Текст книги "Квинканкс. Том 2"
Автор книги: Чарльз Паллисер
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Скотину погоняли к Смитфилду в сопровождении собак гуртовщики с длинными кнутами: однажды дорогу нам преградили коровы, которые разбрелись по проезжей части, словно затеяли бунт против своей судьбы, и мне припомнились неуклюжие животные, сгрудившиеся как-то на фермерской дорожке за нашей садовой калиткой в ту пору, когда я был еще ребенком.
Однажды позади нас возникла почтовая карета, и ее сторож подал нам сигнал освободить дорогу, с переливами протрубив в пронзительный рожок. И я в глупом порыве – будучи, наверное, не в себе от истощения и перевозбужденности – вскочил с места в нашей колыхавшейся с боку на бок колымаге и, пока мистер Дигвид и Джоуи удерживали меня за ноги, махал руками и выкрикивал приветствия. Карета величаво пронеслась мимо, но я успел разглядеть усталые лица пассажиров, сидевших снаружи: одни спали, Уронив головы на плечи соседей, другие смотрели на меня с хмурым безразличием, а я громко расхохотался оттого, что кто-то способен сохранять угрюмость на заре нового дня.
Все вокруг вызывало у меня интерес и восторг. И почему это вдруг обнаружилось, что по щекам у меня текут слезы – и лицо приходится прикрывать рукавом? Сначала мне подумалось, что слезы льются от радости – свобода свалилась на меня так неожиданно, но на самом деле это сказывалось горе утраты, которую я толком еще не успел осознать, и еще горше плакал я оттого, что не осознавал, насколько она велика.
Хоть я и пытался бодриться, мистер Дигвид заметил, что щеки у меня мокрые, и, растерянно приговаривая: «Ах ты, господи! Ах ты, господи!», вдруг стукнул себя по лбу:
– Да о чем только я думаю?
Порывшись у себя в сюртуке, он извлек из просторного кармана фляжку с горячим кофе и сверток с сэндвичами и стал настойчиво мне их предлагать. При виде этих припасов я ощутил зверский голод и с жадностью набросился на еду.
Пока я уписывал сэндвичи, повозка катила вперед и вперед, а мистер Дигвид, поминутно оглядываясь с козел, подбадривал меня кивками: мол, ешьте сколько захочется, мне не надо ни крошки. Подкрепившись, я вновь воспрял духом и принялся размышлять, куда мы едем и что меня там ожидает. Смущало меня только одно – суровое выражение на лице Джоуи Дигвида: оборачиваясь, чтобы взять сэндвич или сделать глоток из фляжки, он взглядывал на меня в упор с явной и нескрываемой враждебностью.
Миновав Брик-лейн, мы свернули вправо – на Флауэр-энд-Дин-стрит. Чуть дальше, на углу, мистер Дигвид остановился – вблизи чернел остов сгоревшего здания. Он сошел с козел и повел лошадь по узкому проходу в небольшой дворик, образованный пятью-шестью низкими, убогими сооружениями, похожими (несмотря на то, что они были из двух этажей) на домики, которые строятся на задах больших домов.
Одна из дверей при нашем приближении распахнулась, и навстречу нам, широко улыбаясь, поспешила миссис Дигвид.
Я спустился с повозки.
– Как мне вас благодарить? – Пылко ухватив миссис Дигвид за руку, я начал с силой ее трясти.
Миссис Дигвид, вглядевшись в меня, вдруг крепко меня обняла и прижала к груди.
– Да благословит вас Бог! – воскликнула она, но тут же, спохватившись, попросила прощения за фамильярность. Потом схватила снова и начала душить в объятиях. Она шмыгала носом, бормотала что-то невнятное (я сумел разобрать только «Ваша бедная матушка, благослови ее Бог!»), а на глазах у нее блестели слезы. Она вытащила откуда-то из складок платья неимоверных размеров красный носовой платок, промокнула им глаза и так яростно принялась тереть им нос, словно он в чем-то перед ней провинился.
– Моя матушка… – произнес я, но миссис Дигвид меня прервала:
– Я знаю. Не надо ничего говорить.
Мистер Дигвид, благодушно на нас взиравший, произнес:
– Мне, хозяйка, надо вернуть лошадь и повозку. Обещался управиться до половины восьмого, а сейчас, поди, уже восьмой час идет.
– Хорошо, Джордж, – ответила миссис Дигвид, и голос ее слегка дрогнул.
Пока мистер Дигвид и Джоуи разворачивали повозку и собирались в обратный путь, миссис Дигвид повела меня в дом.
Жилище их состояло из двух комнат: одна была на нижнем этаже, который возвышался над землей лишь на пару футов, другая – на верхнем. Переступив порог, я сразу оказался в помещении, служившем, несмотря на тесноту, кухней, гостиной и спальней. При скудости обстановки здесь царили чистота и порядок: от обиталищ бедняков, какие мне Довелось видеть, дом Дигвидов отличался в значительно лучшую сторону. Наверх вела деревянная лестница, за дверью в противоположной от входа стене, во дворике, имелась небольшая прачечная.
Миссис Дигвид усадила меня за столик возле очага и, отступив на шаг, чтобы лучше меня разглядеть, весело сказала:
– Я так и знала, что они справятся.
– Но почему вы это сделали? И каким образом, миссис Дигвид, вам удалось меня найти?
– Потом-потом, – улыбнулась она, словно бы довольная какой-то тайной. – Это долгая история, и Джоуи тоже должен быть под боком, чтобы вставить словечко. Я вижу, вы измотались дальше некуда, возьмемся за главное.
Миссис Дигвид принялась разогревать на огне уже готовый бульон, и я, несмотря на сэндвичи, вновь почувствовал голод. Глотая бульон и жуя толстые ломти хлеба, я не переставал засыпать ее вопросами, однако вместо ответов она только улыбалась и качала головой.
Когда я насытился, миссис Дигвид постелила мне постель на скамье в углу.
Внезапно меня охватила усталость, я улегся, а миссис Дигвид укрыла меня одеялами. Мне вдруг пришло в голову, что я сейчас нахожусь в Спиталфилдзе – той части Лондона, которая каким-то таинственным образом связана с прошлым моей матушки, хотя в ее записях об этом говорилось очень туманно. Я быстро заснул и обрел покой, какого не знал с того дня – не более недели тому назад, когда меня заставили предстать перед канцлерским судом.
Заслышав сквозь сон говор, я открыл глаза: мистер и миссис Дигвиды, вместе с Джоуи, сидели у столика перед очагом в дальнем конце каморки и о чем-то негромко совещались. Мое волнение, связанное с побегом, улеглось и уступило место все возрастающей подозрительности. Минуты две-три я через полусомкнутые веки наблюдал за моими спасителями, прикидывая, стоит ли до конца верить тому, что они вызволили меня из беды, руководствуясь исключительно желанием помочь ближнему, или же благодаря тому, что состоят в головоломном заговоре, против меня направленном. Убедившись, что слов мне не разобрать, я невольно решил: голос они приглушают только для того, чтобы их не подслушали. Что ж, придется выждать и, пока силы мои не восстановятся, попытаться выяснить их действительные побуждения. А пока надо будет придерживать язык, не болтать лишнего и следить – вдруг они проговорятся. В этот миг миссис Дигвид взглянула в мою сторону с таким выражением доброты и озабоченности на лице, что я вмиг позабыл о своей маленькой хитрости и широко открыл глаза.
Миссис Дигвид улыбнулась:
– Давайте-ка идите с нами завтракать. Мы вас заждались.
Обрядившись в одежонку, позаимствованную у Джоуи, я подсел к столику и с аппетитом накинулся на хлеб с селедкой. Жуя, я все-таки не совладал с любопытством и сказал:
– Многого я все же никак не могу понять.
– Все по порядку, – отозвалась миссис Дигвид. – Об этом Джоуи должен порассказать. Так или иначе, а сперва не кто-то, а он вас разыскал.
– Как же вышло, – обратился я к Джоуи, – что ты встретился со мной у того дома на Чаринг-Кросс?
– Ну да, я следил за вами от притона Барни.
– Я так и знал, что кто-то идет за мной по пятам! Значит, упомянув Джоуи, Барни говорил о тебе? – (Говорил о мальчишке, который требовался в ту ночь для какого-то тайного дела. Расскажет ли Джоуи для какого?) – Но зачем? – спросил я вслух.
– Когда я тем вечером туда, к Нарядным Домикам, заявился, – пояснил Джоуи, – Барни велел мне глаз с вас не спускать – на тот случай, если вы вздумаете улизнуть. Вреда, дескать, от этого никакого не будет. Ну, я ничего такого от вас в ту ночь и не ожидал, уснул, а так вышло, что спустя пару часов проснулся – заслышал, как засов лязгнул, когда вы наружу выскочили.
– И все эти два-три дня ходил за мной по пятам?
– Да, – смущенно подтвердил Джоуи.
Так-так, Барни платили за то, чтобы он за мной следил: именно это я и подозревал. Платил, возможно, Сансью – по наущению Клоудиров. После ответа Джоуи возник вопрос о том, что происходило раньше.
– Но каким образом, – спросил я, – мы с тобой оба могли оказаться вместе в обществе Барни?
Наступило молчание, на меня никто не смотрел.
– Случайно, – выдавил из себя Джоуи.
Конечно же он лгал – как, наверное, и его родители. Известно ли им, что не кто иной, как Барни, проник ночью ко мне с матушкой в дом в Мелторпе? Бесспорно, известно. Но понимают ли они, что я это обнаружил и потому уверен: подобное совпадение слишком разительно – а, следовательно, связь между ними и Барни более чем очевидна. Я почти не сомневался, что Барни приходится Джоуи дядюшкой – и, значит, братом кому-то из его родителей. А Салли, разумеется, их дочка. Что ж, надо дать им шанс признаться.
– Каким образом ты связан с Барни? – спросил я, поочередно взглянув всем троим в лицо.
Никто не поднял глаз, а потом родители посмотрели на сына.
– Да так, – проронил Джоуи. – Спутался с ним, и все тут.
Все пристально уставились на свои деревянные тарелки, подготовленные для пудинга.
Выходит, я прав. Кто-то – хотя я и помыслить не мог, кто именно – заплатил им, надо полагать, за то, чтобы меня вызволить и вкрасться ко мне в доверие. Но с какой стати, если Барни в сговоре с Сансью заманил меня в капкан к моим врагам – семейству Портьюсов, вкупе с их пособником Алабастером, – с какой стати Джоуи вместе с его родителями меня освобождать? Неужели мое спасение – простой розыгрыш? Наверняка тут приложили руку Момпессоны! Если нет, то в чьих интересах они действовали, спасая меня от Портьюсов?
– Как вы оказались в таком месте, мастер Джонни? – спросила после паузы миссис Дигвид.
Я подробно описал, как два года тому назад мы с матушкой отправились на Кокс-Сквер на поиски миссис Дигвид, как старик по имени Сэмюел сообщил нам адреса Избистера и Палвертафта и как, хотя мы пошли тогда к первому, я вспомнил адрес Палвертафта и, оказавшись недавно у него, был им послан к Барни.
– Ну, тогда этим все и объясняется! – воскликнула миссис Дигвид. – Старик Сэмюел все перепутал. У него мозги всегда были набекрень. Мой Джордж сроду воровством не занимался.
– Тогда откуда вы знаете Избистера? – спросил я.
– Мы когда-то были соседями, – вставил мистер Дигвид. – И время от времени я нанимаю у него – верней, заимствую – лошадь с повозкой.
Я задумался. В самом деле, Сэмюел мог перепутать Джорджа с Барни, и в этом случае вероятно, он с Дигвидами никак не связан – во всяком случае этого имени он не упоминал, – и совпадение заключалось только в том, что Барни и Дигвиды были друзьями или соседями Сэмюела. Выходит, я попал к Барни из-за ошибки старика. Однако, поскольку мне было известно, что Барни проник в матушкин дом до того, как туда явились Джоуи со своей матерью, подобное объяснение представлялось мне недостаточным. Более того, поведение Дигвидов внушало подозрения: они словно чувствовали за собой какую-то вину.
У меня оставался еще один вопрос, который помог бы определить, лжет Джоуи или нет:
– Почему ты привел меня именно к тому самому дому в Излингтоне?
– Ни к какому тому самому, – буркнул Джоуи, упорно отводя глаза. – Дом я наугад выбрал.
Это, конечно же, было ложью: мне стало ясно, что вся эта история – сплошная выдумка или, в крайнем случае, изобилует массой важнейших пропусков. Но мне подумалось о другом:
– Джоуи, в тот вечер, как раз перед тем, как я сбежал, Барни кое-что у меня украл. Ты не знаешь, что с этими вещами сталось? Они мне очень дороги, хотя ни для кого ни малейшей ценности не имеют.
– Это вы про записную книжку и еще какие-то бумажки, которые он отдал… отдал одной из девчонок?
– Да, ее имя Салли. А разве ты не знаешь, как ее зовут?
Джоуи покраснел и опустил глаза. Его родители выглядели не лучше.
– Угу, точно. Салли. Она мне потом сказала, что у нее их сразу же стащили.
Порвалось последнее звено, которое связывало меня с матушкой.
– Но я еще не сказал, что сделал после, – продолжал Джоуи. – Мне стало стыдно. Помните, мастер Джонни, что я сказал, когда привел вас под крышу, а вы меня так славно поблагодарили?
– Ты спросил, можно ли прийти меня навестить.
– Да, мне хотелось знать, не причинят ли вам какого вреда. А все из-за тех слов, которые вы тогда сказали. Помните, вы сказали им: «Пожалуйста, пожалейте и этого мальчика»? И вот после я все простить себе не мог, что натворил. Барни дал мне пять шиллингов, и от этого мне сделалось еще тошней. Разве правильно ставить подножку тому, у кого монет не больше, чем у меня? То есть забрать у того, кто не знает, куда их девать, и такой лопух, что не умеет их уберечь, – это, по-моему, другое дело.
Последнюю фразу он с вызовом адресовал родителям, которые обменялись многозначительными взглядами.
– Я вернулся к Барни, но ему после случившегося той ночью туго пришлось, и мы кочевали с места на место как загнанные крысы. Я начал мозгами раскидывать и посчитал – может, он и не такой уж лихой, как мне чудилось. Я-то раньше всю дорогу думал, будто он рисковый парень – отчаянная голова, мастак деньги швырять и на закон поплевывает с высокой горки. Ну, короче говоря, решил я с Барни порвать и как-то ночью взял да и сделал ноги – и вот вернулся сюда.
– Слава Тебе, Господи! – произнесла миссис Дигвид.
– И рассказал папаше с мамашей обо всем, что наделал.
– И вот тогда мы дали слово вам помочь, – подхватила миссис Дигвид, – чтобы загладить проступок Джоуи и в память о доброте вашей милой матушки в то Рождество.
– Но если ты выбрал дом, куда меня повел, наугад, – не отставал я от Джоуи, – то почему позднее решил, что я в опасности?
Джоуи залился краской, все трое старались в мою сторону не смотреть. Наконец Джоуи вымолвил:
– А вот когда я сказал Барни о том, что сделал, он был очень доволен. И я сообразил, что вы в опасности.
Жалкая увертка. Я, однако, притворился, что поверил ей, и просил Джоуи рассказывать дальше.
– И вот мы – то есть я и папаша – начали следить за этим домом и днем, и ночью. И неделю-другую спустя услышали на задах дома ваши крики и стук, а слуги нам объяснили, что там держат беднягу – помешанного мальчонку и что никому не велено обращать на него внимание, какой бы шум он ни поднимал. Мы здорово обеспокоились, но как вас оттуда вызволить – не могли придумать. И вот однажды ночью – три-четыре дня тому назад – я сторожил на улице и увидел: подъехала карета, в дом вошли люди, потом вышли обратно, крепко вас удерживая, и втолкнули в карету. Я бежал за ней всю дорогу до Клэптона. Потом вернулся сюда и рассказал мамаше и папаше, куда вас забрали.
– А мы догадались, что это за место, – вмешалась миссис Дигвид, – и нам захотелось вас оттуда вызволить как можно быстрее. Я тогда пару дней провела в ближайшем кабачке, надеясь подружиться со слугами, которые туда забегали промочить горло.
– Моя супружница ловко умеет заводить знакомства, – вставил мистер Дигвид.
– У меня появилась мысль наняться прачкой: все последние годы я на жизнь стиркой зарабатываю. Но мне сказали, ничего не получится – белье они на сторону отправляют. А потом, – миссис Дигвид понизила голос, и лицо ее сделалось серьезным, – два дня назад одна из служанок, с которой я сошлась поближе, пришла и говорит: мол, в доме мертвец и не могу ли я обрядить? Я, конечно, сказала, что могу, и это чистая правда: мне это дело не раз приходилось делать. – Голос ее задрожал, и она немного помолчала. – Девушка отправилась с кем-то переговорить, потом вернулась и сообщила мне, что все устроилось. Но только в тот же день сначала должен был провести дознание коронер. А происходило это в комнате наверху той же самой распивочной. Я туда поднялась и просидела за стенкой. Конечно, я не знала, что это ваш бедный батюшка, но тут же смекнула – вот и способ пробраться в дом.
– Как он умер? – спросил я.
– Он в ту ночь ухитрился высвободиться, – медленно проговорила миссис Дигвид, – разбил бутылку и… – Она запнулась. – Одному из надзирателей велено было сказать, что он не закрепил цепь так, как следовало. Коронер заключил, что надзирателям впредь необходимо обращаться с подопечными построже. Он даже высказал предположение, что надзирателя подкупили.
Роковой соверен! Та самая монета, которую мне вручил Дэниел! А я из лучших побуждений передал ее Стиллингфлиту – в надежде, что она поможет облегчить участь несчастного страдальца. Что ж, так оно и вышло.
Помолчав, миссис Дигвид продолжила:
– А вчера вечером, когда вы вошли, я вас сразу узнала и поняла, что усопший – это ваш отец. Сообразила, как вас пытаются запугать, чтобы с ума свести. И постаралась внушить доктору мысль оставить вас возле гроба на всю ночь.
Мистер Дигвид расхохотался и, кивнув мне, словно желая указать на изобретательность своей супруги, перехватил нить повествования:
– Приходит она ко мне второпях – а уже к полуночи близко! – и велит немедля найти лошадь с повозкой и скакать туда вместе с Джоуи до рассвета. Втолковала мне, что и как делать: я должен был назваться ночному сторожу посланцем от «Уинтерфлада и Кронка». Мы с Джоуи тотчас наладились к Джерри Избистеру, а ему – по счастью – лошадь в ту ночь не требовалась. Но его здорово разобрало любопытство: должно быть, ломал голову, не занялся ли я тоже труповозным ремеслом.
– А ты, собственно, им и занялся, – вставила миссис Дигвид.
– Ну да, сдается мне, что так, – задумчиво проговорил мистер Дигвид, а потом заключил: – Остальное, мастер Джонни, вы знаете.
– Вы спасли мне жизнь, – воскликнул я.
Какими бы мотивами Дигвиды ни руководствовались, отрицать это было невозможно.
Но к чему сводились эти мотивы? Вероятно, к деньгам. По обстановке жилища и скудости завтрака нетрудно было судить об их крайней бедности: значит, кто-то оплатил им наем повозки Избистера.
– Ну, раз уж до этого дошло, мастер Джонни, я не думаю, что вы теперь в полной безопасности, – заявила миссис Дигвид. – Эти люди из дома умалишенных, они ведь по-прежнему хотят вас поймать, разве не так? Джорджа они видели, а много ли в Лондоне похожих на него?
Меня посетила та же мысль, однако больше всего я был поражен искренностью, с какой миссис Дигвид выразила заботу обо мне.
– И к тому же они видели надпись на повозке, – заметил Джоуи.
– Джерри скажет, что ее забрали без его разрешения, – возразил мистер Дигвид.
Дигвиды были правы. Опасность для меня отнюдь не миновала. Хотя до вечера было еще далеко, я уже почувствовал, что валюсь с ног; видя это, миссис Дигвид предложила мне осушить стаканчик горячего поссета с ромом и улечься спать. Поудобнее устраиваясь на лежанке, я услышал, что мистер Дигвид и Джоуи намерены отправиться на какую-то работу. Мне показалось, что час для этого слишком поздний, однако долго раздумывать над этим не пришлось: очень скоро я погрузился в глубокий сон.
Глава 84Хотя задремал я почти сразу, но спал плохо и пробудился очень рано, разбитый и в лихорадке. Слабость помешала мне подняться на ноги; увидев, как я бледен, миссис Дигвид – в доме была она одна и готовилась идти на работу – настояла на том, чтобы я не вставал с постели. Невзирая на мои протесты, она послала соседку к хозяевам, у которой нанялась прачкой, с извинениями, а сама осталась за мной ухаживать. Надо полагать, ей стало ясно – а возиться с больными ей пришлось немало, – что мне очень плохо; последнее, что мне помнится отчетливо, ее суетливые хлопоты, возня с горячим питьем и припарками.
Дальше помню одно: меня томит нестерпимый жар и тут же бросает в ледяной холод, меня преследуют горячечные видения и мучает дикая жажда. Стоило мне очнуться, поблизости неизменно оказывалась добрая миссис Дигвид, которая умело и терпеливо меня нянчила. Сам я, наверное, не вполне отдавал себе в этом отчет, но в предшествующие недели, полные всяческих лишений, силы мои иссякли, и теперь, когда опасность миновала, мой организм надломился. (Как я узнал позднее, ко мне приглашали врача из ближайшей лондонской больницы, который прописал лекарства, по цене Дигвидам явно недоступные, отчего мое убеждение в том, что они получают деньги со стороны, только укрепилось.) Поначалу я лежал в нижней комнате, где было теплее, но на третий день, когда лихорадка уменьшилась и кризис миновал, мистер Дигвид отнес меня наверх и уложил на соломенный матрас – и теперь я спал на полу по соседству с Джоуи. В последние недели я большую часть дня спал, и силы ко мне понемногу возвращались.
Когда же мне стало лучше, на день меня спускали вниз, и я часами просиживал в кресле у кухонного очага. Стоило мне начать обращать внимание на происходившее вокруг, как меня поразил шум в окрестных домах: там день и ночь напролет лаяли собаки, раздавались пьяные возгласы, слышались яростные споры. Такое соседство показалось мне куда хуже, чем Орчард-стрит; позднее я узнал, что и в самом деле эта часть Лондона считалась чуть ли не самой скверной – шутники именовали ее Кухней Джека Кетча. Флауэр-энд-Дин-стрит пользовалась особенно дурной славой; большие старые дома на ней, приходившие в полное запустение, служили притонами для воров – или кого почище. Поскольку домик Дигвидов находился на Диез-Корт и ютился на задах садовых участков этих больших домов, уличная жизнь отстояла от него довольно далеко. Скоро я заметил, что Дигвиды намеренно сторонились соседей, хотя, конечно же, знакомые миссис Дигвид кумушки забегали к ней то за чашкой сахара, то просто немного посидеть, а к Джоуи заглядывали мальчишки. (Визитеры взирали на меня с любопытством, но кто я такой – никому не сообщалось.) Кроме того, мистер Дигвид ежедневно отправлялся в паб – нередко в сопровождении супруги, и, боюсь сознаться в излишней наблюдательности, но оба частенько возвращались домой навеселе.
Больше всего бросалось в глаза долгое отсутствие мистера Дигвида и Джоуи, причем в часы разные и неподходящие. То они снаряжались в путь по утрам, то после обеда или вечером, а иногда Джоуи будил меня, поднимаясь среди ночи. Раза два-три я наблюдал через окошечко, смотревшее во двор, как оба уходили из дома – в высоко натянутых шерстяных чулках, смазанных сапогах до колен, голубых куртках, длинных непромокаемых накидках, которые не походили на свободно сидевшие робы, какие носят матросы, и плотно облегали тело; на головах у них были кожаные зюйдвестки. На ремнях, перекинутых через плечо, они несли мешок, а также большое сито и какое-то орудие с длинной ручкой вроде мотыги или скребка. У каждого имелись короткий нож, палка, грабли за поясом и закрытый фонарь – даже если они уходили и возвращались в дневное время.
Понять их расписание было трудно: дольше шести часов они никогда не отсутствовали и никогда не отлучались в сырую погоду (а походы свои они обычно совершали по субботам и воскресеньям), возвращались неизменно выдохнувшимися, перепачканными с головы до ног. Теперь я припомнил, что по прибытии в наш дом в Мелторпе миссис Дигвид упомянула, что ее муж «работает со стоками» – и мы с матушкой предположили, что речь идет о сборе мусора у реки. Этим можно было заниматься только во время отлива, но оставалось не совсем понятным, для чего требовалось подобное снаряжение.
В скромном жилище поддерживалась неукоснительная чистота – главным образом усердными стараниями миссис Дигвид (муж и сын почти ей не помогали), и потому я не сразу уяснил, какое зловоние сопровождало их при возвращении с работы. Когда я окреп настолько, что мог проводить большую часть дня внизу, то подметил следующее: в какой бы час суток мистер Дигвид и Джоуи ни возвращались, они всегда вступали в дом с черного хода, а однажды я увидел, как предварительно они, сняв с себя непромокаемые накидки и сапоги на заднем дворике, тщательно моют руки и лицо под общим баком с водой. Их одежду и скарб – прежде чем внести все это в дом – чистила чаще всего миссис Дигвид, и я уже потом сообразил, какой омерзительный вид они имели, но вот отчего и почему? Совершив омовение, мистер Дигвид и Джоуи, едва волочившие ноги от усталости, садились слегка перекусить, а потом валились на постель и подолгу отсыпались.
Объясняться они избегали, вместо ответа на мои робкие вопросы смущенно отмалчивались, оттого подозрения мои только росли – тем более что не раз они возвращались пораненными, в особенности Джоуи. Как правило, это бывали легкие царапины или синяки, но примерно каждые полмесяца кого-то из них – обычно Джоуи – рана выводила из строя дня на два. (Не это ли явилось причиной уродства мистера Дигвида?) Была и другая странность: покупались газеты, которые Джоуи – мистер Дигвид читать не умел – сосредоточенно изучал. Не помню, чтобы Салли и Джек питали подобную склонность.
Как бы то ни было, денег семейство добывало совсем немного: всюду виднелись следы бедности. Одежду Дигвиды носили латаную и потрепанную, чай заваривали по два-три раза и кипятили с молоком, ели в основном селедку и хлеб грубого помола для бедняков, изредка на столе появлялись рубленая печенка и кровяной пудинг. Однако плату за жилье вносили еженедельно, как только являлся сборщик, в угле и свечах недостатка не испытывали. Я не сомневался, что им платило некое лицо, во мне заинтересованное, и только потому они тратились на мое содержание, не видя в будущем ни малейшего шанса получить от меня вознаграждение.
Миссис Дигвид, кроме того, трудилась прачкой, что вынуждало ее подниматься спозаранку и отправляться пешком в какое-то заведение, а путь туда занимал целый час. Положение семьи было, впрочем, крайне ненадежным: сбережений они не имели, как не имели и ценностей, которые в случае болезни или каких-то непредвиденных обстоятельств можно было бы заложить.
Однажды в начале апреля – к тому времени я пробыл у Дигвидов уже почти два месяца – я проснулся на рассвете и, заслышав голоса, прокрался вниз по лестнице. Мистер Дигвид и Джоуи сидели за столиком у очага в дальнем конце комнаты, а хозяйка дома спала на скамье. Они подсчитывали монеты, складывая их в столбики: мне почудился тусклый отблеск не только серебра, но, кажется, даже и золота. Минуту-другую я не мог оторваться от этого зрелища, однако, из опасения быть замеченным, шмыгнул обратно к себе в постель. Что они замышляли? Те ли это деньги, которые заплачены кем-то за опеку надо мной? Я твердо решил на следующий же день задать несколько прямых вопросов.
Вечером, когда мы все собрались за ужином, я сказал:
– Я благодарен вам за вашу доброту, но теперь я вполне здоров и должен вас покинуть.
Джоуи, кажется, обрадовался, а его родители встревожились, чего я и ожидал в том случае, если им платили за мое содержание.
– Но вы же еще не окрепли! – воскликнула миссис Дигвид. – И куда же вы направитесь?
– Я не могу больше вводить вас в расходы, – возразил я.
Как я и предчувствовал, мои слова их смутили.
– Погодите, наберитесь сил! – настаивала миссис Дигвид.
– Что ж, быть может, капельку и подзадержусь, раз уж вы такие щедрые, – едко заметил я.
– Мы всего лишь возвращаем долг, – слегка покраснев, заговорила миссис Дигвид. – Вам и вашей матушке за проявленную к нам доброту в тот рождественский вечер.
– Да-да, – подхватил я. – Я давно собирался спросить, как там вышло, что вы с Джоуи оказались тогда в Мелторпе?
Мне хотелось вызвать их на откровенность: я был уверен, что в их рассказе найдется немало пробелов и несообразностей.
Все трое переглянулись между собой в замешательстве. Мистер Дигвид начал:
– Это было давно, тогда я не мог найти работу по профессии и поэтому нанялся в компанию «Газ, свет и кокс» на их новую фабрику на Хорсферри-роуд.
– Вы об этом тогда упоминали, миссис Дигвид, я помню! – вскричал я и обратился к ее супругу: – А вы там пострадали от взрыва.
Супруги удивленно посмотрели друг на друга.
– Нет, это было не так, – возразил мистер Дигвид.
Он как будто не склонен был рассказывать дальше, однако, подстегнутый своими подозрениями, я упросил его продолжать.
– В те поры на нашем участке пытались проложить свои трубы другие компании. Они ломали наши, а мы – их, если выдавался случай – особенно когда оказывалось, что они уложили трубы накануне. – Мистер Дигвид хмыкнул, но сразу же принял серьезный вид: – Бывали дела похуже. Наши мастера узнали, что те приманивают рабочих джином, и пошли на пьяных с дубинками и кирками. Кое-кого в этих войнах за газ и прикончили. Но я в стороне держался. Вот только как-то раз на меня напали парни из «Эквитэбл» и швырнули меня в котел для разогрева гудрона, да еще глаз выбили и повредили руку.
– Джорджа отвезли в хирургическое отделение больницы Святого Георгия и там отняли руку, – содрогнувшись, вставила миссис Дигвид. – И глаз тоже не удалось спасти.
– И вот, когда меня отпустили, пришлось супружнице меня выхаживать. И уж точно, на работу возвращаться вот с этим и думать было нечего. – Мистер Дигвид указал на крючок.
– Но вы получили какую-то компенсацию? За ущерб? – спросил я, чувствуя себя пристыженным.
– Получил, – подтвердила миссис Дигвид. – Надо отдать им должное: вручили Джорджу за увечье сотню фунтов.
– Это же целая куча! – воскликнул я.
– Да, но очень скоро мы все эти деньги потеряли, – торопливо проговорила миссис Дигвид.
– Потеряли? Как? – снова насторожился я.
Все трое потупились, потом мистер Дигвид пояснил:
– Случилось это из-за одного… ну, словом, из-за одного человека, которого я знал. Сам он ввязался в строительные спекуляции с Нарядными Домиками и предложил мне составить ему пару. Я решил – дело хорошее, и подсоединился к нему с одним из домов. Другие его знакомцы тоже так поступили. А кое-где мы подписали субконтракт на штукатурные и столярные работы. Словом, проработал я чуть ли не год, а жили мы на полученную выплату, да еще Мэгги занималась стиркой.
Я не сомневался, что речь ведется о Барни. Но почему мистер Дигвид не скажет об этом прямо? Причина может быть только одна: он норовит скрыть от меня эту преступную связь.
– А каким образом ваш приятель оказался втянутым в это дело? – спросил я.
Скажут ли мне правду? Очевидную правду: посредником Барни был Сансью.
– В точности не знаю, – отозвался мистер Дигвид. – Думаю, через кого-то, кому он помогал. Какой-то джентльмен. Так или не так, а за работу, которую мы с ним сделали, нам не заплатили ни пенса.
– За работу, которую ты сделал! – возмущенно перебила его супруга. – Он не особенно-то утруждался!
– Ну что ж, – невесело согласился мистер Дигвид. – Затея провалилась, а нам с хозяйкой пришлось совсем туго: выплату потратили, вещи заложили, да еще и в долги влезли.