Текст книги "Крошка Доррит. Книга 2. Богатство"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА XVII
Исчез

До отъезда мистера Доррита оставалось всего два дня. Он одевался, готовясь отправиться на смотр к главному дворецкому (жертвы которого всегда одевались собственно для него), когда один из лакеев отеля подал ему визитную карточку. Мистер Доррит взял ее и прочел: «Миссис Финчинг».

Слуга безмолвно и почтительно ожидал приказаний.

– Человек… э… человек, – сказал мистер Доррит, поворачиваясь к нему с негодующим изумлением, – с какой стати вы принесли мне карточку с этой нелепой фамилией? Я в первый раз слышу ее. Финчинг, сэр, – продолжал он, быть может срывая на лакее свой гнев на главного дворецкого. – Кха… что вы хотите сказать вашей Финчинг?

Повидимому, «человек… э… человек» решительно ничего не хотел сказать своей Финчинг, так как попятился, встретив суровый взгляд мистера Доррита, и произнес:

– Дама, сэр.

– Я не знаю такой дамы, сэр, – возразил мистер Доррит. – Возьмите эту карточку. Я не знаю никаких Финчингов, ни мужского, ни женского пола.

– Прошу прощения, сэр. Дама сказала, что вы, по всей вероятности, не знаете ее фамилии; но она просила меня передать вам, сэр, что была раньше знакома с мисс Доррит. Она сказала, сэр, – с младшей мисс Доррит.

Мистер Доррит нахмурил брови и, помолчав немного, сказал: «Попросите миссис Финчинг войти», – с таким ударением на «Финчинг», как будто ответственность за нее падала на ни в чем неповинного лакея.

Ему пришло в голову, что если он не примет эту даму, то она, пожалуй, оставит какое-нибудь поручение или скажет что-нибудь насчет его прежней жизни. Вот почему он снизошел, и вот почему Флора явилась в сопровождении человека.

– Я не имею удовольствия, – сказал мистер Доррит, стоя с карточкой в руке и с выражением, заставлявшим думать, что он и не особенно гонится за этим удовольствием, – быть знакомым с вами, ни даже с вашей фамилией, сударыня… Дайте стул, сэр!

Злополучный человек поспешил исполнить приказание и затем на цыпочках вышел из комнаты. Флора с застенчивой робостью откинула вуаль и приступила к объяснению цели своего посещения. Вместе с тем по комнате распространился какой-то странный смешанный аромат, точно кто-нибудь по ошибке подлил водки в бутылку с лавандовой водой или лавандовой воды – в бутылку с водкой.

– Тысячу раз прошу извинения у мистера Доррита, хотя, конечно, это не оправдывает вторжения, которое, я знаю, должно показаться смелым со стороны дамы, к тому же явившейся в одиночестве; но всё-таки я решила, что так будет лучше, несмотря на кажущуюся неловкость, хотя тетка мистера Финчинга охотно согласилась бы сопровождать меня и, без сомнения, поразила бы вас своим сильным характером и умом, как человека, испытавшего столько превратностей и, следовательно, знающего свет, потому что сам мистер Финчинг говорил не раз, что, несмотря на хорошее воспитание в окрестностях Блэкхита по восьмидесяти гиней в год, не считая собственного прибора, который не был возвращен родителям, тут, разумеется, дело не в деньгах, а в низости начальства, так он говорил, что больше научился за один год жизни в качестве странствующего приказчика одной фирмы, торговавшей какими-то предметами, о которых никто не хотел и слышать, не то что покупать, задолго до винной торговли, больше научился, чем за шесть лет пребывания в школе, несмотря на то, что директором ее был холостяк, хотя почему холостяк [56]56
  Непереводимая игра слов у Диккенса. Bachelor– по-английски означает одновременно «холостяк» и «баккалавр» (ученая степень).


[Закрыть]должен быть умнее женатого – я решительно не понимаю и никогда не могла понять, но, пожалуйста, извините мою болтовню.

Мистер Доррит точно прирос к ковру в виде статуи изумления.

– Откровенно признаюсь, – продолжала Флора, – что у меня нет ни малейшего права являться к вам, но так как я знала милую Крошку, хотя это название при изменившихся обстоятельствах может показаться фамильярным, но сказано без всякого умысла, и, видит бог, полкроны в день – ничтожная плата за такое чудесное шитье, совершенно напротив, и видеть в этом что-нибудь унизительное смешно, ведь земледелец достоин своей заработной платы, и я только желала бы, чтобы он получал ее чаще и ел побольше мяса и не страдал ревматизмом в спине и в ногах, бедняга.

– Сударыня, – сказал мистер Доррит, собравшись кое-как с духом, когда она остановилась, чтобы, в свою очередь, перевести дух, – сударыня, – сказал он, покраснев, как рак, – если вы намекаете… кха… на какое-нибудь обстоятельство в прежней жизни… хм… моей дочери, связанное… кха… хм… с получением поденной платы, сударыня, то я прошу заметить, что этот… кха… факт оставался мне совершенно неизвестным. Хм… Я бы никогда не допустил его… кха… Никогда, никогда!

– Бесполезно продолжать разговор об этом предмете, – возразила Флора, – и я бы не упомянула о нем, если бы он не заменял мне рекомендательного письма, но это несомненный факт, и вы можете сами удостовериться, взглянув на мое платье, которое доказывает его наглядно и так прекрасно сшито, но, без сомнения, сидело бы лучше на более изящной фигуре, так как моя слишком полна, хотя я решительно не знаю, как отделаться от полноты, но я опять увлеклась, простите.

Мистер Доррит попятился и опустился на стул в почти бесчувственном состоянии, меж тем как Флора, бросив на него успокоительный взгляд, продолжала, играя зонтиком:

– Милая Крошка так страшно побледнела, похолодела и почти лишилась чувств в моем собственном доме, или, по крайней мере, в доме папы, хотя он не собственный, но всё равно нанят по долгосрочному контракту и за ничтожную плату, в то утро, когда Артур, – безумная привычка юности, и, конечно, мистер Кленнэм – гораздо приличнее при существующих обстоятельствах, тем более перед посторонним человеком и еще занимающим такое высокое положение в свете, – сообщил эту радостную весть по поручению некоего мистера Панкса, вот я и расхрабрилась.

Услышав эти имена, мистер Доррит нахмурился, взглянул на нее, снова нахмурился, нерешительно поиграл пальцами около губ, как делал это много лет тому назад, и сказал:

– Сделайте милость, кха… объясните мне цель вашего посещения, сударыня.

– Мистер Доррит, – отвечала Флора, – с вашей стороны очень любезно позволить мне это, и меня нисколько не удивляет такая любезность, потому что я замечаю сходство, конечно вы гораздо важнее и полнее, но всё-таки – сходство, цель моего вторжения ни одной душе не известна, тем более Артуру, – пожалуйста, извините, Дойсу и Кленнэму, то есть, собственно говоря, мистеру Кленнэму, – так как для того, чтобы избавить этого человека, прикованного золотыми цепями к той розовой эпохе, когда всё передо мной плавало в небесном эфире, от малейшей неприятности, я не пожалею и королевского выкупа, то есть, положим, я и понятия не имею, сколько составляет такой выкуп, но во всяком случае отдам всё, что у меня есть, и даже более.

Мистер Доррит, очевидно не придавая особенного значения искренности этого последнего заявления, повторил:

– Объясните цель вашего посещения, сударыня!

– Конечно, – продолжала Флора, – это не совсем вероятно, но всё-таки возможно, и так как это возможно, то, прочитав в газетах, что вы приехали из Италии и возвращаетесь туда же, я и решила попытаться, так как вы можете встретить его или услыхать о нем, а это было бы истинное благодеяние и облегчение для всех.

– Позвольте вас спросить, сударыня, – спросил мистер Доррит, у которого в голове всё перепуталось, – о ком… кха… о ком, – воскликнул он с энергией отчаяния, – говорите вы в настоящую минуту?

– Об иностранце из Италии, который внезапно исчез из Сити, о чем вы, конечно, читали в газетах, как и я, – отвечала Флора, – не говоря об известиях из частного источника по имени Панкс, которые показывают, на какую чудовищную и возмутительную клевету способны иные люди, вероятно судящие о других по себе, и в каком негодовании Артур, – вечно забываюсь, Дойс и Кленнэм.

К счастью, – так как это дало возможность добиться хоть какого-нибудь толку, – мистер Доррит ничего не читал об этом происшествии. Это побудило миссис Финчинг, рассыпаясь в извинениях по поводу трудности найти свой собственный карман в складках платья, вытащить полицейское объявление, извещавшее, что джентльмен, иностранец, по имени Бландуа, недавно приехавший из Венеции, исчез необъяснимым образом вечером такого-то числа, в такой-то части Лондона; что его видели в последний раз, когда он входил в один дом в таком-то часу вечера; что, по словам обитателей этого дома, он оставил его за столько-то минут до полуночи и что с тех пор его не видали больше.

Всё это, равно как и подробное описание наружности джентльмена, скрывшегося так таинственно, мистер Доррит прочел от доски до доски.

– Бландуа! – сказал он. – Венеция! И это описание! Я знаю этого джентльмена. Он был в моем доме. Он близкий приятель одного джентльмена хорошей фамилии (это, впрочем, не важно), которому я хм… протежирую.

– В таком случае я обращусь к вам с покорнейшей и убедительнейшей просьбой, – сказала Флора, – когда будете ехать обратно, пожалуйста, высматривайте этого джентльмена по всем дорогам и по всем закоулкам и расспрашивайте о нем во всех гостиницах и виноградниках, и вулканах, и апельсинных плантациях, и всяких других местах, потому что он должен же где-нибудь находиться, и узнайте, отчего он не приедет и не скажет, где он находится, и не успокоит всех.

– Скажите, пожалуйста, сударыня, – спросил мистер Доррит, взглянув на объявление, – кто такой Кленнэм и К ^о? Здесь упомянуто это имя при описании дома, где видели в последний раз господина Бландуа. Кто это такой? Неужели это тот самый господин, с которым я хм имел когда-то кха… весьма поверхностные и непродолжительные отношения и о котором вы, если не ошибаюсь, упоминали? Это… кха… то самое лицо?

– О нет, это совсем другое лицо, – отвечала Флора, – безногое и на колесиках и самая суровая из женщин, хотя она его мать.

– У Кленнэма и К ^о  есть… хм… мать? – воскликнул мистер Доррит.

– И кроме того, старик…

Мистер Доррит имел такой вид, точно вот-вот сойдет с ума, и, очевидно, не почувствовал облегчения оттого, что миссис Финчинг со свойственной ей живостью принялась описывать галстук мистера Флинтуинча и, не отделяя личности этого джентльмена от личности миссис Кленнэм, назвала его ржавым винтом в гетрах. Этот винегрет из матери, старика, безногой, колесиков, ржавого винта, суровости и гетр до того ошеломляюще подействовал на мистера Доррита, что он представлял собой совершенно жалкое зрелище.

– Но я не задержу вас ни минутки дольше, – сказала миссис Финчинг, заметив его состояние, хотя решительно не подозревая его причин, – если вы дадите мне слово джентльмена, что на обратном пути в Италию и в самой Италии будете высматривать этого мистера Бландуа во всех углах, и если найдете или услышите о нем, то заставите его вернуться и вывести всех из недоумения.

Пока она говорила, мистер Доррит собрался с духом настолько, что мог ответить довольно связно, что сочтет это своим долгом. Обрадованная успехом своего посещения, Флора стала прощаться.

– Миллион благодарностей и карточка с моим адресом, – сказала она, – если понадобится сообщить что-нибудь лично. Я не посылаю моего привета милой Крошке, потому что это может показаться неуместным. Какая же в самом деле милая Крошка после таких превращений, но только передайте ей, что я и тетка мистера Финчинга желаем ей здоровья и вовсе не думаем, что с нашей стороны есть какая-нибудь заслуга, а совершенно напротив, потому что она делала всё, за что бралась, а многие ли из нас поступают так же, не говоря уж о том, что она делала так хорошо, как нельзя лучше, и меня самое можно упрекнуть в том же, потому что, оправившись от удара, причиненного смертью мистера Финчинга, я начала учиться играть на органе, который люблю до безумия, и, стыдно сказать, до сих пор не могу взять верно ни одной ноты. Прощайте!

Когда, проводив гостью до дверей комнаты, мистер Доррит остался один и несколько привел в порядок свои мысли, то убедился, что это посещение пробудило в нем целый рой бессвязных воспоминаний, решительно не гармонировавших с обедом у мистера Мердля. Поэтому он написал и отправил коротенькую записку с извинением по поводу того, что не будет у него, и велел подать обед к себе в номер. Была у него и другая побудительная причина. Ему оставалось уже недолго пробыть в Лондоне; всё его время было распределено между визитами, все приготовления к отъезду закончены, а между тем он полагал, что положение обязывает его навести справки об исчезновении Бландуа и сообщить мистеру Генри Гоуэну результат своих личных розысков. Итак, он решил воспользоваться свободным вечером и съездить к Кленнэму и К ^о, адрес которых был указан в полицейском объявлении.

Пообедав настолько просто, насколько могли допустить отель и проводник, и вздремнув немножко перед камином, чтобы окончательно оправиться от посещения миссис Финчинг, он отправился один в наемном кабриолете. Колокол св. Павла прозвонил десять, когда он проезжал в тени Темпль-бара, утратившего свои украшения из человеческих голов в нашу выродившуюся эпоху.

Когда он приближался к месту своего назначения по глухим переулкам и набережным, эта часть Лондона показалась ему еще безобразнее, чем рисовалась в его воспоминаниях. Много лет прошло с тех пор, как он видел ее в последний раз; он никогда не знал хорошо этой местности, и она показалась ему какой-то зловещей и таинственной. Впечатление было до того тягостно, что, когда кучер после многократных расспросов остановился перед воротами, мистер Доррит долго стоял в нерешительности, придерживаясь рукой за дверцу экипажа и почти напуганный мрачным видом здания.

Действительно, в эту ночь оно выглядело еще мрачнее обыкновенного. На стене по обеим сторонам двери было приклеено по объявлению, и когда лампа, коптившая у подъезда, вспыхивала, по ним пробегали тени, точно тени пальцев, водивших по строчкам. У дома, очевидно, был поставлен караул. Пока мистер Доррит стоял и раздумывал, какой-то человек перешел улицу, а другой вышел откуда-то из темного угла; оба взглянули на него, проходя мимо, и остановились неподалеку.

Так как во дворе находился только один дом, то колебаться было нечего. Мистер Доррит подошел к подъезду и постучал. В двух окнах первого этажа виднелся слабый свет. Удары молотка раздались глухо и гулко, точно дом был пуст, но свет и шаги, послышавшиеся почти в ту же минуту, доказывали противное. Свет и шаги приближались к дверям, загремела цепочка, дверь приотворилась, и на пороге появилась женщина с закинутым на голову передником.

– Кто там? – сказала женщина.

Мистер Доррит, изумленный этим явлением, отвечал, что он приехал из Италии и желает разузнать об исчезнувшем господине, с которым он знаком.

– Ай! – крикнула женщина хриплым голосом. – Иеремия!

На этот крик появился сухой старик, в котором мистер Доррит узнал по гетрам «ржавый винт». Женщина, очевидно, боялась этого старика, так как при его приближении сдернула с головы передник и открыла бледное испуганное лицо.

– Отвори же дверь, дура, – сказал старик, – и впусти джентльмена.

Мистер Доррит, бросив нерешительный взгляд через плечо на своего кучера и кабриолет, вошел в темную прихожую.

– Ну, сэр, – сказал мистер Флинтуинч, – можете спрашивать, о чем угодно, у нас нет секретов, сэр.

Не успел мистер Доррит ответить, как сверху раздался суровый и громкий, хотя, очевидно, женский голос:

– Кто там?

– Кто там? – повторил Иеремия. – Опять за справками. Джентльмен из Италии.

– Приведите его сюда.

Мистер Флинтуинч что-то пробормотал, повидимому не одобряя ее требования, но всё-таки сказал, повернувшись к мистеру Дорриту:

– Миссис Кленнэм. То, что она захочет, она сделает по-своему. Я вас провожу.

Он пошел вперед по закоптелой лестнице, а мистер Доррит последовал за ним, беспокойно оглядываясь на женщину, которая тоже отправилась с ними, попрежнему закинув передник на голову.

Миссис Кленнэм сидела перед раскрытой книгой за маленьким столиком.

– О, – сказала она отрывисто, устремив на посетителя пристальный взгляд, – вы из Италии, сэр, да? Ну и что же?

Мистер Доррит не нашел другого ответа, кроме:

– Кха… Ну и что же?

– Где этот пропавший человек? Вы пришли сообщить нам, где он находится? Надеюсь, да.

– Напротив, я… пришел за справками.

– К несчастью, мы ничего не знаем о нем. Флинтуинч, покажите этому джентльмену объявление. Дайте ему несколько экземпляров с собой. Посветите ему, пусть прочтет.

^{Мистер Доррит пришел за справками.}

Мистер Флинтуинч повиновался, и мистер Доррит снова прочел объявление, как будто не читал его раньше, радуясь случаю собраться с духом и оправиться несколько от смущения, в которое привел его этот дом со своими странными обитателями. Читая, он чувствовал, что глаза миссис Кленнэм и мистера Флинтуинча устремлены на него. Кончив чтение, он убедился, что это чувство не было воображаемым.

– Ну-с, теперь вы знаете столько же, сколько и мы, сэр, – сказала миссис Кленнэм. – Мистер Бландуа – ваш друг?

– Нет… хм… просто знакомый, – отвечал мистер Доррит.

– Может быть, вы явились от него с каким-нибудь поручением?

– Я… кха… Вовсе нет.

Ее пытливый взгляд мало-помалу опустился к полу, скользнув по лицу мистера Флинтуинча. Мистер Доррит, несколько смущенный тем, что ему пришлось оказаться в роли допрашиваемого вместо того, чтобы спрашивать самому, изменил это неожиданное распределение ролей:

– Я… кха… джентльмен с независимым состояниеми в настоящее время проживаю в Италии с моим семейством, моей прислугой, моим… хм… довольно обширным домом. Приехав в Лондон на короткое время… кха… по делам и услышав об этом странном исчезновении, я решился разузнать обстоятельства дела из первых рук, так как… кха… хм… у меня есть знакомый в Италии, английский джентльмен, с которым я, без сомнения, увижусь по возвращении в эту страну и который находился в близких и тесных отношениях с господином Бландуа. Мистер Генри Гоуэн. Вы, может быть, слышали эту фамилию?

– Никогда не слыхала.

Мистер Флинтуинч повторил те же слова вслед за миссис Кленнэм.

– Желая сообщить ему… кха… по возможности точные и обстоятельные сведения об этом господине, – продолжал мистер Доррит, – я попрошу позволения предложить вам… три вопроса.

– Тридцать, если угодно.

– Вы давно знакомы с господином Бландуа?

– Не более года. Мистер Флинтуинч справится в книгах и сообщит вам, когда и от кого он явился к нам из Парижа, если вы можете извлечь что-нибудь из этих сведений. Нам они ничего не говорят.

– Вы часто виделись с ним?

– Нет. Дважды. Один раз раньше и…

– Один раз потом, – подсказал мистер Флинтуинч.

– Могу я спросить, сударыня, – продолжал мистер Доррит, понемногу возвращаясь к своей внушительности и проникаясь сознанием своей важной роли чуть ли не охранителя общественного спокойствия, – могу я спросить, сударыня, в интересах джентльмена, которому я имею честь… кха… оказывать поддержку, или протежировать, или с которым я знаком, скажем просто, с которым я… хм… знаком… господин Бландуа был здесь по делу в день, указанный в этом печатном листке?

– По делу, то есть он называл это делом, – отвечала миссис Кленнэм.

– Вы можете… кха… виноват… сообщить мне, в чем оно заключалось?

– Нет.

Очевидно, этот ответ был барьером, за который не следовало переходить.

– Нам уже предлагали этот вопрос, – продолжала миссис Кленнэм, – и мы ответили: «Нет». Мы не желаем разглашать на весь город наши торговые операции, как бы они ни были ничтожны. Мы сказали: «Нет».

– Я, собственно, хотел спросить, не получил ли он каких-нибудь денег? – сказал мистер Доррит.

– От нас он ничего не получил, сэр, и нам ничего не оставил.

– Я полагаю, – сказал мистер Доррит, переводя взгляд с миссис Кленнэм на мистера Флинтуинча и с мистера Флинтуинча на миссис Кленнэм, – что вы не можете объяснить себе это таинственное исчезновение?

– Почему вы так полагаете? – возразила миссис Кленнэм.

Озадаченный холодным и резким тоном этого ответа, мистер Доррит не мог объяснить, почему он так полагал.

– Я объясняю это, сэр, – продолжала она после неловкого молчания со стороны мистера Доррита, – тем, что он отправился в путешествие или нашел нужным скрыться где-нибудь.

– Вы не знаете… кха… какая причина могла заставить его скрыться?

– Нет.

Это «нет» было сказано таким же тоном, как первое, и являлось новым барьером.

– Вы спросили меня, как я объясняю себе это исчезновение, – продолжала миссис Кленнэм, – себе, а не вам. Я не берусь объяснить его вам, сэр. Я полагаю, что с моей стороны так же неосновательно навязывать вам мои объяснения, как с вашей – требовать их.

Мистер Доррит наклонил голову в знак извинения. Отступив немного и собираясь заявить, что не имеет более вопросов, он не мог не заметить, как угрюмо и неподвижно она сидела, устремив глаза на пол и как будто выжидая чего-то. Точь-в-точь такое же выражение заметил он у мистера Флинтуинча, который стоял около ее кресла, тоже уставившись на пол и почесывая подбородок правой рукой.

В эту минуту миссис Эффри уронила подсвечник и воскликнула:

– Опять, боже мой, опять! Слушай, Иеремия, вот!

Может быть, и был какой-нибудь легкий звук, который она расслышала по своей привычке прислушиваться ко всяким звукам. Впрочем, и мистеру Дорриту послышался как бы шум падающих листьев. Испуг женщины, повидимому, на мгновение сообщился и им, так как все трое прислушались.

Мистер Флинтуинч первый опомнился.

– Эффри, жена, – сказал он, пододвигаясь к ней, стиснув кулаки, дрожавшие от нетерпеливого желания вцепиться в нее, – ты опять за свои штуки. Опять ты бредишь наяву и разыгрываешь старые комедии. Тебе нужно лекарство! Дай только проводить этого джентльмена, и тогда я закачу тебе порцию, ха-арошую порцию!

Повидимому это обещание вовсе не утешило миссис Флинтуинч, но Иеремия, не упоминая больше о своем лекарстве, взял другую свечку со столика миссис Кленнэм и сказал:

– Я вам посвечу, сэр.

Мистер Доррит поблагодарил и отправился вниз. Мистер Флинтуинч выпроводил его и заложил цепочку, не теряя ни минуты. На улице мистер Доррит снова заметил двух человек, которые прошли мимо него навстречу друг другу, уселся в экипаж и уехал.

Отъехав немного, кучер сообщил ему, что, по требованию караульных, сказал им свое имя, номер и адрес, а также где и когда его наняли и по какой дороге он ехал. Это обстоятельство только усилило тягостное впечатление, произведенное на мистера Доррита всем этим приключением, – впечатление, от которого он не мог отделаться, ни сидя перед камином в своем номере, ни позднее, когда улегся спать. Всю ночь он блуждал по мрачному дому, видел его хозяев, застывших в угрюмом ожидании, слышал крик женщины, закрывавшей лицо передником и пугавшейся каких-то звуков, и натыкался на труп исчезнувшего Бландуа, то зарытый в погребе, то замурованный в стене.