Текст книги "Чужая страна"

Автор книги: Чарльз Камминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 29

Только один пассажирский паром направлялся завтра в Марсель. Том вернулся в «Валенсию», забронировал каюту через сайт SNCM[19]19
  SNCM (Société Nationale Maritime Corse Méditerranée) – французская паромная компания, оперирующая в Средиземном море.


[Закрыть], отменил бронь на обратный билет до Ниццы и даже несколько часов поспал. Утром он заказал завтрак в номер. В восемь часов позвонил Сэми, сказать, что он едет в «Рамаду», где заберет и Амелию, и Франсуа.

– Они хотят, чтобы сначала я отвез миссис Фаррелл в аэропорт. Потом я подброшу Франсуа до парома. Такая близость.

Том рассудил, что Сэми имеет в виду расстояние от аэропорта до Хальк-эль-Уэд, а не отношения Амелии с сыном. Однако он не слишком доверял чувству юмора таксиста и не решился пошутить на эту тему.

– А почему Франсуа не летит вместе с ней?

– Он сказал, что предпочитает путешествовать морем, если есть выбор. Эми едет в Ниццу.

Обратно на курсы живописи, подумал Том. Интересно, а Найты все еще послушно посещают занятия? Ходят на уроки день за днем в надежде, что объект все же появится? Скорее всего, Амелия освободит номер в «Гиллеспи» и вернется в Лондон к вечеру воскресенья.

– Позвоните мне, когда высадите Франсуа у терминала, – сказал он. – Я оставлю ваш последний гонорар в конверте на ресепшн. Полторы тысячи динаров. Договорились?

– Вы очень щедры, Стивен.

– Да прекратите.

* * *

Порт представлял собой тысячу акров бетонных площадок, забитых подъемными кранами и грузовиками. Свистел ветер, в небе носились чайки, пандусы к паромам были заставлены машинами. Том попросил такси подвезти его к терминалу SNCM и встал в очередь, прямо под немилосердно палящее солнце. Перед ним переминалась с ноги на ногу семья туниссцев; у них был такой вид, будто они пришли в порт прямиком из пустыни. Сгорбленный пожилой мужчина обвел Тома долгим презрительным взглядом и велел мальчишке – возможно, своему внуку – покрепче пристегнуть к дребезжащей металлической тележке голубую пластиковую сумку, набитую одеждой и обувью; она угрожающе накренилась и уже готова была свалиться на землю. У старика были длинные смуглые руки, большие и грубые от долгих лет тяжелого физического труда. Том подумал о семье и о том, что могло привести их сюда. Может, они эмигрируют во Францию? Казалось, что на тележке было сложено все их имущество, втиснутое в три старых, видавших виды чемодана и картонные коробки, нависавшие над бортами тележки, как толстый живот над ремнем брюк.

Очередь двигалась быстро. Не заметив как, Том оказался в зале ожидания, помещении с высокими потолками, по трем сторонам которого располагались кассы, киоски с сувенирами и кафе, где подавали пиццу и блины. Он забрал свой билет у кассира, примерно такого же возраста, как Сэми, но вполне городского и продвинутого, по виду не хуже любого лондонского шпиона. Как раз такой работы Том боялся больше всего на свете. Одна и та же комната, словно тюремная камера, одни и те же действия, повторяемые день за днем. Он взял чашку кофе и уселся за столик у окна с видом на гавань. Все вокруг казалось странно-влажным на ощупь, как будто утром через зал пронеслась огромная волна.

Через пять минут, в толпе пассажиров, собравшихся в зале, показался Франсуа. Он стоял в пятидесяти метрах от Тома, возле контроля безопасности, и как раз показывал свой билет охраннику. Вокруг его шеи болтались наушники, а в руке он держал маленькую сумочку, из тех, что так любят южноевропейские мужчины. Охранник показал на дорогие дизайнерские очки, и Франсуа поднял их на лоб с высокомерным, почти презрительным видом. Вероятно, после недели, проведенной в обществе главы Секретной разведывательной службы, он стал более пренебрежительно относиться к офицерам низшего звена. Потом Франсуа повернул налево и скрылся из вида. Том не спеша допил кофе. У него впереди было двадцать четыре часа; масса времени, чтобы познакомиться с месье Франсуа Мало.

Паром был точно такой же, как и тот, на котором Том в детстве пересекал Ла-Манш; они с семьей часто проводили отпуск в Нормандии. Обычное пассажирское судно, курсирующее туда-сюда, лестницы для спуска на сушу по правому и по левому бортам, за трубой солнечная палуба. Он нашел свою каюту, крошечную комнатку, втиснутую между сотнями других таких же. Для этого ему пришлось миновать целый лабиринт узких, пересекающихся коридоров; очень скоро Том понял, что понятия не имеет, в каком направлении движется. Войдя в каюту, он занял примерно пятьдесят процентов свободной площади и словно наяву услышал голос отца: «Да тут даже чертовой кошке негде развернуться!» Он сунул багаж под кровать. Рядом с подушкой была маленькая пластмассовая полочка, над ней висело поцарапанное зеркало. Справа от двери располагалась ванная, размером чуть больше телефонной будки. Том сел на кровать, поставил на полку оставшиеся полбутылки Macallan и извлек из камеры карту памяти. Потом достал «Драку за Африку», положил ее на кровать и поторопился наверх, осматриваться.

Никаких следов Франсуа. Том прошелся по палубам и салонам, запоминая расположение и мысленно составляя план корабля. Две женщины в чадрах уже расположились в лобби на шестой палубе; они разложили на полу коврики-пенки и теперь безмятежно спали. Лобби соединялось с большим, освещенным ярким солнцем лаунжем; там, в кожаных креслах, расселись человек пятьдесят североафриканцев. Было время ланча, и они перекусывали прихваченными из дома яйцами, хлебом и салатом. Один пассажир разрезал перочинным ножом помидор, затем взял багет и намазал его домашней хариссой. Яйца были уже очищены, и Том заметил, что он аккуратно ссыпал скорлупу в маленький пластиковый контейнер. Ему вдруг страшно захотелось есть. Двумя этажами выше был ресторан, но он был закрыт; улыбчивый официант сообщил, что ресторан начнет работать, как только паром отойдет от пристани. Том вышел на палубу, ухватился за покрытые облупившейся краской поручни и стал наблюдать, как на паром заезжают последние машины. Был чудесный летний день, солнце слепило глаза, соленый морской воздух казался особенно чистым и прозрачным. Том сделал глубокий вдох, стараясь набрать как можно больше этой морской свежести, выгнать из легких остатки комнатной духоты. Усатый алжирец за его спиной фотографировал порт; еще один алжирец махал рукой небольшой группе людей, кажется семье. На глазах у него блестели слезы.

Глава 30

Судьба, как говорится, довольно часто улыбалась Жан-Марку Домалю. После Туниса, в начале нового десятилетия, его перевели в Буэнос-Айрес, где ему посчастливилось собственными глазами наблюдать за ходом Фолклендской войны. Там же Жан-Марк закрутил более-менее бурную интрижку с одной из секретарш в офисе на Авенида Сан-Хуан. Постепенно роман с Амелией Уэлдон был не то чтобы забыт, но переместился скорее в область неприятных и постыдных воспоминаний. Жан-Марк мучительно переживал, что столь молоденькая девушка вызвала в нем такую всепоглощающую страсть. Это было настоящее наваждение, и он не находил ему никакого внятного объяснения. Может быть, она просто встретилась ему в тот момент, когда он был особенно уязвим? Ни одна из других женщин за следующие двадцать лет карьеры не значила для него столько, сколько Амелия. Это были не более чем короткие, сравнительно приятные амуры.

В конце концов Жан-Марк раскрыл тайну исчезновения Амелии. Это случилось через шестнадцать лет после того, как он покинул Тунис. На свадьбе одного из своих богатых клиентов в Атланте, штат Джорджия, Жан-Марк неожиданно наткнулся на Дэвида и Джоан Гуттман. «Белая кость» и еврей, приютившие у себя его любовницу в ту ночь, когда она покинула Ла-Марсу, как ни в чем не бывало сидели под белым тентом. Тогда, в те ужасающие дни 1978-го, Жан-Марк быстро понял, что Гуттман не крал Амелию у него из-под носа – по той простой причине, что шесть недель до этого события и шесть после Дэвид провел в Израиле. Все более или менее разъяснила Джоан. Через три дня после того, как Амелия пропала, она встретилась за обедом с Селин и по секрету рассказала ей, что Амелия забеременела от одного из мальчишек-англичан, с которыми проводила свободное время. По словам Джоан, она приняла очень трудное решение вернуться домой и сделать аборт. Амелия надеялась, что сумеет забыть об этой истории и что супруги Домаль смогут ее простить за внезапный отъезд и за безответственное аморальное поведение.

Жан-Марк знал, что ребенок, конечно, от него, но, несмотря на невероятную любовь к Амелии, он испытал огромное облегчение оттого, что она решила избавиться от беременности. Узнав о незаконном ребенке, Селин непременно подала бы на развод. Скандал обязательно разрушил бы его карьеру, лишил шанса на продвижение по службе и Аргентину и оказал неблагоприятный эффект на жизнь Тибо и Лоры. Да… подумав немного на эту тему, Жан-Марк искренне обрадовался, что Амелия проявила такой здравый смысл и зрелость.

Однако история на этом не закончилась. В тот ясный солнечный день в Атланте Дэвид Гуттман порядком напился. Он умудрился забыть так тщательно продуманную ложь 1978 года и почему-то решил, что Жан-Марк знает о том, как Амелия во время беременности жила в маленькой квартирке неподалеку от их дома. Потрясенный до глубины души Жан-Марк все же постарался скрыть свою реакцию. Оказывается, Амелия не сделала аборт, а родила сына! Осознав, какую грубую ошибку он только что совершил, Дэвид Гуттман сделал неуклюжую попытку все исправить:

– Огромная трагедия, конечно… мальчик умер всего через пару недель.

– Это правда? – Жан-Марк не поверил ему ни на секунду.

– Ну естественно. Ужасно, прямо сердце разрывается. Там было что-то, связанное с заражением крови, мы, в общем, не вникали. Джоан помнит, наверное, но сегодня не самый подходящий момент для расспросов. Так мне кажется. Вроде бы в больнице не соблюдался должный уровень стерильности. В общем, сепсис.

К 1996-му Жан-Марк Домаль уже перебрался в Париж. Он летел домой с твердым намерением: узнать, что стало с его ребенком. Никаких следов Амелии Уэлдон в Лондоне не обнаружилось, хотя Жан-Марк нанял частного детектива из Мейфэра и заплатил ему такие деньги, что хотелось плакать. Запросы в тунисские агентства по усыновлению тоже не принесли никаких результатов. Лишь десять лет спустя, когда Жан-Марк уже давно вышел на пенсию и жил в своем фамильном доме в Бургундии, он узнал, что случилось с Амелией Уэлдон. Сын Домаля, Тибо, парижский журналист, привез домой свою девушку, которая как раз работала в министерстве внутренних дел. Чтобы произвести впечатление на потенциального свекра, девушка – ее звали Марион – согласилась навести справки о мадемуазель Амелии Уэлдон. Запрос, касающийся одного из офицеров высшего звена британской разведывательной службы, привлек внимание французской службы внешней разведки. У Марион поинтересовались, в чем причина ее любопытства, и она в свою очередь указала DGSE на Жан-Марка Домаля. Сотрудник, который представился как Бенедикт Вольтер, пригласил Жан-Марка встретиться с ним за ланчем.

– Скажите мне, месье… – начал Бенедикт. Официант разложил перед ними два меню и удалился. Этот обед Жан-Марк запомнил надолго. – Хорошо ли вы помните свою службу в Тунисе? Например, что вы можете рассказать нам о женщине по имени Амелия Уэлдон?

Глава 31

Работа шпиона – это ожидание.

Том вернулся в каюту, взял «Драку за Африку», немедленно заблудился в коридорах, немного поплутал и в конце концов вышел к ресторану, где с удовольствием пообедал. Паром выбрался в открытое море. Судя по всему, он был заполнен только наполовину; перед рестораном не собралась очередь, и столиков хватило на всех. Посетители ресторана были в основном французами. Они вдруг появились все разом, en masse, видимо, с нижней палубы, где оставили свои автомобили. Африканцев в поле зрения не наблюдалось, только белые, кухня была французской, и цены выставлены в евро. Том долго ждал, что появится Франсуа; он читал книгу и не спеша пил кофе. Однако к двум тридцати тот так и не показался, и Том сдался. Наверное, Франсуа пообедал в кафетерии с самообслуживанием, решил он. Он расплатился и пошел наверх, с тем чтобы по пути заглянуть в кафетерий. Низенькие, беленные известью домики Карфагена постепенно превратились в узкую меловую полоску на горизонте. В кафетерии было пусто, не считая молодой английской пары, измученной битвой со своими детьми: грудным ребенком и двумя малышами постарше. Мать засовывала в рот младенцу ложку с пюре, двое других визжали и швыряли об пол пластмассовые игрушки. Отец старался свести ущерб к минимуму. У всех был измотанный вид; Том заметил на полу большую лужу воды.

В конце концов Том наткнулся на Франсуа случайно, как человек, который вдруг нашел нужную улицу без всякой карты. Месье Мало стоял на солнечной палубе и смотрел вниз, на бурлящую за бортом морскую воду и на берег Туниса, уже затянутый туманной дымкой. Рядом с ним стоял бородатый мужчина чуть повыше ростом, одетый в голубую рубашку и белые льняные брюки. На вид ему было около пятидесяти пяти, но волосы у него были густые и черные. Наверняка крашеные, подумал Том. Мужчина курил сигарету без фильтра. Докурив, он бросил ее за борт, но окурок, подхваченный ветром, упал на нижнюю палубу. Франсуа и его собеседник разговаривали спокойно и буднично. По тому, как они держались, Том заключил, что между ними уже установились достаточно дружеские отношения. Возможно, они беседовали довольно давно или встречались раньше. Он устроился в нескольких метрах от них и сумел расслышать имя мужчины – Люк – и обрывок разговора, что-то об отелях в Марселе. Но больше, к сожалению, узнать не удалось – мешал ровный и сильный шум судового двигателя.

Он тоже закурил. Том всегда носил с собой сигареты на случай, если нужно будет завязать разговор с агентом или прохожим. Зажигалка может предоставить отличный повод для начала беседы, сигарета поможет занять руки, если нервничаешь. Он обернулся и стал смотреть на палубу, на пассажиров, загорающих под яростным средиземноморским солнцем. Все были охвачены тем особым оживлением, которое возникает во время путешествия. Нейтральная территория. Ощущение ожидания, пауза, свободный промежуток времени между отъездом и прибытием в другой пункт назначения. Можно расслабиться и ничего не делать, только читать, есть и спать. Свежий крепкий ветер хлопал Тома по щекам и трепал французский флаг на мачте. Франсуа и его собеседник все еще разговаривали; до Тома доносилась быстрая французская речь. Он спустился на нижнюю палубу – ступеньки были покрыты налетом соли – и встал прямо под ними, надеясь, что бриз донесет до него некоторые слова, но и эта попытка оказалась безуспешной. Гул мотора заглушал все остальные звуки. От нечего делать Том включил лондонский телефон, но увидел, как единственный квадратик, обозначающий силу сигнала, мигнул и пропал. Судно ровным ходом двигалось на север.

* * *

Он увидел бородатого Люка только за ужином. Спутник Франсуа сидел за угловым столиком, один, спиной к залу. Он ел куриное жаркое по-охотничьи с рисом и очень внимательно читал какой-то документ. Том, в свою очередь, наслаждался закатом, листал журнал Time и лениво раздумывал о том, зачем ему понадобилось провожать Франсуа до Марселя. Куда разумнее было бы последовать за Амелией в Ниццу, связаться с Найтами, подготовить для Лондона полный отчет и выставить Траскотту счет за проделанную работу.

Он уже съел половину десерта, когда Люк встал и направился к салат-бару, расположенному ближе ко входу. Он неторопливо изучил ассортимент, пригляделся к огурцам, залитым йогуртом, тертой морковке, консервированной кукурузе. В тот момент, когда Люк стал выкладывать себе на тарелку треугольнички плавленого сыра, в дверях показался Франсуа. Двое мужчин встретились глазами – Том видел это совершенно ясно – и отметили присутствие друг друга, но за этим почему-то ничего не последовало. Люк снова уткнулся в свою тарелку, а Франсуа тут же перевел взгляд на официанта. Тот повел его к столику по правому борту. Том удивился. Почему они проигнорировали друг друга? Обычное чувство неловкости при встрече со случайным знакомым, когда понимаешь, что придется подойти и, может быть, сесть вместе? В таких случаях люди, как правило, делают вид, что друг друга не узнали. Или это нечто большее?

Франсуа уселся за свой столик. Он постелил на колени салфетку и раскрыл меню. Он сидел прямо напротив Тома, но не обращал на него никакого внимания – как и на других посетителей ресторана. Предзакатное солнце лилось в окна и окрашивало стены в теплый оранжевый оттенок. Было любопытно наблюдать за Франсуа в другой обстановке, когда он один. Сейчас в его манере держаться было гораздо меньше самоуверенности и надменности. Он уже не выглядел неотразимым самцом, как на тех фото, что были сделаны в отеле. Возможно, им снова овладела грусть. Том знал по себе, что горе от потери родителей может не покидать человека многие месяцы, может быть, годы. Его мать умерла от рака груди на второй год после того, как он начал работать на МИ-6, и только теперь Том более или менее смирился с этой утратой. Франсуа не читал книгу, не листал газету, он просто ел свой ужин, потягивал вино, посматривал в окно и думал о чем-то своем. Один раз, почувствовав взгляд Тома, он поднял голову и их глаза встретились. Франсуа рассеянно кивнул, и этот жест настолько напомнил Тому Амелию, что он едва удержался, чтобы не встать, подойти к молодому человеку, представиться старинным знакомым его матери и поговорить о ней и ее жизни. Тем временем Люк окончил ужин и нетерпеливо помахал официанту, чтобы он принес счет. Том тоже расплатился – карточкой Юниака – и вслед за Люком вышел из ресторана.

Следовать за ним было нелегко. Приди Люку в голову обернуться, он сразу же увидел бы Тома. Лестницы были узкими и короткими, в коридорах не было ни души. Том старался сохранять приличную дистанцию, но держаться достаточно близко, чтобы заметить, если Люк вдруг свернет или пойдет на нижнюю палубу. В конце концов стало ясно, что Люк направляется в сторону кают. Он спустился на четыре этажа вниз, на уровень ниже, чем каюта Тома. Как и раньше, Том почувствовал, что теряется в бесконечных запутанных коридорах. Все они были узкими, и все освещались неяркими желтыми лампами. В одном из них Люк вдруг остановился и набрал на двери своей каюты четырехзначный код. Том наблюдал за ним с расстояния пятидесяти метров. Люк вошел внутрь, повесил на дверь табличку «не беспокоить» и запер ее изнутри. Том подождал несколько секунд, потом прошел мимо и отметил номер каюты: 4571. Затем он вернулся к себе и немного почитал сборник стихов Хини, чтобы дать Франсуа время закончить ужин. Стихотворение, которое нравилось ему больше всего, называлось «Постскриптум». На обложке сборника Том записал одну строчку, поразившую его своей невероятной красотой. Вонзившаяся в землю молния лебединой стаи. Он оставил книгу на кровати, обложкой вверх и снова пошел наверх. Том собирался посидеть в том лаунже, что с баром, в надежде, что Франсуа зайдет туда выпить. Если это случится, он завяжет с ним разговор. Если нет, он постарается сделать это завтра утром, возможно на палубе, когда судно будет приближаться к Марселю. Проследить за Франсуа от ресторана, выяснить, какую каюту он занимает, и взломать код на двери было совершенно безнадежно и к тому же не нужно. Все, что требовалось Тому, – поговорить с ним и определить, что он за человек. Интересно, рассказала ли Амелия сыну, что работает в МИ-6. Хотя Маркуэнд не ставил перед ним такой задачи, Том хотел удостовериться, что Франсуа не раскроет секрет Амелии – ни случайному попутчику на корабле, ни кому-нибудь во Франции. Если он убедится, что сын Амелии способен держать язык за зубами, то оставит их обоих в покое.

Глава 32

Франсуа Мало закончил ужин, расплатился по счету наличными и направился к лаунжу с баром, который располагался на верхнем уровне судна. Он хотел познакомиться с женщиной и в то же время не хотел. Это было странное противоречие, непонятный конфликт желаний. Он нуждался в общении с женщиной, с незнакомкой, но при этом не желал связываться со сложным и утомительным ритуалом соблазнения. В любом случае шансы познакомиться с девушкой на корабле вроде этого были невелики. Паром через Средиземное море – это не то же самое, что ночной клуб в Париже или Реймсе. Разумнее всего было бы подождать до Марселя и, если получится, нанять проститутку. Франсуа не стал рисковать в Тунисе – законы были слишком строгими, но пару раз в «Рамаде» он так отчаянно хотел секса, что даже записывался на массаж в спа-центре. Просто чтобы почувствовать женские руки на своем теле. Но это были совсем не те ощущения, как от рук Амелии, когда она мазала ему спину кремом от загара у бассейна. Франсуа хотел не этого. Он не находил объяснения своему поведению.

Посидев у барной стойки минут десять, Франсуа заметил, что мужчина рядом пытается привлечь внимание барменши. Он узнал его – это был тот самый человек, который был в ресторане и читал журнал Time. Тогда они кивнули друг другу, и потом еще Франсуа пару раз чувствовал на себе его взгляд, пока ел свою пасту. Судя по бледному лицу и слегка растрепанному виду, мужчина был англичанином. Воротничок его рубашки потерял свою крахмальную жесткость, а подбородок украшала минимум суточная щетина. Франсуа заметил, что на ногах у него коричневые ботинки, довольно поношенные. Прежде чем он успел осознать, что к чему, они уже вступили в диалог.

– Похоже, получить выпить тут невозможно.

Франсуа пожал плечами. Несмотря на то что он понимал английский, ввязываться в неловкий разговор с незнакомцем ему не хотелось. Кроме того, его бесила противная британская уверенность в том, что ко всем иностранцам можно обращаться по-английски. Мужчина, кажется, правильно расценил его уклончивость.

– Vous êtes français?[20]20
  Вы француз? (фр.)


[Закрыть]

– Oui, – ответил Франсуа. – Vous le parlez?[21]21
  Да. Вы говорите по-французски? (фр.)


[Закрыть]

Как выяснилось, мужчину звали Стивен Юниак и по-французски он говорил отлично. Поначалу Франсуа слегка беспокоился, что он гей, но Стивен почти сразу же упомянул, что он женат и счастлив в браке. Он сообщил, что возвращается из Туниса и что он провел неделю в отеле в Хаммамете.

– И как вам там понравилось?

– О, рай из серии «все включено», – заметил Стивен. – Дети на «бананах», закусочные fish & chips на каждом шагу, повсюду обгоревшие англосаксы… С таким же успехом я мог бы отдыхать в Рединге.

Подошла барменша. Франсуа уже допил свой джин-тоник; он совсем не удивился, когда Стивен предложил угостить его еще одним, и почувствовал, что отказаться будет нехорошо.

– Большое спасибо.

– На здоровье. Вы путешествуете один?

Возможно, он все же гей, мелькнуло в голове у Франсуа. Возможно, Стивен Юниак провел неделю в Хаммамете потому, что ему нравилось снимать мальчиков на пляже.

– Один, – ответил Франсуа и подумал, не придется ли ему снова рассказывать историю Амелии. Ему становилось скучно при одной только мысли об этом.

– И вы живете в Марселе?

– В Париже.

Подчеркнуто краткий ответ должен был дать понять, что лучше сменить тему. Англичанин устроился на барном табурете рядом и обвел помещение взглядом. Может быть, придумывал, что сказать.

– Похоже, как будто бар оформляла Грейс Джонс, причем с большого похмелья.

Это было очень точное замечание и очень остроумное. Франсуа засмеялся и тоже оглядел зал. На месте диджея сидел мужчина лет пятидесяти, с наушниками на голове. Он пытался завлечь на танцпол группу марсельских домохозяек, но пока танцами заинтересовался только десятилетний мальчик. Одна из домохозяек бросила пару взглядов на Франсуа, но она была толстой и явно из другого социального круга, и он не обратил на нее никакого внимания. Бар освещали фиолетовые огни в стиле ретро; зеркальный шар отбрасывал на стены и пол расплывшиеся звезды. Диджей поставил Let Me Entertain You, и Стивен фыркнул, как будто поперхнулся коктейлем.

– О господи.

– Что такое?

– От лица своих соотечественников я должен принести миру извинения за Робби Уильямса.

Франсуа снова засмеялся. Было приятно просто поболтать с кем-то умным и забавным. Амелия была и умной, и забавной, но их разговоры больше напоминали собеседования или деловые встречи, где стараешься понять, что за человек твой партнер, и получить как можно больше информации. В один из вечеров в Тунисе, когда Амелия уже легла спать, Франсуа вдруг захотелось «выйти в свет». Он взял такси и поехал в Ла-Марсу. Но местная ночная жизнь ему не понравилась. Франсуа сидел за столиком у танцпола и наблюдал за тем, как богатые тунисские юнцы-бездельники пытаются соблазнить девушек-мусульманок, которые никогда и ни за что не лягут с ними в постель. Секс до свадьбы в исламе считался смертным грехом для женщин. У молодых людей волосы были зачесаны назад и обильно смазаны гелем, а на запястьях красовались огромные часы. Одна из девушек со слишком сильно подведенными глазами принялась флиртовать с Франсуа, и он даже подумал, не пригласить ли ее потанцевать. Но кто его знает, что за люди смотрят на тебя в этот момент. Рисковать ему не хотелось. Все тунисские мужчины были слегка полноваты и все как один носили густые усы. Один из них вполне мог оказаться ее братом или бойфрендом. Франсуа от души пожалел бедную девушку и подумал, какая жизнь ее ожидает.

– И как вам тунисская кухня? – спросил Стивен.

Франсуа видел, что англичанин пытается найти подходящую тему для разговора, и с удовольствием поддержал беседу. Он рассказал, что провел прекрасный вечер с матерью в рыбном ресторане с открытой верандой в Халькэль-Уэд, но зато их обоих страшно разочаровал кускус в незаслуженно знаменитом ресторане в Сиди-Бу-Саиде.

– У меня с едой получилась полная катастрофа, – пожаловался Стивен. – Один раз я заказал «мергез» – думал, что это рыба. Но мне принесли какие-то колбаски. Потом я попробовал «таджин», думал, что уж тут-то не ошибусь… но оказалось, что это что-то вроде омлета. Совершенно не похоже на марокканский таджин. Вы сказали, ваша мать живет в Тунисе?

Этим вопросом Стивен загнал Франсуа в угол. Теперь он вынужден был рассказать что-нибудь об Амелии, иначе это было бы невежливо.

– Это долгая история.

Стивен посмотрел на свой коктейль, потом на зеркальный шар, потом на Франсуа:

– У меня куча времени. Целая ночь.

И Франсуа выложил ему все. Об убийстве в Египте. О том, как он пытался связаться с Амелией через агентство по усыновлению. Как они встретились в Париже. Потом он описал неделю, проведенную вместе с Амелией в Гаммарте. Это было все равно что рассказывать любимый анекдот. На определенных частях он сделал акцент, другие, которые больше его не интересовали, опустил. Амелию Франсуа постарался описать в наиболее выгодном свете. Стивен, как и ожидалось, сначала ужаснулся трагедии в Шарм-эль-Шейхе, затем порадовался трогательному воссоединению матери и сына. Однако довольно скоро Франсуа начал уставать от сочувствия и бесконечных вопросов. К одиннадцати он допил второй коктейль – Франсуа заказал им по второму раунду в ответ на то, что Стивен оплатил первый, – и мечтал только о том, как бы избавиться от разговорчивого собеседника и вернуться в свою каюту. Нужно было только найти подходящий предлог. К счастью, женщина на другом конце барной стойки уже довольно долго не сводила с них глаз. Франсуа не сразу определил, кто из них интересует ее больше. На вид ей было лет тридцать семь – тридцать восемь, и она была достаточно привлекательна, разве что немного сурова. Франсуа уже видел ее днем, она сидела в лобби и читала газету. Он мог бы поспорить, что любая женщина на корабле предпочла бы его компанию обществу англичанина, но незнакомка, кажется, испытывала симпатию именно к Стивену.

– Похоже, ты кое-кому нравишься, – заметил Франсуа и показал на женщину глазами.

– Кому? – Стивен, судя по всему, даже не обратил на нее внимания.

– На другом конце барной стойки. Крашеная блондинка. Хочешь, я приглашу ее сюда?

Стивен оглянулся, встретился с женщиной глазами и слегка покраснел. Она тут же отвела взгляд.

– Мне кажется, ей гораздо больше понравишься ты, – возразил Стивен.

Это было лестно, но в то же время Франсуа не мог упустить подвернувшуюся ему возможность. Его стакан опустел. Впереди был долгий трудный день. Это был идеальный момент, чтобы удалиться.

– Нет, – решительно сказал он и встал. – Оставляю ее тебе. – Он пожал англичанину руку. – Был рад познакомиться. Мы отлично поговорили. Возможно, утром еще увидимся.

– Надеюсь, – ответил Стивен. С этим они и расстались.