Текст книги "Несущий перемены"

Автор книги: Чарльз Ингрид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 6

– Ваши слова звучат оскорбительно. Едва ли имеет смысл просить вас снять прежние обвинения, чтобы предоставить возможность для новых, – возразил Паншинеа. – Я вынужден напомнить, с кем вы имеете дело.

Джон Тейлор Томас собрался с мыслями, обдумал их, вспомнил весь опыт, накопленный за годы дипломатической службы, и заключил, что не ошибся. Чоя и впрямь хотели чего-то большего, и хотя весть о похищении детей с Земли осадила Паншинеа, должно быть, именно это и привело его сегодня к посланнику.

– Прошу прощения, – примирительно сказал он. – Вы меня неправильно поняли, или, скорее, я сам дал повод к недоразумению. Насколько мне известно, чоя почти не допускают на свою планету представителей других народов. Ваши знания о нас должны быть ограничены опытом общения здесь, на Скорби, или работой по контрактам. В попытке снять обвинения с Чо вам явно недостает информации. Какую ценность представляют наши дети для изменников-чоя? Почему было допущено такое преступление? Поймите мотивы, и вы сможете избавиться от обвинения.

Блеск в глазах Паншинеа слегка угас.

– Ваше извинение принято, посланник, – заметил он. – Однако оскорбление остается оскорблением. Вы подозрительны, как ивриец.

– Но разве не подозрительно то, что вы просите нас снять обвинения, имеющие, по моим данным, самые убедительные доказательства? Император Паншинеа, вы лучше всех, с кем мне приходилось иметь дело, должны понимать, насколько осложнено положение на Земле. Наши ресурсы ограничены, их необходимо сохранять, планету – очистить и восстановить ее богатства, если это возможно, У нас почти нет колоний. Насколько я понимаю, у вас их нет совсем. И вы, и мы движемся по лезвию меча.

Лицо Паншинеа осталось безучастным, но в глазах вновь вспыхнуло пламя.

– Едва ли наше положение одинаково. Мы – не птенцы, пачкающие свое гнездо прежде, чем способны научиться летать. Однако, – он завозился в массивном кресле, – ваше предложение дальнейшего общения вполне понятно, и не следует думать, что мы не сочувствуем в известной степени вашей борьбе. Для переклассификации требуется, чтобы ваша планета была заинтересована в ней, показала стремление к объединению и дух сотрудничества – так, чтобы оказанная вам помощь была доступна любому человеку, а не только правительству или одному властителю, тем более рассеянным горсткам представителей власти. Знаю, вы упорно работаете, посланник, чтобы завоевать расположение для своей планеты – может, даже слишком упорно. Никто в Союзе не считает, что на Земле нет отходов, мы только надеемся, что вы пользуетесь надежными средствами, чтобы сделать все возможное для их уничтожения. – Паншинеа горько усмехнулся. – Отходы есть на всех планетах.

Джон с расстановкой ответил:

– Однако прося меня снять обвинение, вы тем самым добиваетесь, чтобы я не оправдал доверия, оказанного мне моим народом. Он ждет, что я потребую справедливости и равенства для них. А вы просите, чтобы я смирился с отвратительным злодеянием.

Паншинеа предпочел отвернуться от него и устремить взгляд на панораму за окном-.

– Не стану спорить об этом. Мы исследовали разрушенную колонию на Аризаре и почти ничего не обнаружили, однако очевидно то, что там был крематорий. В пепле найдены остатки человеческой ДНК. То, что люди были привезены на Аризар и умерщвлены там – бесспорно. Но кто привез их туда, как и почему умертвил, остается неясным.

Дочь Джона знала об этом. Она выжила на Аризаре во время налета на колонию, но никогда не отвечала на вопросы отца, храня свою информацию для абдреликов. Джон принес ее в жертву ради знания и потерял все. Он раздраженно поднялся с кресла.

– Моя дочь была увезена на Аризар.

Паншинеа резко обернулся к нему.

– Что?

– Моя дочь была увезена на Аризар. Так что, как видите, император, у меня есть все доказательства. И только самые веские причины заставят меня отказаться от обвинения.

Император Чо застыл в изумленном молчании.

Послание с улиц Чаролона передавалось из рук в руки, пока не достигло императорского дворца и не попало к ней. Йорана достала его из ниши среди камней ограды сада, увидев, что из стены торчит пучок травы – знак, что «почтовый ящик» полон. Она вынула камень только после того, как огляделась и убедилась, что за ней не следят. Мгновение она стояла, сжав письмо в руке, затем решилась открыть его.

Малаки хотел ее видеть. Йорана почувствовала беспокойную дрожь, но не могла отказаться от этого вызова. Бывший глава округа Данби был ныне одним из лидеров Заблудших, его сторонники исчислялись миллионами, однако отношения между Малаки и Йораной были давними и тесными. Малаки спас ее, помог пройти тестирование – так, чтобы ее бахдар был узнаваем и помог в будущем продвижении. Забота о ней, как понимала Йорана, была не только проявлением великодушия, но и надеждой на будущее влияние. Она уже заплатила за свое спасение и должна была продолжать платить – причем не раз.

Она покинула дворец тайно, под прикрытием утреннего тумана. Ее кости слегка ныли, отмечая переход от лета к осени, как взгляд отмечал серый туман, окружающий ее. Но к тому времени, как Йорана достигла окраины города, туман полностью рассеялся и улицы согрело дневное тепло.

Она надела мешковатую рабочую одежду, заплела волосы сзади и повязала их серым шарфом, чтобы скрыть роскошный блеск и цвет, чувствуя, что такого маскарада вполне хватит. Узнать ее можно было только по украшениям на лице, которые Йорана носила постоянно. Однако она не думала, что столкнется с кем-нибудь из знакомых так далеко от дворца. Немногие чоя из Домов отваживались посещать окраины – особенно после мятежа.

Вокруг теснились разрушенные, закопченные здания, и рабочие разбирали их, откладывая материалы, которые еще могли пригодиться. Общественный раскол вскрыл хрупкость всех отношений в городе, выявил правдивую сущность, неприглядную тайну притеснений его нижних слоев. Йорана поморщилась. Произнеся несколько слов, она приложила ладонь к секретному замку быстроходных саней и оставила их неподалеку от парка. Она уже видела, что Малаки ждет ее, сидя у окна кафе.

Глава, или мэр Данби, он потерял главную цель в жизни, когда общество, живущее в долине реки, было подвергнуто вынужденному Переселению. Переселение было одним из необходимых условий в жизни чоя, но каждый из них встречал его по-своему. Малаки упорно работал, чтобы сделать реку чистой, свой округ – процветающим, и едва оправился от шока после объявления Переселения. Но Йорана уже тогда была приближена к Паншинеа и знала, что отчеты говорят правду: за несколько веков почва и вода заметно истощились. Время для Переселения действительно пришло.

Однако неизбежное можно было бы отдалить еще на одно поколение, если бы работа Малаки не включала запретные действия, направленные против интересов престола. Он не проводил тестирование уже в двух поколениях детей, оставляя всего несколько из них, чтобы избежать подозрений – таких, как ее. Отстранение кандидатов вовсе не означало, что у них нет бахдара, просто они не проходили принятую в Домах подготовку, и теперь среди Заблудших было много чоя с сильным бахдаром, которые предпочли не пользоваться им ради продвижения.

Но хуже всего было то, что Малаки проводил эксперименты с генетическим материалом, манипулируя ДНК чоя, и найденные лабораторные отходы способствовали его падению.

Этот инцидент также привлек внимание Паншинеа, но это, казалось, не тревожило массивного и мощного чоя с вороной гривой. Возбуждение от того, что он почти достиг и надеялся когда-нибудь достичь, зажигало золотистые искры в его карих глазах, придавало его жизни азарт. Он никогда не подрезал свой роговой гребень, следуя принятой моде. Он никогда не слабел и не истощался, и соперником ему можно было бы считать разве что чоя ранга Риндалана. Йорана даже сейчас видела яркую ауру над головой Малаки, когда он склонился к окну и поманил ее.

Он придвинул ей кресло.

– Вернулась к прежней жизни? – заметил он иронически, оглядывая ее маскарад.

Йорана вспыхнула.

– У меня мало времени, – сказала она. – Зачем ты вызвал меня?

Малаки широко улыбнулся, и искры в его глазах засияли под солнцем.

– В такой приятный день у тебя нет времени?

Йорана положила руки на стол. Вены на них вздулись от напряжения, преждевременно старя ее. Взглянув на руки, Йорана напряглась, чувствуя, как снижается давление и вены опадают. Она глубоко вздохнула.

– Мне не нравятся такие вызовы. Это ставит под угрозу всю мою работу.

Малаки налил ей стакан искрящегося розового вина.

– Это ради твоей же пользы, а не ради меня.

Она подняла стакан, думая, что догадывается о замыслах Малаки.

– Причина – в этих трех погибших? – спросила она, не долго думая.

– А они в самом деле погибли? Странно. Их увезли совсем недавно, – Малаки сделал глоток из своего стакана. – Мало же они поработали.

– Малаки!

– Ты права. Мне не следовало говорить об этом. Йорана, дорогая, ты должна знать – як ним не имею никакого отношения, хотя немного знаком с Миском. О целях этих троих почти ничего не известно, но я узнал – они не были убийцами. Это не мои чоя. Все, что стало причиной их поступка – религиозный фанатизм.

Йорана выпрямилась.

– Религиозный… Малаки, это бессмыслица.

Он пожал плечами.

– Любая информация от меня лучше, чем ее полное отсутствие.

Йорана отпила вина и подержала его во рту, ощущая терпкий сладковатый привкус.

– Тогда благодарю тебя. Я в полном замешательстве.

– Поскольку их целью не было убийство Палатона, эта загадка требует разрешения?

Она взглянула ему в глаза. Казалось, он совсем не постарел – этот чоя, когда-то спасший ее. Едва ли он по возрасту годился ей в отцы, хотя и не был главой дома, в который ввел ее. Он считался в этом доме дядей. Она жила в чужой семье, но присутствие Малаки всегда освещало ее жизнь, подобно пылающему светильнику. Она ответила:

– Ты знаешь меня больше, чем остальные. О чем ты думаешь?

– Думаю, ты станешь искать ответы внутри себя до тех пор, пока еще большее замешательство не заставит тебя бросить поиски, – он взял бутылку и вновь наполнил оба стакана. Молодая чоя принесла корзину свежевыпеченного хлеба, горячего и ароматного. Над ним еще поднимался пар.

Малаки и в самом деле хорошо ее знал. Йорана вздохнула.

– Если бы только… – она прервала себя, откусывая хлеб.

Малаки поднял голову.

– Если бы только другой понимал тебя так же хорошо?

Йорана не ответила. Теплый хлеб хрустел в ее руках. Ей доставляло странное удовольствие ломать его корку. Йорана понимала, что Малаки наблюдает за ней, и не поднимала голову.

– Так что же ты предприняла в отношении Палатона с тех пор, как мы встречались в прошлый раз – тихо спросил он.

– Ничего. Я изредка делю с ним ложе, но мы не любовники – во всяком случае, между нами нет сильных чувств. Нам всегда не хватает времени и мешает Рэнд.

Стакан в его руках выскользнул на стол. Малаки поспешно отставил его и заморгал.

– Он… у него связь с этим инопланетянином?

– Нет! Конечно, нет. Я просто напомнила… – на этот раз она осмелилась взглянуть ему в глаза, – напомнила об этом тебе.

– В самом деле? – Малаки заворочался, обдумывая ее слова. – Да. Интересно, что такого тезар видит в этом человеке?

– Я не уверена, что Палатон обязан находиться при нем, но он взял на себя это обязательство. Между ними есть связь, которой я могу только позавидовать, – Йорана замолчала, когда молодая чоя вновь подошла к ним, поставив на стол поднос со свежими фруктами и сливочными пирожными, крем на которых еще поблескивал от льда. Расставив тарелки, чоя ушла, не проронив ни слова. Йорана ничего больше не сказала, вспоминая об ауре бахдара, которая окружала Рэнда и, видимо, свидетельствовала о его связи с Палатоном. Однажды заметив ее, Йорана изумилось, поскольку все данные показывали, что психические способности человека гораздо ниже всех норм чоя. Должно быть, ауру питал Палатон, и Йорана могла догадаться, почему: чтобы защитить человека от тех, кто попытается заглянуть ему в мозг. Наверняка постоянная защита Рэнда и самого себя утомляла Палатона. Бахдар имел свои пределы. Он мог сгореть, и тогда жизни его бывшего обладателя было трудно позавидовать. Но Йорана не пожелала делиться своими опасениями с Малаки.

Малаки взял ложку и принялся орудовать ею, сменив тему.

– Йорана, ты должна иметь от него ребенка. И если он отказывает тебе, возьми его силой.

– Нет, – во время последней встречи Малаки дал ей сосуд запрещенного снадобья, вложил в руку и объяснил, что с ним делать. Но Йорана не хотела одурманивать Палатона, а зачинать ребенка с ней он не желал. – О твоем предложении не может быть и речи.

Малаки слизнул каплю сока с уголка губ.

– Паншинеа сделал Палатона своим наследником не для того, чтобы защитить его. Император приблизил к себе своего величайшего соперника, надеясь уничтожить его, не запачкав рук. Ты догадываешься об этом, а я знаю. Император прав только в одном: Палатон – незаурядный чоя. Жаль будет потерять и его, и его генетический потенциал. Если ты не можешь совладать с ним любовью, Йорана, ты должна исполнить свой долг любой ценой.

– Это мой долг, но не его. Малаки поднял плечо.-

– Это твое мнение. По-моему, он способен спасти всю Чо.

– Ты считаешь, что сможешь спрятать ребенка как наследника, воспитать и обучить, а затем осуществить все свои мечты и надежды, сокрушив Дома, когда придет время.

Малаки улыбнулся.

– У всех нас есть мечты. И у тебя тоже.

Йорана чувствовала, что краснеет, что тепло от выпитого вина разливается по ее прозрачной коже.

– Мои мечты тут ни при чем, если он не желает соединиться со мной, – ответила она. – Отчасти потому я люблю Палатона. Он стремится постичь истину и жить согласно ей – потому Паншинеа прогнал его много лет назад и вернул сейчас. Нельзя контролировать чоя, ищущего себе такой судьбы – это подобно полету в Хаосе.

– И ты надеешься помочь ему уцелеть?

– Уповаю на Вездесущего Бога, что мне это удастся. Я буду стараться, – она отодвинулась от стола. – У меня уже нет времени.

– Но ты даже не дотронулась до еды.

– Во дворце недостатка в еде нет, не говоря уже об интригах, – она склонилась и легко поцеловала его в лоб. – Ты эгоист, но я все равно тебя люблю.

Малаки фыркнул и схватил ее за руку.

– Я не могу принуждать тебя к тому, чего ты не хочешь. Ты взрослая чоя. Но выслушай и запомни: для всех нас будет лучше, если ты решишь действовать, – и он отпустил ее.

Йорана быстро вышла из кафе. Стоянка для транспорта уже заполнилась, и она не сразу отыскала свои сани. Найдя их, она помедлила, чтобы успокоить бьющееся сердце. Слишком много вина, решила Йорана, запуская сани и пробираясь по улице. Или слишком много любви.

Палатон оставил Рэнда не без опасений, но еще больше тревог вызывала у него предстоящая поездка. Поместье деда перестало быть его Домом со времен испытания бахдара и зачисления кандидатом в летную школу. Но Палатон понимал, что Дом Волана едва ли был ему родным с самого рождения. Его мать отказалась назвать имя его отца, и это привело к продолжительной ссоре – Палатон вырос среди волн гнева своего деда. Но теперь, ступая по бывшим землям своего Дома, видя полуразрушенный особняк с выщербленными стенами, обваленными башнями и толстым слоем пыли, он испытал мучительную боль. Перевозка главной части здания была сделана осторожно, ибо в основном оно уже стал ветхим. Однако способа спасти проведенное здесь время не было.

Дом составляли не только эти камни, и дух его тоже было уже не спасти. Род, занимающий теперь эту землю, построил свои здания, по-другому использовал плодородную землю. Несомненно, здесь еще будут продолжать заниматься земледелием, ибо Волан первым начал строительство в долине, пустующей до того не менее двух сотен лет. Переселения можно было ожидать не раньше, чем через два столетия. Эта земля еще многого стоила.

Волан напрасно потерял ее, думал Палатон, обходя технику и работающих чоя. Он достаточно снабжал семью благодаря щедрым вознаграждениям тезаров, чтобы заплатить все долги и удержать Дом на плаву. Палатон не знал, насколько нуждался в деньгах его дед, но ему пришлось расстаться с Домом. Вероятно, и целой семьи тезаров не хватило бы, чтобы поддерживать его на должном уровне.

Нетронутым осталось только то крыло здания, где Треза вырастила Палатона и занималась своей работой. Приблизившись, Палатон увидел, что стены очищены струей песка и камни обнажены – это помогало осторожно разобрать строение. Коренастый чоя, квадратный и смуглолицый, истинный сын Земного дома, напомнивший Палатону Хата из школы Голубой Гряды, распоряжался у особняка. Несмотря на жару, он был облачен в форму управляющего.

Заметив Палатона, чоя обернулся и произнес мгновенно изменившимися голосами:

– Наследник Палатон? Вы прибыли вовремя. Мы оставили это крыло напоследок, но больше я не мог ждать.

– Я рад, что вы подумали обо мне.

– Так распорядилась глава Дома. У нее есть два гобелена Трезы, и когда она обнаружила здесь ее памятник, то пожелала перевезти его к себе. Но рабочие сказали, что это невозможно. Тогда она решила предоставить вам возможность сохранить какую-нибудь его часть.

Палатон задумался, чем заслужила его мать такой непрочный памятник, и заморгал от попавшей в глаза пыли. Управляющий взял его за локоть и отвел в сторону.

– Я могу дать вам троих рабочих.

– Это ни к чему, – ответил Палатон. – Я пришел только взглянуть на него.

– Хорошо, – управляющий вытер со лба струйку пота. – Ваша мать была талантливой чоя.

– Да.

Крепыш провел его через крыло дома, открытое солнцу и ветру, лишенное всякой мебели. Над полом взвивалась пыль. Палатон думал, что если бы мать осталась жива, она была бы теперь совсем не старой, ибо родила его еще в юности. Но она не захотела жить, неизвестно почему – она никогда не говорила ни ему, ни кому-либо другому, какие горести переживает. Еще в бытность тезаром Палатон часто задумывался, не довел ли дед его мать до самоубийства.

Он остановился на пороге выхода во внутренний двор. Солнце палило. Фонтан не работал уже давно – вода в нем изливалась из треснувшего кувшина, и хотя такая форма была традиционной для фонтанов, для Палатона она была наполнена глубоким смыслом. На доске виднелась надпись «Ты меня помнишь» и даты краткого пребывания его матери на Чо.

Палатон подошел и опустился на колено возле фонтана. Он не молился, он не мог ни о чем даже думать, когда поклонился могиле. Он искал ее ауру, ее присутствие, которое чувствовал во снах, но ничего не находил. Казалось, она исчезла вместе с падением Дома Волана. В большей степени Палатон мог бы ощутить присутствие матери в Чаролоне, во дворцовой галерее, чем здесь.

Управляющий помолчал, прежде чем произнести:

– Думаю, вы сможете взять хотя бы доску, – и он вскинул кирку, намереваясь отбить ее.

Палатон уже поднял руку, чтобы остановить его, но было слишком поздно. Бронзовая доска легко отлетела от постамента, и памятник сразу начал трескаться и осыпаться.

Основание, к которому была прикреплена доска, разрушилось, превратившись в пыль, и Палатон поднялся, закашлявшись и протирая глаза. Разбитый кувшин упал на землю, как увядший бутон цветка.

На миг его место заняло пламя. Солнце засияло на остатках памятника, и этот блеск был таким пронзительным, что казался пожаром. Палатон не знал, видит ли это чоя, хотя тот поспешно отступил.

Кувшин покоился на плите в форме звезды, которая только потрескалась, и теперь казалось, что эта звезда охвачена огнем. У Палатона перехватило горло, пока он смотрел на оставленную матерью весть. Неужели теперь, после смерти, она пыталась поведать ему то, что не смела сказать при жизни? Неужели он и в самом деле сын Огненного дома и к его наследию должен стремиться? Если так, то он познал всю истину.

Через несколько минут весь фонтан превратился в пыль – мелкую, как прах, и от него осталась только доска в трясущихся руках чоя.

Глава 7

От вибрации тяжелого крейсера, летящего в космосе, гудел металлический пол под ногами, пока Алекса пробиралась по коридору. От влажного воздуха рубашка прилипла к ее телу, пот струйками стекал по рукам. Она провела ладонью по лбу, в бесполезной попытке вытереть его. Абдрелики любили сырость. Крейсер уже давно летел в космосе, а большинство абдреликов в его экипаже не взяли с собой симбионтов, своих таршей, которые чистили кожу амфибий. Мази только раздражали складки толстой гиппопотамовой кожи и высушивали их, так что приходилось терпеть удушливый и влажный воздух. Алекса облизнула губы, почувствовав соленый пот, и остановилась, прислушиваясь.

Ее темные кудри прилипли к голове и шее, они отросли длиннее, чем она привыкла носить, но влажность им ничуть не вредила – ее волосы оставались густыми и блестящими. Алекса заложила пряди волос за уши, пытаясь уловить хотя бы отдаленный звук среди шума механизмов корабля.

Она получила свободу, которой пользовалась осторожно, и теперь не хотела лишаться ее просто из-за собственной глупости. Чоя Недар интересовал ее, но не настолько, чтобы ради него рисковать привилегиями. Оба они были своего рода узниками, и Алекса знала, кого из них ГНаск считает сейчас более ценным. Пилот-чоя привлекал его внимание, а ее считали бесполезным багажом, собираясь передать отцу, как только наступит удобное время. Если ее застанут здесь, в коридоре, то запрут в своей каюте, размером едва ли больше гроба, пока ГНаск вновь не вспомнит о ней.

С другой стороны, чоя был гордым пленником, взятым во время Двухдневной войны и отверженным его народом. Никто не скорбел о его потере, никто не разыскивал его. Никто из чоя даже не знал, что Недар еще жив… Алекса опустилась на колено, заметив какое-то движение впереди, в полумраке коридора. Она сдерживала дыхание и желала так же сдержать бьющееся сердце – до еле слышных ударов, или вообще остановить его.

– Ты, Алекса? – послышался из каюты-камеры голос – сухой, циничный, надменный, с двумя тональностями. Голос чоя.

Откуда он узнал? Алекса не понимала. Недар делал это и прежде. Будь он абдреликом, Алекса поняла бы, что он почувствовал запах крови и выделений, к чему были особенно чутки хищники. Но она знала, что чоя не наделены таким острым чутьем. Несмотря на отсутствие ушных раковин, они слышали поразительно хорошо, но видели на среднем уровне, а обоняние у них было даже хуже, чем у людей. Так как же Недар разглядел ее в темноте, через решетку? Откуда он узнал?

Алекса встала и решительно прошлась по металлическому полу, производя значительно меньше шума, чем грузные абдрелики. Чоя сидел на полу клетки, а не на ложе и не на стуле, поставленных для него. Он опустил плечи и не взглянул на приблизившуюся Алексу.

– Камеры отключены, – заметил Недар, когда она опустилась рядом с ним, скрестив ноги.

– Я слышала, что это входит в их планы. Они играют с тобой, – подобно Недару, Алекса говорила на трейде, но чоя более бегло пользовался этим языком.

Чоя поднял голову и оглядел ее огромными сверкающими глазами. Алекса вспомнила о глазах абдреликов, полускрытых в складках, острых и прищуренных, глазах охотников, постоянно жаждущих крови. В глазах чоя тоже промелькнул хищный отблеск. Она вспомнила, что Недар в основном выполнял боевые контракты!

– Они зря теряют время, и ты тоже. Тайна тезарианского устройства умрет вместе со мной.

– По-моему, они замышляют убить тебя, как только осуществят свой план, – тихо возразила Алекса, прижимая ладони к прутьям клетки.

– Несомненно, – пилот пошевелился, как будто весь его вес переместился вслед за взглядом. – Однако я видел, на что способны ронины – они считаются одними из лучших, и все же не умеют пользоваться тезарианским устройством.

Он был одет в летный костюм, хотя абдрелики снабдили его чистой одеждой, торопливо подогнанной под его рост и размер. Абдрелики были почти такими же рослыми, как чоя, но более грузными и широкими в бедрах. Алекса могла себе представить, как смотрелась бы на Недаре новая одежда. Она задумалась над тем, что он сказал о ронинах.

– Почему?

Он в упор взглянул на нее.

– Потому, что мы не отдаем наши души.

– Ты защищал Палатона. Зачем?

– Никто его не защищал, – безучастное лицо слегка исказилось. – Просто я не хотел, чтобы ему досталась вся слава. Я – чоя из Небесного дома. Престол Чо будет принадлежать нам, и я надеялся, что с моей победой это случится быстрее.

– Зачем ты прилетал на Аризар?

Он долго молчал, и Алекса поняла, что он размышляет над иронией судьбы, по которой прошлое у них было общим. Подобно Палатону, он побывал на Аризаре. Ей предстояло соединиться с Недаром для очищения. В школе на Аризаре Алексу готовили к работе, сути которой она не понимала, а чоя не собирались ей ничего объяснять. Она, Беван и Рэнд не закончили учебу, поскольку Недар появился в школе, поставил свои условия, и чоя-наставники уступили ему. Алексу пугала жестокость Недара, а Беван, заступаясь за нее, напал на надменного пилота, нанес ему смертельный удар ножом и бежал.

В школе поднялась паника, и Алекса решила, что пора звать на помощь своих союзников, абдреликов. Но на Аризаре оказались защитные укрепления, и Алекса чудом пережила и налет абдреликов, и оборону заритов. Школа была уничтожена. Уцелевшие ее обитатели бежали, увозя свои тайны.

ГНаск и его генерал ррРаск пришли к выводу, что чоя намеревались сделать людей пилотами, ибо и школа, и Дом чоя на Аризаре оказались колонией инакомыслящих. Не в силах поддержать свою численность, они прибегли к помощи наемников. Чтобы покорить галактику, каждому требовалось прежде всего преодолевать космос, а для этого был необходим пилот, умеющий пересекать Хаос. Там космос изменялся, терял свои свойства, и любые разумно устроенные навигационные системы сбивались. Только чоя могли вторгаться в пределы Хаоса. Только чоя могли надежно, раз за разом проводить через него корабли.

Но неужели это означало, что люди могли совершать то, что было недоступно иврийцам, абдреликам и всем прочим?

Алекса просунула руку между прутьями, пытаясь коснуться его.

– Зачем, по-твоему, меня привезли на Аризар?

Недар моргнул и отвел глаза, глядя поверх ее головы.

– Чтобы использовать, – наконец произнес он, – как масляный фильтр, – и вновь погрузился в молчание.

Алекса мрачно взглянула на него. Она ждала совсем другого ответа и убрала руку из-за решетки. Этот чоя все еще пугал ее по необъяснимым причинам. Точно так же, как она когда-то лишила его надежды, теперь он лишал надежды ее.

Но она не собиралась успокаиваться. Она не позволит случаю выскользнуть у нее из пальцев. Чутье абдреликов, запрятанное где-то в глубине нее, начало подниматься, как пробудившаяся змея. Алекса поднялась, чтобы покинуть клетку и ее обитателя.

Недар поднял голову.

– Ты вернешься вместе с другими? – спросил он.

Иногда ГНаск приводил Алексу с собой, когда являлся допрашивать Недара.

– Не знаю, – равнодушно ответила Алекса.

– Тогда я встречу тебя в другой раз, – его темные глаза пронзительно блеснули, как будто пилот наводил прицел.

Алекса ничего не ответила и вышла, неслышно ступая по полу. Достигнув двери и перешагнув порог, она обнаружила, что ее маленькие руки сжаты в кулаки, а ногти больно впились в ладони. Она не могла выносить эту надменность, пренебрежение чужого народа, их умение хранить тайны, ради которых они похищали детей. Но тем не менее, будучи одной из этих похищенных, Алекса не понимала, что приводит ее в такую ярость.

Позади нее захлопнулась дверь, и Алекса вытащила рубашку из брюк, провела ладонью по плоскому животу и достала передатчик. Его сигналы отдавались на ее коже. Подошедший сзади ррРаск пробормотал:

– Конечно, он все знал.

– Но откуда?

– Он знает тебя, – ответил абдрелик. Он смотрел, как Алекса возится с одеждой, с таким же интересом, как гурман наблюдает за устрицей, прежде чем проглотить ее. Она балансировала на одной ноге, раскатывая штанину до щиколотки.

Наконец она застыла в одном белье. На бледной коже отпечатались следы – там, где проходил провод. Она переступила лужицу слюны там, где стоял генерал, и прислушалась. Передатчик был примитивным даже по земным понятиям.

– Не понимаю, о чем ты говоришь. Абдрелик прикрыл глаза, и складки лиловой кожи вокруг его шеи налились кровью.

– Возможно, – произнес ррРаск, – я сделал это, чтобы узнать истину не от него, а от тебя.

Алекса застыла на полпути, внезапно похолодев. Она не была уверена, что ГНаск достаточно силен, чтобы защитить ее, и даже в том, что у него будут на это причины, если он обнаружит ее союз с ррРаском. Она спрятала замешательство, наклонившись подобрать передатчик и пропитанную потом одежду. К тому времени, как она поднялась, колкие слова сорвались с ее губ:

– Если мы союзники, генерал, вам придется прекратить считать меня добычей.

ррРаск рассмеялся, приоткрывая и вновь пряча клыки, как будто смех с силой вырывался из его пасти. С ловкостью, странной при его размерах, он извлек из ее руки передатчик. Алекса взглянула на его поросячьи глазки, круто повернулась и ушла, не в силах дождаться, пока сможет принять душ и переменить одежду.

Недар перестал прислушиваться к ее шагам, едва захлопнулась дверь. В начале своего затворничества он проявлял некоторый интерес к этой женщине, но вскоре понял, что она почти лишена телепатических способностей и что с нее нечего взять. Оставшись без бахдара, без собственной силы, существуя за счет краденного у других, Недар не имел такой возможности внутри корабля абдреликов. Он не мог удовлетворить свой голод, не мог помыслить о побеге. Что касается расспросов абдреликов, они казались Недару нелепыми. У него было не больше бахдара, чем у камня, и даже если бы он раскрыл правду, он не мог бы подтвердить свои слова, а абдрелики бы не стали его слушать. Героика здесь была ни при чем, хотя чоя не испытывали недостатка в возможности ее проявления. Просто он, Недар, всегда выбирал иной путь.

Он закрыл глаза и задумался о прекрасной Витерне, о встрече с правительницей Небесного дома, если ему удастся бежать. Эти приятные мечты перешли в сон, и Недар проснулся только тогда, когда люк рядом с клеткой с грохотом отворился.

Он заметил краем глаза гибкую фигурку Алексы, а затем перевел взгляд на громоздкого ГНаска и рядом с ним – фигуру чуть поменьше, принадлежащую врачу-абдрелику, самке, которая первой осмотрела Недара, едва его доставили на корабль. Калак явно не была ничьей подругой, ее роль на корабле исчерпывалась лечением. Сейчас она хмурилась, на лице собирались резкие морщины.

В своей роли посланника ГНаск обычно проводил на корабле не так много времени. Вследствие этого он постоянно носил с собой симбионта, и сейчас тарш сползал по его груди, оставляя за собой скользкую дорожку на коже. Недар почувствовал, как его губы скривились при виде слизнеподобного симбионта. Во всем – и снаружи, и изнутри – абдрелики были отвратительны чоя.