторонам и, убедившись, что улочка пуста, вдруг перепрыгнул через парапет, уцепился своим крючком за верхнее из железных колец, вбитых в кирпичную кладку, перебрался с их помощью ниже и плюхнулся сапогами в протекавшую по дну воду. Ошеломленный, я проделал вслед за ним то же самое, и, разбрызгивая воду, мы двинулись к сводчатому проходу.

При свете фонарей выяснилось, что железная решетка, казавшаяся сверху неодолимым препятствием, на самом деле насквозь проржавела и преградой служить никак не могла. Мой спутник потянул ее на себя и протиснулся в щель, я без малейшего труда последовал за ним. Внутри туннеля в ноздри мне шибануло таким зловонием, что я начал хватать воздух ртом.

Голова у меня закружилась, в ушах зашумело, ноги подкосились – и я был уверен, что вот-вот потеряю сознание, но понемногу пришел в себя, страх и дурноту удалось преодолеть, и я почувствовал, что могу двигаться. С фонарем в руке мистер Дигвид проворно шагал впереди меня по руслу нечистого потока, то и дело оглядываясь, чтобы узнать, не отстал ли я.

Остановившись, он дал мне себя нагнать и взглянул на меня вопросительно. Я с вымученной улыбкой закивал в ответ, а он крикнул мне в самое ухо:

– Сток удачный. Но надо прибавить шагу, а то запашок больно того…

Я кивнул, и мы зашагали дальше. Внезапно мистер Дигвид свернул в боковой, более низкий туннель. Из-за тесноты нам пришлось согнуться, что затруднило продвижение, к тому же уровень воды под ногами поднялся; скорость потока возросла и усилившийся шум сделал разговор невозможным.

Через несколько ярдов туннель раздвоился, и мистер Дигвид избрал одно ответвление с такой уверенностью, словно прогуливался в окрестностях собственного дома. Наш путь ощутимо шел под уклон; ноги разъезжались по мягкому илу, и ничего не стоило поскользнуться. Вдобавок вонь сделалась почти непереносимой.

Мы продолжали идти – как долго, не могу сказать: судить о пройденном расстоянии и четко отмерять время было делом немыслимым, поскольку каждый миг нес с собой новые ощущения и новые страхи. И впрямь: здесь, в непроглядной тьме, слыша непрерывный шум воды, который мешался с гулом крови в ушах, я переставал понимать, где я – это я, а где я – совсем не я. Притрагиваясь рукой к шершавым стенам, я не всегда различал, что это – мои застывшие пальцы или холодный камень. Помимо воли мне представлялся давивший на нас сверху чудовищный груз земли и города с множеством зданий и мощеных улиц; это внушало мне такой безоглядный ужас, что я не в силах был думать ни о чем другом.

Мне многое теперь сделалось ясно, однако я все еще недоумевал относительно цели нашего похода, пока мистер Дигвид вдруг не остановился, чтобы подождать, когда я подойду ближе. Затем он наклонился – вернее, скрючился в три погибели, поскольку мы и без того горбились дальше некуда, – и, опустив фонарь, указал мне на то, что следовало рассмотреть пристальней.

Я тоже наклонился и заметил небольшой предмет, который торчал из раскрошенного между двумя камнями известкового раствора. Он блеснул в свете луча, и я увидел, что это монета. Мой спутник поднял ее и показал мне: это оказался шиллинг, который он сунул в кожаную сумку, висевшую у него на плече.

Итак, деньги лежали здесь под ногами у каждого, кто только не поленился бы их поискать! Я не мог взять в толк, какие причины, кроме омерзительной вони, этому препятствовали.

Мы миновали ряд туннелей самого разного вида и устройства; очевидно, это было вызвано тем, что сооружались они во времена, далеко друг от друга отстоявшие. Иные туннели относились к Средним векам, хотя большая часть строилась в период реконструкции города после Большого Пожара; расширение пригородов превратило его в современную столицу, и потому их возраст насчитывал сто-сто пятьдесят лет. Сооружались они разными методами, под разными углами, различными были и почвенные условия – и потому они мало сходствовали между собой.

Я шел вслед за своим спутником, и нам – хотя мы оба были невысокого роста, а я еще попросту не успел вырасти – приходилось пригибаться; от этого шея и ноги отчаянно ныли. Мистер Дигвид внимательно смотрел себе под ноги – и раза два наклонялся за монетой.

Многие из туннелей по форме напоминали внутренность яйца, с закругленным полом и потолком; наиболее просторные, построенные в Средние века, были шире и ровнее и имели посередине глубокую канаву, по краям которой вела узкая дорожка. Здесь шум воды почти что оглушал, хотя в других местах она струилась еле слышно, а кое-где дно покрывал только ил, вязкий или засохший.

– И это так легко достается? – спросил я своего наставника, когда мы шли по безводному туннелю, где могли слышать друг друга.

– Господь с вами! – воскликнул мистер Дигвид. – Всего-то нашел пока вот шиллинг и несколько медяков.

– Но мы же совсем недолго ищем.

– А сколько, по-вашему?

– Не знаю. Часы вы взяли с собой?

Мистер Дигвид рассмеялся:

– Часам здесь долго не выдержать.

– Полчаса мы пробыли? – предположил я.

Мистер Дигвид помотал головой:

– Часа два, пожалуй. Нет, много мы тут не наберем. Надо спуститься туда, где ил наслаивается – туда все вода и уносит. Но пробыть там мы сможем примерно час, не больше.

Я хотел попросить, чтобы он мне это разъяснил, как вдруг заметил темную тень, проворно шмыгнувшую под ногами, подальше от света фонаря. Потом другую. И еще одну. С ужасом я догадался, что это такое может быть, но меня смущала их величина.

Видя мой испуг, мистер Дигвид сказал:

– Да, это крысы.

– Такие огромные?

– Бурые крысы. Домашние – они другие.

– А они опасны? – воскликнул я.

Мистер Дигвид рассмеялся:

– Лучше остерегаться. Укус у них ядовитый. Но на человека они обычно не бросаются. Если только он не порезался. Чуют запах крови на расстоянии.

Я с трудом сглотнул комок в горле, стараясь побороть панику, вызванную мыслью об острых как ножи ядовитых зубах. Но если Джоуи сумел совладать со страхом, то я должен выказать не меньшую храбрость.

Мы продолжали идти вперед, и теперь я отчетливо ощущал, что мы постоянно движемся под уклон. Я установил, что наиболее глубокие туннели были, как правило, и самыми древними, в них хуже всего пахло, и там всюду подстерегали предательские ловушки: кирпичная кладка узких дорожек по бокам во многих местах сделалась от времени податливой и легко крошилась под подошвами, так что поверхность пола была изрыта глубокими выбоинами, где ничего не стоило споткнуться. А потерять равновесие здесь, где поток был глубокий и быстрый, было равносильно неминуемой ужасной гибели.

Мало-помалу я начал ощущать другой запах, отличавшийся от едкого серного зловония, к которому уже кое-как принюхался, и скоро понял, что этот запах исходит от реки – давний тяжелый запах, напомнивший мне стоячие пруды, которые меня так завораживали в детстве. Теперь различные проходы раздались в ширину, наподобие речных потоков близ устья, и вода текла посередине, оставляя по краям завалы ила и грязи. Свет фонаря уже не отражался от влажных стен, а растворялся в открывшемся впереди непроницаемом мраке.

– Здесь можно задержаться, только пока отлив, – объяснил мистер Дигвид. – И не дольше.

Так вот почему для работы выбирались именно эти часы!

– Волной заливает низко расположенные туннели, – продолжал мистер Дигвид. – Бывает, и не ждешь. Многие здесь угодили в ловушку – и все потому, что за временем не следили. С отливом тоже может не поздоровиться.

Мы взялись за работу, и вскоре я понял, почему в одиночку тут было не справиться: в отличие от участков, расположенных выше, здесь, в обширных зловонных топях, где канализационная система соприкасалась с Темзой, орудовать приходилось иначе. Если на достаточно покатой поверхности все отбросы смывались непрерывным течением и монеты застревали в щелях и трещинах, то здесь, напротив, постоянное действие отлива нагромождало слои процеженного грязного ила. И тут – на осыпающемся кирпичном поддоне, покрытом скользкой мерзостью, где кувырнуться было легче легкого, – мы и должны были трудиться в полной темноте, со всей возможной поспешностью.

Мистер Дигвид показал, в чем состоят мои обязанности: нужно было держать фонарь, пока он разгребал ровно отглаженные наслоения вязких отбросов, похожие на песчаную отмель в час отлива. Теперь он орудовал граблями, процеживая грязь через сито и временами выуживая из нее монету. Иногда он принимался тыкать в тот или другой холмик, а я должен был направлять фонарь согласно его указаниям. Подцепив какой-нибудь предмет – обломок ржавого металла, жестяную табакерку, ложку, – он отбрасывал его в сторону. Меня поразила зоркость, с какой мистер Дигвид замечал монеты и прочие штуки, моему зрению недоступные; со стороны это казалось делом простым, но он, надо полагать, обладал особой сноровкой, которой я был лишен начисто, хотя у меня было два глаза, а не один.

Работа была тяжкой и малоприятной. Вода вилась водоворотами вокруг наших ног, а когда мы переходили через русло на другую сторону, достигала колен; часто мимо нас проплывали дохлые кошки, собаки, крысы и всякая прочая гадость. Было очень сыро и зябко, скрюченная поза доставляла большие неудобства и даже боль. А помимо всего этого, невероятно досаждала жуткая вонь.

Отдавая мистеру Дигвиду безусловное первенство в отыскании монет и других находок, похороненных в тине, я был очень доволен собой, когда заметил торчавший немного поодаль металлический предмет, который явно ускользнул от его внимания. Я указал на него, мистер Дигвид кивнул и улыбнулся, как бы давая понять, что видел его и сам, однако на мое предложение его подобрать отрицательно мотнул головой со словами:

– Ил слишком глубокий.

Я выразил недоумение, поскольку это место по виду ничем не отличалось от других, и сделал шаг вперед, но мистер Дигвид удержал меня своим крючком.

– Тут совсем не то, что раньше, – сказал он и, наклонившись, ткнул в тину граблями, которые, к моему удивлению, погрузились на несколько футов. Мистер Дигвид улыбнулся: – Кирпичная кладка тут осела. Гляньте, непрочная, как имбирный пряник. А еще под ней пустоты. Туда просачивается ил, и потому кажется, будто она крепкая.

Я со страхом подумал, с какой легкостью мог угодить в ловушку.

– М-да, – веско заключил мистер Дигвид. – Тут всякий раз приходится в оба глядеть.

Далее он пояснил, что даже в наиболее глубоких проходах земля трескается и оседает, и потому вся сеть канализационных стоков медленно всасывается топкой глинистой почвой Лондона. И даже здесь, где, по моим представлениям, опускаться было ниже некуда, земля уходила у нас из-под ног.

Скоро, помимо холода и крайней усталости, меня начал мучить голод. Я понятия не имел, как долго мы тут пробыли – несколько часов или целую ночь, но припасов мы с собой не взяли, и я догадывался почему: от одной мысли о еде к горлу подступала тошнота.

Мистер Дигвид, очевидно, догадался о том, что у меня на уме, и сказал:

– До прилива еще далеко, но я вижу, вы притомились, и потому сейчас пойдем наружу.

Я был рад это услышать, и мы повернули обратно, пробираясь к туннелям, расположенным выше. Но внезапно, не успели мы вступить в какой-то новый проход, пламя в наших фонарях сникло и задрожало, словно от нехватки воздуха.

Мистер Дигвид, шедший впереди, оборотился и спокойно заметил:

– Газ. Придется возвращаться.

Я глядел на него в отчаянии: мне тотчас же вспомнилось все, что я слышал и читал об угольных шахтах.

– Взорвемся?

– Нет, это просто удушливый газ. Но если кто его не почует – может задохнуться.

Меня охватила слепая паника. Погибнуть в этой тьме! Умереть от удушья! И тело твое захлестнут эти гнусные воды!

– Газ иногда настигает врасплох. Вдохнешь его – и тебе конец.

– А как этого избежать?

– Быть начеку, и все тут.

Мы продолжали свой путь по главному туннелю, где уже были раньше, но вскоре пламя в наших фонарях вновь стало опадать и сникло почти совсем.

Мистер Дигвид остановился:

– Придется вернуться. Следите, чтобы фонарь не погас, а то зажечь его будет непросто.

На обратном пути мне живо представилось, насколько ужасно было бы оказаться здесь без света. Я бы ни за что не смог выбраться отсюда на свет божий, а сумел бы найти выход из этого лабиринта человек опытный, вроде моего спутника? По спине у меня пробежала дрожь, когда я представил себе, как на ощупь пробираюсь по скользкому краю канавы, наполненной водой.

Пламя в наших фонарях не однажды готово было вот-вот угаснуть, когда мы, к немалому моему удивлению, вновь направились на самый нижний уровень, но попали туда, избежав дальнейшей опасности. Теперь мы двигались вдоль широкого рва, понемногу уводившего вниз, и я начал тревожиться, не углубляемся ли мы все дальше в систему стоков. Однако по мере увеличения числа прилегавших туннелей скважина нашего делалась все обширнее, пока не достигла высоты двойного человеческого роста. Еще немного – и непроницаемая тьма впереди едва заметно посветлела, а потом превратилась наконец в круг слабого света.

Мы оказались возле устья одного из главных стоков, где канализационные воды вливались в реку. В те времена многие решетки, поставленные с целью оградить туннели от посторонних, настолько проржавели, что ни малейшего препятствия собой не представляли. Из-за отсутствия существующих ныне затворов мы без труда спустились по кирпичной кладке на илистую береговую полосу, к которой подступал прилив, а потом выбрались наружу в конце Нортумберленд-стрит – в близком, что не могло не показаться мне странным, соседстве от дома моего дедушки.

Странно было очутиться на поверхности земли – в совершенно другой части столицы – и увидеть залитый бледным светом край неба. Когда мы дошагали до дома и совершили положенный ритуал – избавились от своего облачения и отмылись под насосом во дворе, – я едва мог пошевелить языком от усталости и потому не задал ни одного из множества вопросов, вертевшихся у меня в голове.

Миссис Дигвид встретила меня с тревожной улыбкой:

– Ну и как?

Вместо ответа я сумел только кивнуть и выдавить на губах некое подобие улыбки.

– Молодцом, – отметил мистер Дигвид.

Гордый этим посвящением в профессионалы, я поднялся наверх и улегся рядом со спящим Джоуи. Через мгновение меня сморил глубокий сон.

Наутро, за поздним завтраком, мне удалось разговорить мистера Дигвида, и он, с небывалой для него словоохотливостью, поведал мне о своем занятии.

– Многим невдомек, – с подъемом рассуждал он, – что основные стоки тянутся на добрые две сотни миль и выпусков в реку тоже почти две сотни. И есть еще пятнадцать сотен миль туннелей окружных и частных, куда можно забраться. Хотя в иных – два фута высотой – и повернуться негде.

– А как быть с запахом? – спросил я.

– Его почти и не чуешь. Кое-кто даже считает его полезным; говорят, будто тошеры по сто лет живут. Есть, конечно, и малоприятное, вроде кровяных стоков под Ньюмаркетом или Смитфилдом. Это, правда, получше, чем сахарные заводы – сахар спускают туда паром. – Он поморщился. – И еще надо остерегаться мыльных фабрик. И всяко подальше держаться от свинцовых заводов.

Узнал я и о других опасностях: могло обрушиться перекрытие (именно от этого и пострадал Джоуи); бывало, что проваливался пол (если один туннель сооружался под другим); из-за сильного ливня неожиданно поднимался уровень воды.

– А тут еще и прилив, – добавил мистер Дигвид. – Всегда может застать врасплох. В двадцати футах от берега все заливает.

Я твердо решил не отступать. И на следующий день – вернее, на следующую ночь – мы с мистером Дигвидом отправились в поход снова. Так продолжалось все три недели, пока Джоуи выздоравливал, а я неизменно сопровождал его отца в подземных экспедициях.

С приобретением опыта я все больше начинал удивляться тому, что мог считать это занятие легким способом заработка. И на второй неделе впервые получил прямые доказательства риска, с ним связанного. В одном из боковых наклонных туннелей где-то под Блэкфрайерз под большим наносом ила угадывалась какая-то масса.

Мистер Дигвид нахмурился:

– Это, похоже, павший, как у нас говаривали в армии.

Когда мы подошли ближе, он с помощью грабелек пододвинул эту массу к нам, и мы смогли убедиться собственными глазами, что это был труп человека.

– Бедняга, – проговорил мистер Дигвид. – Надо взглянуть, узнаю ли я его в лицо. Если оно сохранилось.

Он кое-как перевернул тело и наклонил фонарь к обескровленному лицу.

– Нет. Он не из наших.

– Мы оставим его здесь? – спросил я.

– Придется. Больно долго тащить его наверх. Мы поступаем так только с членами Общества. Кое-кто и добычу у него заберет, и даже шмотье снимет, но я не таковский.

– А что с ним станется?

– Из этого туннеля есть ход в другой – без решетки возле устья, так что течение унесет его в реку. Вернее, то, что крысы от него оставят.

От этих слов меня замутило, но мистер Дигвид, ничего не заметив, продолжал:

– А там, скорее всего, труп попадется тому, кто по реке рыщет. Все стоящее ему достанется, потому и не надо покойника трогать, зачем же отбивать чужой хлеб.

– Как, по-вашему, он сюда попал?

– Должно быть, пустился на поиски без проводника. Или сам провалился, или его зашвырнули в кулверт. Всякое бывает.

Мне вспомнилась угроза Избистера швырнуть меня во Флит-Дитч, и я спросил:

– Часто вам такое встречается?

– Когда как. Взрослые – реже, обычно младенцы.

На обратном пути мы подошли к месту, где у нас над головами через каждые несколько ярдов виднелись смутные огни. Мне почудился стук лошадиных копыт и грохот карет, однако я приписал это шуму бегущей воды, но потом понял, что за этими решетками на самом деле улица, по которой движется транспорт и идут пешеходы. Удивительно было находиться здесь, всего на несколько футов ниже привычного мира, в темноте и зловонии полного опасностей подземного царства.

В этот миг послышался странный шум – глухие ритмические удары.

– Гроза! – воскликнул мистер Дигвид. – Хорошо, что мы неглубоко.

Мы поспешно выбрались наружу, и тогда он пояснил мне, что при угрозе ливня чистильщики канализации, нанимаемые приходским советом, оповещают своих собратьев, которые могут находиться под землей, звяканьем металлических крышек канализационных люков.

Мистер Дигвид сообщил мне, что тошеры и чистильщики канализации настроены к нам враждебно: они считают нас захватчиками, посягающими на их владения с целью воспользоваться чужими трудами, хотя тех мест, где мы работали, они как раз избегали, полагая их слишком опасными. Он предупредил меня, что при случайной встрече внизу на нас могут напасть. Однако среди тошеров верх брал дух братства, и наиболее опытные из них ревниво оберегали доступ в свое Общество.

Я убедился в этом спустя несколько дней, когда, продвигаясь по длинному туннелю, мы увидели далеко впереди приближавшиеся к нам огни. Мистер Дигвид успокоил меня, что это подземные старатели – такие же, как и мы. Остановившись, мы обменялись приветствиями.

– Под Феттер-лейн, в конце Флит-стрит, плохой газ, – доложил один из встречных.

– А как перекрытие под Чансери-лейн? – поинтересовался мистер Дигвид.

– Без понятия. Я туда уже которую неделю не заглядываю. После случая с Джемом обхожу стороной.

Мы двинулись дальше.

За эти недели я уяснил себе секрет подземного старательства: надо охватывать возможно большую площадь в самых многообещающих верхних туннелях; проникать в нижние сразу после отлива, когда это становилось безопасным, задерживаться там, насколько позволит осторожность. Основы данного искусства сводились к пониманию того, когда без риска можно проникнуть в различные ответвления канализационной системы; как долго оставаться там, не пренебрегая осмотрительностью; какие участки избирать как наиболее выгодные, с учетом многих факторов – часа отлива, недавней погоды, времени года. В отыскании лучших мест присутствовал и элемент соперничества, хотя, как я уже сказал, среди старателей торжествовал дух сотрудничества и взаимопомощи. Чужакам, однако, никакого содействия не оказывалось, а ввиду того, что это ремесло, сопряженное с бесчисленными опасностями, требовало немалой искушенности, профессия передавалась от отца к сыну иногда из поколения в поколение. Мистер Дигвид объяснил, что начаткам мастерства его обучил некий старик по имени Барт, которому он за много лет до того оказал какую-то услугу. От него он перенял главные навыки: как нужным образом с первого раза оценить характер почвы, как ориентироваться в хитросплетении туннелей и тотчас «прочитывать» происходящие там перемены, от чего зависел не только успех предприятия, но и сама жизнь; я на собственном опыте мог удостовериться, что система столь же непредсказуема и коварна, как морская стихия.

Гордясь своими познаниями, мистер Дигвид все же нередко сетовал – в особенности по возвращении из паба, что нынешнее его занятие недостойно талантов ремесленника, которыми он некогда славился.

Когда спустя три недели стало ясно, что Джоуи почти совсем поправился, я задался вопросом, сочтет ли мистер Дигвид нужным по-прежнему брать меня с собой в подземные экспедиции. Мысль до конца жизни заниматься этой работой меня отвращала, но другого способа добывать себе кусок хлеба я не видел: образование я получил самое скудное, а без капитала и в отсутствие влиятельных друзей нечего было и надеяться получить профессию, приличествующую джентльмену. Однако, подумалось мне, те неизвестные мне лица, оплатившие Дигвидам мое спасение и мое содержание, рано или поздно – на беду или на счастье – наверняка объявятся, а до тех пор мне следует воспользоваться этим занятием как временной мерой. Оно имело и свои привлекательные стороны: конечно, я питал отвращение к грязи и запустению клоаки, но меня странным образом увлекала работа под землей, подлаживание своего времени к таинственным набегам приливов, ночные труды и дневной сон, знакомство с убежищами самых несчастных и обездоленных. В потаенных подземельях я чувствовал себя в полной безопасности, не страшась врагов, а кроме того, сам зарабатывал себе на жизнь; однако мною двигало и еще одно соображение, о котором тогда я имел лишь смутное понятие.

Однажды вечером в середине мая Джоуи объявил, что намерен завтра же отправиться в поход, и, невзирая на протесты миссис Дигвид, его отец дал на это согласие.

– Это означает, что я уже не нужен? – спросил я.

– А разве вы не против? – возразил мистер Дигвид.

Я слегка заколебался с ответом, и Джоуи это подметил.

– По мне, так это вам не больно подходит! – съязвил он.

– Придержи язык, – прикрикнула на него миссис Дигвид.

– Пусть не навсегда, но пока что меня это устраивает, – ответил я.

Мистер Дигвид одобрительно кивнул:

– Втроем куда надежнее.

– Все же, – осторожно вставила миссис Дигвид, – не очень-то правильно таким, как вы, зарабатывать на жизнь этим способом.

Джоуи взглянул на меня с усмешкой, в которой мне почудилась издевка.

– Как мы решим с деньгами? – спросил я.

Мистер Дигвид посмотрел на жену:

– Вот как мы подсчитали. Разделим наш заработок на пять частей. Вам с Джоуи причитается по одной, а я забираю остаток. С вас – восемь шиллингов за жилье и питание, вместе со стиркой.