Текст книги "Убийцы чудовищ"

Автор книги: Чарльз Керк Монро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Рр-ду-ум! Этот глухой удар буквально втолкнулся в уши каждого, будто ударили тяжким молотом. В голове зазвенело и помутилось. Но перед звуком пришел свет. Безжалостный неопределенно-белый свет, ярче звезд и ярче солнца. Конан и все остальные потом долго жаловались, что перед глазами стоит непроглядное пятно, как отпечаток этого неживого света.

Первая вспышка – чуть растянутый над землей круг – полыхнула мгновенно, до нетерпения ярко, обжигая открытую кожу. Потом круг померк до пронзительного желтого, оранжевого и багрового, заместившись поднимающимся в небо клубом пыли, смешанной с жидким пламенем. Еще несколько мгновений спустя лес на холме, облюбованном охотниками колыхнулся под порывом теплого ветра. Серебристые облачка над головой шустро разбегались по сторонам, словно испугавшись невиданной ярости чужой силы. Земля мягко качнулась – так качается привязанная у берега лодка на волнах прибоя.

Амулеты, висевшие на груди у каждого, заледенели и перестали вздрагивать – теперь они просто били в грудь непрестанным набатом.

Простенький оберег мага Пелиаса Кофийского видел невыразимую черную силу. Силу, которой не мог противостоять. Впрочем, надежда оставалась – амулеты не рассыпались и не расплавились, что означало бы гибель для их носителей.

Внизу, в подхолмье, разгоралось лесное пожарище, распространявшееся кругом от центра, в котором прежде находилась деревня Торгал. Кольцо огня было особенно хорошо заметно с высотки, на которой находились Ночные Стражи.

– Эйнар! – почти панически выкрикнул Гвай. – Убери огонь! Как хочешь, но убери! Немедля!

Вот теперь Конан впервые воочию увидел, на что способен броллайхэн, Дух, порожденный самим тварным миром, существо, принявшее воплощение человека, хранящего вечную молодость.

Эйнар необычно насупился, мальчишеские черты лица стали резкими и злыми, он за один миг словно постарел не полсотни лет, потом силуэт молодого человека растекся на струйки тумана, даже вполне материальная одежда исчезла в колдовском зареве. Сероватые ручейки потянулись вверх, набухая и разрастаясь, и вдруг вспухли в облако, тучу, сверкающую проблесками молний...

– Это Эйнар? – выдавил задравший голову Конан. – Гвай, поклянись именем своих предков, что это Эйнар!

–Клянусь всем, чем пожелаешь! Он же броллайхэн, создание природы и Алого Пламени Равновесия!

Вскоре на разраставшийся лесной пожар хлынул долгий, тяжкий и молчаливый ливень, уничтожающий оранжевые цветы огня и распространяющий густой гаревый дым. Сама природа, устройство мира, в лице своего отпрыска, восстало против явившегося из ниоткуда чужого зла.

В небесах грохотало до середины ночи, затем дождь стих и прекратился.

К третьему колоколу после полуночи бессонные Гвай и Конан, оставшиеся сторожить измученную и заснувшую Асгерд нашли возле погасшего кострища Эйнара. Броллайхэн безмятежно спал и почему-то улыбался. Только лицо выглядело осунувшимся. По скулам и вискам бродили серые тени. Обычные, живые тени, присущие уставшему человеку.

* * *

—Ты думал, облако и Гроза – это я сам? Ничего подобного, я лишь использовал свое волшебство Равновесия, чтобы создать бурю. Конечно, это можно было сделать и не покидая собственного тела, но зато вышло гораздо добротнее. Столько времени бушевало! Последний раз подобный трюк я делал лет шестьдесят назад, когда засуха в Бритунии вызвала лесные пожары, захватившие половину Райдора. Силы израсходовал безмерно... Отоспаться бы сутки-двое.

Конан слушал затаив дыхание.

– В седле отоспишься, – безжалостно сказал Эйнару Гвайнард. – Если уж некто уничтожает целые деревни используя столь мощную магию, мы должны спешить, как никогда не спешили!

– Куда спешить? – уныло вопросил Эйнар. – С соломинкой против двуручного меча не попрешь. И потом, ты неверно выразился. Не «некто», а «нечто». Пускай я никакой не волшебник, но колдовстве разбираюсь. Выброс магии, который мы наблюдали вечером, не был направлен чьей-то волей. Привожу пример. У всякого знаменитого мага есть волшебное кольцо, в которое он вкладывает часть собственной силы. Если кольцо разрушить, например, бросить в кузнечный горн и расплавить, сила высвободится и произойдет почти то же самое – кузню разнесет в мелкую щепку, а неконтролируемая хозяином магия либо вызовет Бурю Перемен, либо сожжет все вокруг на расстоянии лиги.

– Вот как? – опешил Гвай. – Точно, никаких фантазий? Но позволь узнать, откуда в нашей непролазной глуши появляется так много «ничьей» черной магии? В Бритунии и колдунов-то стоящих никогда не было, не одарен наш народец этим сомнительным искусством! Я понимаю там в Стигии, Гиперборее... Но не в Бритунии!

–А ну, постойте! – подался вперед Конан. – Это, конечно, только догадка, но меня зацепили слова «ничья магия». Что значит – ничья? Есть непререкаемый закон: волшебство само по себе возникнуть не может! Не бывает же книг, написанных никем, или детей, не рожденных родителями! Предположим, что с очень давних времен в горах остался некий артефакт. О нем не знали даже искушенные в колдовстве кхарийцы, иначе старинная карта герцога Райдора давала бы пояснения... Что остается? Валузия? Сомнительно – валузийцы не оставили бы настолько сильный артефакт без присмотра. Атлантида? Об этом и думать дико – атланты были не особо талантливым народом. Лемурия? Уже ближе, но государство лемурийцев лежало далеко в океане, а мы находимся в центре материка. Или этот никому не известный Рота-Всадник, эпоха не-человеческих цивилизаций?

–Может, перестанем гадать на фасолевых зернышках и поедем дальше? – предложила Асгерд. – Валузия, Лемурия, Роту зачем-то приплели... И тем не менее внизу, под холмом, словно вулкан извергался. Я не разделяю мнения о зловредных предках, тысячелетия назад планировавших насолить человечеству – просто не понимаю, зачем это было им нужно. Бессмыслиица... Седлайте лошадей, уже достаточно рассвело, чтобы продолжить путь. Лично я не жажду проезжать мимо Торгала, но, видимо, придется.

Пришлось, конечно. Дорога спустилась с холма, попетляла между болотин, опять вернулась под своды леса, теперь нестерпимо пахнущего гарью. Вскоре обнаружились и следы пожара – обугленные и поваленные стволы. Пришлось двинуться в объезд, ибо несколько огромных деревьев, вывороченных с корнем, перегородили тракт.

– Ай, как скверно, – качал головой Эйнар, наблюдая под копытами лошадей тушки почерневших, мертвых птиц, сгоревших прямо в полете. – Мы находились в семи лигах от деревни, окажись ближе – попали бы под удар. Любопытно, что осталось от Торгала?

Интерес Эйнара вскоре был удовлетворен в полной мере. На месте деревни теперь чернело ровное, как стол, поле. Смело все строения, тын, от невероятного жара земля спеклась в потрескавшийся камень. Не уцелело ни одного столба. И вот какая странность: окружавший Торгал густой лес сильно пострадал от огня, часть деревьев рухнули, но полные разрушения наблюдались только по периметру деревенского тына. Поселение выжгло ровнехонько по его границам, вернее не выжгло, а напрочь испепелило. Дома, люди, животные точно испарились.

Гвайнард не преминул исследовать огромную черную проплешину, надеясь отыскать место, где возникло колдовское пламя, однако не преуспел – никаких следов. Торгал будто срезали с поверхности земли гигантским ножом. В живых, разумеется, никого не осталось.

– Похоже на заклинание Белого Пламени Оридата, – мрачно сказал Эйнар, когда выжженное поле осталось позади. – Применялось в Кхарии, боевая магия Ахерона, я читал. Откуда это безобразие в наши просвещенные времена вынырнуло это безобразие? Не понимаю, хоть мне кол на голове тешите!

И вновь потянулся долгий дорожный день с редкими привалами, остановками возле речушек, чтобы напоить лошадей, и бессмысленными разговорами. Когда варвар почти уверил всех остальных, что в горах скрывается могила Роты-Всадника, Асгерд не выдержала, поименовала размышления соратников «неприкладным умствованием» и посоветовала тщательнее смотреть по сторонам, а не трепать зазря языками.

Незадолго до третьего полуденного колокола, охотники узрели на дороге удивительную процессию: тракт пересекали два десятка низеньких, обросших бородами как мхом, созданий, в лиственных одеждах и с посохами сделанными из древесных веточек. Человечки, достигавшие Конану едва ли высоты колена, шли цепочкой, и только заметив всадников, рассыпались по придорожным кустам – прятаться.

– Данхан, лесные карлики, – пояснил Гвай, хотя варвар прежде видел подобное существо, помогавшее Ночной Страже в поимке ронинского упыря. – Да как много! Наверное, целая семья. Очень необычно: лешаки привязаны к собственному участку леса и никогда не переселяются в другие места. Что их напугало?

– То же, что и нас с тобой, – разумно ответил Конан. – Если вернемся в Райдор живыми, придется взять с герцога двойную плату. За особую опасность предприятия.

– Кстати, о герцоге, – Гвай повернулся к Эйнару. – На следующей стоянке возьми пергамент со стилом, да отправь сокола к вельможному. Особенно Райдора не пугай, но о разрушении Торгала обязательно сообщи. Пусть знает, что мы пока живы и пытаемся действовать.

* * *

К Драконьей Лапе и четырем долинам удалось выйти только к вечеру следующего дня. Горы теперь воздвигались прямо впереди темной зубчатой стеной, вершины синели ледниками, а левее, за скалами Лазурного кряжа, и впрямь угадывалось темное неподвижное облако, укрывшее Исчезающую долину.

Особых приключений по пути не претерпели – ничейная магия если и буйствовала, то в других местах. Зато встретили довольно много знакомых тварей, которых нормальные люди привыкли именовать «чудовищами».

Предгорья обеднели на двух этеркапов – пузатые мерзавцы по им одним известной причине решили перегородить ядовитой паутиной дорогу. Спасибо остроглазому Эйнару да хорошему чутью принадлежавшего варвару сартака – Гнедой остановился как вкопанный, отказавшись идти в западню. Вновь пошли в ход серебряные дротики и склянки с зингарским огнем, оба любителя расставлять сети на проезжих трактах расстались со своей странной жизнью, а охотники отправились дальше. Однажды встретили довольно крупного липера – сиречь некое подобие громадной хищной блохи – но чуда перепугалась людей, оттолкнулась от грунта дороги мощными задними лапами, взвилась в воздух и с впечатляющим грохотом рухнула где-то в буреломе за деревьями.

Ночью, стоявший на страже Конан подстрелил неосторожно приблизившегося к стоянке гримлока – человекоподобное существо с сине-черной гладкой кожей, гривой светлых волос, тянущихся вдоль хребта и удивительными глазами – невидящими и белоснежными. Гримлоки слепы, добычу находят по звуку, и атакуют при помощи молний, срывающихся с рук. Варвар, пускай и не обладавший чувствительным слухом гримлока, первым заметил противника и угостил невнятную тень арбалетной стрелой. На этом неприятные встречи и закончились – вся лесная нечисть будто сговорилась обходить отряд Ночной Стражи десятой дорогой.

Путь теперь лежал вверх по возвышенностям, означавшим, что равнины Бритунии остались позади и начинается царство Кезанкийских гор. Когда солнце отстояло от закатного горизонта меньше, чем на три ладони, наконец-то показалось знаменитое Четырехдолье.

Горы и впрямь напоминали лапу титанического дракона – в холмистую равнину врезались пять скальных хребтов-когтей, рассекая зеленые поля на широкие длинные межгорья. Судя по картам, замок барона Дортона находился в глубине правой, самой полуденной долины. Как раз в ту сторону и вела дорога.

– Вот и приехали, – Гвай, вытянув руку, указал на солидный каменный столб, украшенный как бритунийскими буквами, так и рунами Нордхейма и Гипербореи. Надпись гласила вполне ожидаемое: «Здесь начинаются ленные земли баронов из славного рода Дортон, милостью лучезарного Митры!»

Насчет «приехали», Гвайнард ошибался. Расстояния в предгорьях нельзя оценивать на глаз – скалы Драконьей Лапы оказались довольно далеко, в восьми лигах. Вечерело, а потому следовало поторопиться. Вламываться в дом к барону среди ночи было бы и неосмотрительно и невежливо – в сложившейся ситуации, когда вокруг происходит один Нергал знает что, его милость Олем Дортон вполне способен не пустить на порог столь поздних гостей.

Лошади пошли переменчивым аллюром, с галопа на рысь и снова в галоп – надо успеть к замку до заката. Тем более, что возле скал началось довольно непонятное, а учитывая все события минувших дней, настораживающее явление. Появился туман.

Признаться, туман в горах не редкость, но только не в разгар жаркого лета и не на границе с равниной. Тем более, что клубы серого марева вели себя как-то странно – появившись на отдаленных склонах Лазурного кряжа, они начали постепенно сползать вниз, напоминая снежную лавину. Пока это происходило медленно, но если отряд не успеет к замку за три-четыре квадранса, облако запросто накроет долину. И течет оно слишком целеустремленно, слишком неотвратимо, будто океанская приливная волна.

–Времена тумана, а? – крикнул варвар Гвайнарду, подталкивая шпорам Гнедого. – Это зрелище мне напомнило слова Асгерд. Необычное облако, согласись!

–Соглашаюсь, – рявкнул Гвай. – Может ты на время заткнешься? Вот замок, поддайте ходу!

И точно, замок. Родовое гнездо Дортонов устроилось на широком каменном уступе в лиге от устья долины. Не заметно, что баронское семейство было излишне озабочено возможностью нападения на замок – с кем здесь воевать прикажете? Подъезд свободен, никакого рва или могучих бастионов, дополнительные укрепления отсутствуют. Архитектура, как и везде в Бритунии, простая, без изысков – чуть вытянутый квадрат стен, с полуночной стороны высится довольно изящный донжон с островерхой крышей и флагштоком, по углам возведены круглые башенки, имеющие больше декоративное, чем оборонительное значение. Солнце еще не зашло, а на стенах вовсю пылают огоньки факелов – прекрасно, хозяева дома!

Дома-то дома, но ворота негостеприимно закрыты, что есть нарушение традиций. Створки запираются только когда солнце окончательно скроется за горизонтом, таково правило, установленное дворянским этикетом. Закрыто – значит Дортон имеет основания чего-то опасаться.

Удивительное дело, но колотиться в ворота или выкликать стражу не пришлось. Едва всадники очутились на площадке перед замком, гнусно завизжали огромные стальные петли, и левая створка отошла внутрь двора крепостишки. Гвай мигом спешился и дал знак остальным, чтобы сделали то же самое. Первый знак того, что у гостей нет дурных намерений.

Встречать охотников вышел мужчина средних лет, в блестящей кольчуге, с непременным клинком на боку и золотой цепью на груди. Выражение на загорелом лице настороженно-суровое. За его спиной темнели фигуры дружинных – каждый вооружен, кто копьем, кто самострелом.

– Ларн из Вергита, каштелян и управитель, – сурово представился кольчужный. – Могу я осведомиться у достойных месьоров об их цели прибытия в замок Дортон?

– Может, мы вовсе не к вам приехали, – без разрешения сказал Эйнар. – Вдруг мы только проездом?

–Проездом куда? – вздернул одну бровь месьор Ларн. – Дальше только Кезания, а за ней Туран. Если держите путь в Султанапур, могу только посоветовать обойти горы с Полудня. Лишние три тысячи лиг, зато ног не переломаете и в пропасть не свалитесь. Итак?

–Прошу простить моего друга, – процедил Гвай. Умей он воспламенять взглядом, все сущее в пяти шагах вокруг Эйнара пылало бы синим пламенем, равно как и сам Эйнар. – Мы действительно направлялись в Дортон. Прошу взглянуть на пергамент.

Господину каштеляну был вручен подписанный Великим герцогом документ, каковой был изучен настолько тщательно, что оставалось только пожевать его краешек, чтобы окончательно убедиться в подлинности. Впрочем, обошлось без жевания – Ларн поверил.

–Могли бы мы встретиться с его милостью бароном? – спросил Гвайнард, получая пергамент обратно. – И как можно быстрее?

В глазах каштеляна мелькнула неуверенность – с чего бы? – но месьор Ларн коротко поклонился и ответил:

–Да, разумеется. Прошу войти в замок, господа. Лошадьми и поклажей займется прислуга. Скоро опустится туман, не стоит оставаться под открытым небом.

Гвай и Конан переглянулись. Вот как? Оказывается, в Дортоне все-таки опасаются тумана? Интере-есно! И, нет сомнений, опасно.

Пока во дворе разбирались с лошадьми, а варвар пытался втолковать конюхам, что его скакуна обязательно надо поставить отдельно и покормить сырым мясом (что поделать, если у лошадки столь необычные вкусы!), Гвай и Эйнар взяли со спины Малыша два походных мешка с самым необходимым – особыми настоями Ночной Стражи, мелким серебряным оружием вроде метательных игл или шурикенов и амулетами, отгонявшими нечисть. Асгерд вполне благоразумно раедала весьма немногочисленной прислуге по серебряной монетке в качестве награды от щедрых гостей – каждый взял и поблагодарил. Следовательно, вокруг люди, а не что-либо иное. Это радует.

Поднимаясь по лестнице, ведущей в покои замка, Конан заново оглядел настороженного каштеляна. Непонятно почему, месьор Ларн киммерийцу не понравился, и вскоре Конан понял причину своего недовольства. Густые усы каштеляна висят вниз, вместо привычного прямого клинка он носит ятаган, глаза карие, что для светловолосых бритунийцев редкость... Все ясно, он родом из Кофа! Точно, ошибки быть не может!

И в речи управителя слышен еле заметный полуденный акцент, почти неразличимый и тщательно скрываемый. Имя, однако, вполне бритунийское – Ларн из Вергита, а Вергит расположен недалеко от Пайрогии. Надо будет обязательно поделиться своими соображениями с Гваем, хотя ничего такого особенного в кофийском происхождении нет. Просто Конан не слишком любил подданных короля Страбонуса по личным мотивам.

Главная зала поместья Дортон вполне соответствовала слухам, ходившим о молодом бароне. Очень дорогая офирская мебель, гобелены на стенах явно из Аквилонии и тоже стоят немало, масса охотничьих трофеев на стенах. Все немного ярко, несколько хаотично. Пышно, однако слегка неряшливо. Заметен недостаток умелой женской руки, способной превратить хорошо обставленный дом в удобное семейное обиталище. Отец и мать молодого Олема скончались, жениться барон пока не собирался, вот и лежит на парадной зале крепкий холостяцкий отпечаток. Роскошная казарма.

– Вы, конечно, прежде не встречались с его милостью? – неожиданно осведомился Ларн, неотступно сопровождавший гостей. И снова Конан отметил в его голосе сомнение. Да в чем дело-то? Или напуганные внезапной напастью обитатели Дортона не доверяют и Ночной Страже, имеющей безупречную репутацию на всем Закате?

– Не доводилось, – ответил Гвайнард. – Наш отряд прежде не... не звали в эти места. Оно ведь и к лучшему, верно?

– Появление охотников на чудовищ никогда не говорит о спокойствии в округе, – согласился каштелян. – Вот и теперь...

– Ночная Стража? – голос донесся с винтовой лестницы, ведущей на верхние этажи донжона. – Да еще и по прямому указанию его светлости Варта Райдора? Я был бы очень рад видеть вас в более приятные времена, но коли уж явились в беспокойные дни – милости прошу в мой дом!

Состоялось явление господина барона. Русоволос, чуть полноват, розовощек. Одевается без роскоши – коричневый скромный костюм с вышивкой серебряной нитью.

«Чепуха какая-то получается, – подумал Конан, глядя на Олема Дортона. – Нас уверяли, будто ему около девятнадцати лет, а этому парню не меньше двадцати трех или двадцати пяти. Или разгульный образ жизни повлиял?.. Ничего, разберемся.»

Вежливо представились, Олем куртуазно чмокнул ручку Асгерд и весьма плотоядно оглядел ее фигуру. С остальными поздоровался за руку, как с равными. Вел он себя безо всякой скованности, чувствуя себя хозяином, так что вскоре киммериец отказался от своих подозрений.

Пока накрывали стол, разговор пошел об охоте. Его милость похвалялся своими подвигами, тыкал рукой в кабаньи головы и рога горных оленей, предъявил шкуру настоящего серого медведя – грозы здешних мест, открыл свою коллекцию охотничьего оружия, стоивдпую не меньше пятнадцати тысяч немедийских ауреев, непрерывно рассказывал какие-то байки о звериных тропах и повадках самых разных животных, которых в свое время ему пришлось убить. Само собой, интересовался охотничьими секретами Ночной Стражи и заявил, будто год назад устроил облаву на болотного ящера. Потом, выказывая себя приверженным этикету дворянином, потащил Асгерд и увязавшегося за ними Эйнара взглянуть на собрание драгоценностей, которыми он увлекался не меньше, чем охотой.

Гвай и Конан прочно застряли возле столика, украшенного доброй дюжиной кувшинов и бутылей с эмблемами лучших винодельческих до мов, от Шема до Зингары и Пуантена включительно. Гвайнард плеснул себе «Черного герцога», произведенного в Гайарде Аквилонском, задумчиво оглядел залу и тихо спросил:

– Конан, ты никаких странностей не заметил? Я не имею в виду нечисть, пока ничем потусторонним здесь и не пахнет. Что-то другое, неуловимое.

– Заметил. Рассказать, что именно?

– Позже. Сначала послушай мои соображения. Не спорю, барон отлично разбирается в охоте, но меня смутил рассказ о сером пещерном медведе. Угрохать такую здоровую тварь можно только одним способом – арбалетной стрелой в глаз, чтобы стальной болт прошил мозг. Олем уверяет, будто заманил медведя в ловушку, в яму, и там добил. Какие, к демонам, ямы в горах? Серая бестия отлично лазает почти по отвесным скалам, выберется из любой западни... Мне кажется, что барон великолепно знаком с охотой на равнине и в лесу, однако в горы никогда не заходил. И потом, где его охотничьи собаки?..

Киммериец, словно не поверив, обвел взглядом залу. Слуги выносят яства из боковой двери, явно ведущей на кухню, у дальнего окна скучает каштелян, наверняка призванный присматривать за гостями, но... Извините, такого просто не бывает: любой, самый бедный дворянин, содержит хотя бы пару породистых собак. Здесь их нет. Ни одной. Остались на псарне? Расскажите эту сказку кому-нибудь другому! Конан отлично помнил, что даже во дворце его старой подруги, хауранской королевы Тарамис, собаки всегда присутствовали и на приемах, и на обедах и даже на государственных церемониях.

То же самое было в Кордаве у Фердруго и принцессы Чабелы, которая вообще очень любила животных. И у Страбонуса в Кофе... А если вспоминать бесчисленные дворянские замки, к которых побывал киммериец за последние пятнадцать лет, то полное отсутствие охотничьих собак в замке Дортон, выглядело попросту невероятно!

Вполголоса Конан изложил свои подозрения: кофиец-каштелян, несколько неподходящий возраст самого барона, кроме того, завзятый охотник, проводящий большинство времени в седле или на своих двоих в лесу, должен выглядеть более жилистым...

– За ужином не вздумай напиваться, – проворчал Гвай. – Изображай пьяного сколько угодно, но голову сохрани чистой. Что-то в Дортоне неправидльно, руку на отсечение даю!

* * *

Киммериец стоял перед открытым окном и недоумевал. Сразу за узким прямоугольным проемом колыхалось молочно-белое густое облако тумана, причем настолько плотное и непроглядное, что не видать даже краев распахнутых наружу ставень. В комнату туман не затекает, ни одного ручейка странного марева не вьется над каменным подоконником. Такое впечатление, что за стенами замка разлито целое море молока, затопившее Дортонское поместье до крыши.

Еще немного поглазев на туманную стену, Конан вернулся к столику, на котором разложил ставшие привычными карты герцога Райдора. Снова попытался отыскать на них что-нибудь необычное, способное дать ответ хоть на один вопрос, и снова отодвинул пергаменты в сторону. Ничего путного на ум не приходило. Даже посоветоваться-то не с кем! Барон оказался столь любезен, что выделил каждому гостю по отдельной комнате и вся остальная компания улеглась спать в собственных апартаментах.

Донжон являлся более вместительным, чем показалось на первый взгляд. Целых четыре этажа, множество переходов, ведущих в другие помещения замка, добрый десяток лестниц... Запутано. Слишком запутано для родового гнезда провинциального дворянина. Хотя, о вкусах не спорят – не сам же Олем Дортон возводил это сооружение, смахивающее на уменьшенное подобие Лабиринта стигийского Птейона? По виду, замку не более трех сотен лет и Олем обязан благодарить достойных предков за оставленное в наследство жилище.

–Можно к тебе?

Конан встрепенулся, услышав голос Асгерд, стоявшей на пороге комнаты.

–Всегда рад, – варвар поднялся с жесткого стула и целенаправленно двинулся к столику с вином и холодной закуской, оставленной на ночь слугой. – Как понимаю, ты пришла поговорить, а не?..

– Еще один подобный намек – и твоя величайшая гордость полетит в окно, – усмехнулась Асгерд. – Нож у меня острый.

– Ничего страшного, обратно отрастет. – парировал Конан. – Я же варвар, у нас всегда так. Садись. Отчего не спится?

– Оттого, что остальные дрыхнут, как младенцы, – сказала девушка, усаживаясь напротив и рассеянно подхватывая бокал с вином. – Гвай и Эйнар подтверждают поговорку о том, что людей с чистой совестью и конец света не разбудит. Туман видел?

– Окно открыто, можно смотреть сколько угодно, – киммериец кивнул в сторону проема, в котором едва заметно бурлило спустившееся с гор облако. – Мне это очень не нравится. Слишком необычно.

– И опасно? – полувопросительно-полуутвердительно сказала Асгерд. – Конечно, опасно. Я не представляю, что творится внутри тумана. Но явно ничего хорошего. Хочу спросить о другом. Как тебе понравился сам замок и его обитатели? Такое чувство, что перед нами разыгрывают какой-то спектакль. О чем вы шептались с Гваем перед ужином, пока Олем тряс передо мной золотыми побрякушками? Впрочем, драгоценности у него очень приличные – можно было бы и позавидовать...

– О чем шептались? – Конан ненадолго задумался. – Что ж, слушай.

Варвар рассказал все. Не забыл упомянуть и некоторые «мелочи», увиденные за ужином и привлекшие внимание всех охотников.

К трапезе в залу спустилась благородная дама – очень красивая девушка лет двадцати, представленная как графиня Дайрэ из Атреи, гостящая ныне во владениях его баронской милости. Вроде бы всем хороша была графиня – и одета прекрасно, и драгоценности подобраны совкусом, и любезна с гостями, однако... Графиня Атрейская таковой не являлась, равно как и сартак варвара не был настоящим конем.

Дело в том, что возглавляемый Гвайнардом отряд Ночной Стражи всего пять седмиц назад был в Атрее – поместье на Закате Бритунии – по приглашению самого старого графа, отца истинной госпожи Дайрэ. В фамильном склепе его светлости (а этот склеп оказался целым городком-некрополем, расположенным в естественных пещерах) завелось чудище, посему графу срочно потребовались услуги охотников. Чудище оказалось совсем не страшным – всего-то паршивенький вампир-фледер, который, однако, был способен натворить немалых бед, не окажись на его пути бравая четверка знатоков вампирьей жизни и смерти. Фледер был незамедлительно истреблен, а Ночные Стражи удостоены парадного обеда в замке его светлости, где и познакомились с графским семейством.

Госпожа Дайрэ, в отличие от представленной нынешним вечером особы, являла собой милую, несколько располневшую златовласку с провинциальными манерами и желанием как можно быстрее выйти замуж – батюшка был строг и воспитывал наследницу в суровых традициях прежних лет: с неженатым мужчиной можно находиться только в присутствии камеристки, нельзя носить чересчур открытые современные платья, а лучшие добродетели юной дворянки – это вышивание и умение вести хозяйство. Кроме того, Дайрэ едва исполнилось шестнадцать лет.

А вот неожиданная подруга Олема Дортона(это, кстати, еще вопрос, Олем он, или кто другой?..) оказалось худощавой красавицей с темными волосами и карими глазами, была осведомлена обо всех веяниях моды и новшествах этикета последних лет и вообще производила впечатление не простушки из бритунийского захолустья, а весьма образованной и вместе с тем хладнокровной девицы, явно воспитывавшейся при известном и богатом дворе, будь то Бельверус, Ианта или Кордава.

После взаимных представлений, Гвай и вся компания слегка опешили, но с завидным рвением продолжили изображать охотников, увлеченных лишь своим опасным ремеслом, и ничем не выдали своей осведомленности. Лже-графиня могла, в конце концов, оказаться просто знатной любовницей барона Олема, скрывавшей свое имя ради избежания огласки.

Конан, который начал подозревать всех и вся, дал несколько намеков на то, что прежде служил у таких известных особ королевской крови как Тарамис и Чабела, но разговорить приятельницу барона не сумел – с Хаураном или Зингарой она оказалась не знакома, это замечалось сразу. Однако, девица довольно точно ответила на вопросы о поместье графа Атрейского и даже упомянула кладбище-пещеру «своих» предков, но ни словечком не обмолвилась о недавних событиях, связанных с поимкой вампира. Видимо, она просто об этом не знала, пускай и была знакома прежде с владетелями Атреи.

Внимание пришлось удвоить после того, как барон Олем вежливо, но непреклонно отказался беседовать на интересовавшие охотников темы. Да, что-то такое было, кметы из деревень жаловались на чудовищ и неизвестную магию, но зачем портить столь замечательный вечер разговорами об ужасном?.. Да, с недавних пор ночами на Четырехдолье наползает странный туман, но к утру он рассеивается. Нет, никто из прислуги и сам барон ночью из замка не выходят, все-таки неизвестно, что это за туман и чем он может грозить. Наверное, скоро все прекратится... Давайте лучше поговорим об охоте на волков или лисиц!

И все. Больше из Олема Дортона не удалось вытянуть даже словечка о событиях возле Лазурного кряжа. Словно и не бегают вокруг домики на человеческих ножках и не превращаются в пепел большие деревни на равнине.

Или барон что-то скрывает, или он законченный дурак, не желающий обращать внимание на очевидное. Либо одно, либо другое, прочих соображений нет.

После окончания трапезы, когда гостям предложили взглянуть на их комнаты, Гвай задал единственный вопрос: не случалось ли чего странного в самом замке? Нет, все как обычно, только этот туман... Не выходите ночью во двор, мало ли что может случиться? Нам с госпожой Дайрэ будет очень жаль, если...

Тут Олем сделал многозначительную паузу, и стало ясно, что последняя фраза была изящно завуалированной угрозой. Не надо никуда ходить, понятно? А коли непонятно, случится это самое «если». И нам, безусловно, будет очень жаль.

– Утром посмотрим, что к чему, – устало сказал потом Гвай. – Отоспимся как следует, но очень прошу быть внимательными. Мало ли что?