Текст книги "Вулканы небес"
Автор книги: Чарльз Форт
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
Было время, астрономы преуспевали. Но с тех пор, как они заговорили о великой точности своих измерений, различающих монетку за сотни миль, мне приходит на ум не пятидесятицентовик, а «чертово колесо». Они ошиблись в своих предсказаниях на четыре секунды.
И 149 опытных наблюдателей от осветительных компаний доложили, что астрономы ошиблись в расстоянии на три четверти мили.
То был день великой проверки.
Если Солнце и планеты составляют систему, которая невероятно удалена от всего прочего в мире, что управляет их движением и почему в механизме не кончается завод? Астрономы уверяют, что планеты продолжают двигаться и вся система не останавливается, потому что космос пуст и там нет «абсолютно» ничего, что препятствовало бы движению тел. См. «Земля и звезды» Эббота. Так писали астрономы в своих книгах. Потом они позабыли, что писали. Потом, когда объяснить потребовалось что-то другое, они рассказали другую историю.
Они объяснили зодиакальное свечение в терминах огромных скоплений материи в космосе. В главах, посвященных метеорам, они толкуют о миллионах тонн метеоритной пыли, ежегодно просыпающихся на эту Землю. Эббот говорит, что космос «абсолютно» пуст. Болл, например, объясняет сокращение орбиты кометы Энке трением с огромным количеством космической материи. Не знаю, удовлетворят ли кого-нибудь, кроме нас самих, наши представления, но сравните их с историями о совершенной пустоте, наполненной материей.
Существует тенденция к упорядоченности. Кристаллы, цветы и крылья бабочек. Люди, пропорционально их цивилизованности, выстраиваются упорядоченно или движутся по орбитам. Всюду, где нет тенденции к беспорядку, есть тенденция к упорядоченности. Вот прекрасный образчик моей персональной мудрости. Нечто всегда таково, кроме случаев, когда оно не таково.
Если не в терминах гравитации, то в терминах этой тенденции к упорядоченности, периодичность небесной механики поддается объяснению. Почему механизм, каким астрономы считают Солнечную систему, не останавливается?
Астрономы говорят: потому, что он не встречает сопротивления сопротивляющейся среды.
Почему не останавливается сердце? По крайней мере, долго не останавливается?
Оно лишь часть и, будучи частью, поддерживается тем, что можно расценивать как целое. Если мы представим так называемую Солнечную систему не как практически изолированное, независимое образование, отделенное от звезд триллионами миль, но как часть того, что можно рассматривать как целостный организм в звездной скорлупе, нам представится, что она продолжает работать как часть живого целого, как продолжает работать сердце меньшего организма.
Почему не кончается завод у системы астрономов, или их систематической доктрины, или почему его хватило так надолго? Потому что это – лишь часть большей организации, которая поддерживает его, питая дотациями, вкладами и разнообразными фондами.
Нам противостоит система антикварных мыслей, озабоченных большей частью немыслимым. Она поддерживается приборами, которым верят, когда они показывают то, что должны показывать. Ядро системы – падение поднимающейся Луны. Ее простейшая задача – сказочная теорема, пригодная для великовозрастных детей, но слишком причудливая для взрослых реалистов. Ее престиж покоится на ее предсказаниях. Мы заметили, что одно из них промахнулось на три четверти мили.
Ньютонизм уже не достаточен. Он слишком многого не может объяснить.
И пришел Эйнштейн.
Если и эйнштейнизм тоже окажется неудовлетворительным, остается место длянаших представлений.
Сообщения о затмениях, при которых звезды не смещались согласно теории Эйнштейна, см. указатель «Nature» (вып. 104 и 105). Смещение линий спектра – см. отчеты астрономов, которые с ним не согласны. Сдвиг перигелия орбиты Меркурия Эйнштейн вычислял, не зная, к чему относятся его вычисления. Никому не известно, каков ее эксцентриситет. См. отчеты о прохождении Меркурия. Ни ньютонианцы, ни эйнштейнианцы не дали верных предсказаний. См. лондонскую «Times» (17 и 25 апреля 1923 года). Здесь сэр Дж. Лармор показывает, что если эйнштейновские предсказания световых явлений при затмениях были достоверны, они опровергают его теорию – что, хотя профессор Эйнштейн был бы великим математиком, будь в нашем существовании возможно, чтобы нечто было чем-то, но относительность настолько против него, что он лишь относительно великий математик и делает в своих расчетах грубые ошибки, ошибочно удваивая некоторые эффекты.
Возможно, все религии, а также все философские и научные системы, подсознательно стремятся к поражению. Если бы они преднамеренно стремились проиграть, они добились бы успеха. Они искали «Абсолют», который мог бы объяснить феноменальное, то есть Абсолют, с которым все связано. Предположим, такого находят и называют его Иеговой, или Гравитацией, или Сохранением Энергии. Профессор Эйнштейн принял абсолютную скорость света за основу для относительности.
Мы не можем развести идею взаимодействия с идеей зависимости, и зависимость чего-либо от Абсолюта означает зависимость Абсолюта от чего-то. Таким образом идея предполагаемого Абсолюта опровергается псевдоидеей Зависимого Абсолюта. Доктрина профессора Эйнштейна основана не на абсолютном открытии, а на вопросах:
Как проще интерпретировать эксперимент Майкельсона – Морли?
Что он не показал движения Земли по орбите, потому что скорость света абсолютна?
Или что он не показал движения Земли по орбите, потому что эта Земля стационарна?
К несчастью для собственных представлений, я вынужден предложить третий вариант:
Кому, кроме тех, кто искал подтверждения теории, удалось показать, что свет вообще имеет скорость?
Профессор Эйнштейн – жирондист научной революции. Он восстал против классической механики: но его метод и его заблуждения так же дряхлы, как его противник Но мне представляется, что он исполняет полезную функцию. Как ни вялы его удары, но он своими конвульсиями продемонстрировал зыбкость того, что почиталось в Науке за высшее.
Мне представляется, что распад феноменов есть следствие внутреннего беспорядка в той же мере, как и результат вмешательства извне, и что тучи астрономов, переметнувшихся к Эйнштейну, который ловко обрабатывает пустоту, – это симптом общей неудовлетворенности, возможно, предшествующей революции – или, если революция начинается в обсерваториях, что сами астрономы опубликуют вскоре множество противоречащих теории наблюдений, сильно приблизив к нам и Солнце, и звезды. Я еще отмечу наблюдения астрономов, какие ни за что не опубликовал бы ни один астроном прошлого. Кажется, их публикуют неохотно и пытаются снабдить стандартными объяснениями – но все же их публикуют.
Я использую вырезку из «Los Angeles Evening Herald» (28 апреля 1930 года), присланную мне мистером Л. Э. Стейном из Лос-Анджелеса. Это описание солнечного затмения. Описывая солнечное затмение 28 апреля 1930 года, доктор X. Б. Джеффер, штатный астроном Ликской обсерватории, говорит: «Мы ожидали тени шириной полмили, а она оказалась почти пять миль в ширину». Он говорит: «Можно предположить, что ширина тени объясняется ошибкой в расчетах, так как Луна оказалась ближе к Земле, чем предсказывала теория. Но я уверен, что эта широкая тень вызвана не чем иным, как рефракцией».
Между половиной и пятью милями большая разница. Если пророки из Ликской обсерватории не учли влияния рефракции, то и прочие их, так сказать, знания могут оказаться некомпетентностью. Такая разница может означать, что Луна расположена не более чем в дне пути от этой Земли.
В «Земле и звездах» Эббот говорит о методах спектроскопии, посредством которых была открыта новая звезда в Персее (22 февраля 1901 года), расположенная в 300 световых годах от этой Земли. Новость попала в газеты. Новая звезда возникла около 1600 года, но ее свет не был вреден на Земле до 22 февраля 1901 года. И астрономы смогли это узнать – что в такие давние времена, когда королева Елизавета занималась тем, чем она тогда занималась, – может быть, не так уж нескромно было бы поинтересоваться, чем именно она тогда занималась, – но астрономы говорят нам, что когда королева Елизавета занималась тем, чем она занималась, небеса занимались изготовлением новой звезды. И что я в сравнении с ними? И что мои бедные сказочки про капель метилового спирта с потолка, про «таинственных незнакомцев» и тела на железнодорожном полотне, в сравнении с сагой о новой звезде и королеве Елизавете?
Но добрая звездочка помогла мне восстановить уважение к себе. На глазах всех спектроскопов во всех обсерваториях она выбросила туманные колечки, которые двигались со скоростью 2 или 3 секунды-дуги в сутки. Если до них – 300 световых лет, то скорость их оказывалась больше, чем полагалось быть скорости света. Если до них 300 световых лет, то они двигались со скоростью 220 000 миль в секунду. Это было нестерпимо для существующей догмы, и спектроскопические измерения, которые согласовывались друг с другом, оказались очередным случаем соглашения, которое срабатывает не так, как ему положено работать. Астрономам пришлось урезать одну из своих излюбленных немыслимых далей. То ли из галантности, то ли по другой причине они отказались рисковать репутацией королевы Елизаветы, избавив ее от неприличных вопросов, чем именно занималась ее величество, и заменив их скучными рассуждениями о том, чем занимался тогда, скажем, Эндрю Джексон.
Эббот предпочитает объяснять ошибки в первом заявлении «грубостью наблюдений».
Казалось бы, после фиаско со сменой исторических персонажей астрономы могли бы чему-нибудь научиться. Но, если профессор Тодц не ошибается, давая им характеристику, то сие невозможно. Спустя двадцать лет та же ситуация повторилась с точностью до деталей. 27 мая 1925 года в южном созвездии Живописца была открыта новая звезда. С помощью спектроскопов расстояние до нее определили в 540 световых лет. См. это утверждение в бюллетене Гарвардской обсерватории в ноябре 1927 года.
27 марта 1928 года новая звезда раскололась.
Увидев, как она распадается, астрономы южно-африканской обсерватории отреклись от евангелия своих спектроскопов, созданного тремя годами раньше. Измерения, верно, были очень грубыми, хотя имелось три года, чтобы предусмотреть этот распад. Расстояние срезали от 540 до 40 световых лет. Еще несколько таких скидок, и звезды из немыслимой дали приблизятся на вполне вообразимое расстояние. Расстояние, урезанное на 60 х 60 х 24 х Зб5 х 500 х 186 000 миль, – очень неплохо для начала.
Профессор Эйнштейн, не имея такой возможности, предсказывает смещение звезд.
Астрономы отправляются в экспедиции, чтобы наблюдать затмения, и, не ведая, что в распоряжении Эйнштейна нет средств для предсказаний, докладывают – надо думать, потому что им хочется об этом доложить, – что он прав.
Потом – затмение за затмением – Эйнштейн ошибается.
Но его педантичные догадки ввергли одряхлевшую систему во внутренний разлад и бросили тень сомнений на антикварные мысли почти так же, как если бы они оказались ближе к истине.
Может быть, время пришло, а может быть, еще нет, но вот кое-что, похожее на начало.
Редакторская колонка в «New York Sun» (3 сентября 1930 года), цитируется чья-то точка зрения:
«Общественность дурачат и полностью сбивают с толку фантазерством соперничающих астрономов и физиков – не говоря о богословах, – которые подняли гонку за славой до высокого искусства: соперничая с религиозным мистицизмом, возникла научная порнография, тем более привлекательная, что она скрыта флером тайны».
Это мнение профессора Генри Э. Армстронга, почетного главы кафедры химии в Городском и Гильдейском колледже Южного Кенсингтона, в Лондоне.
Это – революция изнутри. Это – зародыш революции.
Сравнение профессора Армстронга с порнографией может показаться излишне завлекательным: но, судя по их распутству в других отношениях, астрономам остается только открыть, что звезды разделяются по полам, и мы бросимся в книжные лавки в погоне за скандальными историями из жизни звезд. Это придаст им популярности. А стоит чему-то приобрести популярность – что дальше?
Что пришло – или подходит – время новых революций изнутри…
Или что, раз уж они не в состоянии поддерживать нынешние претензии на прогресс, астрономам следует вернуться из своих неподвижных экскурсов. Прошлое поколение их рассказывало о немыслимых расстояниях до звезд. Затем они заявили, что увеличили иные из этих расстояний в тысячи раз: однако, если немыслимое увеличивается тысячекратно, оно все равно остается немыслимым, как встарь. Если на немыслимом мышление прекращается, но если мысль должна куда-то двигаться, астрономам, которые не могут продолжить движение вширь, придется подумать о сокращении. Если время пришло, на обсерваториях ожидается крах, когда астрономы станут в панике распродавать немыслимости.
2 сентября 1930 года началась конференция Американского астрономического общества в Чикаго. Доклад, сделанный доктором П. ван де Кампом, был сигналом к началу паники. Он сказал: «Некоторые звезды могут оказаться на световые годы ближе, чем полагают их астрономы».
Это – с некоторой натяжкой – то самое, что говорю я.
Говорит астроном Леверье – в те времена, когда астрономическая система еще растет и приносит пользу в борьбе со старой и загнившей догмой и нуждается в опоре и престиже, – он говорит: «Взгляните на небо, и в точке, вычисленной мною, вы найдете планету, возмущающую движение Нептуна».
Смотрите-ка! – как говорят иные астрономы в своих книгах. В той точке неба, которую можно назвать – тому, кто не станет проверять заявление на прочность, – почти совпадающей с точкой, вычисленной Леверье, обнаруживается планета Нептун, которой – на уровне понимания публики – можно приписать возмущения орбиты Урана.
И полезная известность астрономов идет в рост. Поддерживаемые этим триумфом, они функционируют. Но если они – лишь плод похожего на сон развития нашего мира, тогда и они тоже должны уйти в свой черед, и их может проводить град камней или град насмешек. Обдумывая все их деяния, я полагаю, что веселье более подобает их кончине.
Далее:
«Взгляните на небо, – говорит нам астроном Лоуэлл, – и в точке, рассчитанной мною, вы найдете планету, которая объясняет отклонения Нептуна».
Но уже настал 1930 год.
Тем не менее нам опять рассказывают, что планета найдена почти точно в расчетной точке. Астрономы ликуют.
Но время идет.
Проклятая штуковина берет и доказывает, что не более способна вызвать отклонения Нептуна, чем я, во всяком случае в настоящее время, способен вызвать отклонения в расписании заседаний Национальной Академии наук, просто проходя мимо нее.
Их следует убить, или мы забросаем их убийственными насмешками. В пользу убийства всегда находятся доводы, но в случае с астрономами убить их – значит потерять славный повод посмеяться. Ортодоксальные астрономы говорили, что Леверье не пользовался математическим методом, который позволил бы вычислить расположение Нептуна. См. «Эволюцию миров» Лоуэлла. Кстати о поводах посмеяться: я напоминаю, что одним из тех недоверчивых астрономов был Лоуэлл.
Как-то раз в плохом настроении я пришел в нью-йоркскую публичную библиотеку с намерением почитать что-нибудь легкое и светлое. Мне подвернулись «Рассуждения о планете за Нептуном» Лоуэлла. Я повеселился куда больше, чем рассчитывал.
Так где это находилась точка, вычисленная Лоуэллом, и совсем рядом с которой нашли его планету? Шум и ликование – особые статьи – во всех газетах мира – «почти точно»!
Лоуэлл: «Точное определение ее места не представляется возможным. Можно предсказать только общее направление».
Повод посмеяться – что доставит не меньше радости, чем убийство, – торжественное заявление астрономов, пришедшееся на День дураков – 1 апреля 1930 года, – что они обнаружили планету Лоуэлла почти точно в том месте, определить которое не представляется возможным.
Их болтовня о великой точности Лоуэлла в указании общего направления…
И вот главное: штука, демонстрирующая, что при всей неопределенности, все равно…
265 лет вместо 3000 лет.
И вместо того, чтобы удаляться, она приближается.
Если они не способны определить, удаляется что-то или приближается, все их торжественные заявления о близости или удаленности тоже заслуживают лишь смеха.
Если Адаме и Леверье математическими способами не определили положения планеты Уран или если то была, как выразился кто-то, кого цитирует Лоуэлл, «счастливая случайность», чем объяснить такое счастье и такое своевременное и сенсационное раздувание славы, если мы подозреваем, что это была не совсем случайность?
Я хочу сказать, что вижу здесь типичный пример к своим представлениям об органическом контроле, который, скрываясь под человеческим тщеславием, заставляет нас считать, что мы все делаем сами, поддерживает человеческие установления, когда они своевременны и функциональны, а затем подвергает своих фаворитов разгрому и фиаско, когда они исчерпывают свою полезность.
Если бы Леверье действительно имел силу указать на невидимую планету это было бы окончательной победой знания, поддерживающей несокрушимый никакими средствами престиж. Предположим, церковь возводилась бы на фундаменте, сложенном не из лжи и фальшивок и сдерживаемого смеха. Пусть церковник стоит на чем-то, кроме напыщенных речей и лицедейства, и мой смех не будет угрожать его деспотии.
Скажем, что независимо от теории органического контроля, мы принимаем теорию развития и роста, или Эволюции…
Тогда мы согласимся, что самые торжественные феномены нашего существования – лишь зыбкая плоть; вековые утесы – лишь слежавшаяся грязь; и сердце всякой святыни – ложь…
Потому что иначе не было бы Роста, или Развития, или Эволюции.
21Колесо обстоятельств, взбивающее облако пыли подробностей – быстрое и грязное движение, запыленное мелочами…
Пересуды мужчин и женщин, и вопли малышни – когда же будет готов ужин? – и молодые парочки в ночном исподнем – и куда, черт побери, девалась смазка для колес? – и нет ли у кого спичек?
Это караван фургонов нащупывает путь через прерии.
Глоток воды – табак на одну жвачку, – и где бы одолжить чашку муки – и все же, хотя на первом плане эти заботы, за ними стоит что-то…
Надежда на золото Калифорнии.
Караван фургонов нащупывает путь через прерии. Он прокладывает колею, которую углубят следующие фургоны – и скоро накатают так, что их след виден и до сего дня.
Но за видениями золота, за мечтами о тяжести самородков – что-то еще…
Золото приходит и уходит. Доминирующее побуждение преобразовывается в другое. Теперь осторожно нащупывает путь социальное движение. Его материал – люди, которые в ином случае могли оставаться неподвижными, но двинулись на Запад.
Первые, слабые структуры живого зародыша состоят из хрящевой ткани. Затем они замещаются костями. Колея через прерии превращается в стальные рельсы.
Или что в незапамятные времена золото с особой целью, ради стимуляции будущего развития, рассыпали по Калифорнии – и что его залежи строго отмерялись, так чтобы их оказалось достаточно для стимуляции развития, но не настолько много, чтобы уничтожить уже наладившуюся финансовую систему…
Что в других частях этой Земли в давние-давние времена с особой целью были зарыты маленькие желтые комочки, которое должны были – когда наступит время – дать новый толчок к социальному росту
Но слово «цель», как и «провидение» – уже заняты. Они из языка богословов, и им придают смысл, предполагающий некое высшее существо, управляющее бытием и стоящее над ним, но не являющееся частью его и от него не зависящее. Я бы предпочел по-прежнему пользоваться этими словами, отрицая их принадлежность к какому-либо определенному культу, чем штамповать новые. Я не вижу необходимости предполагать существование внешнего проектировщика и контролера, чтобы мыслить план, и контроль, и цель, и подготовку к использованию в будущем, если я могу мыслить не Природу вообще, но конкретную Природу некоего органического целого. Каждое существо, даже зависящее от своего окружения, есть Бог для своих частей.
Цивилизации, прежде чем начать движение вширь, к югу, разрастались в северных частях этой Земли. История, подобно Южной Америке и Африке, сужается в южном направлении. В Австралии, Аргентине, в Южной Африке нет руин храмов, пирамид и обелисков. Полуострова и мысы преимущественно вытянуты к югу. И, словно нарочно или согласно преобладанию земель и народов на севере, солнце на севере ежегодно светит примерно на неделю дольше, чем на юге. Холод в менее влажном Антарктическом регионе менее интенсивен, чем в Арктике, и там в летнее время не появляется растительность: цветы и травы – как в Арктической области. Жизнь на юге скудна. Мускусные быки, медведи, волки, лисы, лемминги на Дальнем Севере – но в Антарктике только водоплавающие млекопитающие. В Арктике поля летом покрываются арктическими маками – но лето в Антарктике серо, как сухие лишайники. Если эта Земля, как считают некоторые геодезисты, имеет форму волчка, то он раскрашен яркими цветами сверху и гол снизу.
В южных районах нет залежей угля, сравнимых с залежами на севере. Самые изобильные месторождения нефти расположены к северу от экватора. Все это выглядит так, будто организм во времена землеобразования готовил на севере место для роста цивилизации. Народы Земли тысячелетиями не замечали месторождений угля и нефти, от которых будет зависеть их позднейшее развитие.
Но мышление большинства людей в этом вопросе настолько ограничено устоявшимися рамками, что если, например, я предполагаю, что золото рассыпано в Калифорнии для использования в будущем, им представляется либо гигантский человек, как сеятель, разбрасывающий самородки, или отрицание того, что существуют – кроме как в человеческом мышлении – цель или контроль, или план, или провидение…
Но, создание легких в зародыше, который не способен дышать – но будет дышать. Сотворение легких – подготовка к будущему использованию. Или отложение мышечных тканей, которые еще не используются, но будут использоваться. Механическое предвидение, или подготовка к будущему использованию, управляет всем эмбрионом. В каждом лоне скрывается предсказатель будущего.
Однако размышления над существованием цели, или плана, управления и направляющей силы «Природы» свойственны не только богословию. Существуют философские доктрины, именуемые «ортогенез» и «энтелехия». Мы снова оказываемся в положении, которое уже отмечали. Если существует ортогенез, или направление изнутри, – то изнутри чего? До сих пор эта доктрина не устанавливала границ, в которых она мыслится. Все, что требуется для возможности мыслить, а не упираться в тупик – это отказаться от попыток вообразить Природу с большой буквы, или Универсум, и помыслить одно существо мыслимых размеров, имеющее форму доступную воображению, и представить органический ортогенез внутри его.
В органическом смысле в Арктическом регионе нет потребности в воде. Хотя холод там не столь жесток, как принято считать, все же климат препятствует колонизации этого района. Мне не приходилось слышать о ливневых дождях в Арктике. Грозы там очень редки. Некоторые арктические исследователи ни разу не наблюдали в Арктике грозы. И в то же время летом в Арктике случаются знойные, почти тропические дни. Снегопады, которые, как принято считать, в Арктике часты и обильны, на самом деле «очень слабы» на Дальнем Севере (Стефанссон). Похоже, что организм экономно пренебрегает частями, которые не может использовать. Где не нужны приносящие облегчение грозы, там грозы – лишь редкая случайность, хотя условия в летнее время там, где они нужны и где не нужны, почти одинаковы. См. описание Гренландии у Хелприна – летом стоит такая тропическая жара, что смола вытекает из просмоленных бортов корабля.
Смена так называемых времен года – благодетельна. Они установились как будто случайно, или были разработаны автоматическим планированием, или всепроницающим разумом, или силой равновесия, если это слово предпочтительнее «разума».
Похоже на то, что задачи решаются более комплексно. Принято считать, что только мозг решает задачи или хотя бы приближается к решению: но каждое живое существо, снабженное оружием или инструментом, возможно, не с помощью мозга, но того разума, который пронизывает все сущее, решило задачу. Похоже на то, что задачи решались комплексно, говорю я, хотя в действительном, или окончательном, смысле ни одна задача не может быть разрешена. Посредством переменного склонения солнца удалось установить смену периодов плодоношения и отдыха на севере и на юге, но при этом в тропической зоне сезонный ритм менялся мало. Похоже на то, что здесь вполне разумно введена была смена сухих и дождливых сезонов. Я нигде не читал удовлетворительного объяснения их смены в рамках существующей метеорологической теории.
Апрельские дожди свидетельствуют, или могли бы свидетельствовать, если бы мы могли выработать рациональное понимание того, что такое свидетельство, о наличии плана или автоматического разумного предвидения и управления. Нечто контролирует движение планет – по всем признакам, в которых мы видим признаки управления. Допуская это, я допускаю лишь преувеличение. Дожди, легкие и частые, наиболее благоприятствующие росту молодых побегов, выпадают в апреле. Общепринятая биология слишком однобока. Она рассматривает приспособление растений к дождям. Мы же вредим и приспособление дождей к растениям. Но для допущения такого взаимодействия необходимо либо богословское, либо органическое мировоззрение. Если кому-то приятнее представлять доброе и любящее божество, посылающее апрельские дожди, ему придется рассмотреть – вернее, ему бросятся в глаза – и сообщения о других дождях, с любовью и добротой приносящих смерть, разрушение и горе.
Какие-то неизвестные условия создали наиболее благоприятный климат в Великобритании, словно этот центр колонизации был с автоматической целенаправленностью подготовлен и защищен от суровых условий тех же широт на западе. В былые времена одной из самых определенных концепций мудрецов был Гольфстрим. Они описывали его «абсолютную отграниченность» от окружающих вод. Они так же верили в Гольфстрим, как теперь верят в звезды в триллионах миль от них. Позднее о неопределимости влияния Гольфстрима на климат районов, расположенных дальше от его источника, чем мыс Гаттерас, было написано так много, что я не стану вдаваться в этот предмет. Нечто окружает Великобританию особым теплом, и немыслимо, чтобы это оказался Гольфстрим. Возможно, это органическое окультуривание. Она может прекратиться, когда полезность функционирования Великобритании будет исчерпана. Я не слишком увлекаюсь пророчествами, но воспользуюсь случаем – вот: если Англия потеряет Индию, в Англии можно ожидать суровых зим.
Нам представляется, что нации сотрудничают или противодействуют функционально, то есть направляемые убийственным надзором целого организма. Или, еще раз прошу прощения, я назову такие организованные бойни «суперметаболизмом». Вопрос о человеческой истории и о влиянии ее частей на целое настолько огромен, что я приберегу его рассмотрение до другого раза.
С точки зрения монизма – хотя в другом месте я прибегну и к плюралистической точке зрения – допустимо считать человеческую личность не более независимой, чем клетки любого живого организма. Теория подчиненности теперь настолько распространилась, что высказывается пишущими в разных областях мысли. Но им недостает концепции целого, они пытаются мыслить как целое социальный организм, хотя очевидно, что любой социальный квазиорганизм связан с другими социальными квазиорганизмами и в огромной степени, вернее, жизненно зависим от окружающей среды. Другие мыслители, или более чем сомнительные мыслители, уверяют, что они мыслят как целое непостижимый мыслью Абсолют.
Мне думается, что в состав автоматического плана входила изоляция на протяжении целых эпох австралийской части ядра существования этой Земли. Если это трудно допустить, то так же трудно ответить на вопрос, почему Австралия в ее плодородной части не была колонизирована азиатами. Она пребывала в относительной изоляции, но это была не географическая изоляция: от австралийского мыса Йорк до Новой Гвинеи всего 100 миль. Ее изоляция настолько приближалась к идеальной, что там преобладал и множился один тип фауны. Сумчатые Австралии преодолели этот разрыв. Вопрос: коль скоро он не обеспечивает повиновения запрету, отчего он не был преодолен в обратном направлении? Разумеется, у нас нет абсолютного мнения, но вопрос, когда впервые появились в Австралии динго и дикий скот Квинсленда, все еще остается открытым.
В Америке существовали цивилизации, но цивилизации, которые не смогли противостоять появившимся относительно поздно европейцам. Задолго до них в Центральной Америке были другие цивилизации, но они исчезли или были устранены. Археологи видят в их угасании тайну, как палеонтологи – в вымирании динозавров, или как клетки поздней стадии развития могут считать таинственным запланированное, своевременное и целенаправленное исчезновение хрящевых клеток в эмбрионе.
Предлагаю мысль, что Австралия и Америка хранились, как запасные, относительно свободные площадки, на которых человечество могло бы стряхнуть с себя множество общепринятых и устоявшихся колодок и начать что-то заново.
В пчелином улье появляются трутни. Их сохраняют. Сперва они не вносят вклада в благосостояние улья, но провидение тем не менее заботится о них ради пользы, которую они принесут в будущем. Это автоматические предвидение и целенаправленность, согласующиеся с автоматическим планированием улья, рассматриваемого как целостный организм. Бог пчел – их улей. Нет необходимости домысливать контроль извне или существо, главенствующее над пчелами и управляющее их делами.
Запасы – распространенное явление не только у пчел и людей. Некоторые деревья образуют почки, которым не позволено распускаться. Они называются «спящими» и находятся в резерве на случай, если распустившиеся листья дерева погибнут. В той или иной форме сохранение резерва свойственно каждому организму.
Изоляция внутри мира, как нам мыслится – например изоляция Америки от Европы, – поддерживается не столько непреодолимыми расстояниями, сколько верой в огромные непреодолимые расстояния. Я чувствую, что не один я считаю, что неорганические науки, по инерции поддерживающие изоляцию этой Земли, теряют власть над умами. Повсюду видны признаки неудовлетворенности и презрения.
Возможно, на звездных землях есть цивилизации, или, может быть в изгибах звездной скорлупы хранятся пригодные для жизни земли, составляющие резерв для колонизации с этой Земли. Хотя войны встречают значительное противодействие, они, как можно видеть по любому кинофильму, все еще популярны: зато другие виды ущерба человеческому роду сходят на нет, а контроль над рождаемостью, вероятно, еще долго не сможет контролировать рождаемость лучше, чем теперь. О заразных болезнях, уносивших миллионы жизней, теперь слышишь гораздо реже. Возможно, мир-организм, уменьшая гибель своих частей, подготавливает давление популяции этой Земли, которое найдет выход в прорыве колонизации иных мест. Это как если бы Соединенные Штаты отказались принимать избыток населения из Европы, и, согласно тому же плану, Австралия и Канада перестали бы принимать к себе население Азии. Как если бы, в согласии с изменением потребности, развитие авиации открыло новый путь миграции народов…