Текст книги "Вспышка молнии за горой "

Автор книги: Чарльз Буковски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Человеческая природа

Это длится довольно уже долго.

На ипподроме, в кафе,

Где я покупаю кофе,

Есть молодая одна официантка.

«Как поживаете?» – спрашивает она.

«Выигрываю недурно», – я отвечаю.

«Выиграли вчера?» – спрашивает она.

«Да, – отвечаю, – и позавчера тоже».

Уж не знаю я, в чем тут штука,

Но кажется, мы с ней – несовместимые личности.

И в разговорах наших мелькает подспудно

Враждебная нотка.

«Вы, похоже, единственный здесь,

Кто постоянно выигрывает», -

Она говорит

И глядит на меня сердито.

«Да неужто?» – я отвечаю.

Вот что действительно странно

В этой истории – в дни,

Когда я проигрываю,

Ее почему-то в кафе не бывает.

Может быть, у нее – выходные? А может,

Ее переводят в другой филиал?

Она ставит тоже. Проигрывает.

Проигрывает непрестанно.

И хотя мы с нею – несовместимые личности,

Мне ее жаль.

Я твердо решил: когда мы встретимся снова,

Я ей скажу -

Проиграл.

Сказано – сделано.

Она спросила: «Ну, как дела?»

Отвечаю: «Боже, в толк не возьму,

Как случилось, – но я проигрывал снова и снова,

На какую лошадь ни ставил -

Последняя приходила!»

«Правда?» – она вопросила.

«Правда», – я отвечал.

Сработало.

Она опустила глаза

И выдала мне улыбку, широчайшую из всех,

Какие случалось мне видеть.

Этой улыбкой ее мордаху чуть не разорвало!

Взял я свой кофе, оставил ей

Хорошие чаевые -

И пошел проверить табло тотализатора.

Да, сдохнуть бы мне в пламени и огне катастрофы

На шоссе – она бы, наверно, неделю

Была довольна!

Тут я отхлебнул кофе.

Что за дела?

Она мне набухала черт знает сколько сливок!

Она же знает – я пью только черный!

Видать, от восторга

Совсем забыла…

Вот стерва!

Да, ложь наказуема…

Human Nature

Записки

Слова – словно кровь, слова – как вино, слова

Рвутся из губ погибших наших любимых.

Слова – словно пули, слова – точно пчелы, слова

Для красивых смертей и отвратительных жизней.

Слово сказать – словно надеть рубашку.

Слова – как цветы, слова – словно волки,

Есть слова-пауки и слова -

Голодные псы.

Слова – как мины,

Заложенные на страницах,

Как пальцы, нащупывающие подходы

К немыслимой горной выси.

Слово – как тигр, что клыками

Жертве взрезает горло.

Слово сказать – словно в ботинки влезть.

Словами разносят стены – вернее,

Чем пламенем или землетрясением.

Дни юности были милы, дни зрелости – слаще,

Но ныне -

Прекрасней всего.

Слова меня любят. Слова

Избрали меня когда-то,

Выделили из стада.

Теперь как Ли Во я плачу,

Смеюсь – как Арто,

Ну, а пишу – как Чинаски!

Notations

Демократия

Проблема, конечно, кроется не в самой Демократической

системе,

А в частицах живых, из которых

Демократическая система и состоит.

Взгляните на любого из встреченных вами на улице -

Мужчину ли,

женщину,

Первого, третьего,

Четвертого, сорокамиллионного -

И вы

Немедля поймете,

Почему для большинства из нас

Демократия

Не срабатывает.

Хотел бы я отыскать секрет исцеления

Для шахматных фигурок, что мы зовем Человечеством…

Нас не спасли уже все возможные виды

Лекарств политических -

И все ж мы по-прежнему

Так глупы, что лелеем надежду -

Вот это,очередное,

НОВОЕ средство

Сумеет спасти нас,

Считай, от всего.

Дорогие сограждане!

Проблема не скрыта

В Демократической системе.

Проблема – в вас.

Democracy

Красник

С Красником познакомился я на почте.

Как бывает во всяком месте

Тупого труда и людского страданья,

Знакомство вышло нелепым, глупым

И безобразным – такие люди

Частенько ко мне липнут.

Красник без остановки твердил о своем величье -

Похоже, велик он был абсолютно во всем.

Ум его был блестящ, а дух – благороден,

Он собирался вскоре создать величайший

Роман или пьесу Америки.

Он обожал Бетховена, гомиков ненавидел,

Был (говорил он) крут в драке, но лучше всего,

Великолепней всего – был, конечно же, в сексе.

О, он заводил баб!

Вообще-то, если смотреть на расстоянии, Красник

Был совсем недурен – только я его редко видел

На расстоянии. А если даже и видел -

Он немедля бросался ко мне (заступал он на час позже).

Мы, служащие, сидели на табуретах,

Сортировали письма,

И он начинал:

«Слышь, чувак! Какой мне вчера минетик сделали -

Ну, прям профессионально! Сижу я, значит,

У Шваба, пью кофе, пончики ем,

И тут…»

И таким вот манером беседовал Красник со мною часами.

Когда я возвращался с работы -

Все тело, помню, немело

От боли его трепотни. Я шел еле-еле,

С трудом заводил машину.

Ну, если вкратце, я скоро уволился с почты,

А Красник остался.

Не уверен, конечно, что это был именно Красник,

Но однажды я встретил на скачках кого-то

Похожего на него. Тот стоял, перегнувшись через ограду,

И постоянно дергался. Программка скачек

В руках у него ходуном ходила. Я поскорей отошел -

Такой человек может выиграть, поставив на три к пяти,

А потом свалиться с ограды!

Kraznick

Адский клуб 1942 года

Следующая бутылка – вот все,

Что имело смысл.

К чертям жратву

И к чертям квартирную плату -

Все проблемы

Решала бутылка.

А уж коли вдруг удавалось добыть

Две бутылки, три иль четыре -

Жизнь вообще становилась прекрасна.

Это входило в привычку,

Становилось способом жить.

Где ж нам добыть эту

Следующую бутылку?

Мы становились изобретательны,

Дерзки и хитроумны.

А иногда нам вообще отшибало мозги -

И мы шли работать, аж дня на три-четыре,

Иль на неделю.

Мы заниматься хотели только одним -

Сидеть, трепаться

О книгах и стилях литературных

И разливать по стаканам

Вино.

Вот единственное,

Что имело для нас значенье.

Ну, ясно, вдобавок

Бывали еще приключенья -

Чокнутые подружки и мордобои,

Злющие домовладельцы и копы.

Мы жили на алкоголе,

Безумии

И разговорах.

Когда нормальные люди

Считали минуты,

Мы частенько не знали даже,

Какой нынче день или месяц.

Круг наш был тесен и невелик,

Мы все – очень молоды,

Наш состав постоянно менялся:

Кто-то исчез в никуда,

Кого-то призвали,

Иные погибли на фронте -

Но вместо них приходили

Новобранцы другие.

Это был Адский клуб,

Ну, а я -

Председатель его бессменный.

* * *

Теперь я пью в одиночку

В тихой комнате на втором этаже,

С видом

На гавань Сан-Педро.

Неужто же я -

Последний из уцелевших?

Призраки прошлого в комнату тихо вплывают

И уплывают снова,

И я с трудом узнаю их лица.

Они глядят на меня,

Высовывают языки…

Я им салютую стаканом.

Я достаю сигару,

Подношу ее кончик

К огоньку своей зажигалки,

Затягиваюсь поглубже -

Легкий дым голубой

Поднимается ввысь,

А в гавани раздается

Гудок

Пароходный.

Все это смотрится славно, и я, как всегда,

Удивляюсь -

Да что ж я

Делаю здесь?

Club Hell, 1942

«Венгрия», Девятая симфоническая поэма Ференца Листа

Да, знаю, я написал много стихов -

Но это не из тщеславия, это скорее

Просто что-то, что надо делать,

Покуда жизнь проживаешь,

И если даже средь сотни стихов плохих

Я смог создать

Хотя бы одно хорошее,

Все равно, не считаю, что терял свое время зря.

К тому же мне нравится стук пишущей машинки.

Есть в нем профессиональное что-то -

Даже если

Ничего

Толком не получается!

Писать – это все, на что я способен.

Я весьма высоко ценю произведенья

Великих классических композиторов – так что,

Когда работаю, слушаю их постоянно

(И когда наконец-то выходит хорошее стихотворенье -

Уверен, я очень многим обязан

Именно им).

А сейчас я слушаю композитора, что умеет

Уносить меня прочь из этого мира -

И внезапно становится глубоко наплевать,

Жив я иль мертв, заплатил ли за газ или нет,

Я хотел бы слушать и слушать,

Хотел бы

Приемник прижать к груди, чтоб частью музыки стать.

Со мною такое случается часто – и жаль, я не в силах

Поймать то, что слышу,

И в эти стихи

Вписать.

Увы.

Не могу.

Только одно и могу – сидеть здесь и слушать,

И печатать жалкие, маленькие слова -

В такт

Чужому величью

Бессмертия.

Но вот – закончилась музыка.

Я на руки свои смотрю.

Машинка

Умолкла -

И становится тут на душе

Разом и здорово очень,

И очень скверно.

Hungaria, Simphonia Poem # 9 by Franz Liszt

Разгрузка, товаров

Я закончил

Свою девятичасовую смену -

Кладовщик в магазине,

Зеленый халат,

Я катил свою тележку с товарами

Туда и сюда по переполненным залам,

Терпел тычки продавщиц-невротичек

И покупательниц злобных.

И когда я вернулся домой, в нашу квартиру,

Ее там не было.

Снова.

Я отправился в бар на углу.

Там она и сидела.

Она подняла глаза – и мужики

Так и брызнули в стороны от нее.

«Тихо, Хэнк», – сказал бармен.

Я сел с нею рядом.

«Ну, как оно?» – я спросил.

«Послушай, – сказала она, – я

Здесь совсем недавно».

«Мне пива», – сказал я Бармену.

«Прости», – сказала она.

«За что же? – спросил я. -

Это славное место. Захотела зайти -

Я тебя не виню».

«Да что с тобой? – спросила она. -

Пожалуйста, не сходи с ума».

Я медленно допил свое пиво,

Поставил стакан и вышел.

Вечер был великолепен.

Я оставил ее в точности там же,

Где и нашел когда-то.

И хотя ее платья еще висели в моем шкафу,

И, ясно, она собиралась прийти за ними,

Все было кончено.

Все. Я с этим покончил.

Я отправился в бар другой,

Сел и спросил пива,

Понимая -

То, что когда-то считал я тяжким,

Оказалось вдруг очень легко.

Я получил свое пиво и отхлебнул.

И пиво это на вкус оказалось лучше любого,

Что пил я

За долгие два года, прошедших

Со дня нашей первой встречи.

Unloading the Goods

Тренер лошадей из Саратоги

Это случается, если я просто

Тихонько себе стою и наслаждаюсь жизнью,

Случается снова и снова…

Кто-то подходит и заявляет:

«Привет, а ведь мы знакомы!»

Говорят они

С чувством и удовольствием,

Ну, а я-то в ответ:

«Нет-нет, вы просто

С кем-то меня спутали!»

Но они так настойчивы -

Мне их не провести:

Я сидел на рецепции

В доме отдыха во Флориде,

Я был тренером лошадей

В Саратоге, работал кондуктором

В Филадельфии,

А может, играл в каких-то

Малоизвестных фильмах.

Я улыбаюсь, сам не желая.

Мне это нравится.

Приятно быть самым обычным

Старикашкой,

Представителем расы людской,

Славным таким стариканом, который

Все еще трепыхается…

Но поневоле приходится объяснять -

Нет, вы ошиблись, я совершенно не тот.

И я ухожу,

А они смотрят мне вслед -

Смущенно и подозрительно.

Странно, однако, если

Я просто стою,

Не наслаждаясь жизнью,

Мучусь заботами повседневными,

Переживаю о неприятностях мелких, -

Никто не подходит ко мне, и никто

Не принимает меня за другого.

Толпа – она чувствует тоньше,

Чем можно

Себе представить, -

Приливы,

Отливы,

И жизнь,

И смерть.

Время идет,

И мы меняемся с каждым мигом -

К лучшему или нет.

А люди

(Ну, точно, как вы или я)

Любят время успехов,

Огонь в глазах,

Вспышку молнии

За горой.

Совершенно точно известно -

Человека

В совершенном отчаянии

Никто

Никогда

За другого не примет.

Так что -

Пока ко мне

Подходят

И путают с кем-то,

Живым и здоровым,

Смею надеяться,

Что в неком глубинном смысле

Я тоже

Жив и здоров…

Saratoga Hot Walker

Шестидесятые?

Не очень-то много

Я помню

О шестидесятых.

Я работал на почте,

В ночную смену,

По двенадцать часов…

Но, помню,

Однажды

Мой друг

Привел меня в гости

К приятелю своему.

Дом его

Выглядел странно -

Его раскрасили

В красный И желтый,

Зеленый и ярко-синий.

Яркие пятна

И линии

Разбегались

Во все стороны

И накладывались друг на друга

Очень психоделично.

В доме было

Полно народу.

Люди лежали,

Почти что

Не шевелясь.

Казалось,

Все они спали,

Хотя было рано -

Всего-то Час ночи.

«Это -

Прекрасные люди», -

Сказал

Мой друг.

«Да, – я ответил, -

Многие девушки

Правда

Смотрятся очень даже».

Ощущая себя

Жутко умным,

Я подошел

К самой красивой.

У нее были длинные

Светлые волосы

И практически

Совершенное

Тело.

Она,

Растянувшись,

Лежала

На диване

Рядом с камином.

Я легонько

Ее потряс.

«Эй, детка,

Как ты

Насчет потрахаться?»

«Мира тебе, брат, -

Отвечала она, -

Как-нибудь

Не сегодня».

Мы прошли

Через

Весь дом.

Я у друга

Спросил:

«Как могут

Спать

Эти люди,

Если тут

Так орет

Музыка?»

Он рассмеялся:

«Ну

Ты и квадрат!»

Мы ушли,

Вернулись

К нему.

Мы сидели,

Трепались -

А супруга его

Создавала

На кухне

Керамические Шедевры.

Ночь

Я провел

У них

На диване,

А утром

Ушел восвояси.

Недели

Так три

Спустя

Я снова

Встретился

С другом.

Я проезжал

На машине

Мимо дома,

Где видел тогда

Блондинку,

Лежавшую

На диване.

Теперь

Этот дом

Был покрашен

В серый -

В серый и белый.

Я

Отправился

В гости

К другу.

Супруга его

На кухне

Создавала

Коллажи.

Мы выпили,

Повторили,

Выпили снова,

И я спросил:

«Что случилось

С тем домом,

Что дальше

По улице?»

«Они уж слишком

Бросались в глаза, -

Отвечал он, -

Им

Сели на хвост».

«Этот

Серо-белый окрас, -

Сказал я, -

Далеко

Не такой

Красивый».

«Это точно», -

Он отвечал.

Мы взглянули

Друг другу в глаза.

«Они б

Его

Лучше покрасили

В серый

И голубой», -

Сказал ему

Я.

The Sixties?

Опыт

Она утверждала,

Что объездила целый мир,

Что побывала

Везде где можно,

Говорила, что знает

Кучу известных людей,

А кое с кем из них

Даже спала.

Она

(Утверждала она)

Перепробовала

Все на свете.

Мы поужинали

В японском ресторанчике по соседству -

И я спросил,

Хочет она

Что-нибудь выпить?

Она пробежала глазами

Меню

И сказала – пожалуй,

От сакэ

Она не откажется.

Нам принесли

Напиток.

Она подняла

Свою чашку,

Отхлебнула -

И поставила

Тут же

Назад.

На лице ее было написано отвращенье.

«Что такое?» -

Я вопросил.

Она отвечала:

«Почему

Эта штука -

ГОРЯЧАЯ?!»

Experience

Наконец-то я знаменит

Я выключаю посадочные огни и спускаюсь

На дорогу, где ждет толпа.

Ну, мать его, и фарс – но пройти

Через него придется.

Самолетик катится и останавливается.

Я спускаюсь в толпу -

Вспышки в лицо, камеры включены.

На ходу

Я отвечаю на все вопросы.

Пожалуй, меня ничто не заботит всерьез.

Я сквозь толпу продираюсь.

Они меня заставляют ощущать себя важной персоной.

Господи Боже, им что – больше нечем заняться?

Молодая девица кричит и кричит мое имя.

Посылаю ее жестом.

Где эта шлюха была, когда я

Жил на дешевых сосисках?

Наконец прорываюсь к своему лимузину.

Там сидит уже пара девчонок.

Ну и черт с ними.

Там кто-то сидит еще -

Как зовут его, я забыл.

Он подает мне стакан.

Вот так-то лучше!

Я говорю шоферу:

«Валим отсюда на хер!»

Мы отъезжаем.

Парень, который мне подал стакан, говорит:

«Мы записали вас на участие

В шоу Леттермана, на завтрашний вечер».

Я допиваю стакан.

«Мать вашу, я не поеду!»

«Но ведь это – национальный телеканал!»

«На хер его! Налей мне еще выпить!»

Мы на шоссе выезжаем.

Едем куда-то.

Ко мне? В отель? Понятия не имею.

Одна из телок мне задает

Какой-то глупый вопрос.

Ответить не озабочиваюсь.

Все люди – глупы. Это глупый,

Четырежды глупый мир.

Я одинок.

Второй стакан осушаю залпом.

«Останови тачку! – кричу я шоферу. -

Я сам поведу!»

«Но, сэр, ведь мы – на шоссе!»

«Останови, твою мать, тачку!»

Никто мне не отвечает.

Кто-то – мужик или телки – болтает

Про национальный телеканал.

Шофер косит глазом через плечо.

Тормозит. Вылезает.

Мне открывает дверцу.

Я выхожу из машины.

«Вот ты, – говорю я ему, -

И садись между этими шлюхами!»

Он делает как велели.

Я сажусь за руль, завожу машину

И встраиваюсь в движение.

Долгий и тяжкий был месяц.

У лимузина – огромная мощность.

Круто!

«Эй, кто-нибудь там, налейте еще!» -

Кричу я сидящим сзади.

Долгий был месяц,

Ох, долгий.

Надо ж хоть как-то

Развеяться!

Интересно, а понимает ли кто-то еще,

Каково это -

Быть одному на самом верху?

Fame at Last

Столик на девятерых

«Хичкок, столик на девятерых!» -

Закричал кто-то.

И вот они появились – Боже ты мой,

У кого-то ширинка расстегнута, у кого-то

Рубаха уже навыпуск,

Пиджаки – внакидку на плечи,

Ржут и рыгают – девять парней

Выбрались провести вечерок!

Усевшись, они немедленно принялись

Колотить по столу, требуя выпить.

Пока остальные лупили в стол,

Один

Оскорбил официантку грубо.

Наверно, им показалось смешно, раз они

Прямо ВЗОРВАЛИСЬ СМЕХОМ – таким,

Что двое

Чуть не свалились со стульев.

А потом кое-кто из них встал

И стал хватать стаканы с соседних столиков

И залпом глотать напитки -

К изумлению посетителей прочих.

Потом еще один стал исполнять стриптиз:

Сбрасывать шмотки

Под аплодисменты дружков.

Он быстро разделся до самых трусов -

В красный и синий горошек.

Да уж,

эти ребята и впрямь

ХОРОШО ПРОВОДИЛИ ВРЕМЯ!

Посетители стали

Кричать им:

«УБЛЮДКИ!»

«ЗАТКНИТЕСЬ И СЯДЬТЕ НА МЕСТО!»

«УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА!»

Но они, похоже, не слышали ничего.

Им принесли напитки,

Тогда они принялись

Орать официантке:

«МНЕ – СЕДЛО БАРАШКА

ПОД ЯБЛОЧНЫМ СОУСОМ!»

«МНЕ – ЛОСОСИНУ НА ГРИЛЕ!»

«А МНЕ – ТВОЮ ЗАДНИЦУ НА ТАРЕЛКЕ!»

«А МНЕ…»

Когда внезапно явилась полиция,

Парень в трусах в красный и синий горошек

Встал и сказал:

«В чем дело-то, коп?

Мы просто развлекались.

Что не так, черт возьми?»

«Да, – добавил один из его дружков, -

В чем, черт возьми, дело?

Мы просто развлекались».

Тут вдруг погас свет.

Женщины закричали.

В темноте заскрипели стулья -

Люди стали вставать из-за столиков.

Снаружи взвыли сирены.

Компания из-за столика на девятерых

Через заднюю дверь бросилась на стоянку,

Повскакала в свои машины

И резво рванула к воротам.

Полицейские в толк не могли взять, кто есть кто,

У кого какая машина.

Парень в трусах в красно-синий горошек

Умчался первым -

На желтом кабриолете.

Копам кой-как удалось остановить машины две-три,

Причем все – не те, что надо.

Ресторан – один из лучших на весь город -

Имел колоссальный успех – финансовый и рекламный.

Он был одним из особых мест

В дорогих кварталах,

Где любили ужинать

Знаменитые, талантливые и богатые -

Там порою они

Позволяли себе

Слегка

Оторваться.

Party of Nine

Он ко мне повернулся спиной

Я там работал четырнадцать лет -

Все больше в ночную смену,

По одиннадцать с половиной часов.

И вот однажды на скачках

Ко мне подошел мужик.

«Привет, чувак, – он сказал мне. – Ну, как ты?»

«Привет», – я ответил.

Я не помнил его совершенно.

Нас, служащих, в здании том

Было тысячи три иль четыре.

Он продолжал:

«А я все думал, что сталось с тобой?

На пенсию, что ли, вышел?»

«Да нет, я бросил работу», – я объяснил.

«Работу бросил?

И чем же теперь занимаешься?»

«Я написал несколько книг -

И мне повезло».

Не сказавши мне больше ни слова,

Он повернулся спиной и ушел.

Он подумал – какая фигня!

Ну, может, и так,

Но это по крайней мере -

Не его фигня, а моя.

He Showed me his Back

Шелуха отсеивается

Не знаю уж почему,

Только кажется мне иногда,

Что в людях, подобных Эзре, Селину, Эрни,

Бейбу Руту, Диллинджеру и Ди Маджо,

Джо Луису, Кеннеди и Ла Мотта,

Грациано, Рузвельту и Уилли Пепу,

Просто было чуть больше,

Чем в нас.

А может,

Их отделяют от нас

Лишь мифология да ностальгия?

Наверно,

Есть и сейчас среди нас

Те, что делают дело свое

Ничуть не хуже,

А может, даже и лучше,

Чем герои прошедших времен,

Но

Уж слишком близки они К нам -

Мы мимо них проходим по коридорам,

Глядим, как стоят они в пробках,

Как покупают елочки к

Рождеству

И рулоны туалетной бумаги,

Видим их, ждущих покорно

В очереди на почте.

Один из немногих светлых моментов

В этой жизни -

Талантливые и отважные люди,

Что живут

Среди нас -

Незаметно.

Жизнь -

Это зло и добро,

Серединка на половинку.

The Unfolding

Пьяный с утра

На Кубе она знавала Хемингуэя,

И как-то раз его сфотографировала -

Пьяного в дым с утра.

Он пластом лежал на полу,

Рожа распухла от алкоголя,

Пузо торчало -

Нет,

На мачо

Не походил он никак.

Он услышал, как щелкнул фотоаппарат,

Чуть приподнял

Голову с пола

И сказал: «Дорогуша, ПОЖАЛУЙСТА, никогда

Не публикуй это фото!»

Фотография эта в рамке

Висит теперь у меня на стене,

К двери лицом.

Мне подарила ее

Та дама.

Совсем недавно в Италии

Она издала свою книгу

Под названием «Хемингуэй».

Там – множество фотографий:

Хемингуэй с нею

И с псом ее,

Хемингуэй

В своем кабинете,

Библиотека Хемингуэя, где на стене

Привешена голова дикого буйвола,

Хемингуэй,

Кормящий свою кошку,

Кровать Хемингуэя,

Хемингуэй и Мэри,

Венеция, 31 октября сорок восьмого года.

Хемингуэй, Венеция,

Март пятьдесят четвертого.

Но фотографии Хемингуэя,

Нажравшегося

В стельку

Прямо с утра,

Там нет.

В память о человеке,

Что словом владел в совершенстве.

Та дама сдержала

Данное слово.

Drunk before Noon

Кто «за», кто «против»

«Актеры играли отменно, правда?» -

Спросила она.

«Нет, – отвечал я, – мне не понравилось».

«Вот как?» – спросила она.

Что еще сказать, я не знал.

Ну, снова мы разошлись

Во мнениях об актерской игре.

На сей раз фильм шел по телевизору.

Я поднялся с дивана.

«Впусти, пожалуйста, кошку», – сказала она.

Я кошку впустил

И направился вверх по ступенькам.

Больше я не увижусь с женой, пока мы не ляжем спать.

Я сижу наверху. Зажигаю сигару.

Ничего не могу поделать. Мне нелегко

Хвалить большинство современных

Книг или фильмов.

Моя жена видит корень зла

В детстве моем – несомненно, тяжелом,

И в суровом, лишенном любви

Воспитаньи.

Ну, а я продолжаю надеяться, что,

Невзирая на это,

У меня все же есть способность

Судить непредвзято.

Ну, наверное, все могло быть еще хуже -

Землетрясение там, или дождь дней на шесть,

Или кот попал под машину…

Я откидываюсь, глубоко

Затягиваюсь сигарой и выпускаю мысли свои

Забавным облачком

Сизо-серого дыма -

А моя злобная критическая душа

Подмигивает мирозданию

И сладко зевает.

Thumbs Up, Thumbs Down