Текст книги "Майя. Загадка исчезнувшей цивилизации"

Автор книги: Чарльз Галленкамп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Считалось, что теперь они достигли брачного возраста. Затем отпускали и мальчиков. Когда подростки уходили, их родители раздавали зрителям и участникам церемонии куски хлопчатобумажной ткани, которые они брали с собой в качестве подарков. Обряд заканчивался пиршеством и всеобщим пьянством...»

Вступление в брак разрешалось сразу же после совершения обряда половой зрелости, хотя обычно браки заключались лишь с 20 лет. Все переговоры по этому по воду вели родители. Отцы выбирали для своих сыновей будущих жен. Очень важно было найти девушку скромную, равного происхождения и умелую хозяйку, т. е. обладающую всеми качествами идеальной жены. Каждый соблюдал определенные запреты на браки между лицами, связанными кровным родством. Брачные вопросы требовали длительных и сложных переговоров с обеих сторон. Часто, для того чтобы отстаивать интересы жениха в важном вопросе об объеме приданого, нанимали искусного свата. После вступления в брак муж жил в течение нескольких лет с родителями жены: помогал своему тестю и показывал таким образом свои способности. Потом он мог построить отдельный дом и жить со своей женой отдельно. Брак можно было расторгнуть в любое время сразу же после заявления об этом со стороны мужа или жены.

Планировка типичного города майя, известная нам по описаниям Ланды, доказывает, что местонахождение жилища всецело зависело от социального положения его обитателей: «В центре города находились храмы с красивыми площадями. Вокруг них стояли дома сановников, жрецов и наиболее богатых и почитаемых лиц. А на окраинах города ютились хижины людей, из низших классов. Колодцы, которых было немного, тоже находились около домов знати».

В то время как женщины занимались домашними делами: готовили пищу, ткали и ухаживали за детьми,– мужчины работали на полях. Каждое утро, еще до восхода солнца, они отправлялись на свои «мильпы». В эти прохладные утренние часы, до того, как яркое тропическое солнце достигнет зенита, легче работалось. Начиная с полудня, его палящие лучи становились благотворными лишь для солнцелюбивой кукурузы. Тогда земледельцы обычно располагались на отдых под сенью ближайшего леса. Они растворяли в полой тыкве с водой ком кукурузного теста, который назывался у них «посоле», и пили этот освежающий напиток. Вырубка и выжигание «мильп» и постоянная борьба с натиском джунглей требовали колоссальных усилий. У майя отсутствовали какие-либо орудия, кроме каменных топоров и заостренных палок. Кроме кормилицы-кукурузы, майя выращивали красные и черные бобы, тыкву, дыню, томаты и сладкий картофель. Ежедневно до начала полевых работ мужчины молились богам земли и сжигали душистый копал перед идолами, стоявшими поблизости и охранявшими аккуратные ряды посевов. У земледельцев редко оставалось свободное время. После уборки урожая все мужчины должны были в принудительном порядке трудиться по заданию жрецов. В течение тех шести столетий, когда империя майя находилась на стадии наивысшего расцвета, на плечах народа лежало еще одно бремя – нескончаемые работы по добыче камня, строительству новых храмов и прокладыванию через джунгли дорог и виадуков. А жрецы требовали все новых и новых сооружений. Каждый календарный цикл увековечивался в камне. Каждое божество многократно повторялось в скульптуре. Каждый новый религиозный культ получал свое святилище, где обслуживающие его жрецы могли бы совершать ритуальные обряды и заниматься своими науками. В основе всего этого лежала глубокая набожность народа, которому отказывали даже в поверхностном знакомстве со специальными знаниями его духовных наставников.

Когда кто-нибудь заболевал, вызывали колдуна или знахаря. Они могли дать определенную дозу лекарства из тайно изготовленной смеси трав, и это часто приводило к исцелению. Кроме того, они произносили заклинания, чтобы изгнать злых духов, считавшихся причиной болезни. Если болезнь оказывалась неизлечимой, знахарь должен был предсказать, сколько осталось жить больному и каковы его перспективы на загробную жизнь. Мертвых сжигали или хоронили под полами домов, которые остальные члены семьи после этого обычно покидали. Тело покойного закутывали в кусок ткани и наполняли его рот размолотой кукурузой и несколькими отшлифованными камешками. В могилу клали глиняных идолов и дары – кукурузу и личные вещи покойного, которыми он часто пользовался при жизни. В день похорон майя смотрели на смерть с малодушным страхом. Ланда рассказывает: «Нужно было видеть их тоску и плач по своим умершим, и общее горе, которое это им причиняло. Они оплакивали их днем в молчании, а ночью с громкими и горестными воплями, так что слушать их было очень грустно. Они ходили в глубокой печали много дней. Они соблюдали воздержание и посты по умершему, особенно муж или жена, и говорили, что его унес дьявол, поскольку они думали, что все беды, и особенно смерть, происходят от него».

Страшные и глубокие тайны окружали майяского земледельца, внушая ему суеверный ужас перед неизвестностью. Движение небесных светил, восход солнца, раскаты грома, ветер, рождение ребенка и сама смерть – все это считалось проявлением силы богов и сменялось одно другим, подобно отражению в огромном зеркале, доказывая бренность человеческого существования. Охваченный страхом земледелец забывал о своих полях и пытался сквозь заросли джунглей увидеть сверкающие шпили священных храмов. Именно там искал он поддержку у людей, знания которых позволяли им глубже проникнуть в сферу неведомого. Для получения такой поддержки любая цена не казалась слишком дорогой.

Земледелец охотно принимал участие и строительстве священных городов. Много дней посвящал он ритуальным обрядам и молитвам. Для него было утешением вспоминать по ночам о тех дарах, которые он оставил у порога храмов. Вся его жизнь проходила в бегстве от постоянного страха перед будущим. Этот страх преследовал человека с момента его появления на свет. И чтобы освободиться от него, существовало лишь одно универсальное средство – религия. Для майя религия и стала тем фундаментом, на котором возникла их яркая цивилизация.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
«ЦАРСКАЯ» ГРОБНИЦА В ПАЛЕНКЕ

На территории современного мексиканского штата Чиапас, там, где проходила прежде западная граница Древнего царства майя, лежат руины Паленке. Основанием Паленке, как и строительством близлежащих городов Яшчилана и Пьедрас Неграса в долине реки Усумасинты, завершился этап распространения классической культуры в западной части империи майя. Внушительные здания этого города отражают вполне сложившиеся идеалы майяской архитектуры и скульптуры. В древности Паленке являлся, по-видимому, крупным религиозным центром. Истинные его границы все еще скрыты густыми зарослями джунглей. Но бесформенные холмы щебня – остатки некогда великолепных построек – простираются на 3,5 мили к западу и на 2 мили к востоку от главного ансамбля ритуальных зданий. Несколько лет назад Паленке объявили национальным памятником. Были также приняты меры, чтобы облегчить туристам доступ к руинам города. Сейчас туда можно попасть по железной дороге либо из Кампече – западном берегу Юкатана, либо из Альенде – в Веракрус. В ближайшей деревушке Санто Доминго дель Паленке был построен небольшой аэродром. По имени этой деревушки город и получил свое название – Паленке. Узкая дорога, ведущая от нее к руинам, вьется вдоль старой индейской пешеходной тропы. Три мили пути через заросли тропического леса и широкие «мильпы» – и перед вами внезапно возникает древний город. Впереди, па вершине «акрополя» с крутыми склонами, стоит Большой дворец. Склоны эти местами обвалились, обнажая отверстия нескольких подземных ходов. У юго-западного угла «акрополя», на ступенчатой пирамиде, возвышается здание с высоким сводчатым перекрытием – Храм Надписей. К нему ведет широкая каменная лестница.

Узкий ручей Отолум делит город почти пополам. В древности специальный акведук подводил его воды к самому дворцу. Мелкий ручей был заключен в большую каменную трубу. К востоку от Отолума, на травянистых холмах у подножья гряды Тумбала, запирающей южные и западные подступы к городу, находится несколько небольших великолепно сконструированных храмов. Еще больше зданий видно па краю широкой равнины, которая тянется на север, вплоть до залива Кампече, лежащего в 80 милях от Паленке. Видимые границы города окружены со всех сторон десятками холмов щебня, подтверждающими, как и всюду на территории майя, необъятность проблем, которые необходимо решить археологам. Все, что мы знаем в настоящее время о роли Паленке в истории майя,– результат труда множества исследователей, каждый из которых внес свою лепту в изучение города. Блом во время раскопок Большого дворца в 1923 г. впервые применил современную археологическую методику. Перед этим американский археолог Уильям Холмс провел тщательное обследование всей территории Паленке. Много времени посвятил изучению города Теоберт Малер, побывавший там во время своих изысканий в долине реки Усумасинты. За последние 25 лет руины Паленке исследовались такими известными специалистами по археологии майя, как Альфред Тоззер [56]56
  Альфред Тоззер (1876—1954) – известный американский археолог, этнограф и лингвист, крупнейший специалист по языку и культуре древних майя. С именем Тоззера связаны первые научные исследования забытых городов в джунглях Северной Гватемалы. К числу наиболее важных научных трудов А. М. Тоззера относятся следующие: «А comparative study of the Maya and Lacandones. New York, 1907; «A preliminary study of the prehistoric ruins of Tikal, Guatemala)). Memoirs Peabody Museum, v. 5, N 2. Cambridge, 1911. «A Maya grammar». Papers Peabody Museum, v. 9. Cambridge, 1921; «Landa's Relacion de las cosas de Yucatan». Papers Peabody Museum, v. 18. Cambridge, 1941.


[Закрыть], Герберт Спинден и Сильванус Морли.

Большую роль в реконструкции истории города на основе археологических находок сыграла работа Эрика Томпсона, посвященная анализу иероглифических надписей Паленке.

В 1934 г. мексиканский археолог Мигель Фернандес по поручению Национального института антропологии и истории приступил к раскопкам наиболее важных сооружений Паленке. После безвременной кончины Фернандеса в 1945 г. его работу продолжил талантливый ученый Альберто Рус. Он обладал двумя важными для археолога качествами – горячим энтузиазмом и решимостью в осуществлении намеченных планов. Его способности вполне соответствовали той задаче, которая выпала на его долю. Оп сосредоточил основные усилия на реконструкции наиболее важных архитектурных памятников города – восьми пирамидальных храмов и дворцового комплекса.

Из-за дождей, ливших здесь в течение большей части года, полевые работы в городе могли вестись всего четыре месяца. Это означало, что для проведения в жизнь проекта Руса необходимы многолетние работы. Сначала Рус с помощью индейцев, нанятых в ближайшем селении, построил прочное здание, которое служило одновременно и лабораторией и жильем. Затем началась вырубка джунглей, поглотивших древние руины. Без этого нельзя было приступить к настоящим раскопкам. Особенно заинтересовал Руса Храм Надписей – изумительное сооружение на вершине 70-футовой пирамиды. Внутри ее Стефенс нашел когда-то табличку, покрытую искусно вырезанными иероглифами. Прежде всего Рус обратил внимание на устройство пола во внутреннем помещении храма. Пол состоял из тщательно пригнанных каменных плит (факт довольно необычный, поскольку майя, как правило, покрывали полы в своих зданиях толстым слоем штукатурки). В центре комнаты лежал огромный камень с тремя парами отверстий по краям. Отверстия были заткнуты каменными пробками для того, чтобы скрыть их присутствие от посторонних глаз. Археологи долго спорили о назначении этих отверстий, но так и не пришли к какому-либо определенному выводу. Возможно, думал Рус, странные отверстия имели для майя определенный ритуальный смысл – например, служили символическими входами в подземный мир. Не исключено, что они имели какое-то отношение к астрономии. А может, служили ключом к неизвестному архитектурному сооружению внутри самого храма? Но Рус не хотел заниматься пустыми догадками. Он еще раз осмотрел комнату и обнаружил одну деталь, упущенную его предшественниками,– стены комнаты продолжались ниже уровня пола. Значит, внизу, под полом верхнего помещения, находится еще одно? И Рус решил поднять просверленный камень, смутно предчувствуя, что дыры предназначены именно для этой цели. Рабочие разбили зубилами известковый раствор в промежутках между каменными плитами и вскрыли пол храма. Под ним находился узкий ход, плотно забитый щебнем. Сначала трудно было понять, ведет ли он в нижнюю комнату, или это просто небольшой подземный склеп. Но когда ход расчистили от обломков, показалась лестница, сделанная из каменных плит, облицованных штукатуркой. Она вела через сводчатый туннель вниз, в самое сердце пирамиды. Несмотря на все трудности, Рус твердо решил исследовать подземный ход до конца. Ведь любые затраты сторицей окупятся будущими находками. Прекрасная подземная лестница – явление, никогда не встречавшееся прежде в постройках майя,– вселяла самые радужные надежды. Но работа по расчистке хода шла безумно медленно.

Тяжелые камни, завалившие лестницу, приходилось выламывать и с помощью веревок и блоков поднимать наверх. Внутри туннеля господствовали жара и постоянная сырость. Копоть от керосиновых ламп и тучи известковой пыли не позволяли долго находиться в нем. К концу первого сезона работ удалось расчистить 23 лестничные ступени, и контуры уходящего вниз свода определились достаточно четко. Однако даже теперь оставалось неясным, куда вел этот ход. Но вскоре произошло событие, которое вновь возродило угасшие надежды Руса. У одной из стен хода рабочие нашли странную трубу – квадратный колодец, облицованный небольшими каменными плитами, скрепленными известковым раствором. Для чего она здесь? Видимо, это странное сооружение создавалось для какой-то определенной цели, и тайна его скрывалась еще ниже, в глубине пирамиды.

Чем дальше, тем все крепче и тяжелее становились камни, преграждавшие дорогу. Их прочно сцементировали известковые соли, которые отлагались здесь в течение предыдущих столетий. Рус не сомневался, что все препятствия на пути к подножью лестницы созданы ее строителями умышленно.

Когда ход сослужил свою службу, каковой бы она ни была, его закрыли от непрошенных гостей, завалив на всем протяжении камнями и щебнем. Затем на полу храма, над устьем хода, положили каменную плиту. А отверстия, предназначенные для перемещения плиты с помощью веревок, заткнули каменными втулками.

Когда Паленке пришел в запустение, сведения о подземной гробнице исчезли вместе с его обитателями.

К концу третьего сезона работ лестницу расчистили уже на глубину около 70 футов. Но ее основное назначение по-прежнему оставалось неизвестным. На стенах туннеля отсутствовали какие-либо надписи. А в целых горах щебня, поднятых на поверхность, но оказалось ни одного обломка скульптуры. Только ступени загадочной лестницы да любопытная квадратная труба уходили сквозь бесконечную стену каменных обломков все дальше вниз, в глубину пирамиды. Никогда еще не был Рус так далек от завершения своих исследований, как в этот момент. Но ведь он ничего не упустил. Оставался лишь один выход – продолжать раскопки.

В течение следующего сезона, осенью 1952 г., исследователи пробились в коридор, перегороженный поперек толстой стеной из плотно уложенного камня. За ней они встретили еще одну каменную стену. Прямо перед второй стеной стоял квадратный каменный ящик. Его содержимое стало первой наградой за изнурительный труд по расчистке хода. Внутри ящика находились нефритовые украшения – отполированные до блеска бусы, серьги и пуговицы. Ниже лежали две изящные расписные таблички из глины и сверкающая жемчужина диаметром полдюйма (1,6 см). Эти предметы несомненно представляли собой ритуальные дары, иначе зачем их было оставлять в пустом коридоре? Но на пути людей, столпившихся под скупо освещенными сводами туннеля, все еще стояла вторая массивная стона. В своем отчете о раскопках Рус пишет: «Эта стена имела более 12 футов толщины. Чтобы пробиться сквозь нее, потребовалась целая неделя напряженного труда всех участников экспедиции. Известковый раствор оказался настолько прочным, что камни часто приходилось разбивать, прежде чем их удавалось отделить друг от друга. Мокрая известь жгла и разъедала руки. Пробившись сквозь степу, мы сразу же наткнулись на грубый каменный ящик». Внутри лежало шесть человеческих скелетов, покрытых сверху слоем сцементированных камней.

В этой общей усыпальнице исследователи не нашли никаких украшений или даров. Скелеты принадлежали юношам.

Картина, открывшаяся Русу и его товарищам, свидетельствовала о преднамеренно совершенном акте. «Несомненно,– писал он,– это было человеческое жертвоприношение. Души шести юношей были призваны охранять и прислуживать тому, для кого была сооружена вся эта массивная пирамида и кого мы теперь надеялись вскоре найти». С этого момента всеобщее возбуждение достигло предела. Каждый день работы сулил новые открытия. Теперь Рус понял, что прекрасная лестница, дары в виде нефрита, жемчуга и человеческих жизней да и сама огромная пирамида имели для майя, а следовательно, и для археологов, особое значение. Но вскоре ступени сводчатого коридора привели в тупик. При более тщательном обследовании в северной стене удалось обнаружить треугольное отверстие, закрытое огромным камнем. Чтобы расширить отверстие, рабочие разбили и вынули щебень вокруг камня. За стеной находился еще один склеп, погруженный в темноту. И тогда произошла сцена, удивительно напоминающая вступление Говарда Картера в гробницу Тутанхамона. Люди столпились в тускло освещенном коридоре. Напряжение росло. Его могут понять только археологи, совершающие путешествия в забытые цивилизации для того, чтобы внезапно встретить сокровища, свыше тысячи лет скрытые от человеческого взора. Погруженную во мрак гробницу осветил луч прожектора, и Рус заглянул в нее через узкое отверстие в стене. Спустя мгновение он уже знал, что четыре года упорного труда щедро вознаграждены. Рус смог обрести дар речи лишь по прошествии нескольких минут: «Из густого мрака неожиданно возникла сказочная картина фантастического неземного мира. Казалось, что это большой волшебный грот, высеченный во льду. Стены его сверкали и переливались, словно снежные кристаллы в лучах солнца. Как бахрома огромного занавеса, висели изящные фестоны сталактитов. А сталагмиты на полу выглядели, словно капли воска на гигантской оплывшей свече. Гробница напоминала заброшенный храм. По ее стенам шествовали скульптурные фигуры из алебастра. Потом мой взор упал на пол. Его почти полностью закрывала огромная прекрасно сохранившаяся каменная плита с рельефными изображениями. Глядя на все это с благоговейным изумлением, я пытался описать красоту волшебного зрелища моим коллегам. Но они не верили до тех пор, пока, оттолкнув меня в сторону, не увидели эту великолепную картину своими собственными глазами. Мы были первыми, кто увидел гробницу тысячу лет спустя!» Прямо перед Русом лежала гигантская каменная плита, закрывавшая почти половину пола гробницы. Всю площадь плиты (свыше 12 футов в длину и 7 футов в ширину) покрывала рельефная резьба, отчетливо выделявшаяся на ее полированной поверхности. В центре была изображена фигура полулежащего человека в замысловатом головном уборе и с множеством драгоценных украшений. Середину Плиты занимал большой крест. На концах его горизонтальной перекладины находились двухголовые змеи, а сам крест украшала фигура птицы кетсаль с роскошным оперением. Края каменной плиты окаймляла лента иероглифов, обозначающих солнце, луну, Венеру и Полярную звезду. Позднее Русу удалось расшифровать две календарные надписи. Они соответствовали 603 и 633 гг. и. э. По своему внешнему виду эта каменная плита очень напоминала находку Стефенса и Казервуда в близлежащем Храме Креста и монумент, обнаруженный позднее в Храме Лиственного Креста. Рус считает, что крестообразные эмблемы – любимый мотив скульпторов Паленке – представляли собой, вероятно, символы растущей кукурузы. Это растение майя считали источником самой жизни. А его эмблемы пользовались глубоким уважением. «Можно предположить,– пишет Рус в журнале „Археология",– что вся композиция отражает основные концепции религии майя: мысль о необходимости поклонения кукурузе, растению, которое нуждалось для своего развития в помощи человека, и в свою очередь служило основой человеческой жизни; мысль о бренном уделе человека, смерть которого дает начало новой жизни, и о глубокой зависимости земледельца от дождя». Касаясь глубокого внутреннего значения этого мотива, Рус приходит к выводу, что он вполне мог символизировать «тягу человека к бессмертию. Трудно решить, изображает ли эта фигура обобщенный образ человека или это индивидуальное лицо, в честь которого был сооружен весь памятник. Судьба уже вынесла человеку свой приговор. Его должна поглотить земля, на которой он сейчас полулежит. Но, надеясь на бессмертие, он пристально смотрит на крест —символ кукурузы и, следовательно, самой жизни». Каменная плита лежала внутри большой комнаты, около 30 футов в длину и 13 футов в ширину. Ее крутой сводчатый потолок достигал 22 футов высоты и опирался на гаять массивных каменных глыб. От известковых отложений на стенах и потолке образовались сталактиты. Они накапливались много столетий, превратившись наконец в фантастические сверкающие шпили. Украшавшие стены гробницы девять рельефных человеческих фигур, сделанных из алебастра, изображали богов подземного царства. Свыше десяти веков охраняли гробницу эти фантастические боги, глядевшие сквозь завесу из белых сталактитов. Были ли они очевидцами ритуалов, совершаемых мрачными жрецами, ритуалов, слишком священных, чтобы показывать их тропе? Или они были хранителями какой-то неведомой тайны гробницы? Индейцы, помогавшие Русу в исследовании храма, ничего не знали о строителях Паленке. События, происходившие там, не отразились даже в легендах. Великолепный город пришел в запустение задолго до того, как на американском континенте высадился первый европеец.

Несколько дней спустя рабочие вскрыли массивную треугольную дверь склепа. «Я вошел в таинственную комнату,– говорит Рус,– со странным чувством, естественным для того, кто впервые переступает порог тысячелетий. Я попытался увидеть все это глазами жрецов Паленке, когда они покидали склеп. Мне хотелось снять печать времени и услышать под этими тяжелыми сводами последний звук человеческого голоса. Я стремился понять то таинственное послание, которое оставили нам люди далекой эпохи. Сквозь непроницаемую завесу времени я пытался разглядеть неуловимую связь между их и нашими жизнями». Тщательный осмотр скульптурной плиты, покрывавшей пол склепа, показал, что она лежала на огромном каменном блоке. Блок в свою очередь опирался на шесть каменных прямоугольников. Это сложное устройство создали, очевидно, искусные мастера, хорошо понимавшие значение своего труда. У Руса возникло подозрение, не в этом ли гигантском опорном блоке содержится разгадка тайны гробницы? Для проверки этих предположений требовалось прежде всего узнать, сплошной это блок или полый. Выстукивать каменную громаду не имело смысла. С помощью отверстия, просверленного в боку монолита, удалось определить, что внутри огромного камня – пустота. Сначала следовало поднять резную каменную плиту, лежавшую поверх блока. Однако Рус располагал крайне небогатым арсеналом технических средств. Поэтому он решил поставить под каждый угол пятитонной скульптурной плиты домкраты, но, кроме того, подвести под нее в виде дополнительных опор бревна. Наконец тяжелая массивная плита дрогнула и медленно поползла вверх. При этом крайне важно было не разбить и не поцарапать этот шедевр майяского искусства, когда его будут отрывать от фундамента. Все, кто находился в тускло освещенной гробнице, пребывали в состоянии невыносимого напряжения. Рус пишет: «Когда каменная плита медленно поднялась, мы с удивлением обнаружили под ней еще одну плиту меньшего размера. Она представляла собой точную копию верхней. Плита имела около 7 футов в длину и 30 дюймов в ширину. Она отличалась своеобразной изогнутой формой, а один из концов ее был сделан в виде рыбьего хвоста. На концах плиты удалось обнаружить по два круглых отверстия, точно таких же, как те, что мы нашли наверху, в плите на полу храма. Но теперь мы уже знали, что эти отверстия служили для поднятия плит. Мы работали, затаив дыхание от волнения. Каждый раз, когда огромная резная крышка поднималась на дюйм выше, мы подкладывали под нее доску на тот случай, чтобы, если соскочит домкрат, массивная плита не упала. Когда мы приподняли ее примерно на 15 дюймов, я уже не мог совладать со своим любопытством» – Рус протиснулся под каменную плиту и вытащил из внутренней крышки каменные затычки. Сквозь крохотные отверстия он едва смог различить то, что находилось внутри.

«Прежде всего я увидел мозаику зеленого, красного и белого цветов. Затем я стал различать ее детали – зеленые нефритовые украшения, окрашенные в красный цвет кости и зубы и обломки маски. Я смотрел на погребальную маску человека, ради которого люди выполнили всю эту колоссальную работу – склеп, скульптуры, лестница и огромная пирамида с увенчивающим ее храмом. Передо мной стоял первый саркофаг, найденный когда-либо в пирамидах майя.

После этого беглого знакомства работа не заняла у нас много времени. С помощью веревок, продетых сквозь отверстия, мы подняли странную каменную крышку. Под ней, на дне глубокой каменной чаши, окрашенной изнутри в красный цвет, лежали останки вождя. Хотя кости почти истлели и стали настолько хрупкими, что мы не смогли сделать точных наблюдений по определению физического типа погребенного, он производил впечатление крепкого, довольно рослого (174 см) мужчины лет сорока-пятидесяти. Его зубы, окрашенные в красный цвет, хорошо сохранились. Они не были инкрустированы или подпилены, что довольно необычно для взрослого мужчины майя, занимающего высокое положение.

Этот знатный человек, по-видимому жрец, не имел золотых украшений. Но рядом находилось множество предметов из нефрита – бус, колец, браслетов, серег и изящно вырезанных статуэток. Формы последних отличались большим разнообразием – цветы, маленькие тыквы, летучие мыши, змеиные головы и человеческие фигуры с характерными чертами некоторых богов маня. На каждой руке погребенного лежало нефритовое украшение. Один кусочек нефрита находился во рту. Шею и плечи покрывало огромное ожерелье из нефрита. На черепе сохранились остатки погребальной маски, тоже сделанной из мельчайших кусочков нефрита. Глаза маски были из раковин, а зрачки – из кусочков обсидиана. Кроме того, мы нашли предмет, показавшийся нам вначале огромной жемчужиной в 1,5 дюйма длиной. Оказалось, что она состоит из нескольких искусно подобранных и склеенных кусочков перламутра».

Итак, найденная Русом гробница служила усыпальницей верховного жреца. Некоторые звенья в цепи неразрешимых загадок, с которыми столкнулся исследователь в ходе раскопок, стали для него более понятными. Сооружение этой гробницы, как и в Египте эпохи фараонов, потребовало огромного напряжения сил общества. На ее строительство ушло много лет. Спустить вниз по лестнице огромный саркофаги его резную крышку было невозможно. Следовательно, могилу подготовили заранее, а пирамиду, несущую на себе Храм Надписей, соорудили уже над ней. Народ неутомимо осуществлял поставленную перед ним задачу. Ежедневно в каменоломнях добывалось большое количество известняка. Его доставляли к месту строительства на деревянных катках в виде огромных блоков. Там их рассекали на меньшие куски и отправляли по склонам пирамиды к медленно растущим стенам. Скульпторы изготовили из алебастра рельефы, украсившие затем фасад храма, и каменные рельефы для решетчатого гребня на его крыше. Когда Рус пытался воссоздать события прошлого, его больше всего мучил вопрос, следил ли при жизни верховный жрец, ради которого затрачивался весь этот колоссальный труд, за строительством своей гробницы? Или это дань уважения, отданная ему уже после его смерти? Возможно, ключ к решению загадки даст подземная лестница, ведущая в склеп. Это говорит о том, что гробница оставалась открытой до похорон жреца. Наконец давно назначенный день похорон наступил. Смерть столь важной персоны требовалось отметить каким-нибудь особым обрядом. К сожалению, нам остается лишь гадать о характере этой торжественной церемонии. Можно представить себе толпы земледельцев, которые собрались у подножья храма, чтобы принести свои дары ушедшему в загробный мир жрецу. Видимо, они уже за несколько дней до этого знали о приближении его смерти. Несчастье могли предсказать колдуны. Бросив на землю кучки зерен или бобов, они увидели в их расположении дурной знак. А может быть, жрецы, ухаживавшие за больным, заранее объявили о приближении его кончины. Горе народа от этого не уменьшилось.

В предсказанный день процессия жрецов понесла тело умершего, обернутое в шкуру ягуара и увешанное нефритовыми украшениями, вниз по лестнице, в погребальную камеру. Разрисованные священными узорами лица жрецов казались непроницаемыми, головы их увенчивали искусно сделанные шлемы с нефритовыми украшениями и перьями птицы кецаль, которые отбрасывали уродливые тени на освещенные факелами стены. За похоронной процессией следовали сановники, сопровождавшие шестерых юношей, чьи души предназначались для охраны входа в гробницу. Слышался глухой топот ног, обутых в сандалии, звучали монотонные песнопения. Жрецы начали еле слышно бормотать молитвы. Дорога к обители смерти казалась длинной и страшной. Время от времени жрецы восклицали: «Да смилуются боги загробного мира и да сделают они путь умершего не похожим на наш!» Когда процессия вошла в погребальную камеру, тело опустили в саркофаг, разложив вокруг различные дары, в том числе две изумительные человеческие головы из алебастра, отбитые от больших .статуй. На лицо святого надели нефритовую мозаичную маску. Саркофаг закрыли тщательно пригнанной внутренней крышкой, а сверху еще массивной скульптурной плитой. На скульптурную плиту чуть выше кукурузного креста положили нефритовую мозаику и ожерелье из полированных сланцевых подвесок. Затем вокруг саркофага насыпали груду щебня и каменных глыб, а вход в гробницу задвинули треугольной каменной дверью.

В коридоре, прямо у погребального склепа, состоялось принесение в жертву шестерых юношей, убитых ударами в спину или удавленных. Их безжизненные тела были уложены в каменный гроб и покрыты слоем известкового раствора. Именно в таком виде их и обнаружил Рус.

В классический период майя прибегали к человеческим жертвоприношениям в самых крайних случаях. Этот обряд получил у них распространение лишь после 900 г. н. э.

Его принесли с собой мексиканские завоеватели. Именно тогда массовое убийство людей стали считать совершенно необходимой платой за благосклонность богов. Но в классический период принесение в жертву шести человек даже для того, чтобы обеспечить вечное блаженство могущественному жрецу,– факт необычный. Это своего рода дань глубокого уважения умершему. Память о верховном жреце не померкла с годами. И маня всячески старались установить связь с его душой, все еще парящей над землей. Любопытную каменную трубу, которую нашел Рус в лестничной стене, они соорудили именно для этой цели. Начинаясь в виде резной змеиной головы у одной из сторон саркофага, эта труба шла через смежный коридор, вдоль всей лестницы, к полу храма. Через нее к мертвецу обращались с магическими заклинаниями жрецы. Здесь же совершались, по-видимому, какие-то таинственные обряды, подтверждавшие ответы, которые получали жрецы от умершего. Рус назвал это оригинальное сооружение «каналом для души». Этот «канал» как бы непосредственно соединял царство живых и мертвых. Сейчас трудно сказать, когда завалили обломками и замуровали лестницу, ведущую в гробницу. Вначале казалось, что это сделали сразу, чтобы уберечь гробницу от грабителей. Но Рус, ссылаясь на недавние раскопки, утверждает, что примерно в конце IX в. н. э. Паленке подвергся сильным культурным влияниям извне. Поэтому можно предположить, что могилу жреца – важнейшую святыню города – замуровали именно в это время из предосторожности, опасаясь растущего влияния чужих религий среди населения. Подобного рода детали никогда не удастся установить точно. Они всецело относятся к области догадок. Археологи воссоздают их только на основе разумных предположений. Архитектурный комплекс Храма Надписей с его подземной лестницей, погребальным склепом и «каналом для души» представляет собой наиболее яркий образец высокого искусства архитекторов майя. Этот храм не имеет себе равных по красоте среди других памятников доколумбовых цивилизаций Америки. Его конструкция совершенно уникальна. А сам факт его существования заставляет изменить традиционное убеждение, будто пирамиды в Центральной Америке строились лишь в качестве постаментов для храмов. Весьма вероятно, что сооружения, подобные Храму Надписей, все еще ожидают своих исследователей. Открытие Руса служит ярким доказательством большого влияния жречества у майя и сложной структуры общества, которым управляли жрецы.